Текст книги "Кот олигарха. РОМАН"

4

I cried for madder music and for stronger wine,

But when the feast is finished and the lamps expire,

Then falls thy shadow, Cynara! the night is thine…

– Dowson88
  Я требовал музыки безумней и крепче вина, Но когда пир окончен и гаснут лампы, Тогда опускается твоя тень, Кинара! Вся ночь – твоя… – Доусон (англ.)


[Закрыть]

Eu de dia sou nulo, e de noite sou eu.

– Pessoa99
  Днем я ничто, но ночью я – это я. – Пессоа (порт.)


[Закрыть]

Однажды в среду в начале сентября Лене пришлось пойти в кино. На экраны выходил фильм Изгнанники Плутона, в который «Интербест» зачем-то вложил бессмысленное количество денег; никто точно не знал, сколько именно. Потраченный бюджет был предметом обрывочных и загадочных реплик между Яной и Жанной, которые вызвали у Лены тайное любопытство. Она поискала информации в интернете, где вскоре нашла таблицы кассовых сборов, узнала выражение «бокс-офис» и прочла интервью с прокатчиком фильма.

Незадолго до дня премьеры среди сотрудников устроили лотерею за десять приглашений. Барабан с лотерейными билетами поставили в столовой возле кассы; каждый сотрудник получал билет вместе с чеком. Лена попробовала отказаться, но кассирша просто кинула билет ей на поднос. Когда она подсела за столик к Биллу, он схватил билет и тут же надорвал. Внутри строгая надпись требовала получить приглашение на премьеру в отделе кадров. Ниже было добавлено жирными красными буквами: «Явка обязательна».

Лена смутно подозревала, что если она не явится за приглашением, вряд ли кто-то сможет вычислить, кому именно принадлежал непредъявленный выигрышный билет. Тем не менее, чувство ответственности заставило ее в тот же день зайти в отдел кадров.

– Найденовой везет, как утопленнице, – прокомментировала Уткина, доставая из ящика стола конверт с логотипом «Интербеста».

Полученное приглашение на два лица Лена безуспешно пыталась отдать нескольким знакомым из числа коллег, потом Марине, потом маме. Изгнанниками Плутона никто не интересовался. На следующий день в компании объявили, что каждый сотрудник обязан посетить фильм за свой счет и принести в отдел кадров билет как отчетный финансовый документ. Лена позвонила спросить, нужно ли ей будет покупать билет несмотря на то, что она уже получила бесплатное приглашение.

– Обязательно, – резко отрубила Краликова, которая, возможно, не совсем разобралась в ситуации. Лена объясняла сумбурно.

После дождливой недели на исходе августа в Москву вернулась летняя погода. В день премьеры Лена пришла на работу в одном платье, прикинув, что если к вечеру станет прохладнее, она поймает машину. Сложнее было решить проблему спутника. До последнего дня надеясь избавиться от приглашения, она не задумывалась, кого могла бы взять с собой. Просто не пойти на премьеру она не решалась: вдруг зал окажется совсем пустым, и ее неявка будет замечена – вдруг именно она окажется виноватой в недостаточной массовости мероприятия?

В обеденный перерыв она обратилась с неизбежным вопросом к Биллу. Еще до этого она с напускной легкостью предложила поход в кино Вере, случайно встреченной в коридоре, но та болезненно скривила губы и похлопала Лену по руке, пообещав ради нее по первой просьбе сесть голой жопой на кактус. Лена, смутившись, скомкала остаток разговора.

Скрепя сердце, она позвонила двум университетским подругам, по которым не успела соскучиться. Они, видимо – тоже, поскольку обе отказались к ней присоединиться, сославшись на вполне правдоподобные планы другого рода, но присовокупив пожелания непременно видеться чаще.

В сухом остатке получался Билл. Доставая ложкой фрикадельку из супа, он затряс соломенной головой в ответ на Ленину просьбу и сохранял непреклонность сквозь второе и десерт, объясняя, что народный режиссер Решетинский, автор Изгнанников, ему глубоко неприятен и он из принципа не станет платить деньги, чтобы посмотреть фильм.

