Текст книги "Рыцарь Таверны"

Глава 24. Страдания Синтии

Обморок Синтии продлился недолго.

Очнувшись, она первым делом отослала свою служанку. Ей нужно было побыть одной, и в этом грустном одиночестве она пребывала весь день.

Состояние ее отца не было угрожающим, поэтому она не испытывала к нему ни малейшего сожаления. При мысли о той ужасной тайне, которую он ей раскрыл, ее сердце становилось тверже камня, и она молила небо, чтобы он не был ее отцом, а она его дочерью. Она покинет замок Марлёй и больше никогда не увидится с Грегори Ашберном, к которому не только потеряла уважение, но сама мысль о котором наполняла ее ужасом, животным ужасом, который мы испытываем перед человеком, сознавшимся в воровстве и убийстве.

Она решила вернуться в Лондон к сестре матери, где всегда могла рассчитывать на теплый прием.

К вечеру девушка наконец покинула свою комнату. Она хотела подышать свежим воздухом, наполнить душу успокоением, которое нам дает в одиночестве природа.

Был мягкий светлый вечер, скорее характерный для августа, чем для октября, и Синтия бесцельно бродила по холмам, окружавшим Перингам. Наконец, она присела на обломок скалы, глядя на морскую даль, и ее мысли потекли в другом направлении, связанном с воспоминаниями об этом месте.

Именно здесь, сидя вот так же на скале и глядя на море, на чаек, кружащихся над головой, она поняла, что любит сэра Криспина. И ее мысли продолжали возвращаться от сэра Криспина и той участи, которую ему уготовил ее отец, обратно к Грегори и его ужасным деяниям.

Ее жизнь, казалось, была окончена, и она сидела этим октябрьским вечером на скале и смотрела на море. Ничто больше не удерживало ее в этой жизни, никакой надежды не осталось ей до своего конца, который наступит, очевидно, не скоро, потому что, когда мы идем, время тянется очень медленно.

– Добрый вечер, мисс Синтия!

У нее перехватило дыхание, когда она обернулась на голос. Ее щеки горели, затем она побледнела, и время, казалось, замерло. Ибо перед ней стоял он – предмет ее тревог и воздыханий, возникший внезапно, негаданно, как будто из-под земли.

Его тонкие губы улыбались, а глаза источали доброту. Синтия вновь обрела голос, и все, что она могла сказать, было:

– Сэр Криспин, как вы оказались здесь? Мне сказали, что вы уехали в Лондон.

– Да, это действительно так. Но по дороге произошла задержка, в течение которой у меня появились причины, чтобы вернуться.

У него появились причины? Она спросила себя, что бы это могло быть, и, не находя ответа, обратилась с этим вопросом к нему.

Прежде чем ответить, он подошел поближе.

– Можно мне немного посидеть с вами, Синтия?

Она отодвинулась, освобождая ему место, как будто широкая скала была узенькой дощечкой, и с видом усталого человека, наконец-то обретшего покой, Криспин опустился рядом с ней.

Его голос звучал нежно, заставляя ее пульс биться чаще. Неужели она верно угадала причину его возвращения? В любом случае она всем сердцем благодарила небо за чудесное спасение.

– Возможно, это глупо с моей стороны предположить, что ваше задумчивое состояние вызвано мыслями о человеке, возможно, и недостойном вашего внимания, который уехал отсюда несколько дней назад?

Поскольку она продолжала хранить молчание, он спросил:

– Я угадал?

– Может быть, – прошептала она в ответ и вспыхнула румянцем от этой смелости.

Он остро взглянул на нее. Этого ответа он ожидая меньше всего.

– В таком случае, леди, моя задача, которая казалась мне столь трудной, значительно облегчается.

– Какая задача, сэр Криспин? – спросила она, чтобы облегчить ему признание.

Он ответил не сразу. Ему было трудно подобрать слова. Грубо сказать, что он пришел, чтобы увезти ее с собой по поручению другого человека, было нелегко. Это было невозможно, и он очень обрадовался ее настроению, которое отбрасывало необходимость крутых мер.

