Текст книги "Часовня на костях"

Появление Вельзевула ровно по центру сферической библиотеки заставило ангелов – по крайней мере, так их восприняла Лили – с ужасом на лицах обернуться. Только когда девушка посмотрела за спину, проследив за взглядом дьявола, то заметила, как огромная проекция земного шара полощется в зеленовато-золотом оттенке простуды. Шар держали на массивных плечах три богини, искусно выполненных из мрамора. Крупные руки утонченно-влажных скульптур служили надежной защитой для маленькой планеты, но даже с точки зрения человеческого дитя симуляция выглядела огромной! Лили сделала шаг в сторону, норовя отстраниться от контролирующего взгляда и поведения Вельзевула, когда услышала шепот на множестве разных незнакомых языков, и в то же время каждый из них почему-то был понятен уху гостьи: «У него цепь?..»; «Оковы пали на черта, так ему и нужно…»; «Не сердитесь, все мы знали, что даже самый сильный дьявол будет на поводу у самого слабого человека…»; «Кто же называет девчонку, чья воля сокровенно сближена с волей одного из близнецов, самым слабым человеком?..»

Ни один мускул на лице Вельзевула не дрогнул. Под сопровождением Лили он направился к шару, не желая объяснять, что собирается делать, однако девушка, неприятно осматривая треплющихся ангелов, все-таки задала вопрос. Вельзевулу ничего не оставалось, кроме как ответить:

– Это – ками. Скульптуры богинь, держащих ее – дети ками, а значит являющихся микоками, – тихо, мрачно говорил он, и когда его голос отражался от самых далеких стен, ни один из ангелов не брал на себя право перебивать. – Мотоори Норинага, твой предшественник, по совместительству один из немногих людей, которым было доверено право высшими рангами влиять на нематериальный мир, решил возвести библиотеку, в которой обязательно будет любая творческая деятельность, которая уже написана и потеряна, и которая еще не написана и не числится в мыслях. Актуальное место сборки низкоранговых ангелов, потому что чтение литературы, написанной человеческим пером, сближает их с мыслительным процессом людей. Ломая законы времени, Мотоори Норинага создал ками, чтобы иметь возможность найти любого человека в любой точке вселенной. Им нельзя воспользоваться тем, кто ниже серафимского чина, потому что это носит смертельный даже для черта характер.

– А ты… не боишься, что сейчас, пока мы связаны, – Лили все еще чувствовала себя обделенной, потому что даже не видела золотую цепь, – ты причинишь себе вред?..

Вельзевул отчего-то сипло засмеялся, весело прищуриваясь, однако в морщинках читалась ирония:

– Даже если ты умрешь, в этом нет ничего страшного, поскольку это мой единственный способ убить тебя и освободиться от цепи. Ты не вызываешь у меня никакого сострадания, так что я бы воспользовался этой возможностью. Но в тебе шесть крыльев серафима и его пламенеющая любовь к людям. Если кто кого и убьет, то ты меня.

– Вельзевул, – она назвала его имя так железно, что дьявол замер, обращая на нее удивленный взгляд. Лили сцепила руки на груди. – Я и спросила об этом. Не причинит ли это вред для тебя, не для меня?..

Не чувствуя никакого стыда, Вельзевул пожал плечами. Был уверен, что пока его миссия не завершена, нет никакого смысла бояться гибели.

– Ты сказал, что Мотоори Норинага был моим предшественником.

– Сказал.

– В чем?..

– Один из серафимов выбрал его перед своей смертью.

Лили заметила, как на всех парах к ним бежит на каблучках маленький черт с собранными в хвост волосами и черным-черным взглядом: «Господин! Господин!» – кричал он, желая оторвать дьявола от намерения прикоснуться к ками. У него получилось. Лили догадалась, что это был библиотечный смотритель, по примечательной одежде.

– Что вы здесь делаете, господин? – трепетный, абсолютно подчиненный чужой воле из чувства восхищения чертенок прижал поближе к груди книгу, возникшую из пустоты, словно ища возможность защитить открытую грудь. Он даже не смотрел на Лили, с любопытством разглядывающую его. И тем более не комментировал цепь.