– Но тебе как раз не нужно платить деньги, – сказала Лена. – Приглашение совершенно бесплатное.

– Все имеет свою цену, – наставительно отозвался Билл. – Даже если она скрыта в неявных и невещественных поборах.

Лена на минуту задумалась над этим утверждением, которое показалось ей неожиданно глубоким. Одновременно она думала о том, что в столовой «Интербеста» готовят очень вкусное картофельное пюре совершенно без комочков, как у нее самой часто не получалось.

– Что может получить Решетинский от того, что ты бесплатно придешь на его премьеру? – спросила она.

Билл заметил вдали только что вошедшую Лару и призывно замахал рукой, немного привстав над стулом. Одновременно он пустился в машинальное объяснение; было видно, что мысли его уже переключились на что-то иное. Лара была в довольно короткой юбке и, как обычно, привлекла внимание не только их столика.

– Во-первых, время. Он, как вампир, высасывает твое время, которое могло быть использовано на жизнь, любовь, бесценное общение с близкими, на продуктивную деятельность. Ты можешь беспечно не дорожить этими двумя часами, которые потратишь на его фильм, но умножь два часа на количество зрителей пусть даже провального фильма, и ты получишь годы.

– Века, – поправила Лена.

Билл повернулся и внезапно сфокусировал взгляд. Лара уже заметила его и махнула рукой в ответ.

– Века? – удивленно переспросил он.

– Зависит от количества зрителей, – смущенно сказала Лена. – В одном столетии чуть меньше девятисот тысяч часов.

Билл переварил информацию.

– Века, – подтвердил он, искоса наблюдая за продвижением Лары в очереди к кассе. – Тот факт, что Решетинский не может присвоить эти века и распоряжаться ими, не означает, что он их не украл. Но он ворует не только время.

Он замолчал, глядя в пространство.

– А что еще? – с интересом спросила Лена.

– Престиж. Статус. Респект. Деньги.

Каждое слово он подчеркивал и отделял от следующего, легонько ударяя по столу тупым концом вилки.

– Но не у меня же, – слабо возразила Лена.

– У всех своих зрителей, – настаивал Билл. – Каждое непустующее кресло на его сеансе – это голос «за». Даже если зритель выйдет из зала, отплевываясь, он уже проголосовал за Решетинского. За то, чтобы Решетинскому давали деньги снимать еще, и приглашали в телевизор, и писали о нем в журналах, и награждали в Кремле, и уступали место в метро. И ты тащишь меня голосовать за Решетинского. Да никогда в жизни.

Лена смущенно уставилась в тарелку, отложив кусок котлеты, уже поднятый было на вилку. Ей не приходило в голову, что ее поход в кино может иметь такие глубокие и губительные последствия.

– Ты знаешь хоть одного человека, которому нравится Решетинский? – неумолимо продолжал Билл.

– Нет, – признала Лена. Она никогда не зондировала мнение своих знакомых по поводу Решетинского, но симпатия к этому режиссеру казалась маловероятной, поэтому любой другой ответ на вопрос Билла был бы неточным и неправдивым.

– Вот именно, – обвиняющим тоном резюмировал Билл. – А между тем все ходят на его фильмы, оказывая ему уважение, которого не чувствуют. Это и означает, что он их уважение украл.

– Украсть можно котлету, – раздался сверху голос Лары, подошедшей со своим подносом. – Уважение украсть нельзя.

– Билл только что доказал, что можно, – расстроенно сказала Лена.

– Не слушай его, – посоветовала Лара, опускаясь за стол и изящно разглаживая юбку. – Он несет всякую ерунду от скуки, не задумываясь, как это влияет на впечатлительные детские умы.

Лена от неожиданности распахнула глаза. Она признавала за собой некоторую неопытность в практических жизненных делах, но оказалась не готова к такой радикальной оценке ее умственного развития. Впрочем, мнение со стороны – тем более с такой авторитетной стороны – не задело ее, а заставило задуматься.

