Текст книги "Любовь – не повод для иллюзий"

Глава 35.

   Он долго держался, не закрывая глаз, но слабость от потери крови наступала неминуемо, постепенно. По всей столице метались курьеры, отыскивая еще кровь для Игоря, одних усилий Глеба по его спасению было мало. Время, бессердечное время работало против него. Он запретил себя отключать, всю кровь до капли готов был отдать, но понимал, что его и не спросят, когда врачам придется всё же это сделать…

   Пробуждение было сложным. Он чувствовал бесконечную усталость, глаза словно песком засыпали. У окна маячила какая-то тень, но сквозь слипшиеся ресницы было не рассмотреть.

   – Мммм…

   – Очнулся? – его щеки коснулись прохладные пальцы, и Глеб чуть заметно улыбнулся.

   – Привет, Ромашка… – с трудом разлепил ресницы, сглотнул сухим горлом. Роман подал ему воды, присел рядом, подержал стакан, пока Глеб жадно глотал.

   – Как ты? – у танцора дрожал голос и глаза были воспаленные, заплаканные.

   – Игорь… – выдохнул Глеб вместо ответа, и Ромка снова зашмыгал носом, прикусил трясущиеся губы. – Только не скажи, что он…

   – Жив, – торопливо кивнул Роман, сжимая его руку. – Жив… Он в реанимации. Много крови потерял…

   – Мне к нему надо, – Глеб приподнялся, тяжело переводя дыхание, голова закружилась.

   – К нему пока нельзя. Сегодня должны перевести в отдельную палату. Я сразу сказал, чтобы приготовили там блатное место, мы будем рядом… ты ведь… будешь?

   – Буду, Ром, спасибо...

   Тот всхлипнул, расчувствовавшись, и обнял его.

   – Прости, что не сказал, – прорыдал он глухо.

   – Ты знал? – Глеб вздрогнул. Единственный друг… и он туда же?

   – Игорь запретил. Он… Он не мог тобой рисковать, понимаешь?

   – А собой мог?! – Глеб психанул, вскакивая, откуда только силы взялись. – Вот как смогу, сразу же жопу надеру придурку!!!

   Роман смотрел на него сквозь слезы. Признаться, что прогнозы Игоря весьма  плохи, у него не повернулся язык.

   Но Глеб не зря десять лет бок о бок с ним провел, шкурой почуял, что Роман не договаривает, повернулся к нему всем корпусом и схватился за спинку больничной кровати, пережидая прилив дурноты. Сам на ногах едва держался, крови откачали прилично.

   – Что? Договаривай!

   – Глеб, ну что ты?..

   – Что, мать твою, Рома?!!

   – Всё плохо. Врачи говорят… Чудо, если он выкарабкается.

   – По чудесам – это ко мне! – со злобной яростью рявкнул Глеб. – Я ему такое чудо устрою… Я…

   Глеб осекся, замолчал, сглотнул, склонив голову, до побелевших костяшек стискивая спинку кровати, сдерживая рыдания. Не дождется Костлявая! Он не заплачет. Не даст… Не отдаст его, никому, особенно ей. Рядом ляжет, собой прикроет… Господи, ну зачем он так с ним?! С ними… Глеб стиснул зубы и глухо мучительно застонал. Восемь месяцев. Восемь месяцев ада вдали от него. День и ночь умирая в разлуке… Учиться ненавидеть, выскребать его из сердца по живому, из души, из жизни, все равно что полосовать ножом собственный живот, невыносимо, смертельно. Он и не смог… Силился, но не смог. И теперь Игорь пульсировал в его крови, в каждой клетке тела. Глеб как героиновый наркоман в ломке нуждался в нём. Увидеть, прикоснуться, обнять… Хотя бы просто увидеть…

   – Он… обо мне не говорил? – шепнул тихо, одними губами, пережидая цунами, бушующее в душе. Мелькнула тошнотворная мысль о том, что… Сергей ошибся. Тосковал, да… Глеб собакой готов был на пузе ползти и умолять о прощении, но… Предательство не так легко пережить. Что если Игорь и очнувшись снова прогонит его?.. Глеб закусил губы до хруста. Выть хотелось от отчаяния, затопившего изнутри. Пусть. Пусть прогонит. Пусть ненавидит. Пусть презирает, он заслужил. Только… Господи, пусть он живёт. Ну, пожалуйста…

   Когда Глеб где стоял – упал на колени, ткнувшись в спинку кровати лицом, и тихо зашептал, Роман содрогнулся и на цыпочках вышел из палаты. Даже у самых убежденных атеистов случаются в жизни минуты, когда кроме Бога никто не в силах помочь…

***

   Когда час спустя Роман рискнул сунуться к Глебу с тарелкой каши в руках, тот стоял у окна и молча смотрел, обняв себя за локти. Встретился с ним взглядом в отражении, но Роман покачал головой.

