Текст книги "Курсант. Назад в СССР 10"

* * *

– Здравствуйте, девочки, – я приветливо улыбнулся трем бабулькам, что сидели на лавочке возле подъезда и бросали голубям крошки.

– Ха! Нашел девочек! – всплеснула руками одна из них, самая бойкая, в цветастом платке и с козьей шалью на плечах (несмотря на жару, утеплилась). – Когда я девочкой была, ты еще лет пять, как на свет белый не появился.

Пенсионерка, однако, расплылась в улыбке, мой комплимент ей явно понравился.

– Я вот в тринадцатую квартиру хочу попасть, – раскрыл я корочки. – Там Маша Захарова живет. Знаете такую?

– А этот тоже из милиции? – кивнула собеседница на Федю, что топтался за моей спиной и давил в кулак смешки, сдерживаясь от слова «девочки».

– Тоже. Вы не смотрите, что он как дурачок хихикает, на самом деле он сотрудник серьезный и опытный.

– Не похож он на милиционера, – ткнула узловатым пальцем в Погодина бабуля. – Рожа какая-то хитрая, как у Жоржа Милославского. Или как у Машкиного хахаля.

– Не волнуйтесь, дамы, уверяю вас, Федор Сергеевич тоже капитан милиции. А про какого это хахаля вы сейчас упомянули?

– Да разве их всех упомнишь? – махнула рукой собеседница. – Машка – потаскуха, меняет их чаще, чем Семенишна участкового врача на дом вызывает. Да еще выбирает таких, вот чисто как твой дружок – морды у всех холеные и хитрые-прехитрые, будто пенсию мою задумали заграбастать.

Погодинское лицо обиженно вытянулось.

– Очень интересно, и часто к ней такие вот Милославские, – я кивнул на Федю, – в гости захаживают?

– Раньше часто, а сейчас Машка угомонилась немного. Думали, померла, а она просто в отпуск пошла и на работу не ходит, вот и не видно ее.

– Так ее сейчас дома нет?

– Как же нет? Есть, сегодня с утра в магазин ходила, я точно видела. Сказала, что за хлебом пошла, а сама банку икры и сервелат еще прикупила, через авоську-то все видно. Вот скажи мне, товарищ милиционер, откуда деньги у советского человека, чтобы икру и сервелат каждый день трескать? Не новый год же на улице. И где она в нашем городе такие продукты нашла? Вот проверьте ее и арестуйте.

– А есть за что арестовывать? – прищурился я, как бы подначивая пенсионерку.

– Конечно, есть, мужикам женатым мозги пудрить – разве это не преступление?

– Конечно, преступление, очень тяжкое преступление, – с серьезным видом закивал я. – Вот как раз мне и понадобится ваша помощь в этом запутанном деле.

– А что делать надо? – еще больше оживилась дворовая активистка.

– В квартиру мне попасть поможете?

* * *

Дверной звонок дребезжал длинно и настойчиво. Мы с Погодиным притаились за углом на лестничной площадке, подальше от глазка, выглядывая, как «бабулька-дружинница» истязает сморщенным пальцем кнопку.

– Кто там? – раздался приглушенный женский голос из квартиры.

– Машка, коза такая! Опять ты меня заливаешь, а ну открывай, я на тебя участковому напишу, в ЖЭК и в собес пожалуюсь!

– Баба Лида, у меня вода даже не бежит, – ответила через дверь девушка.

– Не верю я тебе, а ну открой, пустобрешка, я сама гляну. Врешь поди!

Дверь щелкнула и распахнулась.

– Допрыгалась! – затрясла тогда морщинистым кулаком баба Лида. – Вот товарищи из милиции тебя арестовывать пришли. Будешь знать, как чужих мужиков к себе домой таскать. У меня в спальне от твоих амуров уже весь потолок осыпался!

Я быстро возник между дверным полотном и косяком, чтобы не дай бог дверь не захлопнулась, и потянул старушку за локоток, деликатно выводя ее из квартиры.

Та явно вознамерилась присутствовать при «аресте» бессовестной Машки.

– Спасибо, баба Лида, дальше мы сами.

