Текст книги "Жизнеописания византийских царей"

Книга V.
Историческое повествование о жизни и деяниях славного царя Василия, которое трудолюбиво составил из разных рассказов внук его Константин, царь в Бозе ромеев[1]1
  Заголовок в середине рукописи так же, как следующее за ним традиционное введение (проэмий) – очевидные свидетельства того, что «Жизнеописание царя Василия» создавалось как отдельное произведение и затем было включено без изменений редактором в общий текст (см. статью, с. 218). При переводе пятой книги мы использовали текст, подготовленный к печати профессором И. Шевченко (Гарвардский университет).


[Закрыть]

1. Давно уже испытывал я желание и стремление всепомнящими и бессмертными устами истории вселить в умы серьезных людей опыт и знание и хотел, если бы достало сил, по порядку описать достойнейшие деяния самодержцев и их вельмож, стратигов и ипостратигов за все время ромейской власти в Византии. Но потребны тут и время большое, и труд непрерывный, и книг множество и досуг от дел, а поскольку ничего этого у меня нет, я по необходимости выбрал другой путь и расскажу пока что о деяниях и всей жизни от начала и до самой смерти только одного царя, который и царскую власть высоко вознес и сам был царской власти созвучен[2]2
  Автор говорит о созвучии имени Василий (гроч. Βασιλεος) с Βασιλεως («царь»). Придавать значение этимологии или созвучию слов – в обычае византийских авторов.


[Закрыть] и для государства ромейского и его дел стал великим благом, и пусть таким образом не пребудет в забвении первое основание и корень царского древа, возросшего на долгие времена[3]3
  Василий I стал основателем так называемой «македонской династии», к которой принадлежал и автор этой книги – Константин Багрянородный.


[Закрыть], и станет он для потомков своих мерилом и статуей добродетели[4]4
  Византийские писатели, особенно панегиристы, часто сравнивали своих героев со статуей (αγαλμα, ανδριας). Это слово в данном контексте приобретает и более отвлеченное значение – «образ». Можно было бы переводить также «образ добродетели».


[Закрыть] и образцом для подражания. А если продлится срок моей жизни и получу я хоть краткий отдых от недугов и ничто не воспрепятствует мне извне, то продолжу я историю и расскажу о его потомках и доведу повествование до самого себя.

2. Так вот сей самодержец Василий, коего ныне намерен я описать в своем сочинении, происходил из Македонии, а родом был из племени армянских Аршакидов[5]5
  Армянские Аршакиды – династия армянских царей, правившая Арменией с 64 по 428 г., младшая ветвь парфянских Аршакидов, потомков Аршака, полулегендарного основателя Парфянского царства, о котором упоминается в следующей фразе. О происхождении Василия от армянских Аршакидов говорится и в других источниках. Армянское происхождение Василия сейчас почти не вызывает сомнений исследователей, однако его царские корни – выдумка, в правдивости которой сомневались уже сами византийцы (см.: Zon. 407.15—408.2). До нас дошло свидетельство автора «Жития Игнатия», рассказывающее о самом зарождении этого вымысла. Его авторство приписывается Фотию, находившемуся в опале и стремившемуся вернуть расположение императора. С этой целью он сочинил фальшивую генеалогию Василия, а также пророчество, которое с помощью ловкого маневра подсунул царю (см.: PG 105, col. 565; ср.: Ps.-Sym. 689.5 сл.). Трудно сказать, насколько виновен Фотий в фабрикации фальшивки, но вполне можно понять, почему эта версия была подхвачена пенегиристами Василия (см.: Adontz N. L’âge. .. Р. 232 suiv.).


[Закрыть]. Дело в том, что при древнем Аршаке, который правил парфами и достиг вершин славы и добродетели, был утвержден закон, по которому в будущем у парфов, армян и даже мидийцев[6]6
  Мидийцы – обычное для византийцев наименование персов.


[Закрыть] могут царствовать лишь люди из рода Аршака или его потомков. И вот упомянутая ветвь царствовала над перечисленными народами, а когда в некое время армянский правитель ушел из жизни, начались раздоры и споры о царстве и преемстве власти. А Артаван и Клиен, которые не только лишились наследственной власти, но и рисковали жизнью, прибыли в сей царственный Константинополь. Правил тогда ромейской державой [92] Лев Великий, тесть Зинона[7]7
  Лев I – византийский император 457—474 гг. Зинон (тесть Льва I) – император 474—475 и 476—491 гг.


[Закрыть]. Он принял этих мужей ласково и достойно их благородного происхождения и дал им в столице подобающий кров и приют[8]8
  Рассказ Константина Багрянородного об Артаване и Клиене, как и многие другие сообщения о далеком прошлом, лишен ясности и исторической строгости. Имя Клиен не засвидетельствовано ни армянскими, ни византийскими источниками. Не исключено, что оно искажено. Напротив, имя Артаван нередко встречается среди представителей династии Аршакидов. Один из носителей этого имени был руководителем движения армян против Византии в начале царствования Юстиниана. Н. Адонц предполагает, что именно этот Артаван послужил прототипом для упомянутого здесь Константином Багрянородным (Adontz N. L’âge... Р. 240).