   – Ещё в реанимации… Поешь?

   – Я не голоден.

   – Поешь пожалуйста, Глеб. Тебе силы нужно восстановить, ты и сам на ногах еле держишься.

   – Ром… Отъебись от меня. Пожалуйста.

   Глебу физически тяжело было выносить чьё бы то ни было присутствие. Не то. Не тот.

   – Ты Игорю сильным нужен.

   – Не нужен я ему… – прошептал он, сгорбившись. – Не нужен. Это он мне нужен как воздух…

   – Совсем дурак? – сочувственно поинтересовался танцор, теряя терпение.

   – Он меня отослал…

   – Он жизнь тебе спасал, придурок!!!

   – Да кому я нужен?!! Что вы все заладили – спасал, спасал?! Накосячил я, вот и…

   – Ты его совсем не знаешь, – сказал Роман. – Не чувствуешь, если можешь хоть на минуту допустить мысль, что он не мучался без тебя, не болел тобой, не тосковал… Он не Лику, он тебя пытался вывести из под огня, как ты не понимаешь?! Тебя убить угрожали!

   – Зачем?.. – тупо спросил Глеб.

   – Потому что ты – его слабость.

   Глеб помолчал, собираясь с мыслями. Повернулся к другу, с отвращением покосился на еду в его руках – до сих пор мутило даже от одного запаха. И решительно взял в руки тарелку.

   – Ошибаешься. Я – его сила.

Глава 36.

   Пока он ел, в соседней палате наметилось движение, слышны стали голоса. Кусок резко встал поперек горла, а в груди защемило. Роман деликатно произнес:

   – Я на минутку… Доедай.

   Вернулся он минуты через три, даже слегка улыбаясь.

   – Перевели в палату. И его можно навестить. Пойдем?

   Глеб прикусил губу. Его словно на части разрывало: одна рвалась навстречу Игорю, другая тряслась от страха, боясь вновь услышать резкий окрик.

   – Пойдем… – решился он наконец.

   В палате было мирно и спокойно, но все равно прошибало ознобом от запахов, звуков, вида неподвижного тела на койке у окна. Игорь спал. Мерно попискивали приборы, помпа возле постели мерно качала воздух, расправляя его лёгкие, трубочка уходила ему в забинтованную грудь. Капельница, какие-то датчики уходили к монструозного вида прибору по мониторингу сердцебиения и давления. Руки были привязаны к перилам койки, чтобы не сорвал ненароком фистулу помпы, качающей воздух в его пробитом легком.

   Глеб затрясся всем телом, вцепился пальцами в притолоку двери, пережидая приступ дурноты. Он – сила. Ему нельзя плакать. Нельзя. Нельзя!!! Но слезы заволокли глаза помимо его воли, рыдания душили. Он сам не осознал, как смог дойти до койки Игоря, ощупью нашел его руку, сухую, прохладную, ткнулся в неё лицом, прижимаясь губами, и силы держаться иссякли. Глеб разрыдался в голос, взвыл глухо, не в состоянии удержать свое отчаяние и страх внутри, где они жрали его все это время, ежесекундно.

   Его так корёжило от горя, что Глеб не сразу осознал, что рука под его щекой больше не лежит безжизненно, а чуть сжимает его пальцы. Вскинув голову, он наткнулся на взгляд Игоря и прикусил губу, осекся, тыльной стороной ладони утерся, не смея отвести взгляд. Очень осторожно коснулся щеки, обмирая, пальцы дрожали.

   – Привет…  – голос отказывал, он прошептал одними губами.