– Как – сами, а разве вам свидетели не нужны? – пыталась протиснуться внутрь пенсионерка, тараня мою грудь худенькими плечами.

– Мы вас обязательно вызовем и все-все запишем, а пока прошу не мешать. Поймите, дело непростое, чужих мужиков водить – дело серьезное, тайна следствия должна соблюдаться, так сказать.

Борец за права обманутых мужчин (и их жён) нехотя отошла от двери и вздохнула:

– И про икру не забудьте спросить, товарищ милиционер.

– Обязательно спросим, спасибо, – я впустил в квартиру Федю и захлопнул дверь, чуть не прищемив бабе Лиде нос.

Девушка ошарашено на нас уставилась, явно не поняла, к чему комедия – кажется, даже не сразу меня узнала. Но лучше перестраховаться. Возможно, в квартире мог быть ее брат, маловероятно, конечно, но все же.

Держа руку на пистолете, я быстро осмотрел единственную комнату, вытянул шею и глянул на кухню. Пусто. Затем перевел взгляд на пол прихожей, где в тесноте ютилась лишь женская обувь. Вроде чисто.

– Ну, здравствуйте, Маша, – наконец выдал я. – Вот решил вас навестить.

– Вы ко мне с обыском? – вытаращилась на меня бухгалтерша.

– Мы просто побеседовать, а почему вы вдруг про обыск заговорили? – насторожился я.

– Не знаю… На фабрике у нас по полной проверка финансовой деятельности идет. Говорят, целая бригада заехала. Я сейчас в отпуске, как на иголках сижу…

Я вспомнил, как, вербуя Машу, представился особым ОБХСС-ником. Теперь понятны ее опасения.

– Нет. По части финансовой деятельности на фабрике у вас, конечно, не все гладко, но я готов на это закрыть глаза, если вы мне подробно расскажете о своем брате. Пройдемте в комнату.

– Брате? Вы про моего брата? Его уже выпустили?

Я сел на диван, а Маша напротив, на стул. Федю оставил дежурить в коридоре, знаком показал, чтобы незаметно еще раз обшарил квартиру, проверил ванную и кухню. Но особенно ни на что не надеялся – в квартире стояла какая-то исключительная тишина.

– Откуда выпустили?

– Так он же в тюрьме сидит… За убийство.

– Выпустили. Когда в последний раз вы его видели?

– Не помню, – девушка намотала на палец ярко-рыжий локон и картинно прикусила губу.

Через тонкий халат просвечивали очертания наливной груди. Слишком глубокий, чуть ли не до пупка вырез, смотрел на меня, пытаясь смутить.

– А вы постарайтесь вспомнить.

– Боря опять что-то натворил?

– Мы это выясняем, – туманно ответил я, пусть пока будет не в курсе, прощупаем сначала.

– Я не видела его лет десять, а может, и больше, – пожала плечами Маша, перекинув ногу на ногу. Из запуганной бухгалтерши, превратившись вдруг в Шерон Стоун.

– Как же так? Боря уже несколько месяцев, как свободой дышит, в Новоульяновск вернулся, а вы его, говорите, не видели?

– Понимаете. Мы с ним никогда не общались близко. Мы совершенно разные люди.

– Расскажите мне о нем…

– Вы не представляете, – глаза Маши округлились, и произнесла она это чуть ли не шепотом, будто боялась за свою жизнь: – Он страшный человек…

Глава 17

– Вот как? – я вытащил блокнот, чтобы делать пометки. – Страшный?

Везти Машу к Горохову я пока не стал. Пока есть психологический контакт с ней, лучше порасспрашивать девушку в привычной домашней обстановке.

– Расскажите мне о своем брате, – подбодрил я ее.

– Он с детства был не такой как все, как будто и не брат мне вовсе, – Маша запахнула халатик под горлышко и всё теребила пуговку на нем. – У нас и матери были разные. Отец, кстати, частенько его бил. Ну, я его не сужу.

Она поджала губы. Я нахмурился.

– За что?

– Понимаете, он мучил животных… Убивал бездомных кошек и собак. Заманивал их на заброшенный завод. И… Резал их на части отцовским охотничьим ножом. Вспомнить страшно, – девушка передернула плечами.

