Текст книги "Медный всадник"

Александр покачал головой:

– Не волнуйся. Я сам с ним управлюсь.

– Мы можем перевести его.

– Его уже переводили. Четыре раза.

– Вот как? Все стараются от него избавиться, так ты его мне подсунул?

– Не тебе, а Кашникову.

– Да, но Кашников тоже мой подчиненный, – буркнул Маразов и, вытащив фляжку, глотнул водки и передал фляжку Александру. – У нас недостаточно людей, чтобы удержать Ленинград. Неужели сдадим город?

– Ни за что, если это зависит от меня. Если придется, будем драться на улицах.

Маразов отсалютовал ему фляжкой и бросился на койку.

– Старший лейтенант Белов, я почти вас не вижу в последнее время. Поверить не можете, какие девочки приходят в клуб! – с ухмылкой объявил он.

Александр тоже улыбнулся:

– Теперь это уже не для меня.

Маразов удивленно вскинул голову:

– Что-то я вас не понял, старший лейтенант. И хотя вы говорите по-русски, ушам своим не верю. Какого хрена тут творится?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

– Погоди, погоди… Ты, случайно, не… не может быть! Бред собачий! Что с тобой стряслось? Может, ты заболел?

– Как видишь, вполне здоров.

– Значит, это правда… Постой, кого бы разбудить! Не могу же я держать такое при себе?!

Он перегнулся через койку и ударил спящего офицера подушкой.

– Гриньков, вставай! Представляешь…

– Провались, – буркнул Гриньков, швыряя подушку на пол и отворачиваясь.

Александр засмеялся:

– Перестань, псих несчастный, пока я тебя не перевел в другой полк!

– Кто она?

– Понятия не имею, о ком ты, – заверил Александр, кладя подушку на лицо.

– Погоди, это та девушка, о которой ты постоянно бормочешь во сне?

Александр снял подушку с лица и удивленно сказал:

– Я вовсе не говорю во сне. Что это ты придумал?

– Еще как бормочешь! Гриньков, что там болтает Белов во сне?

– Пошел ты на… – выругался Гриньков, не открывая глаз.

– Нет, не это. Какое-то женское имя. Нет… не помню… Ну и хитрец же ты, Белов! В жизни не думал, что ты такой скрытный! Не стыдно тебе таиться от товарищей?

– Ничуть. Вам только доверься! – проворчал Александр, поворачиваясь на бок.

Маразов захлопал в ладоши.

– Я хочу с ней познакомиться, – проныл он. – Увидеть девушку, которая похитила сердце нашего Александра.

Позже, лежа без сна, Александр думал о том, как трудно будет взять себя в руки и начать все сначала. Но он обязательно попытается… после того как поговорит с ней. Ему будет легче вынести все, все на свете… после того как он поговорит с ней.

Александр понимал, что, прежде чем из темноты просияет свет, нужно этот свет заслужить. Но это время еще не пришло. Он еще должен заработать свои звезды.

6

Утром мама спросила Татьяну, довольна ли она собой.

– Нет, – ответила та. – Не особенно.

Когда все разошлись, она стала собираться в госпиталь, но в дверь постучали. Это оказался Александр.

– Я не могу тебя впустить! – отрезала Таня, показывая на Жанну Саркову, которая немедленно выскочила в коридор, подозрительно поглядывая на них.

В душе Татьяны боролись беспокойство и возбуждение. Она не могла впустить его, не могла закрыть дверь в присутствии Сарковой, следившей за ними…

– Не волнуйся, – отмахнулся Александр, входя. – Внизу меня ждет целый взвод. Приказано строить заграждения на улицах в юго-западном направлении. – Он немного помедлил. – Ужасные новости. Вчера немцы заняли Мгу.

– О нет, только не это. – Татьяна вспомнила слова Александра о поездах. – И что это значит для нас?

Александр покачал головой:

– Это конец. Я просто хотел убедиться, что ты немного отошла от вчерашнего. И что ты не собираешься работать.

– Собираюсь.

– Тата, не надо.

– Шура, ничего не поделаешь.

– Нет! – повысил голос Александр.

Татьяна, глядя мимо него, прошептала:

– Пойми, эта женщина непременно расскажет моим о твоем приходе.

– Поэтому ты должна отдать мне фуражку, которую я вчера здесь оставил. Сегодня во время утреннего смотра мне сделали взыскание за то, что одет не по форме.