– Моя задача, мисс Синтия, заключается в том, чтобы увезти вас отсюда. Просить вас оставить этот мирный уголок и спокойную жизнь и разделить бремя тягот и невзгод с тем, кто, несмотря на свои недостатки, имеет одно все покрывающее достоинство – он любит вас больше всего в жизни.

Он пристально посмотрел на нее, произнося эти слова, и она опустила глаза под его взором. Он видел, как ее щеки, шея, лоб покрываются румянцем, и едва не засмеялся от радости, до чего простой оказалась миссия, которую он считал невыполнимой.

– Я прошу многого, – добавил он. – Но любовь эгоистична, и она просит многого.

– Кет, нет, – мягко возразила она. – Вы просите совсем немногого. Напротив, вы больше предлагаете. Его удивление росло. И все же он продолжал:

– Подумайте, Синтия, я приехал, чтобы просить вас последовать за мной во Францию, где нас ждет мой сын.

Он позабыл на миг, что она ничего не знает о его родстве с человеком, которого он считал ее возлюбленным, а она, со своей стороны, не придала большого значения упоминанию о его сыне, о существовании которого она слышала от Грегори. Ее душа была полна совсем другими чувствами, и мыслями.

– Я прошу вас поменять легкую жизнь, которой вы жили до сих пор, на судьбу жены воина. Возможно, на первых порах она покажется тяжелой, хотя я даю слово, что за границей у меня есть хорошие друзья, которые найдут вашему мужу достойное занятие, где он может вскорости преуспеть. Да и как он может не достичь славы и чести, если рядом с ним будете находиться вы?

Она не проронила ни слова, но ее рука ответила ему легким пожатием.

– Смею ли я просить так много? – воскликнул он.

Она положила ему руки на плечи и встретила его ищущий взгляд чистыми открытыми глазами девушки, которая без страха вверяет себя мужчине…

– Всю жизнь я буду благодарить Бога, что вы осмелились попросить об этом,

– ответила она нежно.

Что-то в ответе смутило Криспина, но он решил, что, поскольку Джоселин был слишком застенчив, чтобы признаться открыто в своих чувствах, она была благодарна ему, что он взял на себя роль посредника.

Некоторое время они сидели молча. Он обдумывал свои следующие слова… Она была безмерно счастлива сидеть рядом с ним и не нуждалась ни в каких фразах.

– Жаль, что все обернулось так, – продолжал он, – что я не могу просить вашей руки у вашего отца. Но даже если бы все сложилось иначе, это было бы нелегкой задачей для меня. В данном же случае она просто невозможна.

И снова смысл его слов можно было истолковать двояко. Когда он говорил о благословении ее отца на брак, он и не думал добавить, что стал бы просить ее руки для своего сына.

– У меня больше нет отца, – ответила она и, заметив его немой вопрос, добавила:

– Неужели вы, которому известна эта ужасная история, хотели бы, чтобы я оставалась дочерью вора и убийцы?

– А! Значит, вам все известно!

– Да, – ответила она несчастным голосом, – мне известно все. Я узнала об этом сегодня утром. Весь день я раздумывала, как мне теперь быть, и пришла к выводу покинуть Перингам. Я собиралась поехать в Лондон к сестре моей матери. Теперь вы видите, как вовремя вы появились. – Она улыбнулась ему сквозь слезы, которые блестели у нее на глазах. – Вы появились, когда я начала отчаиваться, нет, когда я уже отчаялась.

Теперь его уже не удивляла ее готовность следовать за ним. Ему казалось, что он нашел этому объяснение. Ее чистая душа не могла вынести пребывания в доме человека, о котором она узнала ужасную правду, и подвернувшийся Криспин был для нее удобной возможностью покинуть замок своего отца. Еще до его прихода она приняла решение уехать, и его появление было действительно очень своевременным, ибо он предоставлял ей средство покинуть эти, ставшие невыносимыми, окрестности. Жалость и сострадание заполнили его сердце. Она придет в себя, подумал он, принимая предложение, которое он делал от лица сына и от которого в другое время она, возможно, с презрением бы отвернулась.

