Текст книги "Крушение империи"

Урбан призадумался. Он действительно видел крепостные стены в Константинополе. Они не везде одинаковой мощи и толщины. Со стороны моря город обнесён слабее, нежели со стороны суши. Западная стена Феодосия, построенная в VIII веке, была самой крепкой из всех. Пробьёт ли её пушка, или нет, Урбан сильно сомневался.

– Помимо оплаты моего труда, мне нужно будет построить большие литейные мастерские с многочисленными рабочими, что потребует больших расходов, – будто проверяя султана на прочность, сказал мастер.

Мехмеду очень не понравился ответ Урбана.

– Отвечай прямо на вопрос. Да или нет? – вмешался в разговор великий визирь, пытаясь предотвратить начинающийся гнев своего повелителя.

– Пробьёт, ваше величество, – со вздохом вымолвил наконец Урбан, который хорошо понимал, что его ожидает, если он не выполнит данного обещания.

– Отлично, – сказал Мехмед уже более спокойно, – сколько времени тебе понадобится?

– Месяцев пять, ваше величество.

– Тебе даётся три месяца, чтобы изготовить первую пушку. Немедленно построить для мастера необходимые мастерские и придать столько рабочих, сколько пожелает!

Последние слова были обращены уже к Халалу. Затем Мехмед сделал знак своему казначею, и тот приоткрыл ларчик, где помещались кошельки с золотыми монетами. Султан указал на самый толстый, и казначей вручил его Урбану.

– За каждый месяц твоей работы ты будешь получать столько же, – распорядился Мехмед.

– Благодарю вас, ваше величество, – с поклоном ответил мастер.

В любом человеке скрываются две не уживающиеся личности. Одна покорная, ведущая к людской добродетели, другая беспутная, заставляющая делать большие и малые глупости. Они постоянно соперничают друг с другом, и эта борьба противоположностей делает жизнь людей интересной и разнообразной.

У Аллаэтдина превалировала вторая натура. Любопытство, которое ни в христианском, ни в мусульманском писании не является пороком, было для ншанджи сущим наказанием. Из-за этой своей слабости он просидел два дня в погребе таверны. Движимый исключительно этим необузданным чувством, ншанджи задался целью узнать, кто забирает его письма в хамаме, оставляя в бохче кошелёк с золотом. Кто этот невидимка, которому он обязан своим процветанием и благоденствием взамен на ничтожную услугу-предоставление копий дворцовой переписки?

Задавшись целью увидеть своего незримого благодетеля, он в очередной раз сходил в турецкую баню. Оставив на том же месте свою бохчу с одеждой и с письмом, ншанджи направился в купальню. Однако, не дойдя туда, он начал подглядывать из-за двери, не сводя глаз со своей поклажи. Стоять полуголым на мраморном полу– занятие не из приятных, и потому он начал ёрзать от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу, и под конец не выдержав, отправился в купальню. Пробыв там недолго, ншанджи поспешно возвратился в раздевалку и тут же посмотрел внутрь бохчи. Письма там уже не было, а взамен лежал кошелёк с золотыми монетами. Аллаэтдин опять пропустил возможность засечь этого невидимку. На сей раз он подошёл к смотрителю, который присматривал за бохчами в раздевалке и, спросил:

– Не заметил ли ты кого-либо, кто рылся в моих вещах?

Смотритель, мужчина с выпирающим брюшком и с длинными свисающими усами, удивлённо посмотрел на Аллаэтдина и с недоумением произнёс:

– В моём присутствии никто не посмеет копаться в твоих вещах. Разве что-то пропало?

– Нет. Не пропало.

– Тогда в чём дело?

Ншанджи ничего не оставалось, как удалиться.

«Наверное это происходит очень быстро и незаметно, – подумал Аллаэтдин про себя, – во всяком случае смотритель не похож на византийского лазутчика».

