Текст книги "Семь чудес и проклятие царя богов"

Глава 7
В и прочь из Лос-Анджелеса

– Гэллап, Мак-Кинли! – воскликнул Касс, смотря в иллюминатор.

– Не я пилотирую самолет, а капитан Нид, – отозвался папа. – И мы летим так быстро, как только возможно.

– Я не это имел в виду. – Касс указал куда-то на землю внизу. Несмотря на пасмурность, видимость была отличная. – Видите небольшой городок у реки? Это Гэллап. Он находится недалеко от границы штатов Нью-Мексико и Аризона. А еще он относится к округу Мак-Кинли. Поэтому я и сказал: «Гэллап, Мак-Кинли».

Я сделал глубокий вдох. Я едва мог уловить смысл того, о чем говорил Касс. Кроме той части, что была про «Гэллап». Потому что мое сердце билось галопом.

– Кажется, его назвали в честь американского президента Уильяма Мак-Кинли, – продолжил Касс. – Его подстрелили. Но он умер не сразу. Он умер, потому что его не успели спасти.

– Звучит вдохновляюще, – заметил капитан Нид.

– Касс, – мягко произнес папа, – мы делаем все возможное. Мы успеем к Эли. Она в руках лучших докторов Южной Калифорнии. Доктор Карл обещала мне, что лично ею займется.

Доктор Карл была еще одной знакомой папы по колледжу. Она возглавляла отделение неотложной помощи в больнице Св. Дунстана, куда отвезли Эли. У меня сложилось стойкое впечатление, что папа был знаком с как минимум половиной всех врачей Соединенных Штатов. В левой руке я сжимал телефон. Перед вылетом я отправил Эли три сообщения, но ни на одно их них ответа так и не дождался. Сейчас сигнала не было, но тем не менее я все равно взглянул на экран, наверное, уже в тысячный раз.

В правой руке я проворачивал осколок, словно некий волшебный амулет. Словно я каким-то образом мог вылепить из него целый локулус.

– Если бы только у нас был целый локулус исцеления…

– Он бы ее не вылечил, – возразил Касс. – И нас тоже. Для этого нужны все семь.

– Да, но мы выиграли бы время, – сказал я.

– Мы с тобой нормально себя чувствовали и без локулуса исцеления, – напомнил Касс и тяжело вздохнул. – Почему мы, а не она? Почему ей так не повезло?

Мои пальцы, крутящие осколок, замерли. Я почувствовал исходящее от него тепло. Первой моей мыслью было, что это он нагрелся от моей руки.

Второй мыслью стала: «Ты сбрендил?»

Ложки и вилки не нагреваются, когда ты вертишь их в ладони. Как и джойстики, четки, игрушки и все остальное.

Я отдал осколок Кассу.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Ого, – выдохнул он. – У тебя что, жар?

– Он теплый, скажи же? В смысле, ненормально теплый.

Касс с любопытством покрутил его в руках.

– Мне кажется, он стал меньше.

– Касс, что, если его тепло – это не просто тепло? – спросил я. – Что, если это что-то означает, например, что он каким-то образом работает?

– Типа, он живой?

– Нет! – нетерпеливо воскликнул я. – Оболочка локулуса просуществовала тысячи лет, так? Что, если она впитала в себя часть его исцеляющей энергии? Может, это осколки оберегали нас от приступов!

Глаза Касса стали круглыми как блюдца. Папа, обернувшись со своего места второго пилота, тоже смотрел на осколок. Втроем мы перевели взгляды на капитана Нида.

Он нажал на штурвал, и самолет приступил к снижению.

– Пристегните ремни, джентльмены. И добро пожаловать в Лос-Анджелес.

* * *

Поразительно, как преображает простого таксиста Лос-Анджелеса плата в двести долларов.

За окном проносились расплывчатые из-за большой скорости пальмы и дома, выкрашенные белой краской. Вдалеке показалась забитая автомобилями и совершенно неподвижная автострада.

– По автостраде ехать – только страдать! – Водитель говорил с незнакомым мне акцентом. – Это тюрьма для автомобилей!

