Текст книги "Косовский одуванчик"

– Не так громко, – сказал мне часовой перед домиком.

– Вы говорите по-английски? – спрашиваю.

– Конечно. С вашего разрешения, Клаус Ф.

– Ф – это фамилия?

– Ф – просьба сделать потише радио.

– Мистер Ф, добро пожаловать в Косово. Я – Мария Лепич, переводчица.

– Ах так – отвечает мистер рядовой Ф.

– Как вам нравится у нас в Косово?

– Не имею права говорить, – говорит рядовой Ф.

– Конечно же, ведь, судя по форме, вы служите в знаменитой немецкой полиции СЕК.

– Я этого не говорил.

– Я это сказала, – продолжаю.

– Мы самые лучшие полицейские в мире.

– И самые красивые, – говорю.

– А что, разве под формой и каской видно?

– Слова тоже многое значат, мистер Ф.

– Особенно на посту, я здесь уже три часа торчу, потому как… Ну да ладно, это не важно…

– Мне показалось, что немного музыки было бы неплохо на посту…

– Да, немного, только, пожалуйста, потише.

– Могу ли я тихонько спросить вас, какой марки у вас пистолет, я никогда ничего подобного не видела!

– Вы албанка?

– Да, из Приштины.

– Эта Приштина прямо Лас-Вегас какой-то.

– Опасна как Лас-Вегас…

– Да, прошлой ночью мы с напарником были в патруле. По радио нам передали сигнал тревоги и точный адрес. Трое албанцев с «калашами» хотели всех перестрелять в кафа-не… Сербов или цыган, кого-то в этом роде, ну мы и взялись за то, в чем сотни раз упражнялись: оцениваем обстановку, типы с «кала-шами» смотрят на нас, стволами поводят. О чем тут еще раздумывать? Пуля прошла в трех сантиметрах от моего виска и впилась в стену. Я даже подумал, что навсегда оглох и больше не смогу слушать музыку, но мы набросились на албанцев, справились, надели наручники номер восемь…

– Вам повезло, – говорю.

– Нет, честно, слишком уж мы добрые.

– Да, – говорю, – вас все знают, вы из полиции СЕК.

– Ну, нас так тренировали… Шварценеггер бы не выдержал!

– Ваши друзья там, в Германии, гордятся вами?

– Родители – те да, а вот девушка – нет.

– Почему?

– Перед отъездом в Косово я предложил ей пожениться. А она, Грета, девушка моя, говорит: «Я еще очень молода, чтобы стать вдовой».

– И так вот вы и расстались?

– Нет, она сказала, что подумает, потому что я объяснил ей, что мы вооружены пистолетом системы Zig mauzeg, калибр девять миллиметров, пятнадцать патронов в магазине. Поверьте, это лучшее оружие в мире, нам даже парни из ФБР завидуют, а во время патрулирования у меня с собой еще и автомат «хеклер и кох» – я из него спичечную головку сшибаю с пятидесяти метров!

Рядовой щелчком каблуков приветствует майора.

Я призадумалась после разговора с рядовым Ф. Чего это вдруг рядовой Ф так отреагировал на майора Шустера, тем более что тот был в штатском… Культуртрегер? Неужели майор Шустер старался таким образом заставить не вспоминать знаменитую фразу Геббельса, которую до сих пор еще многие употребляют – когда я слышу слово «культура», то хватаюсь за револьвер? Я подумала, не у Ницше ли содрал эту фразу Геббельс – когда идешь к женщине, не забывай кнут… Браво, Мария, сказала я сама себе.

В джипе, на третьей скорости, майор предложил мне Concerto Grosso для четырех темперированных фортепиано русского композитора Альфреда Шнитке…

– Шнитке – русский, немец по крови, авангардист, в СССР его запрещали. Зарабатывал музыкой для кино. Работал со многими режиссерами, больше всего с Климовым. Этот Климов снял дивный фильм о Распутине с музыкой Альфреда Шнитке.

– Не смотрела.

– Посмотрите вот это…

Майор Шустер протянул мне пачку фотографий.

На первой были капитан Гарольд и я, на лугу.

– Я очень фотогенична, – сказала я спокойно.

– И даже с высоты в пять тысяч метров.

– «Торнадо»?

– Да, наши немецкие самолеты.

– Интересно, а к этим фотографиям подошла бы музыка Шнитке?