Татьяна оставила дверь открытой, пока Александр искал в спальне фуражку.

– Пожалуйста, не ходи в госпиталь, – попросил он, выходя в коридор.

– Александр, я с ума схожу от скуки. В госпитале я хотя бы смогу облегчить чьи-то страдания.

– Твоя нога никогда не заживет, если будешь целыми днями на ней стоять. Гипс снимут только через пару недель. Тогда и пойдешь на работу.

– Я не стану торчать здесь еще две недели, иначе единственным медицинским учреждением, куда меня захотят принять, будет психлечебница.

– Жаль, что Кировский на линии фронта, – мягко заметил Александр. – Ты могла бы вернуться туда, и я каждый день встречал бы тебя после работы. Как раньше, помнишь?

Помнит ли она?

Сердце Татьяны колотилось. Но Саркова продолжала стоять в коридоре, не сводя с них взгляда.

– Черт возьми, с меня довольно, – пробормотал Александр, захлопнув дверь.

Татьяна открыла было рот, но тут же снова замолчала.

– Ты что? Теперь уж точно беды не миновать.

Он шагнул к ней.

Она отпрянула.

Он продолжал наступать.

– Как твой нос?

– Прекрасно. Он не сломан.

– Откуда ты знаешь?

Он придвигался все ближе.

Она вытянула руки.

– Шура, пожалуйста…

В дверь громко постучали.

– Танечка, у тебя все в порядке?

– Да, спасибо! – крикнула Татьяна.

Дверь открылась, и на пороге появилась Саркова.

– Я только хотела узнать, не приготовить ли тебе чего?

– Нет, спасибо, Жанна, – с каменным лицом ответила Татьяна.

Саркова бесцеремонно уставилась на Александра, который повернулся к Татьяне и закатил глаза. Та едва не расхохоталась.

– Мы уже уходим, – добавила она.

– И куда же?

– Я – на работу…

– Ни за что, – прошептал Александр.

– А старший лейтенант Белов – строить заграждения.

– Заграждения, товарищ Саркова, – объявил Александр, – это такие сооружения высотой почти три метра, толщиной – четыре и протяженностью двадцать километров.

Саркова отступила в коридор.

– И в каждом таком заграждении – восемь пулеметных дотов, десять противотанковых ежей, тринадцать пушечных позиций и сорок шесть пулеметных гнезд.

– Неужели?

– Так мы защищаем наш любимый город, – сообщил Александр, закрывая дверь.

Татьяна, восхищенно улыбаясь, покачала головой.

– Ну вот, ты своего добился. А теперь, – добавила она, хватая сумку, – пойдем-ка, строитель заграждений.

Они вышли, заперли дверь и оставили Саркову на кухне ворчать что-то в чашку с чаем.

Помогая Татьяне спуститься, Александр взял ее за руку. Она попыталась отстраниться:

– Нет.

Он привлек ее к себе прямо на лестничной площадке.

В ее душе с новой силой взметнулись языки огня, пожирающего все на своем пути.

– Послушай, – пролепетала она, – я попрошу Веру дать мне работу в столовой. Может, придешь? Я тебя покормлю.

– Не смогу. Хотя немногое в жизни доставляет мне такое удовольствие, как еда из твоих рук. Но мы будем слишком далеко отсюда. Я не смогу вовремя вернуться после обеда.

– Шура, отпусти меня. В любую минуту на лестницу могут выйти соседи…

Но он продолжал держать ее за руку. Почувствовав что-то, она спросила:

– Что? Что случилось?

Александр поколебался. Светло-карие глаза стали грустными.

– О Тата, я должен поговорить с тобой. Это насчет Дмитрия.

– А что с ним?

– Сейчас я не могу. Разговор будет долгим и с глазу на глаз. Приходи сегодня к Исаакиевскому, я буду дежурить.

Сердце Татьяны сжалось тревогой. Исаакиевский!

– Александр, я едва могу пройти три квартала до госпиталя. Как я доберусь до собора?

Но в глубине души она сознавала: даже если придется ползти, превозмогая боль в ноге, она доберется до места.

– Знаю. И не хочу, чтобы ты ходила одна. На улицах, правда, безопасно, но… – Он погладил ее лицо. – У тебя есть друг, который помог бы тебе дойти? Только не Антон. Подруга. Та, которой ты могла бы доверять и которая не станет задавать лишних вопросов? Пусть проводит тебя, а квартала два ты дойдешь сама.

Татьяна задумалась.