   Уголки губ Игоря чуть заметно дрогнули. Говорить ему было тяжело, перед глазами все плыло, но он держался. Глеб здесь…

   – Не плачь…

   – Не могу. Больно. Игорь…

   Пальцы раненого сжались так крепко, как он только мог.

   – Нельзя… Тебе быть здесь. Нельзя…

  – Не прогоняй меня, пожалуйста, – Глеб с отвращением услышал дрожь в собственном голосе, но страх услышать от Игоря, что он ему не нужен, был сильнее его воли.

   – Глупый… Опасно… – Игорь прикрыл глаза, пережидая приступ слабости.

   – Я прикрою! Я всё сделаю. Не гони меня… Только не гони…

   Мягкая щека коснулась его руки, волосы Глеба щекотали кожу. Игорю хотелось сказать, чтобы он не плакал, не надо. Но язык не ворочался, мысли путались. Сжав пальцы любимого, он провалился в сон.

   Очнувшись снова через некоторое время, Игорь поискал глазами. Глеб спал в кресле у его койки, накрыв его руку своей, и от его пальцев шло живое тепло. А у него в груди словно солнцем все осветило от счастья. Ранение казалось мелочью в сравнении с болью, что он носил внутри, прогнав Глеба, отодрав от себя с кровью, умирая без него каждую минуту, снова и снова, по кругу. Собакой выть хотелось, так он тосковал без него. И так боялся потерять... За себя не боялся. Господи прости, даже за детей боялся чуть меньше. А Глеб… Он был всем. Его воздухом. И как бы ни было тошно от себя, Игорь понимал, что по новой прогнать его не сможет. Попросту не сумеет снова смотреть в его глаза, полные боли, не сможет истязать холодностью того, кого так сильно хотелось видеть самым счастливым. Радовало лишь, что сумел прикрыть. Снова бы так сделал, столько раз, сколько понадобится… Любимый… До последнего волоска на вихрастой голове, до одури просто.

   Веки спящего дрогнули, Глеб вскинулся, сонный, встрепанный, такой дорогой ему. У Игоря ёкнуло внутри от затопившей душу нежности. Солнце… Его личное, только его.

   – Соня… – он чуть-чуть пошевелил пальцами, погладил его ладонь. Глеб хоть посветлел лицом, а то сидел с видом побитой собаки, замер и толком даже не дышал.

   – Ты как? – и голос уже не дрожит. Прогресс!

  – Я нормально. – он не лгал. Под обезболивающим он ничего не чувствовал, только слабость, и сознание уплывало. – Я так скучал…

   Глеб дёрнулся, услышав это, и Игорю стало стыдно. Довёл… А ещё с пугающей решимостью понял, что… Глеб должен знать правду. Правду про грязную, гадкую, искорежившую его жизнь, подлость Игоря.

Глава 37.

   Его мысли оборвал стук в дверь. Сначала вошел врач в сопровождении медсестры с вечерним осмотром, проверил показатели на приборах, скорректировал назначения, медсестра поменяла флаконы в капельнице и сняла с рук путы. В целом, он похвалил состояние пациента, посоветовал по возможности не напрягаться и больше отдыхать, и простился до утра. А следом вошел Андрей, тепло улыбаясь обоим.

   – Привет, симулянт, – улыбкой пытаясь скрыть неловкость, сказал он Игорю, вручая Глебу пакет и слегка приобнимая вместо рукопожатия. Роман предусмотрел всё: смену одежды, легкие туфли вместо тапок, воду, гранатовый сок и яблоки для Игоря, и сэндвичи для Глеба, тот пропустил всё на свете, а ведь сам тоже нуждался в восстановлении сил.

   –  Привет, язва, – хмыкнул Игорь, и Глеб закатил глаза.

   – Высокие отношения, – проворчал он, вынимая пакет с одеждой и полотенце. – Я в душ схожу. Андрей, посидишь пока?

   – Угу, – тот устроился на его месте и уже наливал сок в стакан. – Иди, конечно посижу.

   Глеб скрылся за дверью крошечной ванной комнаты, предусмотренной в палате-люкс, вскоре зашумела вода. Андрей проводил его взглядом и посмотрел на Игоря. Тот напряженно буравил глазами дверь санузла.

   – Как ты? – Андрей вставил трубочку и поднес к губам Игоря. Тот сделал несколько глотков.

