Текст книги "Крушение империи"

– Неужели в этом городе так много ценного, что ты хочешь завоевать его любой ценой? -спросил Халал.

– Никакое золото не сравнится с тем величием, которое ждёт нас после завоевания Константинополя. Весь мир вздрогнет, когда узнает, что мы взяли «второй Рим» – эту действительную столицу мира. Его богатства никогда не заменят исторической значимости победы для османов, которой прославится наше государство для последующих поколений. Ты не задумывался, отчего столица нашего государства без конца меняет своё место? А всё оттого, что мы её просто не нашли. Вот она – настоящая столица Османской империи, которая станет гарантом нашего могущества на протяжении последующих веков. Взявший её, увековечит своё имя в памяти потомков.

Халалу молодой султан нравился всё больше и больше. Его мужеству и решительности мог бы позавидовать любой умудрённый опытом государственный муж. Наряду со своей горячностью и присущей для всех османских султанов жестокостью, Мехмед обладал трезвым и прагматичным умом, позволявшим ему совершать великие дела. Халал понял, что это достойный сын своего отца и с некоторых пор проникся к нему уважением. Если раньше он мысленно предполагал возможное смещение Мехмеда, то сейчас, наоборот, стремился ещё более упрочить его власть.

Мехмед же, чувствуя в визире недюжинный ум и опыт, всячески приближал его к себе, позабыв о былых разногласиях. Султан хорошо запомнил, кто первым известил о смерти отца, расчистив ему дорогу на трон.

– А если тебе византийцы пообещают платить ежегодно большую дань, ты снимешь эту осаду? – вдруг спросил Халал, будто проверяя султана на прочность.

Мехмед с минуту подумал, но затем ответил:

– Всё на этом свете имеет свою цену, в том числе и этот город. Если мне щедро за него заплатят, то, пожалуй, сниму.

– Тогда назови размер дани и мы предложим её императору Константину.

Мехмед был явно не готов к такому вопросу. Он задумчиво посмотрел на Халала и сказал:

– А стоит ли? Дань, которую я собираюсь наложить, непосильна ни одному государству.

– Наше дело предложить. А там, как решат, – однозначно ответил везирь.

– Сто тысяч золотых византинов ежегодно, – сказал султан медленно.

Халал даже вздрогнул, услышав такую огромную сумму. Она действительно была непосильной.

– Я сегодня же передам твоё условие осаждённым, мой повелитель.

Временное затишье позволило византийцам укрепить стены в тех местах, где их смогла разрушить сверх пушка. Джустиани как опытный специалист по фортификации лично следил за качеством восстановительных работ. Бреши закрывались плотным частоколом и усиливались мешками из песка. Немногочисленные защитники были настроены решительно, хотя несколько приуныли, когда увидели, что устанавливаются ещё три новые огромные пушки.

– Ничто меня так не беспокоит, как эта проклятая турецкая артиллерия, – сокрушался Джустианни при совместном с императором осмотре крепостных стен, – против неё у нас нет противодействия.

– Ничего, командор, – подбадривал его император, чувствующий себя виноватым, – одну мы смогли уничтожить. Взорвём и эти.

– К сожалению, нет с нами нашего храброго Кокко. Вот он бы точно и эти уничтожил.

Они продолжали осматривать стены, как вдруг заметили, что со стороны лагеря противника приближается конный отряд с поднятыми вверх остриями копий. Это означало, что турки не намерены атаковать, а предлагают переговоры. Когда отряд приблизился на расстояние полёта стрелы, от него выделился спешившийся человек и начал размахивать свёртком бумаги, нанизанным на острие копья.

– Ваше величество, турки прислали парламентёров, – доложил Роман императору.

– Открыть ворота и принять посланника! – приказал василевс.

Стража стала медленно отворять сначала внутренние ворота, затем спустила мост, и только потом со скрежетом открылся основной вход. Посланник султана подошёл к стражникам и молча вручил им свиток. Город заперли в той же последовательности, в которой отворили, и стражники вручили письмо логофету.