– А как я вернусь домой?

Александр улыбнулся и снова прижал ее к себе.

– Как всегда. Я сам отведу тебя.

Она уставилась на пуговицы его гимнастерки.

– Таня, нам отчаянно нужно остаться наедине. И ты это знаешь.

Она это знала.

– Но так нехорошо. Неправильно.

– Это единственное, что сейчас правильно.

– Хорошо. Иди.

– Ты придешь?

– Постараюсь. А пока до свидания.

– Подними свое…

Прежде чем он успел договорить, Татьяна подняла лицо. Они жадно поцеловались.

– Ты хоть представляешь, что я испытываю? – прошептал Александр, зарывшись руками в ее волосы.

– Нет, – ответила Татьяна, вцепившись в него, потому что ноги подгибались, – зато хорошо представляю, что испытываю я.

Вечером случилось чудо. Телефон ее двоюродной сестры Марины заработал. Татьяна уговорила Марину навестить ее, и часов в восемь дверь открылась. Татьяна принялась обнимать сестру.

– Маринка, ты живое доказательство того, что Бог есть. Ты ужасно мне нужна. Где тебя носило?

– Бога нет, и ты это знаешь. Где меня носило? – засмеялась Марина. – Да пусти же. Уместнее спросить, где носило тебя! Я слышала о твоих приключениях в Луге. И… Мне очень жаль Пашу. – Она тяжело вздохнула и без особого интереса спросила: – Почему ты похожа на мальчишку?

– Мне так много нужно тебе рассказать.

– Очевидно.

Марина уселась за стол:

– А поесть нечего? Умираю с голоду.

Марина, широкобедрая, узкогрудая, темноглазая девушка с короткими черными волосами и россыпью родинок на лице, была старше Татьяны на два года и училась уже на втором курсе Ленинградского университета. Ближе подруги у Татьяны не было. Они вместе с Пашей провели немало веселых деньков в Луге и под Новгородом. Разница в возрасте стала заметна лишь год назад, когда у Марины появилась своя компания, где Татьяне не было места.

Она поспешно поставила перед Мариной чай и тарелку с хлебом и сыром и предупредила:

– Ешь побыстрее, потому что мне нужно выйти погулять, хорошо? До чего у тебя платье красивое! Как провела лето?

– Никуда мы не пойдем. Ты едва на ногах держишься. Поговорим тут.

Мама и папа сидели вместе с Дашей в другой комнате и слушали радио. Со вчерашнего дня с Татьяной никто не разговаривал. Марина, жуя, оглядела Татьяну.

– Начни с волос. Что с ними случилось? И почему такая длинная юбка?

– Я отрезала волосы. А юбка скрывает гипс. Вставай. Нам нужно идти, – потребовала Татьяна, дергая сестру за руку.

Нужно спешить. Александр велел прийти после десяти, уже почти девять, а она так и застряла на Пятой Советской. Может ли она довериться Марине?

Она снова потянула пухлую руку сестры:

– Хватит есть, и так толстая.

– Но как ты можешь ходить? Ты едва ковыляешь. И зачем нам нужно куда-то идти? Когда снимут гипс?

– Тогда будем ковылять. Похоже, что гипс вообще никогда не снимут. Как я выгляжу?

Марина перестала есть и оглядела Татьяну.

– Что ты сейчас сказала?

– Я сказала: «Пойдем!»

– Ладно уж, – проворчала Марина, вытирая рот и вставая. – Что тут происходит?

– Ничего. А в чем дело?

– Татьяна! Я носом чую: что-то неладно.

– Ты это о чем?

– Таня! Я знаю тебя семнадцать лет, и ты никогда не спрашивала меня, как выглядишь.

– Может, если бы твой телефон работал чаще, я и спрашивала бы. Так ты мне ответишь в конце концов?

– Волосы слишком короткие, юбка слишком длинная, блузка белая и облегающая… Какого черта тут творится?

Наконец Татьяне удалось выпихнуть сестру за дверь. Они медленно побрели по Греческой, к площади Восстания, где сели на трамвай, который повез их по Невскому к Адмиралтейству. Татьяна опиралась о руку Марины, удивляясь, как это ей удается идти и болтать одновременно. Самым трудным было идти. Ходьба отнимала всю энергию.

– Таня, скажи, почему ты спрыгнула с поезда? Именно так ты сломала ногу?

– Нет, не так. Я спрыгнула с поезда, потому что иначе было нельзя.