Никто не засмеялся. Мы были слишком заняты тем, чтобы удержать собственные желудки, грозящие выпрыгнуть из наших ртов. Папа всю дорогу поддерживал связь с больницей по сотовому.

По словам доктора Карл, Эли была жива, но состояние ее было не из лучших.

Такси с визгом притормозило на больничной парковке, и мы поспешили выскочить наружу. Я закинул рюкзак за плечи и побежал за папой. Тот размахивал влево и вправо своим удостоверением, прокладывая нам путь через охранников. В считаные секунды мы оказались на пятом этаже и ворвались в палату интенсивной терапии. Просторное помещение с несколькими отгороженными шторами койками было забито самым разным пикающим и гудящим оборудованием и мониторами с разноцветными графиками.

Из-за одной из штор выглянула темноволосая женщина с широко распахнутыми от изумления глазами.

– Как она, Синди? – спросил папа, идя по палате с такой уверенностью, будто он был здесь своим человеком.

– Она дышит, – ответила доктор Карл, – но не реагирует. Температура зашкаливает за сорок.

Я достал из кармана осколок и крепко сжал. Я едва узнал Эли. Ее кожа посерела, глаза были полуоткрыты, а волосы скрывались под зеленой медицинской шапочкой. Из ее рта торчала дыхательная трубка, соединенная с большим аппаратом у стены, а от вен на руке к разным капельницам тянулись сразу три трубки.

Над головой висел экран с линией ее сердечного ритма.

Мама Эли держала дочь за руку. На ее щеках блестели полоски от слез, узкие очки соскользнули на кончик носа. Она явно не ожидала нас увидеть.

– Доктор?..

– Прошу прощения, – опомнилась доктор Карл. – Я должна попросить мальчиков уйти в комнату ожидания. Таковы правила для палаты интенсивной терапии.

– Я должен с ней поговорить, – запротестовал я.

– Она тебя не услышит, – сказала мама Эли. – Она ни на что не реагирует.

– Могу я дотронуться до нее? – не отставал я.

– Дотронуться? – Миссис Блек посмотрела на меня так, будто я спятил.

– Это уже переходит все границы, – возмутилась доктор Карл. – Если вы сейчас же не покинете палату, я буду вынуждена вызвать охрану…

БИП! БИП! БИП!

Мы с Кассом подпрыгнули.

– Это за нами? – перепугался Касс.

– Это не сигнал тревоги. Что-то с Эли! – ответил я. Экраны вокруг Эли замигали красным. Ее глаза широко открылись и закатились, так что стали видны одни белки. Она захрипела и забилась всем телом. Три медсестры бросились к ней из центра комнаты, доктор Карл прижала руки Эли к койке.

– Что происходит? – громко спросил я.

– У нее приступ! – закричала доктор Карл. – Очистить помещение!

– Но… – начал я.

Медсестра с большой грудью и короткой стрижкой пихнула меня назад, и я врезался в Касса. Глядя, как больничный персонал суетится вокруг койки Эли, мы отошли к выходу.

– Они ее убивают, Джек! – воскликнул Касс. – Сделай что-нибудь!

Я уронил на пол рюкзак.

– Я стану невидимым. Только так я смогу к ней подобраться.

– Тебе не пролезть между ними, – возразил Касс. – Если ты врежешься в кого-нибудь их них, они тебя почувствуют и поднимут панику. Ей это никак не поможет.

– У тебя есть другие идеи? – нетерпеливо спросил я.

Касс кивнул.

– Есть. Я их отвлеку. Дай мне три секунды.

– Что?

Но Касс уже помчался к столу с медицинским оборудованием и мониторами.

Один…

Я достал из рюкзака локулус невидимости.

Два…

Я сделал шаг вперед, и одновременно с этим палату затопил громкий писк. Я посмотрел на мониторы. Все они были черные. Все оборудование, что было подключено к Эли, вырубилось. Касс со всех ног бросился прочь от розетки в стене, из которой он выдернул все штепсельные вилки.

Три!

Я услышал крик. Две медсестры побежали к оборудованию, оставив всю правую сторону койки Эли свободной. Я ринулся к ней, держа в одной руке локулус невидимости, а в другой – осколок. Все внимание доктора Карл было сосредоточено на левой руке Эли, куда она что-то вводила из шприца.