[Закрыть]. Властитель персидской державы, узнав, что они из родной страны ушли, а в сей царственный город пришли и милостиво там царем приняты, стал в письмах звать их назад, при этом высказывал им свое расположение и обещал вернуть отцовскую власть, но на деле старался заручиться покорностью своего народа. Они получили письма и раздумывали еще. как поступить, а один их слуга уже обо всем доложил и вручил послание царю. Когда же стало ясно, что, пригласив их, Перс не им власть, а себе покорность народа обеспечить хочет и не пойдет это на пользу ни тем людям, ни Ромейской державе, было предусмотрено не дать осуществиться плану персов. Вот почему предупредил царь возможность бегства, и были они под благовидным предлогом вместе с женами и детьми (их после у них похитили) переселены в македонский город Нику якобы, чтобы получили больше земли и свободы. Шло время и, когда мощь сарацин возросла, их амерамнун таким же образом попытался искусить потомков первых Аршакидов и в письмах позвал их вернуться к наследственной державе и власти. Но царю Ираклию сей замысел раскрыли, вручили письма, и понял царь, что послано было такое приглашение без их благоволения, а только ради укрепления власти зачинщиков сего дела (сарацины надеялись на любовь к древнему Аршаку и на то что, если заимеют у себя его потомков, легко привлекут и народ), и потому опять якобы для большей безопасности переселил их в Филиппы (тоже один из македонских городов). Но и оттуда он их перевел, на сей раз в Адрианополь, как бы для жизни и положения более достойных. Место пришлось им по душе, они составили собственное свое племя и колено, умножились числом, приобрели немало богатств, при этом блюли отчее благородство и сохраняли чистоту рода.

3. Позднее в царствование Константина и матери его Ирины[9]9
  Под совместным правлением Константина VI и Ирины нужно понимать время между 8 сентября 780 г. и 15 августа 797 г., т. е. время правления малолетнего Константина VI, когда власть фактически принадлежала его матери Ирине, будущей самодержавной императрице.


[Закрыть] небезызвестный Маикт[10]10
  Маикт – так, видимо, Константин Багрянородный передает армянское имя Hmagak. Попытку идентификации этого «Маикта» делает Н. Адонц (Adontz N. L’âge... Р. 242).


[Закрыть] (тоже потомок Аршака) явился в славный сей Константинополь то ли с посольством, то ли с каким другим делом, и там случилось ему встретиться с одним своим соплеменником по имени Лев. По внешности его и одежде понял Маикт, что перед ним человек не простой и не низкий, а знатный и благородный, завязал с ним разговор, услышал привычную и знакомую речь, а когда узнал про его род, и что Аршакиды живут все вместе в Адрианополе, предпочел ради добродетели мужа родине чужбину. Желая с ним породниться, он взял в жены одну из его дочерей, и от этого брака произошел отец героя моего повествования. Взрастили его на славу, дали прекрасное воспитание и образование, и, достигнув мужского возраста, он отличался телесным здоровьем, силой и был украшен всевозможными добродетелями, что побуждало многих искать родства с ним посредством брачных уз. Обитала тогда в Адрианополе одна благородная и скромная женщина, после смерти мужа проводившая в целомудрии вдовью жизнь (был слух и не столь уж неясный, что род свой она вела от Константина Великого), которую предпочел он всем другим, как... так и среди которых жили, и потому взял в жены ее дочь, отличную благородством, телесной красотой и стыдливостью. От них-то и произрос сей царственный корень Василий[11]11
  Характерно, что Константин Багрянородный, придумывая царских предков Василию, тем не менее не называет по имени ни его отца, ни матери. Впрочем, имя матери – Панкало приводится им в другом сочинении (De cereni. 648.11).


[Закрыть], ведущий по отцу [93] свой род от Аршака, как уже говорилось. Мать же его была украшена родством с Константином Великим, а по другой линии могла гордиться сиятельностью Александра[12]12
  Таким образом, помимо Константина Великого, род безвестного конюшенного Василия возводится к самому Александру Македонскому. Воистину нет предела византийским гиперболам!


[Закрыть]. Родившийся у таких родителей Василий сразу явил многочисленные знаки грядущей славы. Когда начали расти у него первые волосы, вокруг его головы появилась багряная повязка, а на пеленках – пурпурная краска[13]13
  Пурпурный цвет в Византии был символом царской власти. Новорожденных царских детей обычно заворачивали в пурпурные пеленки.


[Закрыть].

4. До сих пор род потомков Аршака, как бы сплоченный в своем колене (хотя благодаря брачным союзам он и смешивался с местными жителями), жил в Адрианополе. Но когда небезызвестный Крум, болгарский князь[14]14
  См. с. 9 сл.


[Закрыть], надругавшись над мирным договором с ромеями, разбил военный лагерь у Адрианополя, после долгой осады принудил к сдаче оставшийся без припасов город[15]15
  Хан Крум захватил Адрианополь в 813 г., возвращаясь на родину после неудачной осады Константинополя (см. с. 270, прим. 54).


[Закрыть] и переселил всех его жителей вместе с архиереем города Мануилом в Болгарию, отправились в болгарскую землю вместе с остальными и родители Василия с сыном – еще младенцем в пеленках[16]16
  Это сообщение о «младенце Василии» вызвало скептическое отношение ряда исследователей. Ведь если Василий родился в 812—813 гг., то ко времени его поступления на службу к Михаилу III ему должно было быть уже за сорок лет, между тем некоторые авторы, в том числе сам Константин Багрянородный (см. Georg. Cont. 821.2), именуют его юношей... Именно поэтому дата его рождения часто относится к более позднему времени, вплоть до 836 г. (см.: Adontz N. L’âge... Р. 494; Moravcsik G. Sagen und Legenden über Kaiser Basileios I // DOP. 1961. Vol. 15. P. 77). О переселении жителей Адрианополя повествуется в разных источниках (Scr. inc. 345.16, Ps.-Sym. 615.19 сл. и др.), которые согласно говорят об огромном числе переселенцев.