– А тонна кирпича свалилась на тебя тоже потому, что иначе было нельзя? – фыркнула Марина. – Тогда ты и сломала ногу?

– Да, и замолчишь ли ты?

Марина рассмеялась.

– Мне вправду жаль Пашу, Танечка, – сказала она уже спокойнее. – Такой хороший парень!

– Да… жаль, что я его не нашла.

– Знаю. – Марина помедлила. – На редкость паршивое лето. Я не видела тебя с тех пор, как началась война.

Татьяна кивнула:

– Да, один раз я почти добралась до тебя. Как раз в тот день, когда началась война.

– Почему же не добралась?

Как ей хотелось поведать Марине все о своих чувствах, угрызениях совести, страхе и смятении. Но вместо этого она рассказала о Даше и Александре, о себе и Дмитрии, о Луге и о том, как Александр ее нашел. Только правды она не выложила.

Татьяна едва могла доверять себе: она столько лгала Даше, что та в любую минуту могла что-то заподозрить. Где уж тут доверять Марине, которой нечего было терять? И без того между Татьяной и людьми, которых она любила, разверзлась пропасть. Бездонная. Как такое может быть? Как получилось, что с другими людьми ее связали обман, предательство и тайны, а не открытость и доверие? Как получилось, что она не может довериться своей же родственнице? Эта жизнь, похоже, только рождает в ней презрение к тем, с кем приходится общаться.

Они добрались до садов Адмиралтейства и уселись на скамью. Сады раскинулись на берегах Невы, между Дворцовым мостом и Исаакиевским собором. Александр совсем близко. Если прислушаться, она услышит его дыхание.

Татьяна улыбнулась.

Высокие густые вязы стояли по обе стороны аллеи, и скамьи, совсем, как в Летнем саду. Только там она гуляла и сидела с ним.

– Таня, почему мы здесь? – напрямик спросила Марина.

– Просто сидим и болтаем, – уклончиво пробормотала Татьяна. Ах, если бы у нее были часы! Может, уже пора?

– Я часто приходила сюда. Однажды даже привела тебя. Помнишь?

Татьяна неожиданно залилась краской.

– Да… да.

– Бывали в моей жизни и хорошие моменты. И совсем не так давно. Как по-твоему, все еще повторится?

– Конечно! Я, во всяком случае, на это надеюсь. У меня в жизни хороших моментов пока что не было.

– Даже с Димой? – рассмеялась Марина.

– Разумеется нет! – отрезала она.

Марина обняла сестру:

– Не грусти, Татьянка. Вот увидишь, мы обязательно выберемся из этого города.

Татьяна покачала головой:

– Нет. Поезда больше не ходят. Мга захвачена.

Марина помолчала.

– Вот уже три дня, как мы ничего не знаем о папе. Он сражался на Ижорском заводе. Это ведь рядом с Мгой, верно?

– Верно, – выдохнула Татьяна.

Марина прижала ее к себе:

– Наверное, мы так здесь и останемся. Мама очень больна! А папа…

– Знаю, – кивнула Татьяна, гладя руку сестры. – Ничего, мы выдержим, Маринка. Нужно быть сильными.

– Да, особенно тебе. – Марина тряхнула головой, отгоняя невеселые мысли. – Расскажешь, почему привела меня сюда?

– Нет.

– Таня…

– Нет. Мне нечего сказать.

Марина пощекотала ее:

– Таня, расскажи о Дмитрии.

– Говорю же, нечего сказать.

Марина хихикнула.

– Поверить не могу, что именно ты встречаешься с солдатом! – воскликнула она и, тут же сообразив что-то, охнула. – Не может быть! Неужели у тебя с ним сегодня свидание?!

– Нет! – закричала Татьяна. – Мы с Димой просто друзья.

– Ну да, конечно. Солдаты понимают дружбу очень односторонне!

– О чем ты? – нахмурилась Татьяна.

– Помнишь, в прошлом году я встречалась с военным? – Марина презрительно прищелкнула языком. – Я увидела, чем он живет, поняла, что это не для меня. Не желаю иметь ничего общего с военными. Летом я познакомилась с хорошим парнем. Студентом. Но он ушел на фронт, и с тех пор я ничего о нем не знаю.

– Но почему ты не желаешь иметь ничего общего с военными? Из-за войны?

– Из-за женщин.

– Женщин? – едва слышно повторила Татьяна.