– И что, об этом никто не знал?

– Только я и отец. Папа был фронтовик, уважаемый человек, его постоянно приглашали на всякие встречи, собрания в школы и дома культуры – выступить или просто присутствовать. А тут сын таким растет, представляете, какое пятно на семье. Отец пытался выбить из него эту дурь побоями, но Борис лишь озлобился и убегал из дома частенько.

На глаза Маши навернулись слезы.

– Вы так переживаете за судьбу брата? – поинтересовался я, протягивая ей платок.

– Пусть он в аду сгорит, – вдруг еле слышно процедила Маша. – Нет. Мне его нисколько не жаль. Никогда не испытывала сочувствия к этому… Простите, не знаю даже, как его назвать… Садист.

– А почему тогда плачете?

– Извините… Отец умер не так давно, еще не свыклась с мыслью об этом.

– Понимаю, – кивнул я, а про себя подумал, что неплохо бы было навестить родителей.

Я, как приехал в командировку, был у них всего один раз. Завтра же зайду.

– А потом что было? Как развивались отношения у вашего брата с отцом?

– Что он натворил? – Маша вытерла слезы и уже смотрела на меня бодрячком. – Вы так интересуетесь его жизнью.

Я не стал очень уж лукавить.

– Борис Савченко подозревается в тяжком преступлении.

– Он кого-то убил? Этого следовало ожидать.

– Почему? – удивился я.

– Я же говорю, это не человек, это чудовище. И срок он отбывал за то, что прирезал человека.

Она снова поджала губы и вся напряглась:

– Отец его сдерживал. Несмотря на то, что у них были сложные отношения, брат все же отца уважал и прислушивался. А когда его не стало… Папа погиб по такой нелепой случайности, с непотушенной сигаретой в постели! Так я о чем – Борис мог запросто с тормозов слететь. Тем более, его не было на похоронах. А оказывается, он уже не был на тот момент в тюрьме. Если бы вы не сказали, я бы и сейчас бы считала, что он еще там.

Маша отвернулась. Конечно же, ей очень хотелось закончить этот болезненный разговор.

– Нет, он освободился и вернулся в Новоульяновск, только не пойму, почему вас не навестил, не поставил хотя бы в известность.

– Ему на меня наплевать, – девушка горестно пожала плечами. – Как, впрочем, и мне на него. Может, это и к лучшему. Не хочу даже знать, что он мой брат…

– Повезло вам с родственничком. Где он может сейчас находиться в городе?

– Я не знаю… Поверьте, если бы знала, то обязательно бы сообщила. Иногда мне кажется, что и моя жизнь в опасности.

И сказала она это как-то нервно и будто между прочим, но все-таки – совершенно серьезно.

– Почему?

Захарова замялась, как будто не знала, как подобрать слова.

– Понимаете… Отец всегда любил меня больше. Баловал. Борис это видел и чувствовал и всячески меня поддевал. А когда вернулся из армии, однажды вообще чуть не убил меня. Мы с ним поссорились, так, из-за какого-то пустяка. Я тогда была еще подростком. Он набросился на меня и стал душить. Представляете себе такое? Отец оттащил его, иначе…

Она закрыла лицо рукой.

– Что было потом?

– Он сказал, что просто не понял, кто перед ним. Якобы его переклинило. Извинялся, но знаете, что страшно – в глазах у него стоял холод. Я видела, что он нисколько не раскаивается. А отец ему поверил, сказал, что знает, что такое армия…

– Но ваш брат не воевал, или я чего-то не знаю?

– Однажды он напился и признался, что застрелил кого-то, когда был в карауле. Его оправдали, но он признался мне, что ему понравилось видеть, как из человека утекает жизнь струйкой крови.

Она дернула плечами, будто ей самой было холодно.

Интересный факт. Запрос из военкомата еще не пришел, таких подробностей я не знал. Но скоро узнаю…

– Маша, у него есть друзья в этом городе?