Грудь Эли не поднималась. Она не дышала. Я положил осколок ей на живот, прямо под ребра.

– Дефибриллятор! – закричала доктор Карл. – Мы теряем ее!

– Ну же… – прошептал я. – Давай, Эли. Ты должна жить.

Зеленые глаза Эли, блестящие на свету даже в ее бессознательном состоянии, смотрели прямо перед собой. Мне показалось, что она меня услышала и вот-вот бросит в ответ какую-нибудь свою заумную шутку. Мне так хотелось увидеть ее улыбку.

Но ничего этого не было. Она не шевелилась.

Какой-то доктор подбежал к Эли с электродами в руках. Они собирались с помощью электрического разряда попытаться ее реанимировать. Я прижал осколок к животу Эли. Видимо, я плакал, потому что на ее лицо закапали слезы.

Мама Эли столкнулась со мной и вскрикнула. Совсем скоро мое невидимое присутствие должно было стать поводом для большого переполоха.

– Разряд! – рявкнул кто-то. С тихим свистом мониторы вспыхнули, и замигали лампочки. График сердцебиения показывал длинную горизонтальную линию.

Она была мертва. Прямая линия означала смерть.

Доктор прижал электроды к груди Эли, но я и не подумал убрать руку – даже когда они пропустили сквозь нее ток, отчего все ее тело задергалось, точно марионетка.

Безрезультатно.

Эли побелела и не шевелилась. Грудь не вздымалась. Наконец доктор Карл убрала электроды, но я лишь сильнее надавил на осколок и наклонился к самому лицу Эли.

– Мне… мне очень, очень жаль, – сказала доктор Карл ее маме.

Это случилось из-за меня.

Она умерла первой. За ней последует кто-то другой из нас, за ним – следующий. Пока не останется никого.

Я коснулся губами ее холодного лба.

– Прощай, Эли, – прошептал я. – Я… – Слова застревали в мозгу, и мне приходилось выдавливать их из себя. – Я люблю тебя, подруга. Просто чтобы ты знала.

Я отошел от нее и побрел к центру палаты. Я едва чувствовал собственное тело. Перед глазами все расплывалось.

– Джек? – прошептал Касс, подходя ко мне. На его заплаканном лице читалась растерянность. – Ты где?

Я подобрал рюкзак и сунул внутрь локулус невидимости. Но только когда я вновь стал видимым, до меня дошло, что рядом со мной стояли два доктора, то есть они наверняка должны были увидеть мое появление из ниоткуда.

Но, похоже, они не обратили на него внимания. Они оба смотрели поверх моей головы в сторону Эли. И у обоих были распахнуты в крайнем изумлении рты.

Касс обернулся, и у него отпала челюсть.

– Что за?..

Я вытер слезы, и первое, что я увидел, была мама Эли. Она лежала на полу без чувств.

Второе, что я увидел, была Эли. Она сидела на койке и смотрела прямо на меня.

– Ты меня любишь? – спросила она.

Глава 8
Проект «Шалтай-Болтай»

Она была жива.

Часть меня хотела прыгать от радости. Другая мечтала о том, чтобы сползти на пол и всосаться в линолеум. Папа и доктор Карл с раскрытыми ртами, точно им между зубами вставили невидимые карандаши, застыли у койки.

– Я слышала тебя, Джек Маккинли! – засмеялась Эли, будто ничего плохого и не случилось. – Ты сказал: «Я люблю тебя»! Я слышала это!

Я молча открывал и закрывал рот, точно выброшенная на берег рыба.

– Осколок… – наконец пискнул я. – Он сработал.

Улыбка Эли погасла. Она оглянулась по сторонам.

– Погодите. Джек? Касс? Что вы здесь делаете? Почему я в больнице? Почему мама на полу?

Я бросился к миссис Блек, и мы с папой помогли ей подняться. Ее глаза были полны слез. Она обняла дочь, и в следующий момент все будто сошли с ума. Касс принялся орать и победно бить по воздуху кулаками. Служащие больницы захлопали в ладони, точно школьники. Доктор Карл пребывала в шоке. Мне показалось, я заметил на ее щеках слезы, когда мама Эли следом обняла ее.