– Женщины… женщины для развлечений, случайные связи, гарнизонные шлюхи, те, кто шатается по пивным и ресторанам, предлагая себя за ужин, за деньги, ради того, чтобы развлечься. Для солдат переспать с такой – все равно что выкурить папиросу. Каждый раз, получая увольнительную, отпуск, просто улучив свободную минуту, они бегут по бабам. Не знаю, как тебе удается держать Дмитрия на расстоянии. Солдатам все равно, доступна женщина или недоступна, молода или не очень, девушка или нет. Для них главное – уложить ее в постель.

– Маринка, о чем ты? – испуганно пролепетала Татьяна. – У нас такого не бывает. Только там, за границей. В Америке…

Марина разразилась смехом:

– Татьянка, до чего я тебя люблю! Ты просто…

– Александр не такой, – перебила потрясенная Татьяна.

– Кто? А, Дашин парень? Не такой? Спроси у сестры. Как, по-твоему, они встретились?

Даша встретила Александра в «Садко».

– Хочешь сказать…

– Спроси у Даши.

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь! – оскорбилась Татьяна. Зачем только она позвала Марину?

– Послушай, я просто тебя предупреждаю: будь поосторожнее с солдатами вроде Дмитрия. Они слишком многого ожидают, а ведь ты не из таких. Но когда они не получают того, что хотят, могут взять это силой. Понимаешь?

Татьяна молчала. Как вообще возник этот разговор?

– Ты все еще дружишь с Антоном Игленко? Он хороший мальчик и к тебе неравнодушен.

– Марина, Антон просто мой приятель. – Тяжело дыша, она уставилась на сложенные на коленях руки. – И я вовсе ему не нравлюсь.

Марина, хмыкнув, взъерошила волосы сестры:

– Танюша, ты прелесть. И как всегда, слепа. Помнишь Мишу? Помнишь, как он бегал за тобой?

– Кто? Миша? Миша из Луги?

Марина кивнула:

– Три лета подряд. Паша не мог отвадить его от тебя.

– Ты спятила!

Таня и Миша любили свисать с веток вниз головой. Она учила его делать «колесо». И Пашу тоже.

– Таня, ты когда-нибудь говорила с Дашей о таких вещах? – полюбопытствовала Марина.

– Господи, конечно нет! – воскликнула Татьяна, пытаясь встать и чувствуя себя так, словно ее беспощадно били в грудь тупым столовым ножом.

Марина помогла ей.

– Советую расспросить ее получше. Она твоя старшая сестра и может что-то подсказать. Поосторожнее с Дмитрием, Таня. Не стоит становиться очередной победой какого-то солдата. Еще одной зарубкой на его ремне.

Татьяна пыталась оправдать Александра. Она ничего не знала об этой стороне его жизни.

Вот он в палатке наклонился над ней, целуя верхушку груди…

Она покачала головой.

Что бы там ни говорила Марина, это не ее Александр!

Но тут она припомнила замечание Дмитрия о «бурной деятельности» Александра, и ей стало нехорошо.

– Пойдем домой, – обреченно предложила она.

Они медленно побрели на трамвайную остановку. Татьяна сказала, что Марине вовсе ни к чему провожать ее до Пятой Советской.

– Ничего со мной не будет. Я сама доберусь с площади Восстания. Честно. Послушай, сейчас подойдет твой автобус. Обо мне не волнуйся.

Марина заявила, что не может оставить Татьяну одну ночью, в центре города. А Татьяне не пришло в голову, что стоит чего-то бояться.

– Александр сказал, что количество тяжких преступлений значительно уменьшилось с тех пор, как началась война, и улицы совершенно безопасны.

– Ну, раз Александр сказал… – усмехнулась Марина. – Тебе не плохо?

– Ни в коем случае, – отмахнулась Татьяна и только сейчас увидела то, чего не замечала раньше: грустную нерешительность в глазах сестры. Почему она так беспечна? Почему думает только о себе?

– Кто у тебя дома, Маринка? – тихо спросила она.

– Никого, – так же тихо выдавила сестра. – Мама в больнице. Папы нет. Только соседи…

– Маринка, тебе нельзя оставаться одной. Перебирайся к нам. У нас освободилась комната. Дед и бабушка уехали. Будешь спать со мной и с Дашей.

– Правда? – обрадовалась Марина.

– Правда.

– Таня, а ты спросила у родителей?

– Зачем? Собирай вещи и приходи. Твоя мать – сестра моего отца. Он не откажет тебе. Согласна?