– Я не знаю… Боря всегда был нелюдим, но с кем-то дружил, наверное. Вот если бы папа был жив, он бы вам об этом рассказал. А я никогда не лезла в его жизнь, – Маша сцепила пальцы. – Только не говорите ему про наш разговор, когда найдете его. Прошу… Он мне этого не простит.

– Успокойтесь. Конечно, все останется между нами. Вы, в принципе, ничего такого и не сказали, лишь дали оценочную характеристику брату. Но ваши показания надо будет записать под протокол допроса. Это мы сделать обязаны.

– Показания? – встрепенулась Маша. – Зачем?

– Так положено… Вы его единственная родственница, а Савченко в розыске.

– А если он прочитает мой допрос?

– Если он его прочитает, это будет означать, что мы его задержали. И вряд ли уже выпустим, так что вам не о чем беспокоиться. Проедемте к следователю. Хорошо?

– Да, конечно, – вздохнула девушка. – Я только переоденусь.

– Подождите. Последний вопрос, где Борис научился владеть скальпелем?

– Скальпелем? – недоуменно переспросил она.

– Ну, или остро отточенным ножом.

– Не знаю. Он резал животных, наверное, тогда и освоил, точно не могу сказать.

В дверь позвонили, Маша вздрогнула. Я видел, что она действительно страшно боялась, так прикидываться никто бы не сумел, а для бухгалтерши и вовсе в этом не было бы никакого резона.

– Это он? – прошептала она.

– Не знаю, – я вытащил пистолет, Федя, который уже давно обошел комнаты и стоял рядом с нами, будто мой двойник, сделал то же самое.

Мы встали справа и слева от двери.

– Откройте, – прошептал я Маше, кивнув на замок.

Та подошла, посмотрела в глазок и тихо пробормотала:

– Ни видно ничего. Там закрыли глазок… Ой мамочки! Это он!

– Не бойтесь, мы с вами, открывайте.

Щелкнул запор, дверь распахнулась, и в прихожку спешно ввалилось тело.

– Стоять, милиция! – заорал Погодин, тыча в тело пистолетом, я тоже держал гостя на мушке.

Но это оказался не Савченко. Парень ошалело поднял руки, хлопая на нас глазами. В руке его был зажат букет из хризантем.

Перед нами стоял Сипкин.

– Вы чего, мужики? – сглотнул здоровяк и, повернувшись к девушке, добавил. – Маш, че происходит ваще?

– Опусти ствол, – кивнул я Феде. – Этого кренделя ты должен помнить. Сипкин, мать его за ногу. Постоянно путается у меня под ногами.

– Маш, че они здесь делают? А? – парень насупился на девушку.

– Не то, что ты подумал, – хмыкнул я. – Гуляй отсюда, Маша пока занята.

– Это моя девушка, – морщил лоб Вова. – Маш, скажи им.

– Ты почему глазок закрыл, дурак? – взорвалась Захарова. – Я чуть со страху не умерла.

– Так сюрприз хотел сделать, – здоровяк махнул букетом. – Вот! Старался, свеженькие выбирал, а ты!

– Знаю, как ты выбирал, – Маша уперла руки в бока. – Опять с клумбы срезал!

– А хоть и с клумбы! – Сипкин уже начал потихоньку краснеть от возмущения. – Для тебя же старался! Не продают сейчас нормальных цветов, только гвоздики. А розы у барыг знаешь сколько стоят?

– Ну, спасибо! Роз я не заслужила… Достойна только стыренных с клумбы цветов! Да?

– Да ну тебя, – Сипкин швырнул букет на пол и, что-то бубня себе под нос, вышел из квартиры.

– Дура! – через некоторое время раскатами послышалось с лестничной площадки.

– Сам дурак! – бросила вдогонку Маша.

– Хм… – я застегнул кобуру. – Интересные у вас женихи.

– Да какой он жених, – отмахнулась Маша. – Оболтус…

– Однако же, цветочки вам носит, – волей-неволей я вспомнил те ромашки, с которыми застал его в бухгалтерии. – Значит, не все так плохо в ваших отношениях?

– Завтра прибежит прощения просить, – кивнула Маша. – Свалился на мою голову.

– А вы, смотрю, не слишком против, – вставил Федя.