[Закрыть]. Этот удивительный архиерей и его народ хранили на чужбине незыблемой христианскую веру и обратили к истинной христовой вере многих болгар (этот народ еще не был обращен к благочестию) и повсюду сеяли семена христианского учения, отвращая скифов от варварских заблуждений и приводя их к свету богопознания. По этой причине воспылал на них гневом наследник Крума Мутрагон и, когда его попытка заставить их отречься от Христа не увенчалась успехом, предал после долгих пыток святейшего Мануила и многих уличенных вместе с ним мученической смерти[17]17
  О мученичестве Мануила сообщается также в Синаксарии константинопольской церкви и в Монологии царя Василия. Оба текста приведены в кн.: Бешевлиев В. Несколько бележки къмъ българската история // Годишникъ на софийския университетъ, историко-филологически факултет. 1936. Т. 32. № 9.


[Закрыть]. Таким образом, сподобились славы мучеников многочисленные родственники Василия, так что и тут не лишен он величия. По посетил Бог народ свой и уготовил ему исход[18]18
  Явный намек на исход евреев из Египта (Исход 4.31).


[Закрыть] (ибо не мог больше болгарский князь бороться с ромейским войском и снова склонился к покорности), и, когда собрался перед отправкой домой христианский народ у князя, тот заметил мальчика Василия, и видом благородного, и с улыбкой приятной, и резвого, привлек его к себе и дал ему удивительной величины яблоко. Мальчик простодушно и не смущаясь уселся на коленях князя и безыскусностью нрава выказал свое благородство. Это поразило князя, но вызвало тайную ярость его телохранителей[19]19
  Причину ярости воинов Омуртага можно понять, если только иметь в виду символику действий болгарского князя. Еще в древности яблоко почиталось как знак любви и расположения (вспомним хотя бы «яблоко раздора» античной мифологии). В Византии яблоко становится, кроме того, символом власти. Таким образом, вся эта сцена приобретает провиденциальный характер: Омуртаг вручает младенцу Василию знак власти (см.: Moravcsik G. Sagen... Р. 78 ff.). Существует и другая не очень надежная версия освобождения пленников (Georg. Cont. 817.23 сл.; Leo Gram. 231.13 сл.), согласно которой возвращению на родину предшествовали военные столкновения между византийцами, с одной стороны, и болгарами, а также пришедшими им на помощь уграми – с другой. Сопоставление и анализ версий см.: Vogt А. Basile I-er, empereur de Byzance et la civilisation byzantine a la fin du IX-e siècle. Paris, 1908. P. 24, n. 8. Согласно упомянутым хронистам, возвращение Василия на родину состоялось при императоре Феофиле, когда будущему императору было 25 лет. Напомним, если следовать нашему автору, он был еще мальчиком!


[Закрыть].

5. И вот (подробности я опускаю) весь уведенный в плен христианский люд по милости Божьей двинулся в родные места, а вместе со всеми шли и родители Василия, ведя любимого своего сына. Уже в младенческие годы случилось с ним чудо, предвестившее его грядущую судьбу, кое нельзя обойти молчанием. Как-то раз летом родители отправились на свое поле, чтобы присмотреть за жнецами и не дать им лениться; день разгорался, как бы наполнялась народом агора[20]20
  «Наполнялась народом агора» – буквально переводим античное выражение περι πληϑουσαν αγοραν, т. е. тот час, когда в Афинах народ заполнял агору. Выражение употребляется здесь в стертом значении, однако его использование свидетельствует об образованности автора.


[Закрыть], солнце стало сильнее припекать полдневными лучами, и они соорудили из снопов нечто вроде шалаша, в который и положили спать сына, дабы уберечь его от солнечного жара. Пока они занимались жнецами, слетел орел, уселся и распластанными крылами прикрыл сверху ребенка. Увидевшие это закричали, что погубит орел мальчика, и мать, как мать нежно любящая и чадолюбивая, бросилась к сыну. И хотя видела она, что орел лишь крылами своими старается устроить мальчику тень, нисколько не встревожился ее приближением и ласково на нее смотрел, ничего лучшего не придумала, как метнуть в него [94] камень. Орел поднялся и, как казалось, улетел. Когда же женщина вернулась к мужу и работникам, орел появился вновь и, как прежде, прикрыл ребенка от солнца. И снова крики увидевших, и мать у сына, и орел, спугнутый камнем, и возвращение матери к работникам. Но еще ясней пожелало явить провидение, что происходит такое не по самодвижению случая, а по божественному предсказанию, и в третий раз произошло то же самое: орел у мальчика, крики увидевших, мать у орла, и орел, нехотя и медленно улетающий. Так вот загодя всегда дает Бог знаки великих событий и свидетельства грядущего. И в последующие годы часто случалось то же самое, и нередко его спящего покрывал крылами орел[21]21
  Орел – хорошо известный символ царской власти в античности и средневековьи. Легендарный характер рассказа подчеркивается и троекратным появлением орла. «Жизнеописание Василия» широко пользуется легендарной символикой для утверждения идеи провиденциального характера судьбы Василия (см.: Moravcsik G. Sagen... Р. 83).


[Закрыть]. Но тогда этому никто не придавал значения, ибо, прежде чем явны стали его добродетели, пусть и велики были их предвещания, они оставлялись без внимания и не замечались, и никому не приходило в голову, что может такое случиться в скромном и простом доме[22]22
  Нельзя не отметить разительного противоречия между этим замечанием о «скромном и простом доне» (Константин употребляет здесь прилагательное δημοτικος, досл. «простонародный») с его же собственными утверждениями о знатном происхождении Василия. Является ли это результатом контаминации источников? Может быть, автор просто «проговаривается»? Надо иметь в виду, что византийские писатели, особенно риторически образованные, отнюдь не всегда заботятся о согласованности собственных высказываний. Пользуясь принципом «уместности», они могут утверждать каждый раз то, что сообразуется с их сиюминутной целью.


[Закрыть]. Впрочем, если я продолжу эти рассказы, люди могут сказать, что ничем не отличен я от льстеца, и подумают, будто я занимаю повествование такими историями по недостатку у Василия достоинств, и потому я опущу подобные вещи и детские его годы, поспешу продолжить свой рассказ и как от чего-то непохвального откажусь от ненасытного своего желания хвалить его.

