Текст книги "Гибель державы. История России"

Штурм Зимнего

Зимний дворец расположен на берегу Невы. Это огромное трехэтажное здание в 200 метров длины, 160 ширины и 22 высоты. Перед дворцом – широкая площадь. С разных сторон ее замыкают громады зданий Главного штаба и Адмиралтейства. Среди пустынной площади одиноко высится Александровская колонна. К моменту «штурма» против Зимнего, за зданием Главного штаба, на Морской, на прилегающих к ней улицах и возле Полицейского моста сосредоточились красногвардейцы Выборгского и Петроградского районов. Здесь же находились броневики, зенитная артиллерия и полубатарея полевой артиллерии. Дальше по Невскому, у Казанского собора, в полной боевой готовности стояли орудия на тракторной тяге. Со стороны Александровского сада дворец окружали отряды красной гвардии, моряки прибывшего из Кронштадта учебно-минного отряда, 2-го Балтийского и Гвардейского флотских экипажей, солдаты Кексгольмского полка, броневики. С левой стороны, у Адмиралтейства расположились моряки машинной школы, учебного судна «Океан», отряды солдат Егерского и Волынского полков. На противоположном берегу Невы стягивались рабочие отряды Василеостровского р-на. На Неве стоял с наведенными на дворец пушками крейсер «Аврора» В Петропавловской крепости готовились к обстрелу Зимнего из пушек. Противостояли им – женский батальон и отряд юнкеров. Они были отрезаны от всего мира, не имели связи, продовольствия.

Стало смеркаться. Пушки стали готовиться к обстрелу, но тут поступило сообщение о капитуляции гарнизона Зимнего и временного правительства. Одна из женщин женского батальона покончила с собой, одну – изнасиловали. Вот и все жертвы!

 
Штурм Зимнего в кино,
В картинах, повестях, рассказах,
И в песнях наших заодно,
О жертвах в нем не сказано ни разу.
 
 
Кто охранял огромнейший дворец,
Длиною, шириною в сотни метров?
Где разрушенья, наконец,
В понятиях обычных, смертных?
 
 
Сражался ль женский батальон,
А с ним и юнкеры-мальчишки?
Кто был убит, а не пленен?
И комментариев нет лишних.
 
 
Готовы крепостные пушки
На Зимний залп обрушить свой.
Один заряд для слабодушных,
И тот к тому же холостой.
 

Поиски выхода

Старый, мрачный Гатчинский дворец, в котором жил когда-то Павел Первый преобразился. В нем царила атмосфера прифронтового штаба. Керенский со своими адъютантами разместился в комнатах третьего этажа. С первого этажа на третий сновали курьеры с бумагами, звеня шпорами, перемещались офицеры для поручений. Вновь и вновь летели грозные телеграммы в ставку, в штабы фронтов с требованием ускорить посылку войск к Петрограду. Генералы обещали, успокаивали, а войск не было. Вместо войск с Кавказского фронта пришла телеграмма от главнокомандующего Пржевальского, в ней выражалось негодование по поводу восстания в Петрограде и в торжественных словах выражалась верность Временному правительству.

 
Несутся грозные приказы,
Духонину и всем фронтам,
И в одиночку, и всем разом:
Прибыть, прислать, остаться там.
 
 
Все понимают важность дел,
И сложность ситуации,
Фронт оголить, кто бы посмел…
И все включают рацию:
 
 
Пришлем, дадим, уже идут,
Встречайте их вот там,
А в Гатчине сидят и ждут
И шлют ко всем чертям!
 
 
И Петроград готовый в бой,
Хоть дел невпроворот,
Там не любуются собой,
Готовят пушки, флот.
 
 
И тоже шлют свои депеши,
Приказы в ставку и фронтам,
У них слова одни и те же:
Прибыть, прислать, остаться там!
 

