Текст книги "Синдром гладиатора"

– Я не останусь в Европе, – тихо сказала Паола. – У Кольбиани длинные руки и долгая память. Они решили меня убить, и они сделают это.

– Значит, мы не будем жить в Европе, – я улыбнулся ей со всем энтузиазмом, на который был способен.

– Да, кстати, – Давид порылся в своей пачке газет и, достав одну из них, открыл на второй странице. Откашлявшись, он с выражением прочитал:

– «Синьор Джузеппе Кольбиани, почётный гражданин города Палермо, внёс значительную сумму в Фонд помощи детям-инвалидам. На днях состоится бракосочетание сына синьора Кольбиани с синьориной Радиче, дочерью синьора Альберто Радиче».

– Я знакома с синьором Радиче, – откликнулась Паола. – Его дочери восемнадцать лет, и это полное ничтожество, но её отец – владелец контрольного пакета акций двух крупнейших строительных фирм в Италии. Зачем ему это?

– Ему сделали предложение и подкрепили его вескими аргументами, – устало ответил Давид, сворачивая газету.

– Много лет назад у меня не взяли пятьсот франков на помощь голодающим африканцам, – тихо проговорила Паола, глядя на меня. И, жёстко усмехнувшись, закончила: – Наверное, я просто мало предложила.

Я предупреждающе взглянул на Давида, и тот промолчал, хотя очередная колкость явно вертелась у него на языке.

В этот момент за окном, прямо перед кафе, что-то произошло. Шум, крики, громкий смех. Я невольно обернулся. На тротуаре, буквально перед самым нашим носом, двое молодых людей устроили миниатюрный матч по стритболу, используя в качестве мяча небольшой кожаный рюкзачок. Невысокая, крепенькая девушка с короткими чёрными волосами что-то кричала, явно протестуя против подобного обращения с её имуществом, и металась между ними, пытаясь перехватить у игроков импровизированный мяч. «Везде одно и то же», – лениво подумал я, мгновенно просчитав ситуацию. Примитивное дорожное хулиганство. Два юных балбеса не нашли лучшего способа познакомиться с понравившейся им красоткой. Хотя… да нет, похоже, они уже знакомы. Шутки шутят… ну-ну. Я отвернулся. Мои спутники, которых также отвлекла неожиданно возникшая суета, последовали моему примеру.

– Забавно… – протянул Давид, всё ещё косясь в ту сторону.

– Весьма забавно, – язвительно поддакнула Паола. – Между прочим, синьор Липке, мы сейчас мало чем отличаемся от этого «рюкзачка».

Я тяжело вздохнул и достал из пачки ещё одну сигарету. В своей Бенаресской проповеди Будда объявил Путь, ведущий к избавлению от страданий. Всех восьми составляющих этого Пути я уже, естественно, не помнил, но праведное поведение и праведное стремление там точно присутствовали. Надо, пожалуй, обратиться к первоисточникам. Уж больно я как-то неправильно живу. И воздаётся мне соответственно…

– Синьор? – Обратившийся ко мне официант застыл перед столиком в позе настолько почтительной, что я сразу же заподозрил неладное. Нужно вложить приличную сумму, чтобы вызвать у итальянского служивого подобный пиетет. А поскольку я с ним ещё даже не расплачивался… В руках у синьора был небольшой поднос, на котором стояло красивое ведёрко для шампанского и три высоких фужера.

– Что это значит? – Я с подозрением смотрел на своих спутников, но они не лучше меня разбирались в происходящем. Давид удивлённо взирал на раболепного официанта, а Паола с недоумением – на меня. Не похоже было, что кто-то из них решил тайком заказать бутылочку «Veuve Clicquot», горлышко которой недвусмысленно торчало из белоснежной салфетки.

Ни слова не говоря, официант протянул мне большой, очень красивый конверт. Затем он торжественно налил в бокал немного шампанского и заученным движением преподнёс его Паоле. Пить она, впрочем, не спешила. Такой же бокал появился перед Давидом. Ко мне у официанта явно было какое-то особое отношение. Наполнив последний бокал, остававшийся на подносе, он, заметно волнуясь, одной рукой достал из ведёрка со льдом нечто, весьма напоминающее стеклянную пробирку, и опрокинул её в предназначенноё мне шампанское. Только после этого бокал был торжественно водружён передо мной.

