Текст книги "Качели (сборник)"
Автор книги: Полина Дашкова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Синдром «тетки»
У моей прабабушки Анюты была двоюродная сестра. Ее звали Леонида. Красавица, авантюристка и мотовка, швыряла семейные капиталы на наряды и развлечения, пережила множество романов и не знала удержу. Где-то около 1910 года, в Париже, она познакомилась с сыном бельгийского миллионера по имени Поль. Он влюбился без памяти. Ей было тридцать пять, ему двадцать семь. Подробностей не знаю, но могу представить, что все происходило чрезвычайно романтично. Поль сделал предложение, но тут Леонида испугалась. Бельгиец понятия не имел, что она старше него на восемь лет.
Леонида сказала, что ей нужно подумать, поговорить с родителями, быстренько вернулась на родину, и за небольшие деньги ей удалось сделать себе новые документы. В них все было правдой: имя, отчество, фамилия, вероисповедание, сословная принадлежность, место рождения, месяц, число. Только год другой. Леонида стала моложе на десять лет. Родственники согласились с ее решением и поклялись хранить тайну.
Потом она жила долго и счастливо в огромном старинном замке в Бельгии, у них с Полем были дети, внуки, правнуки. Всегда, всю жизнь, она оставалась моложе самой себя ровно на десять лет. Все думали, что она умерла в восемьдесят три, а на самом деле – в девяносто три, и никто, даже семейный доктор, никогда не узнал правды.
Историю про Леониду мне рассказала моя бабушка Липа, когда ей было шестьдесят пять, а мне пятнадцать. Я хотела выглядеть старше. Собственное лицо меня не устраивало. В нем не читалось никакого прошлого, никакой тайны и внутренней драмы. Оно казалось мне скучным, слишком открытым, гладким, юным и здоровым. Я бы с удовольствием присвоила себе те десять лет, от которых отказалась Леонида. Я была готова прожить заочно, за один день, за один миг, таинственный кусок чужой жизни, наполненный приключениями, романами и авантюрами.
Чтобы выглядеть старше, я выщипывала брови в ниточку, красила губы темно-вишневой помадой и рисовала себе интересные тени под глазами. Однако ничего не получалось.
В кинотеатре «Москва» вредные билетерши не пускали меня на фильмы с пометкой «детям до шестнадцати». Мне исполнилось шестнадцать, потом семнадцать, восемнадцать. Они не пускали, требовали паспорт. Я предъявляла и злилась. Я скрывала свой возраст лет до двадцати с тупым подростковым упрямством. Он все казался мне мизерным, ничтожным.
Свою старшую дочь Аню я родила в двадцать шесть. Пока ходила с огромным пузом, слышала сочувственные замечания: такая молоденькая, а уже… В роддоме меня обозвали старой первородящей.
Когда мне было тридцать, мы с мужем впервые полетели в Нью-Йорк. Восемнадцать часов полета с двумя посадками, в Дублине и в Калгари. Ночные аэропорты, метель, прожектора. Я вдруг почувствовала себя ужасно старой. Я представила, как остро, как ярко могла бы пережить все это лет в четырнадцать, когда зачитывалась Сэлинджером. Впрочем, оказавшись в Нью-Йорке, я почти сразу отправилась в Центральный парк, выкурила сигарету на скамейке у пруда и спросила у нашего американского приятеля, не знает ли он, куда деваются на зиму утки.
Неделю назад моей Ане исполнилось пятнадцать. Мне в июле шарахнет сорок один. На улице к нам обращаются «девушки». Мы тихо хихикаем.
Возможно, путаница с возрастом досталась мне по наследству от моей шальной двоюродной прабабушки Леониды. Чем старше я становлюсь, тем больше бодрит меня эта старинная семейная история. Глядя в зеркало, я спрашиваю себя: могла бы я по-тихому вычеркнуть десять лет? Вполне. Никто бы не заметил.
Я отлично помню себя – на уровне ощущений, в возрасте пяти, пятнадцати, двадцати пяти, ну и так далее. Хочу ли я туда вернуться? Вряд ли. Согласна ли я отдать одно из четырех прожитых десятилетий, чтобы стать моложе? Ни за что! Ни одного денечка не отдам, даже самого грустного, не говоря уж о счастливых.