   – Не сдох, к сожалению.

   – И то верно, сейчас бы лежал себе весь такой синенький и в опарышах, красавчик, – хмыкнул Андрей, убирая сок. – И косяки бы исправлять не пришлось, да?

   – Вяземский, ты не охерел? – бровь Игоря выгнулась знакомой дугой и Андрей улыбнулся. Наконец-то. По этой его гримасе все давно успели соскучиться.

   – Охерел, – легко согласился он. – Так что хорош тут пролежни налёживать, вставай и надери всем зад.

   – Ты на очереди первый, – Игорь хотел было поменять положение, но в его состоянии это было не так просто сделать.

   – Да запросто! – Андрей помолчал, прежде чем сказать. – Не рассказывай ему… не надо.

   – Я достаточно ему лгал, – ответил Игорь, поморщившись. – Глеб имеет право на правду. Если решит уйти… Я пойму.

   – Ты без него сдохнешь, – мрачно буркнул Вяземский.

   – Уже. Восемь месяцев назад, – спокойно констатировал Игорь. – Это сейчас восстал из зомби…

   Вскоре после того, как Глеб вышел из душа, Андрей ушел, простившись тепло и попросив Глеба сразу звонить, если что-то понадобится. И Глеб удивил обоих, признавшись, что… у него нет телефона Вяземского. Он достал простенькую звонилку “бабушкофон” и попросил Андрея продиктовать номер.

   – Подожди, вы же с Ромкой созванивались?

   – По Скайпу, – ответил Глеб, вбивая имя.

   – О… – Андрей по складкам у его губ понял, что это не его ума дело, и тему лучше закрыть. – До завтра.

  После его ухода повисла тягостная пауза. Первый вал эйфории накатил и схлынул, накатило опустошение и стылая горечь поселилась на языке. Игорь молча смотрел, как Глеб стелит на жесткий диванчик у окна простыню, взбивает подушку, готовясь ко сну, и не мог решиться позвать его по имени. Хоть как-то окликнуть. Просто смотрел, пока Глеб не выключил свет и не стал укладываться. И вдруг осознал, что… у него проблема. Острая.

   – Эммм… Глеб… Ты не мог бы позвать медсестру? Пожалуйста.

   Глеб встрепенулся, сел на своем прокрустовом ложе.

   – Болит??? Что с тобой? – как он ни пытался маскироваться, но голос дрогнул.

   – Нормально всё… Побыстрее, пожалуйста, можешь?

   Глеб подскочил, но ничего не пищало, капельница спокойно капала…

   – Да в чем дело?!

   – Утка нужна, – отрезал Игорь.

   Глеб так завис, что переспросил:

   – Нахера тебе утка в палате, охотиться собрался?

   – Нет, блядь, на здешнем судне в пиратов приспичило поиграть! – зло рыкнул Игорь. Глеб сконфуженно рассмеялся.

   – Блин, извини, я затупил. Сейчас...

   Найдя под койкой медицинское судно, он отвел в сторону одеяло,  помог Игорю помочиться и отошел в санузел, всё вымыть. Вернулся с влажными салфетками и начал его обтирать. Игорь не мог отвести взгляда от его лица, едва видного в темноте, но… он по памяти с закрытыми глазами мог бы описать каждую складку на коже, каждую ямочку и родинку. Член, обрадованный вниманием, начал наливаться, твердеть под пальцами Глеба. Игорь стиснул зубы.

   – Извини… – не время было даже думать об этом. Хоть он и скучал безумно. Но… Способ был железный: вспомнить фото с дырой в груди у Глеба, вмиг всё упало. – Спасибо.

   – Обращайся, – сухо бросил Глеб, укрывая его одеялом, сходил вымыть руки и снова лег, повернувшись к Игорю спиной.

Глава 38.

   Глеб не спал половину ночи, лежал, глядя в темноту, прислушиваясь к шагам за дверью, к попискиванию мониторов дыхания и сердцебиения, мерному шипению помпы, к дыханию Игоря… Почему-то даже в таком шуме он легко различал этот звук, от которого внутри что-то болезненно тренькало – дышал он не как обычно, тяжело, раненое лёгкое сказывалось.