Я перебирала фотки: Гарольд, трава, Гарольд уходит… Я одна на лугу… Куда лучше музыки, что звучала с кассеты. И капитан совсем неплох. И Шустер. И сержант Militer Police. Кончай шутковать, Мария, слушай фотки и смотри музыку. Любила я вот так словами поиграть…

– В этом концерте занимательно то, что в середине его звучат двадцать семь тактов аргентинского танго.

– Все-то вы знаете!

– На фотографии с вами – Гарольд Кин?

– Парашютист меня на лугу нашел, пока я овец пасла.

– Теперь вы знаете, зачем я заезжал в полицейский участок?

– Думаю, что знаю.

– Я получил сведения о вас. Наша полиция, как и полиция КФОРа, отличного мнения о вас. Также и о капитане парашютно-десантного полка Гарольде Кине – самые лучшие отзывы как о солдате. Он долго разговаривал с вами после прыжка?

– Наверное, его удивило, что девушка с овцами на лугу знает английский.

– Да, фотографии запечатлели вас и капитана Гарольда за сердечной беседой. Он предлагал вам встретиться?

Нет, он только помахал мне беретом из вертолета.

– Как бы вы это объяснили?

– По-женски… Я думаю, он будет искать встречи со мной.

Танго нашего разговора оборвалось, поскольку в него вклинилась музыка Альфреда Шнитке, выводящая скрипкой в небе какую-то песню. Нотами на небе служили тонкие белые линии реактивных самолетов, в то время как толстые облака изображали барабаны из Concerto Grosso. Меня охватили музыка и страх, куда больший, чем тот, что был во время бомбежек. Теперь мир принялся бомбить меня встречами с людьми, которые из матерного причинного места повылазили. Непал, Англия, албанец Скендер, немец, часовой Ф и прекрасные фотографии с высоты в пять тысяч метров. Фон – овцы – не в фокусе.

Присматриваясь ко мне, майор Шустер спросил, не желаю ли я взять на память фотографию с капитаном Кином, в ответ на что я улыбнулась и подумала, что надо бы, чтобы рассеять сомнения майора Шустера, сказать, что да, мне хотелось бы сохранить какую-нибудь из этих фоток, то есть продолжить в своем стиле засирать ему мозги, потому что ничего мне больше не оставалось, но сказала:

– Нет, не надо мне этой фотографии с парашютистом, а то в один прекрасный день сербы посадят меня за то, что я на траве, под блеянье овец, наводила парашютиста на сербские позиции.

– Гут, – не без удовольствия сказал майор Шустер, – но я не думаю, что сербы еще смогут кого-нибудь судить.

– Правду не зароешь, говорим мы, сербы. Разве евреи не судятся до сих пор с вами из-за событий Второй мировой?

Да, вы правы, – говорит майор Шустер. – Прошу прощения, я сказал, что сербы никого больше судить не будут, совсем как попугай – слишком много смотрю Си-Эн-Эн.

* * *

«БАР КУКРИ» сияет в ночи, сверкает как мое платье и мои зубы, губы чуть алее обычного, и рефлектор, словно мысль, сопровождает меня по всей сцене. Opening Nights в «Баре Кукри» по сценарию майора Шусте-ра – ко мне подходят офицеры, солдаты, гражданские, и я их, после того как они передадут мне записку со своими регалиями, представляю под бурное одобрение, свист и шуточки. Передо мной дефилируют счастливые представители народов Европы и США. С маленькой сцены я видела «Бар Кукри» таким, каким мы мечтаем в ближайшее время увидеть весь мир – счастливым. Смех, одинокая слеза, медленно падающая в пену пивной кружки, стаканы виски, бокалы шампанского, и, к моему изумлению, я вижу отечественную сливовицу марки «Чачак». Как на аукционе, я зачитывала записочки, переданные мне офицерами и солдатами:

– Вот, один из воинов из заснеженной Канады… Спасибо, далее… Тунис, лето и песок у моря, а вот один из шестисот девяноста шести солдат из Туниса… Спасибо. Пожалуйста, читаю дальше: Марио Гуэрра, один из шести тысяч итальянцев, спасибо, Марио, споем попозже… Прошу внимания, а вот полковник Иштван Золи, один из двухсот девяноста шести бойцов КФОРа из Венгрии…

Американцы, немцы, чехи, Эмираты, Индия, чередой, как на экране, шли солдаты, я читала их имена, и ошиблась, крикнув:

– Танго, генерал Танго из Аргентины!