На следующий день он опять отправился в баню, но на этот раз в письме не было написано ни строчки, оно было пусто. Ншанджи вновь зашёл в купальню и, вернувшись обратно в раздевалку, обнаружил в своей бохче вместо чистой бумаги пустой кошелёк. Раздосадованный, Аллаэтдин с подозрением посмотрел на всё того же смотрителя раздевалки.

– Опять что– то пропало? -спросил работник хамама у Аллаэтдина.

– Нет, не пропало, – процедил сквозь зубы ншанджи.

Теперь он понял, что надо сделать, чтобы поймать невидимку. На следующий день он в третий раз подряд пошёл в осточертевшую ему турецкую баню. В бохче не было ничего, кроме одежды. Тот, кто придёт за письмом, не найдёт его и будет непременно долго копаться в его вещах. Вот тут-то он его и засечёт. Мысленно радуясь своему замыслу, Аллаэтдин зашёл в раздевалку хамама. Он оставил бохчу на скамейке и, почти не раздеваясь, спрятался за колонной, наблюдая за своими вещами. Вдруг кто-то стал возмущённо кричать в раздевалке.

– Караул! У меня украли кошелёк с золотом! – причитал низенький толстый мужчина с голой задницей.

Смотритель запер двери хамама и велел позвать стражу. Стражники собрали в раздевалке всех купающихся и велели открыть свои бохчи.

– А это чья поклажа? -строго спросил стражник, указывая на бохчу Аллаэтдина, – быстро открыть.

Уверенный в себе Аллаэтдин открыл бохчу и, о Аллах, там лежал толстый кошелёк с золотыми монетами.

– Это ваш кошелёк? – спросил пострадавшего стражник.

– Конечно, мой! Это моё золото! Он украл их у меня! – завопил мужчина с голой задницей, – держите вора!

– Я не вор! – воскликнул перепуганный до смерти Аллаэтдин, – я дворцовый ншанджи! Я не крал ничего.

– Кто бы ты ни был, но золото этого человека лежит в твоей бохче. Стало быть, ты обокрал его.

– Этот человек три дня подряд ходил в хамам и вёл себя крайне подозрительно. Я это давно заприметил, – обличающе сказал толстопузый служитель, тыча пальцем в сторону Аллаэтдина, – все эти три дня он приглядывался к бохчам.

– Во имя Аллаха, ты арестован! – объявил стражник ншанджи.

– Отпустите меня! Я ничего не крал! – стал сопротивляться Аллаэтдин.

– Крал ты или нет, разберётся кадий. А теперь, ведите его за мной, – скомандовал стражник и вывел из бани несчастного Аллаэтдина.

Когда Лев рассказал Роману про этот розыгрыш, тот долго смеялся, а затем добавил:

– Говорил я ему, не надо шутить с нами. Не буди лиха, пока оно тихо. Ну и чёрт с ним. Из темницы его уже не выпустят, тем более он у них был под подозрением. Надо сказать всем нашим, чтобы немедленно перебирались сюда. Оставаться им в Адрианополе уже не имеет смысла. Султан со своим сто пятидесятитысячным войском скоро двинется на нас.

– Сто пятьдесят тысяч? -переспросил Лев, – а сколько у нас защитников?

– После переписи оказалось, что в городе наберётся не более восьми тысяч мужчин, способных держать оружие.

– С таким количеством мы не сможем удержать столицу! – воскликнул в отчаянии Лев.

– Конечно, не сможем. Но мне удалось уговорить генуэзца Джованни Джустиани прийти к нам на помощь.

– А кто такой Джустиани?

– О, это большой специалист по фортификации. Он поможет нам защитить наши стены. С ним прибудут до тысячи генуэзских солдат и матросов, а это уже существенная помощь.

– А как же венецианцы? Не думают предоставить нам помощь?

– Пока у меня нет достоверных сообщений про их намерения, но мне кажется, что соотечественники моей жены все же не останутся в стороне, – с улыбкой произнёс Роман, – но меня не столько волнует иностранная помощь, сколько единство самих горожан. Тот духовный раскол, который царит в городе, может отрицательно сказаться на его обороноспособности.

