Текст книги "Жизнеописания византийских царей"

18. Провидение искусно вело Василия к поставленной цели, и сразу, после возвращения из похода царь усыновляет его[48]48
  Таким образом, усыновление Василия имело место между 21 апреля и 26 мая (дата провозглашения Василия соимператором) 866 г.


[Закрыть] (своего потомства у него не было) и удостаивает светлейшего титула магистра. А логофет Симватий, исходя завистью и не в силах наблюдать, как ежечасно обретает его соперник немалые милости, отказывается от прежней своей, службы, будто не может он жить в царственном городе, и просит назначить его стратигом ионийцев, то есть Фракисиев. Но не выполнил царь, его просьбы и назначил в эту фему другого стратига. Минуло немного времени, и пришли в смешение государственный дела, заколебалась держава и искала себе правителя, ибо к чему угодно пригоден был царь, но [103] заниматься как должно государственными делами не умел (прежде многого не замечалось, ибо разделявший с ним власть кесарь всегда распоряжался чем надо, и на него возложены были дела и все заботы мирского правления), и вот поднялся на царя ропот, началось недовольство и синклита, и гражданского сословия, и чуть ли не всех к управлению причастных и делами занимающихся, а к тому же еще и войска и всего городского люда. Царь об этом узнал от своих ближайших, на какое-то мгновенье с трудом отрезвел, осознал не только собственное легкомыслие и нерадение к общему благу, но и неспособность и непригодность и, опасаясь восстания и возмущения толпы, решил с кем-нибудь разделить и власть и дела. А поскольку незадолго до того он усыновил Василия и знал, что тот многих превосходит не только мужеством, по и умом, что способен он занять пустующее место кормчего мирского корабля и что к тому и ведет его божественное провидение, царь укрепил свой ум в мысли провозгласить Василия царем[49]49
  В тексте лакуна, переводим с учетом дополнения К. Куманецкого (Киmаniecki К. Notes... Р. 236).


[Закрыть]. И не без Божьего содействия в совете и деле в самый день святой пятидесятницы, когда сошел Святой дух на учеников Христа и Бога нашего, рукой царствовавшего тогда Михаила, судом и велением вечно царствующего Христа в прекрасном и славном храме божественной мудрости венчается Василий царским венцом. И случилось это двадцать шестого мая четырнадцатого ромейского индикта[50]50
  26 мая 866 г.


[Закрыть].

19. Когда об этом узнал Симватий, живший в доставшейся ему стратигиде, не смог он по человеческой своей природе вынести точившую его зависть, но вместе с таким же как и он безумцем, известным патрикием Пиганом, правителем стратигиды Опсикий, склонился к бунту и в безумии своем решил учинить мятеж. Подговорив подчиненные им войска, они приступили к делу, и Михаила стали славить как царя (таким образом хотели они возбудить толпу и показать, что кулак мятежа поднят не на самодержца) и бесславили Василия, осыпая его тысячами поношений. Летом[51]51
  Т. е. летом 866/867 гг.


[Закрыть] они клокотали в своих безумствах, выжгли поля многих столичных вельмож, захватили в гаванях и спалили немало кораблей, отплывающих в столицу, а как пришла зима, войско рассеялось, их же сообщники понемногу и незаметно разбежались. Видя это, попытались обрести спасение в бегстве и сами зачинщики. Симватий скрылся в крепости Платея Петра, а Пиган обосновался в Котисе. Но ничего у них из этого замысла не вышло: царевый отряд схватил их и в оковах доставил к императору. А застали они его в палатах св. Мамы, где тот тогда пребывал. Увидев пленников, царь принялся бранить и порицать их за безумство и непокорность и поначалу велел подвергнуть жестокому бичеванию, а потом обрек полагающейся по закону каре: Симватия лишили обоих глаз и одной руки и отправили в ссылку, Пигану же тоже вырвали глаза, мечом отрубили нос и тоже отправили в изгнание[52]52
  Несколько новых детален к рассказу об этом восстании добавляют «Хроники семьи Симеона Логофета» (Leo Gram. 247.8 сл.; Georg. Cont. 833.10 сл.; Ps.-Sym. 680.7 сл.). В частности, там сообщается, что зятю Варды Симватию было отказано в титуле косаря, что послужило непосредственной причиной его сговора с Георгием (хроники дают преном!) Пиганом.


[Закрыть]. Когда же единодержавную власть получил благородный царь Василий, он вернул их обоих из ссылки и даровал им все то, чем владели они до изгнания, при этом не выказал даже тени злопамятства, часто разделял с ними трапезу, утешал речами, и благодетельствуя делами, помогал легче переносить страдания, причиненные их собственным безумием. [104]

Но все это было позже. Тогда же исполнилось данное за триста пятьдесят лет до того пророчество и прорицание Исаака, великого провидца из иереев и монахов, который и сам вел род от Аршакидов и узнал из видения, что именно через такое время взойдет на ромейский престол один из потомков Аршака[53]53
  Это «видение Исаака» содержится в первой части «Истории Армении» Лазаря Перпеци, жившего во второй половине V в. Согласно рассказу Лазаря, патриарх Армении из рода Аршакидов (V в.), смещенный с престола, сообщает, что якобы ему было видение, по которому через 350 лет византийский престол должен занять выходец из рода Аршакидов. Вполне вероятно, что упомянутое «видение» (предсказание post eventum) – интерполяция в сочинении Лазаря, в основе которой лежит какой-то греческий текст IX в. См.: Der Sahaghian G. Un document armenien de la genealogie de Basile I-er//BZ. 1911. Bd. 20. S. 165 ff.