Когда он вновь заговорил, его слова касались деталей отъезда. Он описал ей изгиб дороги, где он будет ожидать ее. Она знала это место и отвечала, что на рассвете следующего дня придет туда. С ней будет ее служанка. При этих словах Криспин нахмурился, поскольку лишний спутник мог значительно задержать их бегство, но возражать не решился. От нее он узнал, что ее дядя отправился в Лондон четыре дня назад. Для своего отца она оставит письмо, и здесь Криспин вмешался, прося ее соблюдать максимум осторожности и не указывать направление, в котором они уедут.

На этом они расстались, и в ее сердце закралось крохотное сомнение, которое не давало ей уснуть всю ночь. Разумно ли она поступила, доверяя свою судьбу человеку, которого она совсем не знала и который, по слухам, не относился к разряду добрых людей?

Наутро она все рассказала своей служанке, которая от страха едва не лишилась последних остатков разума, и, собрав свои вещи, они отправились к тому месту, где их ждала коляска с сэром Криспином.

Он тепло приветствовал Синтию, но это не походило на восторженный прием, который влюбленный обычно оказывает девушке.

Вежливо он помог ей и служанке сесть в карету и закрыл дверцу. – Как? – спросила она. – Вы не едете с нами?

Криспин указал рукой на оседланную лошадь, стоявшую в стороне, которую она не успела заметить.

– Так будет лучше. Без меня в коляске вам будет удобнее. Кроме того, она будет ехать быстрее, а скорость сейчас – наш лучший помощник.

Он захлопнул дверцу, отошел назад и приказал кучеру трогаться. Свистнул кнут. И Синтия залилась слезами. Что он за человек и что она за женщина, если позволяет увозить себя мужчине, даже не утруждающему себя сказать ей пару нежных слов?

Коляска тронулась, и путешествие из Перингама началось.

Глава 25. Путешествие Синтии

Весь день и всю ночь они тряслись по разбитой дороге со скоростью, которая заставляла Криспина изрыгать тучу проклятий. Он замыкал шествие, зорко оглядывая дорогу в ожидании погони. Но их никто не преследовал, ибо Грегори в это время мирно спал в кровати, убежденный, что его послушная дочь тоже отошла ко сну.

С первыми лучами солнца заморосил мелкий дождь, усиливая неудобства Криспина, измученного долгой ездой в седле. К десяти часам они миновали Дэнхем. Как только городок скрылся за поворотом, Синтия высунула голову из окна коляски. Всю дорогу она крепко спала, и сейчас ее настроение было значительно лучше. Криспин, который ехал в нескольких ярдах позади, заметил ее свежее улыбающееся личико, и на душе у него стало светлее. Он пришпорил лошадь и, поравнявшись с коляской, осведомился, все ли в порядке. Больше он не отъезжал от коляски до самого Стаффорда. Здесь, перед придорожной гостиницей «Саффолк Армз», он приказал сделать остановку, и они пообедали тем лучшим, что мог предложить хозяин.

Синтия пребывала в хорошем настроении, то же можно было сказать и о Криспине, но она заметила в нем некоторую холодность, которую приписывала неловкости, и ее радость постепенно начала убывать.

К негодованию Криспина, в гостинице не оказалось свежих лошадей. Незадолго до них какой-то человек, находясь, очевидно, в большой спешке, забрал всех лошадей, оставив в стойле четверку падающих от усталости животных. У них не осталось другого выбора, как задержаться здесь еще на день, и это не прибавило Криспину хорошего настроения.

– К чему так расстраиваться, – удивилась Синтия, – если я с тобой?