6. Мальчик был взращен отцом и его одного имел и в делах руководителем и в речах наставителем, воспитателем и учителем во всем достохвальном и добром, и не нуждался он, подобно Ахиллу, ни в получеловеке Хироне, ни в законодателе Ликурге, ни в Солоне, ни в каком иноземном и чужестранном обучении, но одним лишь родителем был воспитан в совершенных достоинствах: благочестии и богопочитании, послушании и страхе перед отцом и матерью, уважении к старшим, истинной благожелательности к сверстникам и землякам, покорности властителям и жалости к беднякам. Он ярко воссиял всеми добродетелями, смолоду был целомудрен и мужествен, возлюбил и высоко почитал справедливость, соединенную с разумом, и ни в чем не возносился над людьми скромными. Потому и досталась ему всеобщая благосклонность, и всем он был мил и желанен.

7. Когда миновал он детский возраст и достиг отроческого, и настало время приступить к мужеским занятиям, родимый его отец оставил жизнь и отошел в иной мир, а горе и плач, как должно, ворвались в его дом. Мать постигло вдовство, а сего несравненного юношу сиротство и все печали и горести, и потоком нахлынули на него во множестве заботы об устроении жизни. Ибо перешло к нему все попечение о доме и радение о матери и сестрах. А поскольку труд на земле приносил ему доходы малые и ничтожные, решил он отправиться в царственный город, выказать там свои добродетели, дабы с их помощью добыть средства для себя и близких своих и оказать им многополезное покровительство и заступничество. Ведь знал он, что в городах больших и особенно царственных в почете натуры одаренные и люди в чем-либо выдающиеся бывают отмечены достойнейшей судьбой, а в городах безвестных и ничтожных, как в деревенской глуши, скрываются во мраке и гибнут добродетели, которые, не привлекая внимания и не вызывая восхищения, сами по себе блекнут и угасают. Вот почему почитал он полезным и нужным переселиться в столицу, но его удерживала [95] и не пускала любовь к матери и желание облегчить ее страдания, ибо надеялась она на поддержку в старости и рассчитывала на его услуги и помощь в насущных делах.

8. Но положено было, чтобы одолел Божий суд и чтобы Василий шаг за шагом ступал по пути, ему предназначенному, и видения во сне убеждают мать не мешать сыну, уступить его стремлению в столицу и, больше того, самой поощрить и направить его в царственный город, дабы явил он там луг души своей[23]23
  Луг в византийской литературе – нередкая метафора чистоты и добродетели. Так, например, сочинение византийского писателя начала VII в. Иоанна Мосха называется «Луг духовный» (на Руси известно как «Лимонарь» или «Синайский патерик»).


[Закрыть] и достоинства благородного ума. Ибо привиделся матери как-то сон, будто произросло из нее огромное древо (так и мать Кира видела виноград[24]24
  Константин Багрянородный имеет, скорее всего, в виду рассказ Геродота (Herod. I. 108) о сне, который видел дед будущего персидского царя Кира Астиаг. Согласно этому сну, из чрева его дочери выросла виноградная лоза, которая разрослась потом по всей Азии. Снотолкователи разъяснили, что, согласно сну, внук Астиага станет царем вместо него.


[Закрыть]) и стоит оно у ее дома, цветами изобильное, от плодов отяжелелое, огромный ствол его от земли золотой, а ветви и листья золоченые[25]25
  Многочисленные параллели к этому сну в легендах греческой, римской и османско-тюркской традиции приводит Д. Моравчик (Moravcsik G. Sagen... S. 87 ff.). Матери чаще всего видят такой сон перед рождением сына, которому предназначено стать правителем.


[Закрыть]. Она рассказала о сне одному близкому человеку, в таких делах сведущему и понимающему, и услышала в ответ, что ее сына ждет славная и великая доля. Вскоре привиделся ей и другой сон: некий старец, из уст которого вырывалось пламя, внятно сказал ей, что сын твой возлюбленный, получит от Бога скипетр ромейского царства, а ты вели ему отправиться в Константинополь. Возликовав от этой радостной вести и наполнившись радостью, пала она ниц пред старцем и спросила его: «Кто ты, мой господин, не погнушавшийся явиться перед рабою твоей и принесший столь приятную благовесть?» А он на это: «Илья я Фесвит»[26]26
  Илья Пророк нередко именовался Фесвитом по месту своего рождения. Легенда о явлении пророка Ильи, видимо, имела фамильный характер. Василий явно испытывал особое почтение к этому пророку. Во всяком случае, он обновил или заново построил пять храмов Ильи Пророка!


[Закрыть], – и скрылся из виду. Окрыленная и вдохновленная сим добрым видением, а вернее сказать, божественным откровением, она проснулась и принялась горячо уговаривать и побуждать сына идти в царственный город и как мать увещевала и призывала его хранить в душе страх Божий, всегда помнить, что око провидения надзирает над всеми его деяниями и помыслами, дабы не сотворил он ничего недостойного сего надзора, но подобающим поведением выказал свои добродетели и ни в чем не позорил благородства предков.

9. И покинул он фракийскую Македонию и отправился в первый среди всех городов, дабы прибиться к кому-нибудь из людей могущественных и знатных, отдать и представить ему себя в услужение и рабство. Он проделал путь до царственного города, очутился у Золотых Ворот, вошел в них на исходе дня, приблизился к расположенному рядом монастырю святого мученика Диомида[27]27
  Об этом монастыре см.: Janin R. La Geographie... Т. 3. Р. 100.