Мне нравится мой возраст. Я смотрю на свою маму, которой шестьдесят, и не боюсь стареть. Она красивая женщина. Она леди. Никаких подтяжек, никаких особенных косметических ухищрений. Правда, есть одно небольшое «ноу-хау».
Женщине может быть сколько угодно лет, главное, чтобы она не превратилась в тетку. А эта беда случается и в двадцать.
Тетка – нечто бесполое, не имеющее возраста. Брюхо и химические перья на голове. Яркий, тщательно выращенный и выхоленный цветник разнообразных хворей, главные из коих – истерия и хронический запор. Глаза, затянутые пеленой тихого остервенения. Из уст тетки даже слово «Господи!» звучит как змеиное шипение. Однако это уже последняя стадия болезни. А начинается все вполне невинно.
Начинающая тетка никогда не скажет о вас ничего хорошего, ни в глаза, ни за глаза. Но может часами говорить плохое и получать от этого удовольствие. Начинающая тетка краснеет от злости, но не от стыда. Это чувство ей неведомо, как и чувство юмора. Впрочем, смеяться она умеет. Если вас окатит грязью проезжающая машина или вам на голову нагадит птичка, начинающая тетка зальется счастливым девичьим смехом.
Она страшно внимательна к мелочам. Она орет на ребенка из-за разбитой чашки и удавится за копейку. Она сожрет вас живьем за царапину на полированной мебели, за пятно на обоях, за место в очереди или просто так, за то, что вы принадлежите к иной породе.
Начинающая тетка, еще вполне легкая и очаровательная снаружи, но уже вся железная, тяжеленная внутри, способна ворваться, как танк, в чужую семью, подавить мирное население гусеницами и в качестве трофея увезти на лафете жалкую тушку главы семейства.
Начинающая тетка жадина и обжора. Она плотоядна и вечно голодна. Ей жаль вкусного куска, который исчез у вас во рту, даже если ее тарелка полна. Она провожает ваш кусок внимательным взглядом и мысленно запихивает его к себе в рот. Но в то же время ей обидно, если вы отказываетесь от тяжелой еды. Вы останетесь стройной, это гложет ей душу. Ей не угодишь.
Бедная тетка! С ее гастрономическим сладострастием невозможно сохранить пристойные женские формы. Она хочет лучше выглядеть, но не может остановиться, и ест, ест. Хочет, но не может. Это ужасно. Она готова объяснять свои проблемы чем угодно – нарушением обмена веществ, дурной экологией, сидячим образом жизни, кромешной занятостью, нервными перегрузками, сглазом, но только не жадностью и обжорством.
Котлеты с жареной картошкой, блинчики с вареньем, макароны с мясной подливкой и ломти кремовых тортов сильней ее и побеждают в ней женщину. Вам приятно признавать свои поражения? Вот и ей тоже – нет. Поэтому не вздумайте садиться с ней за стол. Если вы не едите сладкого и жирного, она спросит: «Что, боишься поправиться?» Она умеет задать этот вопрос таким образом, что ваше невинное «Да» прозвучит как признание в тайном постыдном пороке. Безопасней будет сочинить что-нибудь о диабете, о больных почках и дурном пищеварении. В ответ она охотно расскажет вам о своих хворях, и вы найдете общий язык. Но ненадолго. У тетки, между прочим, довольно тонкое чутье на чужаков, на людей другой породы, она легко разоблачит вас. Нельзя, невозможно мирно сосуществовать с теткой в одном пространстве, ибо конфликт, скандал – ее стихия. Ей тяжело жить без отрицательных эмоций, своих и чужих. В атмосфере покоя и доброжелательности тетка чахнет – если конечно, ей не удается эту атмосферу испортить.
Тетки, начинающие и зрелые, обитают везде, независимо от географической широты и социальной системы. Работающая тетка опасней домашней, если, конечно, домашняя не живет с вами на одной лестничной площадке.
Тетка-чиновница обязательно берет взятки, хорошо, когда деньгами и конфетами, хуже, когда вашим унижением. Тетка-врач залечит вас, здорового, до инвалидности и заверит, что так и было. Тетка гуманитарная, пишущая, смакует хаос кухонной свары и выдает его за художественные откровения. Она прилежно цедит из потока жизни только гнусности, доказывая вам и себе, что ничего иного там нет и быть не может, что каждый человек по сути своей дерьмо и все одинаковы.