На все просьбы и приказы Керенского отозвалась только Луга, сообщив, что в Гатчину направлен эшелон артиллерии 1-го осадного артиллерийского полка в составе 800 человек. И на сторону Керенского стал генерал Краснов. Поздно ночью 27 октября генерал собрал у себя казачьи комитеты и предложил атаковать Царское село на рассвете, когда противнику трудно определить, какие силы против него наступают. В 2часа ночи на 28 октября полки Краснова. К Царскому Селу подошли на рассвете, но встретили яростное сопротивление красной пехоты численностью около батальона. Наступавшие казачьи сотни были поддержаны артиллерией. Шрапнельные разрывы заставили красных отойти к парку. К солдатам подъехали члены казачьего комитета и предложили сдать оружие. Потом на автомобиле приехал сам Керенский со своими адъютантами. Он обратился с речью к солдатам. Началось разоружение солдат, кто-то сдал, но большинство осталось при оружии и стало окружать казаков. Краснов приказал своим батареям открыть огонь. Осыпаемые осколками шрапнели толпы солдат рассеялись. Путь на Петроград был открыт. Пролетарский Петроград спешно мобилизовал свои силы для отпора войскам Краснова. На позициях в грязи и сырости тысячи людей рыли окопы, укрепляли колючую проволоку. Отмобилизовав все силы, красные нанесли сокрушительное поражение Краснову. Керенский через потайной старинного дворца бежал, оставив на произвол судьбы своих сподвижников. Революционные войска заняли Гатчину и арестовали штаб Третьего корпуса вместе с генералом Красновым.

 
Ночь шли казаки, подустали,
Но вот и Царское Село,
Окопы и штыки из стали,
Не спят, хотя не рассвело.
 
 
План не сработал у Краснова,
Не потому, что был он плох,
В строю придется биться снова,
Не удалось застать врасплох.
 
 
Казачья бурка и шинель-
Поднялись и смешались рядом…
Потом накрыла их шрапнель,
Солдаты разбежались разом.
 
 
И путь открыт на Петроград!
Не удалось опять Краснову,
Отброшен в Гатчину, назад,
Разбит, но будет биться снова.
 

Революция началась, а Временное правительство этого еще не осознало. Убрав со сцены монарха, оно так и не научилось адекватно реагировать на развертывающиеся события. Вместо активных действий 24 октября Депутаты Предпарламента в Мариинском дворце занимались говорильней. В течение 4 часов после речи и отъезда Керенского шли заседания фракций. Депутаты ежеминутно звонили то в Зимний, то Смольный. Эсеры проваливали уже пятую резолюцию. Потом перебрались в Зимний. Только в 18 часов закончились долгие прения и председательствующий – Пешехонов А. В. открыл заседание предпарламента. И это происходило накануне революции, потрясшей весь мир. Депутаты Предпарламента покинули Зимний дворец около 11 часов вечера. После их ухода Керенский доложил Временному правительству о сути его разговора с парламентариями. И опят, уже здесь разгорелся теоретический спор на тему: кто губит революцию. Вдруг сообщили о захвате Петроградского телеграфного агентства, о занятии красногвардейцами Николаевского моста. Керенский бросился в штаб округа и узнал о том, что полки солдат один за другим переходят на сторону большевиков. Красная гвардия, которую серьезно не принимали в расчет, вдруг на глазах выросла в грозную силу. О наступлении не приходилось и думать. 25 октября около 10 часов утра Керенский послал своего офицера в американское посольство с просьбой предоставить ему автомобиль. Секретарь посольства США Уэйтгауз одолжил автомобиль. Красногвардейцы, увидев машину с иностранным флагом, пропустили Керенского.

 
Внезапно была или нет
Для власти революция?
То тот, то тот давал совет,
Писались резолюции.
 
 
Беспечность всюду и развал.
Тревога нарастала.
Подспудно каждый сознавал
Последствия развала.
 
 
А силы таяли, как снег.
У власти нету силы.
Керенский совершил побег
В чужом автомобиле.
 