– Синьор, приславший вам эту бутылку, просил передать её именно таким образом, – глуховатым от волнения голосом сообщил наконец этот «фокусник». И я прекрасно понимал причину, заставлявшую его нервничать. Ещё бы! В стоявшем передо мной высоком, идеально чистом бокале, наполненном шипящим и пенящимся шампанским, плавал какой-то противный, длинный, зелёный червяк. «Здравствуй, папа», – обречённо подумал я и привстал из-за стола, внимательно оглядывая зал. Давид и Паола смотрели с изумлением, явно не понимая, что на меня нашло. Ну да, всё так и есть. Осталось только выяснить, где прячется этот… чурка нерусская…

Партия была разыграна классически. Компания «спортсменов», резко переставшая веселиться, наглухо заблокировала выход из ресторана и, не скрывая интереса, во все глаза наблюдала за моей реакцией. Двое молодых парней, до того спокойно сидевших на высоких никелированных «табуретках» возле стойки, также обернулись в нашу сторону и всем своим видом демонстрировали очевидное: «Проход закрыт». Расстёгнутые спортивные сумки, лежавшие у «мальчиков» на коленях, лишний раз это подтверждали. Слишком хорошо я представлял, что можно носить в такой таре. В зале была ещё парочка «напряжённых спин», но их присутствие уже не играло никакой роли. Капкан ставил «профи» высочайшего класса, и вырваться из него без потерь было невозможно. Да и желание совершать очередной подвиг во мне почему-то отсутствовало. Жизнь повернулась в очередной раз, вот и всё… Дьявол, ну где же этот поганец?

И тут я его заметил. Поодаль, метрах в десяти от нашего столика, сидели двое: мужчина в лёгкой шёлковой рубашке и молодая светловолосая женщина. Он – спиной ко мне, она – вполоборота и… что-то знакомое было в этой блондинке, что-то очень знакомое… До шумной сценки на улице данный столик пустовал, значит – вся эта спортивная возня с рюкзаками и девушками была разыграна специально для меня. И пока я щёлкал клювом, он совершенно спокойно вошёл в кафе и занял место за колонной, почти скрывавшей его от меня. М-да… Единственное, что мне оставалось сделать, это почтительно снять шляпу и вручить ему переходящую пальму первенства. Распечатав конверт, я вынул из него лист превосходной бумаги с золотым обрезом и развернул его. Ну, естественно… Ничего другого я и не ожидал.

«Как единственный (на сегодняшний день) член Ордена Зелёного Червяка я принял решение избрать Вас Почётным Кавалером сего Ордена. Счастлив преподнести Вам персональный экземпляр орденского тотема. Обязуюсь заменить вышеозначенный символ в случае его издыхания.

Р. S. Рекомендую держать вручённую Вам реликвию в хорошем шампанском. Кажется, этой скотине оно по вкусу».

Подпись отсутствовала, но… я прекрасно помнил своё письмо, отосланное месяц назад из Амстердама. Гадать об авторстве не было нужды. Медленно, с большим чувством скатав послание в тугой бумажный шарик, я с силой запустил его в аккуратно подстриженный затылок сидевшего за колонной мужчины.

– Ну, здравствуй, сук-к-кин сын, – вежливо поздоровался я по-русски. В ответ Рихо Арвович Эвер, с лицом, исполненным прямо-таки неземного блаженства, продемонстрировал жест, известный нынче даже папуасам, – сжатая в кулак рука с вытянутым средним пальцем. И, скрепя сердце, я вынужден был с ним согласиться. Особенно когда обернулась его спутница. Радостная улыбка мадемуазель Софи Моран, в узких кругах известной как «просто Даша», просто не оставляла мне иного выбора. В этом раунде чёртов эстонец «поимел» меня решительно и бесповоротно.

Глава двенадцатая

«Кх-ха!» С громким выдохом закончив сложную фигуру и разжав пальцы, я резко развернулся и замер в классической стойке. Две пары тяжёлых нунчаков стремительно неслись к мишени, издавая в полёте тонкий, едва различимый свист. Следить за ними не было нужды, я и так знал, что они неминуемо воткнутся в макивару, укреплённую в углу большого зала. Короткая дробь ударов лишь подтвердила мою уверенность.