– Тысяча чертей, мисс, – последовал ответ. – Именно это меня и тревожит. Что если ваш отец послал за нами в погоню?

– Мой отец, сэр, – ответила она, – прикован к постели раной и горячкой.

– И все же, – настаивал он, – ваш отец наверняка обнаружил ваше отсутствие, и я уверен, что скоро за нами будет организована погоня. Если нас настигнут, вряд ли они станут с нами церемониться.

Это огорошило ее, и минуту она не знала, что отвечать. Затем ее рука теснее сжала его руку, и она спросила, плотно сжав губы и гордо вскинув голову:

– Ну и даже если так? Разве со мной рядом нет вас?

– Ну, если вы так ставите вопрос, – рассмеялся он, – то мне безразлично, кто за нами гонится. Сам Лорд-Протектор не сможет отнять вас у меня.

Впервые с тех пор, как они покинули Перингам, он произнес слова, близкие к любовным, и это очень обрадовало Синтию, но все же, произнося их, он стоял от нее в двух ярдах, и это радовало значительно меньше.

Пожелав ей спокойного отдыха, он вышел из комнаты, и она проводила взглядом его высокую худощавую фигуру, наполненную силой, а знакомый жест, которым он положил правую руку на рукоятку меча, наполнил ее душу гордостью, что такой человек принадлежит ей-ей одной. Она уселась у окна я, ожидая его возвращения, вся в мыслях была с ним. Ее глаза горели, а щеки румянились, даже грязная деревенская улица не казалась ей отвратительной, но минуты текли, складывались в часы, и огонь постепенно погасал в ее глазах.

Ее брови нахмурились, и в голову вновь полезли те же самые мысли, что и в ночь перед бегством из замка Марлёй. Где он находился? Почему не пришел? Она взяла со стола книгу и попыталась отвлечься чтением. День сменился сумерками, а его все не было. Пришла ее служанка и спросила, не принести ли свечей. И тут Синтия дала волю своему гневу.

– Где сэр Криспин? – спросила она требовательным голосом. И в ответ на растерянные слова служанки, что не знает, приказала ей пойти и выяснить его местонахождение.

Пока Катрин бегала по ее поручению, Синтия мелкими шагами мерила свою комнату. Он что, считает ее своей игрушкой, чтобы забавляться в те часы, когда у него нет более подходящего занятия, и бросать на произвол судьбы, когда подворачивается что-нибудь поинтереснее? Или он считает, что ее решение отправиться с ним в чужую страну – это такой пустяк, что он не сознает той большой чести, которую она оказала ему?

Затем ее обвинения внезапно сменились безотчетным страхом за него. Что, если в его отсутствии виновата беда? Если с ним что-то случилось? Ужасная мысль уже перерастала в уверенность, когда дверь распахнулась и на пороге появилась ее служанка.

– Ну что? – воскликнула Синтия, видя, что служанка вернулась одна. – Где сэр Криспин?

– Внизу, мадам.

– Внизу? – откликнулась она. – И что же он там делает, во имя всего святого?

– Он играет в кости с джентльменом из Лондона.

В тусклом свете октябрьских сумерек служанка не заметила внезапную бледность своей госпожи, но услышала резкий стон боли, почти рыдание, вырвавшееся из груди. Синтия разрыдалась бы, если бы могла дать волю чувствам. Человек, который убедил ее бежать с ним, играет в кости с джентльменом из Лондона! О, какая низость! Она расхохоталась, перепугав до смерти свою служанку. Затем, справившись с истерикой, она приняла неожиданное решение.

– Позови хозяина! – закричала она, и перепуганная Катрин со всех ног кинулась исполнять приказание.

Вскоре появился кланяющийся хозяин со свечой в руке.

– У вас есть дамское седло? – спросила она без предисловий. – Что ты уставился, дурак? Есть или нет?

– Есть, мадам.

– И пара слуг для охраны?

– Я могу это организовать, но…

– Как скоро?

– Через полчаса, но…

– Иди и все приготовь, – прервала она его, нетерпеливо постукивая туфелькой по полу.