   Он лежал и даже не думал – чувствовал. Не мог рассуждать. Не мог формулировать вопросы и искать ответы – просто позволил себе раствориться в ощущениях, и прислушивался не к мыслям – к эмоциям. Их было много… Боль о его боли физической, боль душевная. Горечь. Печаль. Обида, злость, опустошенность, апатия… Но подо всей этой коркой гноя, он знал, дышало и жило огромное по силе, всепоглощающее, объемное и яркое чувство. Жило, несмотря на все попытки изничтожить его до крупицы. Жило под болью и под гневом, под горькой обидой и попытками ненавидеть. Жило… и ждало лишь знака, что оно ещё нужно… еще важно…

   Глеб сам не знал, нужно ли. Вон, стоило лишь ему его коснуться, как у Игоря даже член упал, он не хотел его больше. И гнал, стоило лишь увидеть. Он растерялся и запутался сам в себе, куда уж было понять Игоря… тот был мастером по запудриванию мозгов и возведению крепостных стен между своими чувствами и окружающими людьми.

   Но Глеб понимал, что если хотя бы он сам с собой не разберется, то лишь запутается окончательно. Устав от своих метаний, он встал и подошел к койке, на которой спал тот, кто… причинил так много горя… и принёс так много счастья. Игорь был центром его мира, его Солнцем и воздухом, но… Задумавшись, впервые всерьез дав себе труд не просто пестовать свои обиды, но наложить одно на другое, примерить чужую правду, Глеб задохнулся и несколько минут просто смотрел на него, молча, впитывая его черты. Что, если бы он сам узнал об опасности для любимого? Что сделал бы сам?.. Глеба телепало от гнева на него – не дал права выбора!!! – до исступленной нежности, от обиды до насквозь пронизывающего ужаса. Он ведь чуть его не потерял… Неуступчивого, властного, не в меру самонадеянного, дурного, любимого… До чертиков. Навзрыд просто, до самых кончиков волос, до последней капли крови. Он ощупью нашел и сжал его руку, провел большим пальцем по кисти в легкой ласке и дернулся, почувствовав кольцо на указательном пальце, собственным кольцом задев прохладный ободок. Вертикальные риски и продольные чёрточки. А вместе – пара…  в горе и в радости…

   Он тяжело вздохнул. А когда поднял глаза от колец к его лицу, встретился взглядом с Игорем, совсем не сонным.

   –  Давно не спишь? – шепотом спросил, боясь разрушить тихий покой между ними.

   –  С вечера… Какой уж тут сон…

   Игорь сжал пальцы Глеба чуть крепче и потянул к себе, поднимая руку. Даже такое ничтожное усилие вызывало затруднения, но… зато он мог прижать кончики пальцев мужа к губам, поцеловать. И отпустить, уронив руку на грудь. Глеб смотрел как… как рентген. Душа болела и плакала, умоляя смалодушничать, не признаваться, ну было и было, но… Он не мог так унизить их брак. И, превозмогая себя, произнес:

   – Это я заставил Лику... на тебе скакать.

  Глеб сжал губы в линию, нахмурился, но взгляда не отвел. Днем еще разорался бы и херами засыпал, но сейчас… он тщился понять. Своё дитя, любимую единственную дочь так унизить… должна же быть причина? Сам не додумался, спросил, присаживаясь боком на высокую койку и снова переплетая их пальцы вместе.

   – Объяснись. Я за этим здесь.

   Игорь на миг прикрыл глаза, сглотнул сухо, и Глеб дал ему напиться – горло драло нещадно, но говорить он мог, даже должен был – врач сказал, это поможет скорее заживить рану в легком.

   – Насчет “Stars” ты уже в курсе? – Глеб кивнул. – Мы с Малиновским… еще с Ростова на ножах… Да и сейчас их… шарашкина контора… В пуп мне дышит. Но он не одними диско-клубами… живет. Наркотики… проститутки… Роман ему прям… как журавль в небе был. Вот и бесится… сссука.

   Глеб нахмурился:

   – Питер… Машина…

   – И Питер, и машина... И судов на полтора миллиона евро. И… заточка в диване, – он до сих пор не мог спокойно вспоминать, дернул щекой.

   – Какая заточка?

   – Из напильника. На которой... была фотография... тебя с Ликой. И кошака из отеля.