[Закрыть] и, усталый с дороги, незаметно примостившись на ступеньках перед воротами, устроился отдыхать. В первую стражу ночи игумену монастыря привиделся во сне мученик Диомид, приказавший ему выйти к воротам, назвать Василия по имени и, если откликнется тот на его зов, привести в монастырь, позаботиться о нем, побеспокоиться о пище, крове, одеждах, дать и сделать ему все нужное, ибо помазан тот Богом на царство, отстроит и увеличит сей монастырь. Игумен счел видение пустым воображением и фантазией ума, не обратил на него внимания, но, когда заснул снова, во второй раз увидел и услышал то же самое. Сонный и вялый, не успел он еще прийти в себя, как и в третий раз увидел мученика, который уже не ласково и не весело увещевал, а сурово повелевал и готов был, казалось, пустить в дело плеть, если тот не подчинится его приказу. Только тогда, с трудом придя в себя и отогнав от глаз сон, схожий со смертью[28]28
  Сон (Υπνος), согласно греческой мифологии, был братом Смерти (Θαντος). Мотив трехкратного обращения Бога к спящему или бодрствующему человеку, известный уже в Библии («Книга царств» I, 3—8), особенно часто встречается в агиографической литературе (см.: Moravcsik G. Sagen... S. 94).


[Закрыть], игумен отправился к воротам и, по велению мученика, назвал по имени: «Василий». Тот сразу отозвался: «Я тут, что, господин, [96] велишь ты рабу своему?»[29]29
  Иисус Навин 5, 14.


[Закрыть] Игумен ввел его в монастырь и, поскольку был Василий грязен, запылен и с лицом, обожженным солнцем, выказал должную о нем заботу и попечение и отнесся к нему с великим человеколюбием[30]30
  По сообщению Псевдо-Симеона (Ps.-Sym. 656.3 сл.), сон привиделся не игумену, а просмонарию по имени Николай. Генесий (Gen. 77.86 сл.) говорит в этом контексте о монахе, но знает и версию нашего автора. По его словам, «некоторые утверждают, что сон привиделся самому игумену».


[Закрыть]. Потом, велев блюсти тайну и никому ничего ввиду возможной опасности не выдавать, он сообщил Василию о пророчестве мученика и наказал помнить о нем, когда покинет монастырь. А тот, казалось, ничего не понимал, ибо это было выше его разумения, и со своей стороны попросил, чтобы отдали его стараниями игумена в услужение какому-нибудь видному человеку. Игумен согласился с готовностью. Сей монастырь любил и часто по-дружески посещал родственник царя Михаила и кесаря Варды (звали его уменьшительным именем Феофилица), по прозвищу Педевомен[31]31
  Феофилица – уменьшительное образование от имени Феофил. По словам Псевдо-Симеона (Ps.-Sym. 656.13 сл.), брат просмонария Николая, врач, находился на службе у Фсофилицы (последний занимал должность «начальника константинопольских стен»). Через его посредство Василий и попал к Феофилице. Попытку идентификации Феофилицы делает А. Фогт (Vogt A. Basile I-еr... Р. 16 suiv.).


[Закрыть]. Ему-то и представил игумен Василия. Сей Феофилик был человеком кичливым и не лишенным высокомерия, но страсть имел собирать вокруг себя доблестных, красивых и рослых мужей, отличных мужеством и телесной силой, коими он гордился и чванился (их легко можно было узнать по шелковым плащам и прочим богатым одеждам[32]32
  Весьма любопытные замечания по поводу «дружины», которой окружил себя Феофилица, делает Х-Г. Бек (см.: Beck H.-G. Byzantinisches Gefolgschaftswesen... S. 10).


[Закрыть]). К ним-то и сопричислил Феофил новичка – юного Василия, и поскольку тот совершенно явно превосходил остальных и тела силой и души мужеством, сделал его своим протостратором. С каждым днем любил он его все больше и не переставал поражаться достоинствами юноши, ибо был Василий и в деле храбр, и душой рассудителен, и в исполнении любых его приказов скор и ревностен. [98]

10. Мать же Василия, непрерывно горестно о нем стенающая, страдающая и печалящаяся, что не знает она, каково сыну ее на чужбине, снова видит во сне большое древо, кипарису подобное, на ее дворе стоящее, золотыми листьями усеянное, со стволом и ветвями золотыми, на верхушке коего восседал ее сын Василий. Проснувшись, она на следующий день рассказала о видении одной благочестивой женщине, что подобно известной Анне[33]33
  Намек на библейскую Анну, бездетную жену Елканы, беспрестанно молившуюся Господу, который в конце концов даровал ей сына («Книга царств». I. 1—2).


[Закрыть], дни и ночи не отлучалась из Божьего храма и время проводила в постах и молитвах. А та увещевала ее радоваться за сына и, толкуя сон, ответила, что по его свидетельству быть твоему сыну ромейским царем. Когда ко всем прежним получила мать и этот знак, она перестала печалиться и горевать о сыне, но питала себя надеждами и восцвела в ожидании Божьей помощи.

11. Как раз в то время царь Михаил и кесарь Варда отправили хозяина Василия Феофила по какой-то казенной службе в Пелопоннес[34]34
  А. Фогт относит эту экспедицию в Пелопоннес к 849 г. (Vogt A. Basile 1-er... Р. 17).