– Вот тебе, например, нравится Решетинский? – спрашивал в это время Билл у жующей салат Лары.

Лара утвердительно кивнула.

– Нравится, – сказала она. – А при чем здесь Решетинский?

– При том, что он вор, – сказал Билл, мрачно насупившись.

– Ерунда, – решительно отмахнулась Лара. – Зачем ему воровать, у него все есть.

– Для того, чтобы у тебя все было, сначала нужно это украсть, – тоном моралиста высокомерно пояснил Билл.

– Украсть можно только у того, кто готов потерять, – с легкомысленной настойчивостью возразила Лара. Было видно, что ей нравится противоречить Биллу. – Жертва всегда сама находит преступника. Он только отвечает на потребность общества в перераспределении средств.

– Это твоя ницшеанская теория преступления? – наклонив лоб вперед, опасным голосом спросил Билл.

Лара легким движением головы откинула назад волосы, открывая свое холодное прекрасное лицо и всем видом давая понять, что упреком в ницшеанстве ее не испугаешь.

Билл протянул вилку, наколол на нее четвертинку помидора из Лариного салата, поспешно отправил добычу в рот и начал демонстративно жевать.

– Я как раз думала, какой большой салат – так и растолстеть недолго, – равнодушно сообщила Лара. Отодвинув тарелку, она по-школьному сложила руки перед собой и чуть наклонилась к Биллу. – Обществу нужны кумиры, – сказала она. – Не только для поклонения, но и для последующего ниспровержения. Это такой же цикличный процесс, как смена времен года. Кумир не бывает плохим или хорошим. Он только отражение самого общества. Если бы у него не было слабостей, он никогда не был бы избран, потому что общество заранее заботится о будущей расправе. Кумир и толпа связаны взаимными обязательствами. Он являет ей зеркало ее собственных пороков и добродетелей, она до поры до времени обеспечивает его внешними признаками статуса. Он ничего не украл – мы сами его выбираем и сами добровольно отдаем то, что положено кумиру.

– Вот ты и иди на своего кумира, – раздраженно проворчал Билл.

Лена с тревогой посмотрела на Лару. Они никогда не осмелилась бы ее пригласить. Начать с того, что Лара, несмотря на минимальную разницу в их возрасте, казалась Лене намного старше в силу непоколебимой уверенности в себе и величественного равнодушия к окружающей обстановке. Лена собиралась кое-чему у нее поучиться, но побоялась бы делать это на близком расстоянии. Во-вторых, она не могла представить, что Лара снизойдет разделить вечер с ней.

Лара, однако, встретила ее взгляд с безмятежным спокойствием.

– У меня были планы на вечер, но ничего интересного, – сказала она. – Если ты меня приглашаешь, я их отменю.

– Конечно, – торопливо сказала Лена. – Я буду очень рада. Если, конечно, тебе удобно. – Она судорожно сглотнула.

– Значит, договорились, – ровно подтвердила Лара и перевела такой же невозмутимый взгляд на Билла. – Завтра расскажем тебе, о чем был фильм.

– Только этого не хватало! – нервно заявил он, заерзав на стуле. – Если вы собираетесь предаваться нравственному разврату, мой долг – пойти с вами.

– Мы думали, ты против разврата, – почти без ехидства сказала Лара.

– Только нравственного, – поспешно уточнил Билл. – Не могу же я допустить, чтобы фильм Решетинского вам понравился. Я буду комментировать каждый кадр, чтобы вы поняли, как это плохо.

– Но у меня всего два приглашения, – осторожно вмешалась Лена.

Билл возбужденно махнул рукой и скинул со стола вилку, громко зазвеневшую по полу. Проворно нырнув за ней под стол, он глухо спросил оттуда:

– Во сколько начало?

Лена заметила, что из-за нескольких соседних столиков за ними наблюдают.

– В восемь, – немного растерянно сказала она.

Билл довольно долго не появлялся. Лена скосила глаза вниз и увидела его в странной кошачьей позе, завороженно уставившегося на Ларины ноги. В одной руке он держал вилку. Лара невозмутимо пила компот.