[Закрыть]. И случилось такое по мольбам людей вельможных и простого народа, а также войска и военачальников и всех жителей всех земель и всех городов державы. Ибо все они молились, чтобы пришел к власти человек, вкусивший низкой судьбы, который бы знал, как мнут бока беднякам сильные мира сего, как без всякого на то права обирают их, как восстают смиренные и попадают в рабство к своим соплеменникам, а всего этого с лихвой хватало в царствование Михаила[54]54
  Весьма редкие в византийской литературе выражения сочувствия беднякам, подвергающимся эксплуатации со стороны «сильных мира сего», неоднократно встречаются в тексте «Жизнеописания Василия».


[Закрыть], ибо на что угодно способен был царь, но на подобные вещи не хотел обращать внимания.

20. Более того, раз уж я заговорил об этом, надо, полагаю, повременить немного с историей царя Василия и, вернувшись назад, как можно короче поведать, какую жизнь вел царь Михаил, каковы были его забавы и на кого тратил он время, все свои силы и казенные деньги, дабы мог каждый желающий отсюда заключить, что пришел Василий к власти по ясному приговору Божьего суда (ибо не могли дольше дела оставаться в прежнем состоянии) и что после всего этого сам Михаил заточил меч против себя, сам укрепил десницы своих губителей и сам побудил их к убийству. Настолько позабыл он о долге, настолько в вакхическом своем безумии устремился ко всяческому беззаконию, так измывался над божественным, надругался над законами государства и природы. Собрав вокруг себя нечестивую компанию распутных, мерзких и отвратительных людей и оскорбляя священство царского величия, этот несчастный целые дни занимался пирушками, пьянками, любовным беспутством, срамными рассказами, а также возницами, лошадьми, колесницами и происходящими от них безумством и сумасбродством. И ради таких-то людей он безжалостно опустошал государственную казну! А что самое страшное, он издевался и выставлял на посмешище сами символы нашей веры, творя из окружавших его шутов и мимов некие подобия священнослужителей, и делал это для издевки, поношения и срама[55]55
  Константин Багрянородный по сути дела повествует о том, о чем уже рассказывалось в предыдущей книге настоящего сочинения (см. с. 86 сл.). Впервые здесь, однако, отчетливо говорится, что компания Михаила состояла из «шутов и мимов». Можно думать, что это не презрительное обозначение царских компаньонов, а реальное указание на мимических актеров, в обществе которых развлекался царь. Мимы, несмотря на гонения церкви, продолжали существовать на протяжении всей истории Византии (см. статью, с. 256).


[Закрыть]. Расскажу лишь о немногом, дабы из этого малого вы заключили об остальном.

21. Что был он возничим и управлял колесницей, на которой восседал в платье возничего, состязался с соперниками в двойном забеге и в царственном городе, и во дворце, и за их пределами в царском обиталище мученика Мамы, что потратил на это громадные деньги, расходовал на зрелища войсковые средства, что утекало ромейское богатство от воинских полков на театральные игрища и болтовню, что расточались царские сокровища безмерно и беспутно на беспутные и нечестивые попойки и любовные забавы, всем хорошо известно, и говорить об этом я не буду. А вот как измывался он над божественным, как выбрал патриарха из числа своих мерзких и гнусных мужебаб, из них же назначил одиннадцать митрополитов, как бы дополнив собой это число до двенадцати, об этом я расскажу. Он провозгласил патриархом этого мерзейшего и проклятого Грила, украсил его богатыми шитыми золотом священническими одеждами, [105] возложил на него омофор[56]56
  Омофоры – украшенный крестом плат, одеваемый поверх платья, носить который в Византии полагалось патриархам и митрополитам.


[Закрыть], из этого сборища своих единомышленников одиннадцать возвел, как говорилось, в ранг митрополитов, себя же, двенадцатого, назначил архиепископом Колонии; каждому из них велел он под святыми одеяниями спрятать кифару, тихо наигрывать на ней и таким образом, паясничая и святотатствуя, совершал с ними священные таинства и службы, мерзейший вместе с мерзкими, проклятый вместе с нечестивыми. Когда творилась тайная молитва, вторили тихо ей кифары, когда же приходило время говорить священнику или пароду ему ответствовать, они сильней ударяли плектром по струнам, кифары звучали громче и слышалась отчетливая мелодия. В священные сосуды, украшенные драгоценными камнями и блеском жемчугов, изготовленные из серебра и золота, часто служащие для священных таинств, они помещали горчицу и уксус и с громким хохотом, срамными словами и отвратительным мерзким кривлянием передавали себе подобным. Хватит об этом.