[Закрыть]. При нем находился и Василий, исполнявший предназначенную ему службу. Оказавшись в ахейских Патрах, упомянутый Феофил зашел помолиться в храм первозванного апостола Андрея. Василий же, занятый как и обычно своим делом, вместе с Феофилом в храм не пошел, а явился туда позднее, один, дабы воздать апостолу подобающую честь. Некий же монах, находившийся в храме апостола и проводивший там почти все время, увидев входившего Феофила, со своего места не поднялся, не благословил и даже словом его не удостоил: ни свита Феофила, ни его вельможность не произвели на монаха никакого впечатления. Когда же позже в храм вошел Василий, монах встал, будто перед человеком высшим, и произнес славословия, подобающие царю. Какие-то люди, присутствовавшие тогда в храме и все видевшие и слышавшие, донесли о случившемся жившей в тех местах весьма богатой и знатной женщине, по мужу своему называемой Данилидой[35]35
  Константин Багрянородный начинает весьма интересный рассказ о богатой пелопоннесской вдове Данилиде (т. е. жене Даниила), фигура которой вторично появляется в конце «Жизнеописания Василия» (см. с. 132). Этот персонаж и весь эпизод в целом привлекал особое внимание исследователей, в частности, как весьма редкое свидетельство существования в IX в. крупных поместий (см.: Erert-Kappesowa H. Une grande propriété foncière du VIII-e siècle a Byzance // Bsl. 1964. Vol. 24. P. 39 suiv.; Runciman J . The Widow Danelis // Études dediées à la memoire d’André M. Andreades. Athen, 1950. P. 425 suiv).


[Закрыть]. А та на опыте знала, что осенен монах пророческим даром, и потому не оставила без внимания сообщения, но позвала монаха и принялась его бранить: «Немало времени знаешь ты меня, духовный отец, и известно тебе, сколь выше я многих здесь, что первая я и главная в сей округе, но никогда при моем появлении ты не поднялся и не благословил меня, и не оказал такой чести ни сыну моему, ни внуку, почему же, увидев человека низкого и чужеземца, никому не известного, ты встал и почтил его словно царя?» А сей благочестивый монах ей на это ответил, что неверно думаешь ты, будто увидел я человека заурядного, нет, увидел я великого царя ромеев, помазанника христова, а потому встал и славословил, ибо сподобившемуся чести от Бога полагается и людская честь. Когда же господин Василия, проведя какое-то время в тех краях, исполнил порученную ему казенную службу и собрался вернуться в царственный город, Василий был постигнут телесным недугом и вынужден был там остаться. За ним как полагается ухаживали и, справившись с болезнью, он тоже приготовился к обратному пути. И вот упомянутая женщина Данилида зазвала Василия к себе, удостоила многих и великих милостей и весьма разумно и предусмотрительно бросила семена в добрую почву, дабы в подходящее время снять обильный урожай. А дала она ему и золота много, и тридцать рабов в услужение, и множество богатств одеждами и всякими другими ценностями, [98] а взамен попросила сначала лишь заключить узы духовного братства с сыном ее Иоанном[36]36
  Заключение «духовного братства» сопровождалось определенным ритуалом. Оно широко практиковалось в Византии, хотя и не находило одобрения со стороны государства и церкви. Связи между «духовными братьями» часто оказывались крепе родственных уз (см.: Beck H-G. Byzantinisches Gefolgschftswesen... S. 9 ff.).


[Закрыть]. Василий стал было отказываться, поскольку де недостоин этого, ибо она – женщина знатная, а он по видимости ничтожен. Но Данилида просила все настойчивей, и он это сделал. Тогда она осмелилась и на большее и открыто сказала ему, что ты в великой чести у Бога и хочет он тебя возвысить, и ничего другого я не прошу и не требую от тебя, только возлюби и жалей нас. А он, сколь возможно, обещал ей, если будет такое, сделать ее госпожой всей той земли. И ушел он оттуда и направился в царственный город к своему господину. А на деньги, от нее полученные, купил он после возвращения обширные владения в Македонии и родным своим обеспечил достаток и сам богат стал не только добродетелями, но деньгами и владениями. Тем не менее он остался со своим господином и служил ему.

12. В один из дней патрикий и доместик схол Антигон соорудил и приготовил в царских покоях, что во дворе, ближайшем к дворцу, роскошный пир, пригласив своего отца Варду в распорядители и сотрапезники. Кесарь взял с собой высшие чины синклита, своих людей и близких и отправился на пир, прихватив также друзей из Болгарии, которые по обычаю своему в то время находились в царственном городе. Присутствовал на угощении и господин Василия Феофил (как родственник кесаря), а также патрикий Константин[37]37
  Речь идет об уже неоднократно упоминавшемся Константине Армянине.


[Закрыть], отец нашего логофета дрома, мудрого философа и совершенно неподкупного патрикия Фомы. Среди этих болгар, людей чванливых и постоянно хвастающих, был и один болгарин, бахвалившийся телесной силой, отменный борец, которого до тех пор не сумел одолеть почти ни один соперник. Трезво к нему отнестись болгарам было невозможно, и они гордились им сверх всякой меры. Питие продолжалось, веселое застолье шло полным ходом, когда этот крошка Феофил сказал кесарю, что есть тут у меня один человек, который, если только прикажешь, поборется со знаменитым этим болгарином. Ибо великий будет позор ромеям, и уж никто не вынесет хвастовства болгар, если вернется он на родину, так никем и не побежденный. Кесарь велел тому и быть, и упомянутый уже патрикий Константин (он тоже вел род свой из Армении и потому весьма дружески относился к Василию), увидев, что пол на месте будущей схватки мокрый, и убоявшись, как бы Василий не поскользнулся, попросил кесаря распорядиться насыпать опилок. Так и сделали, и Василий, набросившись на болгарина, обхватил его, сжал, поднял над столом и с легкостью отшвырнул, будто безжизненную легкую охапку сена или невесомый клок сухой шерсти. После этого все до единого принялись хвалить и восхищаться Василием, да и сами болгары были поражены и буквально онемели от столь великой силы и проворства Василия, и с того дня слава его начала распространяться по всему городу, имя его было у всех на устах, и он стал предметом всеобщего восхищения.