Через некоторое время он снова появился на поверхности с каким-то отсутствующим зачарованным видом.

– Найду я себе приглашение, не проблема, – сказал он в пространство. – Встречаемся в семь внизу?

Без двух минут семь Лена стояла в холле первого этажа. Лара, необъяснимым образом успевшая переодеться, появилась из лифта в сверкавшем и переливавшемся мягким золотистым светом платье, по фактуре напоминавшем рыбью чешую. На шее на тонкой золотой цепочке висел крестик, усыпанный мелкими бриллиантами. Заметив, что охранник возле турникета смотрит на Лару с открытым ртом, Лена поспешно закрыла свой. Высыпавшая из лифта вместе с Ларой толпа сотрудников оставила вокруг нее ореол пустоты, словно ее окружало силовое поле, не позволявшее приближаться к ней больше, чем на метр. Проходя мимо охранника, Лара слегка улыбнулась ему одними губами.

Лена опустила глаза на собственное невнятного серого цвета платье на пуговицах. Утром оно казалось ей воплощением спортивной молодежной сексуальности. Сейчас пуговицы делали его до крайности похожим на домашний халат. Но думать в этом направлении было бесперспективно, даже губительно. В конце концов, она не собиралась конкурировать с Ларой ни за какую добычу. Более того, Лена интуитивно чувствовала, что и Лара одевалась в своей сногсшибательной манере вовсе не ради конкуренции. Просто есть такие женщины, которым дано естественно и без всяких специальных усилий с их стороны затмевать все вокруг. Сопротивляться этому так же бессмысленно, как восставать против стихии. Лена подняла взгляд на подошедшую Лару и улыбнулась.

– Кто будет смотреть на экран, когда в зале ты, – неожиданно для самой себя выпалила она.

Лара чуть насмешливо приподняла одну бровь. Лена еще раньше заметила, как она экономит улыбку. Лара умела улыбаться любой деталью лица, даже носом, слегка расширяя ноздри. Она словно ставила себе задачу найти самую подходящую и при этом самую экономную из возможных в каждой ситуации улыбок. Удивительным было то, что все улыбки при этом казались искренними – как если бы почти все вокруг ее забавляло. В ней не было ничего от надменных неодушевленных красавиц с калькулятором во взгляде. В глазах у Лары почти неизменно светился огонек, который и притягивал, и настораживал своей необъяснимостью. Лара плохо поддавалась расшифровке.

Они прошли вращающиеся стеклянные двери и уже с улицы через стекло увидели, как из лифта выбегает Билл и несется за ними. Застряв в турникете, он на ходу стал, жестикулируя, объяснять что-то охраннику. Лена украдкой посмотрела на часы, чтобы убедиться, что они еще не опаздывают. Билл присоединился к ним, демонстративно, почти по-собачьи, отдуваясь.

– Не могли, что ли, немного опоздать, как все приличные девушки, – неловко загундосил он, тараща глаза на Ларино платье. – Кого тебе пришлось раздеть? Русалку? Мы что, едем на бал-маскарад?

– Опять не угодила, – пробормотала Лара с деланным огорчением. – Ты хотел, чтобы я пошла на фильм великого режиссера в джинсовой юбке?

– Она была джинсовая? Я не заметил, – с вызовом сообщил Билл, чуть забегая вперед и заглядывая ей в глаза.

Они направились к Остоженке, где ждал «убер». Лена вдруг почувствовала беспричинный восторг существования. Не было в мире ничего, что она предпочла бы нахождению здесь и сейчас, в этой компании, в этом тесном переулке, заставленном грубо припаркованными машинами. Присутствие Билла сглаживало ее робость перед совершенством Лары, позволяло молчать и впитывать происходящее, почти не участвуя в нем. Эти двое, шедшие чуть впереди по узкой пешеходной кромке, были связаны своими странными придуманными отношениями, которые оставляли Лене роль едва причастного наблюдателя, принятого в игру, но мало замечаемого другими игроками.