22. Когда как-то раз святейший патриарх Игнатий со всем своим клиром и свитой устроил процессию с молитвословием, которая вышла за город и в обычном порядке, исполняя священные гимны, направилась к одному Божьему храму, случилось так, что навстречу ему верхом на осле выехал облаченный в священнические одежды нечестивец и язычник, царский бунтариарх[57]57
  Бунтариарх – так мы переводим греч. φατριαρχης); (досл. «глава заговора»), слово, употребленное здесь вместо патриарха (см.: Beck H-G. Byzantinische Gefoigschaftswesen... S. 15, Anm. 1). Таким же образом называл иконоборческого патриарха Иоанна Грамматика Псевдо-Симеон (Ps.-Sym. 648.8).


[Закрыть] Грил вместе с нечестивейшими своими митрополитами, со всем своим балаганом, хором и сатировым строем. Ломаясь как на сцене, они горланили песни, не лучшие, чем их дела. Подъехав ближе, они вскинули на плечи свои плащи, еще сильней ударили по струнам кифар и под священную мелодию принялись в такт выкрикивать похабные слова и песни. При этом они плясали и били в кимвалы, будто на Пановых или сатировых оргиях, дразнили иереев и патриарха самозванцами и двигались в этом гаме и сраме. Божий патриарх, спросив и выяснив, кто они, от кого и по какому поводу собрались, разразился стенаниями, горько оплакал их главу и зачинщика и со слезами на глазах вознес Богу мольбы положить конец этим поношениям и наглости и рассеять по аду нечестивцев, дабы не оскорблялось благочестие и не осмеивались таинства и святыни. Затем с пением положенных молитв он продолжил путь.

23. В другой раз этот безумный и сумасбродный царь придумал ради поношения славного патриарха Игнатия и измывательства над собственной матерью следующее представление. Он воссел в светлейшем Хрисотриклинии на царский трон, усадил рядом с собой под видом истинного патриарха мерзейшего Грила в священных одеждах[58]58
  В Хрисотриклинии, служившем в Большом дворце тронным залом, вблизи царского трона находилось и кресло патриарха.


[Закрыть], велел ему прикрыть свою поганую бороду головным покровом и начал воздавать почести как Божьему патриарху. Потом через одного своего евнуха – спальничего сообщил матери, что де святейший патриах Игнатий восседает здесь со мной и если хочешь сподобиться его благословения, приходи и вместе со мной его получишь. Эта благочестивая и благопочтенная женщина, питающая к тому же великую любовь и горячую веру в священнейшего Игнатия, услышав такое, поспешно явилась и, не смея от скромности поднять глаз (ни о чем дурном и подозрительном она не думала и никакого подвоха не ожидала), припала к ногам этого святого, как ей казалось, [106] иерея и просила помолиться за нее. А этот трижды негодяй немного приподнялся с кресла и, обратившись к ней спиной и испуская из мерзкого своего нутра ослиный звук, сказал: «Дабы не говорила ты, госпожа, будто и в этом не почтил я тебя». Царь рассмеялся, этот язычник из язычников захохотал во все горло, и они принялись болтать друг с другом, а вернее, в бессмыслии своем нести всякую околесицу. Царица распознала обман и розыгрыш, горько оплакала случившееся, осыпала сына проклятиями и в конце концов сказала ему, что смотри, злое чадо, отвел от тебя Бог руку свою, и дан тебе жалкий ум, дабы творил ты всякие несуразицы. Рекла она такие слова и удалилась, плакала и рвала на себе волосы. Таковы были выходки благородного царя, такое почтение и уважение питал он к вещам божественным и мужам священным.

24. Такое и много всего еще худшего творилось ежедневно на всем протяжении его царствования, ибо не изменил царь своих привычек даже после приближения и возвышения Василия. Видя и слыша все это, Василий терзался, мучился и проклинал свою жизнь. Стремясь оказать царю всю возможную помощь и не упустить ничего, служащего его исправлению, он прежде всего с помощью третьих лиц попытался отвратить царя от дурного поведения и вернуть его на праведную стезю, а потом как-то из благородства мыслей и намерений и сам осмелился увещевать царя и сколь возможно попытаться удержать его от бесчинств и со смиренным и униженным видом сказать ему: «О царь мой и господин, было бы только справедливым, если бы я, сподобившийся от тебя стольких даров и благодеяний, наставил тебя в должном, посоветовал наилучшее, напомнил о полезном и спасительном. Знай, господин, ненавидят нас, ненавидят (он и себя к нему ради беспристрастности прибавил, хотя ни в одной из его нелепых проделок не участвовал) и проклинает нас и народ весь, и сенат, и Божьи иереи, и все нас поносят и ругают. Людской суд для нас ничто, а вот Божьего гнева, пока не испытали его на себе, надо бояться». Так он говорил, но только сеял зерно на камни[59]59
  Константин приводит подряд три пословицы со значением «делать бесполезную работу» (см.: Leutsch. Paroemiographi graeci. Vol. 2. P. 48 (71), P. 4 (14), P. 4 (19)).


