Текст книги "Курсант. Назад в СССР 10"

Он поводил свободной рукой в воздухе – мол, всякое бывает.

– ОБХСС на вас, что ли, натравить? – улыбнулся я.

– Да были они здесь, и не раз. Сомов на совещании докладывал, что все чисто у нас.

– Все чисто, а ты, получается, слухам больше веришь? – уставился я на друга.

– Говорю же, Андрей, не нравились мне они, эти двое.

Ну что у него за привычка такая – вечно мнется?

– И все же давай поконкретнее. Почему не нравились?

Друг вздохнул, поморщился, отставил кружку на журнальный столик и тихо сказал:

– Да Черпаков этот к моей Любе пытался клеиться.

– К жене, что ли?

– Ну, тогда она не была еще моей женой, обычной работницей на фабрике трудилась.

– Так у тебя личная на него обида? – хмыкнул я. – Дал бы в тыкву, делов-то.

– Это слишком банально, – глаза Трошкина вдруг блеснули, он замер с чайной ложечкой в руке. – Я придумал кое-что более интересное.

– Вот как? Поздно ты придумал. Его уже в живых нет.

– Стало быть, повезло ему, – улыбнулся Илья и забренчал ложечкой в кружке.

– С Черпаковым все ясно, – кивнул я. – А Морошко чем тебе не угодил?

– А этот товарищ не совсем честным оказался. Представляешь, он мне характеристику с прошлого места работы подделал. Накатал себе дифирамбы на бланке, даже печать кадровскую где-то раздобыл. Вот только не все рассчитал, с ошибками глупыми напечатал, да и по форме характеристика эта сильно отличается от других, что в ходу у нас. Я сразу понял, что поддельная. Ну, что это за безобразие? Сказал об этом директору, товарищу Сомову, а тот только рукой махнул, мол, не заморачивайся, товарищ Илья Игоревич, нам на характеристики побоку, лишь бы не судимый и не пьющий был. Я хотел все-таки куда надо сообщить об этой характеристике, но вот – Морошко тоже приказал долго жить.

Он даже вздохнул с каким-то разочарованием.

– А ты, я смотрю, мстительный, Илюха? А?

– У тебя научился, решать свои проблемы. Помню, как ты меня все шпынял и жизни учил, чтобы я мужиком стал.

– И как, – улыбался я. – Стал?

– Не знаю, – вздохнул Трошкин. – Иногда мне кажется, что я слишком добрый. Вон и Петрович так считает. Жестче надо быть, тем более, на такой должности. Иначе самого сожрут или на шею сядут.

Он уставился в чашку и замолчал.

В дверь постучали.

В приоткрывшуюся щель просунулась голова и плечи какого-то работяги:

– Разрешите, Илья Игоревич?

– Вы кто? – уставился на него Трошкин.

– На работу устраиваться, заявление написать. На свободную вакансию…

– Не видите? Я занят! – отбрил тот посетителя. – В коридоре ждите.

– Извините, – работяга скрылся.

– Ого, – присвистнул я. – А говоришь, добрый. Вон какой командный голос у тебя прорезался, прямо как у Зверевой, когда она в этом кабинете заседала.

Илья на секунду задумался, поиграл желваками и проговорил:

– Раиса Робертовна все-таки хорошим человеком была. Резким, импульсивным, но хорошим.

Я уловил в глазах друга мимолетную грусть.

– Э, ты чего? У тебя жена, Илюха, а ты старую любовь вспоминаешь…

– Да все, проехали, – тряхнул головой Илья. – Кстати, Олег – сын ее, заходил недавно.

– Куда? – я вскинул брови на собеседника. – На фабрику?

– Ну, да… Сказал, что ко мне. Я, конечно, обрадовался, помнит меня. Но мне кажется, он лукавит.

– В каком это смысле?

– Сам знаешь эту молодежь, просто так они не приходят проведать, им всегда что-то нужно.

– И что было нужно Олегу? – насторожился я.

– Я так и не понял, – пожал плечами друг. – Так же кофе с ним попили, как вот с тобой, сказал, дескать, ему приятно в кабинете матери еще раз побывать, ведь она его раньше часто на работу с собой таскала, когда садик на карантине был. Воспоминания из детства, так сказать…

– Хм… Странно, – задумчиво проговорил я. – А мне казалось, что Олег не испытывает особо теплых чувств к своей биологической матери. Не любит вспоминать.

– Эх… – вздохнул Трошкин, кулаки его сжались. – Знал бы, что все так обернётся с Раисой – убил бы…

– Кого? – мои брови снова полезли наверх.