Впрочем, тетка вовсе не злодейка. Когда у вас случается что-то плохое, она сочувствует. Если вас кто-то обидел, она терпеливо слушает ваши жалобы на обидчика. Но когда у вас все хорошо, вы счастливы, успешны, красивы, лучше не попадайтесь ей на глаза. Она постарается испортить вам удовольствие. Уверяю вас, она это умеет.
Кстати, если вдруг чужой успех вызывает у вас резь в желудке и разоблачительный словесный понос, будьте осторожны. Замолчите на полуслове, быстро посмотрите на себя в зеркало. Если вы женщина, то вряд ли понравитесь себе в этот момент. А если уже зрелая тетка… не знаю.
Настоящая женщина всю жизнь, по капельке, выдавливает из себя тетку, как Антон Павлович Чехов выдавливал из себя раба. Чем меньше этих мерзких капелек останется внутри, тем красивей и достойней вам предстоит стареть.
Старости боятся все – женщины и тетки, мужчины и дядьки, ангелоподобные люди и человекоподобные звери. Впрочем, человек от зверя отличается тем, что не так боится самой старости, как ее откровений, которые беспощадно проступают на лице. Бывают старики необыкновенно красивые, светлые, трогательные, в их лицах есть нечто детское, ангельское. Бывают совсем безобразные, как ведьмы и бесы. Это не случайные прихоти слепой судьбы, это в конечном счете выбор, очень личный и вполне свободный. Все дурное, что натворил человек за жизнь, лезет наружу, сочится из тусклых неприятных глаз. И ничего уже не изменишь. А еще вчера можно было.
(Опубл. в журнале «VOGUE», № 7, июль – август 2001)
2010
Январь 2010 года выдался необычайно холодным. Некоторые несознательные жители Нью-Йорка греются у костров. Жгут все, что горит. Особенно ценятся на черном рынке брикеты из переработанной прессованной бумаги. Использовать для обогрева газеты, журналы, покет-буки в мягких обложках, картонную упаковочную тару и кульки от продуктов опасно. Вооруженные патрули из состава спецподразделения ФБР «Солдаты демократии» снуют по ночным улицам, ослепляя светом фонариков, роются в бумажных грудах и если на обрывке газеты, на коробке из-под пиццы находят изображение американского флага, портрет президента или кого-то из глав администрации, следует неминуемый арест. Берут всех, кто оказался в радиусе пятидесяти метров от мусорной кучи, ударами дубинок загоняют в грузовые фургоны и везут в «зону перевоспитания».
Это страшное место находится в бывшем русском районе Бруклина Брайтон-Бич. Там, на пустынном побережье, воет ледяной океанический ветер. Население исчезло почти полностью еще осенью 2006-го, когда правительство России получило разрешение забрать домой большую часть своих бывших граждан. Жители Брайтона и другие русские, эмигрировавшие в США в последней четверти прошлого века, были выкуплены у американских властей за 20 тысяч тонн консервированных гамбургеров, которые изготовил специально для этого Останкинский мясокомбинат.
Первые, самые умные, успели уехать значительно раньше, пока еще США оставались открытым государством и эмиграция из страны не рассматривалась как предательство идеалов демократии.
Дело в том, что правительство единственной в мире страны, из которой никто никогда не эмигрировал, не сразу сообразило, что происходит. Подобная глупость просто не могла никому прийти в голову. В последние три века все было наоборот: нормальным людям хотелось в Америку, а не вон из нее. Когда правительство опомнилось, была создана специальная комиссия при президенте.
В состав комиссии вошли психологи, парапсихологи и экстрасенсы. С помощью оригинального запатентованного прибора (тонкая титановая рамка с пластиковым звездно-полосатым флажком) они проверили идеологические качества ауры каждого гражданина, независимо от возраста, пола и расы. Флажок крепился к рамке тонким шарниром, и если в ауре гражданина присутствовали затемнения нелояльности, звездно-полосатый квадратик начинал дрожать и отклонялся влево. Специалисты замеряли частоту колебаний и вносили данные в компьютер. Каждому, кто прошел такое тестирование, выдавался пластиковый сертификат. Через полтора года практически все население США получило сертификаты. К весне 2007-го пластиковые штучки следовало иметь при себе постоянно и предъявлять по первому требованию властей. В штрих-коде была закодирована полная информация о гражданине: психофизические особенности, социальные, гастрономические и сексуальные пристрастия, уровень демократической искренности, наличие остатков никотина в организме. Последнее представляло особый интерес для компетентных органов.