Возле приехавшего по вызову серого «вольво» случилась небольшая заминка. Лара грациозно скользнула первой на заднее сиденье, и Лена уже собиралась последовать за ней, традиционно оставляя мужчине место рядом с водителем, но Билл в этот момент повел себя довольно странно. Бросившись Лене наперерез, когда она уже почти опускалась на сиденье, он плечом попытался заблокировать ее движение, заставив ее подпрыгнуть, вскрикнуть от неожиданности и потерять равновесие. Лена частично вывалилась из машины, а Билл частично ввалился в нее, с тяжелым гулким звуком стукнувшись головой о крышу и больно ухватившись за Ленино плечо, чтобы не упасть подбородком на сиденье. Затрещала материя, и рукав тонкого Лениного платья пополз вниз, неумолимо отделяясь от проймы.

Лара наклонилась со своего места и снизу вверх посмотрела Биллу в лицо.

– Вот медведь, – сказала она. – Будешь бросаться на людей – посадят на цепь.

Билл окинул бессмысленным взглядом Ленино голое плечо и повисший рукав. Случившееся, казалось, не отложилось у него в сознании, и он попытался снова упасть на сиденье, но на этот раз уже в правильной позиции.

– С ума сошел, – со своим всегдашним спокойствием констатировала Лара. – Ну-ка, полезай на свое место.

Водитель «вольво» с изумлением наблюдал происходящее в зеркало заднего вида. Стоящая машина между тем начала кому-то мешать: сзади засигналили.

– Извини, – глухо пробормотал Билл, освобождая Лене место рядом с Ларой и обходя открытую дверцу. Лена не могла впоследствии вспомнить, как оказалась на сиденье в едущей машине, но помнила, как Лара наклонилась к ней и стала рассматривать порванный рукав. Аромат Лариных волос и прикосновение пальцев к голому плечу заставили Лену на секунду зажмуриться. Когда она снова открыла глаза, на нее с переднего сиденья смотрел Билл. Лара открыла сумочку и копалась в ней, потом ее пальцы снова делали что-то на Ленином плече. Лена повернула голову и с усилием сфокусировала взгляд. Лара аккуратно подогнула оторванный край рукава и прикрепляла его миниатюрной английской булавкой к пройме. Ее пальцы были сухими и теплыми, но не слишком теплыми. Это были пальцы идеальной температуры для прикосновения к голой коже. Когда она закончила, рукав выглядел нетронутым.

– Пристального осмотра не выдержит, но на один вечер сгодится, – легко сказала Лара.

На фасаде кинотеатра красовался довольно жуткий баннер с рекламой Изгнанников, который изображал космонавта в скафандре, дрейфующего в открытом космосе; под черным забралом скафандра угадывались очертания черепа.

В фойе было уже многолюдно. Хотя Лена предполагала, что организованная на деньги «Интербеста» премьера должна быть пышной, для нее оказалось неожиданностью обилие в толпе лиц, смутно знакомых по телеэкрану и глянцевым журналам. Повсюду щелкали вспышки профессиональных фотографов.

Лена растерянно озиралась, пытаясь найти еще хотя бы одну женскую фигуру в платье спортивного покроя, желательно с оторванным рукавом. Одновременно она думала, почему почти в любой ситуации растерянность была ее первой реакцией. Бывают же люди, которые любую обстановку могут использовать так или иначе себе на пользу. Необязательно в корыстном смысле.

Лара выглядела в этом довольно безвкусном сборище столь же царственно, как и всегда, ничуть не сливаясь с толпой.

Билл, который в машине не отрывал взгляда от девушек на заднем сиденье, теперь вдруг словно забыл об их присутствии и жадно осматривался по сторонам.

– Интересно, будет ли Бестеров, – возбужденно пробормотал он.

Лена не знала, как держать себя среди самодовольного собрания, и тут же несколько лихорадочно поддержала разговор, чтобы создать хотя бы некоторую иллюзию занятости.

– Кто такой Бестеров?

Билл встряхнулся и с изумлением посмотрел на нее.