– Не волнуйтесь, господин логофет. Когда враг встанет лагерем под стенами города, то все внутренние распри немедленно прекратятся, и мы дадим достойный отпор туркам.

– Дай Бог! – со вздохом произнёс Роман.

Уже в начале весны султан Мехмед смог собрать огромную армию численностью до двухсот тысяч человек. Лучшими считались янычары, количество которых достигло двенадцати тысяч. Мехмед сумел задействовать все имеющиеся в его распоряжении оружейные мастерские для изготовления щитов, мечей, дротиков и стрел. Пожалуй, всё было готово для начала осады, но султан, казалось, не спешил и ждал чего-то. Наконец ему доложили, что Урбан уже отлил первую сверхпушку и собирается показать её в деле.

– Пускай её установят напротив самой толстой стены в Адрианополе, – приказал Мехмед, – надо проверить, способна ли она ее протаранить.

Решив, что он должен лично присутствовать на испытаниях, султан вместе со своей свитой направился туда. Первое, что он увидел– это огромное жерло пушки невиданных размеров, целиком отлитое из бронзы.

– Ваше величество, – обратился к Мехмеду Урбан, – необходимо предупредить население города о предстоящей бомбардировке.

– Это ещё зачем? -удивился султан.

– Выстрел произведёт очень страшный шум и грохот, отчего многие, особенно женщины, могут сильно перепугаться.

– Нашему народу нечего бояться собственной мощи, – ответил Мехмед и приказал, – начинайте!

Урбан уже заправил пушку требуемым количеством пороха и ему оставалось только поджечь его.

– Ваше величество. Прошу вас отойти на безопасное расстояние, дабы не подвергать себя излишней опасности, – опять предупредил Урбан.

У Мехмеда ещё свежо было в памяти его ранение от взорванной бомбарды при осаде крепости Круи. Иногда раненая рука давала о себе знать. Взрыв этого монстра, несомненно, вызвал бы куда большие увечья, чем в прошлый раз. Он сразу вспомнил, как невольно спас его покойный отец от верной гибели. С тех пор прошло всего три года, и теперь он уже как султан стоит опять перед пушкой, но более крупной, вместе со своей свитой – пашами и военачальниками, которым тоже грозила опасность разрыва этого гиганта. Мехмед и виду не подал, что боится опасности. Вся его свита тоже осталась стоять рядом с ним.

– Мне бояться нечего, – сказал султан, – поджигай.

Урбан в замешательстве постоял немного, затем перекрестился три раза по– христиански, преподнёс фитиль и поджёг порох. Оглушительной силы взрыв потряс воздух над городом, и сразу же из жерла сверх пушки вместе с тридцатипудовым каменным ядром вырвался огромный столб огня. Когда дым рассеялся, все увидели картину страшного разрушения: ядро проделало огромную брешь в толстой крепостной стене города.

Мехмед смотрел на это с нескрываемым восторгом. Пушка полностью оправдала свои затраты. Он подал знак своему казначею, и тот подошёл к нему с поклоном.

– Отвесишь этому человеку столько золота, сколько он пожелает, – приказал султан, указывая на Урбана.

Тот стоял с бледным, но счастливым лицом.

– Ты немедленно приступаешь к изготовлению ещё трех таких пушек! Их надо установить под стенами Константинополя.

– Но как мы протащим этих чудовищ туда? Они невероятно тяжёлые, – посмел возразить один из его пашей.

– Такие вопросы не волнуют его величество, – ответил за султана великий визирь, – пушки должны стоять под стенами в назначенный срок любой ценой.

На второй день Пасхи 1453 года огромное турецкое войско начало обустраивать свой лагерь под стенами Константинополя. Турецкие полки ежедневно нескончаемой лавиной подходили к городу, постепенно заполняя огромное двадцатикилометровое пространство перед его сухопутными стенами.