– Не против чего?

– Его прощения, – вежливо пояснил за него я.

– Я женщина свободная, – фыркнула Маша. – Кого хочу, того и прощаю.

– Понятно. Обувайтесь, свободная женщина, машина внизу.

Пока Маша собиралась и красила губки, мы с Федей ждали ее у подъезда.

– Слушай, Андрюха, – Погодин состряпал умное лицо. – Я вот что думаю… а может, этот Савченко сам убил отца? Судя по всему, отношения у них были так себе… Ведь он освободился когда? Как раз незадолго до его смерти. И даже на похороны не пришел.

– А зачем ему его убивать, а потом тело из могилы похищать и «достраивать»? – наморщил я лоб.

– Да хрен его знает. Этих психов я никогда не понимал, это вы со Светой в их больном запутанном мирке разбираетесь.

Я только фыркнул. Спасибо, хоть меня маньяком не назвал. И добавил:

– Мысль интересная, вообще-то. Надо будет проверить отказной по гибели Савченко-старшего. Как он там сгорел, посмотреть.

* * *

Последующие дни поиски Маньяка ничего не дали. Город уже стоял на ушах. Слухи о том, что Мясник бегает на свободе, просочились до общественности. Пресса и телевидение, конечно, замалчивали историю о маньяке, но горожане, стоя в очередях, кучкуясь на лавочках во дворе, пересказывали друг другу страшные истории о Новомихайловском Мяснике, который похитил уже и расчленил, как минимум, два десятка человек. Трупы он подбрасывает в лес, а отрезанные части тел ест сырыми. И даже есть женщина, которой удалось спастись. Но от страха она тронулась умом, разучилась говорить и ничего следствию сообщить не может. Бедняжка…

Горохов совместно с Булкиным организовал тотальное прочесывание в городе гаражей, где могла быть «разделочная» маньяка. Рейды проводились совместно с дружинниками, добровольцами от профсоюзов и парткомов и другими сознательными гражданами.

В милицию даже пришло письмо от юного председателя совета дружины из средней школы номер три, в котором говорилось, что комсомольцы-старшеклассники готовы принять посильное участие в поимке маньяка. Но детей, естественно, привлекать не стали, а сообщили о письме в горком, чтобы те по по возможности урезонили на местах нарастающую панику и распространение слухов.

Ежедневно в дежурную часть управления поступали десятки звонков от взволнованных, но бдительных граждан, которые сообщали, что видели в своем подъезде или в магазине возле дома, иногда во дворе, подозрительного человека, похожего на Мясника. Фото его распространили по городу, развесили ориентировки в общественных местах, без упоминания преступного послужного списка, чтобы лишний раз не нервировать народ. Просто написали, что разыскивается этот гражданин за совершение особо тяжкого преступления. Но народ уже знал своего «героя», и кроме убийств Мяснику ежедневно приписывали еще грабежи и прочие изнасилования. Судя по звонкам в дежурку, появлялся Савченко в городе сразу в нескольких местах, причем зачастую на разных концах Новоульяновска одновременно.

Поначалу на такие сообщения реагировали оперативно, снаряжая на выезд группу немедленного реагирования, которую создал Булкин на базе батальона ППС. Отобрал милиционеров посноровистее и покрепче, вооружив их автоматами, этакий зачаток спецназа. Но через пару дней на такие телефонные сообщения даже перестали реагировать. И если и было среди них дельное и стоящее, оно затерялось в тонне людских домыслов и страхов.

Гоша, тем временем, шел на поправку, Мытько его заштопал, как надо. Я навестил его дома. В ресторане он пока не появлялся, не хотел показываться на людях, как он выразился, «больным и немощным». Я поинтересовался у каталы, кто же все-таки ему рекомендовал пристроить к себе Савченко, он туманно развел руками, мол, малява была с зоны от одного авторитетного человека, которому вера есть. Темнит что-то Гоша, ну да ладно… Уверен, что он не знал о таких извращенных наклонностях своего недавнего подчиненного. И на Гошу бывает проруха…

* * *

– Пришли результаты экспертизы из области, – радостно сообщил Катков на утренней планерке.

