Текст книги "Легкие шаги безумия"

Глава 38

Регина Валентиновна любила делать деньги и тратить их. А вот считать не то чтобы ленилась – просто терпеть не могла. Когда-то, когда их было совсем мало, в ранней студенческой юности, она считала каждую копейку.

А сейчас все, что касалось банковских дел, бухгалтерии, вызывало у нее судорожную зевоту. Разумеется, при концерне работал целый штат бухгалтеров, юристов, менеджеров. За их квалификацию можно было не беспокоиться. А вот надежность… Эта зыбкая субстанция всегда оставалась под вопросом.

Зато Вениамин Борисович умел и любил не только делать, но и считать деньги. Вся финансовая махина концерна находилась под его неусыпным и чутким контролем. Он доверял своим сотрудникам, но проверял их постоянно. Его можно было разбудить среди ночи, и он ответил бы без запинки, как отличник таблицу умножения, сколько на каких счетах, в каких банках, сколько в ценных бумагах. Какие суммы на сегодняшний день вложены в недвижимость, какие – в теневой сектор. Он всегда знал, что творится на биржах Европы и Америки, разбирался в курсах акций не хуже профессионального брокера.

На самом деле Регина все-таки подключалась к этой скучной бухгалтерии.

Постепенно и незаметно – даже для мужа – она стала наверстывать упущенное. Всегда лучше знать, чем не знать. Всякое может случиться. Однако, если речь заходила о банках, процентах и прочей прозе, она не забывала виновато разводить руками: «Я в этих вещах ничего не понимаю. Чувствую себя безграмотной дурой. Во всем остальном – умная, а в этом – дура».

Как всегда, она убедилась в своей правоте. Убедилась с грустью, но без отчаяния. Вот если бы она до сих пор действительно оставалась безграмотной дурой в финансовых делах, тогда да, впору было бы впасть в отчаяние.

Что вытворяет с банковскими счетами Веня, не окрепший после тяжелого гриппа, она узнавала не только от бухгалтера Гриши, но еще из нескольких других источников. Так было надежней.

И вот сейчас она сидела с одним из своих тайных консультантов в маленьком уютном ресторанчике, потягивала ликер «Белиус» из широкой, как блюдце, рюмки и задумчиво смотрела в ясные глаза молодого юриста.

Этот мальчик годился ей в сыновья. Красивый, как с рекламы лосьона после бритья, он именно этим мужественным лосьоном и благоухал на весь маленький полутемный зал. Вероятно, перед встречей вылил на себя целую бутылку.

«Детка, – лениво думала она, – неужели тебе кажется, что, если ты затащишь меня, старую равнодушную женщину, в постель, это прибавит тебе денег и перспектив? Ты и так небеден, перспективы у тебя вполне приличные – если, конечно, догадаешься, что так обильно поливать себя ароматом «настоящего мужчины» – дурной тон. Ты стажировался в Сорбонне, у тебя неплохо варит голова. Расслабься, не надо со мной кокетничать».

– Есть еще кое-что, Регина Валентиновна, – сказал между тем молодой человек и осторожно накрыл ее руку своей горячей ладонью, – но я боюсь, что эта информация… – Он откашлялся и замолчал.

– Не бойся, – мягко улыбнулась Регина, – называй вещи своими именами. Ты хочешь сказать, эта информация будет стоить дополнительных денег?

– Ну что вы! – Юноша даже покраснел. – Дело вовсе не в этом.

– А в чем же?

– Информация пока неточная, расплывчатая, а с другой стороны – крайне опасная. Но ради вас, Регина Валентиновна, я готов пойти на риск.

«Ого! – развеселилась Регина. – Ты и правда хочешь меня затащить в койку. Ты хоть знаешь, сынок, сколько мне лет?»

Но вслух она не задала этого вопроса.

– Давай, Антоша, договаривай до конца. – Она откинулась на спинку стула и вдруг весело подмигнула. – Что ты хочешь в обмен за свой жгучий секрет? Не стесняйся. Меня не надо стесняться, я тебе в мамы гожусь.

Но Антон стеснялся. Он краснел и чувствовал, как предательски намокла рубашка под пиджаком.