 
Провалы там, провалы тут.
Военные провалы.
А люди мира, хлеба ждут
Надежд на это мало.
 
 
Идет проклятая война,
Итог ее такой:
Устала от войны страна,
Брожение умов…
 

Не все исполняется, что задумано

Попав в положение арестованного и, находясь в тюрьме – Быховской женской гимназии Корнилов стал налаживать связи с преданными монарху военными руководителями и создавать новые военные силы. И кто знает, чтобы было, не будь, свергнуто временное правительство. Чтобы было, не будь всеобщего разложения.

 
Мятежный генерал посажен под арест,
Гарантия одна – под слово чести.
К нему идут гонцы из разных мест,
Иль сами господа, с охраной вместе.
 
 
Романовский сегодня прибыл, Марков,
Лукомский завтра и Деникин.
Прохладно в здании, не жарко,
В тени деревьев, вишен диких.
 
 
За рюмкой коньяка серьезная беседа:
О судьбах родины несчастной,
Что нужно делать для победы,
Оставив мысль о личном счастье?
 
 
Гимназия, конечно, не тюрьма,
На окнах – ни одной решетки…
И видится с восставшими война
В разрезе планов, выписанных четко.
 
 
Да, Быхов – городок, что надо,
Провинциальный, тихий и зеленый.
И нет Корнилову достаточной преграды,
Здесь, под охраною гуманного закона.
 
 
Он может вызывать свидетелей сюда —
Что значит, демократии устои.
Готовит материалы для суда,
Ничто Корнилова не может беспокоить.
 
 
Меж Быховым и ставкой в Могилеве
Надежная, без перебоев связь,
И лучших не придумаешь условий,
Чтобы мятеж готовить, не боясь.
 
 
Здесь, в Быхове готовится расправа
Для тех, кто заставлял царя отречься:
Петля для левых, штык для правых,
Они окружены, куда им только деться!
 
 
Идут перемещения частей
В Финляндии, под Киевом, в Донбассе,
И офицеры разных рангов и мастей
Проходят подготовку в школьных классах.
 
 
Съезжаются, кто верен был присяге,
Кто с немцами бесстрашно воевал,
Кресты, и золото на саблях и на шпагах,
Кто государя никогда не предавал.
 
 
Белогвардейские мощнейшие колонны,
Оружие, припасы, все в них есть,
В мундирах новеньких и золотых погонах,
Кто сохранили опыт, совесть, честь.
 
 
Но не дойдут до Питера колонны,
Столицу не возьмут в кольцо блокады,
Хоть численность их в четверть миллиона,
Но, помнить бы, идя на Питер, надо:
 
 
Пусть двоевластие в растерзанной стране,
Есть Сольный институт, дворец есть – Зимний,
Не будет люд стоять спокойно в стороне,
Поднялся он по всей России.
 
 
Не даром, говорят, что первым было слово.
«Земля крестьянам, фабрики – рабочим!» —
Тот лозунг станет жизненной основой,
А в кабалу идти опять никто не хочет!
 

Уход Корнилова на Дон

Ставка верховнокомандующего продолжала находиться в Могилеве. Руководил ею генерал Духонин. Он отказался подчиняться Советской власти. Духонин был объявлен находящимся под домашним арестом. Но, он успел до смещения предупредить генерала Корнилова об опасности. Утром 19 ноября в Быхов к женской гимназии, где находились арестованные, прибыл полковник генерального штаба Кусонский и доложил Корнилову:

«Генерал Духонин приказал, что всем заключенным необходимо тотчас покинуть Быхов.