Дело в том, что уже к лету 2006-го курение табака было объявлено уголовным преступлением, и в Конституцию ввели новую статью: «Покушение на здоровье нации». Времена, когда курильщиков преследовали только повсеместными запретами и денежными штрафами, миновали. Теперь за выкуренную сигарету следовало платить не деньгами, а свободой (до десяти лет строгого режима). Кроме того, на общественных началах были организованы боевые бригады «Чистый воздух». Они состояли из здоровых юношей и девушек, прошедших специальную спортивную подготовку. Бригады имели сначала неофициальное, а потом и официальное право отлавливать тайных курильщиков везде, даже в частных домах. Прежде чем отдать властям, юноши и девушки наказывали преступников с горячностью истинных молодых патриотов. Часто случалось, что слабое здоровье курильщика не выдерживало суровых воспитательных мер. Если вскрытие выявляло наличие никотина, в заключении о смерти писали «рак легких» и никакого расследования не велось.
К началу 2008 года курильщики были истреблены в США полностью, как воробьи в Китае в середине прошлого века. Впрочем, в отличие от Китая, это не имело никаких дурных экологических последствий, о чем официально заявил министр здравоохранения Америки на одной из международных пресс-конференций. Какой-то наглый русский журналист задал ему провокационный вопрос и привел это, мягко говоря, некорректное сравнение. Министр объяснил, что, когда в стране не осталось ни одного курильщика, экологическая ситуация резко улучшилась, затраты на здравоохранение как государства, так и каждой отдельной семьи значительно сократились, соответственно повысилось благосостояние. Очистился не только воздух, но и нравственный климат. Жить стало лучше, жить стало веселей.
Министр сказал правду. Не только с экологией, но и с экономикой, и с культурой в США сейчас, как всегда, все о’кей, и даже еще лучше. Америка является богатейшей, процветающей державой. Доллар остается стабильной валютой и на мировом рынке стоит столько же, сколько евро и российский рубль.
На тучных пастбищах Техаса и Алабамы пасутся стада красивых толстых коров. Фермеры собирают небывалые урожаи арахиса, овса, кукурузы, о чем каждую осень с гордостью рапортуют всему американскому народу и лично президенту. В Голливуде создаются талантливые кинокартины, реалистичные по форме и жизнерадостные по содержанию. Дети учатся, занимаются спортом, каждый американский ребенок получает ежедневно свою миску витаминизированных кукурузных хлопьев с полезным обезжиренным молоком на завтрак, большой горячий гамбургер и пол-литровый стакан вкусной кока-колы на обед.
Небывалый патриотический подъем способствовал дальнейшему росту благосостояния и укреплению общественной нравственности. Вместо разнузданных музыкальных и рекламных роликов, кровавых боевиков, разлагающих мелодрам и сомнительных ток-шоу телеканалы показывают позитивные, морально выдержанные передачи и сериалы, в которых правдиво, исторически конкретно отражается действительность в ее демократическом развитии и наглядно демонстрируются неоспоримые, неисчислимые преимущества американского образа жизни. Вечерами вместо хаотичной рекламной иллюминации над городами, автострадами и весями США вспыхивают портреты президента, сенаторов, национальных героев. Это непревзойденные образцы творчества нового, здорового поколения американских художников. Впрочем, по выходным, а также с полуночи до четырех часов утра электричество в стране отключается. С этой инициативой выступил передовой фермер-свиновод из штата Арканзас Билли Бенц, за что был награжден званием Героя демократического труда и удостоился личного рукопожатия президента.