– Немедленно зачитай его нам! – приказал Константин.

Роман раскрыл лист и начал читать сразу греческий перевод:

«Мы, султан всех османов Мехмед Второй, волею Аллаха, смилостивившись над вами и не желая более проливать кровь своих солдат, предлагаем вам выплачивать нам ежегодную дань в размере ста тысяч золотых византинов в обмен на снятие осады города. В случае отказа город со всем его богатством будет неминуемо захвачен в самое ближайшее время, а его жители обращены в рабство».

Император слушал это, повернувшись ко всем спиной.

– Как вы думаете? Неужели Мехмеда удовлетворит даже такая огромная дань? Неужели он откажется от мысли захвата? – наконец проговорил он и продолжил, – мне кажется, что нет. Дань, которую он назначил, не стоит и малой толики того, чего он добьётся после взятия Константинополя. Наложив на нас эту дань, он только ещё раз потешил своё больное самолюбие.

– Мне кажется, он не удовлетворится даже этой непосильной суммой и не откажется от мысли взять город, – высказал своё мнение Роман.

– Ты совершенно прав. Наше презрительное молчание– вот что будет ответом ему. Мы докажем всему миру, что отвоевали свой город ценой нашей крови, а не откупились золотом, – заключил император и добавил уже решительным тоном, – я отправляюсь во дворец. Через час я жду тебя и верховного казначея в своих покоях.

Роману показалось, что василевс задумал что– то очень серьёзное, ибо почувствовал резкую перемену в его настроении после прочтения послания Мехмеда. Во всяком случае он через час с казначеем стоял перед императором в его апартаментах.

– Скажи мне, Анастасий, можем ли мы платить ежегодно туркам сто тысяч византинов дани? – спросил Константин, направив свой первый вопрос казначею.

– Можем, ваше величество, если использовать тот неприкосновенный запас, который храним на чрезвычайное время, – ответил верховный казначей, ведающий запасами золота империи.

– А ты думаешь, что это время уже настало? Мы имеем право использовать наш резерв?

– Думаю, что да, ваше величество, настало, ибо его мы храним на случай войны или стихийного бедствия.

– Неверно, – возразил император, – это золото, которое наши предки берегли много веков, предназначено не для откупа. Оно существует для сохранения нашей веры и будет использовано только с этой целью.

– Но, ваше величество, как раз сейчас наша вера подвергается угрозе со стороны врага, который вознамерился превратить наш город в мусульманский оплот.

– Ты прав. Но это не повод для того, чтобы отдавать всё золото врагу, ибо надо попытаться с оружием в руках отстоять наши духовные ценности, а богатства употребить для создания новых религиозных центров. Все великолепные православные храмы создавались именно на эти средства.

Анастасий не мог ничего ответить, ибо воля императора была для него превыше всего.

– А кроме того, я уже позаботился вывезти это золото за пределы города, дабы оно не досталось врагу. Мне кажется, это вполне разумное решение.

– Вы хотите сказать, ваше величество, что наше хранилище пусто? – изумлённо спросил казначей.

– Именно, – спокойно ответил император, – золото находится далеко отсюда, в надёжном месте.

– Мне кажется, ваше величество, как казначей я имею право знать, где оно? – с достоинством и некоторой досадой проговорил Анастасий.

– Вполне, – ответил император, – тебе, как казначею нашего государства, и Роману, как логофету, я скажу, где оно спрятано, ибо именно вы в случае падения Константинополя, должны распорядиться им для возрождения и дальнейшего процветания нашей религии, где бы оно ни пустило свои новые корни.

– Ваше величество! Почему вы не упоминаете своего имени? Ведь без вас мы не вправе распоряжаться золотом империи, – спросил изумлённо Роман.

– Если падёт империя, то паду и я. Вам же я поручаю её возрождение. Вам, как достойным вельможам этой страны, которые являются её патриотами и ревностными хранителями православной веры. Добыв золото в том месте, которое я вам укажу, вы используете его для построения новой Византии, пусть даже на ином месте.