– Но, мадам…

– Ступай, ступай! – крикнула она, повышая голос.

– Но, мадам, – в отчаянии продолжал возражать хозяин, пытаясь вставить несколько слов, – у меня нет лошадей, которые протянули бы больше десяти миль.

– Мне достаточно и пяти, – ответила она, движимая одной мыслью добыть животных независимо от их состояния. – Теперь слушай и не возвращайся, пока все не будет готово. Ни слова джентльмену, с которым я приехала сюда, и ты получишь хорошее вознаграждение!

Неприятно удивленный хозяин подчинился, соблазненный мыслью о хорошей плате.

Она сидела еще полчаса в ожидании в надежде, что, прежде чем хозяин объявит ей, что все готово, Криспин может вспомнить о ней и зайти на минуту. Но он не появился, и бедная девушка пролила немало слез, которые были больше вызваны гневом, чем жалостью. Вскоре появился хозяин. Она позвала свою служанку и щедро одарила его несколькими золотыми. Хозяин вывел их через черный ход во внутренний двор.

Здесь их ждали три оседланные лошади, на одной из которых было приторочено женское седло позади приземистого широкоплечего парня, и еще двое хорошо вооруженных парней сидели на двух других лошадях. В руках одного из них был даже мушкет.

Завернувшись в плащ, она села в седло позади одного из парней и приказала трогаться в направлении Дэнхема. Мечте пришел конец.

Мастер Куин, хозяин, наблюдал за ее отъездом с беспокойством и тревогой. Закрыв за небольшим отрядом ворота, он встряхнул головой и пробормотал что-то насчет странного поведения женщин по отношению к мужчинам, и мужчин по отношению к женщинам. И, взяв светильник, зашаркал обратно в кладовую, где его поджидала жена.

Когда он зашел в кладовую, миссис Куин с засученными рукавами трудилась над приготовлением паштета. Со вздохом он поставил светильник на пол и сел.

– Быть брошенным такой прекрасной женщиной, которая украсит дом любого джентльмена! – проворчал он. – Ну не дурак ли я, что помог ей в этом?

– Конечно дурак, – согласилась она, – что бы ты ни сделал. Ну, что ты натворил на этот раз?

– О, это весьма пакостное дело! – заскулил он. – Очень нехорошее. Зачем я только с ним связался?

– Если ты что-то сделал, то это, несомненно, что-то нехорошее. Но что именно? – вставила его жена.

– Отправил двух бедных измученных животных в дорогу.

– Каких животных?

– Каких животных? Я что, развожу крокодилов? Моих лошадей, дура!

– И куда ты их отправил?

– В Дэнхем, с багажом этого буйного джентльмена, который был в такой ярости, что у нас нет лошадей.

– Где он? – осведомилась хозяйка.

– Играет в кости с остальными городскими повесами.

– Играет в кости? А она, говоришь, уехала? – Миссис Куин прекратила работу и посмотрела на мужа.

– Ага, – ответил тот.

– Идиот! – взорвалась она. – Ты хочешь сказать, что леди сбежала?

– Такой вывод напрашивается сам собой, – ответил он радостно.

– И ты дал ей лошадей и помог бежать в то время, как ее муж играет в кости?

– Ты, конечно, без сомнения разглядела в ней его жену.

– Ты кретин! Если джентльмен отхлещет тебя кнутом, то это будет вполне заслуженно.

– Э? Чего? – ошарашенно спросил он, меняясь в лице.

Но миссис Куин, не утруждая себя ответом, решительно направилась к двери, вытирая руки о передник. В мозгу ее мужа промелькнуло подозрение о ее намерениях.

– Что ты собираешься делать? – нервно спросил он.

– Рассказать джентльмену о том, что произошло.

– Нет! – крикнул он, загораживая ей дорогу. – Ты хочешь… ты хочешь погубить меня?