– Ее убийцу… Ухажера этого тайного, Степанова, который потом ее и прирезал и Олега похитил.

Я смотрел на старого знакомого и удивлялся.

– Его наказание уже постигло. Сидит за преступление своё.

– Да выйдет он скоро, – махнул рукой Трошкин. – А Раиса в земле. Как жаль, что он всего лишь тюрьмой отделался…

* * *

После общения с Трошкиным я вышел на улицу.

– Андрей Григорьевич! – окликнул меня женский голос.

Я обернулся. Это была бухгалтерша Маша. Она явно караулила меня у выхода.

– Маша? – я удивленно кивнул ей, и мы отошли в сторонку.

– Андрей Григорьевич, я вспомнила, – Маша огляделась. – Вадик незадолго до смерти упоминал одного человека… Он как-то выпил лишнего и сболтнул, что это очень опасный человек. Я спросила, почему. Но он сразу прикусил язык и больше про него не говорил. И даже не сказал, какое отношение тот к нему имеет.

– Какого человека?

– Не помню точно… Имя странное. Даже не имя это, скорее всего, а прозвище.

– Вспоминайте, Маша, – подбодрил я ее. – Чем ближе я подберусь к разгадке убийства вашего бывшего, тем дальше отодвинусь от ваших с ним махинаций с социалистической собственностью.

– Вроде, Гоша его зовут… Да, Гоша.

– Гоша?! – опешил я. – А почему прозвище, это же имя?

– Имя, да, – кивнула Маша. – Но там еще было слово, второе… Азия, что ли. Гоша Азия или что-то в этом роде. Странное такое прозвище.

– Может, Индия?

– Да, точно! Гоша Индия.

* * *

– Привет, Курсант! – громко проговорил Гоша, перекрикивая ресторанную музыку, он уже встал с диванчика и протянул мне руку. – Рад тебя снова видеть в нашем захолустье. Неужели из ментовки ушел и ко мне пришел наниматься?

– Не дождешься, – улыбнулся я и пожал крепкую, как разделочная доска, ладонь. – Я здесь в командировке. Вот решил старого друга навестить.

– То несколько лет носу не кажешь, то за месяц второй раз появляешься, – ухмыльнулся Гоша. – Присаживайся. Вино? Коньяк?

– Чай.

– Не пойдет, – нахмурился Гоша. – Не так часто видимся, чтобы чаи распивать, – местный авторитет махнул официанту, который заискивающе выглядывал из-за колонны.

Тот мигом принес бокал, а Гоша налил мне какого-то красного грузинского.

– Попробуй, – кивнул он. – Из старых запасов, в магазине теперь такого не купишь.

Я пригубил бокал, не стал уж слишком настойчиво отказываться.

– Ну, рассказывай, – лыбился Гоша.

– Что рассказывать?

– Вижу, что не просто так ко мне пришел, я тебя не первый год знаю. Вид у тебя, будто опять меня в чем-то подозреваешь. Как тогда.

– Я мент, мне по службе положено подозревать, – улыбнулся я.

– Даже старых друзей? – Гоша испытующе на меня посмотрел.

Глава 9

– Понимаешь, какая петрушка… – я потер виски, собираясь с мыслями. – Тебе я доверяю, как себе, но… Короче, в городе снова завелся маньяк, мы его Мясником окрестили, так вот, обе его жертвы работали на музыкальной фабрике. Но не в этом суть. Каким-то непонятным хреном твое имя в этой мутной истории фигурирует. Слышал про Морошко и Караваева?

– Слышал, – кивнул Гоша, – «всадник без головы» и пират, старина Сильвер.

– Всадник без головы – это понятно, но почему пират? – опешил я.

– Так без ноги же… Тоже без левой, как у этого отморозка из «Острова сокровищ». Будто садюга пытается изобразить героев старых романов.

– Хм… Интересная мысль, – я задумался и улыбнулся. – Получается, не Мясником его надо было назвать, а Библиотекарем, например? Зря мы мясные рынки шерстим, хирургов проверяем, нужно в книжных магазинах его искать. Ну, или в городской и школьной библиотеке.

– Вроде того, – хмыкнул Гоша, – вот видишь, я тебе мысль дельную подкинул, а ты меня в подозреваемые записал…

– Никуда я тебя не записал, – наморщил я лоб. – Просто спросить хотел, знал ты убитых или нет.

– А если знал?

– Расскажи.