Со стороны входных дверей послышались жидкие аплодисменты – вошедший несколько минут назад в зал Рихо выражал своё восхищение. Я обернулся.

– Ну вот, – произнёс он, подходя ближе. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив ничего подходящего, Рихо со вздохом подтянул повыше брюки и уселся прямо на гладкую деревянную поверхность пола.

– А ты ныл, что совсем вышел из формы, – закончил он, окидывая меня взглядом.

– Я не ныл, – буркнул я, садясь на поджатые под себя ноги рядом с ним. – Я жаловался.

– Я и говорю – ныл.

– Дурак ты, Рихо. С тёплыми, волосатыми ушами, – спорить с ним мне просто было лень. – Там есть какие-нибудь изменения?

Я кивнул вверх, подразумевая этаж над нами. Он пожал плечами.

– Да почти никаких. Всё то же самое. Филипп контролирует процесс, твоя мамзель разрывается между факсом, телефоном и компьютером… Слушай, а ловко у неё это получается. Она в койке тоже кнопки пальчиками ищет, а?

– А в морду? – угрюмо поинтересовался я.

Он на всякий случай прикрылся рукой, с деланым испугом косясь на меня.

– Да ладно, ладно… Шутка! У тебя, старик, с юмором совсем плохо стало.

– Зато у тебя хорошо, – огрызнулся я. – Как рука, кстати?

Весной, во время нашей парижской эскапады, ему прострелили руку. С тех пор прошло уже больше двух месяцев.

– Нормально, – ответил он. – К дождю побаливает… только в этой сраной Италии и дождей-то не бывает…

– Ты неподражаемо говоришь по-русски, – ухмыльнулся я.

Рихо знал с десяток языков, начиная с родного эстонского и заканчивая несколькими африканскими, но со мной упрямо общался только по-русски.

– Я ещё стреляю неплохо, – потупился он скромно.

– В порядке, говоришь, рука-то? – поинтересовался я. – Тогда, может быть, – спарринг?

– Пошёл ты, – отмахнулся Рихо. – И потом, это будет нечестно. У меня преимущество.

– С какой стати? – удивился я.

– Ну, ты же знаешь, что я был ранен, начнёшь меня жалеть… А поскольку я в любом случае сильнее, тут-то я тебя и разделаю под орех. Логично?

– Ну ты и сволочь! – искренне изумился я. – И где только делают таких хитрых эстонцев?

– В Таллине, – сообщил он, потягиваясь. – В Мустамяэ. Только тебя даже там уже не переделают. Это, Андре, судьба… Против неё не попрёшь.

Он взглянул на меня с сожалением.

– Может, хватит ерундой заниматься? С тебя уже семь потов сошло. Пойдём лучше по стопочке жахнем, а?

– «По стопочке жахнем…» – передразнил я его. – Это-то у тебя откуда?

– Советская армия, старик, – непаханое поле для юных лингвистов. Равно как и Военно-морской флот СССР.

– Ну, положим, на флоте ты не служил, – усмехнулся я.

– А что, для того чтобы знать о существовании дерьма, в него обязательно нужно вляпаться? – резонно возразил Рихо. И закончил в лучших традициях: – Встать, салабон, когда с тобой дедушка эстонского флота разговаривает! Зелень подкильная, губа червячья, сосок говяжий! А ну, сорвался в душ, дух бестелесный!

И, радостно ухмыльнувшись, добавил:

– А потом – по стопочке.

* * *

Познакомились мы с Рихо в Пакистане, куда он приезжал по заданию отца, чтобы выкупить меня из плена. И было это уже более десяти лет назад. С тех пор мы не только успели хорошо узнать друг друга, в каком-то смысле мы даже подружились.

Судьба Рихо Арвовичу Эверу досталась не из простых. Родился он действительно в Таллине. Стал офицером, дослужился в Советской армии до капитана. Но в двадцать пять лет умудрился застрелить двух солдат «среднеазиатской национальности», угрожавших ему оружием, и был вынужден бежать на Запад. Обратно его почему-то не выдали.