13. Был у царя Михаила конь, норовистый, буйный, неукротимый и непокорный. Добрый и породистый, он отличался и поражал всех своей статью, красотой и быстротой бега, и если случалось ему освободиться от привязи или как-нибудь иначе вырваться на свободу, то снова в руки не давался, и конюшим доставляло немало труда его поймать. Как-то [100] раз царь отправился на охоту и, сидя на этом коне, собственноручно поразил палицей зайца. Обрадованный царь тотчас соскочил на землю, чтобы убить зайца, а оставленный на свободе конь ускакал. Тут сбежалось множество людей, главные конюшни, манглавиты и их люди засуетились, но поймать коня никто не мог, и в конце концов разгневанный царь приказал, если коня остановят, подрубить ему задние ноги. Оказавшийся рядом кесарь Варда стал просить царя не губить понапрасну такое добро только из-за одного этого зла. А Василий, стоявший рядом со своим господином, спросил, не навлеку ли я на себя гнева царя, если догоню лошадь и со своего коня перепрыгну на спину царского, ведь он украшен царскими бляхами[38]38
  С точки зрения византийцев, с их иерархией ценностей и символов, вполне могло представляться оскорблением царского величества, если кто-нибудь осмеливался сесть на коня, украшенного символами царской власти.


[Закрыть]. Царю об этом доложили, и, когда он велел тому и быть, Василий легко и ловко все совершил[39]39
  «Укрощение коня» – несомненно тоже один из легендарных мотивов в «Жизнеописании Василия». Вполне вероятно, что этот эпизод «смоделирован» по знаменитому укрощению Буцефала Александром Македонским (см.: Moravcsik G. Sagen... S. 100 ff.).


[Закрыть]. Царь видел происходящее, ему понравились соединенная с мужеством ловкость и ум Василия, и он тут же забрал его у Феофилицы и зачислил в царские страторы[40]40
  Василий был принят на царскую службу в 856 г. (см.: Vogt A. Basile I-er... Р. 29).


[Закрыть]. Видя, насколько Василий во всех отношениях превосходит остальных, царь отличал и любил его. Поэтому Василий часто являлся перед очами его и был возведен в должность протостратора.

14. Через некоторое время был назначен охотничий выезд в так называемый Филопатий; согласно правилам перед царем скакал протостратор с царской палицей на поясе, которую обычно именуют вардукием. От шума, поднятого участниками охоты, из лесной чаши выскочил огромный волк, который привел в ужас и напугал почти всех. Василий бросился на зверя и, метнув сзади царский вардукий, угодил волку прямо в голову и рассек ее пополам. Кесарь, следовавший по обычаю за царем и видевший все случившееся, сказал тогда ехавшим с ним близким и знакомцам, что станет, как думаю, сей человек погибелью всего рода нашего. Ибо намекал кесарь на удачливость и везение Василия во всем и проистекающее отсюда расположение к нему царя. Но не только это. Как рассказывают, услышал он от первого тогда знатока всех наук Льва[41]41
  Речь, конечно, идет о Льве Математике, см. с. 80 сл.


[Закрыть], которого часто расспрашивал о таких вещах, что прежде всего вижу я погибель вашего рода в некоем юноше. А позже, когда был Василий уже на виду, Лев, указывая на него пальцем, сказал кесарю, что это тот самый, о ком я говорил и кто должен стать вашим преемником. С тех пор кесарь постоянно подозревал и строил козни Василию, хотя и не в силах был отвратить исполнения неотвратной божественной воли. Ибо предназначенное не столь неожиданно, сколь всегда неизбежно. Все это, хотя и отступление, но рассказу не стороннее.

15. Страстный охотник, царь вскоре вновь отправился ради охоты и небольшой прогулки в место под названием Армаментарий[42]42
  Об этом районе см.: Janin R. Constantinople... Р. 416.


[Закрыть], после этого устроен был в тесном кругу пир, за столом которого царь восседал вместе с матерью своей Феодорой, своими родственниками и ближайшими из синклита. Позвал туда по царскому приказу и протостратора, когда же тот уселся, царица принялась неотрывно на него смотреть и взирать, внимательно его оглядывать и изучать. Обнаружив же на нем какую-то примету, она лишилась чувств, так что пришлось обрызгать ей лицо водой и с трудом приводить в сознание розовыми каплями, что... присутствовавшие удалились. Когда же она оправилась от обморока и пришла [100] в себя, ее сын и царь стал допытываться, что с ней случилось и отчего возникла эта внезапная слабость. А она, едва справившись с душевным смятением, сказала, что человек, который, как слышала я от твоего отца, о сын и господин мой, погубит наш род, и есть тот, кого зовешь ты Василием, ибо отмечен он знаками, кои, по словам твоего отца, должны быть у нашего преемника. Все это дошло до моего сознания, воочию представила я себе нашу гибель и, потрясенная, лишилась чувств. А царь, отгоняя от матери страх, возвращая ее к действительности и утешая, сказал: «Неверно рассудила ты, мать, человек он простой и совсем незаметный, у него только силы, как у древнего Самсона, а более ничего. Он в наше время вроде нового Енака или Нимрода[43]43
  Перечисляются главные библейские «силачи».


[Закрыть]. Не имей страха к нему и не питай никаких дурных подозрений». Вот так хранимый Богом Василий избежал в тот раз надвигавшегося на него вала.