Мехмед согнал под стены Константинополя огромное количество людских ресурсов, не намереваясь считаться с потерями, ибо всё было подчинено одной великой идее, маниакально доминировавшей в его мозгу, – завоеванию столицы Византии.

Турки осадили город, начиная от бухты Золотого Рога и кончая Мраморным морем. Ставка султана расположилась напротив Адрианопольских ворот. Сюда же притащили пушку-монстра, которую волокли от самого Адрианополя по смазанным жиром специальным деревянным настилам огромные стада волов, подгоняемые многочисленными чабанами.

На следующий день Мехмед начал свой пробный штурм. Первыми пошли отряды башибузуков, легко вооружённая штрафная пехота, призванная своими действиями измотать противника. Они несли на своих плечах огромные лестницы и тяжёлые мешки с песком. Плохо вооружённые, толком не представляющие, что надо делать, они тем не менее шли на неприступные стены, подгоняемые отрядами военной полиции. Подойдя к глубокому крепостному рву, башибузуки стали засыпать его песком.

На стенах появились лучники, и тучи стрел устремились в сторону врага. Турки падали замертво, и их тела тут же скатывались в ров вместе с мешками песка. На место погибших военная полиция сгоняла всё новых и новых башибузуков, которые продолжали работать под шквалом стрел, методично засыпая ров.

Византийская артиллерия выстрелила по туркам. Каменные ядра падали в самую гущу работающих людей, образовывая ямы с корчащимися телами. Их вновь сбрасывали в ров, и на их место опять пригонялись живые. Турки наконец добились своего – ров, заполненный многочисленными трупами и мешками песка, частично стал неглубоким, и через это место устремился поток башибузуков. Подбежав вплотную к стенам, они приставили лестницы и начали быстро карабкаться. Защитники отталкивали лестницы от стен и заливали турок кипящим оливковым маслом. Из нападавших только единицам удалось добраться до вершины стены. Здесь их встречали сразу несколько вооружённых византийцев и тут же закалывали. Но, несмотря на огромные потери, турки всё гнали и гнали новых башибузуков в надежде истощить обороняющихся и выявить их слабые места.

На исходе дня атака была завершена. То, что обороняющиеся хорошо подготовлены и будут слаженно сражаться, стало неопровержимым фактом для Мехмеда, с которым он не желал мириться. Религиозные разногласия среди горожан, на что так рассчитывал турецкий султан, после первой же атаки османов в одночасье улетучились. Опасность порабощения со стороны турок примирила всех верующих. Теперь у них была одна цель – устоять любой ценой.

На следующий день, после утреннего намаза, Мехмед послал в атаку ещё большее число башибузуков. Помимо лестниц, они волокли огромные туры и всякого рода стенобитную технику. За ними шли во множестве хорошо вооружённые анатолийские воины, в задачу которых входило проникнуть вслед за первой волной нападающих на крепостные стены.

Сразу же стали звонить все колокольни города, призывая защитников к обороне. Турки уже успели подкатить туры и лестницы к стенам, по которым стали карабкаться башибузуки. Увидев это, император приказал немедленно открыть ворота Святого Романа. Византийская конница с русскими наёмниками буквально вылетела из города. Во главе всадников-исполинов на великолепном белом коне мчался сам василевс в своей пурпурной мантии, которая развевалась на скаку. Обороняющиеся сходу смяли атакующую пехоту турок и начали поджигать туры и лестницы, разрушать стенобитные машины. Османы, не выдержав напора, побежали назад, однако конники их легко догоняли и рубили своими огромными мечами. За несколько минут пространство под крепостными стенами заполнилось телами погибших турок.

Мехмед не ожидал такой смелой вылазки со стороны византийской конницы, возглавляемой самим императором. И вот уже хорошо вооружённые конные янычары галопом устремились вперёд, готовые сойтись с противником в лобовой схватке. Численно они трижды превосходили отряд византийцев, и потому греки быстро отступили назад, закрыв ворота под самым носом турецкой конницы.