– Бестеров? – переспросил он, словно ослышался. – Ты спрашиваешь, кто такой Бестеров?

Лена жалобно подняла на него глаза, но тут же вмешалась Лара:

– Да, кстати, – довольно громко сказала она. – Кто такой Бестеров?

Несколько человек, группой беседовавших неподалеку, прервались и как по команде уставились на нее. Билл торопливо задвигался боком, пытаясь загородить от них Лару своим телом.

– Я вроде бы слышала фамилию, – слабо попыталась реабилитироваться Лена.

– Фамилия определенно знакомая, – как ни в чем не бывало подтвердила Лара.

– Кончайте измываться, – зашипел на них Билл. – Мы все на него работаем. Не знаете, кто владелец «Интербеста»? Выпишите газету. Седьмой самый богатый человек в мире!

– Седьмо-о-ой… – разочарованно протянула Лара и, повернувшись к нему спиной, стала пробираться в сторону бара, одаривая сдержанными улыбками расступавшихся перед ней мужчин. Билл поспешил вслед, и Лена, чувствуя себя лишней, хвостом побежала за Биллом.

Благодаря способности Лары расчищать окружающее пространство, им удалось быстро получить два стакана апельсинового сока и бутылку колы. Не успели они найти кстати освободившийся столик, как толпа вдруг неожиданно схлынула, и некоторые из сидевших, повертев головами, тоже подчинились загадочной силе и были увлечены прочь. Что-то происходило у входа. Публика некоторое время побурлила, а затем выстроилась в два нестройных ряда у рамок металлодетекторов. Билл пробормотал невнятное объяснение и сорвался с места. Лена недоуменно повернула голову ему вслед и поймала ироничный взгляд Лары.

– Появление героя, – предположила Лара, изгибая бровь.

В кинотеатр входила группа людей, по какой-то причине оказавшаяся в центре внимания. Даже издалека было понятно, кто их возглавляет. Это был высокий мужчина лет сорока, как показалось Лене, с красивым твердым профилем, державшийся среди множества обращенных на него глаз непринужденно и строго. Окружающие соблюдали вокруг него уважительную дистанцию. Лена бросила быстрый взгляд на Лару, которая смотрелась в толпе очень похоже. Но прежде, чем она успела задуматься об этом сравнении между силой красоты и силой денег, по ее спине почему-то пробежал легкий озноб.

– Б-бестеров? – почти невольно спросила она.

Уголки Лариных губ чуть приподнялись, но сама Лара, казалось, не испытывала к вошедшим никакого интереса. Она почти демонстративно отвернулась и поднесла к губам стакан сока. На секунду в ее глазах мелькнуло что-то далекое.

Когда Билл вернулся, выяснился досадный факт: фильм крутили одновременно в трех залах, и его приглашение оказалось в самый маленький из них. На входе в зал номер один его остановил контролер. Билл разволновался и покраснел, и тут же попытался всучить свое приглашение Лене. Лена чуть было машинально с ним не поменялась, но ее руку остановила Лара.

– Тебе лучше смотреть одному, – ласково, но твердо сказала она Биллу. – Чтобы ничего не пропустить. Потом расскажешь, какой был плохой фильм.

Напиравшая сзади публика увлекла их в зал.

– Мы ведь встретимся после сеанса? – донесся до них отчаянный вопль Билла, но ответить уже не было возможности.

Три самых привлекательных ряда в центре зала были отсечены от прибывавшей толпы белыми лентами и развешанными тут и там на спинках кресел листками бумаги с надписью «VIP-зона». Чтобы не испытывать добрую волю разгоряченных зрителей, в каждой возможной точке доступа к этим желанным местам стоял крепкий охранник в черном костюме и с мягко шуршащей петлицей в ухе. Возле одного из охранников уже суетился популярный певец в ярком парике и орал:

– Я вижу, что тут написано «вип-зона». А ты меня видишь, жидовская морда? Где на мне написано, что я не вип? Я чем-то не похож на випа? Не похож, я тебя спрашиваю?