Генерал Корнилов приказал коменданту «тюрьмы» подполковнику Текинского полка Эргардту: «Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступлению к 12 часам ночи. Я иду с полком»

Деникин, Лукомский и другие генералы переоделись в штатское и поездом отправились на юг, на Дон. Корнилов с полком стал пробираться туда же. Полк двигался проселочными дорогами, скрытно. Крестьяне встречавшихся на пути деревень при приближении текинцев бежали. У станции Красный Берег полку пришлось всю ночь отражать нападение врага. 21 ноября полк вступил в Жлобин, дальнейшее продвижение было приостановлено ввиду занятия ставки революционными матросами. Бегство Корнилова было замечено, преследование его было поручено бронепоезду под командой Пролыгина и двум батальонам 266-го Пореченского полка. Корнилов пытался пересечь железную дорогу западнее станции Унеча. Он подошел к станции «Песчаники» и попал под ураганный огонь орудий бронепоезда. Текинцы в огромном количестве падали убитыми и ранеными. Под Корниловым свалилась лошадь. Полк рассыпался. Головной эскадрон круто повернул в сторону и ускакал. Бросив остатки полка, генерал переоделся в штатское и поездом покатил на Дон.

 
Ночь вступила в права, в небе звезды зажглись.
Город спит, словно вымер, усталый.
А в гимназии женской мужики поднялись,
Кто налево бежит, кто – направо.
 
 
На крыльце в черной бурке стоит генерал,
Построение шло, как обычно,
Перед ним караул, что его охранял,
Говорит генерал: «Благодарен вам лично,
 
 
Охраняли меня, берегли пуще глаз,
И исправно, я вами доволен,
Время быстро прошло, оставляю я вас,
Что поделать, приказ… А я воин.
 
 
Не купец, ни банкир. Все, что есть у меня,
Я дарю вам, вот здесь двадцать сотен»
Пачку денег отдал, да вскочил на коня,
И возглавил текинские сотни.
 
 
Сонный Быхов разбужен, сквозь ставни глядит.
Полк текинцев его покидает,
Полчаса еще слышится цокот копыт.
И опять тишина, все смолкает.
 
 
Длинный мост через Днепр, деревянный настил
Весь дрожит, катит масса живая.
Опасаясь погони, Корнилов спешил,
За собою следы заметая.
 
 
Ночь в движенье, рассвет наступал,
Полк в лесу, или роще скрывался.
В продолжение дня объявлялся привал,
Но порядок всегда сохранялся.
 
 
А движенью полка помогала луна,
Пусть и света потоки скупые,
Незнакомая конникам здесь сторона,
Выбирают дороги глухие.
 
 
Полк не кучка людей, его надо кормить,
Хлебом-солью его не встречают.
Будут в памяти долго крестьяне хранить,
Что текинцев не так привечали.
 
 
Путь на Жлобин открыт, и село впереди,
Красным Берегом в мире зовется,
Стороной невозможно его обойти,
Всюду топи, повсюду – болотца.
 
 
Задержаться пришлось, бой неравный принять,
И не видно врага в лунном свете,
И пришлось слезть с коней и в слепую стрелять,
В невидимых врагов до рассвета.
 
 
Рассвело, день вступает в права,
Враг исчез, как туман, растворился.
Но солдатскою кровью залита трава.
Путь опасным теперь становился.
 
 
А Лукомский, Деникин55
  Лукомский, Деникин – генералы, союзники по «мятежу»


[Закрыть] давно на Дону,
Их Каледин66
  Каледин – Донской казачий атаман.


[Закрыть] приветливо встретил.
И придется Корнилову ночь не одну,
Путь, проходы искать до рассвета.
 
 
Стычки частыми стали, и отдыха нет,
Не забыть орудийную встречу,
И Корнилов не шлет им снарядов в ответ,
Нет орудий, стрелять больше нечем.
 
 
Бронепоезд. «Песчаники». Дикий огонь,
Головной эскадрон удирает,
В том бою под Корниловым ранен был конь.
Полк разбит в пух и прах, отступает.
 

Ub, tkm Гибель генерала Духонина

Что мы знаем о генерале Духонине, начальнике генерального штаба военной ставке. Начал войну командиром полка, потом стал генерал-квартирмейстером и, наконец, начальником генерального штаба при правительстве Керенского. Поскольку Керенский, являясь по должности своей главковерхом, не разбирался в военных вопросах, действиями фронтов руководил Духонин. Советская власть должна была бы поставить ему памятник. Это из-за его медлительности и неуверенности военные не подавили Октябрьскую революцию в самом зародыше.

