Текст книги "Крушение империи"

Терпение у Романа окончательно лопнуло. С таким логофетом по внешним связям невозможно серьёзно работать. Информация, которая накопилась, должна была безотлагательно представиться императору, иначе она потеряет своё стратегические значение. Поняв, что ему сегодня не увидеть своего начальника, Роман решил лично встретиться с императором. Он послал прошение об аудиенции в администрацию императора и получил ответ, что василевс примет его в своих покоях через час.

Роман вышел из здания логофесии и медленно направился в сторону дворца. Уютные аллеи сада с вечнозелёной растительностью приятно располагали к отдыху. Роман глубоко вдохнул свежий зимний воздух. После долгого пребывания в помещении этот моцион был особенно для него приятен.

Дворец располагался на восточной стороне сада и издали выглядел величаво. Здесь же находилась мраморная чаша диаметром до десяти метров, прикреплённая к мраморной колонне. Её прикрывали два купола: свинцовый, а поверх него – серебряный, опирающиеся также на мраморные колонны, на вершинах которых располагались статуи животных и птиц. Из находящейся недалеко цистерны подавалась вода, которая стекала на купола и на статуи, образуя изумительный фонтан. В дни торжеств цистерна заполнялась вином с мёдом и пряностями, которое стекало струёй, заполняя огромную чашу. Все, кто присутствовал на празднествах, могли испить вина из чаши столько, сколько бы пожелали.

Роман невольно поймал себя на том, что после прочтения того письма из Адрианополя он начал на всё смотреть с какой-то болью, будто всё вокруг временно и должно скоро исчезнуть. Мысль о том, что тысячелетнее великолепие Константинополя скоро будет захвачено османами, начала принимать для него реальные очертания. Как ни старался он прогнать эту мысль от себя, она вновь и вновь возвращалась с прежней отвратительной настойчивостью.

Пребывая в таком безотрадном настроении, он подошёл к императорскому дворцу. Вход охранялся караулом, состоящим из русских наёмников. Эти дородные крепкие парни издавна состояли на службе у императора, который доверял им свою безопасность. Кроме русских в охране состояли скандинавы, венецианцы, генуэзцы и даже турки-османы. Все они получали щедрое жалованье и потому охотно служили византийскому кесарю. Роман, будучи верховным асикритом внешних сношений, знал наёмников лично, так как непосредственно участвовал в их отборе.

Командовал русской дружиной здоровяк с рыжей кудрявой головой Василий. При виде его отряда Роман заметно приободрился, и дурные мысли стали покидать его.

– Приветствуем господина верховного асикрита! – радостно встретил Романа русский богатырь.

– Рад тебя видеть, Василий, в добром здравии, – ответил на приветствие Роман.

Русская стража пропустила верховного асикрита во дворец, и Роман тут же попал в царство белоснежного мрамора и пурпурного шёлка. Высокие своды с разноцветными витражами поражали своей красотой всякого, кто заходил во дворец, ибо он чувствовал себя таким маленьким среди этого огромного белоснежного пространства вперемежку с ярким пурпуром. Всё византийское великолепие и величие было сконцентрировано здесь, подчёркивая незыблемость и вечность империи.

– Господин логофет настолько болен, что не смог сам прийти? – послышалось вдруг из– за мраморной колонны.

Тут только Роман заметил начальника Тайного приказа Маркоса. Маркос обладал способностью появляться скрытно в самых неожиданных местах. Для полицейского это свойство было очень ценно, но лично Романа сильно раздражало.

– Господин главный полицейский задаёт мне вопросы, на которые уже заранее знает ответы, – сказал Роман, который терпеть не мог этого соглядатая.

– Что поделать. Я должен знать обо всех всё, – с показным сожалением произнес Маркос.

– Было бы намного полезней, если бы ты, вместо слежки за вельможами Византии, с таким же рвением выявлял турецких лазутчиков, которыми так кишит наш город, – посетовал Роман.