К певцу с тоскливым выражением на лице подбежала девушка-менеджер, безнадежно стрелявшая глазами по залу в поисках более авторитетного руководства, способного разрулить деликатную ситуацию. Отрицать, что певец похож на випа, было невозможно. Вокруг сверкали вспышки фотокамер. Некоторые снимали на мобильные телефоны.

Лара грациозно скользнула мимо этого локального конфликта и свернула в еще полупустой четырнадцатый ряд, за которым как раз и начиналась VIP-зона. Ее рука крепко сжимала Ленину, и Лена мысленно поклялась Ларе в вечной верности. Несколько мужчин с готовностью подскочили с мест, пропуская их и вглядываясь в лицо Лары так, словно тоже были готовы ей в чем-то поклясться прямо здесь.

Зал быстро заполнялся. Возмущенного певца со спутницей пропустили в вип-зону, и они шумно устраивались на своих местах, вертелись и утаптывались, как две большие собаки, недовольно ворча и время от времени бросая в пространство нечленораздельные гневные возгласы. Фотографы переключили внимание на более благодушных знаменитостей. Молодой парень с фотоаппаратом протискивался латерально через зал по проходу между двумя секциями, зорким взглядом выискивая среди зрителей продаваемые лица. Оказавшись в центре напротив девушек, он на мгновение впился глазами в Лару, затем вскинул камеру с непропорционально длинным объективом и пулеметной очередью сделал несколько снимков. Лена непроизвольно зажмурила глаза и, повинуясь безотчетному импульсу, осталась сидеть с зажмуренными. Воспринимать зал на слух было легче. Мягкий, баюкающий женский голос из усилителей напоминал, что сеанс начинается и что зрителям следует занять свои места. Гул разговоров и шуршание одежды рассаживающихся становились объемнее, накатывали мягкими волнами, и Лена почувствовала, что засыпает. Возможно, провести вечер во сне было бы безболезненнее, подумала она. Близость Лары одновременно радовала и пугала. На ее фоне так легко было допустить неловкость, показаться дурой. К примеру, заснуть с открытым ртом… Лена испуганно встряхнулась, и как раз вовремя.

По центральному проходу к сцене шла группа людей, среди которых Лена узнала высокую атлетическую фигуру Бестерова и растиражированное лицо Решетинского, маленького и суетливого рядом с невозмутимым олигархом. Бестеров широко шагал первым, и режиссер бежал почти вприпрыжку, стараясь идти вровень, но то и дело отставая. Его лицо было почему-то пунцовым. Лена до сих пор видела его только по телевизору, на экране которого Решетинский казался солидным, основательным, даже довольно мужественным, несмотря на то что в зрелые годы его физиономия сильно округлилась. В реальности небольшой рост и короткие ноги превращали его образ в самопародию, и контраст с Бестеровым довершал невыгодное впечатление.

Вслед за этими двумя шли еще несколько человек, среди которых Лена с удивлением узнала психоаналитика Троицкого, как обычно благообразного и безупречно выглаженного со всех сторон, похожего своей безупречностью на нечистоплотного адвоката.

– Ой, я его знаю, – от удивления произнесла Лена довольно громко. Сидевший рядом мужчина в очках с перечного цвета шевелюрой удивленно посмотрел на нее.

– Кого? – с любопытством спросила Лара с другой стороны.

– Вон того сухопарого, – прошептала ей Лена и ткнула пальцем в направлении Троицкого, но тут же испугалась своего довольно развязного жеста и засунула руку под себя.

– Экий богомол, – проницательно заметила Лара, но не стала просить дальнейших подробностей – видимо, потому, что группа подошла к сцене, где у микрофона уже радушно распахивал всему залу порожние объятия маслянистого вида безвозрастный механический ведущий с лимитированным набором реплик.

Последовали неизбежные выступления. Бестерова Лена слушала не без интереса. Он говорил первым и короче всех. У него оказался глубокий, неожиданно приятный голос, но стандартная манера политического деятеля говорить банальными рублеными фразами Лену разочаровала.