   По телу Глеба прошла волна озноба, стоило лишь представить это в таком виде… и контексте…

   – Почему думаешь, я?.. Может Лика?

   – Ты полагаешь… я мог бы ждать… или выбирать... кому из вас?.. – он не договорил. Язык не повернулся.

   – Но мне не сказал! – прорвалось с упреком.

   – А ты бы уехал? – Глеб нахмурился, но качнул головой. – Прости… я не мог иначе.

   – Ты поступил как гандон!

   – Согласен.

   – Как мудак!

  – Даже без как… – Игорь осторожно гладил его руку пальцами, и Глеб отвечал, даже когда самозабвенно обзывался. Но стоило ему коснуться запястья и нащупать там бугорок, как Глеб отдернул руку.

   – Ты чего?

   – Да так… ерунда.

   – Покажи.

   – Не стоит.

   – Глеб…

  Под таким его взглядом он никогда не мог спорить. Протянул руку. От запястья к локтю прощупывался неглубокий шрам сантиметров в восемь, перекрытый поверх тату дерева без листьев, стволом маскирующего шрам. Игорь сжал его пальцы, судорожно вздохнув.

   – А я бы и знать не знал… так?!

   – Как и я, – спокойно парировал ему Глеб. – Сам обо мне много думал?

   – То я!

   Глеб невесело рассмеялся, глядя на него сквозь упавшую на глаза челку.

   – Козел самовлюбленный.

   – Ну так же нельзя!

   – Нельзя, – кивнул Глеб, соглашаясь, и продолжил откровения. – И телефон утопил, когда в Темзу хотел прыгнуть. Передумал. И в запое провел полгода. А чего, собственно, ты ждал? Что я побегу радостно трахаться с кем угодно и болт забью?

   Игорь был в такой ярости, в таком ужасе, что у него подскочил пульс под 130, тревожно запищал монитор. Пришлось переждать, пока прибежавшая на тревожный скачок медсестра не разгонит их по койкам, не угомонится сердце, не останутся снова одни. Лёжа в темноте, Глеб тихо сказал:

   – Я… сам виноват. Пестовал свою боль, вместо того, чтобы просто вернуться и начистить тебе рожу. Или зад надрать!

   – В любом порядке, – хмыкнул Игорь, блестя на него глазами. – Дай только встать...

Глава 39.

   Под утро Глеб проснулся от странных звуков. Монитор сердцебиения больше не пищал – Игорь еще ночью снял прищепку датчика с пальца. Но это и не было писком, это было больше похоже на… стон? Всхлип? Вскинувшись, он подскочил к Игорю. Тот спал, но во сне стонал и бормотал, голова металась по подушке. И когда он положил руку на его щеку, стало мокро и горячо. Он повторял одно и то же, снова и снова, невнятно, пока Глеб не различил собственное имя. Еще один судорожный всхлип, Игорь дернулся и проснулся, в ужасе тараща глаза в темноту.

   – Всё… всё, мой хороший, я здесь, – услышал он сквозь колотящийся в ушах пульс, и теплая щека прижалась к его щеке, облако волос пощекотало заложенный нос, его окутал родной теплый запах. Руки бережно прижимали к себе, не касаясь больного места. – Всё хорошо… Это просто сон… Я с тобой…

   – Глеб… – он перехватил его запястье и сжал как мог сильно. – Глеб… Господи… Ты живой? Настоящий?

   – Живой, – Глеб гладил его щеки, стирая влагу, целовал в висок, дыша им, сам чуть не всхлипывая от перехватившей горло нежности. – Всё хорошо, слышишь? Я с тобой…

   – Ты мне снился, и… – Игорь нашарил его руку, провел подушечками пальцев по тонкому выпуклому шраму. – Поклянись, что больше не будешь делать глупостей!

   – Ты первый.

  – Что? – Игорь спросонок не понял, посмотрел на него растерянно. Глеб невольно улыбнулся, любуясь им и таким… Беспомощным. Растерянным. Слабым, да. Кто бы мог подумать, что Игорь Кудрявцев может быть таким… человечным? Не суперменом в черном смокинге. Просто ранимым и нуждающимся в поддержке… в нём. Это просто бальзамом на раны пролилось. Быть ему нужным… быть опорой, а не только прятаться за ним от всего мира.