– Мне кажется, – сказал он еле слышно, – об этом лучше поговорить в другом месте. Если вы не возражаете…

– Ну-у, туману напустил! – покачала головой Регина. – Прямо тайны мадридского двора. Где же мы с тобой поговорим?

– Если вы не против… – Он сделал героическое усилие, набрал полную грудь воздуха и выпалил: – У меня дома!

Среди служащих концерна вот уже две недели ползал тихой змейкой слушок, будто у хозяина завелась зазноба. Раньше все удивлялись железной верности августейшей четы. Ни Волков, ни Градская не позволяли себе никаких посторонних увлечений. Их привыкли воспринимать как нечто единое, целое и неделимое. И вот кто-то где-то слышал, а кто-то уже и точно знал, что хозяин потерял голову.

Самое интересное заключалось в том, что предметом его воздыханий оказалась вовсе не шоу-дива, не кинозвезда, не фотомодель, а скромная, не очень молодая журналистка. Многие сгорали от любопытства. Если бы шеф завел интрижку с кем-нибудь из известных, признанных красоток, окружавших его плотным многослойным хороводом, никто бы не удивился.

Поговаривали, что с журналисткой у Волкова все серьезно, на старости лет он влюбился, собирается разводиться с Региной и жениться на этой самой журналистке, которую никто не знал и в глаза никогда не видел.

Осторожно проверяя финансовые дела концерна по поручению Градской, Антон Коновалов все больше убеждался, что шеф занят сейчас не чем иным, как дележом совместно нажитого имущества.

Надо было отдать должное шефу – огромные капиталы концерна он делил между собой и женой честно. Судя по всему, он намерен был отдать Регине Валентиновне весь концерн в полное ее распоряжение, а себе оставлял недвижимость в виде нескольких домов в разных уютных и престижных уголках мира и деньги в виде банковских вкладов. Ясно было, что Градская практически ничего не теряла: концерн давал огромные прибыли, и лет за пять-шесть Регина Валентиновна могла полностью восстановить то, что уплывало вместе с неверным супругом.

Разумеется, нашлось немало молодых людей, готовых скрасить одиночество Регины Валентиновны. Если раньше все попытки приударить за пожилой, но все еще привлекательной, а главное – очень богатой и влиятельной дамой были заранее обречены на поражение, то сейчас появился реальный шанс. И Антон Коновалов решил, что наиболее реален этот шанс именно для него.

Вот уже второй раз он сидел с хозяйкой наедине, в полумраке ресторанного зала. То, что он доложил ей сегодня, однозначно подтверждало зыбкие слухи о грядущем разводе. Но была еще одна новость, неожиданная и весьма неприятная. Правда, Антон считал, что отловил эту опасную информацию вовремя, стало быть, она стоит дорого. И дело тут вовсе не в деньгах. Хозяйка должна быть ему благодарна. Так пусть лучше она выразит свою благодарность у него, Антона Коновалова, дома. А дальше – видно будет. Уж он постарается, чтобы Регина Валентиновна захотела скрасить грядущее одиночество именно с ним…

– Ну что ж, – нежно улыбнулась Градская, – я не против. Я прямо-таки сгораю от любопытства.

…Двухкомнатная холостяцкая квартира на проспекте Вернадского была как будто специально предназначена для интимных встреч. Пол в гостиной был выстлан светлым, очень мягким ковром, по которому хотелось пройти босиком. Низкий широкий угловой диван и никаких кресел. Гостья поневоле должна была сесть рядом с хозяином. Тяжелые бархатные шторы теплого золотисто-бежевого оттенка делали полумрак еще уютнее. Из своей богатой фонотеки Антон выбрал Моцарта. На круглом журнальном столике вскоре зажглась ароматическая свеча, появились две малюсенькие чашки крепкого кофе по-турецки. Кофе был тоже ароматизированным, из зерен с запахом «французская ваниль».

– Я тебя слушаю, детка, – устало произнесла Градская, когда гостеприимный хозяин прекратил наконец суетиться и уселся рядом на угловой диван.

– Регина Валентиновна, – он старался, чтобы голос его звучал низко и чуть хрипло, – вы не устали говорить только о делах?

– Ладно, Антоша, кончай дурака валять, – поморщилась она, – выкладывай свою информацию.

– Я боюсь, – смущенно промямлил он, – я боюсь, вы сразу уйдете, как только я все скажу… А мне так хочется, чтобы вы побыли здесь немного, мне так хорошо с вами.

– А ты не бойся. – Она протянула руку, взъерошила волосы у него на затылке.

Он поймал ее руку и поцеловал твердую, широкую ладонь, потом соскользнул на пол, встал перед ней на колени и, осторожно поглаживая стройные ноги в тонких колготках, произнес шепотом, с придыханием:

– Вы правда не уйдете? Я не могу без вас жить.

– Я же обещала, – прошептала в ответ Регина и нежно провела пальцем по его щеке, коснулась губ.

– Совершенно случайно я обнаружил, что кто-то активно интересуется финансовыми делами концерна, – его руки проникали все выше, под узкую замшевую юбку, – сначала я решил, будто это налоговая полиция, но оказалось совсем другое. – Одна его рука скользила по бедру, другая расстегивала «молнию» юбки.

– Кто же? – Регина взяла в ладони его лицо и внимательно посмотрела в глаза.

– Бандиты, – еле слышно выдохнул он и, стянув с нее одновременно юбку, колготки и трусики, принялся расстегивать пуговицы шелковой блузки.

– А точнее? – спросила Регина, не помогая, но и не мешая ему.

– Люди Кудряша.

Блузка упала на пол, за ней последовал лифчик. При слабом свете свечи не было видно, как смертельно побледнело лицо Регины Валентиновны.

– Чем конкретно они интересовались? – спросила она шепотом.

Антон между тем с рекордной скоростью скидывал с себя одежду.

– Всем. Абсолютно всем, причем делали это нагло, почти по-хозяйски. – Он снял последнее, что осталось, – темно-синие в белую звездочку носки.

«А вот это конец, – думала Регина, вяло отвечая на старательные ласки молодого юриста. – Кудряш вытянет все и при этом по стенке размажет. Полянскую он теперь будет беречь как зеницу ока. Там ее и Слепой не достанет. Я бы на месте Кудряша именно так и поступила. А как я поступлю на своем месте? Или уже никак, и это действительно конец? «Конец мог быть и пострашней, но не придумаешь бездарней». О господи, неужели опять всплывают стихи несчастного Синицына?»

Антон Коновалов уже тихо постанывал, и Регина как-то отстраненно отметила, что была не права, когда отвергала робкие ухаживания таких вот восторженно-жадных молодых павлинов. Они часто распушали свои радужные хвосты перед ней. Хотя она прекрасно понимала, что дело исключительно в деньгах и карьере, но все равно, она много потеряла. Теперь уж не наверстаешь…

Дело близилось к развязке. Компакт-диск кончился, но тут же автоматически заиграл сначала. Высоко и страстно взвыла скрипка, ей стал ласково вторить глубокий низкий голос виолончели. Регина с удивлением обнаружила, что здорово завелась к финалу. В ней вдруг проснулась такая горькая, ненасытная жажда жизни, что она почти до крови впилась ногтями в мускулистую спину своего партнера и понеслась куда-то по искрящимся волнам скрипичного соло…

Ванная в холостяцкой квартире была круглая, просторная, с гидромассажем. Антон отнес туда свою даму на руках, опять не поскупился на всякие благовония, залез сам.

– Знаешь, детка, я, пожалуй, останусь у тебя до утра, – сказала Регина и прикрыла глаза, – мне надо хорошенько расслабиться.

– Правда?! Спасибо тебе, – он искренне обрадовался.

– Это тебе спасибо. Твой секрет действительно стоит дорого. Ты прав, информация действительно неприятная и опасная. Будь, пожалуйста, осторожен.

– Что ты! Я никому ни слова! Могила!

– И правда, могила, – задумчиво кивнула Регина.

* * *

Огонек зажигалки дернулся и потух. Лена щелкнула еще раз, но газ кончился.

– Во-первых, здравствуй, Лена Полянская. Во-вторых, одевайся, быстро и тихо, – прошептал киллер.

Лена дрожащими руками натянула поверх своего свитера тот, что оставила Нина. Слепой на миг осветил ее фонариком.

– Что-нибудь еще теплое есть? – спросил он.

– Нет.

– Ладно, пошли. – Он взял ее за руку.

Рука у него была железная. «Он накачал себе мускулы, он стал вдвое шире, чем был тогда, – подумала Лена, – он киллер…»

Они выскользнули из комнаты, крадучись, прошли коридор. В доме стояла сонная, спокойная тишина. Через минуту они попали в какое-то помещение. Оглядевшись, Лена поняла, что это кухня. Фонарик опять вспыхнул и осветил маленькую неприметную дверь рядом с огромным холодильником. За дверью была высокая деревянная лестница.

Они поднялись и оказались на чердаке. Лунный свет падал в небольшое слуховое окно. Осторожно ступая по скрипучему дощатому полу, стараясь ничего не задеть, не шумнуть, они подошли к окну. Оно было приоткрыто. За ним шел крутой скат железной крыши. Слепой подсадил Лену, она вылезла в окно, ноги тут же заскользили по обледенелому железу. Вася, вылезая, успел схватить ее за руку.

– Я сейчас прыгну первый, – прошептал он ей на ухо, – потом ты. Не бойся, здесь невысоко. Я тебя поймаю. Волосы почему мокрые?

– Голову вымыла, – прошептала Лена в ответ.

– Плохо. Простудишься. Все, я пошел. Будешь прыгать, смотри не ори.

Он почти бесшумно скользнул с края крыши. Лена стала сползать потихоньку, за ним вслед. Она боялась посмотреть вниз. Легко сказать, невысоко! Метров пять точно есть. Зажмурившись, Лена прыгнула, уже представляя, как сейчас переломает все кости, но тут же оказалась в железных объятиях киллера. От него как-то странно пахло.

– Откуда этот запах? – прошептала Лена.

– Эфир. Для собак, – ответил он и осторожно поставил ее на снег.

В доме послышался шум. В окне на первом этаже забегал фонарный луч. Схватив Лену за руку, киллер потащил ее к другой стороне дома. Было тяжело бежать по глубокому снегу, петляя между толстыми стволами елей и берез. Лена поняла, что они бегут не к дороге, а совсем в другую сторону.

Оказалось, что дом окружен бетонным забором высотой не меньше двух метров. Из окна его не было видно за деревьями. Прямо у забора что-то темнело на снегу. Слепой наклонился над темной грудой, и Лена разглядела, что это труп и что Вася снимает с трупа короткую дубленую куртку, разматывает шарф.

– Надевай, – сказал он и стал сам натягивать куртку на Лену, – быстро! Шарф на голову!

Лена, холодея от ужаса, послушно застегнула «молнию», накинула на голову вязаный широкий шарф, снятый только что с мертвого. От шарфа пахло табаком и мужским одеколоном. Слепой потянул ее за руку, они быстро побежали вдоль забора. В одном месте между бетонными секциями оказалась узкая щель, в ней торчали толстые прутья арматуры.

– Я первый, ты за мной, осторожно, наверху колючка. Не зацепись.

– Проволока под током? – спросила Лена.

– Была. Теперь нет. – Он ловко, как кошка, вскарабкался на двухметровый забор и тут же исчез. Лена ухватилась за прут арматуры, подтянулась. Она даже в детстве не лазала через заборы. Нога искала опору, скользила по бетону.

Со стороны дома послышались голоса, топот.

– Стой, мать твою! – закричали совсем близко. – Стой, стреляю на х…! – И тут же шарахнуло несколько выстрелов.

Лена перелетела через забор как птица. И опять оказалась в объятиях киллера. Ярко светила луна. Они бежали в тайгу, утопая в глубоком снегу, спотыкаясь о корни. Бежать было все трудней. А сзади стреляли вовсю, уже не у дома, а за оградой. К пистолетным выстрелам прибавился стрекот автомата.

Слепой на бегу выхватил из-за пазухи короткоствольный маленький автомат, оглянулся, дал дугу очереди. Выстрелы за спиной на секунду стихли. Потом опять застрекотали.

– Ложись! – скомандовал Слепой.

Лена упала на снег. Она ничего не видела, только слышала отдельные выстрелы, автоматные очереди, обложной мат. Кто-то тяжело бежал по глубокому снегу. Вася отстреливался. Лена вдруг поняла, что он укладывает из своего автомата бандитов, одного за другим. Она не знала, сколько это продолжалось. Ей казалось, прошла вечность. Лежать на снегу было холодно. Ее стала бить дрожь. Пряди волос, выбившиеся из-под шарфа, превратились в сосульки.

Наконец стало тихо. Она решилась поднять голову и огляделась. Вася сидел на снегу, зажав левой рукой правое плечо.

– Все, – сказал он, – уходим.

– Что с тобой? – спросила она.

– Задело немного. Снег-то отряхни. – Он поднялся. – Пошли. Надо уйти как можно дальше.

Теперь они не бежали. Бежать по глухой тайге невозможно, даже по просеке. Нет твердой земли под ногами. В любой момент можно угодить в болото, зимой это не страшно, а к весне лед становится совсем тонким. Таежное болото засасывает моментально, пикнуть не успеешь.

Они двигались вперед, перешагивая по стволам упавших деревьев. Стало светать. Лена разглядела, что из-под Васиного рукава стекает темная струйка крови.

– Надо остановить кровь. Давай сядем на какой-нибудь ствол, я посмотрю, что там у тебя.

– Нет, – покачал он головой, – надо дойти до скита.

– До какого скита?

– Есть здесь одно место, раскольничий скит, старая брошенная землянка.

– Ты же перестрелял их всех. Кто за нами гнаться будет?

– Не всех. Когда станет светло, они могут пустить вертолет. Надо дойти до скита, он не виден сверху.

– Даже так? Вертолет?

– А ты что думала?

– Долго еще идти до твоего скита?

– Часа два, не меньше.

– Больно тебе? – спросила Лена. – Плечо болит?

– Не разговаривай, – ответил он, – береги силы.

Сил почти не осталось. Лена то и дело обтирала лицо горстями снега. Ноги скользили по обледенелым стволам поваленных деревьев. Было холодно. Голова кружилась от слабости. Они шли уже часа три, без привалов и остановок. Киллер, несмотря на раненое плечо, шел легко и быстро. Невысокая коренастая фигура перескакивала с одного ствола на другой. Он шел по тайге так, словно под ногами был ровный, чистый асфальт. А Лена плелась еле-еле. Так хотелось ступить не на ствол, а на заманчиво-ровную поверхность, покрытую толстым слоем мягкого чистого снега. Один раз Лена ступила, вернее, оступилась, и тут же нога провалилась глубоко в снег, под подошвами послышался предательский хруст. Вася подскочил к ней в тот же миг, вытянул ее, поставил на широкий березовый ствол и мрачно произнес:

– Осторожней не можешь?

– Спасибо. Прости, пожалуйста, – эхом отозвалась Лена.

За весь долгий, мучительный путь они больше не сказали ни слова.

Глава 39

– Регина, нам надо поговорить, – шептал Веня Волков, сидя в своем зале для прослушиваний и глядя, как скачет по сцене очередной мальчик. Карамельно-хорошенькое личико покраснело от стараний, слабый фальцет выводил стандартную муть: «Я хочу тебя, ля-ля-ля, я так хочу тебя, ты моя, ля-ля-ля, девочка-звезда-а-а-а, голубые глаза, словно бирюза-а-а-а…»

Регины не было рядом. Она вообще куда-то исчезла, не ночевала на даче. Он знал, в московской квартире она тоже не ночевала. «Ну и отлично, – думал он, – у нее хватило ума понять…»

– Нам надо поговорить, – прошептал он еще раз, пытаясь привыкнуть к этой банальной киношно-литературной фразе.

Он хотел произнести ее еще вчера вечером, но Регины не было, и он вздохнул с облегчением. Наверное, стоит еще немного подождать. Надо запустить этот последний проект. Нельзя уходить, не завершив начатого.

Еще месяц назад он решил создать юный и нежный супердуэт. Девочка и мальчик, не старше восемнадцати, а внешне – почти подростки. Но не теперешние, гоняющие на роликах в платочках-«банданах» на бестолковых головах. Это должны быть трогательные влюбленные дети, вне времени, вне грубости и цинизма, без всякой приблатненности. Ромео и Джульетта конца девяностых. В перспективе даже замаячила звездная рок-опера, что-то типа «Вестсайдской истории». Ведь не перевелись еще в России композиторы, а голоса – вообще не проблема. Главное – угадать точные типажи.

Девочку он уже нашел. В одном из театральных училищ он выбрал худенькую, как тростинка, первокурсницу. У нее были роскошные пепельно-русые волосы до пояса, огромные черные глаза на тонком, почти прозрачном личике. Без косметики, в умытом виде, она выглядела не старше пятнадцати. Ее звали Юля. Двигалась она отлично, даже голосок кое-какой был…

С мальчиком дело шло сложней. Сегодня он решил хоть на ком-то остановиться. Этот, карамельный, был уже седьмым за сегодняшний день. Слушая его монотонный фальцет, Веня вдруг хлопнул в ладоши и громко произнес:

– Стоп!

Мальчик застыл.

– Стихотворение какое-нибудь можешь прочитать?

– Стихотворение? – Мальчик растерянно взмахнул длинными ресницами.

– Ну учил же ты в школе Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Прочитай что-нибудь. Что помнишь.

– Ага, – кивнул мальчик и, подумав секунду, начал:

 
Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана…
 

– О господи, – поморщился Веня, – ты что, не понимаешь? Про любовь что-нибудь. Ну? «Я помню чудное мгновенье…» – подсказал он.

– Передо мной… Эт-та… явились вы, – смущенно продолжил мальчик.

– «Ты!» – повысил голос Веня. – «Передо мной явилась ты». Все, свободен. Давайте, кто там следующий? – крикнул он, обернувшись к двери.

Как только вошел следующий мальчик, Веня вздохнул с облегчением. Темно-каштановые кудри, круглые очечки, большие ярко-синие глаза. Мальчик еще не успел подняться на сцену, еще рта не открыл, а Веня уже знал: образ найден.

– Где Юля? – Он огляделся по сторонам.

– Я здесь, Вениамин Борисович! – послышался тоненький голосок из заднего ряда.

Все это время девочка сидела в зале. Он совсем забыл о ней.

– Давай-ка на сцену. Встаньте рядом.

Вот он, его последний проект. Ромео и Джульетта. На раскрутку уйдет полгода. Его уже здесь не будет. Если Регине потребуется помощь, он поможет. Он сам сделает только первые два клипа и подберет репертуар на эти полгода. Еще, пожалуй, сам подберет композитора и поэта для рок-оперы. И все…

– Регина, нам надо поговорить, – прошептал он в третий раз.

– Вениамин Борисович, вы что-то сказали? – спросила девочка Юля со сцены.

– Нет. Ничего. Вы оба знаете какой-нибудь хороший романс?

Они зашептались. Они не были знакомы, но тут же познакомились.

– Кажется, тебя утвердили, – услышал он громкий шепот девочки. Через минуту они запели дуэтом:

 
Не покидай меня, весна,
Не оставляй меня, надежда.
 

Оказалось, что у мальчика неплохой голос, довольно низкий, глубокий. И со слухом все в порядке. Веня, прикрыв глаза, устало откинулся в кресле. Слова и мелодия не вызвали у него никакого жара, никакой дрожи. Ему было приятно слушать красивый романс в хорошем исполнении. И только…

Он решил, что не будет сегодня вечером говорить Регине трудную банальную фразу. Надо еще немного подождать. Он знал – Регина выслушает его спокойно и внимательно, не станет устраивать сцен. Она отнесется к его решению с пониманием, даже с сочувствием.

«Ну что ж, – скажет она, – если ты так хочешь, если тебе так будет лучше, я готова…»

А потом убьет Лену.

Она найдет способ. В третий раз она не промахнется. Случится что-нибудь неожиданное, например, самолет, следующий рейсом Тюмень – Москва, взорвется в воздухе. И никто не будет виноват.

Пусть Лена прилетит, пусть переговорит с мужем… В том, что она согласится на его предложение, Веня не сомневался ни на секунду. Она принадлежит ему, и только ему. А кому же еще может принадлежать его счастье, его молодость?

Весь этот долгий, страшный кусок жизни, который назывался его молодостью, сжался в памяти до нескольких дней, до нескольких счастливых дней в июне 1982 года. Не было ничего, кроме той единственной, живой и понятной любви, пусть даже безответной. Теперь она вернется к нему. Уже вернулась. Лена Полянская любит его. Они будут вместе и никогда больше не расстанутся. Он здоров. Он никого не убивал.

«Продлитесь вы, златые дни», – самозабвенно пели на сцене мальчик и девочка.

* * *

– Все. Мы пришли, – хрипло проговорил киллер и упал на снег.

Лена огляделась. Никакого скита не было, только невысокий заснеженный холмик. Вася лежал на снегу, закрыв глаза. Утреннее солнце било ему в лицо. Лена села на поваленный ствол и почувствовала, как кружится голова.

Последний кусок пути она шла почти легко. Открылось второе дыхание. Ей стало казаться, что она вовсе не устала, что может идти еще сколько нужно. Только сейчас, остановившись, она поняла, что просто умирает от усталости.

Киллер пролежал на снегу с закрытыми глазами не больше десяти минут. Он умел полностью расслабляться, давать отдых каждой клеточке. Даже боль в раненом предплечье не мешала ему. А Лена, закрыв глаза и прислонившись к стволу, моментально заснула. Этот глубокий сон был больше похож на обморок.

Он не стал ее будить. Подобрал подходящий березовый сук и принялся с его помощью разгребать вход в землянку. Работа заняла у него не больше получаса. Правая рука действовала плохо, зато левая была в полном порядке. По силе и ловкости она ничем не отличалась от правой.

Когда вход был расчищен, киллер набрал елового лапника и выстлал дно убежища в несколько слоев. И только после этого разбудил Лену.

Она открыла глаза и в первый момент не могла понять, где находится. После короткого сна стало немного легче, но тело ныло и требовало еще отдыха.

– Пока нет вертолета, – сказал киллер, – ты должна посмотреть, что там у меня с плечом. Мы сядем у входа в скит, как только услышим вертолет, сразу спрячемся.

– Хорошо, – кивнула Лена и тут же подумала: «А если это будет другой вертолет? Не бандитский?»

Но вслух она ничего не сказала.

Из бесчисленных карманов кожанки киллер достал маленькую плоскую фляжку, финский нож в толстых кожаных ножнах, плитку шоколада. Аккуратно сняв обертку, он отломил четыре дольки, две протянул Лене, две положил себе в рот.

– Ешь медленно. Это вся наша еда на ближайшие сутки, – сказал он, – потом, позже, я попробую сделать кипяток.

Под курткой у Слепого был толстый свитер, перетянутый ремнями портупеи, к которой крепился где-то у левой подмышки маленький автомат. Под свитером – тельняшка. На тельняшке особенно жутко выглядела окровавленная дыра в верхней части правого предплечья. Лена удивилась, как легко он двигает раненой рукой, снимая через голову свитер и тельник.

– Тебе не холодно? – спросила она, когда он разделся до пояса.

– Посмотри плечо, – ответил киллер.

– Вообще-то, я не врач, – предупредила Лена, осматривая кровоточащую рану.

– Я знаю. Но врача здесь нет. Возьми снег и попробуй стереть кровь.

– А что у тебя во фляге?

– Спирт.

– Тогда почему снегом? Можно инфекцию занести.

– Спирта мало. Он еще понадобится. А снег здесь чистый, считай, стерильный. Делай, что говорю.

Лена выгребла из-под затвердевшей ледяной корки горсть мягкого снега и стала осторожно вытирать кровь вокруг раны. Киллер сидел спокойно, даже не морщился.

– Кровотечение не сильное, оно почти прекратилось. По-моему, там прощупывается пуля, – сообщила Лена, – у тебя есть хотя бы носовой платок? Надо перевязать.

– Платка у меня нет. Перевязать надо, но это потом. Сейчас ты вытащишь пулю.

– Прости, что?

– Ты сделаешь надрез и вытащишь пулю. А потом перевяжешь.

Лена еще раз оглядела рану. Пуля прощупывалась прямо под кожей, и, вероятно, врач мог бы извлечь ее минут за десять, даже в таких условиях. Но Лена, кроме заноз, никогда ничего не извлекала из человеческой кожи. Однако она понимала, что Вася прав, пулю надо вытащить. Иначе может начаться воспаление, нагноение или еще какая-нибудь гадость.