– И этот солдат из Рио ухватил меня за талию и начал танцевать со мной танго, напевая Un agno di amor… Не было больше записок с именами: солдаты и офицеры из пятидесяти стран увели от столиков бара девчонок, начали танцевать танго, и были мужики, танцующие друг с другом… Мой рефлектор сбежал от меня к танцорам, как только я покончила с Аргентиной. Из мрака сцены я могла смотреть на обнявшиеся парочки и высоко поднятые бутылки шампанского, которые хлопали пробками совсем как после гонки Формулы-1. Струи шампанского вылетали из бутылок с шипением, точно змеи в прыжке. Я видела майора Шустера, стоящего перед входом в кухню, рядом с ним были четыре музыканта – квартет, который, по замыслу Шустера, должен был сыграть на финише Opening Nights финал Баховской кантаты номер 82, и моего текста:

 
Пора убираться прочь,
Да будет спокойной ночь.
 

Мне было жалко, что не удалось прочитать такие прекрасные стихи, но это быстро прошло, потому что стихи могут вас расслабить, а то еще чего похуже, так что я даже подумала, что сдохну с тоски от того, что он… Нет, я еще никого не заметила, просто за спиной учуяла запах сливовицы. Я даже не повернулась, просто увидела, как у меня перед животом появляется ладонь с фотографией – в черно-белых тонах я увидела на фотке себя с Шустером, как мы гуляем по Приштине…

– Изменяешь мне с немцами, – услышала я голос. Даже не обернувшись, знала, что это он, а если честно, то именно его я и ждала. Я не обернулась, мы танцевали танго, он за моей спиной, но мы не обжимались, я почти почувствовала, как он боится прижать мою задницу к своей ширинке, если у него таковая была, я еще ничего не знала про его униформу, – как ее скидывают или как надевают. На всякий случай, чтобы не ошибиться, я подняла правую руку, чтобы нащупать берет на голове. Отлично, я нащупала мягкую гриву берета, наверное, он все еще был красным, и, поскольку я уже идентифицировала личность, то повернулась, и теперь моя грудь танцевала танго по его форме… Все еще слишком стыдливый для танго обжиманс, но уже весьма обозленный, как будто верил, что между нами было нечто более серьезное, чем фотография, на которой мы, весьма фотогеничные, улыбаемся друг другу – майор Шустер и я, Мария. Его злость обрадовала меня, значит, ты думал обо мне, красный беретик!

– Отличная фотография, – говорю я.

– Из моего самолета, – говорит он.

– Только овец на фотке нет.

– Это меня и разозлило, – говорит он, – твой блеющий дух.

– Сербский дух при физической красоте, скрытой под гримом войны.

– Пошли на луг.

– Полетим на самолете?

– Нет, – говорит он, – я тебя на руках отнесу.

– Не такая уж я и легкая.

– А вот это мне как раз нравится.

– Тебе для этого еще кто-нибудь потребуется.

– Так, значит, второй тебе потребовался, когда за тебя взялась американская полиция?

– Ах, извини, ты тогда так здорово соврал им!

– Я не врал, еще на лугу я решил взять тебя в переводчицы.

– А у тебя права на это есть?

– Не меньше, чем у майора Шустера.

– Он мне предложил на кухне поработать.

– Я думаю, ты достойна другого, у меня апартаменты в гостинице «Гранд».

– Да ну?

– Что «да ну»?

– Говорят, минувшей ночью вы здорово насолили постояльцам в «Гранде»?

– Откуда тебе это известно?

– Какая разница?

– Точно. Какая мне разница?

Я отключила объятия танго, отодвинулась, ети его мать, сказала себе, уж не влюбилась ли я в этого английского парашютного оккупанта… Теперь я точно знала, он и в самом деле обозлился, но обозлился потому, показалось мне, что понял: он больше не сможет прыгать с парашютом или ему не позволят делать это, а во мне он нашел такой парашют, с которым все равно он спрыгнет, даже если тот не раскроется.

И вдруг танго замерло, как будто наступила очередь выставить по-аргентински ногу, но вместо изысканного движения засветился большой экран.

– Прошу тишины, – закричал майор Шустер, и монтажной перебивкой на большом полотне стены засияло лицо генерала Джексона, который широким жестом вводил в кадр немецкого генерала Клауса Райнхардта. Послышался чуть гнусавый голос диктора: «В соответствии с решением генерального секретаря НАТО Хавьера Солана с сегодняшнего дня на должность командующим КФОРа в Косово вместо генерала Джексона назначается немецкий генерал Клаус Райнхардт».