Она взглянула на него с презрением и, оттолкнув в сторону, двинулась по направлению к общей комнате. Она была уже на полпути, когда он снова догнал ее и схватил за талию.

– Ты сошла с ума, женщина? – крикнул он. – Ты хочешь выдать меня?

– А ты хочешь нас погубить? – спросила она, пытаясь освободиться от его рук. Но он вцепился в нее с отчаянием утопающего.

– Ты не должна туда ходить! – умолял он. – Пойдем обратно, пусть джентльмен сам обнаружит пропажу. Я клянусь, это не очень его расстроит. Он избегал ее с самого приезда сюда, несомненно, она ему надоела. По крайней мере он не должен знать, что я дал ей лошадь. Пусть он подумает, что она убежала пешком.

– Я все равно пойду, – упрямо заявила его супруга, подтаскивая его на пару ярдов ближе к двери. – Джентльмена следует предупредить. Я не позволю, чтобы в моем доме жена сбежала от мужа, и он не был бы об этом извещен!

– Я обещал ей… – начал он.

– Какое мне дело до твоих обещаний? Я скажу ему, и он может отправиться в путь и догнать ее, eсли захочет.

– Ты не сделаешь этого! – твердил он, сжимая ее в объятиях. Но в этот момент мягкий насмешливый голос прервал их борьбу.

– Трогательное зрелище, сэр, – произнес один из городских посетителей, появившихся в коридоре, – видеть, как мужчина ваших лет проявляет такую пламенную страсть к своей супруге, подобно молоденькому возлюбленному. Мне жаль прерывать вас, но если вы позволите мне пройти, то можете продолжать свое занятие без помех, ибо я клянусь, что ни разу не оглянусь назад.

В смущении хозяин и его жена отпрянули друг от друга. Воспользовавшись этим, миссис Куин быстро выскочила в дверь.

В общей комнате сидел сэр Криспин лицом к лицу с приятным молодым человеком, казалось, состоящим из одних костей и мышц. Их окружала пестрая толпа джентльменов, направляющихся в Лондон и остановившихся в Стаффорде.

Игра, которая началась с нескольких крон, теперь достигла внушительной суммы. Сначала удача сопутствовала молодому человеку, но, по мере того как ставки росли, везение стало изменять ему. К тому моменту, как Синтия покинула внутренний дво'р гостиницы, мистер Гарри Форстер с проклятием бросил на стол последний золотой.

– Чтоб меня сожрали крысы, это последний из сотни!

Он с угрюмым видом поигрывал алой лентой, вплетенной в волосы, и Криспин, видя, что его противник не собирается больше делать ставок, сделал попытку подняться. Но молодой игрок задержал его.

– Не спешите, сэр! – крикнул он. – Я еще не закончил!

С этими словами он стащил с пальца кольцо и с несчастным видом бросил его на стол.

– Во сколько вы его оцените?

Криспин пренебрежительно взглянул на драгоценность.

– 20 золотых, – проворчал он.

– Черт меня подери, сэр, ваше чутье выдает вас за еврея. Давайте двадцать пять, и я кидаю.

С пренебрежительной улыбкой человека, для которого двадцать пять или сто золотых не представляют большой разницы, Криспин кивнул в знак согласия. Они бросили кости еще раз, и Криспин снова выиграл.

– Сколько ставите? – вскричал Форстер, и за первым кольцом последовало второе.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалилась миссис Куин, задыхаясь от бега и возбуждения. В дверном проеме позади нее, окаменев от ужаса, стоял ее супруг. Наклонившись к уху сэра Криспина, миссис Куин сообщила ему новость громким шепотом, который услышали большинство игроков, сидящих за столом.

– Убирайся! – взревел Криспин в бешенстве.

Женщина указала на своего мужа, и Криспин, заключив из ее жестов, что это и есть хозяин, подозвал его к себе.

– В чем дело, хозяин? – прорычал он. – Подойди сюда и объясни, куда девалась леди?