– А ты мне потом браслеты не оденешь? – хитро улыбнулся Гоша.

Я изобразил взгляд честного милиционера.

– А есть за что?

– Гошу Индия всегда есть за что посадить, – хмыкнул тот, – но этих двоих ни я, ни мои люди не убивали. Хотя признаюсь, Черпакова и Морошко я давно завербовал.

– Ну, – я уставился на него. – Что замолчал? Обещаю, что все останется между нами, я не дам хода твоим грешкам. Они же не с убийствами связаны, а на остальные мне плевать. Для меня самое главное – маньяка поймать.

– В общем, эти двое действительно на меня работали, не в команде, конечно, а так… По мелочи. Тырили с фабрики лак. Он там качественный, импортный, специально для инструментов подобранный, а я его поставлял для местных шишек – на дачи и баньки блеск наводить.

Я чуть не поперхнулся.

– Вот оно что… Не думал, что Гоша Индия станет размениваться по таким мелочам, как хищение лака с фабрики, – хмыкнул я, не стараясь спрятать удивление.

– По-твоему, если мне воровать, то по-крупному? – рассмеялся Гоша. – Да нет. В воришку я не превратился, с этого я даже и не имел ничего толком. Так, почти в убыток сработал. Но сам понимаешь, что в наше время контакты нужные поддерживать надо. Сегодня я им лак поставил, а завтра они мне поблажку какую сделают, глаза на что-нибудь закроют. Это называется деловыми отношениями, нет у нас в стране пока такого понятия, а потребность в них уже давно назрела.

Я бы назвал это иначе. Ты – мне, я – тебе, или круговая порука. А впрочем…

– Ясно, – кивнул я. – Просто почему-то именно этих двоих убили, может, совпадение, а может… – я задумался.

– А может, я их убрал, – рассмеялся Гоша. – Так? И под маньяка все выставил.

– Я такого не говорил, – отмахнулся я.

– Но подумал, – хлопнул меня по плечу Гоша.

– Главное, что я тебе верю, – на полном серьезе проговорил я. – А вот другие могут так подумать.

– Знаю, проходили уже, – Гоша нахмурился. – Помню, как меня чуть под убийство Дубова не подставили. Спасибо тебе, разобрался.

– За такое спасибо не говорят. По-другому и быть не могло, – я вздохнул. Что-то не клеилось ничего. – Давай уже выпьем, наливай. Как дела-то вообще? Расскажи…

Гоша наполнил бокалы:

– Да потихоньку…

– А я слышал, что новый начальник милиции тебя не жалует. Людей твоих многих на нары вернул. На хвост тебе наступил.

– Издержки производства, – хмыкнул Гоша. – Но, по-хорошему, я даже рад, что он почистил мои ряды. Много беспредельщиков развелось в последнее время. Даже в моем окружении. В узде всех не удержишь. Если человек с головой, то со стороны властей предъявить ему нечего. А некоторые архаровцы почуяли силушку – и поплатились. Раньше как-то правильнее все было. Уважали законы воровские. А сейчас все больше молодежи появляется, которые не то что порядков не знают, даже ни одной ходки за плечами нет, а в бутылку лезут. И гонору столько! Чую, грядет времечко, когда авторитет «правильного» вора ничего значить не будет. Хаос тогда начнется в криминале и беспредел. Понимаешь?

– Угу, – кивнул я.

Мне ли не понимать. Уже скоро, к началу 90-х годов, преступный мир окончательно разделится на два основных и противоборствующих лагеря – блатных и спортсменов-бандитов.

Блатные чтили воровской кодекс, «спортсмены» же противопоставляли жизни по понятиям беспредел и силу.

Законники – представители так называемого старого воровского мира, криминальной общности со сложившимися правилами поведения в преступной среде (или понятиями) – беспрекословно соблюдали условности, как на воле, так и в тюрьме.

«Спортсменам» на все это было начхать. Их банды формировались главным образом из бывших титулованных спортсменов, военных в запасе, милиционеров и других отставных силовиков.

Если воры в законе предпочитали решать спорные вопросы, прежде всего, путем переговоров, то бандиты действовали по принципу «нет человека – нет проблемы». Своих конкурентов они попросту ликвидировали или, в лучшем случае, жестко «прессовали».

Гоша чувствовал приближение раскола. Уже сейчас, в восемьдесят шестом, складывались все предпосылки к этому. Но, не имея моего опыта, мало кто смог бы сейчас его сетования понять.

– Ты что задумался? – вывел меня из размышлений Гоша.