На экране немецкий генерал крупным планом. Шерсть седых волос на голове. «На шарф хватит», – подумала я.

Девятнадцать наций НАТО в «Баре Кук-ри» двинули бокалы в сторону стоп-кадра с немецким генералом Клаусом Райнхардтом. «Хайль!» – кричала американская военная полиция во главе с сержантом. «Воларе!» – пел итальянец Марио. «Аз те любам!» – орал болгарский полицейский Постов. Я видела злобное лицо Гарольда Кина, который будто что-то хотел сказать мне, но, как только я отодвинулась от него, выскочил на помост перед экраном, совсем как перед немедленной высадкой на вражескую территорию. Гарольд Кин закричал, и резкий звук его слов упал в «Бар Кукри» как ужасная клятва:

– Дамы и господа, я – командир королевского парашютно-десантного полка. Впервые в истории моей Англии немец будет командовать английскими войсками. Если на это согласились мой генерал Джексон, Солана, Блэр и Клинтон, то я, Гарольд Кин, заявляю, что не принимаю их решение, и приказы немецкого командующего герра Клауса Райнхардта для меня недействительны.

– Ты был груб, капитан Гарольд Кин.

– Это была любовь!

– Я думала о том, что ты прошлой ночью в «Баре Кукри»…

– Я сам удивился.

– А я?

– Нет, меня удивило не то, что я сказал, а то, что ты проводила меня в отель «Гранд» и осталась со мной.

– Куда мне было деваться после твоего заявления, ведь я сама стала частью твоих слов про немецкого генерала.

– Ну, может, я немного хватил через край вчера, но после луга и овечек мне захотелось отомстить за тебя, да и Шустеру хотелось наподдавать после того, как я вас сфотографировал из самолета. Мне захотелось что-нибудь сделать, чтобы остаться с тобой. И вот на тебе, генерал Джексон помог мне, так легко уступив командование КФОРом….

– Ты был такой громогласный и так хорошо смотрелся во время речи в баре! Я так и вижу, как твои фотографии и слова изучают в штабе немецкого генерала…

– И не только там.

– Боюсь, переводчик тебе больше не понадобится.

– Они смогут отнять у меня только парашют.

– А капитанское звание?

– У меня есть ты, зачем мне все остальное?

– А присяга, отечество?

– Я вернусь туда только в том случае, если ты оставишь меня.

– Ты так легко отказываешься от Англии и всего, что у тебя там есть?

– Нечестный вопрос.

– Конечно!

– Ты думаешь о тех, кто у меня остался в Лондоне, – о верной жене, детях, любимой команде?

– Отвечай!

– Ну так вот, я не женат, родители у меня в Ирландии, в Дублине.

– Ты меня разочаровал… Ни одного, даже крохотного счастливого развода?

– Признаюсь, я обвенчан со своим парашютно-десантным полком.

– А теперь нам придется прыгнуть без парашюта.

Это я сказала капитану Гарольду в апартаментах отеля «Гранд», погасила его сигарету, встала, не укутавшись в белую простыню, как актрисы в голливудских фильмах. И одеваться я не спешила, это был мой маленький стриптиз наоборот, с одеванием. Я подошла к окну, и капитан Гарольд смотрел на меня с погашенной сигаретой. Я подошла к окну, произнеся по дороге:

– Прекрасный день для молодого горошка.

– Пожалуй, – сказал капитан Гарольд.

– Ничего, – ответила я, – прикури мне сигарету.

Я немного постояла у окна, раздумывая, куда бы деться, если за капитаном Гарольдом явится полицейский патруль. Потом вернулась в кровать и нежно шепнула ему:

– У тебя прекрасный карниз, с него ты можешь прекрасно спуститься на тротуар и без парашюта.

– Зачем?

– Разве я должна учить парашютиста, что после неправильного прыжка следует подать рапорт?

– Не собираюсь я ничего подавать.

– Затянись разок за меня.

– Почему?

– Я хочу видеть дым в твоих глазах.

– Дым в моих глазах? Ты имеешь в виду тот старый американский шлягер?

– Да, я хочу знать, какие песни ты помнишь, чтобы определить твой возраст.

– Считай мой возраст со вчерашнего вечера.

– Боюсь, мы не успеем выпить по два бокала старости, как тебя выгонят из Приштины.

– Меня не тронут, а даже если и захотят, то не поймают. Давай вставай, идем. Отведи меня куда-нибудь подальше, хотя бы в эту вашу Сербию.

– Не могу.

– Хранишь верность Косово?

– Да.

– Ты его больше меня любишь?

– Нет, не в этом дело…

– А в чем?

– Мои родители…

– Я готов предстать перед ними и сказать, что люблю тебя!

– Моих родителей нет в Приштине.

– Где они, скажи?

– Во время бомбардировок албанцы выкрали моих родителей. Я ничего о них не знаю. Потому я и согласилась переводить для тех, из гуманитарной организации «Кер» – надеялась с их помощью найти родителей.

– Что же ты мне об этом не сказала на лугу? Или сегодня ночью?

– Если бы я сразу рассказала, пока мы шли в отель, ты бы подумал, что я с тобой только для того, чтобы спасти родителей.

– Пошли…

– Нет, ты спустишься с карниза.

В этот момент послышался вежливый стук. Я подошла к двери, уставилась в маленький глазок. Увидела стучащий палец, – он лез мне прямо в глазок. Вернулась к капитану и, совсем как его солдат, отрапортовала:

– Капитан, с этого момента твоим парашютом буду я!

Поцеловала Гарольда, когда он перелезал через подоконник, потом еще раз, когда он гнездился на карнизе. Я спросила:

– Ты знаешь, куда идешь?

– Знаю, – ответил он, – иду, чтобы опять найти тебя.

Я внимательно следила за стуком в дверь и отходом капитана, который, совсем как Джеймс Бонд, спрыгнул с карниза на разрушенную бомбой крышу. По улице – я чуть не рассмеялась! – проехали три грузовика, а на них были укреплены огромные фотографии немецкого генерала Клауса Райнхардта. Подумала, что так культуртрегер майор Шустер знакомит народ с новым командующим КФО-Ра. Я произнесла фамилию Шустера громко, как будто зову его, потому что в апартаментах не оставалось никого, кроме Шустера и все более сильного стука в дверь. Подкрасилась, с улыбкой ожидая прихода руки, стучащей в дверь…

– Хелло, – произнес сержант Militer Police.

– Это вы, сержант? Пожалуйста.

– Извините, что так рано, еще только полдень…

– Что вы, самое время для виски!

– Нет, самое время спросить про капитана Гарольда.

– Окно, – ответила я.

– Сбежал? – спросил сержант.

– Карниз… – продолжила я, забавляясь. – Когда?

– Когда я проснулась, его уже не было.

– Спокойно ли он спал?

– Не знаю, я спала в соседней комнате. Когда я несколько минут тому назад зашла сюда, чтобы спросить о планах на сегодняшний день… Вы знаете, я ведь всего лишь переводчица капитана Гарольда Кина…

– Я заходил в вашу комнату, что рядом с апартаментами Гарольда, простите, – капитана Гарольда…

– Вы полагаете, я спала здесь?

– Нет, я всего лишь хотел просить вас передать капитану Гарольду Кину приказание немедленно явиться к генералу Джексону.

– Вы знаете, я пошутила, когда вам сказала про карниз.

– Я догадался, – ответил сержант.

Мы оба все время смеялись над собственными словами. Мне вдруг пришло в голову, что лучше бы этот сержант нарисовался на лугу перед овцами. Он был покрасивее Гарольда, лучше одет и пах хорошим шоколадом.

– Присаживайтесь, – сказала я.

– Увы, не имею права, поскольку отныне эти апартаменты принадлежит не капитану, – в дверях ждет мадемуазель Тереза.

В дверях показалась полная женщина, совсем как имя Тереза, когда его произносят полными губами, – толстое слово, по крайней мере, так мне кажется, в то время как слово «сержант» напоминает мне мост – так и вижу, как по его буквам бегут дети.

Тереза в дверях – толстое слово – вежливо попросила ключ от «моей» комнаты. Я бросила его в сторону Терезы, совсем как ключи, которые бросил мне Иован, покидая кафану, – ключи, полет которых завершился не в моих руках, а у Рекса. «Что же, – пронеслась у меня мысль, – остается мне кухня Рекса».

Сержант, играя красивыми глазами, объяснял мне тоном гида:

– Мадемуазель Тереза, переводчица майора Шустера, займет вашу комнату, в то время как майор Шустер поселится в апартаментах бывшего капитана…

– Бывшего? – спросила я.

– Я имею в виду – для вас «бывшего». Полагаю, что он лишился права на переводчицу, а может, и права командовать парашютно-десантным полком.

– Кажется, вы становитесь «будущим»?

– Не понял…

– Я смотрю, вы высказываете мнение, не совсем соответствующее вашему званию.

– Да, мне повезло, я теперь не сержант в патруле.

– И стали?

– Теперь я служу в «Баре Кукри», после Opening Nights.

– Похоже, вам повезло в танго?

– Я сделал всего несколько па, и вы исчезли в толпе. Я остался думать над тем, почему это немцы и англичане так не любят друг друга.

– Это не совсем так.

– Я имею в виду майора Шустера и капитана Кина.

– Аллюзия? – вежливо спросила я.

– Прозрачная, – признался сержант.

– Я тоже «прозрачна», потому должна определиться.

– За Англию или за Германию?

– А может, за Америку?

– Но я ведь всего лишь сержант.

– Не поняла. Меня ждет кухня в «Баре Кукри».

– Нож кукри, – пошутил сержант.

– Попробую приручить нож кукри – научу его резать репчатый лук.

– Я должен буду хорошо порезать этот наш разговор…

– Должны будете представить рапорт немецкому генералу Клаусу Райнхардту?

– Я пишу нечто совсем иное.

– В американские газеты? – Нет.

– Матери или жене? – Нет.

– Ладно, пошутила – пишете обо мне?

– Может быть когда-нибудь, когда покину Косово.

– «Мемуары сержанта»?

– Хорошее название.

– Вы выглядите лучше названия, я просто шутила.

– Красавцы писать не умеют.

Я прищурила глаз, будто рассматривая его в пятидесятимиллиметровый объектив: диафрагма два и восемь, объектив – второй глаз, не настолько хороший, чтобы быть плохим… Плохим? А может?

– Не может быть. Вы…

– Надеюсь, что да.

– …писатель?

– Пытаюсь.

– Это моя специальность, я на отлично сдала курс всемирной литературы.

– Первый мой роман оказался весьма успешным, но каждый знает, что писатель становится таковым после второго.

– О чем же был первый?

– Война в Заливе.

– История Кина тоже для романа.

– Начало у меня уже есть.

– Стук в дверь?

– Беседа с вами.

– Боюсь, это очень по-голливудски.

– Да, но не забудьте доктора и нашу первую встречу с сумасшедшими…

– Полет над гнездом кукушки по имени Косово.

– Нет – агония романтизма.

– Вы имеете в виду девятнадцатый век?

– Да, девятнадцатый век точно предсказал все то, что с нами случилось.

– Подождите, позвольте припомнить… Я думаю, вы неправы.

Сержант ласково погладил меня по щеке и сказал:

– Конечно же я неправ.

– Хотелось бы с вами поспорить об этом.

– Хорошо, скоро встретимся.

– Где? – спросила я.

– Думаю, в кровати…

Сержант отдал мне честь, радуясь удачно найденному ответу.

В патруле Militer Police, помимо сержанта, состоял негр и еще один солдат, всех их – этих двух солдат тоже, как и прочих вояк КФОРа, готовили к захвату планеты Марс. Описать их очень просто: два солдата на фотке. Сержант, начальник патруля, был одет почти по-граждански – легкая летняя униформа, подходящая для июня, фуражка а ля Уэсли Кларк. Посмотреть бы фотографии…

Когда они вышли, я собрала в кучку руки, ноги, спину, волосы, жопу и все, что еще оставалось моего в апартаментах. После замечательного разговора с сержантом я совсем забыла про капитана Гарольда. «Да я просто сумасшедшая», – смеялась я молча, чувствуя себя генералом, в армии которого служит английский капитан, немецкий майор и американский сержант. Я провела чудную ночь с английским капитаном, он так любил меня. Любила его и я… «Мы обещались друг другу», как говорят наши крестьяне.

У меня случилась любовь. Хорошо. Давай теперь посмотрим, что у меня осталось после этого. Капитан удрал с карниза… Где, где он сможет спрятаться, чтобы потом найти меня и отправиться в Сербию? У меня же не было ни Сербии, ни Косово, ни Приштины, и теперь любовь мне забила голову вопросами: сумеет ли американский сержант спасти меня, как он сказал, – если мы окажемся в кровати? Или майор Шустер, который не приглашал меня в кровать, но у которого я смогу резать на кухне репчатый лук? Ладно, отправимся на кухню, к Рексу…