– Ваше величество! Вы так говорите, как будто враг уже вступил в наш город, – возразил Анастасий.

– Это вовсе не исключено. К сожалению, сегодня, как никогда, он имеет все шансы, наконец, завоевать Константинополь. И потому я должен быть уверен в том, что всё наше богатство и духовные ценности останутся в сохранности. Вы оба должны мне сейчас клятвенно обещать это, – решительно произнёс император.

С минуту Роман и Анастасий молча стояли, осознавая всё величие данного момента и в то же время всю беспомощность своей империи и своего императора. Им обоим поручалась очень ответственная миссия, и потому было над чем задуматься. Первым заговорил Роман:

– Ваше величество, я готов отдать жизнь, защищая вас и мой родной город, но если я останусь жив, то клятвенно обещаю исполнить ваше поручение.

– Ты обязан остаться в живых, ибо я на тебя возлагаю столь важное поручение, – сказал император, – что скажешь ты, Анастасий.

– Я предпочёл бы использовать все средства, чтобы сохранить Константинополь, в том числе и выкуп, но если вы, ваше величество, настаиваете, я тоже клятвенно обещаю, – ответил казначей.

Император подошёл к своему алтарю и сказал:

– Подойдите оба сюда и, приложив свою правую руку, трижды поклянитесь в этом!

Роман и казначей исполнили его приказ и трижды произнесли слово «клянусь» с распростёртой правой рукой.

Император облегчёно вздохнул и произнёс:

– Вот теперь я спокоен. У нашей империи, невзирая на исход войны, есть надёжное будущее. Оно гарантированно тем несметным богатством, доставшееся нам от наших предков, место сокрытия которого я сейчас вам покажу на этой карте.

Сказав это, он раскрыл карту некогда огромной византийской империи и показал на расчерченный красный кружок.

– Богатства находятся на юге Анатолии в этом месте. Здесь, после высадки в Финикийском заливе вы должны взобраться на гору, где никогда не гаснут подземные огни. Эти языки пламени местные жители называют огнём Химеры, и потому очень опасаются этого места, наивно предполагая, что чудовище до сих пор живет под горою. Здесь, между этих огней, под глыбами камней, в надёжном, глубоком месте вы и найдёте несметные богатства, способные возвеличить любого, кто станет его обладателем.

Анастасий буквально вцепился взглядом в карту, стараясь до мелочей запомнить месторасположение золота. Когда он поднял голову, Роман увидел в его глазах странный блеск.

– Как вы могли, ваше величество, настолько отдалить от вас такое богатство, не опасаясь, что кто-либо его обнаружит? – произнёс он удивлённо.

– Я не имел права оставить его тут, ибо оно могло попасть в руки к врагу в случае падения нашего города, – ответил император.

Роман и Анастасий продолжали в изумлении стоять, покорно внимая василевсу.

– Вы поступили очень мудро, ваше величество. Мы непременно исполним ваше поручение, – твёрдо сказал логофет.

– Ступайте, – сказал император, – и да хранит вас Господь!

После того, как казначей с логофетом удалились, император дёрнул за звонок и приказал вошедшему слуге:

– Срочно позови ко мне начальника Тайного приказа Маркоса.

Маркос явился незамедлительно и, поклонившись, сел на указанный василевсом стул.

– Я должен тебе поручить очень важное и вместе с тем деликатное дело, – начал император.

– Какое, ваше величество?

– С сегодняшнего дня ты должен следить за каждым шагом верховного казначея Анастасия и логофета внешних связей Романа, причём так, чтобы они ничего не заподозрили.

– Понятно, ваше величество.

– Чтобы они ни сделали, куда бы ни пошли – обо всём ты должен мне ежедневно подробно докладывать. Ты не должен мешать им ни в чём и не вмешиваться в их действия, а только наблюдать и доносить. Ясно?

– Куда уж ясней, – ответил Маркос, для которого подобные поручения были не в новинку.

– Тогда исполняй.

– Слушаюсь, ваше величество, – ответил Маркос и исчез.

Император повернулся к алтарю, вознёс руки к небу и приступил к своей ежедневной молитве о спасении Константинополя.

«Ангел», успешно подгоняемый попутным ветром, быстро приближался к порту города Фессалоники. Соломон с грустью отметил, что впервые судно вышло в дальнее плавание без своего прежнего шкипера. Отсутствие Иосифа во всём сказывалось на судне. Его твёрдая походка, громкий голос, способный перекричать даже шум штормовых волн, подбадривающий смех, всё это было частью их корабля.

После полудня пятого дня «Ангел», ведомый своим новым шкипером, благополучно пришвартовался к пристани Фессалоники, и Соломон в сопровождении Льва отправился на турецкую таможню.

– Мы прибыли из Смирны и должны встретить здесь товар из Венеции, – начал докладывать таможенникам Лев по-турецки.

– А какой сейчас товар вы привезли? – спросил их чиновник порта.

– В данный момент трюмы пусты. Мы предполагаем заполнить их здесь.

– Ладно, ступайте на судно. Мы придём, проверим, – заявил недоверчиво таможенник.

Однако вернуться на судно Соломон и Лев не спешили. Они внимательно осмотрели весь порт, но нигде не нашли судна из Венеции.

– Мне кажется, они уже здесь были. Уж больно недоверчиво с нами обошёлся этот османский чинуша, – сказал Лев.

– Да, тут что– то не так. Давай скорее вернёмся на «Ангел». Надо прибрать там лишнее, а то, не дай Бог, догадаются, что мы из Константинополя.

– Ладно. Не спеши. Диего их встретит, как следует. Давай лучше порасспросим в портовом трактире.

– Хорошая идея, – согласился Соломон.

Зайдя туда, они обнаружили характерную для портового города компанию, состоящую из разномастных матросов и портовых девок. Хозяин заведения, пожилой толстый грек, принял их дружелюбно и налил по чарочке вина.

– Не приплывало ли сюда судно из Венеции? – начал его расспрашивать Лев, – мы должны получить от них товар.

Услышав это, хозяин сразу стал серьёзным и, озираясь по сторонам, сказал:

– Был тут большой венецианский галеон. Турки что-то заподозрили и начали его тщательно обыскивать, – почти шёпотом выговорил трактирщик.

– Обыскали? – переспросил Лев, – ну и что же нашли?

– Огромное количество оружия и провианта.

– А сколько было на судне людей?

– Маловато. В основном экипаж. Турки забрали всё оружие, а судну приказали отчалить по– быстрому.

– И они уплыли обратно?

– Да, – ответил трактирщик, – с тех пор турки обыскивают все подозрительные суда.

– Плохи наши дела, – сказал с опаской Лев, – теперь ясно, почему до нас не доплыла помощь из Венеции. Хотя помощью её особо и не назовёшь. Кому нужно было это оружие, если с ним не было живой силы? Пошли на «Ангел». Нам в этом городе больше нельзя оставаться.

Все вместе стали покидать трактир.

– Постойте, – вдруг окрикнул их хозяин и достал небольшую сумку из чёрной кожи.

– Это мне дал помощник шкипера того галеона. Тут письма для венецианцев, которые защищают Константинополь.

– Письма? – переспросил Соломон, – а зачем они нам?

– Да ладно, брось, – понимающе кивнул трактирщик, – вы же оттуда? Я сразу догадался. Это у вас на лбу написано. Забирайте почту. Хоть этим порадуете ребят.

– Хорошо, – уже по-доброму улыбнулся Лев, – отнесём.

Забрав сумку с письмами, они направились к кораблю.

Но едва зайдя на борт, они оказались в окружении городских стражников. Начальник караула подошёл к ним и заявил:

– У нас есть подозрение, что вы не торговое судно, а прибыли сюда с военной целью из Константинополя.

– Но вы же обыскали судно? Ничего подозрительного не нашли, – возмутился Лев.

– Комендант города велел арестовать вас, – не обращая внимания на него продолжал турецкий офицер и уже приказал строгим тоном, – вы немедленно проследуете за нами.

Сопротивляться было бесполезно. Команда судна вместе с Соломоном и Львом направилась за стражей.

– Конец нам, – со вхдохом произнёс шкипер, когда железная дверь узницы закрылась за ними, – турки живыми нас уже не выпустят.

– А что нам оставалось делать? – пожал плечами Лев, – они бы нас всех перебили, окажи мы им сопротивление. А так у нас есть хоть маленькая надежда.

– Дураки мы, хоть и живые! – ответил Соломон, – сами прямёхонько попали к ним в лапы.

Настала ночь, но никто и не думал засыпать. Лев начал уже строить план побега и, вскарабкавшись на стену, хотел дотянуться до высокого окна. Эта крепость-тюрьма была построена ещё византийцами по всем канонам архитектуры, и потому шансов на побег у них не было.

Наконец, глубоко за полночь, дверь их узницы открылась, и всё тот же офицер приказал им:

– Выходите все по одному и следуйте за мной!

Лев вопрошающе посмотрел на Соломона. Тот пожал плечами и медленно направился к выходу. Они вышли из тюрьмы и молча пошли по ночным улицам города. Лев ни на минуту не сомневался, что их ведут на казнь. Он уже прикидывал, на каком удобном углу можно будет, захватив у стражников оружие, высвободиться и удрать на корабль, но затем вовремя заметил, что их ведут прямо в порт. Дойдя туда, они направились к пристани, где стоял «Ангел». Удивление всей команды ещё более возросло, когда стражники велели им подняться на палубу, а сами молча удалились.

Недоумевающий Соломон зашёл в свою кают-компанию и при свете тусклой лампады увидел там сидящую фигуру, одетую в чёрный плащ с накинутым на голову капюшоном. Увидев вошедшего, человек поднялся со своего места, подошёл к нему и открыл своё лицо.

– Ребекка! – не веря своим глазам, громко воскликнул Соломон, узнав свою родную сестру.

С минуту они стояли, крепко сжимая друг друга в объятиях.

– Моя милая сестра! – голос его дрожал, а по лицу покатились слезы счастья, – я ищу тебя по всему свету!

– Вот видишь, как вновь свела нас судьба, – ответила девушка, взволнованным голосом.

Они уселись, взявшись за руки, и долго разглядывали друг друга. Соломон поразился тому, как изменилась внешность его сестры. Не прошло и четырёх лет, а вместо той беззаботной лучезарной девчушки на него смотрела красивая женщина с тоскливым взглядом. Некогда золотистые волосы от постоянного применения хны стали красно-коричневыми, голубые глаза, очерченные чёрной сурьмой, казались строгими и по-восточному томными.

– Изменилась, правда? – спросила Ребекка и, смахивая слезинки, грустно улыбнулась.

– Ты по-прежнему такая же красавица, – ответил Соломон, которому улыбка сестры напомнила их счастливую, беззаботную жизнь в Александрии, – расскажи мне, как ты тут очутилась?

Ребекка поведала ему обо всех злоключениях, в том числе про своего нынешнего мужа-коменданта Фессалоник Армана.

– Ты не представляешь, что произошло со мной, когда я сегодня днём из своего окна увидела нашего «Ангела». Сначала мне показалось, что я ошиблась, но потом, внимательно разглядев родные моему сердцу очертания, поняла, что права, это судно нашей семьи. Мне казалось, что ко мне вернулось моё счастливое прошлое. Я не могла найти себе места и рассказала обо всём мужу. Узнав об этом, он сперва велел арестовать вас, но потом, вняв моим мольбам и слёзам, приказал освободить и разрешил мне прийти сюда.

Лицо Соломона стало суровым при упоминании об аресте.

– Не вини его, – догадалась Ребекка, – Арман выполнял свой долг. То, что я сейчас здесь, противоречит всем османским канонам, и только безграничная любовь моего мужа ко мне сделала нашу встречу возможной. Не сердись, брат. Расскажи лучше о себе. Как ты очутился здесь? А где дядя Иосиф?

Лицо Соломона ещё более омрачилось, и он грустно произнёс:

– Дядю Иосифа убили.

– Убили? – ужаснулась девушка, – кто?

– Те же, кто убил моего отца и похитил тебя. Одного из них уже настигла заслуженная кара, а вот второй ещё жив, и пока он ходит безнаказанно, моя душа никогда не успокоится, -сказал грозно Соломон тоном заправского военного.

Ребекка заметила эту перемену в своём брате и спросила осторожно:

– Ты стал военным, брат? Скажи, где ты сейчас служишь?

– Ах, Ребекка! Мы искали тебя всюду, где это было возможно. В конце концов судьба распорядилась так, что я оказался среди защитников Константинополя. Это звучит чудовищно, но сейчас мы с тобой стали врагами.

– Не говори такие ужасные вещи. Мы с тобой евреи, и эта война не наша. Ты сейчас же уплывёшь отсюда в нашу родную Александрию и забудешь навсегда весь этот кошмар.

– Если ты поплывёшь со мною, может, всё это и позабудется. Так что, решайся. Нет ничего проще. Стража ушла, мы подымаем парус и поплывём в родной город, где осталось наше счастливое прошлое.

Ребекка грустно улыбнулась. Она стала медленно прохаживаться по каюте, прикасаясь ко всему родному, от чего веяло приятными воспоминаниями.

– Вернуть прошлое невозможно, – тоскливо сказала она, – моё настоящее никогда не позволит мне этого. Дома меня ждёт моя дочь.

– Дочь? -переспросил Соломон.

– Да, дочь. Твоя племянница. Такая же красавица, как твоя сестра из далёкой Александрии. А ещё я ношу под сердцем ребёнка моего мужа.

Соломон посмотрел на Ребекку и с ужасом понял, что она для него безвозвратно потеряна.

– Выходит, что ты обрела здесь своё счастье? – спросил он.

– Если можно назвать счастьем неволю, значит, обрела, – ответила сестра и слёзы вновь покатились из её глаз, – скорее смирилась.

Соломон крепко прижал её к своей груди.

– Не обижайся, брат, – сказала тихо Ребекка, – нас разбросала в разные стороны судьба, и это единственное, что у нас осталось общего.

В каюту вдруг вошёл молодой мужчина и сказал строго, по-турецки, обращаясь к Ребекке:

– Нам пора уходить, Чичак. Они должны немедленно отплывать.

– Хорошо, Арман. Дай мне ещё одну минуту, – ответила Ребекка, и Соломон невольно вздрогнул, когда услышал из уст своей родной сестры речь врага.

– Не бойся его, – сказала девушка, обращаясь уже к брату, – он добрый деревенский парень. Ради меня готов пожертвовать своей жизнью.

Она подошла к мужу, и тут Соломон, неожиданно что-то вспомнив, достал из кармана то красивое колье, которое он приобрёл когда-то в Смирне для сестры. Все это время он постоянно носил его с собой в надежде надеть при встрече на ее нежную шею.

– Возьми его, – сказал он, – это твой подарок.

Девушка взяла колье, благодарно взглянула на Соломона и сказала:

– Прощай, брат! Даст Бог, может, увидишь это украшение на шее своей племянницы.

Не в силах более сдерживать себя, она резко повернулась и сошла на пристань в сопровождении Армана.

– Спасибо тебе за всё, – прошептала она нежно своему мужу, – этот день я запомню на всю жизнь.

– Немедленно отчаливаем, – приказал шкипер.

Команда живо забегала по палубе, разводя паруса, и «Ангел» стал быстро выбираться из недружелюбного порта.