– Ты не бойся, – сказал он мягко, – я неплохо знаю анатомию. Там нет никаких важных артерий. Я чувствую, она сидит прямо под кожей. Кроме тебя, этого никто не сделает. А сделать надо.

В карманах чужой дубленки Лена нашла только пачку сигарет и зажигалку. Она расстегнула «молнию», обшарила внутренний карман. Там лежало пятьсот долларов. И все. А нужен был чистый носовой платок. Она сняла дубленку, вытянула из-под джинсов подол длинной трикотажной футболки и отрезала от него финкой, по кругу, полоску ткани шириной сантиметров тридцать. От полоски отрезала несколько небольших лоскутков. Потом тщательно протерла спиртом руки, лезвие финки, края раны. Глубоко вздохнув и перекрестившись на чистое утреннее небо, она немного натянула кожу вокруг раны и быстрым движением сделала точный надрез.

– Умница, – похвалил ее киллер, – ты видишь ее?

– Да.

Лена видела темный металлический кончик. Пуля была маленькой и очень скользкой. Она старалась не думать о той боли, которую сейчас причиняет Васе Слепаку. Пальцы у нее были тонкие и ловкие, но впервые в жизни она пожалела, что никогда не отращивала длинных ногтей. Ногтями было бы удобней подцепить пулю.

Наконец она справилась и протянула киллеру на ладони маленький, удлиненный кусочек свинца.

– Можешь выбросить, – сказал он.

Смочив спиртом еще один лоскут, она тщательно протерла рану и оставшимся длинном куском ткани туго перевязала предплечье.

– Слушай, Лена Полянская, почему ты не стала врачом? – спросил киллер, осторожно натягивая тельняшку.

– Я же не спрашиваю тебя, Вася Слепак, почему ты больше не пишешь стихи, а пошел в киллеры? – слабо улыбнулась она в ответ. – Лучше дай мне еще кусочек шоколадки. Совсем маленький, одну дольку.

– Держи. – Он отломил две дольки и протянул ей обе. – Заслужила. Заешь снегом. Только сразу не глотай, растопи во рту. Получится что-то вроде холодного какао.

– Да, отличный завтрак. – Лена вытащила из пачки сигарету.

Это был все тот же «Парламент». Вероятно, бандиты в таежном доме курили только его. Она протянула пачку Васе, но он помотал головой:

– Я не курю. А теперь скажи, кто подставил моего отца?

Он спросил об этом так просто и буднично, что Лена вздрогнула.

– Градская, – тихо произнесла она после долгой паузы, – твоего отца подставила Градская. А девочек убивал Волков.

Лицо киллера окаменело. Глаза его стали совсем белыми. Смотреть в них было страшно, и Лена отвернулась.

– А теперь все подробно, – сказал он, – очень подробно, с самого начала.

И тут вдали послышался стрекот вертолета.

– Давай в скит, – скомандовал киллер.

Через несколько секунд они оказались в кромешной темноте, на мягком лапнике. Вертолет был все ближе.

«А если это не бандиты? – подумала Лена. – Если это Сережа?»

– Я тебя слушаю, – тихо произнес киллер.

Лена стала рассказывать ему все с самого начала. Она говорила долго, а вертолет все кружил. Звук то отдалялся, то приближался. Каждый раз, когда вертолет подлетал совсем близко, Лена замолкала и прислушивалась. Но киллер торопил ее:

– Дальше!

Закончив свой рассказ, она закурила и тихо спросила:

– Как и зачем ты меня нашел?

– Тебя заказала Градская, – ответил он после долгого молчания.

– Ты принял заказ?

– Я не брал денег.

– Но не отказался?

– Если бы я отказался, она бы наняла кого-то другого. Или попыталась сама еще раз.

– Почему она не обратилась к тебе сразу?

– Я не убиваю женщин, у которых маленькие дети. Она это знает. В Москве ты была с ребенком, а здесь одна.

– Если она думала, что ты меня убьешь, зачем натравила еще и бандитов?

– Для страховки. Со мной сложно связаться, к тому же я не беру денег вперед и не даю гарантий.

– Митю ты убил? – спросила Лена еле слышно.