– Ты мне все испортил, – улыбнулся я. – Эх! Теперь нового подозреваемого искать.

– На живца его надо брать, – подмигнул Гоша, похрустывая грибочками.

– Это как?

– Ты сам как-то рассказывал, что каждый маньяк ищет общественного признания и славы. Возьми и посади невиновного, тогда убийца обидится, что его доблестные «труды» присвоены, и проявит себя.

– Легко сказать, посади. Где ж я тебе этого невиновного найду?

– А что, у нас разве всех за дело осуждают? – повёл Гоша плечами. – Ты мне-то не рассказывай. Улики состряпай и вперед.

Я замотал головой.

– Не, я так не могу. Тут что-то хитрое придумать надо, чтобы его выманить.

Звяк! На пол упала бутылка, которую подошедший официант неуклюже смел со стола локтем. Осколки щекотнули брызгами по ногам, хорошо хоть пустая была, и не придется вино от брюк отстирывать.

– Ты что, криворукий? – впился в него взглядом Гоша. – Глаза-то разуй!

– Простите, – проблеял официант и, опустившись на колено, принялся собирать осколки на поднос. – Я сейчас все уберу.

– Да встань ты! – поморщился Гоша. – Возьми веник. Не ползай на коленях, чай не перед барином извиняешься.

– Да, да, я сейчас принесу веник, – официант смылся.

– Во! – кивнул Гоша. – Давай я щас его при всех погромче отчехвощу и прилюдно выгоню. А наутро вы его труп найдете без головы или руки, ну или без чего-нибудь еще, как сам решишь. Свидетели есть, что я на него обозлился, мотив, стало быть, тоже у меня имеется. Вы меня – в КПЗ на двое суток. Как подозреваемого, и припишете маньячные дела. Настоящий убийца обидится и проявит себя.

– Да, но есть небольшая проблемка, – улыбнулся я. – Людей и официантов нельзя убивать. Ты забыл? Это тебе не ход в шахматах.

Гоша даже засмеялся.

– Так я ж не по-настоящему. Этот оболтус криворукий – мой родственничек дальний. По блату здесь держится, я его спрячу и велю носа не казать. А ты по сводкам пустишь, что, мол, труп обнаружен гражданина Рогова, двадцати пяти лет от роду. Мои ребята тоже слухи понесут. Прессу бы еще припрячь, но у нас цензура не пропустит дела такие, мясницкие, освещать на публику. Но и так хватит сводки и сарафанного радио, чтобы кипишу на весь город навести.

Кажется, Гоше вся эта задумка очень нравилась. Как старый актер, он хотел снова выйти под огни рампы.

– А потом что? – размышлял я.

– А потом ты меня отпустишь, типа, под подписку, мол, доказательств пока мало для обвинения собрал.

– И?

– Ну, тут два варианта. Либо маньяк затихарится, чтобы на меня все скинуть, либо сам выйдет на меня, чтобы убрать.

Я опешил.

– Зачем ему тебя убирать? Маньяк – не киллер, он жертв убивает по веянию своей черной душонки, а не по расчету.

– Как зачем? Чтобы славу свою отвоевать. Ведь если он будет дальше убивать, то наверняка молва уже все последующие убийства будет мне приписывать, по-накатанной, так сказать. А так, меня уберет – и дальше можно кровожадное восхождение совершать.

– Идея интересная, – я задумчиво вертел в руке пустой бокал. – Только есть одно но. Одно, но большое. Если он вообще, в принципе, больше не собирался никого убивать? Или испугается и на дно заляжет, подумает, что лучший вариант – это свалить вину на другого. То есть на тебя.

– Не заляжет, – замотал головой Гоша. – Судя по изуверствам, которые он с трупами жертв проделывает, это настоящий псих. Я думаю, что такой никогда не остановится. Никогда, даже если захочет.

Умел, однако, Гоша разговор так повернуть, чтоб спорить с ним не то что бесполезно стало, а вовсе расхотелось. Я только кивнул:

– Ты прав, я подумаю над твоим щедрым предложением. Я, знаешь, не один решаю.

– А что тут думать? Вон криворукий уже возвращается, давай я ему щас прилюдно втыка дам и взашей выгоню. А?

– Нет, надо будет поискать другого кандидата на «труп», сам же говоришь, что родственник. Не поверят, что ты его убил. Тем более, у тебя репутация совсем не убийцы.

– Ну, как знаешь, – улыбнулся Гоша. – Если что, только маякни.

– И охота тебе двое суток в КПЗ торчать?