Оставаясь верной своим традициям и идеалам, Америка не оставляет без внимания проблемы своих ближних и дальних соседей. Средства массовой информации проводят большую работу среди населения, объясняя, что тонны так называемой гуманитарной помощи, которые приходят в США из России и Западной Европы, на самом деле являются помощью США этим странам, а не наоборот. Дело в том, что в России и Западной Европе к началу 2009 года случился кризис перепроизводства. Количество продуктов и предметов потребления превысило необходимые нормы. Не осталось голодных и раздетых. Еду и одежду стало некуда девать. Чтобы спасти соседей по планете от разлагающего влияния излишков, американцы вынуждены взять на себя нелегкую миссию принятия этих излишков. Они, как нация наиболее прагматичная и разумная, умеют распорядиться едой и одеждой по-хозяйски. Каждой банке консервов, каждому комплекту теплого белья ведется строгий учет на государственном уровне. В специальных пунктах одежду и еду выдают по талонам, соответственно медицинским нормам и индивидуальным потребностям каждого отдельного гражданина.
Здоровый прагматизм помог настоящим американцам с энтузиазмом принять еще один передовой почин. Группа молодых ученых, в которую вошли генетики, биологи, психотерапевты и психоаналитики, в результате проведенных исследований обнаружила удивительно благотворное влияние зимнего холода и холодной воды на здоровье человека. Подробный отчет об этом открытии был представлен президенту и сенату осенью 2009 года. Так ознаменовался новый виток в борьбе за здоровый образ жизни. Было решено не включать отопление в домах в зимний период, причем не только в южных, но и в самых северных штатах, вплоть до Аляски. Это благотворно сказалось на здоровье населения (повысился иммунитет, резко снизилось число простудных заболеваний), а также на экономии энергоресурсов.
Конечно, встречаются отдельные несознательные элементы, особенно на Аляске. Несмотря на бдительность американских пограничников, они группами и поодиночке перебегают границу, чтобы погреться на российской территории. Самое неприятное, что российское население, игнорируя официальные протесты американских властей, пытается помогать этим ничтожествам, теплолюбивым выродкам: предоставляет горячий душ, теплый ночлег, продовольствие и даже предлагает сигареты, один только вид которых должен вызывать у нормального американца чувство глубочайшего протеста и отвращения. Впрочем, чего еще ждать от русских? Они всегда оставались странными и, мягко говоря, дикими.
Сегодня каждый американский ребенок знает, что зимой должно быть холодно не только на улице, но и в помещении, а мыться следует холодной водой. Среда обитания человека должна быть максимально приближена к природе, и искусственные перепады температуры приводят к снижению сопротивляемости организма, спазму сосудов, могут вызвать инсульт. Согреваться следует не у батарей центрального отопления, не у огня камина или печки, а естественным образом, при помощи активного движения, гимнастики, бега трусцой.
Тем не менее зимними ночами на свалках Нью-Йорка и других американских городов продолжают пылать костры, у которых греются жалкие теплолюбивые выродки-отщепенцы. Это, конечно, временное, остаточное явление. Курить нацию тоже отучили не сразу.
P.S. Позиция автора не обязательно совпадает с позицией неизвестного создателя дурного сна, который приснился автору после просмотра одной из программ ночных новостей CNN.
(Опубл. в журнале «HARPER’S BAZAAR», декабрь 2001)
Нечто о прошлом и будущем
В восемнадцать лет я возвращалась из Сочи, из международного студенческого лагеря, вместе с большой компанией иностранных студентов. Там были югославы, немцы, чехи. У всех билеты на один рейс, но в аэропорту наши пути расходились. Мне как советской гражданке следовало нырять в обычный зал отлета, им в «интуристовский». За месяц в лагере мы успели подружиться, и расставаться не хотелось. Меня, как контрабанду, решили протащить в «Интурист». Кто-то из чехов долго и убедительно врал механической униформе женского пола, будто я его невеста. Униформа куражилась, однако смягчилась после скромного подарка – коробки белого шоколада.
В «Интуристе» было пусто, чисто и сказочно красиво. Пахло кофе и хорошей парфюмерией. В баре продавались любая выпивка и бутерброды с икрой. Информационный радиоголос звучал нежно и ясно, как детская колыбельная.