В ночь на 20 ноября 1917 года из ставки бежали все представители иностранных миссий, члены общеармейского комитета и часть чинов штаба, в том числе генерал-квартирмейстер Дитерихс, заведующий оперативной частью полковник Кусонский, начальник связи Сергиевский и почти все офицеры оперативного отдела. Армия осталась без оперативного руководства, чем незамедлительно воспользовалось германское командование, Отсюда такое незапланированное отступление и немецкая оккупация огромных земельных пространств. Самого генерала Духонина арестовали и поместили в поезд главковерха. Оттуда он был матросами, считавшими генерала виновным во всех неудачах, извлечен и растерзан.

 
«Повинную голову меч не сечет»,
Но только когда нет вины,
Но если грехи есть, то это не в счет,
Пусть малы они, не видны.
 
 
Пред сильным бессильный всегда виноват,
Когда даже помыслом чист,
Вина вырастает его во сто крат,
Когда перед ним не молчит.
 

Брестский мир

 
Вожди не ошибаются у нас,
Ошибки наши делают другие.
Вожди прекрасны без прикрас,
И вечно, бесконечно, молодые.
 
 
Безгрешной наша партия была.
Провал в политике – измена.
А как проверить те дела,
Ведь не поднять творцов истории
из тлена.
 

20 ноября 1917 года в Брест-Литовске «по воле народа» было подписано с немцами соглашение о перемирии. 8 января 1918 года В. И. Ленин выступил перед делегатами 3-го съезда Советов по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира. Но при голосовании он не получил большинства. Большинство требовало продолжения революционной войны с Германией. Попытка затянуть по времени переговоры не удалась. Немцы потребовали ультимативно подписания мирного договора, предусматривающего отторжения от России всех оккупированных немцами территорий. Троцкий нарушил директиву и отказался подписывать мирный договор. Германское командование в ответ на это 18 февраля 1918 года начало наступление по всему фронту. Были оккупированы Латвия и Эстония, значительная часть Украины и Белоруссии. Наступление прекратилось тогда, когда под Нарвой, Ревелем и Псковом немцам был дан отпор.

 
На фронтах с Германией затишье,
Нет движений, топчутся на месте,
У России козырей нет лишних,
Собралась просить о мире в Бресте.
 
 
Раз о мире просит, значит – слаба,
Прежде не просила никогда,
Дипломаты из Берлина рады,
С ними говорят не господа.
 
 
Нет уловок, убеждений нет,
Диалог раскованный, открытый.
И Россия помнит много лет.
Были все надежды там убиты.
 
 
Нет, не получился в Бресте спор,
Не хватало аргументов четких.
Русский фронт не выдержал напор,
И потери были несчетны.
 
 
Исправлять так трудно довелось,
Били немцев в Нарве и под Псковом,
С немцем мирный договор не ложь.
Только лишь победа в ней – основа!
* * *
Дать оценку прошлому возможно,
Вряд ли это будет объективным.
Истина в ней станет горькой ложью.
Ложь, напротив, несравненной, дивной!
 
 
Все вопросы мира и войны
Обсуждались в тихих кабинетах,
Чтоб ошибки были не видны,
И преподносились, как успехи!
 

Москва – вновь столица России

В марте месяце было решено перенести все властные структуры из Петрограда в Москву.

 
Большевики – не дураки,
В Москву перенесли столицу,
К Мойве подходы не легки,
И далеки от ней границы.
 
 
И кремль – не Зимний, окон нет,
Высоки, неприступны стены.
Здесь тихо было много лет,
Труднее замышлять измены.
 
 
Да и Москва – река мелка,
К кремлю не подойдет «Аврора»,
И легче собирать войска,
И враг не доберется скоро.
 