Победа была на стороне обороняющихся. Турки подбирали своих убитых в огромных количествах, и им никто не препятствовал.

Все последующие дни османы беспрерывно атаковали, сменяя друг друга и не давая передышки защитникам. Император лично объезжал крепостные стены, поднимая своим присутствием боевой дух византийцев. Бои изматывали обе стороны, но, в отличие от турок, резервы греков были очень ограничены. На каждого византийского воина приходилось двадцать османов, и потому ряды защитников после каждой атаки заметно редели.

По истечении двух недель Мехмед собрал в своём лагере военный совет. На нём присутствовали все его полководцы. Справа от султана сидел Исхак-паша, который командовал анатолийскими полками численностью до ста тысяч человек. Они составляли всё правое крыло войска, осаждавшее крепостную стену до Золотых ворот. Далее сидел опытный Караджа-бей, под началом которого были полки из подвассальных европейских государств – Сербии и Болгарии, состоявшие из пятидесяти тысяч человек. Они расположились на левом крыле вплоть до бухты Золотого рога. Конница, которой командовал Саган-паша, находилась в резерве и контролировала вход в бухту со стороны суши. В водах Босфора на якорях стояла многочисленная турецкая эскадра. Зайти в бухту со стороны пролива им мешала заградительная цепь. Военачальники внимательно слушали молодого султана, заразившего всех своей неутомимой энергией.

– Опыт первых атак показал, что наше войско натолкнулось на очень хорошо организованное сопротивление. Те религиозные разногласия, которые были в этом городе, сразу же исчезли после нашей осады. Защитники самоотверженно обороняются, несмотря на наше численное превосходство. Мы потеряли около тридцати тысяч человек, но результаты пока ничтожны. Греки полны решимости бороться и не собираются сдаваться. Я считаю, что теми способами, которыми пользовались мои предшественники, мы никогда не возьмём этот город, даже после многомесячной осады.

Султан замолк, предоставляя своим военачальникам высказаться.

– Ваше величество совершенно правы, – начал Саган-паша, – город запасся провиантом и водой на долгие месяцы, а его толстые стены неприступны и сводят на нет все наши усилия, отнимая у войска огромные силы. Необходимо с помощью военной хитрости выманить противника за черту города и разбить его силами нашей конницы, которая до сих пор бездействует.

– Что-то я сомневаюсь, что греков можно хитростью выманить из города, – вяло отреагировал султан на предложение Сагана, – если раньше они предпринимали смелые вылазки, то сейчас всё больше предпочитают оставаться за крепостными стенами. У кого есть ещё предложения?

Прочие военные предпочитали молчать, боясь прогневить султана неразумными соображениями. Все они были лихими вояками, но проявить свою стратегическую инициативу не могли.

После затянувшейся паузы молчание нарушил великий везирь Халал:

– Хоть я человек и не военный, однако, хочу высказать свое мнение. Крепостные стены города являются его надёжной защитой, но они же являются его головной болью.

Сказанное Халалом заинтриговало султана, он одобрительным жестом велел ему продолжать.

– Протяжённость стен города, если считать морские тоже, очень велика. Защитить их горожанам невозможно в силу своей малочисленности. Пока же они смогли сконцентрироваться на сухопутной части и умело отражают наши атаки. Я уверен, что если мы будем одновременно атаковать и с суши, и с моря, то непременно добьёмся успеха, ибо противник не обладает силами, способными отражать нападение на всём протяжении своих крепостных стен.

– Мысль отличная! Но как нашим судам проникнуть в Золотой Рог? Заградительная цепь препятствует этому, – возразил Исхак-паша, бросив взгляд на султана, словно стараясь прочитать его мысли.

– Морем попасть в бухту нашим кораблям действительно невозможно. Их придётся перетащить по суше.

Услышав эту неосуществимую на первый взгляд мысль, Мехмед встрепенулся. Он был большим любителем всего дерзкого и невозможного, и потому идея великого везиря пришлась ему явно по душе.