– Липока, где Асмодей?.. – холодно спросил Вельзевул.

– Господин, Асмодей уже воспользовался силой ками и ушел, – важно, но быстро отчитывался он.

– Что он выяснил?

– Господин, он был очень рассержен, потому что ками не показала искомых, – тревоги в голосе стало больше.

– Что значит ками и не показала?! – голос Вельзевула резко стал громче, жестче, ангелы, ранее следящие в безмолвии, зашуршали крыльями, чтобы подняться на яруса повыше. – Какого Эдема здесь происходит! Лилит, – глаза сверкнули в ярости, он схватил девушку за запястье, подтаскивая к проекции земного шара. Она не сопротивлялась, но сильно испугалась: сила, с которой сжимаются руки дьявола, поразительно болезненна. – Подумай о троице и прикоснись к микоками.

Лили только сейчас заметила, что та статуя, что стояла по центру и чуть сгибалась, тянула руку для более удобного взаимодействия, готовая выполнить любой запрос. Выполняя наказ Вельзевула, девушка, не смыкая век, задумалась о Сеймуре, Лютере и Мальвине, и, точно ведомый самой мыслью, шар сделал круг, подсвечивая область города Гекаты. Вельзевул приподнялся, увеличиваясь в размерах в несколько раз, отбрасывая черную тень на Лили, чтобы присмотреть точку, куда указывает ками. С безжалостно ледяным выражением лица он снова закрыл глаза, мысленно отдавая приказ.

– Что такое? – Лили постаралась заглянуть в лицо Вельзевула.

– В твоем доме. Они в твоем доме. По крайней мере, хотя бы один. Я запросил, чтобы дьяволы средней силы обыскали постройку. Их будет более, чем достаточно.

«Но они не могут быть в моем доме… – Лили вздрогнула, мотая головой, но не выражая сомнений вслух. – Они убегали. Неужели сквозь купол есть шанс пройти, чтобы я не заметила?.. А если меня обманули с самого начала?..» – множество разных мыслей завертелись в голове неприятной возможностью предательства. Хотя, даже не так: никто не знает о могущественной силе Вельзевула и о его логических способностях. Скорее всего, они предполагали остаться в каком-либо подвале, чтобы ослабший дьявол не смог их обнаружить. Тогда это не предательство, потому что есть мизерный, но все-таки шанс, что и сама Лили расколется или в ее голову смогут проникнуть. Отчего-то кивнув, девушка воинственно посмотрела на дьявола.

Взгляд желтых глаз манипулировал точкой на лбу «подруги». Вельзевул даже не повернулся, рассматривал ее сбоку, точно подглядывая за тем, какие интересные мысли крутятся в голове человеческого дитя. Лили неубедительно отстранилась, признаваясь в собственном неудобстве перед дьяволом. Она не питала такой вселенский страх, потому что была достаточно безрассудной? Наверное, изначально относясь к высшим силам скептично и воспринимая их скорее рабами конкретно собственной жизни, заложниками самих людей, потому что обе конструкции – что ада, что рая – работают именно на людей, она не думала, что Вельзевул может хоть как-то ей навредить. К тому же, обладая неуязвимостью другого уровня, ее спокойствие взяло верх. Ошибалась или нет? Дьявол, известный множеством имен, помнил, как она говорила, что правители ада на самом деле лишь наказывают, а не развращают, но это было слишком глубоким заблуждением, напрямую связанным с высоким уровнем ее эмпатии. Дьяволы проповедуют разрушительную силу хаоса, в разломанном на части человеческом мире находится романтика их гниющих душ, потому что нет ничего важнее собственного мнения и быта. На примере множества комедий было доказано, какую отвратительную систему выстраивает теория ненависти друг к другу, но, как правило, было ли до этого дело хоть кому-то? Сатана, прародитель этой мысли, несмотря на ярость, подбирал к себе ближе тех дьяволов, чья душа не гнила, а развитие ее могло быть самым разным. Стараясь не ради своего блага, а на благо ответственности перед адом, Вельзевул отчаянно искал последнего Анкха, и если точка ками ткнула на Гекату, он перевернет город, но обнаружит искомое.

– Не боишься, что твой новый дом разрушат? – голос дьявола спокойствием влиял на мятежное состояние души Лили, однако она отрицательно покачала головой, обращая все свое внимание именно на Вельзевула:

– Я в такой сложной ситуации: застряла где-то между мирами, ко мне привязан дьявол, а люди, которым я искренне хочу помочь, пропали. Думаешь, мне есть дело до состояния моего же дома?.. – Лили неловко улыбнулась, однако во взгляде мутно блестела тяжелая грусть. И то верно: единственным ее желанием было лишь жить для себя в лесной глуши, читать интересные книги, ухаживать за садом. Всю жизнь отдавшая воспитанию детей, девушка тут же кинулась помогать что Сеймуру, что Мальвине – абсурд ситуации невыразим, но в то же время ей хотелось сохранять верность своей невероятной чуйке на добро.

Вельзевул тоже это видел. Он замечал, как сомнения расходятся, словно она разглаживала песок пустыни руками, а вместе с постепенно выпрямляющейся поверхностью сам ветер отказывался от работы, чтобы не расстраивать ее.

«Понятно, почему Сеймур оказался до такого беспамятства в нее влюблен. Стихия призраков всегда славилась неблагорассудным ветром», – отметил Вельзевул, снова осматривая позолоченную модель земли. Слева от него стоял драгоценный камень совершенно другого сорта, однако было ли дьяволу до него дело?.. Погруженный в мысль о том, почему благовещенская цепь выбрала именно их, он не мог понять, насколько глубоко коррозия проникла в его душу. Возможно, процесс гниения его сознания уже просто необратим? Позор. Какой нескончаемый позор. Служить столько лет на благо адскому пламени, чтобы сгнить, как ангельская мышь в эпоху восстания Сатаны.

– Я предполагал, что твой дом – единственное место, успевшее стать для тебя безопасным.

– Нет, с самого моего прибытия в дом мне было нехорошо, потому что Сеймур следил за мной.

– Что значит «следил», Лилит? Эта неопознанная душа имела право посягнуть на твою неприкосновенность бытия, Лилит?

– Ну, – девушка с некоторой неловкостью вздохнула из-за того, что ее имя исказили аж дважды. – Он убежден, что я – нечто в стиле его личной богини, поэтому отношение у него ко мне соответствующее. Я могу понять Сеймура, потому что он глубоко одинок и не умеет доверять. Думаю, в этом вы можете с ним быть похожи.

Нос Вельзевула посетили неодобрительные морщинки: неужели она считает его таким уродцем?..

– Говоришь гадости.

– Так тебя может что-то смутить?.. Между прочим, ты даже не спрашивал, можем ли мы перейти на ты, когда обратился ко мне с подобной фамильярностью. Почему вдруг?

– Подумал, что моего уважения в тебе ничего не стоит, – перманентный холодок в голосе Вельзевула пока был единственным, что в жизни Лили оставалось неизменным. – Маленькая человеческая девушка, которой крупно повезло обрести благословение самого Марота.

– Кто такой Марот?..

Вельзевул тяжело вздохнул: людская глупость не знает границ! Неужели там, на земле, им даже не хочется хотя бы от отсутствия дела познакомиться с условиями мира, в котором они живут?..

– Асмодей выполняет указ, – отчитался для какой-то невидимой цели дьявол, разворачиваясь и поднимая взгляд. Ангелы мышами сидели наверху, любопытно наблюдая за ним. Да, будь здесь кто-то чуть менее взрослый и могущественный, обладатели белых крыльев проигнорировали бы его явление, однако повелитель мух – вестник беды и разложения. В годы масштабных войн его присутствие всегда сопровождалось гибелью тысяч. Несмотря на то, что ни Сатаны, ни Бога в угодьях не было, дети первого обладали разрушительной силой, в то время как возрождение серафимов стало невозможным. Без основной ведущей силы могущество якобы света слабело, и хотя дьявол уважал каждого белокрылого и не вырезал сошек толпами, как это могла сделать Блучраз-Грова Пуадия, Вельзевула все еще обходили стороной. Не дай пропавшее божество такому властелину внезапно захочется испробовать себя в сражении.

Но кто знал, что за мысль ведет окольцованные пальцы повелителя мух?..

– Липока, сопроводи гостью к верхним ярусам, – отдал приказ дьявол, резко оборачиваясь массивной вороной, чтобы метнуться вверх, но брякнувшая цепь выступила сопротивлением толчку Вельзевула, вынуждая его в падении вернуть себе снова человеческий облик и раздраженно выдохнуть. Тонкое черное перо и вылетевшая из-под него мушка – вот, что осталось от облика птицы. Золото глаз потускнело от досады.

***

Сеймур убедил Лютера, что до следующего городка совсем недалеко. Километров пять пешком – и высунутся из-за изумрудного холма городские здания. Уже сейчас они изредка примечали одинокие домики и малое количество людей, живущих в них; просить помощи у каждого казалось практически гиблой, невозможной идеей, потому что это означало подставиться риску. Мальвина направлялась пешком впереди Лютера, время от времени прикрывая глаза до тех пор, пока не споткнется, а Лютер внимательно следил за каждым движением ее ног. Чувство чего-то нарастающе-великого неприятно подбиралось к глотке. Один раз Ви спросила у него, почему обычно цвет одежды священников черный?.. Лютер незамедлительно ответил, что такая ряса подчеркивает, во-первых, уникальность, бесцветность служения, а, во-вторых, означает физическую смерть во благо духовному перерождению. Кажется, это было единственным, о чем они поговорили с тех пор, и священнику стоило признать, что без компании Рочче общение тускнело с каждой секундой. Мальвина погружалась все глубже в свое сознание, выискивая точки соприкосновения с материями сна, а Лютер, думая, что она глубоко грустит, не пытался побеспокоить кислые чувства девочки.

Как только троица минула холм, она увидела маленькое поселение около озера, блестящего где-то с другой стороны деревушки лунным камнем. Эта местность была их единственной надеждой. Крупно повезет, если встретится домовой, но само их существование – уже редкий процесс душевного застоя. Человечество так проблематично в своем наличии, что каждый лишний шаг может обернуться гибелью. Лютер с особой нежностью нагнал Мальвину, чтобы оказаться чуть ближе, проявить поддержку в таком нелепом акте присутствия, но девочка не обратила на него никакого внимания, безразлично приобнимая свои плечи.

– Нам лучше не торопиться, – проговорила Ви через пару минут, когда они остановились посреди деревушки. Черные глазки забегали, осматриваясь. – Нам нужно найти место, где нам помогут хотя бы немножко пожить. Как думаешь, насколько это реалистично?..

– Я думаю о взаимности, – Лютер хмуро вздохнул, – не каждый человек способен на искреннюю помощь, вполне нормально с такой же искренностью ожидать чего-то в ответ. Сеймур, как называется эта деревня?..

Облик призрака появился посреди дороги. Прозрачный взгляд оглядел пространство снова:

– Когда я жил, здесь все совсем отличалось. Я не уверен в названии. Легба?.. Ох, как плохо помню.

– Эта деревня не может так называться, ты что-то путаешь, – вмешалась Мальвина, чуть обернувшись. – Легба – это дух вуду, никак не название какого-то неизвестного поселения.

– Ты признаешь, что есть Геката, но нет Легбы? – с недоумением отозвался призрак, хмыкая.

– Что не так с Гекатой?.. – вдруг спросил Лютер.

– Геката – триединая богиня. Неужели ты ни разу не вопрошал, почему на верхушке твоей церкви – полумесяц, а не крест, священничек? – Рочче посмеялся. – Жители этого города – потомки анатолийского народа. Правильнее сказать, того, что от него осталось. Их безусловная вера в Гекату провозгласила три обосновавшихся поселения аналогичными методами названий: «Ге», «Ка» и «Та». Твоя церковь носит последний символ триединой богини – стадию прошедшего полнолуния, обрезанный полумесяц. Отсюда – люди новой веры не посещают здание: либо атеисты, либо глупые, либо безразличные, либо имеющие собственные предвзятости. Конечно, я давно умер, а люди все продолжают жить. Не слушайте бред старика.

Лютер с удивлением выслушал Сеймура, а затем благодарно кивнул ему:

– Есть очень много вещей, которые мне неизвестны.

– У тебя от священника одно название. Не знаю, чего ты вообще на себя эту роль взял, – Мальвина перевела взгляд в сторону, – считаешь, что выучил молитвы и поверил в Бога?.. У тебя даже ряса не черная.

– Насколько могу вспомнить, ты ведь носил когда-то черную рясу, Лютер?..

– Откуда ты можешь помнить?

– Спросил неверно. У предыдущего священника была черная ряса. Он, как бы смешным я не показался, приходил освящать мой дом.

Лютер неприятно поморщился. Ему не нравился разговор, но он относился к нему достаточно терпеливо.

– Хорошо, – поднял голос, – но что нам делать сейчас?.. Мальвина, почему ты не хочешь рассказать, где краденое?..

– Потому что вы меня не поймете, – обиженно проговорила она. – Но, поверьте, мне просто нужно уснуть. Не больше.

Лютер снова хотел возмутиться, но согласно кивнул.

– Сеймур, может, посмотришь, есть ли здесь духи?..

– Никого тут нет, – фыркнул в ответ. – Обычные люди из поселения «Ка». Но здесь от веры даже церкви не осталось. Тебе же лучше – не будешь позориться. Может, переоденешься?..

Лютер ощутил толику обиды, не понимая, почему к нему стали относиться более пренебрежительно, почему начали отпускать ироничные шутки, которые ни капли не казались ему смешными. Вместо того, чтобы заявить об этом, священник лишь вздохнул: от еще одного конфликта никому проще не станет, и если это – их способ избавиться от внутреннего напряжения, пускай. Кто, если не Лютер?..

«Здесь тоже есть церковь», – он обратил внимание на где-то вдалеке поблескивающий купол, практически сразу же замечая, что с той же стороны доносится петушиный крик.

Прогулявшись немного по деревне, путники не обнаружили ничего интересного или нового: люди неохотно реагировали на присутствие незнакомцев. Так продолжалось до тех пор, пока Мальвина не заметила козла с интересной формой звезды на щеке: «Какое забавное родимое пятно», – девчонка остановилась возле молчаливого скота и подняла голову на сосредоточенного Лютера. Оконце со скрипом открылось, оттуда выглянул взрослый мужчина с небольшой сединой, но, кажется, на вид ему было всего около сорока лет.

– Вы, кажется, не местные?.. – крикнул он, сверкая белой кожей.

– Простите, господин, нет! Но мы ищем временное пристанище, – на эти слова Лютера незнакомец двусмысленно промычал что-то себе под нос, глубоко раздумывая, но, кажется, поднимая в голове не вопрос о свободных кроватях, а о чем-то более важном. Затем обернулся, крикнул: «Энна!» – и, отходя от рамы, закрыл окно.

Спустя пару минут к ним навстречу подтянулась уже взрослая низкая женщина, сгорбившаяся и выступающая в маленьких симпатичных очках, почему-то подчеркивающим «мышиность» лица:

– Если вы хотите остаться, будем рады вас принять.

Мальвина глубоко внутри себя с сомнением отказалась бы, ей казалось, что их поведение поразительно дружелюбно по сравнению с тем, как молчаливо откликались на зов Лютера другие жители деревни, но что еще им оставалось делать?.. Настроив себя на улыбку, девчонка сделала оптимистичный шаг вперед, сверкая спутанными волосами: «Конечно, мы хотим! Спасибо вам огромное!»

Семья, приютившая путников, не имела детей. Пожилые люди, Энна и Мафистоль, переехали сюда, будучи еще детьми – как сказала Энна: «Люди здесь напуганы своим прошлым, мы не хотим, чтобы вы сочли их грубыми. Калфу, например, здесь главенствует его жена, мамбо Рома – точно найдет с вами парочку общих языков», – и она доброжелательно улыбнулась, выделяя им с Лютером и Мальвиной комнатку. На вопрос о том, куда держат путь, пришлось солгать.

– Понятно, – лицо Энны словно проявляло ее удивительную тонкость натуры: поняла, что ей сказали если не ложь, то точно не процент от правды. – Ничего страшного. У нас вы можете оставаться столько, сколько пожелаете. Единственное – прошу, не шумите сильно сегодня вечером, у Калфу с Ромой праздник!.. Не знаете их обычаев – не глумитесь, уважайте.

Лютер кивнул. Он бы солгал, если бы сказал, что женщина не заинтересовала его высказываниями о традициях.

Комната, подаренная на пару ночей, удивляла своей ухоженностью. Каждый ли раз создастся впечатление, что кто-то здесь уже жил до них?.. Раскинувшись на лавандовой постели, Мальвина мягко улыбнулась низкому потолку. Лютер сначала опробовал диван, неловко предложенный как альтернативу для кровати, а затем сел, задумываясь. Хотелось бы попросить одежды. Если не для него, священника, так хотя бы для ребенка, для бедной вымотанной Ви. Переводя взгляд с тусклой комнаты с зашторенными окнами, мужчина сделал все-таки еще один вывод: девочка выглядела свободной. Ее требующий воли дух в стенах церкви, где одни только иконы мычали по вечерам о смерти, медленно угасал, требуя развеяться: переболевшая, уставшая, она прошла столько километров пешком, чтобы сейчас лежать и улыбаться. Мальвина пересеклась взглядами с Лютером. Наверное, ему, священнику-одиночке, никогда не понять, что девчонка только лишь почувствовала себя «дома». В том месте, где всегда вкусно пахнет, где есть взрослые люди, способные взять ответственность за твою шалость. Ей нравилось, что в ней снова увидели маленькую девочку, которой Мальвина и являлась, а не человека, должного изнывать от одиночества в тесных стенах божьих угодий. Раны затягивались с каждым часом, проведенным вместе с Лютером, а сейчас и вовсе появилась перспектива обо всем забыть – кому есть дело до свирепого дьявола?

– Спустимся покушать?.. – робко предложила Мальвина, приподнимаясь, но Лютер указал движением руки сидеть на месте, не двигаясь. По напряженному выражению лица священника она поняла, что мужчина к чему-то прислушивается.

«Она не услышит», – голос Сеймура в голове мужчины заставил вздрогнуть, отвлекаясь.

– Чуть полежи. Сейчас пойдем.

Ужин скудный – не было ни мяса, ни полноценной пищи; все достали с погреба. Салат, запеченная картошка, несладкий чай. Мальвина увлеченно болтала ногами.

– Вы, значит, держите путь от Гекаты? – на лице Мафистоля неприятно сияло напряжение. Энна поглаживала его колено, пытаясь успокоить сердитого мужа.

– Да. Уже два дня. Мы очень устали. Делали остановку в церкви, но не остались там даже на ночь, – ответил Лютер.

– Вы хотите сказать, что остановились в церкви до холма? – Энна с удивлением подняла бровь, ломая корку хлеба.

– Да, так и есть.

– Но там ведь нет даже смотрителя. Вы кого-то видели?

Лютер вздрогнул. Он, клянусь, хотел ответить честно, но нежелание упоминать об опыте Мальвины и страх отпугнуть Лепепом людей победили.

– Поэтому и не остановились, – двузначно сказал Лютер. Мальвина поняла, что никогда не видела его улыбки. Не такой, которую он проявляет в знак вежливости, в знак доброжелательности. Что скажет Лютер, если поделиться с ним анекдотом?

– Понятно, – благосклонно отозвалась Энна. – Один наш далекий друг ушел в путешествие вместе со своей кошкой. На самом деле… мы всегда поражались, как беспрекословно это животное выполняло каждый указ. Словно понимало человеческую речь. Но так и не вернулся. Я понадеялась, что, может, он был в церкви?..

Мальвина перестала есть, вяло опуская ложку. Даже Лютер не мог ручаться за то, что знал о его судьбе – чего нельзя было сказать о девчонке, аппетит которой растворился в ту же секунду.

– По крайней мере, кошка в последний раз была в порядке, – тихо подала голос, словно стесняясь знания.

– Да? – Энна не выразила даже удивления, только обрадовалась. Было ли ей дело, откуда Мальвина знает? Неизвестно. – Замечательно. Пусть хоть кто-то будет счастлив.

Мафистоль опустил нож. Энна проследила за движением его руки взглядом с грустью, когда мужчина сказал: «Дорогая, я так больше не могу. Это должен был быть наш с тобой вечер».

Женщина тускло посмеялась:

– Ты никогда не отличался терпеливостью, но хотя бы сейчас, прошу. Люди нуждаются в нашем присутствии. В последний раз я хочу думать не только о себе.

– Дура ты, Энна, – мужчина сжался в плечах, – никогда ты не думала о себе, всегда о других. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, Энна, моя дорогая, моя чудесная Энна, что готов умолять: брось ты свою светлую душу, мы оба будем гореть адским пламенем, и выбора другого нет…

Лютер и Мальвина робко переглянулись. Священник хотел что-то произнести, но девчонка удержала его движением к руке, вынуждая молчаливо наблюдать за диалогом пары:

– То, Маф, что Бог оставил нас, не означает, что мы должны оставить его. Пожалуйста, не смущай наших гостей, им неловко…

Мужчине было глубоко плевать на всех, кто сидел здесь, кроме его любви. Он словно хотел сказать: «Да к черту, я оставлю Бога, плюну в лицо дьяволу, но ни за что не отрекусь от тебя», но лицо изобразило только тяжелую грусть. Он приподнялся из-за стола:

– Я в погреб. За синим вином.

– Разве такое вино есть? – с любопытством поинтересовалась Мальвина у Энны, но женщина, с тяжелой улыбкой уткнувшаяся немигающим взглядом в центр стола, только пожала плечами.

– Вам плохо? – искренняя забота сверкнула в низком голосе Лютера, стеклянные глаза священника наполнились голубой тревогой.

– Нет-нет, простите мне мою минутную слабость. Я рада, если помогла вам, – женщина потерла глаза и посмотрела на гостей с доброй, умирающей улыбкой.

Мужчина вернулся в помещение с двумя наполненными стаканами красной жидкости. Мальвина не понимала, в чем смысл называть их синими, если это было обманом? Тем не менее, руки Энны дрожали, в то время как ладони Мафистоля уверенно держали ее вторую ладонь – любил. Сильно. И Энна любила в ответ, это чувствовалось в воздухе в каждом их движении.

– Как мы и обещали друг другу, моя дорогая, – он продолжил есть, как ни в чем ни бывало переводя взгляд на гостей. – Надолго вы собираетесь оставаться у нас?..

– Пока не решим небольшие проблемы с состоянием здоровья Мальвины, – чуть быстрее, чем успела девчонка, окликнул мужчина, посмотрев на нее. Не возражала. – Я думаю, это займет немного времени. К тому же, мы поймем, если вам потребуется одиночество, и мы благодарны за теплый прием.

Энна тихо посмеялась, беря бокал в руки. Легкий звон. Обменявшись нежными, сочувствующими, но уверенными взглядами, они сделали первые глотки. Мафистоль положил ладонь на колено к жене, не обращая уже никакого внимания на гостей, потянулся, оставляя целомудренный поцелуй в лоб, и отстранился:

– Я хочу пойти спать сегодня пораньше обычного.

– Иди, дорогой. Я приду, когда провожу гостей.

– Даже сегодня ты…

Но Энна укоризненно помотала головой. Мафистоль тоже посмеялся, неспешно удаляясь.

А куда им было спешить?

Этим вопросом задавалась Мальвина.

– Простите, пищи у нас почти нет.

– А что вы кушали до нас? – Ви чуть наклонилась.

– Мы редко кушали. Мы очень много пили. Если хотели есть – рыбачили. Это не от недостатка средств, просто мы следили за состоянием здоровья по-особенному.

«Голодая?..» – но этот вопрос показался бы слишком несуразным. Мальвина только кивнула в ответ, опуская взгляд на тарелку. Аппетита просто не было после воспоминания о Лепепе.

Ночь опустилась на безымянный город. Сеймур показывал Мальвине теневой спектакль на потолке, пока девчонка комментировала лунное представление с сонливой вовлеченностью. Черные полосы становились то диким зверем, то подсолнечным полем; что же на самом деле хотел показать призрак, медленно впитывающий в себя все больше сил? Связь Лютера с сироткой крепчала, набиралась опыта. Священник все-таки выпросил себе обновку: просторную белую рубашку с мягкой кофтой, достигающей колен, что привычно прикрывала и спину, и бедра, имитируя ощущение рясы. В этой же рубашке Лютер потянулся спать, посчитав некультурным раздеваться перед ребенком. Мальвина же неприхотливо ничем не интересовалась. Принес футболку? М-м, спасибо.

Из их голов никак не выходила просьба не прерывать праздник жителей деревни, но ночь была предельно чистой в безмолвной мелодии леса и озерного спокойствия. О каком же торжестве тогда заговорила Энна? Сеймур старательно пытался отвлечь от этих мыслей девчонку, вылавливая с ее сознания кромки сна, раздувая шары мира до внушительных размеров. И что-то шло не так. Мальвина медленно повернулась в сторону Лютера, спящего к ней спиной, и тихо спросила:

– О чем думаешь?..

Лютер сонно повернулся, стараясь как можно быстрее среагировать на слова Мальвины, а затем с осторожностью протянул: «У меня пустая голова, – слегка прохрипел, – но что-то даже начало проявляться… Думаю, меня тревожит наша дальнейшая судьба. Рад, что спросила. Расскажи мне теперь, почему вскочила?»

Мальвина неловко поелозила на месте, мысленно благодаря Сеймура за спектакль, а затем произнесла: «Меня пугает это место. Сначала я подумала, что здесь очень мило и гостеприимно. С одной стороны. Но в то же время мне очень тревожно», – девушка почувствовала прикосновение холодка. Это призрак сел к ней на кровать.

– Я понимаю, – Лютер приподнялся на локтях, приоткрывая край теплого одеяла, чтобы осторожно позвать к себе Мальвину. Она не могла сейчас заметить, что щеки мужчины заливаются румянцем: не хотелось выглядеть навязчивым, странным. – Я всегда здесь. Как твой опекун. Как твой помощник.

Мальвина удивленно присела, любопытно прищуриваясь, словно взвешивая все за и против: Лютер действительно переменился. А может, в самом поведении девчонки появилось что-то другое, что-то, что позволило ей эту заботу разглядеть. Сдержав зевок, она опустила холодные пятки на пол, перебегая, чтобы нырнуть в теплое гнездо священника: от мужчины веяло запахом леса, сладким деревом, теплом, усыпляющим уставшее сознание. Спокойствие, сладко накрывшее Мальвину, наконец-то позволило тревоге отступить. Никакого сна в гости она не ждала – сегодня ночь, посвященная отдыху.

***

Руки Мальвины не дрожали, но тревожно трясли Лютера, пока сиротка повторяла только одно слово: «Мертвы». Пробуждение священника уже началось отвратительно. Слабо мотнув головой и едва отходя от мрачного созидания черной картины, мужчина подал голос: «Как мертвы, Ви?..» – и это прозвучало крайне безэмоционально. Мальвина села, убирая руки от священника и стыдливо утыкаясь взглядом в пол. «Энна и Мафистоль не просыпаются. Наверное, вчера они выпили яд».

Лютер искренне не понял, что она имела в виду – недопонимание отобразилось на еще не пришедшем в пользование лице. Мужчина поспешно встал, направляясь на первый этаж, чтобы лично убедиться в отсутствии пульса у замужней пары.

Они лежали на темно-лиловой кровати, уткнувшись лоб в лоб, и на бледных лицах застыло выражение безмятежного покоя. Мальвина всегда испытывала панику, когда видела мертвецов или думала о них, но эти двое создавали абсолютно противоположное впечатление: спокойствие, ползущее по дому, источало аромат легкого алкоголя и фруктов, миролюбие обещало ухаживать за однолетними цветами, сезон которых уже практически подходил к концу.