Текст книги "Курсант. Назад в СССР 10"

– Это ничего не значит, – не унимался Федя. – Веревку и ленточку любой мог купить в магазинах. Вот, предположим, убийца купил отрезок ленты метражом, а следом за ним купил подражатель. И продавец отчекрыжила ему следующий кусок. Соответственно, он и будет совпадать с тем, который пред ним отрезали. Логично?

– Федор Сергеевич, – снисходительно улыбнулся Горохов. – А как ты объяснишь, что ленточка обнаружена на том же самом кусте, что и первая? Ладно, я могу допустить, что некий подражатель узнал об убийствах, по городу слухи ползут уже, и скопировал, хоть это, вероятно, не так-то и просто. А как он узнал, что именно на этот куст надо «бантик» вешать? Такая информация про куст имеется только в материалах дела.

– Ну, не знаю, – пожал Федя плечами, а затем, хитро прищурившись, вдруг выдал. – Может, среди нас есть крот?

– Ты что несешь, Федя? – хлопнул себя по лбу ладонью шеф. – Ты хочешь сказать, что это кто-то из нас?

Присутствующие недобро глянули на Погодина. Кажется, друг мой переусердствовал, но сам он пока этого не заметил.

– Нет, конечно, – как ни в чем не бывало заявил он. – Это могли быть приданные силы, что терлись на местах происшествий, или прокурорские, или понятые, в конце концов… Вот хотя бы тот же судмедэксперт.

– Хорошо, – следователь с грохотом поставил опустевшую кружку на стол, та жалобно звякнула чайной ложечкой. – Вот и проверь эту свою версию сам, лично. Отработай всех участников СОГ, всех, кто принимал участие в осмотре места происшествия по убийству Черпакова.

– Я? – Федя вытаращил глаза. – Я же просто предположил…

– В следующий раз дельное что-то предполагай, а версию свою проверишь и мне доложишь.

Горохов был тверд, ну чисто кремень.

– Есть, – без энтузиазма кивнул опер.

– Никита Егорович, – взяла слово Света. – Я в чем-то с Федором соглашусь. Не вписывается у нас третья жертва в общую картину.

– Светлана Валерьевна, – скептически скривился Горохов. – И вы туда же?

– Я тут набросала в общих чертах психологический портрет убийцы… Так вот, третья жертва выпадает из его почерка.

– Потому? Из-за того, что она женщина?

– Да… Мясник убивает мужчин и оставляет себе трофей, как первобытный воин.

– Да, да! – оживился Федя. – Индейцы уши отрезали.

– Не уши, а скальп снимали, – поправил его Катков. – Уши кто-то другой отрезал.

– Без разницы, – хмыкнул Федя. – Я в папуасах не разбираюсь.

– Дайте договорить Светлане Валерьевне, – постучал по столу Горохов.

– Так вот, – продолжила Света. – Часть тела, это некий трофей, которым гордятся. Его забирают у убитых воинов и хищников. Клыки, например, или когти. Если Морошко и Черпакова мы подвести под эту категорию можем, то Солнышкина – совсем не воин и далеко не хищник.

Нет, все-таки поразительный человек Света. Каждый раз чем-то удивляла, когда уже думаешь – ну, теперь-то я всё о маньяках знаю. И снова нет.

– Так и Мясник не охотник, – Горохов задумчиво теребил пуговицу на рубашке. – Псих какой-то… Мало ли, что ему в голову могло взбрести. Может, он эти части тел не ради трофеев отрезает.

– Он явно оставляет их себе, – уверенно проговорила Света.

– Это почему? – следователь уставился на Психологиню с нескрываемым любопытством.

– Потому что отделяет их аккуратно, можно сказать, ювелирно. Будто боится попортить товарный вид трофея. И потом… Мы до сих пор не нашли ни голову Морошко, ни конечности других жертв.

– Может, он их спрятал? – предположил Горохов. – Закопал, например, чтобы мы не нашли.

– А зачем? – замотала головой Света. – Он не скрывает от нас ничего, даже наоборот, демонстрирует свою силу и превосходство, выставляя напоказ тела, привязывая их на видном месте. Ленточку еще подбросил. Для чего ему части тел закапывать и прятать?

Ответом ей была тишина.

– Значит, они ему для чего-то нужны, – наконец, задумчиво закивал Горохов.

– Да, все верно, – Света сделала пометку в блокноте. – Вот только знать бы еще, для чего…

На столе Горохова тревожно зазвонил телефон…

Глава 12

Никита Егорович поднял трубку и выдал привычное:

– Слушаю, Горохов.

Трубка неслышно вещала, как мы ни прислушивались, не могли разобрать, кто звонит. Обычно хотя бы дежурку слышно по характерной интонации.

– А-а, Сергей Альбертович? – разулыбался Горохов.

Мы уже выдохнули, судя по всему, новых выездов прямо сейчас не намечается, ведь звонит начальник местного УВД, а не дежурная часть. Но, как оказалось, рано расслабились.

– Что? – Горохов нахмурился. – Это точно? Гм… Не понимаю, почему он скрыл… Вот как? Очень интересно. Да-да, сейчас отправлю к вам Андрея Григорьевича. До свидания, Сергей Альбертович.

Горохов положил трубку и уставился на нас:

– Тут новые обстоятельства по нашему делу открылись. Важные. Полковник Булкин в двух словах обрисовал, но не все, не телефонный разговор, сказал. Просил зайти к нему.

– А зайти, как понимаю, должен я? – я встал.

– Ну, да… Разузнай подробно, что да как. Там такое дело нехорошее. В общем, давай, Андрей Григорьевич, иди прямо сейчас, потом сразу доложишь.

– Есть, – я встал и бодро вышел в коридор.

Поднялся на нужный этаж. Вот и кабинет Булкина. Перед ним расположена приемная-закуток, но секретаря нет. Говорят, начальник отправил ее на официальную дислокацию в канцелярию, помогать с бумажками возиться, ведь по штату она там приписана была.

Не было у территориальных начальников отдельно по штатке секретарш. Обычно просто сажали девушек посмышленее (или посимпатичнее) из других подразделений, ослабляя кадровый потенциал этих самых подразделений на одного работника. Чем важнее себя хотел показать начальник, тем больше была вероятность, что перед его кабинетом будет сидеть секретарша. Булкин, судя по всему, не особо любил тешить свое самолюбие, и даже очередь перед своим кабинетом не создавал, как это любили делать его предшественники, распивая чаи с замами в неспешной беседе, пока под дверью толчется народ рангом пониже с бумажками на подпись.

Я открыл наружную дверь (как и полагается в таких кабинетах, двери было две, чтобы не подслушивали – и, в обратной закономерности, бубнежом своим не мешали) и постучал во внутреннюю, повернул ручку и наполовину уже вошел:

– Разрешите?

Вопрос не праздный, выказывает уважение к хозяину кабинета. По должности, формально, я выше начальника территориального органа. Почти любой простой инспектор в аппарате МВД СССР значился по иерархии на уровне полковника «на земле». А моя штатная единица входила в особую спецгруппу, которая теперь, с недавних пор, подчинялась напрямую заместителю министра – несомненные свои плюсы и в том, что отдел кто-то пытается расформировать, в качестве защиты можно иногда получить положение понадежнее. В общем, я далеко не простой инспектор, но пользоваться своим положением не любил и с местными (если они сами пальцы, конечно, не гнули) контактировал дружелюбно и на равных.

– Входите, Андрей Григорьевич, – Булкин встал из-за стола и шагнул навстречу.

Мы пожали друг другу руки. Цепкие у него пальцы. Я еще раз, пусть мельком, оглядел кабинет. Дверца шкафа приоткрыта, и оттуда виднелся болотного цвета КГБ-шный китель, оставшийся у полковника еще с прошлого места службы. Видно, что берег он его, возможно, еще на праздник на день «Советской армии» надевает.

На мундире я заметил не только наградные планки, возглавляемые характерной лентой ордена Красной Звезды, но и узнаваемый нагрудный знак парашютиста рядом с армейским ромбом со звездой.

Про Булкина я уже справки навел давно. Биография его относительно стандартна, типичная для силовиков высшего эшелона. После школы закончил Новосибирское высшее военно-политическое общевойсковое училище имени 60-летия Великого Октября (НВВПОУ), служил в ВДВ замполитом роты, проявил себя там отлично и был приглашен на службу в особый отдел КГБ. После нескольких лет службы в особом отделе перевелся в территориальный орган конторы – то есть, в областное УКГБ. Дважды выезжал в командировки в ДРА, даже был ранен тамошними моджахедами. Награжден орденами и медалями. В 1983 году, после завершения лечения и реабилитации, переведен в органы внутренних дел на должность заместителя начальника 7-го отдела областного УВД. Ну, а в 1986-м назначен начальником в Новоульяновске вместо Сафонова.

– Давай на ты, Андрей Григорьевич, – неожиданно предложил Булкин, указав широким жестом на стул.

– Давай, – кивнул я и уселся поудобнее возле приставного стола для посетителей.

Начальник УВД достал фарфоровые кружки и разлил чай. Одну придвинул мне:

– Тут вот такое дело… Из областного бюро судебной медицины звонили, старый знакомый у меня там работает. Сказал, что в нашем бюро СМЭ экспертизы фальсифицируют. В частности, некий товарищ Мытько производил вскрытие некой гражданки и утаил один прелюбопытнейший факт, – полковник выдержал интригующую паузу.

– Мытько? Фальсифицирует? – удивился я.

– Вы знакомы?

Конечно, наши самые разнообразные встречи с бывшим хирургом я тут даже вкратце перечислять не стал бы.

– Да, приходилось раньше пересекаться. И что же он натворил?

– В заключении не указал, что женщина, которую он вскрывал, была беременна.

– Вот как? Интересно зачем? Какой срок плода?

– Примерно четыре недели. Мой товарищ с проверкой приезжал в Новоульяновск. Конкретно его проверка была направлена на Мытько, говорит, что водились за ним грешки раньше. Вот он и выяснил, что Павел Алексеевич собирался фальсифицировать экспертизу.

– Какую экспертизу? – насторожился я.

– В том-то и дело, что само заключение еще не покинуло стены учреждения. Фактически, оно считается еще не готовым, пока не выдано следователю под роспись.

Я озадаченно почесал затылок:

– Получается, что он еще ничего не подделал.

– Именно, факт фальсификации недоказуем. Если его за жабры взять, то Павел Алексеевич скажет, что позже хотел внести это в экспертный документ, мол, это черновик он отпечатал, не успел и все такое. Или скажет, что не углядел и пропустил. Тогда это уже не фальсификация, а экспертная ошибка, за которую обычным выговором можно отделаться. Или вообще просто пожурят и пальчиком погрозят. Все-таки у нас перед бюро очереди из экспертов не стоит.

Я пожал плечами.

– Ясно, только не совсем понимаю, при чем тут наша следственная группа? Нечестными медиками прокуратура должна местная заниматься.

– Вот это самое интересное, Андрей Григорьевич. Труп проходит по делу вашей группы.

– Солнышкина? Была беременна? – я чуть чай на себя не пролил, но вовремя отставил кружку.

– Да. Но мне совершенно непонятно, почему Мытько пытался сей факт скрыть. Одно дело, когда в этом вопрос денежный замешан, а другое – когда это одна из жертв неуловимого маньяка. То есть, к чему ему рисковать?

Все-таки Булкин – внимательный человек, где его ни застань, хоть в кабинете, хоть на месте происшествия.

– Со стороны выглядит, будто он покрывает Мясника, – пробормотал я, переваривая сенсационную информацию.

– Да, либо он и есть тот самый маньяк.

Я внутренне вздрогнул, вспомнив, как горячо мне такую версию обосновывал Олег. А вслух только протянул с заметным сомнением:

– Павел Алексеевич? Убийца? Ну, не знаю…

– Вот я тебе и рассказал, дал пищу для размышлений. Официально с Мытько мы ничего сделать не можем, состава преступления нет, а вы там сами решите, как поступить с этой информацией.

– Спасибо, Сергей Альбертович, – я встал. – Очень ценная информация. Вкусный чаек, давненько такого не пил.

– Заграничный, – довольно кивнул Булкин. – Сослуживцы бывшие поставляют, не забывают меня.

Мы попрощались, и я поспешил к Горохову. Рассказал нашим про Мытько. Пришлось заодно выложить его тайну, что он имел амурные отношения с Солнышкиной.

– Что же ты сразу не сказал про их шуры-муры? – громыхал Горохов.

– Его бы тогда исключили из числа экспертов, допущенных к делу, – честно ответил я. – А Мытько работник опытный, да и свой судмед нам бы не помешал – я его давно знаю.

– А теперь выясняется, что любовница его беременна была, выходит, от него. Вот вам и мотив, товарищи… – затряс кулаком Горохов. – Дайте я расскажу, как все было… Солнышкина его шантажировала ребенком, грозилась все рассказать его жене. Просила уйти из семьи, или, может, просто денег требовала. А он убил ее, чтобы избавиться от неудобной пассии и не дать разрушить свой брак. При этом знал, что в городе орудует маньяк, и обставил все так, чтобы подумали на Мясника.

Я поморщился.

– Как-то немного притянуто, Никита Егорович, – пожал я плечами. – Вам не кажется?

– Нет! Вы же сами со Светланой Валерьевной говорили, что третья жертва не вписывается в концепцию серийника. Мол, женщина и совсем не хищник. А Мытько подбросил ее тело на место преступления, на котором раньше сам был в качестве эксперта-медика. А мы еще гадали, почему первая жертва найдена в другом месте, а вторая и третья – в одном и том же. А это просто товарищ Мытько в имитатора поиграл. Но ошибочку он сделал – труп Солнышкиной ему надо было в другом месте все же оставить. Выглядело бы правдоподобнее.

– А как же ленточка? – спросил Катков.

– Какая ленточка? – нахмурился Горохов.

– Красная, она обнаружена на месте второго убийства и последнего.

– Ну, вот, – развел руками следователь. – На месте первого же нет этой самой ленточки, а на втором была, и Мытько там был, заметил это. Видел и слышал, как мы ее обсуждали и изымали. А она, скорее всего, случайно там брошена оказалась. Но он решил сей факт использовать для запутывания следов и под серийность убийство женщины подогнать.

Горохов ходил вдоль стола и рубил рукою воздух, как бы подчеркивая, что выводы эти – сами собой разумеющиеся, и спорить тут нечего.

– Да, но экспертиза показала, что фрагмент ленточки с места убийства Черпакова, идентичен по составу с фрагментом, обнаруженным возле трупа Солнышкиной, – Катков даже выставил какие-то бумажки напоказ в доказательство своих слов.

– Это не удивительно, – продолжал строить обвинения Горохов. – В одном универмаге куплены, с одного мотка срезаны. Кстати, нужно для образца изъять в магазине подобный фрагмент. Установить, где такая ленточка метражом продается и опросить продавцов, может, и опознают в недавних покупателях Мытько. Внешность у него приметная, да и сам мужик солидно выглядит, презентабельно, так сказать. Трудно такого не запомнить, особенно когда такой мужчина несерьезную безделицу, вроде ленточки, покупает.

– Так что? Берем врача? – ерзал на стуле Федя.

Ему явно не терпелось ринуться в активные действия.

– Рано пока, – Горохов задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Доказательств-то у нас с гулькин хрен.

– Нос.

– Чего?

– С гулькин нос, так правильно говорить, – хихикнул в кулак Федя.

– Да без разницы! От перемены мест органов суть не меняется. В общем, так, товарищи, Мытько – в разработку. Андрей Григорьевич, план оперативных мероприятий подготовишь, и мне на стол. Машину его незаметно посмотреть бы. Ведь тело он явно не на руках переносил до леса.

– Это можно с ГАИ договориться, – кивнул я. – Остановят под видом проверки документов.

– Да, только Мытько всех нас в лицо знает. Пусть с работниками ГАИ кто-то из местных оперативников будет. Сомневаюсь, что сотрудники ГАИ знают, как выглядят затертые следы крови и прочие улики.

– Сделаем, – кивнул я.

– А какова причина смерти Солнышкиной? – Горохов обратился к Каткову.

– Отравление угарным газом, – ответил тот. – Как и в прошлых случаях.

– А причину-то ведь устанавливал товарищ Мытько?

– Ну, да…

– Вот! То-то и оно! На самом деле там причина вовсе другая может быть, – Горохов снова встал и стал прохаживаться по кабинету. – Ну да ладно, раньше времени тревогу не будем поднимать. Пусть пока так значится. Если что, потом повторную экспертизу назначим в областное бюро СМЭ. И еще лучше – комиссионную, чтобы уже наверняка и не отвертелся.

– Так тело захоронят скоро, – вставил три весьма дельных копейки Федя. – Родственникам отдадут и все.

– Я распоряжусь, чтобы придержали, – Горохов почесал бровь. – Сколько возможно… Ну, на крайний случай, эксгумируем потом по санкции прокурора. Да, и гистологические препараты, парафиновые блоки с образцами тканей должны в архиве у них остаться.

– А если Мытько все-таки убийца, – начал нагнетать Федя. – То он может уничтожить эти самые образцы.

– Но он же не знает, что мы знаем, – хитро улыбнулся следователь. – Он уверен, что удалось убийство Солнышкиной повесить на Мясника.

– Я вот, что подумал… – Федя даже привстал, чтобы говорить удобнее было. – А что если Мытько и есть этот самый Мясник? То есть, не имитатор, а он самый. А? Сами подумайте… Резать он умеет хирургически. Так же, как раны от ампутаций оставлены на телах. Что если он всех троих убил, а не одну Солнышкину? Человек он неоднозначный. В свое время, я помню, его из хирургии выгнали, он там завотделения был, потом на приеме в поликлинике сидел, а сейчас вот до морга дошел. Насмотрелся всякого – и не выдержала душа «поэта». Пошел во все тяжкие, как говорится.

– Ну, Федор Сергеевич, – прокряхтел Горохов. – Ты не перегибай… Хотя мысль, конечно, интересная, заставляет задуматься.

– Да он это! Он! – удирал себя в грудь Погодин. – Чуйка подсказывает мне.

– Вроде, так Андрей Григорьевич выражается, – хмыкнул Горохов.

– Как? – не понял Федя.

– Ну, чуйка – это у него хорошо развита, и он ей частенько пользуется.

– Так и мне передалось его умение, – улыбнулся Федя. – Мы ж с ним восемь лет почти бок о бок. Вот и поднаторел я.

– Ладно, товарищи, план такой – собираем все на Мытько. Знал он других убитых или нет, где у него гараж, есть ли дача и прочие подвалы. Где-то же он спускал кровь с трупа. Или трупов…

– А может, он это все прямо в морге проворачивал? – продолжал накидывать идеи Федя. – А что? Если хочешь что-то спрятать, то прячь на видном месте. Кто будет труп искать среди трупов? Никто! Надежное местечко, чтобы кровь спустить.

И сказал он это обычным голосом, ну, пусть воодушевленным – но прозвучало так, будто гаркнул в очень гулком месте. Оглушило на пару секунд.

– Тоже верно, – поскреб макушку следователь. – Вот и проверь эту версию, Федор. Все, за работу, товарищи…

* * *

Я сидел в желтой гаишной «шестерке», сполз на заднее сиденье и наблюдал украдкой за происходящим на тихом перекрестке. Эх, блин… Тонировки как не хватает. Сидишь, как на ладони, особенно когда солнышко в плечо припекает.

Обеденный перерыв в госучреждениях закончился, и мы ждали «клиента», который должен ехать с обеда на работу. Эта дорога вела к моргу. Вот к перекрестку подъехала белая «Волга» Павла Алексеевича Мытько. Сержант, что скучал на обочине, сразу оживился и помахал жезлом, приказывая остановиться. Взгляд уверенный, усы, как у гусара, только рыжеватые по-крестьянски.

Я поглубже вжался на сиденье, расположился так, чтобы торчали из-за спинки буквально только мои глаза и нос.

Машина Мытько съехала на обочину, скрипнула тормозами и встала, обдав облачком пыли подошедшего к ней сержанта в кителе и портупее. М-да… Удобной формы для гаишников, ППС-ников и прочих наружных «солдат» еще не придумали. Даже тканевой полевки еще нет, все основательное и из шерсти делается.

– Инспектор ГАИ сержант милиции Коровин, – взяв под козырек, представился служивый. – Ваши документы.

– Я что-то нарушил? – недоумевающий Мытько не вышел из машины, а показал корочки судебно-медицинского эксперта, котрые не произвели на гаишника никакого впечатления.

– Обычная проверочка, – сержант улыбнулся, но сделал это холодно, будто по накатанной.

– Извините, товарищ Быков, – я видел, как Мытько зажевал губу. – Я очень тороплюсь, мы не могли бы решить вопрос как-то по быстрому?

– Коровин, – буркнул гаишник.

– Что?

– Фамилия моя не Быков, а Коровин… – милиционер крутил палочкой все быстрее и быстрее, казалось, вот-вот взлетит, словно Карлсон.

– Простите, товарищ сержант Коровин.

– Можно просто сержант, – насупился Коровин. – Документики показываем.

– Как, скажете, просто сержант, у меня к вам небольшое предложение, вот, возьмите, – Мытько протянул смятую до размеров пятака зеленую трешку.

Рука инспектора привычно потянулась навстречу казначейскому билетику, но он вовремя ее отдернул, покосился на свою машину, где я залег, и грозно спросил:

– Что это? Взятка?

– Нет, что вы! – Мытько спешно спрятал купюру в карман модного, в аристократическую полосочку, пиджака. – Я просто ошибся, я не то вам протянул. Так-с… Где же у меня документы?

Судмед стал охлопывать себя по карманам и прочим местам, где могли бы лежать техпаспорт и права.

– Ага, вот же они! – Мытько, наконец, извлек из кармана узнаваемую серую книжицу техпспорта с невзрачным, таким же серым, но чуть темнее гербом СССР и изображением в «фас» «Волги» двадцатьчетверки и протянул инспектору.

Тот взял документ, раскрыл, бегло сравнил записанные госномера с имеющимися на машине и холодно проговорил:

– Права ваши где?

– Не права, а водительское удостоверение, – робко пробормотал Мытько.

– Не умничайте, гражданин, предъявите документы как положено.

– Простите, да, конечно, вот мои права, водительское, то есть.

Он протянул следом книжицу с вставленным талоном предупреждений.

– Все в порядке, – кивнул гаишник, рассматривая документы. – Что же вы, товарищ Мытько, за что взятку хотели дать? Если у вас документы в порядке и вы ничего не нарушали. Или нарушали?

– Ничего я не нарушал! Просто у меня последняя дырка в талоне, и после нее – лишение прав, – заискивающе улыбнулся Мытько.

Похоже, Павел Алексеевич любил поездить с ветерком, обычно сотрудники ГАИ лояльно относились к судебным медикам, считая их почти своими, и отпускали их вовсвояси, когда те показывали свои ксивы, а этот уже две дырки накатал.

– Выйдите, пожалуйста, из машины, – приказал сержант.

Мытько вздохнул, вылез из авто, а потом, будто опомнившись, затараторил: – Да и не взятка это вовсе, я же говорю, перепутал бумажки сослепу. Мне ведь уже за пятьдесят годков стукнуло. Очки не люблю носить, вот и не разглядел.

– Очки? – инспектор не отдавал документы, придержал их, несмотря на то, что Мытько уже тянул к ним чуть подрагивающие руки. – Как же вы без очков управляете транспортным средством? Подвергаете опасности себя и окружающих.

– Вдалеке-то я хорошо вижу, – прижал руки к груди Мытько. – Это вблизи мне очки нужны.

– А если пешеход близко пройдет? – прищурился сержант. – Вы его не заметите? Странное у вас поведение, товарищ Мытько. Багажник откройте.

– И ничего не странное, очень даже обычное, товарищ сержант. Я же говорю, что очень тороплюсь, у нас конференция сейчас начнется. Там из области приехали, я докладчик, а вы меня задерживаете. Отпустите меня, пожалуйста, товарищ Коровин, я правда спешу…

– Багажник откройте, – процедил сержант, повесив палочку на ремень и освободив руки.

– Да нет там ничего у меня, в багажнике. Запаска да туесок с рыболовными крючками и блеснами, я его специально не выкладываю – на удачу. Говорят, если блесна счастливая и уловистая, то ее с собой возить нужно до следующей рыбалки, чтобы удачу не сглазить.

Мытько говорил всё быстрее и быстрее, словно в приступе бреда – или отчаяния.

– Багажник открой! – гаишник положил правую руку на пухлую кобуру.