 
Первопрестольная опять
Вобрала властные структуры,
Отсюда легче управлять.
Здесь родина – нашей культуры.
 

Назад, в Тулон

В 1918 году французский экспедиционный корпус высадился в Севастополе и Одессе. На рейде у Одессы дымили трубами французские крейсеры и эсминцы. По городским улицам патрулировали французские вояки. В Одессе губком партии большевиков, которым руководил И. Ф. Смирнов (подпольная кличка – Николай Ласточкин) создал «иностранную коллегию» для ведения агитационной работы среди солдат и матросов интервентов. Немало коммунистов, в том числе Смирнов, француженка Жанна Лябурб и другие, погибло от рук палачей-интервентов. Работа агитаторов не пропала даром. Во французском флоте на Черном море вспыхнуло восстание. Пришлось отозвать флот на место своей дислокации – военный французский порт – Тулон.

 
Пале Рояль. Вандомская колонна,
И пляс Пигаль, и Пер ля Шез,
Французы из Парижа и Тулона,
Вы, почему-то оказались здесь!
 
 
Дюк Ришелье и де Рибас
Друзьями вашими не были.
Прибыли к нам вы в неурочный
час,
Что в русском городе забыли?
 
 
В порту, на рейде, чуть вдали
Друг другу часто семафорят
С трехцветным флагом корабли.
Француженка с французом спорят,
 
 
Так убедительна, упряма,
Он неподатлив, словно дуб,
У ней простое имя – Жанна,
Фамилия французская – Лябурб.
 
 
К ним подошел еще один моряк,
Потом другой, их стало – много,
О чем-то шепчутся, о чем-то говорят,
Им Жанна говорит спокойно, строго:
 
 
«Король когда-то свергнут нами
Под ликование народа,
Но, почему решили сами
Душить в зародыше народную
свободу.
 
 
Россия цепи рвет, оковы
Буржуазии, богачей.
А мы – душителей основа,
Роль выполняем палачей!»
 
 
Она становится опасной,
Чтоб рот закрыть, нужны патроны.
Она надеялась напрасно,
Что жандармерия ее не тронет.
 
 
В числе троих ее схватили.
Одессу облетела весть:
Мужчин и женщину казнили —
Французов нынче расстреляли здесь!
 
 
И кровью стяги налились,
Такой нанесен был урон.
И с рейда корабли снялись,
Курс направления – Тулон.
 

Уходили казаки на Дон

На Дон, к атаману Каледину, уходили не только казаки, туда уходили все те, кто пытался предотвратить «гибель России». Там сформировалась Белоказачья армия атамана Краснова. Летом 1918 года она двинулась на Царицын, чтобы, соединившись с заволжскими белогвардейскими силами, единым фронтом двинуться на Москву.

 
Уходили казаки на Дон,
Не поняв за что им нужно биться.
Бились, как всегда, за отчий дом,
Бились за российские границы.
 
 
Голову не прятали в кусты,
Бились храбро за царя и веру,
На груди у казаков кресты,
Да рубцов у каждого без меры.
 
 
Уходили казаки на Дон,
Не было еще такой напасти.
Становился Дон родным гнездом,
Всех врагов советской, новой власти.
 
 
Тихая донская сторона,
Хутора зеленые, станицы,
Рвется на куски по швам страна.
Меж собой родные стали биться.
 
 
Сколько генералов на Дону,
Сколько их в гостях у атамана?
Будут продолжать они войну.
Нанося стране большие раны.
 
 
На Москву готовится поход,
Древнюю российскую столицу.
Превратился во врага народ,
Будут казаки с народом биться.
 
 
Да, и с той, советской стороны,
Тоже бьются со своим народом.
Красный, белый цвет у той войны,
Погибает лучшая порода.
 
 
Хоть и восстановятся потери.
Но в душе неизгладимый след,
И удар по православной вере.
Отзовется болью этих лет.