– Какой именно экспертизы? – вскинул брови Горохов. – Мы чего только уже не назначали.

– По веревкам из пеньки, которыми жертвы привязаны были к дереву, – уточнил Алексей.

– Мы же их в Москву, на запаховые следы отправили? – следователь озадаченно пригладил жидкие волосы.

– Помните, мы от каждой кусочек отрезали и направили дополнительно в область еще, разделили объекты. Вы разве забыли?

– Не забыл, – хмыкнул Горохов. – Это я тебя проверял.

Не мудрено тут забыть. Постановления о назначении судебной экспертизы выносит следователь. Но печатать кучу таких бумажек Никите Егоровичу недосуг, через него и так все протоколы, осмотры и прочие обыски проходят. Вот и делегировал он неофициально Каткову свои полномочия по назначению экспертиз. И правильно сделал. Криминалист всегда грамотнее это самое постановление состряпать может, вопросы нужные поставить на разрешение для коллеги-эксперта, объекты и образцы должным образом описать. А фабулу и обстоятельства дела, кочующие из постановления в постановление, можно запросто как шаблон одни и те же вставлять.

Вот и занимался наш Алексей всей бумажной работой по части назначения экспертиз. Криминалистических, медицинских и специальных, таких как химическая (по-умному, называется экспертиза материалов, веществ и изделий), почвоведческая и прочих запаховых исследований. Горохов просто знакомился с документами, одобрял их и визировал размашистой подписью.

– Так вот, – Катков выложил на стол шефа пачку отпечатанных листочков с синими круглыми оттисками печати и подписями на каждой странице. – Веревки на каждом месте преступления, если вы помните, выглядели не совсем новыми. Я бы сказал, грязными. Будто в земле вываляны.

– Ну, и? – Горохов нетерпеливо постучал пальцем по подлокотнику кресла. – Что не так с составом веревок?

– С составом все в порядке, ничего необычного. Но вот наслоения на них мне показались подозрительными. Вот я и накатал постановление о назначении почвоведческой экспертизы.

Горохов отрывисто кашлянул в кулак.

– То есть, вы накатали, Никита Егорович, по моим соображениям, – поправился Катков. – То есть, написали. Так вот. Перед экспертом такой вопрос поставили: «Имеются ли на представленных предметах почвенные наслоения, какова их локализация?». По образцам веревки провели почвоведческую экспертизу, и выяснилось, что на каждом фрагменте имеются частички каолина.

– Это что еще за зверь? – Горохов схватил бумаги и стал листать экспертное заключение.

– Белая глина, – заявил Катков. – Используется для производства керамики, мелования бумаги и…

– А где в Новоульяновске такие производства? – перебил его следователь.

– Да вроде нигде, – пожал плечами Алексей.

– Был керамический завод, давно когда-то, до войны еще, – вспомнил я особенности своего города. – Но его давно нет. На его месте построили гаражи, а земля до сих пор белесая там…

– Отлично, – потирал руки Горохов. – Круг поиска логова Мясника сужается. Молодец, Алексей!

Я подошел к карте города, развешенной на стене.

– Так… Сколько там у нас гаражей? – я ткнул пальцем в северную окраину города. – Немного, кооператив небольшой. Мы там не проверяли еще? – спросил я у Горохова.

– Не добрались, – ответил Федя.

Он, в наказание за свою инициативу с версиями, был у нас ответственный за поисковые мероприятия.

– Значит, так… – Никита Егорович разминал кулаки. – Местных туда не направлять. Сами проверим, гаражей немного, нельзя его спугнуть. Андрей Григорьевич, возьмешь с собой Федора – и прогуляйтесь там, присмотритесь. Только народ не пугайте, корочками не светите.

– Сделаем, – кивнул я. – Поговорим с людьми, оденемся попроще, сольемся с народом, так сказать.

– Вот и правильно, а с обыском туда мы всегда нагрянуть успеем.

– Согласен, – кивнул я. – Если найдем его логово, светить его не будем. Лучше там засаду выставить и подождать.

– Так и сделаем, – хлопнул ладонью по столу Горохов.