   Глеб накрыл его щеку ладонью, погладив большим пальцем, и повторил, не отводя взгляда:

   – Первым поклянёшься ты. Никогда больше не рушить наш брак. Никогда больше не прогонять меня из своей жизни. Но главное… никогда больше мне не врать.

   – Клянусь, – не своим каким-то, растерянным голосом выдохнул Игорь и тихо обреченно шепнул, – Ты… не уедешь больше? Я знаю, я столько боли тебе причинил… Я пойму, если ты…

   – Если я всё таки надеру тебе жопу? За такие слова? Без обид, Игорь, но ты столько херни уже наговорил за одну ночь…

   Игорь нервно фыркнул и улыбнулся, светло и легко, как раньше.

   – Совсем распустился… Рот с мылом заставлю мыть.

  – Ну-ну… – хмыкнул Глеб и поцеловал его прямо в эту сияющую улыбку. – Люблю тебя, дурень.

  – Засранец ты… И я… безумно.

   Спать больше не хотелось. Какой там сон, когда на тебя смотрят с таким обожанием, с  таким теплом, с таким истовым чувством… Глеб присел на край койки и держал его за руку, перебирая и то и дело целуя пальцы, смотрел и не мог насмотреться. И заткнуться тоже не мог, хоть и понимал, что делает больно, все равно… Не мог носить в себе обиду, и важное, пусть и горькое как хина.

  – Знаешь… Я какое-то время так мучался, что просто оцепенел. Ничего уже не чувствовал, совсем. До селфхарма на дошло только потому, что не подумал, так бы весь, наверное, уже был в полоску… Поехал к Темзе, хотел уже прыгнуть – телефон позвонил. Реклама… А я выронил его в реку, и знаешь, разревелся там как придурок. Там все наши снимки были...

   За этими словами Игорь как книгу раскрытую читал его одиночество, его горе и боль, и сам болел ими. Грустная усмешка кривила рот.

  – Простишь ли ты меня когда нибудь… – пробормотал он тихо, сжимая пальцы любимого. – Я тоже… очень тосковал. Очень…

  – Простил, – кивнул Глеб. – Иначе просто кинул бы в тебя твоими бумажками и уехал обратно.

  – Какими бумажками? – недоуменно нахмурился Игорь.

  Глеб поднялся, сходил за сумкой, принес и положил ему на живот вскрытый почтовый пакет с бумагами.

  – И ты только из-за этого приехал? – Игорь посмотрел на него со странным насмешливым огоньком, недоверчиво повертев конверт в руках.

  – Нет, еще Лика… Блядь!!! Лика!!! Дочери позвони, она там извелась уже наверное!!!

  Игорь попросил его телефон.

  – Мой сгорел…

  – Черт, “Потёмкина” жаль дико, – вздохнул Глеб. – Как так вышло?

  – Подозреваю, меня выкуривали, – набирая номер, сказал Игорь равнодушно. – Я там месяц сидел, пока шло расследование. А мой давний друг любит приколы типа пальцев в носовом платке, носов, ушей и прочей низости… Алё?! Лика? – он нажал на селектор, слышно было как попало, “бабушкофон” хрипел и щелкал как старая рация. – Лика, это я, слышишь?

  – Папа?!!

  – Да, я. Всё хорошо, слышишь меня?

  – Свооооооооолоочь тыыы!!! – проревела девушка каким-то не своим голосом, и Глеб хмыкнул: “О, устами младенца. Дело говорит девка!” – Соколов, а ты вообще заткниииись!

  – Лик, ты там чего делаешь, позволь спросить, – Глеб уже ржал в голос, давно на него не ругались таки протяжным ором, как будто… – Звук как будто плачешь и какаешь одновременно!

  – Я рожаю! Дебилы вы оооба!!!

  Телефон издох окончательно. Глеб прикусил щеку, честно стараясь не ржать, но скорчил неописуемую гримасу.

   – Ну вот… Не так страшно спать с бабушкой, как когда тебя трахает дедушка! – выдал он и чуть не взвыл от смеха, зажимая рот.

   Нормальные пациенты еще спали, и только из палаты интенсивной терапии раздавался гогот вперемешку с матами – смеяться Игорю было еще очень больно.