[Закрыть], взывал к морю и пытался отмыть добела эфиопа. Так укоренилось в этом человеке зло, так глух он был ко всякому спасительному слову, и заткнул уши, как аспид, от заклинаний[60]60
  См.: Псалтирь 57.5.


[Закрыть]. Царь не только не переменился к лучшему, но возненавидел и отвернулся от Василия, вместе с пьяной свитой своей принялся поносить и измываться над его речами. Сначала он лишь слегка проявил свою враждебность, а потом выказал ее яснее. Злодеи и мерзавцы из царского окружения это поняли, ополчились и рядами двинулись на Василия, стараясь правдоподобней оклеветать его, при этом его скромность именовали самомнением, отказ разделить их развлечения называли враждебностью, а нежелание вместе грешить – презрением. «Как может он говорить, будто любит тебя, – втолковывали они царю, – если не радуется радостям твоим и вместе с нами не старается доставить тебе удовольствие». Все больше склонялся к ним царь, верил им и уже подумывал об убийстве Василия, искал благовидный предлог, но не сумел найти. И до такого царь дошел безумства, что замыслил тайное убийство и кое-кому из своей преступной своры, коей доверял во всем, приказал, когда пойдут на охоту, сделать вид, будто целят в зверя, а метнуть копье в [107] Василия и так вот прикончить его. Рассказывают, один из них это и сделал, метнул копье, но промахнулся, пролетел дротик мимо Василия и воткнулся в землю. Конь же этого человека, закусив удила, вдруг увлек всадника к круче и сбросил его в пропасть, там и нашел он от падения свою смерть. И тогда, постигнутый бесполезным раскаянием, как говорят, царь велел своим сообщникам не сметь поднимать руку на безвинного, коли только не пожелают навлечь на себя ту же погибель. И призвал он к себе одного благочестивца и среди многих других преступлений и злодейств признался и исповедовался ему и в этом.

25. Царь больше не мог уже выдумать ни предлога, ни способа, как погубить Василия, и принял другое беззаконное и мерзкое решение: решил приобщить к царской власти некоего человека, Василикина по прозвищу, тоже одного из их гнусной компании, ничтожного и отвратительного скопца и забулдыгу[61]61
  «забулдыгу» – переводим с поправкой, принятой И. Беккером: φιλοκωμον вм. φιλοκομον.


[Закрыть] родом из Никомидии, единокровного брата Константина Капногена (это тот, что дважды затем исполнял обязанности эпарха), тогда он состоял в числе гребцов царской триеры. Вот этого-то отвратительного Василикина обрядил он однажды в прославленную царскую багряницу, завидный и дивный венец, золототканный плащ, пурпурные, все в драгоценных камнях сапожки и другие принадлежности царской власти, вывел его к синклиту, держа за руку и поддерживая (как некогда тот самый Нерон знаменитого Эрота[62]62
  Римский император Нерон, как известно, страстно стремился представить себя артистом, музыкантом, поэтом. По мнению некоторых ученых, фигура Михаила III вообще «смоделирована» по образцу Нерона (см. статью с. 00). Насколько нам известно, в античных источниках нет упоминаний ни о каком Эроте из окружения Нерона.


[Закрыть]) и произнес такие слова:

 
Смотрите все, восхищайтесь,
Не ему ли царем быть пристало?
И вид, достойный владыки,
И венец для него будто создан:
Все говорит нам о власти,
И не лучше ли мне его сделать царем
вместо Василия?
 

Услышав и увидев такое, все, кто оказался тогда во дворце, остолбенели, пораженные затмением ума и безумным безрассудством царя[63]63
  Этот эпизод с Василикином дублирует рассказ предыдущей книги, см. с. 89 и статью, с. 257.


[Закрыть]. Таков был этот помешанный и невменяемый человек, совершенно забывший о своем призвании и долге из-за неумеренного пьянства, распутства и беззакония.

26. В пьянстве черпал он не только негу, кротость, мягкость, свободу, слабость и мятежность дарующего радость Диониса, коему хотел и стремился подражать, но и, как в сыроядном этом боге, было в нем нечто от эриний и титанов, и нередко его всенощные комедии кончались трагедиями несчастий, ибо обезумевший от пьянства и своей счастливой судьбы, он пускался во всякие беззакония и нечестие. Упившись же несмешанным вином и окончательно опьянев, он полностью терял разум, принимался за убийства, чудовищные пытки и казни безвинных людей и, рассказывают, приказывал слугам своим: того-то схватите и отдайте палачу, тому-то вырвите глаза, а тому-то отрубите руки и ноги. Этот пусть поплатится головой, а того надо сжечь живьем. Слуги хватали их и заключали в тюрьму, но наказаниям не подвергали, ибо знали, что не в своем уме был царь, вынося такие приговоры. Но нередко, если [108] попадался человек, к которому они питали не дружбу, а вражду, то пользовались царским повелением и вершили суд над невинно осужденным. Потом спальники укладывали Михаила, жалкого и несчастного, не ведающего, на каком свете он находится, на царское ложе, и предавали его, словно раба, сну – смерти подобному. А наутро, когда сон немного выветривал из его головы густой мрак и винные испарения, он вставал, ничего не помня о случившемся вечером, и нередко искал тех, кого приговорил и осудил на смерть в опьянении, а узнав от свиты и слуг, на что обрек их вечером, раскаивался и плакал. Порой тех, кого он искал, находили, но порой бесполезным оказывалось его раскаяние в нечестивых делах, ибо приговоренные были уже казнены. Но вот снова наступал вечер, опять до глубокой ночи затягивалась попойка, вместе со всеми этими мерзкими речами и делами. Какой человек, будь он с каменным сердцем или совершенно бесчувственный, видя и слыша такое, не возгорелся бы гневом, не ощутил в себе жажды отомстить за невинно загубленных? Даже самый кроткий из людей Давид, как я думаю, не вынес бы пьяного разгула этой нечисти. Бесчувствием и глупостью, а не великодушием была бы здесь жалость[64]64
  Рассказы о пьянство и жестокостях Михаила, видимо, еще долго циркулировали в Византии. Во всяком случае, Лиутпранд Кремонский, посетивший Константинополь в Х в., пишет о том, как приходивший в безумие Михаил отдавал приказы казнить своих близких, а потом казнил тех, кто выполнял эти его приказы (см.: Liutpr. Antapod. I, 9).