16. Был в то время у царя паракимоменом евнух патрикий Дамиан, славянин родом, который из страстной преданности царю нередко доносил ему на разных людей, что де не должным образом распоряжаются они делами, а особенно же на дядю его кесаря Варду, который мол забрал себе слишком много власти, часто выходит за пределы положенного. Он извращал иные из кесарских распоряжений, внушая царю, что дела обстоят иначе. Вот почему кесарь, слушаясь советов и наставлений друзей и близких своих, ополчился на Дамиана, многократно клеветал на него царю и, постаравшись составить убедительные обвинения, переменил настроение царя, отвратил его от благоволения к Дамиану и даже убедил сместить того с должности. И вот Дамиан получил отставку, [101] а должность его какое-то время оставалась свободной. Но когда направляет провидение события по своей воле, бездействует ум и бессильно со всеми своими ухищрениями коварство. Ибо хотя кесарь и многие другие уговаривали царя и втайне старались возвести в эту должность то одного, то другого, тот вопреки всем их надеждам вскоре назначил паракимоменом Василия, которого он к тому же сделал патрикием и женил на чуть ли не самой прекрасной, самой красивой и скромной из всех благороднорожденных женщин, дочери всем тогда известного и прославленного за свое благородство и ум Нигера[44]44
  Имя Ингер явно северного происхождения. Евдокия Ингерина раньше была возлюбленной Михаила III. Мать молодого императора Феодора и его дядя Феоктист постарались разрушить эту связь и женили царя на Евдокии Декаполитиссе. Однако Евдокия Ингерина оставалась возлюбленной Михаила и после его женитьбы. Некоторые византийские авторы обвиняли Евдокию в бесстыдстве. Подробно см.: Kislinger Е. Eudokia Ingerina, Basileios I und Michael III // JOB. 1983. Bd 23. S. 119 ff.; Mango C. Eudocia Ingerina, the Normans, and the Macedonian Dynasty // ЗРВИ.1973. T. 14/15. P.17ff. Восторженная характеристика бывшей любовницы Михаила III объясняется здесь, конечно, стремлением возвысить законную супругу Василия I.


[Закрыть]. Когда это случилось, и любовь царя к Василию росла с каждым днем, кесарь, видя это, терзаясь завистью и опасаясь за будущее, нередко ругал и попрекал тех, кто советовал и побуждал его клеветать на Дамиана, называл их глупцами и дурными советчиками, которым, говорил он, «я поверил вопреки здравому смыслу и, прогнав лису, накликал льва, чтобы он всех нас пожрал и проглотил».

17. Во время похода царя Михаила и его дяди кесаря Варды на Крит кесарь с самого начала держался весьма самоуверенно, в приказах своих превышал власть, и потому ежедневно шли на него беспрерывные и нескончаемые доносы царю Михаилу. По прибытии в Кипы (на фракисийском берегу у Меандра) то ли по случайности, то ли по умыслу установили царский шатер, то бишь палатку, в месте плоском и низком, а кесарский, напротив, на высоком и заметном, и вот давние враги и ненавистники кесаря, воспользовавшись благовидным предлогом, [осыпали его [102] обвинениями][45]45
  Слова в квадратных скобках – вставка издателя текста.


[Закрыть], что де он насмехается и уже открыто издевается над царем, коли помимо всего прочего ищет для себя чести в том, чтобы шатер самодержца выглядел незаметным и скромным, а его собственный – роскошным и видным. Послушавшись их, царь стал злоумышлять против кесаря, строил планы и вынашивал намерения его убить. Но не мог царь открыто обвинить или обличить кесаря, поскольку был тот чуть ли не равного с ним достоинства и к власти сопричастен[46]46
  В Римской империи кесарь был императорским титулом. В Византии занимал второе место после царского и давался почти исключительно родственникам императора и часто служил ступенькой в достижении царской власти. Именно это дает основание Константину Багрянородному столь высоко оценить значение этого титула (см.: Guilland R. Recherches...Vol. 2. P. 25 sq.).


[Закрыть] (царь опасался всех его сторонников, товарищей и сообщников, ибо все начальники и стратиги преданны были кесарю и почитали его более, нежели царя, ведь кесарь лучше него разбирался в делах и все умел переиначить по своей воле), а особенно потому, что сын кесаря анфипат и патрикий Антигон был в то время доместиком царских схол. Впрочем, и у царя оказалось немало сообщников, обещавших осуществить убийство. Наутро кесарь, как и обычно (хотя и являлись ему дурные знамения), пришел в царскую палатку, дабы обсудить ближайшие планы, и царь, сочтя случай удобным для убийства, кивком велел патрикию Симватию, в то время логофету дрома (муж дочери кесаря, он был посвящен в замыслы царя против тестя), пойти и привести тех, кто обязался умертвить кесаря. Тот вышел и подал условный знак, а был это знак креста, коим осенил он лик свой, но малодушные люди струсили и перед самим ужасным сим деянием, не вынеся тяжести ноши, обессилили, произошла заминка, царь находился в растерянности, а когда от одного из царских спальников узнал, что они боятся, трусят и откладывают дело (а вернее истинное дерзновение ума и отважного, мужественного сердца), послал одного из находившихся там верных своих людей к патрикию и паракимомену Василию и с тревогой сообщил ему, что «если не медля не вселишь ты мужества в людей, отобранных для дела, и не заставишь их взяться за мечи, я хорошо знаю, не миновать мне смерти от кесаря, ибо не укроется от него мой умысел, а вы заслужите славу моих палачей и убийц». Услышал такое Василий, и смятение охватило его, как бы не случилось чего с царем, и быстро, превратил он трусов в храбрецов, боязливых – в отважных и побудил, покориться воле царя. И когда, будто гневом наполнившись, разом ворвались они в царскую палатку, понял кесарь, что по его душу явилась, эта толпа, вскочил с места и обвил царские колена. Оттащили убийцы кесаря и зарубили у самых ног царевых. И случилось это двадцать первого апреля четырнадцатого индикта[47]47
  История убийства кесаря Варды (21 апреля 866 г.), хотя и с меньшими подробностями, уже была описана в настоящем сочинении (см. с. 88). Это далеко не единственный дублет в произведении.


[Закрыть]. Царь тотчас распустил войско и вернулся в царственный город.