– Перетащить корабли по долинам и холмам? Это неосуществимо! – возразил Исхак-паша.

– Очень даже осуществимо! – радостно воскликнул султан, – мы же перетаскивали сюда огромную пушку. Таким же способом мы перетащим галеры и окружим город со стороны бухты. Немедленно поручите нашим специалистам составить карту местности и соответствующий план действий.

Султан настолько загорелся этой идеей, что, быстро закончив военный совет, приступил к её осуществлению.

Но одно дело тянуть тяжёлую пушку по равнине, и совсем другое переправлять галеры по оврагам и возвышенностям. Но для Мехмеда не существовало ничего невозможного, и он решил претворить этот дерзкий замысел в жизнь.

Когда военные разошлись, султан сказал Халалу:

– Военная хитрость нам тоже необходима. Нужен надёжный человек, который смог бы действовать изнутри. Припоминается мне, что в Константинополе у нас был такой?

– Вы правы, ваше величество, – ответил визирь, – его зовут Селим. Это он нашёл для нас хорошего «добродетеля» при дворе императора Константина и смог раздобыть план укреплений города, однако едва избежал смерти и вынужден был вернуться.

– Его надо немедленно отправить туда вновь под любым предлогом. Он пригодится нам в самое ближайшее время.

– Слушаюсь, ваше величество, – с поклоном ответил Халал.

– Насколько мне известно, в столице Византии в большом императорском дворце хранятся большие запасы золота, – сказал Мехмед.

– Совершенно верно, – ответил Халал, – наш «добродетель» неоднократно сообщал нам об этом.

– Ты должен сделать всё, чтобы оно сохранилось в целости и сохранности к моему въезду в город. Поручи это нашему «добродетелю». Посули ему хорошую награду и чин уже при моём дворе, – сказал Мехмед.

– Мудрость твоя велика, мой повелитель, – вместо ответа подобострастно сказал Халал.

Джованни Джустиани внимательно вглядывался в горизонт. Вот уже вторые сутки он с тремя генуэзскими галеонами и одной галерой поджидал прибытия из Венеции каравеллы «Фортуна», которой командовал знаменитый венецианский капитан Кокко. Он должен был присоединиться к ним и возглавить их поход в Константинополь, куда они спешили на помощь осаждённым.

Джустиани возглавлял отряд из восьмисот хорошо вооружённых генуэзцев, готовых защитить восточный бастион христианства от османской экспансии. Они везли провиант и оружие, столь необходимое для обороняющихся. Джустиани лично попросил Кокко возглавить их морское путешествие и присоединиться со своим кораблём у самой юго-западной оконечности Апеннинского полуострова, так называемого «каблука итальянского сапога».

Кокко, несмотря на свой молодой возраст, уже успел прославиться как храбрый военный моряк и умелый флотоводец. Не ведая, что такое страх, он мог броситься в самое пекло морского боя и сразить врага. Безграничная смелость позволяла ему одерживать победы там, где это считалось невозможным. Кокко с радостью откликнулся на призыв знаменитого командора возглавить морской поход против турок.

– Вижу паруса на горизонте! – крикнул наблюдатель с высокой мачты.

– Ну наконец-то, – облегчённо вздохнул Джованни, – Кокко плывёт к нам.

К ним действительно на всех парусах стремился корабль. По мере приближения его очертания становились всё чётче. Венецианское судно было построено на манер английских каравелл и представляло собой трёхмачтовый парусник с изящными линиями и мощным артиллерийским вооружением на борту. В отличие от громоздких испанских галеонов он был более лёгким и соответственно манёвренным.

Каравелла приблизилась. С неё отошла лодка, и вскоре на палубу поднялся молодой шкипер исполинского телосложения с обветренным грубым лицом.

– Приветствую вас, сеньор командор! – с поклоном сказал новоприбывший здоровяк.