[Закрыть].

27. И вот пришли к концу и были растрачены на подобные забавы чуть ли не все накопленные деньги, и уже нависла необходимость в открытую казнить всех вельмож и забрать их имущество, чтобы получить царю средства для ублажения возниц, блудниц и нечестивцев. Девятьсот семьдесят кентинариев чеканного золота, помимо серебра в монетах и слитках, оставил ему отец Феофил в царском казнохранилище, да еще и мать Феодора добавила тридцать, округлив общее число кентинариев до тысячи, но за неполные четырнадцать лет своей единодержавной власти он все растратил и промотал, так что после его смерти в казне обнаружили не больше трех кентинариев. Да и как могло не иссякнуть золото, пусть и текло оно рекой, если расточали его столь бессовестно и беспутно. Так он подарил целый кентинарий вознице Хилу, когда стал восприемником его сына. А патрикию Гимерию, коего из-за дикой его внешности именовал свиньей (а тот действительно заслуживал этого прозвища своей свинской и нечистоплотной жизнью), когда тот как-то раз, позволив себе срамословие и, будто на сцене, болтая вздор в присутствии царя, потерял всякий стыд и, уже никакого позора не страшась, испустил из поганого своего брюха мерзкий звук с таким громом и шумом, что погасла горящая свеча, так вот этому Гимерию за сей гераклов подвиг подарил он пятьдесят литр. Да и других подобных людей одаривал он сверх всякой меры. Если бы с такой же легкостью тратились деньги на воинов или отличных какими-нибудь иными добродетелями, это можно было бы счесть за примету великодушия, щедрости и благородного нрава, но поскольку все бессмысленно проматывалось на мимов, возниц, плясунов, шутов, льстецов и всяких мерзавцев, а ни на что дельное и обола не шло, видеть в этом надо лишь знак распутства, разгула и безрассудства. А поскольку деньги уже кончались, возникла, как уже говорилось, необходимость грабить храмы, захватывать святые дома, убивать и казнить всех людей посостоятельней. Вот почему лучшие из вельмож и разумные люди синклита во всем между собой [109] договорились и руками воинов, охранявших вход в царские палаты во дворце св. Мамы, убили его, в бесчувствии опьянения не отличившего сна от смерти. Как из-за таящегося в них зла умертвляют скорпионов и гадюк, только их завидев и не ожидая, пока те ужалят, так и кровожадных и зловредных мужей убивают, когда подозревают угрозу и они не успели еще нанести смертельную рану. Такую позорную для него самого и губительную для государства жизнь он вел, и такой достойный прожитой жизни конец его постиг[65]65
  О бесчинствах Михаила и его конце уже подробно рассказывалось в посвященной ему книге. Редактор сочинения явно не дает себе труда избавиться от повторений.


[Закрыть].

28. И вот всю верховную власть получает прежде стоявший вторым – Василий, а высокочтимый совет, тагмы[66]66
  В тексте των υποβεβηκτων ταγματων, т. е. низшими тагмами (м. б., сословиями?). Не исключено, что имеются в виду тагмы – столичные отряды профессиональных воинов-наемников, своего рода дворцовая гвардия.


[Закрыть], все войско и городской сброд, кои и прежде призывали в молитвах Василия, провозгласили его самодержцем[67]67
  Императора Михаила III убили 23 сентября 867 г. Василий был провозглашен единодержавным правителем уже на следующий день.


[Закрыть]. Он же, как только пришел к верховной власти, и себя и бразды правления своего вручил Богу и сотворил молитву такими словами: «Христос-царь, твоим судом получил я царство, тебе вручаю я и его и себя»[68]68
  Если следовать хронологии нашего автора, Василий пришел к самодержавной власти в возрасте 55 лет (см. с. 297, прим. 16). Псевдо-Симеон следующим образом описывает его внешность: «Он был цветущего вида, здоровый, нахмуренный, с красивыми глазами, сумрачный, темнокожий, среднего роста, широкогрудый, печальный, озабоченный своими делами» (Ps.-Sym. 686.12 сл.). Это описание, однако, – не более чем обычная соматопсихограмма, которые нередко составлялись византийскими хронистами (см. статью, с. 209 сл.).