– Среди придворных тоже имеются доброжелатели султана, – отпарировал Маркос.

– Правда? И кого же ты имеешь в виду? Уж не меня ли? – спросил Роман.

Шла обычная перепалка между службой внешней и внутренней разведок, которая наличествует в любом государстве и в любом промежутке истории.

– На вас, господин верховный асикрит, пока не имеется достоверных данных, – с иронией отметил Маркос и устремился прочь.

Император Византии Константин ХII Палеолог Драгаш был коронован в 1449 году. Это был человек, безрассудно преданный своей стране. Собственно, от страны только и осталась одна столица, которую он поклялся, что отдаст лишь ценою собственной жизни. Большие карие глаза излучали царскую уверенность и доброту, а мясистый нос с горбинкой и тонкие губы придавали его лицу особую притягательность. В людях он уважал честность и преданность, но как любой византиец питал слабость к роскоши и богатству. Как и все его предшественники, Константин Палеолог считал, что мир для Византии можно не только отвоевать, но и выкупить.

Император принял Романа в своих апартаментах, в той части, где был расположен его кабинет. Роман вошёл, низко кланяясь, извиняясь за грубое нарушение придворного таксиса. Константин был одет в расшитую золотом пурпурную хламиду, сшитую из великолепного византийского шёлка. Пальцы рук украшали перстни с драгоценными камнями. Любым из этих перстней он мог наградить того, кто особо отличился перед ним своей верной службой.

Император не спеша подошёл к Роману, посмотрел на него мягким взглядом и, положив свою руку на его плечо, заговорил приятным мужским голосом:

– Мне сообщили, что господин логофет приболел, а у тебя очень важное дело ко мне.

Было заметно, что Константин хорошо расположен к верховному асикриту внешних сношений и всегда не прочь с ним пообщаться.

– Прошу простить меня, ваше величество, новость, которую я получил из Адрианополя, заставила меня потревожить вас, не дождавшись господина логофета.

– Хворь твоего начальника не должна препятствовать нашим насущным делам, тем более что эта хворь не тела, а души, – сказал Константин, давая понять, что ему всё известно.

Глаза и уши из Тайного приказа регулярно информировали императора обо всём, что происходило в Константинополе и особенно во дворце.

– Будем великодушны к человеку, которому судьба послала столько несчастий. Упаси нас Бог от подобных невзгод, – произнёс Константин, подняв взгляд вверх, – я знаю, что у тебя был напряжённый день. Садись сюда и рассказывай всё по порядку.

Роман сел в предложенное императором кресло и доложил:

– Гонец принёс дурную весть, ваше величество. Султан османов Мурад умер.

– Почему тебе кажется, что это дурная весть? Умер человек, который хотел в своё время покорить наш город. Однако, поняв, что это невозможно навсегда отказался от этой мысли.

– В том то и дело, ваше величество, что, будучи мудрым человеком, Мурад вовремя отказался и более не помышлял об этом. Но сейчас к власти рвётся необузданный и взбалмошный юнец, способный натворить много бед.

Константин с минуту помолчал и потом спросил:

– А почему ты думаешь, что именно юный Мехмед станет султаном?

Тут Роман слово в слово пересказал содержимое утреннего письма.

– Да, хитёр Халал. Очень удачный ход. Посадит на османский трон желторотого юнца, а сам будет от его имени управлять турками. За Халала я не беспокоюсь. Он будет соблюдать все заключённые с нами договора о мире.

– Ваше величество, я боюсь, что молодой султан не даст Халалу использовать себя, и сам будет управлять государством, пренебрегая прежними договорённостями.

– Он не сможет, – уверенно произнёс император, – янычары не любят его, а военные и чиновники сильно зависят от великого визиря.

– Этот Мехмед подобен неразрезанному арбузу. Никто не может знать заранее, что он скрывает внутри себя.