– Здравствуй, Кокко! Я рад, что ты откликнулся на мой призыв и согласился возглавить наше морское путешествие, – ответил Джустиани и, повернувшись уже к военным, добавил, – господа, представляю вам знаменитого капитана Кокко – грозу всего Средиземноморья. Его присутствие сделает наше плавание намного безопасным.

– Благодарю вас за доверие, – ответил Кокко, – ваше приглашение было очень кстати. Я давно хотел поразмять кости. В нашем городе, кроме лазанья по ночам в спальни чужих жён, более ничем рискованным не займёшься.

– Однако увеселительную прогулку я вам не гарантирую. Турки – серьёзные враги.

– Вот как раз таких мне давно не хватало, – сказал Кокко, потирая руки от предвкушения хорошей стычки.

– Прошу вас, сеньор шкипер, ознакомиться с судами и командами.

Шкипер окинул взглядом галеоны и, увидев одиноко качающуюся галеру, недовольно произнёс:

– А это что за вёсельная калоша? Сеньор Джустиани, я же предупреждал, чтобы были только парусники.

– Видишь ли. Мы взяли с собой много провианта для осаждённых, а в трюмах галеонов не нашлось достаточно места. Вот и пришлось погрузить всё на галеру.

– Провиант мы перегружаем в трюм «Фортуны». Он полупустой, а галера пусть разворачивается и плывёт обратно в Геную.

– Лишнее судно никогда нам не помешает, – сказал один из офицеров Джустиани седовласый Джузеппе.

– Помешает. На галере ночное плавание невозможно. Я же собираюсь плыть и днём, и ночью. Вы же все спешите на помощь осаждённым, а с вёсельным судном мы поспеем, когда турки уже займут город.

– Пожалуй, ты прав, Кокко, – согласился Джованни, – сию же минуту выполнить приказание командира эскадры!

Тотчас матросы кинулись перегружать галеру.

– А вас, сеньор Джустиани, я бы попросил вместе с остальными офицерами перебраться на «Фортуну».

– Это от чего же? – удивился командор.

– Оттого, что каравелла назначается мною флагманским судном. Она хоть и меньше размерами, зато вооружена лучше этих неповоротливых галеонов. К тому же каюты на «Фортуне» более просторны и уютны.

– Ну это мы ещё поглядим, – проворчал Джузеппе, с недовольным видом усаживаясь в лодку.

Перегрузив провиант на каравеллу и распрощавшись с галерой, небольшой латинский флот под командованием Кокко взял курс на Константинополь.

Было безветренное апрельское утро, когда парусники появились перед морскими стенами Константинополя. Осаждённые жители города радостно встретили долгожданную подмогу. Горожане, наконец, почувствовали, что христиане Западной Европы протягивают им руку.

Судна, возглавляемые капитаном Кокко, уверенно плыли к заградительной цепи бухты Золотого рога.

– Ну где же ваш хвалёный турецкий флот, сеньор Джустиани? – с ухмылкой произнёс Кокко.

Противник не заставил себя долго ждать. Турецкий адмирал болгарского происхождения уже дал команду своим галерам не допустить проникновения латинского флота в спасительную бухту.

– Вот и турки, сеньор Кокко! Встречайте их! – с иронией ответил командор.

Суда османов в основном были мелкие и вёсельные. В количественном отношении они намного превосходили эскадру Кокко. Однако это его абсолютно не смущало. С высоты своей каравеллы он хладнокровно наблюдал за турками, которые заполонили всю акваторию перед Константинополем.

Сразу пять судов противника изготовились взять на абордаж флагманский корабль. На борту у каравеллы всё было готово для отражения атаки. Тридцать бомбард судна, отлитых из бронзы, были давно заряжены и ждали приказа капитана. Арбалетчики, спрятавшиеся за высокие борта, напряжённо выжидали. Кокко только измерял расстояние до неприятеля, и когда осталось не больше ста шагов, взмахнул правой рукой. Это означало, что все орудия правого борта должны выстрелить по противнику. «Фортуна» начала изрыгать пламенные ядра. Одновременно арбалетчики привстали из-за бортов и, прицелившись, выпустили стрелы. Кокко стремительно бросился на корму и ухватился за руль. Развернув судно по ветру, он направил его нос на скопившиеся галеры противника, стремясь протаранить их. Три генуэзских галеона в точности повторяли действия каравеллы Кокко. Турецкие суда начали один за другим тонуть, ломаясь, как щепки, под тяжёлыми ударами парусников.