[Закрыть]. Он тотчас призвал к себе из совета старейшин[69]69
  «Совет старейшин» – так мы переводим греч. γερουσια, чтобы передать антикизирующий колорит подлинника. Имеется в виду синклит.


[Закрыть]избранных и высоким саном отмеченных и с ними вместе отворил царское казнохранилище, но из огромных денежных груд не нашел ничего, кроме трех кентинариев (об этом уже говорилось). И потребовал царь расходную книгу, нашел ее у одного евнуха – старика протоспафария Василия, увидел, куда деньги ушли, и созвал по этому поводу на совет лучших людей, единодушный суд которых гласил, что не по праву получившие возвращают деньги в казну...[70]70
  В тексте лакуна, даем смысловой перевод.


[Закрыть] Но царь, смягчая строгость приговора, велел каждому вернуть в царскую сокровищницу лишь половину того, что взял. Так они и сделали, хотя не заслужили никакой щедрости и немало даров оставили у себя; в царское же казнохранилище поступило триста кентинариев, кои принялся царь употреблять на срочные нужды и распределять как должно.

29. В тот самый день, когда пришел Василий к самодержавной власти, явил Бог знак перемен к лучшему для Ромейской державы, и прибыла в сей царственный город весть о великих победах и об избавлении от плена множества христиан. И вот совершил царь выход в великий храм Бога, носящий имя мудрости его[71]71
  Т. е. в св. Софию.


[Закрыть], воздал благодарение за все, а на обратном пути раздавал щедрые дары и распределил между подданными много денег (не из казны, что пустовала, а собственных, кои приобрел раньше). И супруга его царица Евдокия вместе с сыновьями Константином и Львом[72]72
  У Василия было четыре сына: Константин, Лев, Александр и Стефан. Константин родился в 859 г. от первой жены Василия – Марии, с которой Василий развелся по настоянию Михаила III. Остальные три сына – дети от Евдокии Ингерины. Впрочем, что касается Льва (родился в октябре 866 г.), то в отношении отцовства Василия существуют определенные сомнения. Не исключено, как об этом сообщает Продолжатель Георгия (Georg. Cont. 815.4), что отцом Льва был царь Михаил, не прервавший отношений со своей возлюбленной даже после того, как отдал ее в жены своему фавориту. Эта проблема, видимо, ввиду пикантности сюжета привлекла пристальное внимание ученых (см.: Adontz N. La portée historique de l’oraison funebre de Basile I par son fils Leon VI le Sage //Byz.l933.Vol.8.N2.P.508 suiv.; Treadgold W. The //Bride-Shows//Byz. 1979. Vol. 49. P. 406).


[Закрыть] щедро одаривали граждан и много раздала им своих денег. В то время, как уже говорилось, у царя было денег немного, но позже к ним добавились большие суммы, во-первых, потому что Бог в вознаграждение справедливости и жалости Василия к подданным благоволил в дни его царствования явить на свет множество скрытых в земле сокровищ, во-вторых, потому что Василий нашел в частной казне своего предшественника Михаила золото, в которое тот переплавил прекраснейшие изделия (я говорю о знаменитом золотом платане, двух грифах из чистого золота, двух золотых чеканной работы львах, инструменте из чистого золота, других разных золотых столовых приборах, одеяниях царя и августы и платьях, подобающих большим чинам – все они золотом шитые), так вот, как говорилось, Михаил все это переплавил, собираясь употребить на [110] удовольствия[73]73
  См. с. 76.


[Закрыть]. Но прежнего царя вовремя убрали, золото обнаружили, перечеканили на монету, и оно царю весьма пригодилось на разные нужды. Ведь, как говорится, без денег не обойтись и ничего без них нельзя сделать[74]74
  Поговорка заимствована у Демосфена (I. Olynth. 20).


[Закрыть]. Но все это позже.

30. Оказавшись у кормила власти, вознесенный провидением Василий сразу, как говорят, «от меты»[75]75
  «От меты», т. е. с самого начала. Выражение заимствовано из области конных ристаний.


[Закрыть], постарался явить себя достойным величия своих обязанностей, бодрствовал ночами, бдел днями, напрягал весь ум, прилагал всю волю, дабы для всех своих подданных стать источником блага, дабы исправились и круто изменились к лучшему государственные дела. И прежде всего он отобрал и без мзды возвел на должности самых лучших, коих первой заботой и делом (и по врожденным свойствам, поскольку были они лучшими, и из-за строгого царского надзора) стало блюсти руки чистыми от всякой наживы, более всех прочих добродетелей почитать справедливость, радеть об укоренении повсюду равенства, дабы не притеснялись бедняки богачами (дабы никого не подвергли несправедливой каре, но избавился бедный и нищий от сильнейших[76]76
  Ср.: Псалтирь 34.10.