Я всё-таки решил выяснить, что стоит за его внезапным энтузиазмом. Когда мы с ним раньше работали вместе, всё было понятно – он искал убийцу родной дочери. Ну а сейчас какие мотивы?

Гоша, как ни странно, отмалчиваться не стал:

– Эх… Жизнь жестянка. Скучно, Курсант, как-то жить стало, понимаешь. Каждый день одно и то же, а так хоть городу помогу от Мясника вашего избавиться. Ну и тебе медальку заработаем. Что бокал вертишь? Ставь на стол, еще плесну винца. Давай, за наш успех.

– Давай… – хмыкнул я.

Ну, даёт Гоша Индия.

К нам подошел сухопарый субъект в черном, как плащ Дракулы, костюме. Даже землистой мордой и впалыми щеками на вампира похож. Возраста неопределенного, уже не мальчик, но еще без седины. Покосился на меня, наклонился к Гоше и стал что-то шептать на ухо.

Несмотря на шум-гам от посетителей, я расслышал обрывочные фразы: «… мент… гнать надо… нельзя доверять».

Гоша поморщился и отмахнулся от «Дракулы», что-то ему ответил, и тот снова недобро глянул на меня немигающим змеиным взглядом. Нехотя кивнул Гоше в ответ и удалился, сверкнув напоследок татуировкой на тыльной стороне ладони. Восходящее солнце с тремя лучами. На воровском языке такая татуха означает три ходки.

– Это что за гробовщик? – усмехнулся я, когда тот скрылся за колонной.

– Да помощник мой новый, Сава, – Гоша откинулся на спинку диванчика.

– Судя по всему, я ему не очень нравлюсь.

– Да не обращай внимания, не любит он вашего брата.

– Это понятно, – кивнул я. – Три раза отбывал.

– Все-то ты заметишь, – приподнял аккуратно подстриженную бровь Гоша. – Тут не только это, у него отец полгода назад при пожаре погиб. Дотла почти сгорел. Вот он до сих пор сам не свой, ходит как сыч. Мрачный и всем недовольный. За тебя мне предъявлял, мол, менты не кореша нам, но это мне решать – с кем корешиться.

Последние слова он произнес с ударением, как будто я из-за этой сцены мог усомниться в его авторитете.

Мы еще посидели немного с Гошей. Поболтали за жизнь, после тепло распрощались, и я вышел из ресторана. Благо идти недалеко, моя гостиница и ресторан в одном здании.

Гостиничный коридор отсвечивал потертой красной дорожкой. Тусклые лампы с трудом теснили полумрак по стенам. Спиной я почувствовал на себе взгляд. Наклонился, будто подтянуть шнурки, и боковым зрением уловил сзади силуэт, который тут же нырнул в боковое ответвление коридора.

Маркс твою Энгельс! За мной хвост, что ли? Я прошел мимо своего номера, даже не взглянув на его дверь, и вышел на общий балкон. Этаж всего лишь второй. Перемахнул через ограждение и спустился по водосточной трубе. Обежал здание, заскочил в холл и поспешил снова на свой этаж, но по лестнице.

Администратор хлопала на меня удивленными глазами, наблюдая, как я вхожу второй раз за минуту. Протерла очки, тряхнула головой и снова уткнулась в газету, убедив себя, что ей это показалось. Это она еще фильмов вроде «Матрицы» не видела.

Пулей взлетел на второй этаж и притаился в проеме для пожарного рукава.

Кто-то мягко ступал по дорожке. Когда звук почти поравнялся с моим укрытием, я шагнул вперед. В меня чуть не врезался «Дракула». Он ошарашено застыл, будто увидел призрак.

– Вы к кому, гражданин? – в моем голосе скрипнул металл.

Сава быстро скрыл недоумение, нагнав на морду хмурое безразличие.

– Не твое дело, – буркнул он и попытался протиснуться в сторону лестничного пролета.

Но я встал у него на пути и перегородил проход.

– Документики предъявим, – а сам показал свое удостоверение, не разворачивая.

– Ты что, мент? Ты же только что меня видел в ресторане. С Гошей.

– Не припомню… – процедил я, прищурившись.

– Нажрался, что ли? – принялся тот в открытую нарываться. – Отойди с дороги.

– Нехорошо так с властями разговаривать, – холодно улыбнулся я.

– Да пошел ты…

Бам! Я зарядил кулаком «вампиру» в солнышко. Тот, выкатив глаза, с хрипом выдохнул и согнулся в три погибели.