Кокко старался не ослаблять ход каравеллы, без конца держа её на попутном ветре. Он взмахнул на этот раз левой рукой и сразу же загремели орудия с левых бортов всех четырёх судов.

Среди турок началась настоящая паника. Маленькие, неповоротливые галеры не могли ничего предпринять с высокими судами латинян, экипажи которых были вне их досягаемости. Последней надеждой турок оставались абордажные крючья, однако из– за закруглённых бортов и большой дистанции между судами их невозможно было использовать.

Мехмед стоял на берегу, по колено в воде, и в ярости что-то кричал. Он и в мыслях не мог допустить, что эта маленькая эскадра сможет войти в спасительную бухту. Однако на его же глазах один за другим тонули турецкие суда. Флот латинян медленно, но уверенно приближался к заградительной цепи. Защитники города ликовали, предвкушая победу, и после каждого залпа бомбард восторженно кричали.

Турецкий адмирал ничего не мог поделать– его флот таял на глазах. Численное превосходство турок оказалось абсолютно бесполезным перед парусниками Кокко, которые значительно превосходили по размерам галеры противника.

Перед самой цепью попутный ветер стал предательски ослабевать. На галеонах паруса резко сникли, что позволило туркам приблизиться к судам вплотную. Они начали карабкаться на палубу противника, однако сверху их успешно сбивали и бросали обратно в воду. Воспользовавшись слабым ходом «Фортуны», галеры начали окружать её со всех сторон. Кокко велел команде держать круговую оборону, а сам молил господа бога послать ему ещё один порыв ветра. Бог услышал его. На этот раз он оказался сильнее Аллаха турок. Подул спасительный ветер, и «Фортуна» рванула со своего места вперёд. Её массивный нос разбил в щепки османские галеры, которые так опрометчиво облепили его со всех сторон. Турки в панике начали спасаться, не обращая внимания на истошные крики своего адмирала. Это было полное поражение. Четыре спасительных для Константинополя парусника победоносно вошли в бухту, и заградительная цепь вновь опустилась за ними.

Император пришёл на пристань, чтобы лично встретить героев. Он радостно обнял Джустиани, который сошёл с «Фортуны» под всеобщее ликование толпы счастливых горожан. Прибытие латинских военных кораблей было первой существенной помощью, которую оказал христианский мир Константинополю. После многодневной осады жители города наконец-то смогли почувствовать, что их не оставили один на один с многочисленной армией мусульманского агрессора. У защитников города появилась надежда, что подобная помощь будет оказана и другими единоверцами.

– Властью, данною мне Богом и моим народом, я назначаю тебя главнокомандующим силами обороны. Отныне судьба Константинополя в твоих руках, – торжественно произнёс император, обращаясь к Джустиани

– Благодарю вас, ваше величество, за оказанное мне доверие, – с поклоном ответил командор и прошествовал в город.

Следующий день Джустиани начал с осмотра крепостных стен. Он остался доволен их состоянием, однако смутился, узнав, что так мало артиллерии. Те несколько лёгких бомбард имеющихся у осаждённых не могли противостоять огромной армии, которая расположилась лагерем на всём протяжении сухопутных стен города.

– Без хороших бомбард мы не сможем эффективно отражать атаки турок, – возмущался он.

– Император в своё время отклонил услуги мастера – пушечника, – ответил ему Роман, которому василевс приказал неотступно следовать за командором, дабы выполнять все его требования.

– Противник в несколько раз превосходит нас по живой силе. Без мощной артиллерии мы просто бессильны, – продолжал сетовать Джустиани.