Текст книги "Легкие шаги безумия"

Глава 35

Ему снились яркие, цветные сны и не хотелось просыпаться. Раньше сны бывали только черно-белыми, мрачными, тяжелыми. Наверное, поэтому он всегда так мало спал. А сейчас он проживал заново всю свою сорокалетнюю жизнь – но совсем иначе.

Он видел себя во сне маленьким мальчиком, которого нежно и преданно любили родители. У мамы были прохладные, легкие руки, она гладила его по волосам, целовала на ночь, читала сказки. Отец был сильным, веселым, он учил его ходить по тайге, угадывать твердые надежные кочки в болотной хляби, скручивать котелки из пахучей весенней бересты и кипятить в них воду на костре.

Во сне было много тепла и света. Алая таежная клюква светилась на солнце и совсем не напоминала капли крови. Маленькая черноволосая соседка Ларочка сбегала по скрипучей лестнице, празднично улыбаясь и постукивая каблучками. Ее никто никогда не насиловал в весеннем пустом парке. Она не знала, как это больно и страшно, и поэтому ей предстояло прожить совсем другую жизнь.

Шестнадцатилетняя Таня Костылева выходила на берег из спокойной ночной реки, встряхивала длинными мокрыми волосами и, поеживаясь от предрассветного холода, натягивала на влажное тело свое выпускное платье.

– Веня, как же я замерзла! Зачем ты уговорил меня купаться? – шептала она, прижимаясь теплым лбом к его груди.

Таня Костылева была жива, сейчас ей тоже сорок. Были живы и другие шесть девочек. Он никого не выслеживал, не набрасывался бешеным зверем, не душил, не убивал. Они все были живы, и каждая проходила положенный ей путь, проживала свою жизнь – счастливую, несчастную, беспутную или праведную, но свою, единственную и неповторимую, Богом данную жизнь. Четверо из шестерых имели детей, мальчиков, девочек. Дети вырастали, у них тоже рождались дети, внуки тех девочек, которых Веня Волков никогда не насиловал и не убивал…

…Где-то далеко, в другом измерении, на другой планете, существовал огромный концерн «Вениамин», железная непобедимая машина шоу-бизнеса, вскормленная головоломными интригами, жестокостью и кровью. Но он, Веня Волков, не имел к этому никакого отношения. Он жил спокойно и счастливо. Лена Полянская смотрела на него своими ясными серыми глазами, ему хотелось прикоснуться рукой к ее лицу, почувствовать, как щекотно подрагивают под ладонью длинные черные ресницы, он протягивал руку, но вокруг была пустота, холодный мертвый воздух. Этим воздухом нельзя было дышать. Он сжигал горло и раздирал легкие. Надо было проснуться, но так не хотелось.

– Вениамин Борисович, проснитесь, пожалуйста, – услышал он издалека чей-то голос.

– Венечка, к тебе пришел врач, он должен тебя посмотреть.

Он приоткрыл глаза и увидел над собой два лица – кукольное, тонко подкрашенное лицо Регины и круглое, мягкое, в очках, лицо незнакомого пожилого мужчины.

Ему было больно выдергивать себя из сна, он сразу попадал из теплого цветного мира в тусклый, ледяной, черно-белый кошмар. У круглолицего профессора-отоларинголога были сухие шершавые руки. Он щупал шейные железы, заглядывал в горло.

– Заглоточного абсцесса я не вижу. Горло воспаленное, но не сильно.

– То есть ангину вы исключаете? – уточнила Регина.

– Ну какая ангина? Грипп, самый обыкновенный, со всеми вытекающими опасностями. Будем надеяться, до осложнений у нас не дойдет. Но я бы не отказывался от антибиотиков. В любом случае требуется всестороннее обследование. Обязательно пригласите кардиолога.

– Да, – кивнула Регина, – я думаю, вы правы. Спасибо, доктор. Мой шофер отвезет вас куда прикажете.

Она протянула ему сто долларов.

Услышав звук мотора отъезжающей машины, она вернулась в спальню, достала из тумбочки упаковку с одноразовым шприцем и картонную коробку с большими ампулами, наполненными прозрачной бесцветной жидкостью. Подпилив алмазной пилкой горлышко ампулы и надломив тонкое стекло, она порезала палец. Порез был неглубоким, но сильно кровоточил. Пришлось аккуратно поставить открытую ампулу на тумбочку и выйти в ванную. Там, в шкафчике, была перекись водорода и йод.

Когда она вернулась в спальню, Веня сидел на кровати, держа двумя пальцами вскрытую ампулу и рассматривая ее на свет.

– Почему нет никакой маркировки? – спросил он.

– Я вижу, тебе уже лучше? – радостно улыбнулась Регина.

– Да, мне лучше. Что ты мне колола все это время?

– Антибиотики, витамины.

– Больше не надо никаких лекарств. И специалистов не надо. И вообще, прекрати делать из меня тяжелобольного. Принеси мне телефон.

– Как скажешь, солнышко.

* * *

Лена свернулась калачиком под своей курткой и попыталась уснуть. Она не знала, который час, ее часы пропали. Наверное, порвался кожаный ремешок, когда надевали наручники. За крошечным окошком был виден только кусок неба, уже сильно посветлевший за это время.

«Теперь я почти все знаю, – думала она, – а что толку? Даже если произойдет чудо и выберусь отсюда, ничего нельзя будет доказать. Я не понимаю, зачем понадобилось Регине Градской так рисковать? Ради чего? Она что, смертельно влюбилась в Веню Волкова? Или она решила приручить чудовище, чтобы с его помощью стать красивой и богатой? Пластическая операция в швейцарской клинике стоит безумных денег. Но у нее достаточно мозгов и энергии, чтобы заработать их самостоятельно, без помощи монстра. Она ведь рисковала не только когда заметала следы и подставляла несчастного Никиту Слепака. Она рисковала все эти годы, живя с Волковым, ложась с ним в постель. Или все-таки она сумела вылечить его?

А Митя Синицын? Почему только через четырнадцать лет он заговорил об этом? И с кем? С самим Волковым! Да, он лишь догадывался, подозревал, но точных доказательств у него, вероятно, не было».

Лена представила себе, как мучился Митя, принимая решение – что делать ему со своими догадками и подозрениями. Он не мог промолчать и забыть. Сначала решил заняться шантажом, но стало противно. Вероятно, он нашел способ встретиться с Волковым наедине и задал ему прямой вопрос: «Ты убийца или нет?» Зная Митю, можно себе представить это. Ему казалось, что он поступает правильно, благородно, что нет другого варианта. И чего он добился?

«А как поступила бы я на его месте? – спросила себя Лена. – Впрочем, в данный момент я как раз на его месте. Сейчас я знаю значительно больше, чем знал Митя, когда пришел к Волкову. Но что толку? Я сижу взаперти, неизвестно где. И у меня только одна задача – выбраться отсюда живой, увидеть еще раз Лизу и Сережу. Это куда важнее для меня, чем торжество справедливости…»

Лена почти заснула, когда открылась дверь и на пороге возникли два молодых амбала.

– Вставай, пошли, – сказал один из них.

Лена зашнуровала сапоги, накинула куртку.

Они провели ее через полутемный коридор, в котором она ничего не успела разглядеть, кроме нескольких закрытых дверей. Потом поднялись по невысокой деревянной лестнице на второй этаж. Через минуту Лена оказалась в большой гостиной. Пол был покрыт светлым ворсистым ковром, в углу потрескивал огонь в стилизованном под английскую старину камине. Темно-вишневые тяжелые шторы плотно задвинуты. Перед низким журнальным столиком черного дерева, в белом кожаном кресле сидел рыхлый, круглый, совершенно лысый человек лет шестидесяти с добродушным курносым лицом.

– Здравствуйте, Елена Николаевна, – сказал он, – милости прошу, заходите, присаживайтесь.

– Здравствуйте, – эхом отозвалась Лена и, сделав несколько шагов, села в кресло напротив лысого.

Два амбала остались стоять в дверях у нее за спиной.

– Кофе? Чай? Или что-нибудь покрепче? – предложил лысый с вежливой улыбкой.

– Кофе, если можно.

Глаза у лысого были светло-карие, почти желтые, маленькие, лишенные ресниц.

– Давай-ка, Вадик, кофейку нам организуй, – кивнул он одному из амбалов. – Вы, Елена Николаевна, не переживайте, – обратился он к Лене ласково, даже как-то по-отечески, – я только задам вам несколько вопросов, мы с вами кофейку выпьем и расстанемся по-хорошему. Ну, конечно, с одним условием. Вы сами понимаете с каким. На мои вопросы надо отвечать очень честно, как на духу. Вы готовы?

– Да.

– Вопрос номер раз. – Лысый усмехнулся. – Кто такой Майкл Баррон?

– Майкл Баррон – гражданин США, профессор, историк, – произнесла Лена спокойно.

«Вот оно что! Они действительно приняли Майкла за кого-то другого. А Градская здесь ни при чем. Интересно, где сейчас Майкл? Хорошо, если Саша догадался отправить его в Москву…»

– Елена Николаевна, мы же договорились, что вы будете отвечать честно. – Лысый слегка поморщился.

– Мне незачем вас обманывать. Мистер Баррон – действительно профессор-историк, и для того, чтобы это выяснить, совершенно не стоило устраивать комедию с обыском в наших номерах и с моим похищением. Это так же очевидно, как то, что в красивой жестянке был тальк, а не наркотик.

Лысый тяжело, с одышкой, рассмеялся.

– Ну хорошо. Давайте продолжим. Зачем вы сюда приехали вместе с этим, как вы сказали, историком?

– Мистер Баррон изучает историю русской Сибири, он интересуется раскольниками и малыми народами Севера. А меня он нанял в качестве переводчика, так как сам по-русски не говорит.

– А что за молодой человек возил вас на «москвиче?» – Глаза лысого стали совсем желтыми, зрачки сузились до точек.

– Нам нужен был шофер. Мы наняли первого попавшегося, он запросил совсем немного.

Амбал по имени Вадик бесшумно подошел к столику с подносом, на котором стояли две маленькие чашки и сахарница.

– Выпейте кофе, Елена Николаевна, и подумайте еще немного, – мирно предложил Лысый.

– А покурить можно? – спросила Лена.

– Да, конечно.

На столе появились сигареты «Парламент», зажигалка и пепельница. Лена, с жадностью отхлебнув горячего крепкого кофе, вытянула из пачки сигарету. Лысый любезно дал ей прикурить.

– Ну хорошо, а о чем вы так долго беседовали с двумя бабульками на Малой Пролетарской?

– Я навестила мать своего старого знакомого. Это давняя история.

– Я с удовольствием послушаю.

Лена спокойно выложила ему историю про стихи Васи Слепака. Кудряш слушал и думал о том, что на этот раз она говорит правду. Не всю, конечно, но правду. Он знал, киллер действительно когда-то писал стихи. Одно из его стихотворений было даже опубликовано в популярном молодежном журнале. Когда-то это воспринималось как анекдот…

– Трудно было пробить публикацию? – спросил он даже с некоторым сочувствием.

– Ну а как вы думаете? – улыбнулась Лена.

– А вам-то зачем это понадобилось? Что, своих проблем мало?

– Мне было очень жалко Васю Слепака.

И тут послышался смех. Смеялся лысый, тяжело, с одышкой. Хохотали два молодых амбала, стоявшие в дверях.

– Жалко, говоришь? – отсмеявшись, произнес лысый и вытер кончиками пальцев выступившие от смеха слезы. – Ты бы лучше себя пожалела!

Он перешел на «ты». Лицо его окаменело. Желтые голые глазки уставились на Лену так, что она невольно поежилась.

– По дочке-то скучаешь? – спросил он вкрадчиво.

Лена молчала. Она чувствовала, как все внутри у нее сжимается и холодеет, и ничего не могла с этим поделать. Рука, державшая кофейную чашку, заметно задрожала. Лена поставила чашку на стол и сильно сжала руку в кулак.

– Скучаешь, – ответил за нее лысый и быстро облизнул тонкие губы, – а поглядеть хочешь на нее?

У Лены сильно закружилась голова. «Этого не может быть, – сказала она себе, – он блефует. Этого не может быть…»

В руке у высокого появился маленький дистанционный пульт. И только тут Лена заметила в углу, на тумбе черного дерева, большой телевизор и видеомагнитофон. Лысый нажал несколько кнопок. Экран засветился, и через минуту Лена увидела на нем широкую аллею истринского дома отдыха. По аллее бежала Лиза, в своем ярком, разноцветном комбинезончике, в полосатой вязаной шапочке с помпоном. В одной руке она держала красное пластмассовое ведерко, в другой – плюшевую обезьянку. Она бежала на камеру. Ее румяное личико занимало уже весь экран. Белокурые прядки выбились из-под шапки, огромные голубые глаза смотрели прямо на Лену.

– Баба Вера! – закричала она весело, развернулась и побежала куда-то в сторону.

В стороне, у обочины, стояла Вера Федоровна в теплой куртке и широких шерстяных брюках. Она наклонилась к Лизе, улыбаясь, поправила на ней шапку, застегнула кнопку комбинезона.

– Давай-ка я посмотрю, Лизонька, ножки у тебя не промокли? – сказала она спокойно и буднично.

Кадр сменился. Теперь снимали номер с балкона, сквозь стекло. Лиза спала, раскинувшись, в розовой фланелевой пижамке. Вера Федоровна вязала, сидя в кресле перед телевизором. Светящийся телеэкран отбрасывал бледные блики на ее спокойное, сосредоточенное лицо. Поблескивали стекла очков, съехавших на кончик носа, быстро двигались короткие спицы в руках. Картина была настолько мирной и уютной, что Лене больше всего на свете захотелось сейчас оказаться в этой вечерней комнате, погладить рассыпанные по подушке шелковистые Лизины волосы, поцеловать теплую щечку, на которой отпечатались складки наволочки.

Вера Федоровна тяжело поднялась с кресла, подошла к кровати, поправила сбившееся одеяло и сделала именно то, что так хотелось сделать Лене, – погладила Лизу по головке, наклонившись, поцеловала ее в щечку и тихонько перекрестила спящую девочку. Потом, сладко зевнув во весь рот, выключила телевизор и вышла из комнаты. Вероятно, она пошла в душ…

Экран погас. Лена вытянула еще сигарету из пачки, закурила, стараясь унять дрожь.

– У тебя красивая дочка, – послышался голос лысого, – а в кого она такая беленькая? В мужа, что ли? Кстати, полковник твой еще в Лондоне? Когда он прилетает, не скажешь?

– Чего вы от меня хотите? – тихо спросила Лена и заставила себя взглянуть в эти желтые голые глаза.

К журнальному столу бесшумно подошла глухонемая девушка и стала убирать кофейные чашки. Лена не заметила, когда она успела появиться в гостиной.

– Понимаешь, – задумчиво продолжал лысый, – мне часто приходилось развязывать языки слишком молчаливым людям. Правда, в основном мужикам. Честно говоря, я не люблю иметь дела с бабами. Есть много всяких способов. Ты женщина грамотная, фильмов много смотрела, книжки читала, знаешь, как это делается. Но к каждому человеку нужен индивидуальный подход. Вот ты, например, просто вырубишься сразу, потеряешь сознание, а то и помрешь ненароком. Физическая боль – это, конечно, хороший способ разговорить молчуна. Но не люблю я этого, получается много шума, грязи и вони. Видишь, к тебе никто из моих ребят пока пальцем не прикоснулся. И не притронется. Более того, Лизу твою пока только на пленочку засняли. Ты видела сама – мы ребеночка тоже зря обижать не станем. Но если все-таки придется, виновата будешь только ты. Поверь, мне не доставит никакого удовольствия показать тебе денечка через два-три другое кино про твою красивую малышку.

Лена вдруг заметила, что глухонемая застыла у стола с пустыми чашками в руках и, не отрываясь, смотрит на тонкие губы лысого.

– В общем, так, – он легонько рубанул короткопалой ладонью по воздуху, – ты еще подумай как следует. Я тебя не тороплю. Время у нас с тобой пока что есть.

– Почему вы считаете, что я говорю неправду? – тихо спросила Лена.

Теперь глухонемая не отрывала своих ярко-голубых глаз от Лениных губ. Но никто, кроме Лены, этого не замечал.

– Странная ты женщина, – вздохнул лысый, – вот ублюдка на зоне тебе жалко стало. А собственного ребенка не жалеешь. Или ты, может, не совсем врубилась, а? Ладно, даю тебе еще денек, до вечера. Сигареты с зажигалкой можешь с собой взять. И вообще, если нужно чего, не стесняйся. Я не мурло, не хам. Никогда таким не был. Будем считать, ты пока что у меня в гостях.

Лену отвели назад, в маленькую комнатку. Только сейчас она поняла, что комнатка эта находится в подвале. Когда дверь захлопнулась, Лена упала ничком на голый матрас скрипучей кровати и стала горько плакать. Она чувствовала, что нет времени на слезы, что нельзя позволять сейчас себе эту истерику, но не могла остановиться. Слезы текли ручьями, она со злостью размазывала их по щекам. Да, чтобы успокоиться, надо хорошенько разозлиться.

– Сволочи, скоты, безмозглые ублюдки! – зашептала она.

И действительно, стало легче. Слезы высохли. Теперь можно было спокойно обдумать ситуацию.

Глава 36

Мишаня Сичкин услышал, как объявили, что приземлился лондонский самолет, и занервничал еще больше. Сейчас появится улыбающийся Серега, и сразу, с ходу, придется выложить ему все, от начала до конца – и про взрыв коляски, и про то, что Ленку похитил самый крупный сибирский авторитет Кудряш. Неизвестно, где она и, вообще, жива ли. Известно только, что Кудряш шутить не любит. От одной лишь мысли о том, что сейчас может происходить с Леной Полянской, у Мишани начинал болеть живот. А каково сейчас будет Сереге?

Кротов ждал багаж. У него было два здоровенных чемодана с подарками – для Лизы, Лены, Веры Федоровны, и еще куча всяких сувениров для друзей и сослуживцев. Его огорчало только одно – Лена не будет встречать его в аэропорту, она должна прилететь только через четыре дня. Он решил, что сегодня как следует отоспится, а завтра утром отправится к Лизе в дом отдыха. Он ужасно соскучился по своему семейству.

Было начало первого ночи, когда он наконец выкатил свою тележку с двумя здоровенными чемоданами в толпу встречающих. И сразу увидел Мишаню. По его лицу он понял: произошло что-то плохое. Очень плохое. Хотя Сичкин и пытался скорчить дурацкую улыбку, хотел оттянуть неприятный момент хоть чуть-чуть…

На стоянке ждала черная «Волга». Шофер Коля Филиппов, которого сослуживцы много лет называли Филей, широко заулыбался, вылез из машины и открыл багажник, чтобы положить туда чемоданы.

– Здрасте, Сергей Сергеич, как долетели?

– Привет, Филя, нормально. – Кротов быстро пожал ему руку.

Чемоданы уложили, сели в машину, и Мишаня продолжил свой рассказ, начатый еще в здании аэропорта. Он старался не упускать важных деталей, но и не вязнуть в многочисленных подробностях.

У Сокола Филя сделал небольшой маневр – проскочил на перекрестке прямо перед черной громадиной грузовика и газанул.

– Между прочим, за нами наглый «хвост», – заметил он, не оглядываясь, – от самого Шереметьева прет джип с «братками», мать их…

– Свяжись с гаишниками, пусть отсекают, – сказал Кротов, – номер разглядеть успел?

– Обижаете, Сергей Сергеевич!

«Волга» уже въезжала на площадь перед Белорусским вокзалом.

– Иевлева жалко, – вздохнул Мишаня, – хороший был мужик. Слушай, Серега, ты думаешь, это тоже работа Градской? Может, просто совпадение? Тюменские фээсбэшники говорят, Кудряш принял американца за кого-то не того. У него ведь, у Кудряша, крутые дела в Америке. Странно, что он этого профессора так спокойно выпустил… Знаешь, он еще сейчас здесь. И его никто не трогает. Я виделся с ним, у него, бедного, чуть инфаркт не случился. За Ленку переживает…

– Мишань, как у тебя с английским? – спросил Кротов.

– Я в школе немецкий учил. С этим Барроном пообщался совсем немного, через переводчика. Но вообще, он знает больше, чем я думал. Надо будет тебе с ним прямо завтра утром повидаться.

– Филя, – обратился Кротов к шоферу, – ты знаешь, как отсюда быстрее выехать на Волоколамку?

– Понял, Сергей Сергеевич, я и дом отдыха тот знаю. Сейчас дорога пустая, за час доберемся. А с тамошней охраной связаться не хотите?

– Нет. Охрана там наверняка уже купленная. Оружие есть у кого-нибудь?

– Моя пушечка при мне, – отозвался Филя.

– Моя тоже, – кивнул Сичкин. – Слушай, Серега, а куда ты собираешься отвезти Лизу с Верой Федоровной?

– Это уже дело десятое, – проговорил Кротов сквозь зубы, – сейчас главное, чтобы они были еще там. Филя, не сворачивай! Кажется, опять «хвост»! – Кротов заметил, что к ним прилипла вишневая «тойота».

– Может, группу поддержки вызвать? – спросил Филя.

– Попробуем сами, быстро и тихо. Выезжай на Тверскую и спокойно дуй по Петровке. Оторвешься только на минутку, на Чехова. Мы там с Мишаней выйдем, а потом ты эту «тойоту» спокойненько довозишь до Петровки. Судя по «хвостам», они уже поняли, что я здесь. Главное сейчас, чтобы мы первые успели.

Кротов протянул руку через спинки сидений и взял у Фили радиотелефон.

– И пушку мне свою одолжи, будь другом, – попросил он, набирая номер.

Через пятнадцать минут трое бандитов в вишневой «тойоте» забеспокоились. «Волга», которую они так удачно вели, испарилась где-то за Маяковкой. Но вскоре облегченно вздохнули: «Волга» пилила себе по Чехова, на малой скорости. Скорее всего, она направлялась к Петровке. А куда ж еще?

На пересечении Садового кольца и Каляевской улицы, за двумя стеклобетонными башнями, в одной из которых находится знаменитый на всю Москву музыкальный магазин «Мелодия», прячутся старые, дореволюционные дома с уютными проходными дворами. В один из таких дворов почти бесшумно въехал неприметный серенький «жигуленок». Он слегка притормозил, в него сели Кротов и Сичкин. За рулем был их знакомый, старший лейтенант Гончар. Через двадцать минут «жигуленок» уже мчался по пустому Волоколамскому шоссе на предельной скорости.

К высокой чугунной ограде дома отдыха они подъехали в начале третьего ночи. Машину остановили перед поворотом, подальше от ворот. Гончар остался сидеть в «жигуленке», Кротов и Сичкин быстро перемахнули через ограду. Обойдя здание, они обнаружили, что дверь главного входа заперта. Был еще вход через кухню, но там висел большой амбарный замок. Кротов задрал голову вверх и оценивающе оглядел шаткую пожарную лестницу, но тут Мишаня заметил, что приоткрыта широкая форточка над одной из секций застекленной столовой.

Вера Федоровна спала очень чутко. Она проснулась от тихого, осторожного стука в дверь, зажгла маленькое бра над кроватью и посмотрела на часы. Было без двадцати три. «Может, показалось?» – подумала она и хотела уже погасить свет, но стук повторился.

Она накинула халат и босиком, на цыпочках, подошла к двери.

– Кто там? – спросила она шепотом.

– Вера Федоровна, откройте, это Сергей, – еле слышно ответили за дверью.

– Господи, Сереженька! Ты вернулся! А что случилось? Почему?..

Она щелкнула английским замком. Сергей быстро проскользнул в номер, за ним – Мишаня Сичкин. Дверь тут же заперли.

– Вера Федоровна, собирайтесь. Давайте я помогу собрать Лизины вещи, – прошептал он ей на ухо, подошел к балконной двери, закрыл форточку, повернул рычажок верхнего замка, плотно задернул шторы.

– Сереженька, что случилось? – Она уже доставала из шкафа чемодан.

– Я все потом объясню, сейчас надо скорее… Вы одевайтесь, я сам одену Лизу. А Мишаня быстро сложит все в чемодан.

Лиза совершенно не удивилась, когда открыла глаза и обнаружила, что папа натягивает на нее комбинезон, прямо на пижаму.

– Папочка! – Она обняла его за шею, опять закрыла глаза и пробормотала: – Я только посплю еще капельку, я у тебя на ручках посплю. Ладно?

– Хорошо, Лизонька, ты спи, а я тебя пока одену. – Сергей натянул на голые ножки шерстяные носки и тут же замер.

То ли за стеной, то ли на соседнем балконе послышалась какая-то возня. Здание было построено в начале семидесятых, сквозь тонкие стены можно было различить даже шорохи. Взяв спящую Лизу на руки, Сергей на цыпочках вышел в крошечный коридор, где Мишаня, сидя на корточках, запихивал в чемодан все без разбора. Из двери смежной комнаты вышла уже одетая Вера Федоровна.

– Кто живет в соседнем номере? – шепотом спросил ее Сергей и кивнул на стену, за которой опять послышались какие-то звуки.

– Очень милые молодые люди, они поселились здесь дня три назад. Они снимали Лизу на видеокамеру…

И в этот момент что-то мягко стукнуло за балконной дверью. Еще обходя здание, Сергей заметил, что соседние балконы отделены друг от друга невысокими решетками. Перепрыгнуть через такую – раз плюнуть.

– Все. Уходим, – прошептал он.

– Но мы еще не все собрали, – растерянно заметила Вера Федоровна.

– Ничего не пропадет. Возьмите только документы. – Мишаня Сичкин быстро застегнул чемодан и поставил его назад в коридорный шкаф. – Кто-нибудь потом приедет за вещами.

– Обезьянка! – громко, не открывая глаз, произнесла Лиза.

Вера Федоровна шагнула к кровати, достала из-под одеяла плюшевого зверька и протянула руку, чтобы погасить свет, но Сергей остановил ее.

– Не надо. Пусть горит, – прошептал он.

Тихонько звякнуло стекло балконной двери. Там, на балконе, кто-то тщетно пытался заглянуть в комнату сквозь плотно задвинутые шторы.

Стараясь не дышать, они вышли из номера в полумрак коридора. Мишаня, выходивший последним, бесшумно прикрыл дверь. Но автоматический английский замок все-таки предательски щелкнул.

– Ни хрена не видно, – сообщил своему приятелю бандит в соседнем номере.

Он был в одних трусах, только что вернулся с балкона в комнату и поеживался от холода. Ему хотелось скорей нырнуть под теплое одеяло.

– Тихо ты! – шепотом прикрикнул на него второй бандит, который сидел на кровати и прислушивался к звукам за стеной.

– Ой, брось, в натуре, – зевнул первый, – небось старуха поссать пошла, а ты прям весь извелся! Ну куда они денутся в три часа ночи?

– Заткнись, я сказал! – Более добросовестный бандит бесшумно спрыгнул с кровати и, осторожно приоткрыв дверь номера, выглянул в коридор.

Там было тихо, ни звука, ни шороха. На всякий случай он постоял еще немного, прислушиваясь к сонной, расслабленной тишине ночного дома отдыха. Он не ждал звука движущегося лифта, хотя это был восьмой этаж. Он догадывался, что на лифте сейчас, конечно, никто не поедет. Его больше интересовала лестница в конце коридора. Он не поленился, дошел до нее, босиком по вытертому ковру, перевесился через перила. Но там тоже было тихо и пусто.

«Ерунда, – сказал он себе, – они бы не успели так быстро спуститься на первый этаж. Было бы слышно».

Добросовестный бандит знал: за ребенка со старухой ему могут, если что, голову оторвать. В отличие от легкомысленного напарника он очень дорожил своей головой. Но пока все было спокойно. Действительно, куда они денутся в три часа ночи? А завозились – так мало ли? У старух бывает бессонница, и дети иногда просыпаются среди ночи, пописать либо попить… Он вернулся в номер, где его приятель уже мирно похрапывал, зажал храпуну нос двумя пальцами. Тот причмокнул и храпеть перестал. Добросовестный бандит прислушался к тишине за стенкой.

– Спят они давно, в натуре! – буркнул он, зевнул расслабленно и тоже улегся в постель.

* * *

Лестница и лифты были расположены справа по коридору, а налево, в другом конце коридора, находился маленький холл, с креслами, пальмами в кадках, журнальным столиком и телевизором. Небольшое углубление отделялось от коридора двумя неширокими перегородками, между которыми зиял пустой проем. Сейчас там было совершенно темно. Кротов решил на всякий случай переждать немного в этой темноте, не идти сразу к лестнице. Те, кто шуршал за стенкой и пытался заглянуть в комнату с балкона, наверняка сразу проверят лестницу. А спуститься быстро и бесшумно с восьмого этажа вчетвером, с пожилой полной женщиной и маленьким ребенком на руках, практически невозможно.

Вера Федоровна, услышав звук осторожных шагов, прижала ладонь ко рту. Шаги сначала удалялись, человек шел к лестнице. Несколько минут было тихо. Потом шаги зазвучали опять. Они приближались. У Веры Федоровны сильно заколотилось сердце. Но шаги затихли в центре коридора. Где-то рядом с дверью их номера щелкнул замок. Подождав еще несколько минут, они тихонько направились к лестнице.

На улицу выбрались через стеклянную столовую. Там дверь закрывалась изнутри на английский замок. Вера Федоровна привела их к тому месту, где прутья ограды были сильно раздвинуты. Сама она чуть было не застряла между ними, но все-таки протиснулась.

– Ну, куда теперь? – спросил Гончар, когда они оказались наконец в машине.

– Надо подумать, – сказал Кротов, устраивая поудобней у себя на коленях спящую Лизу.

Все это время она крепко спала, обняв папину шею, только иногда тихонько ворчала и похныкивала во сне.

– Может, ко мне? – предложил Мишаня.

– Найдут, – покачал головой Кротов, – вычислят мигом.

– Сережа, а почему нельзя домой? – спросила Вера Федоровна.

Да, теперь надо было что-то объяснить пожилой женщине, которая до этой минуты вела себя мужественно и спокойно, не задавала лишних вопросов, и только сейчас, в машине, голос ее задрожал.

– Вера Федоровна, – осторожно начал Кротов, – у меня неприятности. Некоторое время вам с Лизой лучше пожить в каком-нибудь укромном месте.

– Я так и знала, – вздохнула Вера Федоровна. – Тогда, во дворе на Малой Грузинской, взорвалась именно Лизочкина коляска. Весь район только об этом и говорит. Я все-таки надеялась, что случайно… Здесь недалеко, на Луговой, живет моя школьная подруга. Она одна, дом огромный, теплый. Ее покойный муж был генералом авиации, квартиру она сыну отдала, а сама поселилась на даче. Мы можем поехать туда. Она будет рада.

– Да, – секунду подумав, кивнул Сергей, – пожалуй, это неплохой вариант.

– Сережа, а они Леночку не тронут?

– Что вы, Вера Федоровна, они до нее не доберутся. Она же далеко, в Сибири, – ответил за Кротова Сичкин. – А к ее возвращению все уже будет хорошо.

– Вы уверены?

– Мы постараемся…

* * *

Лена почувствовала – что-то произошло. Давно уже был вечер, крошечное окошко под потолком почернело. А о ней как будто забыли. Она не понимала, хорошо это или плохо, надо ли напоминать о себе или лучше сидеть тихо.

Она уже успела в общих чертах продумать свой разговор с лысым. Но только в общих чертах. Конечно, Градская вполне может быть знакома с лысым. Но невозможно представить, чтобы она наняла такого серьезного человека в качестве киллера. Она могла нанять кого-либо из его киллеров, но тогда Лену бы просто пристрелили.

Вероятно, Градская попросила его по старой дружбе заняться Леной. Но такие просьбы требуют серьезных оснований. А она не станет ни за что выкладывать блатному авторитету правду. Стало быть, она должна была сочинить какую-нибудь достоверную историю для лысого, намекнуть ему, что Лена и Майкл представляют опасность для него лично. Например, она могла придумать, будто Майкл – какой-нибудь крупный американский мафиози, что-то типа конкурента, имеющего свои виды на нефть и золото… Нет, ерунда. Наших бандитов в Америке много, но у нас пока нет американских гангстеров. Во всяком случае, Лена об этом никогда не слышала. Да и потом, это легко проверяется в их бандитских кругах. За подобную дезинформацию могут и убить. А что не проверяется? Предположим, Градская намекнула, будто Майкл – агент ЦРУ. Вот это уже теплее…

«Господи! – Лена даже подпрыгнула. – Зачем я клюнула на предложение Волкова повозить Майкла по Москве? Нет, я не клюнула, – тут же возразила она себе, – я просто поддержала навязанную игру. В общем, у меня не было другого выхода. Но в итоге они узнали, куда я еду и с кем… Нет, они бы все равно узнали, нашли бы способ. Ладно, это сейчас не важно. Важно решить, стоит ли сказать лысому всю правду? В конце концов, даже в этих кругах к насильникам относятся с отвращением. Но вдруг мне не поверят? Я скажу правду, а мне не поверят. Слишком серьезное и неожиданное обвинение… Интересно, почему мой визит на Малую Пролетарскую вызвал такую бурную реакцию – и у Саши, офицера ФСБ, и у лысого бандита? Несчастный Вася Слепак, опущенный зек Слепой… Чем он так интересен?»