Император призадумался. Скоропостижная смерть Мурада могла нарушить то зыбкое благополучие, которое временно воцарилось в единственном городе ранее могучей империи. Для Константина его великая столица была больше чем смыслом жизни, и ради её спокойствия и процветания он готов был на всё.

– Ты должен непременно отправиться в Адрианополь в качестве моего посланника и засвидетельствовать нашу честь новому султану, а также получить гарантии, что все договора, ранее заключённые между его отцом и мною, остаются в силе.

– Слушаюсь, ваше величество, – с покорностью ответил Роман.

– Выберёшь достойные дары. Не поскупись и подбери всё самое лучшее, что сочтёшь нужным. Помни, что золота на свете много, а Византия только одна, – сказав это, император снял с себя один из великолепных перстней и передал его Роману.

– Включи это в список ценных подарков, – сказал он, ничуть не сожалея о содеянном.

Роман утвердительно кивнул головой, а потом сказал:

– Ваше величество, пушечных дел мастер Урбан предлагает проект архи бомбарды и просит ваше величество покровительствовать его идее на благо вашего государства.

Император, который не пожалел бы даже жизни для своего народа, поморщился при упоминании какого-то инородного мастера, требующего средств для сомнительных проектов.

– А к чему нам эти архи бомбарды? – возразил он, – мы давно уже не ведём наступательных действий, а для обороны достаточны наши прочные стены. «Греческий огонь», секрет которого до сих пор неизвестен нашим врагам, вполне хватает для отражения неприятеля. Во сколько он оценил свои услуги?

– Двести византинов с каждого исправного орудия, – ответил верховный асикрит.

– Гони этого мздоимца в шею! И чтоб духу его здесь не было! Чем меньше будет в нашем городе таких пройдох, тем крепче будут спать его горожане! – разгневался Константин.

– Слушаюсь, ваше величество, – скрепя сердце согласился Роман.

В глубине души он чувствовал, что василевс не прав, ибо сэкономив в малом, непременно потеряешь большее. Император мог тратить огромные средства на предметы роскоши и пожалеть каких– нибудь тысячи византинов для укрепления обороноспособности столицы.

Роман уже хотел откланяться, как, вспомнив что– то, добавил:

– Сегодня я узнал, что турки ведут интенсивные поиски золота царя Крёза.

От этой вести император сильно изменился в лице и встревожено спросил:

– Откуда тебе это известно?

– Вот, посмотрите, за каким золотом они начали охоту, – сказал Роман и протянул василевсу золотую монету храма Артемиды.

Константин взглянул на монету, всё понял и произнёс решительным тоном:

– Это золото им не достанется никогда. Даже если они по нашим трупам войдут в город, этого богатства никогда не найдут.

От таких слов у Романа мороз прошёлся по коже. Он понял, что только императору известно, где хранятся богатства, и он их ни за что не отдаст врагу.

– Возьмёшь с собой в качестве охраны русскую дружину. Их богатырский вид непременно заставит османов призадуматься, прежде чем нападать на нас, – сказал на прощание более спокойным голосом Константин.

Подобная наивность была очень характерна для него, ибо он жил ещё старыми имперскими иллюзиями и не был способен трезво оценить существующие реалии. Крохотный островок его империи – Константинополь – с этой минуты был в смертельной опасности, которую всерьёз не воспринимали ни василевс, ни прочие христианские монархи.

Наследник Мехмед, после того как узнал о смерти отца, вторые сутки не покидал седла своего коня. Чистокровный арабский скакун быстро доставил своего хозяина до берегов Босфора, преодолев большое расстояние. Безумная жажда овладеть монаршей властью заставила юного царевича сразу же переправиться на европейский берег пролива, в Галлиполию. Только здесь он осмелился открыть своим приближённым содержание письма великого визиря. До Адрианополя наследник добрался уже в сопровождении отряда преданных ему лиц. Мехмед въехал в столицу через три дня после смерти своего отца. Халал его встретил у входа во дворец со словами:

– Твой богообразный отец, да хранит его Аллах на небесах, поручил мне проводить тебя на священный трон османов, мой повелитель!