[Закрыть] и мало-помалу воспряли духом люди, кои, как он знал, пали духом и увяли от пережитого), и вдохнуть силы в людей, восстановить их в прежнем благоденствии. Склонные от природы к добру (таковы были эти избранники!), зная о ревности к нему царя и о недреманном царевом надзоре, они изо всех сил старались превзойти друг друга в исполнении долга, и вот уже изгонялась отовсюду несправедливость, а справедливость торжествовала. И руки, многочисленней бриареевых[77]77
  «Бриареевы» – от Бриарея – сторукого великана греческой мифологии.


[Закрыть], тянувшиеся прежде к чужому добру, вроде как оцепенели и опустились, а немощные прежде члены бедняков обрели силу, ибо каждый мог без страха возделывать свое поле и собирать плоды со своего виноградника, и никто уж не дерзал отнять у них родную оливу, но каждый мог вкушать отдых в привычной и родной ему тени. Так правил сей благочестивый царь всем подвластным ему народом из селений, областей и городов его державы. Если же где возрастал и крепко укоренялся какой-нибудь побег зла и не могли местные власти обратить его к добру или выкорчевать, сам царь принимался за его обращение или назначал ему какое-нибудь лечение. Стремясь наконец отовсюду искоренить несправедливость, сей несравненный царь повсеместно издавал и рассылал по всей стране указы, упразднявшие и отменявшие всяческие дарения, кои до тех пор за давностию лет и мерзкому обычаю казались разумными. И вот равноправие и справедливость, будто возвратившись из дальнего изгнания, казалось, вернулись к жизни и получили гражданство среди людей.

31. Людей, пригодных к судейским обязанностям и от учения образованных, и по характеру и нраву благочестивых и бескорыстных, он с низших ступеней поднял, чинами возвысил, положил им ежегодную рогу, иное довольствие и щедрые выдачи и назначил их чуть ли не на каждую улицу и каждое непорочное обиталище. Здание, называемое Халкой, некогда роскошное и удивительное, но от времени, небрежения властителей, а также пожаров во многих местах уже разрушенное, с прохудившейся крышей, он трудами своими и многими затратами расчистил, украсил и устроил там общий суд, поважней Ареопага и Гелиеи[78]78
  Ареопаг и Гелиея – суды в древних Афинах.


[Закрыть]. Но не только [111] отбирая и выдвигая таких судей, даровал он справедливость людям, утверждавшим, что страдают несправедливо: он ежедневно выдавал пропитание тем, кто вынужден был приходить в царственный город из-за насилия сильнейших. Опасаясь, что многие нередко покидают город из-за недостатка средств к существованию, не дождавшись завершения их дела, он назначил им достаточное довольствие, на которое истцы могли существовать, пока судья не вынесет приговор. Делал он это не только для полного искоренения несправедливости, но и сам себя проявлял по этой части. Когда случалось ему отдыхать от военных походов и приема всевозможных посольств, царь покидал дворец, восседал в так называемом Гениконе, названном так, по-видимому, из-за массы стекающихся туда отовсюду людей[79]79
  Геникон – государственная казна в Константинополе (местоположение не установлено) (см.: Janin R. Constantinople... Р. 170). Константин Багрянородный этимологизирует слово γενικον, производя его от γενος – «род», «племя».


[Закрыть], и с великим тщанием и непременным усердием рассматривал дела тех, кого, как это часто бывает, пользуясь непомерной своей властью, обидели сборщики налогов и кто, будто в общий пританей[80]80
  Пританей – верховный государственный орган в Афинах, имевший судебные функции. Рассказывая о судебной деятельности своего деда, Константин Багрянородный постоянно ассоциирует ее с судопроизводством демократических Афин.


[Закрыть], явилися в это судилище со своими жалобами. Вот так защищал он обиженных и законными наказаниями отбивал у обидчиков охоту к подобным вещам. Рассказывают, будто через некоторое время пришел как-то раз царь в этот суд, чтобы защитить обиженных от обид, а жалобщиков не оказалось. Царь решил, что им закрывают к нему доступ, и разослал стражников по всем частям города с приказом искать людей, у которых есть какие-нибудь жалобы. Те вернулись с сообщением, что нигде не нашли ни одного жалобщика, и тогда, говорят, сей благородный царь заплакал от радости и возблагодарил Бога. Увидел царь, что есть у дурных [112] людей возможность злоупотреблений из-за того, что при записи налоговых сборов ради краткости пользовались старыми знаками дробей: одной второй, одной шестой, одной двенадцатой. И вот решил он пресечь возможность для любителей злоупотреблений и распорядился писать в налоговых списках простыми буквами, которые бы и крестьянин мог прочесть, обозначая суммы полностью выписанными и четкими цифрами, при этом выделил средства и на книги, и на писание, и на писцов, дабы не терпели бедняки обиды[81]81
  См.: Doеlger F. Regesten... Bd. 1. № 507. Цифры и дроби должны были, согласно распоряжению, писаться словами без сокращений.


[Закрыть]. И стало это великим знаком радения его о подданных, ведь желал он, чтобы никто ни от кого не терпел обид. Таков был он в делах общественных и гражданских.