За стенкой, в секторе для советских аборигенов, дети и старики спали на газетах, прямо на полу, поскольку задерживались рейсы и не хватало сидячих мест в зале ожидания. Над липкими буфетными стойками вились мухи. Кроме ведерного мутно-серого кофе и бутербродов с желтым салом, там можно было подкрепиться мокрыми вафлями «свежесть» и холодными котлетами «три богатыря», жаренными на комбижире «молодость». Единственный сортир оглушительно вонял, и очередь выстроилась через весь зал. Внутри не было закрытых кабинок. Ряд дыр на склизком возвышении, в кафельном полу, мерзкие фонтаны брызг при спуске воды. О туалетной бумаге и говорить нечего. Самые предусмотрительные запасались «Правдой» и «Трудом». Из динамиков звучал радиоголос такой сердитый, такой невнятный, будто авиапассажиры в чем-то провинились перед дикторшей и она нарочно старалась, чтобы никто ничего не понял.
Я впервые в жизни оказалась по другую сторону. Уселась в мягкое кресло и, прихлебывая ликер «Беллиус», закурила длинную коричневую сигарету «Мор». Сначала мне было классно. Я ловила свое отражение в огромных зеркалах, с удовольствием отмечала, как органично вписываюсь в сказочный интерьер и вполне могу сойти за итальянку или француженку. Мне ужасно не хотелось, чтобы кто-нибудь из интуристовской челяди заподозрил во мне соотечественницу. Это было бы не только неприятно, но и опасно. На всех белого шоколада не напасешься, и любая тетка из обслуги могла прогнать меня вон, на мое законное место, в резервацию. Мне стало казаться, что лоснистый бармен косится на меня с брезгливым подозрением и сиреневая фифа у вертушки прохода к летному полю уставилась как-то слишком внимательно. Когда веселый чех Сташек громко назвал меня по имени и заговорил со мной по-русски, я не выдержала, рванула в туалет, желая спрятаться.
Там сверкал стерильный кафель. Пахло жасмином. Там была розовая туалетная бумага. Почему-то именно эти мягкие ароматизированные рулончики меня доконали. Я заплакала. Господи, ну почему, за что? Может, прав был мой друг одноклассник, когда у поезда Москва–Вена на Белорусском вокзале сказал мне на прощанье: «Мотать надо отсюда, и чем скорее, тем лучше!»
Они уезжали всей семьей в США. Я оставалась. Мои родители имели на этот счет весьма твердую позицию. Они считали, что жить надо на родине, какой бы она ни была. В свои восемнадцать я знала, что когда-то моя родина была нормальной страной. Но потом в ней стали строить счастливое будущее и для этого разрушили ее нормальное настоящее. Она превратилась в резервацию, в гигантское гетто. В десятом классе меня заставляли учить наизусть Маяковского: «Через четыре года здесь будет город-сад», и еще что-то, его же, про пролетарские мечты о ванных и теплых сортирах.
«Мы мечтали о будущем, мы жертвовали собой и другими ради новой счастливой жизни», – говорил мой дедушка, старый большевик, партийный чиновник высокого ранга, бывший красный командир, с кучей орденов и медалей в ящике комода, с белой «Победой», двухэтажной дачей и несколькими батонами финского сервелата в холодильнике.
«Мы мечтали о будущем, мы строили будущее, мы делали революцию и питались стаканом семечек в день», – рассказывал ректор Литинститута, тоже старый большевик, с тем же приданым, что и мой дед, только вместо «Победы» – «Волга».
«Я думаю о будущем, – говорил мой одноклассник на вокзале у международного экспресса, – я хочу увидеть мир, я мечтаю, чтобы мои дети росли в нормальной стране и тоже увидели мир. Здесь нет будущего. Здесь жить унизительно».
Тем далеким и, в общем, очень счастливым летом 1978 года, стоя перед зеркалом «интуристовского» сортира в городе Адлере, я умылась холодной водой, вытерла лицо розовой мягкой бумажкой, успокоилась и решила, что никогда не стану мечтать о счастливом будущем и ненавидеть настоящее. Если его ненавидеть, оно ответит взаимностью.
Моя старшая дочь Аня, когда была маленькая, часто спрашивала: «Это сегодняшний день? А куда делось завтра?» Я отвечала, что завтра будет завтра. Она резонно возражала, что ведь сегодня вчера было «завтром», и в таком случае, куда же оно все время девается?
Аня родилась в 1986-м. Бабушка целыми днями терла на крупной терке детское мыло и ссыпала в трехлитровую банку, чтобы этой безвредной стружкой стирать пеленки. В магазине «Малыш», который находился на улице Горького на месте нынешнего бутика «Эскада», иногда выбрасывали трикотажные ползунки и колготки тринадцатого размера. Очередь выстраивалась до здания нынешнего «Президент-отеля». Там был старый прелестный доходный дом в стиле раннего модерна, с огромным дымчатым зеркалом на лестничной площадке между третьим и четвертым этажами. На четвертом, в одной из коммуналок, жила моя любимая учительница английского Майя Петровна (тоже, кстати, уехала в Америку).
Больше трех пар колготок и четырех пар ползунков тринадцатого размера в одни руки не давали. А требовалось много. Памперсов для наших детей тогда не существовало.
Наверное, это было вчера. Это еще продолжалось прошлое.
Когда Ане исполнилось три, ее кроватка развалилась. Доски из ДСП крошились, трещали, и надо было срочно искать нечто новое. Но в 1989-м достать нормальную койку для ребенка оказалось делом невозможным. Промотавшись целый день по мебельным магазинам, я вернулась ни с чем и принялась заматывать доски в местах разломов широким лейкопластырем. Аня удивленно спросила, почему я не купила ей новую кровать. Я ответила: потому, что их нет в магазинах.
– А почему их нет в магазинах?
От усталости и злости я сказала в ответ ужасную глупость:
– Потому что мы живем в такой стране!
– Мамочка, а мы здесь совсем не погибнем? – спросила трехлетняя Аня.
Наверное, это было вчера. Это еще продолжалось прошлое.
Как-то в ноябре 1990-го мы с Аней отправились за продуктами. В «моло€чке» и в угловом гастрономе прилавки были пусты. То есть совершенно пусты. Стерильны. И таким же был холодильник у нас дома. Аня очень хотела кушать. Я тоже. Мы бродили с ней под мокрым снегом, мы вышли на Тверскую, но и там не сумели купить ничего съестного. Оставалась наша Тишинка, тогда еще старая, грязная, воровская, однако внушавшая надежду на кусок мяса – пусть жутко дорогой, но это неважно.
Еще у ворот мы почувствовали потрясающий, совершенно новый запах. Он привел нас к высокому белому фургону на колесах. Там стояла очередь, довольно длинная, мокрая и злая. Запах плыл над ней, как розовое райское облако. Пробившись к его источнику, мы увидели, как в жаровне за стеклом крутятся на вертелах гигантские золотистые куры. Примерно через полчаса, с раскаленной добычей, зажатой между двумя картонными тарелками, завернутой в толстую серую бумагу, мы мчались домой.
Аня ела долго, молча, сосредоточенно и все не могла остановиться. До сих пор не понимаю, каким образом в желудке четырехлетнего ребенка мог уместиться этот жареный пернатый слон почти целиком. Наконец, обгладывая последнее крылышко, она зевнула и сонно заметила:
– Знаешь, мамочка, здесь все-таки еще можно жить, если иногда так кормят.
Это было уже сегодня. Это открылся один из первых кооперативных ларьков, в котором продавали горячих кур гриль. Началось будущее, или настоящее, точно сказать не могу.
У меня всегда были сложные отношения со временем. Я знаю, что новое – это хорошо забытое старое, а будущее – хорошо забытое прошлое. Прошлое почему-то всегда забывают хорошо, накрепко. Особенно когда мечтают о будущем.
Я смотрю на фотографии в старых альбомах, на кадры кинохроники. Все, кто смотрит вместе со мной, говорят: надо же, совсем другие лица, совсем другие люди.
Мы уверены, что знаем о них значительно больше, чем они о нас. Во всяком случае, одно нам известно абсолютно точно: они все умерли. Это их единственное будущее, о котором они по своей наивности не догадывались на момент съемки. Нам хочется верить, что они были другие, не такие как мы, теперешние люди, со своим колоссальным историческим опытом, со своим изумительным техническим прогрессом, со своим интернетом, клонированием, ядерной физикой, лазерной медициной, турами на Луну.
Мы глядим на них как большие и умные на маленьких и глупых. Мы глядим на них свысока.
Мы на них, а они на нас.
(Опубл. в журнале «VIP-регистр», № 2, 2002)
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.