Мехмед безгранично счастливый тем, что великий визирь так бдительно до его приезда охранял пустующий трон, торжественно произнёс:

– Мудрость твоя безгранична, Халал. Пусть послужит она нам и дальше так же плодотворно, как служила моему отцу.

Халал понял, что добился того, чего хотел. Молодой наследник правильно сориентировался, оставив его великим визирем, несмотря на существующие между ними разногласия. Без поддержки такого влиятельного человека, как Халал, он не смог бы беспрепятственно стать османским султаном.

– Пусть хранит Аллах султана всех османов– Мехмеда! – торжественно провозгласил великий визирь.

– Да здравствует султан! – ликовали янычары, единодушно признав нового повелителя.

На следующий день после своего торжественного восшествия на престол молодой султан позвал к себе главного евнуха и сказал:

– Я знаю, Мустафа, как ты верно служил моему отцу. Уверен, что будешь предан и мне.

– Твоя воля для меня так же свята, как и воля твоего покойного отца, да хранит его Аллах на небесах. Я твой покорный слуга, мой повелитель.

– Обещай, что беспрекословно исполнишь любое моё повеление.

Мустафа склонил голову в знак своего полного подчинения.

– Приказываю тебе умертвить всех моих братьев вне зависимости от их возраста и происхождения, – изрёк этот жесточайший приказ Мехмед недрогнувшим голосом.

Мустафа, который не ожидал такой жестокости от молодого султана, стоял в замешательстве, не смея сказать ни слова.

– Весь приплод от семени моего отца должен быть полностью уничтожен, – повторил своё приказание уже в иной форме Мехмед.

– Все твои старшие братья давно умерли, мой повелитель, – наконец заговорил главный евнух, – после же твоего рождения есть только один отпрыск и тот всего девяти месяцев от роду.

– Его надо немедленно убить, – без колебаний произнёс молодой султан.

– Мать этого младенца происходит из знатного османского рода, и следовательно ребёнок является чистокровным османом, – предупредил его Мустафа.

– Вот именно поэтому он не должен жить, – вспылил Мехмед, почувствовав в сказанном намёк на свои христианские корни.

– И запомни, чистокровными бывают только арабские скакуны. К царственным особам это не относится.

Мустафа, который сразу почувствовал угрозу в словах султана, ответил верноподданно:

– Слушаюсь, мой повелитель. Только прошу тебя указать на того, кому ты поручаешь умертвить младенца, ибо никто не посмеет дотронуться до знатного отпрыска без твоего прямого повеления.

Мустафа несколько озадачил Мехмеда, так как отдать столь жестокое поручение он ему не мог. Баши-евнух дворца – видная фигура, и султан не имеет права поручать ему исполнять столь нелицеприятное дело.

– Это сделает один из моих чаушей, – решил султан и повернулся к страже, – вот этот.

Мехмед указал на молодого приземистого парня, который с отсутствующим взглядом стоял у входа в апартаменты. Лицо чауша сначала выразило непонимание, но потом исказилось гримасой человека, которому поручили совершить нечто ужасное. Мустафа сразу же подошёл к нему и, положив руку на плечо, сказал:

– Идём со мной. Ты должен доказать, что готов на всё ради своего султана.

Они поспешно удалились на женскую половину. Главный евнух открыл тяжёлый замок гарема, и они пошли по длинному коридору. Когда Мустафа дошёл до покоев Гюльбахар и зашёл туда, та кормила ребёнка грудью. Ни о чём не ведающий ребёнок мирно сосал материнское молоко, и от этого блаженства его глаза потихоньку слипались.