– Вы волшебник, доктор! – с чувством произнесла миссис Блек. – Спасибо вам!

– Я… Я не уверена, как так получилось, – пробормотала доктор Карл. – Возможно… дефибриллятор?

Эли притянула меня к себе.

– Что случилось? – прошептала она. – У меня был приступ, так? А вы прилетели меня проведать?

– Ну да, – шепнул я в ответ.

– То есть этот доктор узнала, как… – начала она.

– Она ничего не знает, – перебил я.

– Постой… то есть это ты сделал? – поразилась она. – Ты спас мне жизнь?

– Это долгая история, – ушел я от прямого ответа.

Эли улыбнулась. Ее глаза увлажнились.

– Аналогично.

– Что?

– Я о том, что ты сказал мне на ухо…

Я почувствовал, как мое лицо залил жар.

– Я думал, что ты умерла!

Кретин. Идиот.

У нее стало такое лицо, будто я ее ударил. Но прежде чем кто-либо из нас успел еще что-то сказать, целая толпа медицинских работников отпихнула меня в сторону. Доктор Карл выкрикивала распоряжения. От руки Эли отлепили все трубки от капельниц.

Я отошел назад и встал рядом с Кассом.

– Атобар яанчилто, – сказал он.

– Спасибо, – отозвался я.

Я глубоко вздохнул. Меня переполнял миллион эмоций. Счастье. Облегчение. Стыд. Гордость. Теперь я наконец мог расслабиться. Именно тогда я раскрыл сжатую ладонь и посмотрел на осколок.

Он стал размером с четвертак.

Из всех чувств остался один – страх.

* * *

– Что будет, если он возьмет и… испарится? – Касс вышагивал взад-вперед по нашему гостиничному номеру. Позади него было большое панорамное окно с видом на Тихий океан. Отражение заходящего солнца на его поверхности напоминало растекшийся желток. – Мы пользуемся его магией, он уменьшается, становится все меньше и меньше, а потом – что? Пуф – и его нет?

– Я не думал, что он уменьшится до такой степени, – буркнул я.

– Джек, он уменьшался все это время, – возразил Касс. – Я пытался сказать тебе об этом еще дома. Видимо, он работает по типу батареи. Мы с тобой использовали часть его энергии, а Эли израсходовала сразу много.

– Нужно как-то его сохранить, – сказал я. – Но мы не можем просто взять и спрятать его. Он поддерживает нас.

– Если бы только мы могли связаться с ИК, – вздохнул Касс. – Если бы только мы не были отрезаны от них вот так. Тебе не кажется это странным? Они забрали Торквина, и после этого все… тишина?

– Может, они решили оставить нас в покое? – предположил я.

Касс плюхнулся на одну из двуспальных кроватей и уставился в окно.

– Теперь ты говоришь прямо как я.

Я ощутил вибрацию телефона в кармане. Звонила Эли.

– Алло?

– Скучища, – послышался в ответ голос Эли.

Я включил громкую связь.

– Привет, Скучища. Я Джек. Касс тоже здесь. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – ответила она. – Слишком хорошо, чтобы просиживать в темноте больницы. Врачи наконец перестали толпиться и таращиться на меня. Обещают завтра меня выписать. Чувствую себя какой-то Чудо-девочкой. Я словно экспонат из музея естественной истории, и у меня уже язык онемел болтать. Так что твоя очередь, Джек. Ты знаешь, что со мной случилось, и я хочу, чтобы ты мне об этом рассказал.

Я поведал ей обо всем – об осколках, как они уменьшались, о заключенной в них исцеляющей энергии, нашем полете в Лос-Анджелес и моей отчаянной попытке подобраться к ней с помощью локулуса невидимости.

Когда я закончил, на другом конце трубки повисла тишина.

– Эй, ты там жива? – не выдержал я.

– Это молчание, – ответила она, – является звуковым сопровождением кипения моих мозгов. Вы понимаете, что это значит? Если ваши два осколка вот так взяли и соединились, мы можем собрать локулус целым!