Марина порывисто обняла ее.

– Спасибо. Мне было так одиноко без мамы и папы.

– Знаю… Смотри! Твой автобус!

Марина, помахав сестре, побежала через Невский, чтобы догнать автобус, а Татьяна села на скамью, дожидаясь трамвая.

До чего же ей плохо. И тошнит…

Трамвай подошел. Кондуктор открыл двери. Татьяна покачала головой. Трамвай уехал.

Как она может не повидаться с ним?

Нет сил жить в разлуке.

Татьяна встала и похромала к собору. Навстречу шли два солдата. Остановив Татьяну, они спросили, куда та идет. Татьяна объяснила.

Один из солдат сообщил, что Исаакиевский в это время закрыт. Татьяна ответила, что ищет лейтенанта Белова. Оказалось, что они его знают, и их серьезные лица расслабились.

– Говорил тебе, Виктор, – воскликнул другой, – что следовало идти в военное училище, а ты мне не верил!

– Я думал, что там одна работа, а не одно… – Он взглянул на Татьяну и осекся. – А кто вы?

– Его двоюродная сестра из Краснодара.

– Сестра? – протянул Виктор. – Что ж, пойдемте с нами. Мы отведем вас к нему. Не знаю, как вы подниметесь на наблюдательную площадку с этим гипсом. Там винтовая лестница и двести ступенек.

– Ничего, справлюсь.

Никогда еще расстояние от Невского до собора не казалось таким огромным, хотя на деле пройти пришлось чуть меньше километра. Но к тому времени, когда она наконец добралась, легкие разрывались, а нога пульсировала болью. Перед собором возвышалась статуя Петра Великого, Медного всадника, едва различимый силуэт, прикрытый деревянным ящиком, обложенным мешками с песком. Когда-то статуя была воздвигнута Екатериной Второй в честь Петра, основателя Петербурга. Теперь же и коня, и всадника было невозможно разглядеть.

– Завтра введут комендантский час, – бросил Виктор. – Больше никаких ночных прогулок. Так что постарайтесь запомнить эту встречу с лейтенантом Беловым, двоюродная сестричка.

Они привели ее в пустой, гулкий гранитный вестибюль. Часовой у лестницы спросил, нет ли у Татьяны оружия.

– Вряд ли, – ответил Виктор. – Во всяком случае, бомб.

– Ты ее обыскивал?

– Сейчас, – вызвался Виктор и провел руками по ее ребрам, причиняя боль.

Татьяне стало не по себе. Одна, с тремя солдатами в темном, зловещем здании, и Александр даже не знает, что она тут.

По спине пополз озноб. Страх, которому не было названия, оледенил сердце. Она пыталась убедить себя, что все в порядке, когда руки Виктора поползли к ее бедрам. И Татьяна неожиданно потеряла голову.

– Может, кто-то из вас, – выпалила она, – передаст ему, что я здесь? Или мне лучше уйти? Скажете, что я заходила.

– Отпусти ее! – раздался голос сверху. Александр.

Татьяна облегченно вздохнула.

Виктор немедленно отступил.

– Товарищ старший лейтенант, мы ничего… просто проверяли, нет ли у нее оружия. Она говорит, что приходится вам двоюродной сестрой из…

– Рядовой! – Александр буквально навис над Виктором всей своей массой. – У вас что, нет никаких моральных устоев? Или в уставе сказано, что вы можете запугивать молодых девчонок? На гауптвахту захотели? В следующий раз так просто не отделаетесь!

Он положил руку на плечо Татьяны.

– Вы, двое, патрулировать улицы! Где вам сказано быть? А вы, старшина, дождитесь, пока вас сменят Петренко и Карпов.

– Есть, товарищ лейтенант! – хором выкрикнули солдаты.

Старшина занял пост у лестницы.

Александр пытался не улыбаться.

– Подъем достаточно тяжел, – заметил он, подталкивая ее к лестнице. Когда они оказались за колонной, он прикрыл глаза от счастья. – Таня! Я так рад, что ты пришла.

Она мгновенно растаяла:

– Я тоже.

– Они тебя испугали? Что ты! Они совершенно безобидны.

– Почему же ты поспешил спуститься?

– Услышал твой голос и понял, что ты боишься.

Он так смотрел на нее…

– Что? – застенчиво спросила она.

– Ничего.