Увидев, что с Мустафой в покои зашёл посторонний мужчина с оружием, Гюльбахар сильно встревожилась и вопросительно посмотрела на главного евнуха. Тот, не произнеся ни слова, быстро подошёл к ней и вырвал младенца из рук. Опешившая женщина вскрикнула и попыталась удержать ребёнка, однако Мустафа, схватив его, спешно увёл из покоев. Мать с криком бросилась за ними, но дорогу ей преградили двое подоспевших евнухов, которые силой заставили её вернуться назад. Не обращая внимания на истошные крики Гюльбахар, главный евнух понёс ребёнка в детскую купальню и, подойдя к мраморной ванне с водой, приказал чаушу:

– Возьми ребёнка и погрузи в воду.

Чауш стоял остолбеневший, с бледным, как воск, лицом.

– Ты должен утопить младенца. Такова воля султана, – сурово произнёс евнух.

Чауш продолжал стоять в полном оцепенении.

– Если ты этого не сделаешь, тебе отрубят голову, – пригрозил Мустафа, – какой же ты воин, если не можешь справиться даже с младенцем?

Чауш подошёл к ванне и с дрожащими руками взял ребёнка. Дитя проснулось и начало недовольно хныкать. Руки чауша быстро опустили его целиком в холодную воду. Ребёнок сильно вздрогнул, инстинктивно борясь за свою короткую жизнь, но затем размяк и более не дёргался. Когда младенец окончательно задохнулся, Мустафа передал его мёртвое тельце евнухам, а сам вывел полуживого чауша из женской половины дворца. Стараясь хоть как-то привести невольного детоубийцу в чувство, главный евнух заключил тоном философа:

– Девять месяцев ребёнок пребывает в чреве матери, блаженно плавая в воде. После рождения, если его снова опустить в воду, он непременно задохнётся и погибнет. Законы природы крайне противоречивы.

Когда они вернулись обратно, молодой султан в присутствии великого визиря принимал послов из Венеции. Руководил этой делегацией архиепископ болонский Джакопо Чарутти. Венеция тогда была крупнейшим городом-государством на Средиземноморье и на протяжении многих веков являлась торговым конкурентом Византии. Упадок Восточной Римской империи был очень выгоден для Венеции с чисто экономической точки зрения. Завоевание османами византийских городов проходило с немого согласия Венеции и Генуи. Правители этих городов предоставили полную свободу действий туркам. Архиепископ Джакопо был первым из находящихся в столице послов, который прибыл поздравить Мехмеда и отдать соответствующие почести. Венецианцам необходимо было удостовериться, что новый султан не намерен ничего изменять в отношениях их стран. Кроме того, проницательный посол желал в личной беседе составить представление о степени образованности молодого османского повелителя. Он прибыл во дворец с подобающими в таких случаях ценными дарами.

– Мы надеемся, что Венеция как и прежде будет пользоваться всеми торговыми привилегиями, какие были у нее при царствовании великого султана Мурада Второго, да будет благословенно имя его, – начал сразу с самого насущного вопроса архиепископ.

Молодой султан, довольный списком даров, преподнесённых венецианцами, ответил словами из Корана:

– Кто приходит с добром, тому станется ещё лучше. А кто приходит с дурными намерениями, его лик будет повергнут в огонь.

Венецианцы облегчённо вздохнули. Сказанное они восприняли буквально. Многие из них хорошо понимали арабский язык и знали эти строчки из священной книги мусульман.

– Наши страны поклоняются различным богам, однако ничто так не сближает людей, как торговля, и я надеюсь, что впредь между Османским государством и Венецией не будет проблем в этой сфере, – желая связать религию с процветанием, сказал архиепископ.

– Различия в наших религиях не дают основания для непонимания друг друга. Ведь, как сказал поэт: бог каждого человека —это его совесть, – произнёс Мехмед, процитировав слова Менандра на хорошем греческом языке.

Послы явно не ожидали такого проявления эрудиции у молодого султана. С виду заносчивый и самодовольный, Мехмед не был похож на интеллектуала.

– Приятно осознавать, что новый султан османов обладает недюжинными знаниями. С высокообразованным правителем его соседям доступнее общаться, – льстиво высказался посол.