– Как Шалтая-Болтая! – влез Касс.

– Но для этого нам нужны другие осколки, – продолжила Эли.

Касс спрыгнул с кровати.

– Да!

– Эй-ей, держи себя в руках – не забыл, остальные осколки у Массы, – остудил я его пыл. – Сейчас они, скорее всего, уже вернулись на остров и пытаются собрать их воедино.

– Вот именно! – отозвалась Эли. – Что оставляет нам два возможных варианта развития событий. Им это удастся, и они сообразят, что одной части не хватает. В этом случае они отправятся за нами.

– Или? – спросил я.

– Или они вообще ничего не смогут сделать с осколками, потому что у вас, ребят, есть ген 7ЧС, а у них – нет. Не забывайте, локули срабатывают только благодаря нам. Без нас велика вероятность, что их осколки останутся просто осколками.

– Ты гений, – восхитился Касс.

– Как нам добраться до острова? – затронул я следующую проблему. – Мой папа может доставить нас на частном самолете куда угодно, начиная от Чикаго и заканчивая Катманду. Но даже он не сможет сесть на острове, защищенном от всех возможных способов обнаружения. Торквин – единственный, кто мог это сделать, но его нет.

– Его смогли найти не только ребята из ИК, но и Масса, – возразила Эли. – Если смогли они, сможем и мы.

– Как? – спросил Касс.

– Я думаю над этим, – сообщила Эли.

Я тоже много над чем думал. Я думал о брате Димитриосе и моей маме, что сейчас были по другую сторону океана. Димитриос наверняка был счастлив даже осколкам локулуса. Может, людям из Масса и не удастся их соединить друг с другом, как получилось с нашими осколками, но они могут попытаться собрать их вместе наподобие пазла. Что, если Димитриос узнает, что мама выронила кусочек? Что он в этом случае с ней сделает?

Меня прошиб холодный пот. Даже сейчас я не был уверен, на чьей стороне мама. Все выглядело так, будто она хотела нам помочь. Что делало ее шпионом в рядах Масса. Но ведь она оставила папу и меня и присоединилась к ним, подстроила собственную смерть и скрывалась все эти годы. Разве мог я ей доверять? Но как я мог не доверять родной маме?

Мой мозг готов был разорваться от противоречивых мыслей. Я представил маму, с испуганным лицом смотрящую из иллюминатора самолета Масса.

– Масса, – вырвалось у меня. – Мы должны каким-то образом заставить Масса прийти за нами.

– Ты с ума сошел? – ужаснулся Касс. – Мы совсем недавно едва сумели уйти от них живыми!

– Джек, мы не знаем, где они, – заметила Эли.

В памяти крутились слова, сказанные отцом в поезде: «Проще всего предсказать, как поступит человек, когда знаешь, чего он хочет».

– Может, и так, – согласился я. – Но мы знаем, чего они хотят. То же самое, чего хотели ИК.

– Мировое господство? – спросил Касс.

– Локули, – ответил я. – И два из них все еще у нас. Рано или поздно – точнее, скорее поздно, когда мы уже будем не в состоянии сопротивляться, – но они обязательно придут за нами.

– Но у нас нет времени, чтобы ждать, когда это случится, – возразила Эли. – Могут пройти недели, а то и месяцы. Этот осколок успеет обратиться в ничто.

– О чем и речь, – подхватил я. – Нам нужно спровоцировать их на действие. Нужно заставить их найти нас. Сейчас в мире существует четыре места, за которыми они наверняка следят, там, где должны находиться еще не найденные локули.

– Четыре оставшиеся Чуда света! – воскликнула Эли.

– Я поговорю с моим папой, а ты – со своей мамой, Эли. Объясни, что это вопрос жизни и смерти. Мы должны вернуться на остров и найти Фидла. Он прячется где-то там с другими служащими ИК. У них должен быть какой-то план. Они нам помогут. Как только тебя выпишут из больницы…

– Стой, – перебил Касс. – То есть мы должны будем отправиться к одному из Чудес света и найти там кого-нибудь из Масса?

– Нет, – помотал я головой. – Нам нужно будет всего лишь оказаться там. И тогда они сами к нам придут.