– Это наш первый опыт в продюсировании фильмов, – сказал он, то ли демократично разделяя опыт с массой соратников, то ли, наоборот, подразумевая царственное «мы». Его манера допускала и то, и другое толкование. – Мы внимательно оценим результат и разберемся, что делать дальше.

Формулировка была, возможно, не самой удачной. Решетинский на этих словах довольно явно занервничал и стал еще краснее, чем раньше. В зале кто-то засмеялся, но почему-то тут же осекся, как если бы получил локтем в ребро.

Закончив речь, Бестеров решительно и бесстрастно сошел со сцены, направившись к выходу. За ним поспешили два охранника. Это создало некоторую заминку, и Лене показалось, что программа вечера, возможно, не предусматривала столь быстрого исчезновения главного ньюсмейкера. Слишком уж очевидно подчеркивалось, что смотреть снятый на его деньги фильм Бестеров не собирается. Дерганный ведущий уже передавал слово Решетинскому, но все глаза были устремлены на выходящего олигарха, и помпезная лесть конферанса оказалась скомканной.

Решетинский благоразумно выждал несколько секунд, пока внимание зала не вернулось к оставшимся на сцене. Тем не менее, спад слушательского интереса был почти осязаем. Трудно было представить, что в этой ситуации могло придать веса второму оратору. Но Решетинский показал себя стреляным воробьем – если, конечно, возможно было сравнить его с такой незначительной птицей.

– Давайте теперь от денег перейдем к искусству, – с отчетливым ядом в голосе произнес он.

Зал напрягся. Прямо тут, на глазах у публики, назревал нешуточный скандал, имевший все шансы перейти в конфликт двух Голиафов (ибо даже при несопоставимости банковских счетов всем известная злопамятность Решетинского и его широкие связи не позволяли отвести ему роль Давида).

Режиссер, впрочем, не стал развивать намеченную дихотомию и, ограничившись этой единственной парфянской стрелой, начал путанно объяснять, почему после длинной череды социальных комедий и эпических моралите решил снять научно-фантастическую драму. Объяснение постепенно приобретало все более эсхатологические черты. Несколько раз с возрастающей угрозой прозвучала фраза «я уже немолод».

– В моем возрасте поневоле приходится задумываться о том, куда ведет нас жизнь, – хорошо поставленным голосом агрессивно возвестил Решетинский. – Мне кажется, персонажи фильма тоже ищут ответа на этот вопрос, который одинаково актуален везде – и в этом зале, и на космических просторах…

Лара издала хриплый звук, неожиданно похожий на хрюканье. Лена удивленно повернулась к ней.

– Хорошо, что Билл не слышит, – слабым голосом пояснила Лара, прикрывая ладонью глаза.

– Я верю, что ответ на этот вопрос существует, – продолжал нагнетать Решетинский, – хотя иногда за ним приходится спуститься в самые отдаленные глубины нашего подсознания. И тут нам очень помог в работе над фильмом известный… нет, я бы сказал великий… да, великий психолог, – Решетинский эффектно выкинул вбок руку, – Евгений Федорович Троицкий, присутствующий сегодня здесь, на этой премьере.

Троицкий элегантно склонил голову, чуть поведя в сторону подбородком – нечто среднее между поклоном и нервным тиком.

– Евгений Федорович считает, – боевито продолжал режиссер, – что по своей природе и механизмам своего воздействия кино стоит очень близко к сновидению, а сновидения, как известно, управляются нашим подсознанием.

Лене показалось, что Троицкий с удивлением смотрит на Решетинского. Возможно, он предполагал самостоятельно рассказать залу о природе и механизмах кинематографа. Зал между тем тревожно загудел.

– Это самая интеллектуальная премьера на моей памяти, – сообщила сбоку Лара, выступая барометром зрительских настроений.

– Кино давай! – крикнули из задних рядов.

– Мой фильм, – повысив голос, настаивал режиссер, – снят по законам сна, и я хочу, чтобы вы отдались ему, как отдаетесь своим ночным видениям.

– Никому я не давала, кроме космонавта, – громко сообщил из зала женский голос.