– Человек не рождается со знаниями. Он их познаёт в течение всей своей жизни. И эти познания он должен правильно использовать. Как говорил римский император Клавдий: «Не говори всегда, что знаешь, но знай всегда, что говоришь».

Последнее изречение Мехмед сказал уже на латыни, чем буквально поразил окружающих венецианцев.

– Его величество для своих лет очень мудр и одновременно доступен в общении, – не прекращал льстить султану лукавый Джакопо.

– В вашем писании очень хорошо сказано: « Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».

Знание Библии молодым мусульманским правителем сильно удивило не только католического архиепископа, но и всех остальных присутствующих. Мехмед знал, что с подачи венецианцев завтра вся Европа будет говорить о том, что молодой, неизвестный никому султан османов обладает не меньшей эрудицией, чем любой западный монарх. Он специально для этого блеснул своим хорошим образованием и знанием нескольких языков.

После такой высокоинтеллектуальной беседы взгляд Мехмеда упал на одну из принесённую в дар картину с изображающую отрезанную голову Иоанна Крестителя. Султан подошёл и стал внимательно в неё всматриваться. В области изящных исскуств он не был так искушён, как в лингвистике и риторике. Его радушное настроение сразу же испортилось. Он повернулся к венецианцам и сказал:

– Это картина нарисована неверно. Здесь мёртвая голова выглядит, будто живая. Сразу видно, что художник никогда не видел её отрубленной. И вы тоже никогда не видели, раз подарили мне эту картину.

Посланники Венеции стояли в замешательстве, не смея проронить ни слова. Человек, который только что вёл высокообразованную беседу, вдруг в одночасье снизошёл до уровня базарного мясника.

Мехмеда ещё больше стало раздражать молчание венецианцев, и он сказал уже со злостью в голосе:

– Сейчас я вам покажу, какой должна быть отрубленная голова.

Он обернулся и, увидев отрешённое лицо чауша, который недавно утопил младенца, приказал своим янычарам:

– Немедленно отрубите ему голову и сейчас же покажите гостям.

В зале пронёсся вздох ужаса. Чауш, который ещё не пришёл в себя от недавно пережитого детоубийства, не совсем понял, что должно с ним произойти. Пока он соображал, двое янычар схватили несчастного и потащили в соседнюю комнату. Через минуту оттуда послышался глухой удар, похожий на тот, который часто раздаётся в мясных лавках. Ещё через мгновение в зал зашёл янычар с истекающей кровью отрубленной головой чауша, который совсем недавно стоял живой рядом со всеми.

– Смотрите, какой должна быть мёртвая голова! – обратился Мехмед к посланникам, которые остолбенели от ужаса и едва держались на ногах.

Султану доставляло огромное удовольствие лицезреть их перекошенные от страха лица. То благоприятное впечатление, которое он оставил на них, после этого кровавого поступка полностью улетучилось. Они поняли, что перед ними стоит достойный потомок своих полудиких предков. К великому сожалению, Османское государство, хоть и перешагнуло на территорию Европы, однако по своей сути оставалась по-азиатски варварской.

После того как послы Венеции удалились, Мехмед, вспомнив свои насущные проблемы, вновь обратился к главному евнуху:

– Какие ещё остались потомки у моего отца?

– Потомков более не существует, мой повелитель, – ответил евнух с чувством до конца исполненного долга.

– Живых, да. А есть ли, которые ещё находятся в утробе своих матерей и через некоторое время родятся на свет?

– Ты хочешь сказать, нет ли среди наложниц великого Мурада, царство ему небесное, беременных его семенем? – спросил Мустафа.

– Именно так.

– Есть, мой повелитель. Еврейка по имени Гёзал находится на пятом месяце беременности.

– Более никто, ты уверен?

– Никто. Уверен.

– Хорошо. Тебе придётся умертвить эту Гёзал тоже. Ведь ребёнок, рождённый ею через четыре месяца, будет считаться потомком Мурада.

– Слушаюсь, мой повелитель. Будет непременно исполнено, – ответил Мустафа и посмотрел на великого визиря, который присутствовал при этом разговоре.

Султан удалился в свои покои, оставив их наедине.

Халал смотрел из окна на приятно греющее солнышко.

Короткая фракийская зима близилась к концу, и приближающаяся весна всё сильнее напоминала о себе, постоянно удлиняя световой день. Настроение от этого у людей повышалось, в сердца вселялся оптимизм, отношения становились добрее. Так было всегда, вне зависимости от того, в какое время жили люди и к какой нации они принадлежали. Человек – дитя природы, был всегда подчинён её законам, и никакие самодержцы и властолюбцы не могли отменить простые человеческие радости.

– Молодой султан очень жесток и резок, – наконец заговорил великий визирь, – хотя, с другой стороны, страх – это тот инструмент, которым обязан пользоваться любой монарх.

– Ну и перепугались же эти послы из Венеции. Точно, наложили под себя, – кисло захихикал главный евнух.

– Уничтожить всех потенциальных соперников, живых и ещё не родившихся – это верный путь к упрочению самодержавной власти, – продолжал Халал, не обращая внимания на злорадство Мустафы, – здесь не обошлось без предварительной указки его отца. Он тоже был в молодые годы одержим властолюбием, благодаря чему сумел остановить распад государства, поставив конец междоусобицам.

Халал, продолжая умиляться солнечными лучами, вдруг неожиданно спросил:

– Как же ты намерен умертвить эту беременную еврейку?

– Засуну в мешок и сброшу с большого каменного моста в реку Марицу. Вот и все дела, – спокойно, равнодушным тоном ответил евнух, будто речь шла об умерщвлении щенка, а не беременной женщины.

Было видно, что исполнять подобного рода указания для него не впервой. Халал посмотрел на придворного евнуха пронизывающим взглядом и, опять повернувшись к окну, щурясь от солнца, тихо проговорил:

– Подойди поближе и слушай меня внимательно. Мы сегодня же отправим еврейку в другое место, под другим именем. У неё родится ребёнок, и если это будет сын, то это будет сын самого Мурада. Этот отпрыск сможет нам пригодиться в любую минуту. Ты меня понял?

– А если это будет дочь?

– Ничего страшного. Пусть родится ещё одна такая же красавица, как её мать. И нарожает потом ещё целую кучу красавцев для нас. От этого наше государство только выиграет.

– А как же высочайшее повеление султана? Ведь если он проведает обо всём, не снести нам головы.

– Не беспокойся, не проведает. Ты засунешь в мешок любую другую не угодную тебе наложницу и утопишь её вместо Гёзал.

Теперь уже призадумался главный евнух. Он привык беспрекословно выполнять приказы султанов, однако сказанное дальновидным великим визирем также вызывало в нём уважение, ибо оно оказывалось пророческим. И потом, кто знает, сможет ли остаться на престоле этот непредсказуемый и неискушённый в государственных делах юноша, которому ещё так далеко до мудрости великого Халала.

– Куда же мы спрячем эту еврейку? – невольно подчиняясь везирю спросил Мустафа.

Не отвечая на его вопрос, Халал велел позвать Армана – дворцового чауша. Тот тотчас явился.

– Властью, данной мне султаном, с сегодняшнего дня я назначаю тебя военным комендантом в городе Фессалоники, – приказал визирь опешившему Арману, – соответствующую бумагу с моей подписью ты получишь у ншанджи. А теперь слушай меня и не повторяй никогда то, что я тебе скажу сейчас.

Халал приблизился к новоиспечённому коменданту Фессалоник и почти прошептал ему на ухо:

– Ты возьмешь туда с собой в жёны одну из наложниц покойного султана. Не удивляйся, если она через несколько месяцев родит ребёнка. Это будет ребёнок великого Мурада, но об этом, кроме тебя, никто не должен знать, ибо ты вырастишь его, как своё родное дитя.

Арман, изумлённый всем происходящим, смотрел на своего покровителя, который в одно мгновенье превратил его, обыкновенного чауша, в большого военного начальника и вдобавок обзавёл женой и ребёнком в скорой перспективе. Это походило на какой-то неправдоподобный сон.

– Ступай. И упаси тебя Аллах проговориться об этом когда-нибудь!

Всё ещё сильно удивлённый, уже бывший чауш поспешно удалился.

– Ты должен сегодня же приготовить Гёзал к отъезду, а ночью выкинешь в реку одну из наложниц гарема, – сказал евнуху визирь.

– Я боюсь, что в гареме догадаются о произошедшем подлоге.

– Сейчас же выдвори из дворца арабскую служанку Гёзал, и намекни ей, что её хозяйку султан велел утопить в реке. Это будет самым лучшим подтверждением её гибели, ибо то, что знает арабская женщина, знает весь свет, – заметил многозначительно Халал.

– Да будет в веках прославляться твоя мудрость, о великий визирь! – с восхищением произнёс Мустафа.

Он пошёл на женскую половину дворца и зашёл в покои к Гёзал. В комнате для служанки его встретила Фатима.

– Быстро собирайся. Ты покидаешь дворец, – приказал ей евнух.

– С какой это стати? Я здесь нахожусь по воле самого султана, царство ему небесное, – возразила Фатима.

– Вот именно, что небесное. А вот земной султан распорядился выдворить тебя отсюда. Так что поторапливайся, чтобы через минуту твоего духу здесь не было.

Арабка, поняв, что бессильна что-либо предпринять, со слезами на глазах стала прощаться с Ребеккой. Евнух лично проводил служанку по длинному коридору гарема.

– Ты можешь мне объяснить, что происходит? – в недоумении спросила она Мустафу.

– Уноси скорее отсюда ноги. Молодой султан разгневан и распорядился утопить твою госпожу сегодня ночью в Марице. Так что убирайся, пока целая.

Фатима в ужасе покинула дворец и с заплаканными глазами пошла по городу. В тот же день эта ужасную весть из гарема султана разлетелась по всему городу.

Тем временем евнух вернулся в покои к Ребекке. В руках он нёс бохчу с одеждой.

– Быстро снимай с себя свою одежду и переоденься в эту, – сказал Мустафа, показывая на бохчу.

За пять месяцев беременности Ребекка сильно изменилась. Хотя её живот ещё не выпирал из под одежды, однако появившиеся округлые очертания сильно преобразили девушку. Ребекка была одной из тех женщин, которым беременность шла только на пользу. Она из воздушной девушки постепенно превращалась в красивую женщину со всеми привлекательными формами. Мустафа быстро оценил эти перемены своим намётанным глазом.

– В чём дело? К чему эти переодевания? Куда увели мою служанку?

– Слушай меня внимательно. Оставаться тебе здесь уже небезопасно. Мы с великим визирем решили отправить тебя в город Фессалоники. Ты будешь женой коменданта крепости Армана, с которым ты немедленно отправляешься туда.

– А почему вы спасаете меня? – с подозрением в голосе спросила Ребекка, торопливо переодеваясь.

– Потому что у тебя под сердцем ребёнок великого Мурада! – высокопарно произнёс евнух и добавил, – запомни, с этой минуты у тебя другое имя – Чичак. Про Гёзал забудь навсегда. Всё, пошли.

Он накинул на её лицо чёрную паранджу и вывел из гарема. Здесь Мустафа передал Ребекку Арману, который поджидал её, уже готовый к дальнему путешествию.

Довольный тем, что всё сошло гладко, главный евнух вернулся в гарем, захватил оставленную одежду Ребекки и зашёл в комнату венецианки, отвергнутой Мурадом в свою последнюю в жизни ночь.