Поскольку, кроме как воевать, он ничему обучен не был, то довольно скоро оказался в числе профессиональных «диких гусей» и в этом качестве успел облазить всю Африку и повоевать в Никарагуа. Оттуда он перебрался во французский Иностранный легион, где его и нашёл мой отец. Как именно это случилось, я не знал, а Рихо очень неохотно рассказывал о своём боевом прошлом. У отца он начинал в службе безопасности, которую со временем и возглавил. Сейчас в его распоряжении была вся мощь финансовой Империи Дюпре, сотни людей, новейшая техника и почти неограниченные ресурсы. Не всякий глава государственной службы безопасности располагал такими возможностями, как Рихо. Во всяком случае, французскому министерству юстиции мы этой весной утёрли нос вполне качественно. За мою недолгую, но достаточно бурную жизнь я сталкивался с разными людьми, иногда среди них попадались весьма и весьма опасные экземпляры. Но если бы эти «монстры» сошлись с Рихо… Я бы поставил на него. Его внешность часто обманывала тех, кто встречался с ним впервые. Лет сорока с небольшим, длинный, нескладный, с добродушным круглым лицом и постоянно розовыми щеками, он производил впечатление этакого деревенского простака. Между тем он стрелял гораздо лучше меня и мог довольно долго противостоять мне в рукопашной, а это редко кому удавалось. При этом Эвер обладал очень холодным, аналитическим складом ума и отличался чрезвычайной жёсткостью, иногда даже жестокостью в решениях и поступках. А главное – он был исключительно предан отцу. И пользовался его безграничным доверием. В общем, та ещё фигура.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как состоялась наша «случайная» встреча в маленьком ресторанчике на площади Треви. Тогда Рихо Арвович решительно взял инициативу в свои руки, и волей-неволей нам пришлось подчиниться. Под ненавязчивым, но крайне грамотным присмотром-охраной его людей мы дошли до Piazza Poli, где нас ожидало три одинаково чёрных и бронированных микроавтобуса «Форд». Там нас разделили. Давид и Паола ехали вместе; во второй машине – Даша, под бдительным присмотром троих «спортсменов», а мы с Рихо заняли последний «броневик». Охранник забрался в кабину водителя, отделённую от остального салона, и, получив у Рихо разрешение отъезжать, закрыл звуконепроницаемую переборку. Мы остались наедине. Деликатно взревели моторы, и наш кортеж тронулся с места. Внимательно на меня поглядев, Рихо вздохнул и полез в небольшой чемоданчик, лежавший рядом, доставая из него бутылку любимого «Glenfiddich» и пару стаканов.

– Льда нет, извини, – сообщил он, аккуратно разливая янтарную жидкость. – Рад тебя видеть, Андре. Честное слово.

– Взаимно, – признался я. И мы выпили. Где-то внутри меня разом стало тепло, а мне самому – уютно и спокойно. По крайней мере сейчас я точно знал, что моей жизни ничто не угрожает.

– Насколько я понимаю – ты сгораешь от любопытства, так? – спросил он, аккуратно завинчивая крышечку на бутылке.

– Естественно, – закурив, я развалился на мягком сиденье. В салоне работал кондиционер, и вместо дикой жары, стоявшей на улице, здесь царила приятная прохлада.

– Тогда спрашивай, так будет проще, – он был непривычно серьёзен.

– Это ты позвонил мне в Геную?

– Я, я, – усмехнулся Рихо. – Натюрлих… И вчерашний снайпер в ночной тиши – это тоже я. В смысле – мой.

– Как ты меня нашёл?

– Элементарно. За мадемуазель Бономи мы следим уже несколько дней, равно как и за всеми отделениями Royal Banc of Kanada. Сам понимаешь, если привычки «клиента» тебе известны, то всё остальное уже дело техники. А уж твои повадки я успел изучить…

– Понял. Скажи, а какого чёрта ты здесь делаешь?

– Как обычно, – Рихо пожал плечами. – Стою на страже интересов Босса.

«Боссом», и именно с большой буквы, он всегда называл отца. Только – «Босс» – и никак иначе.