Глава 9
Сон о Мавзолее

Я оглядываюсь через плечо. Его пока нет. Но он придет.

КТО?

Я знаю лишь, что я опять в Бодруме. В последнем месте, где мне бы хотелось находиться. Здесь мы должны были найти локулус, но потерпели неудачу. Именно отсюда мы отправились в Нью-Йорк, где все наши надежды пошли прахом…

Рядом со мной не было никого – ни папы, ни Касса, ни Эли, ни Торквина, ни Канавара. Гостиниц и жилых домов тоже не стало. На мне были сандалии и сутана. Растерянность сменилась паникой. Меня окружали безлюдные холмы, прикрытые тьмой ночи и освещаемые луной.

Это был не Бодрум, а Галикарнас. Иное время. Стоило мне это понять, как мысли Джека вымело из моей головы.

Вместо них хлынул поток чужих, размытых воспоминаний. О красоте и боли. О темно-зеленых лесах и мерцающих голубых озерах, счастливо смеющихся семьях, ученых в окружении детей-учеников, увеселительных схватках силачей со смертельно опасными вромаски и пролетающих над головой красных грифонах с когтистыми лапами.

О надвигающихся тучах и ревущем пламени, почерневших трупах и визжащих животных.

За моим плечом кожаный мешок. Внутри его сфера. Она выглядит как локулус исцеления, но я знаю, что это не он. Это фальшивка. Таков мой план. Именно поэтому я специально иду не в том направлении – прочь от оставшегося вдалеке силуэта наполовину законченного, но уже поражающего своей грандиозностью строения. Мавзолея.

Это тоже часть моего плана.

Я иду быстрым шагом так, чтобы море оставалось слева от меня.

Теперь я знаю. Я Массарим. И у меня есть план.

Не так далеко отсюда, может, в полумиле, есть холм. Там густой лес и кустарник. Там ждут наемники. Они отведут меня в безопасное место. После чего мой план будет выполнен.

Я хочу, чтобы меня обнаружили до того, как я доберусь до них. Меня должны обнаружить. На этом и строится мой план. В голове мелькнул образ: настоящий локулус в безопасности под землей. По крайней мере, я надеюсь на это.

Мне страшно. Но я замедляю шаг и дышу глубже.

Когда происходит взрыв, я едва успеваю уберечь глаза от ослепительной вспышки, а облако пыли ударяет по мне, будто гигантский кулак. Я невольно делаю шаг назад. И падаю на колени.

Облако начинает подниматься, и передо мной появляется высокий бородатый мужчина. В белом одеянии с золотой каймой. Его волосы седы, но он держится прямо, точно воин, а его плечи бугрятся мускулами. От него исходит сила, но его лицо, что мне знакомо, опечалено.

Часть меня хочет броситься к нему и обнять. Но эти дни остались в прошлом. Границы очерчены. Теперь он – мой враг, так как является врагом всего мира.

– Я надеюсь, твой разум к тебе вернулся, – с нажимом произносит он.

Мне одновременно и спокойно, и тревожно от звуков голоса моего отца.

Старик подходит ближе, ткань его одеяния хлопает на сильном ветру с моря. Я вижу рукоять его меча, его сокровища, что скрыт в ножнах. Но кожа ножен истерта и обтрепалась. Я знаю, то, во что превратился его любимый клинок, отец воспринимает как личное оскорбление. Медленно я отступаю боком к краю обрыва. Под нами бушуют волны, захлестывающие берег.

– Мой разум, – говорю я с деланой уверенностью и едва узнаю собственный голос, – никогда меня не покидал, Ула’ар.

Выражение лица старика смягчается легкой грустной улыбкой. Он протягивает в мою сторону руку с раскрытой ладонью.

Я делаю шаг ему навстречу и резко поворачиваюсь. Размахнувшись, я с силой бросаю локулус в море.

Я смотрю, как сфера, вращаясь и поблескивая в тусклом свете луны, уменьшается. Глаза отца лезут из орбит. Его рот напоминает черный провал.

С криком, что раздирает мне душу, будто кинжал, он бросается вниз, навстречу ревущей стихии.