– Я не знаю, – ответил трясущийся хозяин и рассказал во всех подробностях, как все произошло, добавив, что леди, похоже, была сильно разгневана.

– Оседлай мне лошадь! – приказал Криспин, вскакивая на ноги. – Говоришь, они поскакали в сторону Дэнхема? Быстрее! – И, как только хозяин кинулся выполнять его распоряжение, он смахнул со стола золото и кольцо себе в карман, собираясь уходить.

– Э-эй! – вскричал Форстер, вскакивая из-за стола. – Что за внезапная спешка?

– Мне очень жаль, сэр, что удача была неблагосклонна к вам, но я должен ехать. Обстоятельства таковы, что…

– К черту ваши обстоятельства! – вспылил Форстер. – Вы не можете уехать просто так!

– С вашего позволения, сэр, я именно так и поступлю.

– А я вам не позволю!

– В таком случае, к моему огромному сожалению, я буду вынужден обойтись без вашего соизволения. Но я еще вернусь.

– Сэр! Это старая сказка!

Криспин в отчаянии обернулся. Затеять сейчас ссору – означало погубить все, и он чудом сдержал свой гнев. У него оставалось еще несколько минут, пока седлали лошадь.

– Сэр, – обратился он к Форстеру. – Если на ваших пальцах найдется драгоценностей хотя бы на половину той суммы, что я у вас выиграл, я готов поставить весь выигрыш на банк, после чего, независимо от результата, я уеду. Согласны ли вы?

По толпе зрителей пробежал шепот недоумения при виде такой беспечной щедрости, и Форстер был вынужден принять его условия. Он снял с пальцев два оставшихся кольца, достал большой бриллиант из медальона на шее и вынул из уха жемчужную серьгу. Все это он положил на стол, где Геллиард уже поставил против него весь свой выигрыш. Как раз в этот момент появился хозяин, чтобы объявить, что лошадь готова.

Криспин бросил кости и выиграл. Собрав драгоценности со стола, Криспин учтиво извинился и покинул комнату.

Синтия не успела отъехать и шести миль по дороге в Дэнхем, как один из ее телохранителей услышал стук приближающихся копыт и обратил внимание на то, что их преследуют. Синтия приказала скакать быстрее, но погоня настигала их с каждой минутой. Снова один из телохранителей обратился к ней с предложением остановиться и встретиться лицом к лицу с преследователями. Но Синтия содрогнулась при этой мысли и, соблазняя своих спутников обещаниями крупной награды, вынудила их скакать еще быстрее. Они проехали еще одну милю, но топот копыт слышался все ближе и ближе, пока они, наконец, не осознали всю тщетность оторваться от преследователей.

Ночь стояла безлунная, но было достаточно светло, чтобы разглядеть силуэт их преследователя, вырисовывающийся на фоне неба в сотне шагов от них.

Несмотря на приказ Синтии не стрелять, один из ее спутников прицелился из мушкета и выстрелил по приближающемуся силуэту.

Синтия вскрикнула от ужаса, и в следующий момент сэр Криспин настиг их. Стрелявший услышал лязг вытаскиваемого меча, и перед его глазами сверкнуло лезвие стали. В следующий момент Криспин ударил его рукоятью меча по голове, свалив с лошади на землю. Его приятель пришпорил коня и быстрее ночного ветра помчался в сторону Дэнхема.

Прежде чем Синтия успела сообразить, что же произошло, седло перед ней было пустым и она направлялась обратно в Стаффорд на лошади, которую вел на поводу Криспин.

– Глупышка! – гневно сказал Криспин, и после этого они ехали молча, каждый погруженный в свои переживания.

Обратный путь занял у них немного времени, и вскоре она вновь стояла во внутреннем дворе гостиницы, из которого выехала больше часа назад. Не желая проходить через общую комнату, Криспин провел ее через боковую дверь, которая послужила ей дорогой к бегству. В коридоре их встретил хозяин и, взглянув на бешеные глаза Криспина, молча ретировался.