– Насколько я знаю, ты ведь в курсе всей этой истории? – поинтересовался он.

– Почти в курсе. О планах отца я понятия не имею.

– Ну-у… о его планах знает только он сам. Мне достаточно указаний. Короче говоря, дело обстоит следующим образом… Босс и твой мудак-генерал заключили пакт о ненападении. Стрекалову достался ты, а Боссу… Ты ведь слышал о досье, которые хранятся у Стрекалова?

Я молча кивнул.

– Вся эта ерунда с американцами началась из-за Стрекалова. Они почему-то до смерти перепугались возможной огласки и решили убрать Давида Липке. А параллельно затеяли операцию, в результате которой сицилийские кланы, в том числе известный тебе дон Кольбиани, получали доступ к финансовой структуре Северной Италии, куда раньше их никто бы не допустил. Всё это наносило сильный удар по нашим позициям здесь. Босс пытался договориться с Кольбиани, чтобы хоть как-то ограничить его аппетиты, но ЦРУ умудрилось пообещать сицилийцам «зелёный коридор», и Кольбиани закусил удила. Он и слушать ничего не хотел о разделе сфер влияния. Вот тогда меня сюда и прислали.

Он замолчал, задумчиво глядя на меня своими круглыми голубыми глазами. Потом решительно открутил крышку с бутылки и сделал из неё большой глоток. Я забрал у него виски и тоже основательно приложился.

– В общем, я здесь уже почти месяц. Ей-богу, если мне когда-нибудь удастся вырваться из этой чёртовой страны, при слове «Италия» я ещё долго буду вздрагивать и ходить под себя. Так всё перемешать…

Он покачал головой и отнял у меня бутылку.

– Ты ведь общался с этим ублюдком, Стеннардом? И как он тебе? Вот-вот… Они, по-моему, сами запутались в своих потенциях. Денег у ЦРУ не было, а итальянцы им ничего не дали. Тогда Стеннард связался с Кольбиани и через него начал воплощать план, разработанный Липке, – скупать всё, на чём держалась Паола Бономи. Они хотели таким образом выбить почву из-под ног этого… Как его?

– Босси, – подсказал я. Рихо кивнул.

– Да. Lega Nord. В финансовых тонкостях я не очень разбираюсь, знаю только, что на каком-то этапе Филипп перехватил у них инициативу.

– Погоди, – перебил я его. – Значит, Филипп тоже здесь?

Филипп служил личным секретарём и советником ещё у моего деда, Кристиана Дюпре. Он сохранил свои позиции и тогда, когда главой дома стал отец. Последние десять лет Филипп являлся вторым человеком в Империи и все «деликатные» проблемы, не требующие личного вмешательства отца, решал именно он.

– Естественно, – удивился Рихо. – Неужели ты думал, что Босс сам занимается этой ерундой?

Я промолчал. Масштабы Империи, которой руководил отец, упорно не желали помещаться в моей голове. Если эта схватка Севера и Юга Италии – ерунда? То, что же тогда – не ерунда? Свихнуться можно…

– Короче говоря, сейчас все структуры, которые ранее контролировала синьора Бономи, принадлежат боссу. И его совершенно не устраивает поведение сицилийцев. Кольбиани окончательно снесло башню, и в последние несколько дней он вступил в открытую конфронтацию. Его поддерживают некоторые политики в Риме, плюс – американцы давят на итальянское правительство… В принципе, всё это решаемо, но сделать мы ничего не могли, потому что у Стеннарда было мощное оружие – Давид. Если бы они устроили лёгкую утечку материалов по фактам сотрудничества концерна Дюпре и Давида Липке… Случился бы большой скандал. Поэтому Боссу пришлось заключить с американцами договор – он отказывается от борьбы с Кольбиани и уступает ему Север, а они не дают хода материалам Давида.

– Скажи, а эти переговоры тоже велись между Филиппом и Стеннардом? – спросил я.

– Нет. Это гораздо более высокий уровень. До нас доходили уже результаты. В частности – то, что Стеннард тебя отпустил, – одно из условий прошлого договора.

– Что значит – прошлого? – не понял я.