– Ссука-а, – прошипел он. – За что?

– Что ты сказал? Не слышу…

– Что за беспредел, мент?

– Это еще не беспредел, – хмыкнул я и, завернув ему руку за спину, припечатал мордой к стене. Придавил, не выпуская из загиба руку, ногами разметал его «заготовки» пошире в стороны, поставил стопу изнутри к его стопе, а свободной рукой обшарил его карманы, похлопал по другим местам, где могло быть спрятано оружие. Но ничего не нашел.

– Зачем следил за мной? – сдавил я руку на излом в суставе.

– А-а, – простонал задержанный.

Я ослабил хватку:

– Слушаю внимательно…

– Ты что, мент? Не следил я! Мимо проходил. А-а! Отпусти, руку сломаешь!

– Куда это ты шел, что мимо проходил? Магазинов и прочих киосков здесь не имеется.

– Да бабенка тут поселилась, в ресторане познакомился, теперь захаживаю к ней. Это что? Запрещено?

– Покажи ее номер.

– Не открывает она, съехала, наверное.

– Номер какой?

– Двадцать третий.

Я отпустил Саву:

– Ну, раз съехала, чтобы больше я тебя на своем этаже не видел. Все, свободен…

Я подтолкнул Саву к лестничному пролету. Тот скрылся, бормоча сквозь зубы проклятия, негромко, чтобы я не расслышал.

Я выждал минуту и спустился в холл. Подошел к администратору, та уже принялась за вязание. Увидев меня, тетенька, с не по годам, короткой стрижкой под Крачковскую спрятала рукоделие под стойку и уставилась на меня.

По выпученным как у совы глазам видно, что продолжает соображать, почему все-таки я поднялся два раза, а спустился только один.

– Что хотели? – пришла в себя «сова», недовольно щурясь.

В советских гостиницах традиционно работали самые вежливые и чуткие администраторы.

– Доброй ночи, – улыбнулся я, снова вытащив удостоверение. – Подскажите, кто проживает в двадцать третьем номере?

Администратор даже не стала вглядываться в корочки, но пренебрежительный тон при виде ксивы сменила на вежливую суетливость:

– Сейчас посмотрю, – спешно раскрыла журнал и провела по строкам пальцем.

– Никто, – пожала она плечами. – Сегодня женщина съехала. Она одна в двухместном жила, ей никого не подселяли.

На всякий случай я переписал данные съехавшей постоялицы, поблагодарил «вязальщицу» и направился к себе в номер.

Правду говорил Сава или врал? За мной следил или стручок свой на выгул таскал?

Если за мной следил, то зачем? Хотел узнать, в каком номере я остановился, на будущее? Гоша ему поручил? Нет, не верю. Если надо, Гоша и так бы узнал мою комнату. Он в гостинице как свой, ресторан ведь смежно работает. Так что, если этот хмырь за мной следил, то Гоша тут наверняка ни при чем. Значит, Сава не расскажет Гоше о своих попранных наглым ментом правах. Инцидент затихарит.

Хотелось вернуться в ресторан и рассказать все Гоше. Но нет… Что я ему скажу? Что его помощник следил за мной. Глупо… А если он и вправду к девке ходил? Зря его прессанул, получается. Нет, не зря – считай, за неуважение к органам проучил немного и все.

А если и вправду его Гоша послал? – вертелась в голове гаденькая мысль. Нет… Что-то я в последнее время своих близких стал подозревать в грехах непонятных. Вон и про Олега были скверные мыслишки. Гоша мой друг, проверенный временем. А Олег? Пока проверку временем не прошел, ни в том, ни в этом времени…

Постучал в свой номер, дверь распахнулась, и вместо Светы на пороге вырос Горохов почти при параде. Шоколадный костюм и фетровая шляпа в тон. В руках кожаный портфель.

– Ну, наконец-то, Андрей Григорьевич! – выдохнул он. – Обыскались тебя, ты где ходишь по ночам?

– Что случилось? – сердце неприятно кольнуло, но за спиной шефа я тут же разглядел Свету.

Та тоже не в домашнем, а в платье, будто на бал собралась. Впрочем, других одеяний на выход она не носила.

– Убийство у нас, – сказал следователь. – Катков и Погодин уже внизу, в машине, вот тебя дожидаемся.

– Что на этот раз? Голова отрезанная была, нога тоже. Дайте угадаю… Труп без руки?

– Не угадал, – ухмыльнулся Никита Егорович, – пошли вниз, по дороге расскажу.