Вдвоем они вернулись в комнату, в которой она в одиночестве провела весь день. Она чувствовала себя как провинившийся ребенок и злилась на свою слабость. И все же она стояла посередине комнаты, потупив взор, не решаясь взглянуть на своего спутника, который смотрел на нее с гневом и изумлением. Наконец ровным спокойным голосом он спросил:

– Почему вы убежали?

Его вопрос разжег в ней гневные чувства, как порыв ветра угасающее пламя. Она гордо откинула назад голову и устремила на него смелый взгляд.

– Я скажу вам! – крикнула она и внезапно замолчала.

Огонь погас, в ее глазах читалось бесконечное изумление при виде темного пятна, медленно расплывающегося по его серому камзолу от левого плеча вниз. Ее удивление сменилось ужасом, когда она догадалась, что это за пятно, и вспомнила, как один из ее спутников стрелял в Криспина.

– Вы ранены? – жалобно сказала она.

Его лицо исказила кривая улыбка, еще больше оттенявшая его бледность. Он сделал протестующий жест, который, казалось, истощил последние силы, и рухнул без сознания на пол. Большая потеря крови и постоянное недосыпание сломили этого железного человека.

В, мгновение ока ее гнев испарился. Ей стало страшно от мысли, что он умер и что эту смертельную рану ему нанесли по ее вине. Со стоном она опустилась на колени подле него. Она подняла его голову и положила себе на колени, шепча его имя, как будто этого было достаточно, чтобы привести его в чувство.

– Криспин, Криспин, Криспин!

Она нагнулась и поцеловала его бледный лоб, затем губы, чувствуя легкое подрагивание. Его глаза открылись. Какое-то время его взгляд был затуманенным, затем в глазах возникло удивленное выражение.

Мгновение назад они оба стояли, объятые гневом, и вдруг он оказался на полу, его голова на ее коленях, ее губы на его губах. Как он попал сюда? Что все это значило?

– Криспин, Криспин! – заплакала она. – Слава. Богу, что это только обморок! Слабым голосом он спросил:

– Почему ты убежала?

– Давай забудем об этом, – ответила она нежным голосом.

– Нет, нет, сначала скажи.

– Я подумала… подумала, – она замялась, набираясь сил. – Я подумала, что я тебе на самом деле безразлична, что ты играешь мной, как игрушкой. Когда мне сказали, что ты играешь в кости с джентльменом из Лондона, я разгневалась на тебя за твое невнимание ко мне. Если бы он любил меня, сказала я себе, он бы никогда не бросил меня одну.

Криспин посмотрел на ее взволнованное лицо. Затем он закрыл глаза, и истина обрушилась на него как поток. Сотни вещей, которые он находил странными в последние два дня, теперь для него стали простыми и понятными, наполняя его душу неизъяснимой радостью. Он не мог заставить себя окончательно поверить, что все это не бред, что Синтия рядом с ним и что он понял ее не правильно. Как он был слеп, каким дураком он был!

Но затем его мысли вернулись к сыну, и как будто ледяная рука сковала его члены. Не открывая глаз, он застонал. Он, наконец, нашел свое счастье. Он снова был любим, и любим самым чистым и нежным существом, которого только создал Господь. Его душа наполнилась великой нежностью. В нем возникло жгучее искушение послать к черту данное слово, презреть веру, позабыть про честь и оставить эту женщину себе.

Она любила его, он знал это теперь. И он любил ее, он это сейчас понял. Что по сравнению с этим его честь, вера и клятва? Что по сравнению с этим его сын, который презирает его?

Самую трудную схватку с самим собой он вел сейчас, лежа на полу. Его голова покоилась на ее коленях.

Если бы он не открыл глаза, возможно, честь и вера все же одержали бы верх, но он открыл их и встретился взглядом с Синтией.

– Синтия! – воскликнул он. – Господь, смилуйся надо мной, я люблю тебя! И снова потерял сознание.