– Ха! – весело ухмыльнулся Рихо. – Ты же вытащил Липке из рук Стеннарда. Понимаешь?

– То есть… У американцев теперь нет ни одного козыря против отца? – начал постепенно соображать я.

– Иногда ты бываешь удивительно проницателен, – сделал мне комплимент Рихо. – Особенно если тебе всё как следует объяснить. Ладно-ладно, не злись… Филипп сейчас с нетерпением ждёт эту самую синьору Бономи…

– Синьорину, – машинально поправил я.

– Да какая, к чёрту, разница! – рявкнул он. – Мадам, мадемуазель… Лишь бы польза была. Если она согласится на условия, которые выставит ей Филипп, то – мы поддержим её в борьбе против Кольбиани. Ты даже не представляешь, как мне хочется выпотрошить этого старого барсука.

– А каковы условия?

– Отказ от поддержки партии Босси – раз. Все её вложения возвращаются к ней в виде кредита, который на очень и очень симпатичных условиях даёт корпорация Дюпре, – два. Она становится представителем Босса в Италии и делает для него то, что раньше делал Кольбиани, – три. Много?

– Не знаю… – задумчиво произнёс я. – Дай-ка сюда бутылку.

Насколько я знал Паолу, она должна была согласиться. Вершина горы, состоящей из власти и золота, по-прежнему владела её сознанием. Потеряв всё, она не смирилась с поражением, а сейчас отец манил её реальной возможностью отыграться… Я не верил, что Паола будет долго колебаться. «Я буду твоей маленькой женой…» Трое детей, шалаш на берегу моря… Не знаю, смог бы я жить так, но в том, что Паола не смогла бы, – я даже и не сомневался. Сделав большой глоток, я закашлялся. Глядя на меня с сожалением, Рихо забрал бутылку, аккуратно закрыл её и спрятал в кейс.

– Извини, – с трудом откашлявшись, сказал я. – Что-то я вышел из формы.

– Ничего, – сочувственно проговорил он. – Я тебя быстренько верну в лоно цивилизации.

– Слушай, а как к тебе попала Софи? – спросил я.

– В смысле – Дарья Латышева? – уточнил он. – Элементарно. Мы решили, что обременять тебя лишним багажом ни к чему, и Филипп обратился к Кольбиани с просьбой. Тогда у нас ещё были вполне приемлемые отношения, итальяшка легко согласился. Она и была-то у него часа полтора в общей сложности. Потом мои люди её перевезли в Авентин, а вчера – сюда, в Рим. Между прочим, пришлось и её багаж вытаскивать из отеля, она такой скандал устроила…

– Интересно… – Протянул я. – Получается, твои люди следили за мной с первого шага?

– А ты как думал? Я что, зря здесь целый месяц жарюсь? Все подходы к Липке, Стеннарду, Кольбиани и Бономи были блокированы намертво. Как только ты нарисовался на горизонте, тебя сразу же взяли на поводок. Кстати – одному из моих парней ты обязан жизнью.

– То есть? – не понял я.

– Вокруг Липке вертелся какой-то итальянец, Марсано. Мы за ним немного следили, а когда он полез в отель, я приказал его ликвидировать. На всякий случай. Тот, кто стрелял, узнал тебя в последний момент, так что – ты наш должник. А на кого, кстати, работал этот толстяк?

– На Стрекалова, – глухо отозвался я. – Ты мне покажешь этого… стрелка?

– Чтобы ты свернул ему шею в порыве праведного гнева? Обойдёшься. Между прочим, те двое, которых ты уложил в доме Марсано, тоже были моими людьми.

– Я уже догадался.

– Андре, давай без фокусов. Не надо мне тут вендетту разводить и покойников оплакивать, – резко бросил Рихо, внимательно за мной наблюдавший. – Если ты думаешь, что я заплачу и скажу, что беднягу Марсано убили напрасно, – этого не будет. Маленький мальчик влез в игру взрослых дядей и получил по рукам. А в такой игре от этого умирают. Я это знаю, ты это знаешь. Так что – забыли. Согласен?

Я угрюмо кивнул. Возразить было нечего. А эмоции… от них тоже иногда умирают.