Он присел перед ней на корточки:

– Ну же, цепляйся за шею. Помнишь, как это делается?

– Ты пронесешь меня все двести ступенек?

– Самое меньшее, что я могу сделать, после того как ты добралась сюда. Держи мою винтовку.

Держась за перила, он стал подниматься. Надеясь, что он не заметит, Татьяна потихоньку поцеловала его в плечо.

Александр принес ее в застекленную круглую аркаду с пятью колоннами, частично загораживавшими горизонт и небо. Потом поставил ее, взял винтовку и прислонил к стене.

– Придется выйти на балкон, чтобы лучше видеть. Сумеешь? Мы ведь очень высоко. Ты не боишься высоты?

– Не боюсь, – заверила Татьяна.

Они вышли на балкон, опоясывающий аркаду над круглым залом с куполом, и встали у железных перил. Отсюда открывался великолепный вид. Все огни были потушены, и во мраке ночи не видны были даже аэростаты, молчаливо плывущие в темном небе. Прохладный воздух пах свежей водой.

– О чем ты думаешь? Хорошо здесь, правда? – спросил Александр, подходя к ней.

Татьяна не могла пошевелиться. Даже если хотела бы.

– Угу, – кивнула она, глядя в ночь, боясь повернуться к нему и позволить увидеть, что у нее на сердце. – Что ты здесь делаешь один?

– Ничего. Сижу на полу. Курю. Думаю.

Он обнял ее за талию, прижал спиной к себе. Она услышала лихорадочный шепот:

– О Тата…

До чего же оно внезапно, это желание. Как ураган. Как взрыв бомбы, осколки которой разлетаются и задевают нервные окончания.

Не просто желание.

Бушующее желание к Александру.

Татьяна пыталась отодвинуться. Но он держал ее слишком крепко. О, только бы опуститься на пол. Почему, стоит ему коснуться ее, и сразу хочется лечь?

– Шура, подожди, – попросила она, не узнавая своего голоса, хриплого, искаженного желанием. Пришлось закрыть глаза. – Я не вижу самолетов, – пробормотала она.

– Я тоже.

– Они прилетят?

Она тихо застонала.

– Обязательно. Совсем как на плакатах: враг у ворот.

Он продолжал целовать ее волосы.

– Как по-твоему, у нас есть шанс выбраться из города?

– Ни малейшего. Ты в ловушке.

Его горячее дыхание и влажные губы на шее заставляли ее трепетать.

– И что будет?

Он не ответил.

– Ты сказал, что хочешь поговорить со мной, – напомнила Татьяна.

– Поговорить? – переспросил Александр, прижимая ее к себе.

– Да… поговорить… о…

Она не могла вспомнить о чем.

– О Дмитрии?

Он оттянул ее блузку и поцеловал плечо.

– Мне нравится твоя блузка, – прошептал он.

– Перестань, Шура, пожалуйста.

– Нет, – ответил он, гладя ее по спине. – Я не могу остановиться. Так же как не могу перестать дышать.

Руки Александра замерли под ее грудью. Ее едва зажившие ребра слегка и сладко ныли под его прикосновениями, и Татьяна, не сдержавшись, застонала. Сжав Татьяну сильнее, он повернул ее лицом к себе, прижался губами к ключице и прошептал:

– Ни звука. Внизу все слышно. Не выдавай себя.

– Тогда убери руки, – сердито пробормотала Татьяна. – Или заткни мне рот.

– Заткну, – пообещал он, жарко целуя ее.

Секунды через три Татьяна почти потеряла сознание.

– Шура, – выдохнула она, цепляясь за него, – не надо! Как нам остановиться?..

Пламя в животе все разгоралось.

– Никак.

– Нужно.

– Никак, – повторил он, целуя ее.

– Я… я хотела сказать, как можно получить облегчение от этого? Я не могу жить, день и ночь думая о тебе. Как избавиться от муки?

Александр отстранился.

– Единственное, чего я хочу в жизни, – показать тебе, каким образом мы можем получить облегчение.

Татьяна вдруг вспомнила слова Марины. Не стоит становиться очередной победой какого-то солдата…

И несмотря на свои чувства, на неколебимую уверенность в том, что она считала истинным, несмотря на минуты блаженства с Александром под куполом священного здания, наедине с ленинградским небом, Татьяна позволила сомнениям взять верх. Не доверяя собственным инстинктам, испуганная и сомневающаяся, она оттолкнула Александра.

– Что? Что с тобой? – встревожился он.

Татьяна пыталась найти в себе мужество, искала нужные слова, боясь спросить, боясь услышать ответ, и в конце концов так свято поверила в чистоту Александра, что почти возненавидела себя за то, что хотя бы на миг согласилась с циничными высказываниями Марины. Но они все равно вертелись у нее в голове и не давали покоя.

Она не хотела обременять Александра. Ему и без того тяжело. Но и не хотела, чтобы он продолжал ее ласкать.

Его руки нежно гладили ее бедра, спину, волосы.

– Что с тобой? – шепнул он. – Таня, скажи, что с тобой?

– Подожди, – повторила она. – Шура, ты не можешь… – Она похромала в сторону. – Погоди, остановись, хорошо?

Он не пошел за ней, и она, отойдя на пару метров, опустилась на пол и прижала коленки к подбородку.

– Поговори со мной о Дмитрии, – устало обронила она.

– Нет, – отказался Александр, продолжая стоять – Ни за что, пока не объяснишь, что тебя тревожит.

Татьяна покачала головой. Не стоит затрагивать эту тему.

– Все хорошо. Честное слово.

Она улыбнулась.

Получилась ли у нее улыбка?

Судя по его вытянувшемуся лицу, нет.

– Просто… нет, ничего.

– Тем более стоит облегчить душу.

Глядя на свою коричневую юбку, на пальцы, высовывавшиеся из гипсовой повязки, Татьяна глубоко вздохнула:

– Шура, мне очень-очень трудно.

– Понимаю, – кивнул он, присаживаясь на корточки.

– Не знаю, как тебе это сказать, – выдавила она, не поднимая головы.

– Говори как всегда.

Но Татьяна не нашла в себе смелости.

– Александр, нам так много нужно решить, обсудить…

Она украдкой взглянула на него. Он изучал ее с сочувствием и любопытством.

– Не могу поверить, что мы зря тратим время… Но…

Он молчал.

– Я не…

Нет, это слишком глупо. Что она знает о подобных вещах? Татьяна вздохнула.

– Представляешь, кто помог мне добраться сюда? Моя двоюродная сестра Марина.

– Прекрасно, – сухо ответил он. – Но какое отношение это имеет к нам? Ты собираешься нас познакомить?

– Может, ты и не захочешь, после того как я расскажу, что она мне говорила… о солдатах.

Она подняла глаза. Александр все внезапно понял, и расстроенное лицо залила краска раздражения, смущения… Вины.

Не такое она ожидала увидеть.

– Она открыла мне немало интересного.

– Да уж, представляю.

– Она не имела в виду тебя.

– Большое облегчение.

– Просто пыталась предостеречь меня насчет Дмитрия. Но добавила, что для солдата важнее всего уложить девушку в постель и хвастаться победой.

Татьяна замолчала, посчитав, что и без того проявила невероятную смелость.

Александр медленно подошел к ней. Не дотронулся, только сел рядом.

– Хочешь меня спросить о чем-то?

– А ты этого хочешь?

– Нет.

– Тогда не буду.

– Я не сказал, что не отвечу. Но вопросов не желаю.

Почему она не может разглядеть лицо Александра? Наверное, не хочет снова видеть виноватый взгляд. Что, если после их лета, после Кировского, после Луги, после всего того невыразимо прекрасного, трепетного, что у них было, окажется, что Марина все-таки права?

Нет, у Татьяны язык не повернется спросить. Но и без того так много в ее жизни построено на лжи… Как можно молчать?

– Спрашивай, – повторил Александр так мягко, так терпеливо, так нежно, что Татьяна, словно обретя новые силы, едва слышно выговорила:

– Шура, это правда, что я для тебя… всего лишь очередная победа? Только далась немного труднее? Еще одна зарубка на солдатском ремне?

Она подняла жалкие, неуверенные глаза.

Александр схватил ее в объятия, собрал в комочек и прижал к себе, словно крохотный, забинтованный сверток.

– Не знаю, что с тобой делать, – вздохнул он, целуя ее волосы. Потом немного отстранил и сжал ладонями лицо. – Татьяша, милая, о чем ты? Неужели забыла больницу? Очередная победа? Забыла, что в ту ночь, в следующую и любую другую я мог взять тебя, стоя, в переулке, в подъезде, на скамье? И ты бы отдалась мне. Стоя, в переулке, в подъезде, на скамье. Забыла, что это я положил конец той отчаянной глупости?