32. Не пожелал царь оставить без своих забот и Божьи церкви (разместились они в мирском корабле и находятся под попечением властителя, тем более что был Василий боголюбив и носил в себе великий страх Божий). Увидел царь, что и они пребывают в волнении и брожении, что и их из-за прежнего властителя коснулась общая порча, что лишен стада и трона своего их законный предводитель[82]82
  Имеется в виду патриарх Игнатий, который был в 858 г. заменен новым главой церкви Фотием (см. с. 84). Придя к власти, Василий уже 25 сентября 867 г. сместил Фотия и восстановил на троне Игнатия. Причины этой акции по разному освещаются нашими источниками. Продолжатель Георгия Монаха, например, утверждает, что Фотий отказал Василию в праве святого причастия и называл его разбойником и отцеубийцей. Вполне вероятно, что в основе этих действий лежало желание привести к власти противников прежнего режима, а также стремление восстановить отношения с Римским папой, весьма неблагожелательно относившемся к Фотию. Перипетиям взаимоотношений Фотия и Игнатия посвящена большая литература (см.: Beck H-G. Geschichte... S. 109; Dvornik R. The Photian Schism. P. 132 ff.).


[Закрыть] и что другой ими владеет; не закрыл глаз царь на это, но собрал и созвал отовсюду Божьих иереев, как смог, унял волнение в церквах, подтвердил решения прошлого седьмого священного собора, предал анафеме уцелевших еще еретиков-иконоборцев[83]83
  Речь идет о Восьмом вселенском соборе, заседавшем в св. Софии с октября 869 г. по февраль 870 г., подтвердившем решения предыдущего Седьмого вселенского собора 787 г., высказавшегося против иконоборчества. Синод в присутствии легатов Римского папы санкционировал назначение патриархом Игнатия и смещение Фотия. Подробно см.: Beck H-G. Geschichte... S. 109 ff.


[Закрыть]. И дал он церкви истинного жениха, детям – отца в соответствии с канонами, а занимавшего его место освободил от дел, пока не призовет того Господь к себе[84]84
  После смерти Игнатия Фотий в 877 г. вновь занял патриарший престол.


[Закрыть]. Так по-доброму и по-хорошему распорядился он церковными делами и своим тщанием и радением водворил сколь возможно спокойствие в церкви.

33. Кроме того, он обнаружил в гражданских законах неясность и путаницу, ибо смешаны были хорошие и дурные, то бишь вместе и без разбора записаны устаревшие и действующие, и вот сколь было можно и должно, он их исправил, устаревшие по бесполезности устранил, а множество, силу имеющих, очистил и ради легкости запоминания объединил по главам в едином своде[85]85
  В период правления Василия в Византии происходит оживленная законодательная деятельность. Именно в это время был составлен новый сборник права, так называемый «Прохирон», а также подготовлен появившийся в свет только при Льве VI сборник «Василики» (см.: Липшиц Е. Э. Законодательство и юриспруденция в Византии в IX—Х вв. Историко-юридические этюды. Л., 1981. С. 43 сл.; Pieler P. Byzantinische Rechtsliteratur // Hunger H. Die hochspraechliche Profane Literatur der Byzantiner. Muenchen, 1978. Bd. 2. S. 445).


[Закрыть].

34. Как гусеницы к сладким деревьям, липнет зависть к добрым делам, и дурные демоны, завидующие благоденствию и благополучию, руками мерзких людей пытаются замутить поток добра. Потому и составили заговор и замыслили убийство императора Симватий и Георгий вместе с толпой преступных и нечестивых людей. Но не допустил, не позволил Бог, чтобы так скоро отомстило зло за свое поражение и вытеснило на земле благозаконие и справедливость: один из заговорщиков раскрыл их мерзость. В соответствии с уликами грозило им по закону высшее наказание: помимо изъятия и конфискации всего имущества еще и лишения самой жизни[86]86
  He совсем ясно, о каком заговоре идет речь в данном случае. О восстании Симватия и Георгия Пигана в 866 г. уже шла речь выше (см. с. 103). Не дублирует ли здесь этот эпизод наш автор?


[Закрыть]. Но человеколюбие сего благородного царя определило им только вырывание глаз, да и то лишь у зачинщиков этого мерзкого заговора. Он бы еще и больше умерил бы наказание, если бы не знал, что его чрезмерное человеколюбие побудит и других подражать преступникам, а это заставит и его прибегнуть к суровым карам. Вот почему упомянутым наказанием он дал этим людям время для раскаяния, а остальных негодяев усовестил. Желая пресечь всякие поползновения алкающих чужой смерти, он возвел в царское достоинство старших из сыновей своих, [113] Константина и Льва, взращенных и воспитанных по-царски и сияющих всеми императорскими добродетелями. Этим он еще больше укоренился. на троне и вознес на него благородные царские побеги[87]87
  Коронация состоялась 6 января 870 г. Лев в это время – четырехлетний мальчик. Впрочем, коронация в столь юном возрасте была в обычае византийского двора.


[Закрыть].