– Что будет с Давидом? – Этот вопрос меня сейчас волновал даже чуть больше, чем грядущие проблемы во взаимоотношениях с Паолой. Рихо помолчал.

– Андре… Ты же знаешь… Я – цепной пёс. Если бы этот вопрос решал я – он был бы мёртв уже сейчас. Липке слишком много знает. Но… существуют ещё взаимоотношения Босса и этого твоего любимого Стрекалова. В общем, не знаю. Прикажут убить – пристрелю, не моргнув глазом. Прикажут отпустить? Что ж… Отпущу. Хотя, на мой вкус, лучше всё же – пристрелить.

Машину мягко качнуло, и, выглянув в затенённое окно, Рихо улыбнулся.

– За приятной беседой время летит незаметно… Приехали, Андре. Можешь считать, что ты – дома.

– Дома? Кстати, – вспомнил я, – за мной охотится какой-то русский киллер. И ему уже удалось пару раз подобраться… слишком близко.

– Да? – На моё сообщение Рихо отреагировал удивительно спокойно. Я бы даже сказал – слишком спокойно для настоящего профессионала, коим он, безусловно, являлся. – Русский киллер? Забавно… Не бери в голову, Андре. В этот дом насекомые без разрешения не залетают, а уж тем более…

И он пренебрежительно махнул рукой.

Назвав наше новое пристанище «домом», Рихо проявил несвойственную ему скромность. На мой вкус, определение «крепость» подошло бы данному сооружению куда больше. К трём «официальным» этажам, возвышающимся над землёй, прилагалось ещё два подземных. Там размещалось что-то типа казармы, технический центр, оснащённый на уровне следующего века, арсенал и масса других, не менее полезных вещей. Штат охраны состоял целиком из питомцев Рихо и насчитывал не менее пятидесяти человек, вооружённых по последнему слову техники. Все они были профессионалами-практиками, и почти все могли не только грамотно убивать, но и думать, сопоставлять, делать выводы. Многостаночники, одним словом.

С точки зрения архитектуры, дом почти не выделялся среди вилл, расположенных в этом районе Рима. Насколько я понимал, мы находились где-то в районе Villa Taverna. Были в этом свои достоинства, но были, увы, и вполне осязаемые недостатки. Например – римский зоосад, от которого нас отделяло не более семисот метров. Из-за жары или просто по закону подлости, но запахи зверинца долетали до дома во всей своей первозданности, и этот ароматический букет раздражал меня невероятно. Впрочем, уж в чём в чём, а в поводах для раздражения я недостатка не испытывал.

* * *

В римском «Отеле Дюпре» я находился уже четыре дня. За это время произошло довольно много событий, но лично меня они затрагивали скорее косвенно. Беседа с Филиппом состоялась, но вышла на редкость краткой и туманной. Он всячески уворачивался от прямых ответов на мои вопросы и очень опасался сказать что-нибудь лишнее. Зато в Паолу Филипп вцепился буквально мёртвой хваткой и не отпускал от себя ни на секунду. За всё это время она лишь однажды ночью появилась в моей комнате, но то, что произошло между нами… Один мой знакомый определял такую форму отношений ёмко – «перепихнулись». Ей явно было не до меня.

Как я и предполагал, Паола согласилась на все условия, выдвинутые отцом. Это произошло в первый же день, и с того момента они сутками занимались тем, что приводили в божеский вид остатки финансовой корпорации Бономи. Я почти ничего не понимал из их объяснений, но суть сводилась к следующему: Паоле возвращались контрольные пакеты акций в тех случаях, когда это можно было сделать официально. Такие передачи оформлялась как кредиты, получаемые лично Паолой Бономи от различных фирм, представлявших интересы отца. Через агентов влияния параллельно готовилась почва для сложных случаев, когда необходимо было менять баланс сил в уже сложившейся ситуации. В частности, были подобраны кандидатуры людей, которых следовало расставить по ключевым постам, в том числе – новый председатель Banca Lombarda. Переговоры велись сразу по всем направлениям, Филипп по своим каналам добивался полной реабилитации синьорины Бономи в глазах властей, а сама Паола в бешеном темпе проводила вербовку новых союзников. Теперь это перестало быть проблемой, никто уже не пытался уклониться от разговора. Узнав о той поддержке, которую известная и влиятельная финансовая группа Дюпре оказывала синьорине Бономи, очень многие склонялись на её сторону без боя. Единственным тёмным пятном являлись те банки и компании, в которых уже сидели ставленники Кольбиани. Но это уже целиком относилось к компетенции Рихо Эвера. Когда я поинтересовался его точкой зрения на этот счёт, он ответил честно и без обиняков:

– Андре, я уже месяц здесь. Понимаешь? Месяц. У меня есть планы на все случаи жизни, я могу устранить Бономи, Липке, Кольбиани… Папу римского, если понадобится. Просто пока у меня ещё нет приказа. Как только там, наверху, решат – кого именно я должен ликвидировать, я тут же начну. Ясно?

Что уж тут неясного… В общем, я оказался совершенно не у дел. В отличие от Паолы меня содержали в этом доме на положении пусть и почётного, но, тем не менее, – пленника. В этом я убедился, когда два дня назад из чистого озорства попробовал выйти на улицу. Стоило мне только приблизиться к воротам, как навстречу вышел предупредительный охранник, вооружённый новейшим «Р-90» бельгийского производства. Дверь, из которой он появился, оставалась полуоткрытой, и наверняка это было сделано намеренно. Во всяком случае, я без труда заметил остававшихся в комнате «церберов». И должным образом оценил диспозицию. Ребятки пребывали в готовности «номер раз» и наблюдали за мной во все глаза, не выпуская из рук оружия.

– Добрый день, месье Дюпре, – вежливо приветствовал меня охранник. – Чем я могу вам помочь?

– Откройте дверь, – распорядился я.

– Это невозможно, – твёрдо ответил он. – Приказ месье Эвера.

Задумчиво оглядев шедевр фортификации, который заменял здесь ворота, я сразу решил ограничиться устным воздействием. Бронированная сталь, кодовый замок, камеры слежения – поломать этакую красоту можно было разве что танком. Кроме того, фамильная собственность, зачем же портить?

– Вы хотите сказать, что месье Эвер запретил мне покидать мой дом? – высокомерно полюбопытствовал я. Но успеха, похоже, не добился.

– Да, – коротко ответил мой собеседник, ничуть не смутившись. Продолжая внимательно за мной наблюдать, он левой рукой включил портативную рацию и быстро произнёс: – Пост «Х». Сложности с номером вторым.

Выключив её, он отступил на пару шагов и замер, не сводя с меня настороженных глаз. Я ещё не сталкивался с «Р-90», но в том, что эта штука способна быстро и качественно сделать из меня решето, сомневаться не приходилось.

Рихо появился через несколько минут. Быстро миновав двор, он приблизился к нам и повелительным жестом отослал охранника.

– Пойдём прогуляемся? – предложил он, кивнув в сторону аккуратного внутреннего дворика.

– А почему не туда? – Я в свою очередь кивнул на ворота.

– Извини, Андре, – он пожал плечами. – У меня приказ. Никто не покинет дома до особого распоряжения.

– Почему?

– Потому что, – отрезал он. – Я выполняю приказы. А отдаёт их другой человек. Ты об этом прекрасно знаешь.

– А если я всё же попытаюсь уйти? – спросил я с усмешкой.

Он быстро шагнул назад и замер, холодно глядя на меня.

– Тогда я прострелю тебе ногу и, пока она не заживёт, буду добросовестно кормить Твоё Величество «с ложечки» и рассказывать тебе эстонские народные сказки.

И я ни на секунду не усомнился в том, что именно так всё и случится. Рихо стоял метрах в пяти от меня, пиджак на нём был расстёгнут, а выхватить пистолет и нажать на спусковой крючок… Я знал, что он это сделает. А он знал, что я это знаю.

– Я пошутил, Рихо, – примирительно сказал я.

И он облегчённо расслабился.

– Слушай, а кто у вас проходит как «номер первый»? – поинтересовался я, когда мы уже шли от ворот, мимо небольшого розария, разбитого посреди двора. В самом деле: если я – второй, то кто тогда – первый? Удивлённо взглянув, Рихо сказал, как нечто само собой разумеющееся: