Текст книги "Курсант. Назад в СССР 10"

Глава 23

– А! Андрей Григорьевич, – полковник Булкин приветственно встал из-за стола в своем кабинете. – Заходи, дорогой. Что нового?

– День добрый, Сергей Альбертович, – я пожал твердую руку. – Помощь твоя нужна.

– Помогу? чем смогу, – кивнул начальник УВД, – чай или кофе?

– Да, хоть что, – я уселся за приставной стол.

– Понял, – Булкин хитро прищурился и вытащил из шкафчика бутылку с темно-золотистой жидкостью и два бокала. – Вот попробуй. Это тебе не какая-нибудь Молдавия, а коньячок знатный, из Армении, десять лет выдержки. Коллеги по старой работе там бывали, вот привезли, уважили.

Булкин откупорил бутылку, плеснул на пару сантиметров в каждый бокал. Один подвинул мне, а второй взял в руку, немного поболтал и с наслаждением втянул аромат ноздрями:

– М-м… А запах… Это не алкоголь, Григорич, это шедевр.

Я взял свой бокальчик, и мы чокнулись.

– Ну, давай, за успешное завершение дела, а то этот чертов Мясник всю репутацию мне портит. Был у нас городок тихий и спокойный, а тут на тебе – расчлененка из каждой щели лезет. Из области на меня уже косятся, каждый день докладываю начальнику главка о ходе расследования и о проведенных оперативно-розыскных мероприятиях.

– Так дело-то у нас, – ухмыльнулся я. – Пусть у нас и интересуется.

Булкин махнул рукой. Даже это он делал аккуратно, будто бы заранее точно выверенным движением.

– Ну, ты же знаешь, как у нас в системе. Ничего не докажешь. Оперативную помощь, дескать, я плохо оказываю, и рейдовые мероприятия не организую, с общественностью не работаю. А какие тут рейды запланируешь, если ни один его шаг предугадать невозможно? Да ведь и общественность будоражить нельзя, вмиг по шапке надают. Город и так на грани срыва. Люди уже боятся вечером на улицу выходить. Эх…

Булкин отпил коньяк.

– Коллеги бывшие еще посмеиваются, беззлобно, но все же. Мол, как так, ты, Альбертыч, распустил маньяков на вверенной тебе территории, дескать, раз не справляешься, давай уже обратно к нам. Представляешь?

– Скучаешь по старой службе?

Булкин не стал отговариваться какой-нибудь дежурной ерундой, а, кажется, вполне серьезно ответил:

– Скорее, по людям, но и здесь коллектив отличный сложился.

– Ничего, скоро прижмем убийцу, – заверил я. – Пойдёт жизнь, тьфу-тьфу, поспокойнее.

– Это все-таки не Савченко? – полковник посмотрел в мои глаза с надеждой, будто я был судья последней инстанции.

– Пятьдесят на пятьдесят. А если и он, то ему явно кто-то помогал.

– Нужно найти его помощничка…

Я поставил бокал на стол.

– Я вот для этого и пришел.

– А, ну рассказывай. Слушаю внимательно, – полковник тоже отставил бокал – уже пустой.

– Человечка одного надо на чистую воду попробовать вывести, для этого помощь твоих бывших коллег понадобится.

– Что, силами милиции не справимся? – немного удивился Булкин.

– Нет, мне нужно…

И я в подробностях рассказал Булкину о своей задумке и догадках. Он внимательно слушал, кивал, его брови по мере повествования поднимались все выше, а в глазах я уловил мимолетное восхищение.

– Хитро, Григорич, хитро… – крякнул полковник, расстегнув милицейский китель. – С твоими мозгами тебе в конторе надо работать, а не в МВД. Кстати, привет тебе от полковника Черненко.

– Ты знаешь Алексея Владимировича?

– Есть такое, он же до Москвы здесь работал, в Новоульяновске. Созванивался я с ним недавно. Много лестного о тебе рассказал.

– Значит, ты и справки про меня навел по своим каналам?

– Ну, а как же? Привычка… А с задумкой твоей я тебе помогу. Бывшие коллеги, уверен, не откажут мне. Если понадобится, и Черненко самого подключим.

– Ну, это уже лишнее, наверное, – пожал я плечами.

– Согласен, думаю, своими силами обойдусь.

– Спасибо, Сергей Альбертович.

– Да пока не за что… Вот прижмем гада, тогда поблагодаришь. Ну что, как коньячок? Давай еще по одной и за работу…

* * *

– Никита Егорович! – Катков влетел в кабинет, когда мы с шефом и Светой обсуждали придуманный мной план дальнейших действий. – На изъятых ботинках Савченко я обнаружил сажу!

– Ну и что? – Горохов недоуменно вскинул бровь на криминалиста. – Тоже мне новости. Что это нам дает?

– Как что? Вы сами подумайте… – эксперт плюхнулся на стул, вытер рукавом лоб и, хитро прищурившись, уставился на шефа.

– То белая глина, то сажа. Нет, глина нам определенно помогла, но сажа… Ты, конечно, специалист хороший, но вот ребусы разгадывать мне совсем некогда. Давай, выкладывай уже свои соображения.

Но Катков не торопился раскрывать интригу, налил себе из массивного графина воды и залпом осушил стакан.

– Хм… – я наморщил лоб. – Сажа… Интересно. В городе нет ее, разве что на котельной, но там ему нечего делать. А еще сажа есть на пепелище. Там, где у отца Савы дом сгорел.

– Точно, – хлопнул по столу пустым стаканом Алексей. – Там надо хвосты искать. Говорю вам…

– Но мы же там все осмотрели, – скептически заметил следователь. – Одни головешки, хлам и доски старые…

– Возможно, нужно еще раз глянуть, – предложил я. – С пристрастием осмотреть все.

Горохов почесал лысинку, покряхетел и выдал:

– Ладно, товарищи, собирайтесь, поехали… – а потом поразмыслив, спросил: – А Погодин-то у нас где?

– Охраняет Захарову.

– А, да, точно… Он точно один справится? – озабоченно уточнил Горохов.

– Думаю, да… На его стороне закрытая дверь и пистолет.

– Кстати, а как там Медведев? Тоже ведь, при поимке пострадал человек.

– Вчера у него в больнице был, врачи говорят, что жизнь вне опасности. Состояние стабильное. Крепкий мужик оказался.

– Ну, и слава богу, апельсинчиков ему надо будет закинуть.

– Он сигарет просит.

– И это сделаем.

– И самогона.

– Нельзя ему сосуды расширять, обойдется…

* * *

Сгоревший дом Савченко-старшего находился в массиве частного сектора Новоульяновска, который заполняли старые брусовые дома, постепенно переходившие в дачные постройки.

На место приехали всей группой, за исключением занятого охраной Погодина.

Дом, а вернее, черный остов с торчащей посреди печкой из закопченного кирпича ютился на самой окраине, возле леса.

– А тут как раз и дорога в лесок накатана, – Горохов деловито шагал вокруг пепелища. – Вон, смотрите, следы машины проходят отсюда. Судя по ширине колеи – это легковушка.

– Действительно, – проговорила Света. – Удобно отсюда тела возить в лес, как раз в те места, где мы их обнаружили.

– Вот только нет здесь ничего, – Горохов повертел головой, еще раз оглядел покосившийся забор – единственное, что уцелело после пожара.

На замшелой, покрытой налетом лишайника доске сидела огромная ворона. Зыркала на нас немигающим глазом, завернув голову.

– Что уставилась? – махнул на нее Горохов. – Рассказывай давай. Видела здесь «ВАЗ-2101» красного цвета недавно? Молчишь? У, ведьма!..

– Кар-р! – ворона взмахнула крыльями и улетела.

Вы, мол, высматриваете, а нашему брату и подавно все можно.

– Была здесь эта машина, – вдруг уверенно заявил Катков, чуть ли не ползая по земле. – Следы свежие, а… дождик у нас не так давно был, так ведь? Значит, точно свежие, не размытые.

– Так это, может, кто-то мимо проезжал? – Никита Егорович присел рядом на корточки, поколупал пальцем землю.

– Вряд ли, – заметил я. – Не проездное это место, а тупиковое.

– Да, да, – кивал Катков, чуть ли не роя землю носом. – И следы те самые. Я же протектор у изъятой «копейки» откатал, наизусть рисунок выучил. Во сне подними – воспроизведу. По общим признакам следов вижу, что это машина, на которой передвигался Савченко.

– Так, – Горохов шлепнул себя по щеке, убив припозднившегося комара. – Будем рассуждать логически… Зачем Савченко сюда приезжал? Место для него сакральное? Не думаю… Судя по всему, с отцом он не особо в ладах был. Скорее всего, что-то прятал здесь…

– Ну, да, – кивнул я. – Здесь точно никто искать не стал бы. Тем более что тут мы уже побывали, да и местная милиция тоже отметилась. Самое то для тайничка.

– Вот именно, – Горохов привычным жестом поднял указательный палец вверх. – Это идеальное место для схрона или…

– Или для той самой препараторской, – подметила Света. – Ведь само логово Мясника мы так и не нашли…

– Ищите любые следы, которые укажут на вход или что-то подобное, – распорядился Горохов, но мы и без его указания уже разошлись по пепелищу, осматривая каждый квадратный сантиметр.

– Нашел! – Алексей, чумазый, как Майкл Джексон в молодости, не жалея брюк и новеньких туфель, ковырялся в золе возле печки. – Здесь что-то есть!

Мы помогли ему разгрести завал. Там оказался железный люк.

– Кажется, то что надо, товарищи! – воодушевленно выдохнул следователь и, засучив рукава, полез нам помогать. – Взяли! Давайте на три. И р-раз!

«Три!» мы ждать не стали, потянули стальной лист, вросший в пепелище, и откинули его в сторону, подняв в воздух миллионы черных пылинок.

Прокашлялись. Внизу зияла чернотой яма.

– Есть фонарик? – засуетился Горохов.

– Я сейчас, – Алексей вытащил из криминалистического чемодана длинный серебристый фонарик аж на четыре круглых батарейки.

Горохов в нетерпении выхватил у него прибор, щелкнул ползунком и воткнул луч в яму.

– Картошка?! Проросшая картошка – и все? – разочарованно воскликнул он.

– Это же подпол, – сказал я. – Ничего удивительного.

– Доброго здоровичка, люди добрые, – проскрипел сзади нас чей-то голос.

Мы обернулись. На участке переминался старичок в кирзачах. Несмотря на теплый погожий день, в ватнике и картузе. Он щурился одним глазом, в который упорно лез дым от торчащей в пожелтевших зубах самокрутки.

Вы тут Дуську мою родненькую не видели?

– Какую Дуську? – недобро зыркнул на него Горохов. – Жена что ли?

– Зачем жена? Коза моя неугомонная. С привязи сорвалась и тиканула не знамо куда.

– Не видели.

Дедок с любопытством наблюдал за нашими поползновениями. Солидные дяди в костюмах ковыряются на пепелище.

– Потеряли чего, али клад нашли? – вытянул он морщинистую шею.

– Проходи, отец, куда шел, – буркнул Горохов. – Не мешай следственным мероприятиям.

– А, так вы из органов? – старик снял и смял картуз. – Так, может, я ентим самым мероприятиям следственным подсобить хочу. А вы меня гоните.

Начальник бросил долгий взгляд на мужичка.

– Подвал здесь на участке был? – без всякой надежды на дельный ответ спросил Горохов.

– Конечно, был. Митрич его сам выкопал. Самый огромный подвал в округе был. Во-от такенный! Митрич хоть и с култышкой вместо ноги, но силищи в нем было, как в экскаваторе.

– Что-то не похож он на огромный, – нахмурился Горохов, продолжая щупать фонариком дно ямы с прошлогодней картошкой.

– Так то вы не в подвал глядите, то подпол. А подвал в другом месте у него выкопан.

– В другом? – следователь резко повернулся и направил луч прямо в лицо старика, тот теперь и второй глаз прищурил. – Так что же ты молчал, отец?

– Дык я же говорю, помочь хочу.

– Показывай. Где был подвал?

Горохов даже выключил фонарик и шагнул к нашему нежданному гостю поближе.

– Так аккурат вон в тех зарослях лебеды, где забор поваленный. Но вы смотрите – после пожара он, скорее всего, обвалился, вон сколько хлама сверху накидано. Кирпичи да головешки.

Мы подошли к указанному месту.

– Смотрите, – Катков с ходу профессиональным взглядом выискивал следы, – трава примята. И вот еще… Эти доски недавно здесь лежат. Ну, или давно, но только двигали их. А вот еще кустики сломаны, вот этим забором и задели, когда тащили его, чтобы уложить сверху. А ну, помогите мне.

Мы уцепились за фрагмент поваленного забора, даже дед ухватился, и потянули. На удивление, сцепка из досок отползла в сторону очень легко, будто по накатанной, открывая пространство, заваленное досками. Их убрать не составило труда.

– Да, да, – суетился вокруг дедок. – Здесь у Митрича подвал и был.

Под завалом оказалась крышка, сбитая из толстенных плах. Относительно чистая, без слоя земли и грязи, явно её недавно поднимали. И не один раз.

Я ухватился за ржавую ручку и потянул. Хреночки! Попробовали мы с Катковым вдвоем (втроем тут толкаться смысла не было), но тоже ничего не вышло.

– А давайте я лом принесу! – оживился «дружинник» в картузе.

– Подождите, – я внимательно осмотрел люк. – Тут наверняка где-то запор есть. Ага. Вот! Скрытая задвижка.

Я поковырялся в земле, нащупал какой-то штырь, потянул за него. Что-то щелкнуло, и крышка дрогнула. Есть!

Снова схватился за ручку и поднял люк. Петли натужно скрипнули, нехотя открывая пространство внизу. Чернота. Из земли сразу пахнуло мертвечиной и гарью.

Горохов уже светил вниз фонариком.

– Что там, что там? – пытался протиснуться между нами дедок. – Ох, бог ты мы мой! Это что?! Нога человеческая? Ох, чтоб меня, зачем я это увидел?!

Старик отшатнулся, перекрестился и с выпученными глазами пробормотал:

– Людоедство какое-то…

– Не уходите далеко, – распорядился Горохов. – Понятым будете.

Но дедок уже задал стрекача. Не по годам резво, придерживая картуз, ломанулся прямо через засохшие заросли крапивы, бормоча на ходу, что, мол, Дуську искать надо.

– Нашли логово! – Катков аж приплясывал.

Света хмурилась и отворачивала лицо от смрадной ямы, а мы с Никитой Егоровичем свесили вниз головы.

Там в ряду, словно гробы, стояли грубо сколоченные ящики, наполовину засыпанные чем-то белым. В россыпях виднелись части человеческих тел.

– Что это там белеет? – морщился следователь, борясь с брезгливостью.

– Соль, скорее всего, – глухо предположил Катков. – Гниение останавливает.

– Спускаться надо, – кивнул Горохов. – Алексей, ты первый, заснимешь все.

– Я? – криминалист попятился.

– Я тоже спущусь, – не слишком уверенно успокоил его начальник. – Но ты должен следы первоначально зафиксировать, чтобы ничего не затоптали мы.

– Так, может, вдвоем сразу спустимся? – пробормотал Катков. – Чего время терять? А?

Опытные правоохранители, казалось, растеряли весь свой пыл ищеек, оказавшись лицом к лицу с жуткой картиной.

– Давайте я первым пойду, – предложил я, протягивая руку за фонариком. – Есть еще чем посветить?

– В машине был второй фонарик, – закивал Катков. – Я сейчас принесу.

Он сунул мне фотоаппарат и бодро помчался в сторону нашего «Москвича», а я стал спускаться. Вниз вела огромная, почерневшая от времени лестница – старая, но добротная. На ощупь холодная и твердая, как камень, судя по всему, сколоченная из лиственницы.

Вот мои ноги ступили на дно подвала. Или, скорее, огромного погреба. Пахло сыростью, падалью и чем-то мерзким и едким.

– Ну, что там? – сверху свешивалась голова Горохова.

Никита Егорович спускаться не торопился.

– Тут все наши потери! – крикнул я. – В этом ящике нога, так… здесь тоже, эта на женскую похожа. Никита Егорович, вижу голову и обгорелое туловище, скорее всего, Савченко старшего. Вот только руки Сипкина нет…

Голова, надо сказать, выглядела особенно кошмарно, и хорошо еще, что лежала в профиль, будто отчеканенная на монете, а не смотрела своими жуткими глазами прямо на меня. Они почему-то были открыты и их разъела соль.

– Черт! – ругнулся сверху Горохов. – Где нам теперь ее искать?

– Есть у меня соображения, Никита Егорович, я вам уже докладывал.

– Ну, да, ну да, – вздохнул следователь. – Надеюсь, товарищ Булкин нам поможет…

– Поможет, он мужик слова.

– Я пока описывать тут все начну, Алексей следы искать будет, а ты… дуй в город за судмедом, сообщение в дежурку сделай и понятых привези. Олега этого своего захвати, а то вдруг понятым сплохеет. Тут я не удивлюсь, – Горохов помялся, видно, отчетливо осознавая, что я-то прямо тут, а он так и остался сверху, у самого темного зева подвала. – А Олег, вроде, парень крепкий, и интерес у него имеется.

– Ага, – хмыкнул я. – Даже слишком большой интерес у Олежки.

Я снова вспомнил про свою недавнюю находку в его комнате.

Глава 24

– Ты в этом уверен? – уставился я на Каткова, мы отошли с ним немного в сторонку. – Ошибки быть не может?

Мимо по коридору шныряли сотрудники УВД, не обращая на нас внимания.

– Да, я не ошибся, – кивал криминалист. – Тот отрезок красной ленты, что ты мне дал для проверки, на одном конце полностью совпадает по линии разреза с отрезком ленты, обнаруженной на убийстве Черпакова.

– А если отрезать ровно сравниваемые образцы? – хмурился я. – Может ведь случайно совпасть фрагмент?

– Так там не совсем ровно было, чуть наискось разрез, – заверил Алексей. – Если знать угол линии разделения, то, чисто теоретически, можно, конечно, угадать и так же отрезать. Но практически – маловероятно, так отчекрыжить полоску, чтобы она точно совпала с другой.

– То есть, они ранее составляли единое целое? – уточнил я, все еще не желая верить выводам эксперта.

– Да. Тот фрагмент, что ты мне дал, и ленточка, изъятая с места убийства Черпакова.

Е-мое! Мысли скакали, как взбесившиеся жеребцы, срочно ища этому хоть какое-то объяснение – кроме очевидного.

– Кстати, ты так и не сказал, где ты взял образец? – не отставал Катков.

Сзади на лестнице послышались шаги. Я обернулся.

– Привет работникам советской милиции! – это был Олег.

Завидев нас, он расплылся в улыбке. Вальяжно так приближался, готовя руку для рукопожатия, как будто совсем привык к нашим коридорам и кабинетам.

– Все… Тихо… О нашем разговоре никому ни слова, – шепнул я Каткову и пошел навстречу парню.

– Привет советским студентам, – протянул я руку. – Ты вовремя, скоро начнем.

– Опять только в протоколах расписываться? – скривился Олег. – Задолбался быть кабинетным понятым. Не интересно это, вот вчера, когда осмотр делали на пепелище – это да, вот вещь…

И посмотрел куда-то в потолок, почти мечтательно.

– Ну, наша работа – не только по происшествиям рыскать, еще и бумажки, знаешь ли, приходится оформлять. Постановления разные выносить и вещдоки описывать. Ты думал, в милиции как в кино? Где герои к ком… к печатной машинке даже за все серии ни разу не подходят, а в руках только пистолет держат, а не шариковую ручку.

Сколько лет я здесь жил, совсем привык к этому миру. Но чертова красная ленточка сбивала меня, чуть не ляпнул сейчас про компьютер.

– Ты бы уже научился за меня расписываться и не дергал бы меня на эти бумажные отработки, – хмыкнул Олег. – Вот когда на место преступления ехать, тогда звони.

– Если ты желаешь связать жизнь с криминалистикой, привыкай, много бумажек будет в твоей жизни. Это только начало.

– Ну, не-е… В Минздраве немного по-другому, – Олег почесал за затылком. – Это у вас эксперт сам все делает, а у судебных медиков помощники есть – медсестры.

– Ну, до судмеда ты еще не дорос, так что шагай в восьмой кабинет, там наши тебя ждут, они уже в курсе.

– А ты?

– А мне еще одного посетителя надо встретить, – я взглянул на наручные часы – почти десять утра.

Скоро начнем…

Спустился вниз и вышел на крыльцо. Там курила пара ППС-ников и с ними участковый Осинкин.

– О, Андрюха! – тот сразу бросил ППС-ников и подошел ко мне, радостно потряс мою руку.

– Привет, дядя Петя! Как служба? – я тоже обрадовался, совершенно искренне.

– Помаленьку, – улыбнулся тот. – Слышал, взяли вы Мясника? Части тел нашли вчера на Сталеварной, говорят.

– Ага… Есть такое. Правда, Савченко пока не сознался, но я уверен, что это он. Там в тайнике, где нашли фрагменты тел, повсюду его отпечатки и следы его обуви. Теперь не отвертится, гад.

Бывалый участковый склонил голову и этак внимательно на меня посмотрел.

– Что-то ты какой-то напряженный, Андрей, не вижу радости в глазах. Раскрыл ведь. Такого маньяка изловил!

– Еще не совсем раскрыл, – кивнул я, соглашаясь с его наблюдениями.

– Как это? – Осинкин недоуменно на меня уставился.

– Тут такое дело… – я пригнулся к нему поближе. – Последняя жертва – дело рук не Савченко.

– Это Сипкин который? – участковый покрутил ус. – С чего ты взял? Тело без руки, нашли в лесу привязанным. Все сходится. Почерк тот же. Да и по времени смерти, насколько я понял, все совпадает.

– Впритык, но совпадает, – кивнул я. – Теоретически, мог Сава прикончить Сипкина, но есть и несовпадение – место обнаружения тела другое. Людное слишком, в отличие от прошлых. И другие нюансы имеются.

– Расскажешь? – Осинкин придвинулся ближе.

– Извини, дядь Петь, оперативная информация.

Мой собеседник поднял брови удивленно и как будто с легкой обидой, в глазах горел профессиональный интерес. Тот, из-за которого порой и ночами не спишь.

– Ну, ты же меня знаешь, Андрюх… – развел он руками. – Я ни-ни… Может, подскажу чего. Я же считай двадцать пять годков топчу эту землю в погонах.

– Ладно, – кивнул я. – Ты это и из сводки узнать можешь. Тут уже скоро вся милиция знать будет. Короче… Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, первые три жертвы отравлены угарном газом, а Сипкин – нет. Зато в его крови обнаружен этиловый спирт и клофелин.

– О-па, – Осинкин сдвинул на затылок фуражку. – Действительно, совсем другой способ убийства.

– Так. И прошлые жертвы были обескровлены в том самом подвале, где части тел нашли, а уже потом вывезены в лес, где мы их и находили. Там в подвале мы нашли лебедку самодельную, с помощью которой Савченко опускал и поднимал тела. На ручке лебедки тоже его отпечатки. И кровь обнаружена в подвале только первой и второй группы. Как у Морошко, Черпакова и Солнышкиной. У Сипкина же – четвертая группа.

– Это что получается? То есть, резали Сипкина не там, а прямо в лесу?

– Да…

– Во дела? Выходит, у нашего Мясника подражатель появился? Или, может, кто-то хотел его выгородить?

Осинкин всерьез задумался. Представил, наверное, как работал бы, если б вот такие дела доставались ему, а не алконавты со своими чекушками да кухонным боксом.

– Пока неясно, – я развел руками. – Работаю, дядь Петь.

– Слушай, – не выходя из своих раздумий, он ткнул меня пальцем в плечо. – А как Саченко травил людей угарным газом?

– Тут, я думаю, все просто… С Морошко и Черпаковым он лично знаком был, они ему с фабрики нелегально лак поставляли. Посадил их в машину, мол, переговорить. Наставил пистолет, увез в гараж, прикрыл двери и под угрозой пистолета держал, а машину не глушил.

– Допускаю. А сам почему не травился, если тут же стоял?

– Противогаз надевал. Нашли мы в подвале целый ящик с противогазами.

– Ясно… А Солнышкину он лично не знал?

– Нет, но ту просто мог на улице подсадить. Пофлиртовать и предложить довезти. Она дама незамужняя, могла повестись. Случайно ему подвернулась.

– Ну, удачи, Андрюх… – Осинкин похлопал меня по плечу. – Пошел я, у меня через полчаса прием граждан, а вечером ранее судимых по месту жительства проверять. Будь они неладны.

– Счастливо, – кивнул я и пожал ему руку.

Впрочем, Осинкин, кажется, возвращался к своей работе вовсе не с досадой, как он хотел показать, а с облегчением. Что есть кто-то другой, кто будет ловить маньяков и думать, к чему «приставить» отрезанные ноги. Кто-то вроде меня – если только и тому не надоест, он не сойдет с ума или не скурвится сам.

Тем временем к крыльцу подъехало желтое такси. Из «Волги» с черными шашечками на дверце вышла Маша и Погодин.

– Добрый день, Андрей Григорьевич, извиняюсь за опоздание. Признаться, я до последнего не хотела ехать. Все думала. Боюсь я его, понимаете?

Она мяла сумочку в руках, как будто собиралась разломать ее на части.

– День добрый, Мария, – я шагнул к ним, – вы не опоздали, как раз вовремя. Но вам нечего бояться. Савченко будет надежно пристегнут наручниками к стене, как я обещал. До вас он не доберется. Вы будете сидеть в нескольких метрах от него.

Но Маша снова замотала головой и подниматься на крыльцо не торопилась.

– Это сейчас не доберется, а потом? Когда вы его выпустите?

– Думаю, что он не скоро выйдет. Если вообще когда-нибудь выйдет.

– Все эти убийства… – Маша закусила губу, раздумывая и чуть помедлив с вопросом. – Это все-таки он совершил? Скажите, вы это точно знаете?

– Не волнуйтесь, – я открыл ей дверь. – Мы во всем разберемся. Помните, на что надо делать упор в разговоре? Давите на жалость, мол, что вы совсем одна, вашего любимого убили, и вам страшно. Возможно, у Бориса что-нибудь проснется человеческое, и он с вами перейдет в доверительный разговор. Ему я сказал, что вы хотите с ним встретиться, и по вашей просьбе мы устроили вам свидание.

– Он не поверит… Он знает, как я к нему отношусь, – замотала головой Маша. – Я ведь вам всё рассказывала, неужели вы не поняли.

Я аккуратно потянул ее за локоть.

– А вы притворитесь. Ведь после смерти отца у вас же не осталось родственников, кроме брата. Никого. Ведь так?

– Ну, да… – в глазах Маши промелькнула тоска.

– Все будет хорошо…

– Может, вы будете рядом? – Маша взяла меня под руку.

– Конечно, мы будем рядом – за дверью.

– Нет… в кабинете. Можно?

Если до этого она сделала несколько шагов, то теперь снова замерла в страхе.

– Тогда откровенного разговора у вас не получится, – пожал я плечами. – Федор Сергеевич, проводи девушку в следственный кабинет КПЗ.

– А вы куда? – встрепенулась Маша, будто боялась заходить в здание управления без меня.

– Скоро буду…

Сам я тем временем направился прямиком к Булкину.

– Разрешите? – постучал я и распахнул дверь.

– Входи, Андрей Григорьевич, – кивну полковник, дымя сигаретой с рядом мужиком в хорошо скроенном, но неброском костюме.

– Вот, познакомься, – кивнул он на собеседника. – Это Игнат Тимофеевич. Лучший специалист в своем деле, про которое мы с тобой разговаривали. А это Андрей Григорьевич – лучший сыскарь в Союзе по маньякам.

* * *

Освобожденная от замка задвижка лязгнула, разнося эхо по мрачному коридору подвала.

– Савченко! На выход! Лицом к стене, руки за спину! – скомандовал дежурный.

Я стоял рядом и наблюдал. Сава с гаденькой ухмылкой вышел из одиночки. Уперся лбом в шершавую, с потеками задубевшей краски стену. На его запястьях щелкнули наручники.

– Что, командир? – скосил он на меня хищный взгляд. – Отпускаешь?

– Не дождешься, – буркнул я. – У тебя свидание, о котором я тебе говорил.

– Так зачем тебе суетиться, свидания устраивать? Отпускал бы уже, и дело с концом. Хе-хе… Один х*р ничего у вас на меня нет, – просипел он, шагая по коридору в сторону следственного кабинета.

Я вспомнил, как Света говорила, что в одиночке он испугается, отчается и начнет сотрудничать.

– Ошибаешься, – я придержал его за плечо, остановив, наклонил голову к его уху прошептал. – Нашли мы твое логово, Мясник, на пепелище дома твоего отца. Там повсюду твои отпечатки. Так что можешь попрощаться с сестрой. Вряд ли ты ее еще когда-нибудь увидишь.

От этих слов Савченко перекосило. Он дернулся, будто пытаясь разорвать наручники, я схватил его за ворот и с размаху приложил о стену плечом. Сава стиснул зубы и заскулил от боли. А дежурный стоял и хлопал глазами, но не смел вмешиваться.

– Слушай сюда, урод! – процедил я. – Это тебе за Медведева и Гошу, а за остальных с тобой государство расквитается. Зеленки, лоб помазать, на всех хватит. Ты уже, считай, ходячий труп. Суд пройдет быстро, и приговор вынесут скоро. Сам знаешь, что такие резонансные дела не затягивают. Похоронят тебя, как безродного, с номерком вместо имени, а на могилку никто никогда не придет. Из цветов – только лебеда будет на холмике. А со временем и холмика не будет. Сравняется все, будто и не было тебя вовсе…

Слышно было, как Мясник скрипит зубами. Но в ответ он не проронил не слова. Я стоял и смотрел, как дежурный завел его в кабинет, где уже сидела Маша. Дверь захлопнулась.

– Ну как? – нежные руки приобняли меня сзади.

Я повернулся и чмокнул Свету в губы.

– Вроде, получилось… – улыбнулся я.

– Он вышел из себя?

– Еще как. Чуть от злобы не лопнул, но молчал, сука. Крепкий гад.

– Это хорошо, что молчал… – промурлыкала Света. – Скоро ему захочется выговориться.

Беседа Маши и Савченко длилась почти час. Я стоял в коридоре с Погодиным и ждал. Наконец, дверь распахнулась, девушка вышла. Лицо заплаканное, сама раскрасневшаяся, губы дрожат, взгляд бегает, пытаясь хоть за что-то зацепиться. Волосы растрепанные.

– Все нормально? – спросил Погодин.

– Да… – пролепетала Захарова. – Все уже позади…

– Пройдемте с нами, Мария, – я взял ее за локоток. – расскажете подробнее. Здесь обстановка не располагает. Поднимемся в восьмой кабинет, там хоть окна есть. А тут как в подземелье.

– Но… Можно я пойду домой? – Маша попыталась освободить свой локоть.

– Нет, нам надо взять у вас показания, – твердо проговорил я.

– Но ведь он мне ничего не сказал. Совсем ничего… Я имею в виду, про все эти кошмарные убийства.

– Ничего страшного, – улыбнулся я. – Зато у нас для вас новости.

* * *

Маша сидела в кабинете, вжавшись в стул и уперев глаза в пол.

– О чем вы разговаривали с гражданином Савченко? – смерил ее взглядом Горохов.

Рядом с шефом стоял Игнат Тимофеевич и колупался с хитрыми приблудами в виде аппаратуры в корпусе из черной пластмассы без маркировки.

– Мы просто вспоминали свое детство, – отрешенно пробормотала Маша. – Отца…

– Хорошо притворяетесь, гражданка Захарова, – зло хмыкнул Горохов.

– Я не понимаю, – всхлипнула Маша. – Я сделала, что вы просили. Можно я пойду домой?

– Она не притворяется, Никита Егорович, – Света внимательно разглядывала Машу. – У нее действительно прослеживаются негативные эмоциональные реакции. Неподдельные. Только переживает она не из-за отца или себя, а из-за брата. Испытывает бессилие от того, что не может ему помочь. Злится на нас, что мы его схватили.

– Что вы такое несете?! – глаза Маши сверкнули, а в голосе проскользнула неожиданная твердость.

– Успокойтесь, гражданочка, – осадил ее Горохов. – Послушайте-ка лучше вот это.

Следователь повернулся к КГБ-шнику:

– Прошу вас, Игнат Тимофеевич, включите запись.

– Запись? – Маша напряглась, пальцы ее впились в сидушку стула. – Какую запись?

– Запись вашего сегодняшнего разговора с братом, – хмыкнул Горохов, а специалист по прослушке включил магнитофон. Всё это записал скрытый жучок, установленный им в следственном кабинете КПЗ.

Послышалось легкое шипение и треск. Через некоторое время динамик проговорил Машиным голосом:

– Ты как? На тебе лица нет. Они тебя били?

– Нет, – прозвучал голос Савченко. – Но у меня плохие новости, сестричка… Они нашли наш подвал. Теперь мне крышка, там мои пальчики.

– Что? Как?… Как нашли? – голос Маши задрожал.

– Не знаю, этот чертов Петров – не опер, а сущий дьявол. Все было чисто, не подкопаешься, точно говорю.

– И что теперь будет? – Захарова всхлипывала.

– Мне и так вышка, убийство твоего дружка я возьму на себя, чтобы дальше не копали. Ловко ты его опоила на прогулке.

– Я просто хотела завершить начатое, – ответила Маша. – Он даже не пикнул. Не проснулся, пока я ему руку резала. Но все равно не получилось, как у тебя. Не могла же я его на прогулку заманить далеко, пришлось устроиться чуть ли не в парковой зоне. И отсечение гладко не вышло. Нет таких навыков, как у тебя. Но я справилась, Борь…