Когда судно вышло из акватория города, Диего подошёл к стоящему грустно Соломону и спросил:

– Какой у нас курс, хозяин?

Соломон задумчиво вглядывался в очертания удаляющегося берега и, очнувшись от своих раздумий, медленно, но уверенно приказал:

– У нас теперь только один курс, на Константинополь.

С прибытием новых сверх пушек у Мехмеда опять появилась надежда на победу. Пушки начали методично обстреливать крепостные стены города, в надежде пробить брешь для нападающих. Несколько ядер наконец смогли пробить дыру в стене, однако под руководством неутомимого Джустиани её быстро заделали ещё до приближения неприятеля.

Назревала необходимость решительного мощного штурма. Мехмед всячески оттягивал его, понимая, что при повторной неудаче дух войска будет окончательно сломлен, и это навсегда похоронит его мечту о взятии Царьграда.

После сорокадневной осады с применением тяжёлой артиллерии, при двадцатикратном превосходстве в живой силе ни один турецкий солдат не смог проникнуть на территорию города. Этот факт сильно подрывал веру в окончательную победу. Даже сухопутная переброска судов в бухту Золотого Рога, придуманная Халалом, не решила ровным счётом ничего. Город оставался неприступен. Количество его защитников всё уменьшалось, помощи они ниоткуда не ждали, но никакого пораженческого настроения среди них не наблюдалось. Наоборот, они были полны решимости до конца отстоять свою столицу и уберечь религиозные святыни от посягательств врага. Даже когда Соломон привёз из Фессалоник плохую весть о провале экспедиции венецианцев, всё равно это не вызвало никакого отчаяния.

В такой обстановке в воскресенье 27 мая Мехмед на военном совете объявляет день генерального штурма – вторник 29 мая. Всё воскресенье он с глашатаями объезжал свои войска и громогласно объявлял солдатам, что намерен дать им три дня на разграбление города после его захвата.

– Перед вами самая богатая столица мира, – говорил он, – тысяча лет сюда стекались несметные сокровища с некогда необъятных территорий византийской империи. Сейчас настал момент, когда славные сыны османов должны поглотить всё это богатство и сделать Константинополь своей столицей. И потому я, ваш султан, обещаю вам, что три дня после взятия вами города вы будете беспрепятственно грабить его. В течение трёх дней всё, что вы найдёте там, будет вашим. Мне, кроме церквей и зданий, больше ничего не надо. Первым, кто проникнет в город, будут подарены богатые земли и угодья. Офицерам, командующим авангардами, я предоставлю высокие государственные посты.

Войско слушало Мехмеда и восторженно кричало. Речь султана подняла их боевой дух. Все были полны решимости взять город в назначенный день. Весь понедельник турки готовились к штурму, приводя в порядок оружие, засыпая крепостные рвы, а то и просто отдыхая. Вечером того же дня турки зажгли многочисленные факелы и под звуки барабанов и пронзительной зурны начали отплясывать под улюлюканье и дикие вопли.

Со стороны осаждённого города казалось, что в пожаре пылает весь турецкий лагерь. Долетавшие до защитников возгласы противника, производили удручающее впечатление.

Император Константин собрал в этот день всех своих вельмож и сказал:

– Враг готовится к решительному штурму. Долг каждого из нас – достойно встретить его и дать должный отпор. Каждый христианин-мужчина этого города должен с мечом в руках встать на стены. На протяжении тысячи лет Константинополь подвергался многочисленным осадам со стороны варваров, но ни один иноверец так и не смог осквернить его религиозные святыни. Так будет и на этот раз. Я уверен, что сможем дать достойный отпор врагу. С Божьей помощью мы победим!

Воодушевив таким образом всех, император немедленно отправился в свои покои. Джустиани эту ночь провёл на стенах, без конца проверяя их надёжность и ещё раз укрепив проделанные сверх пушкой бреши. Он тщательно проверил прочность ворот и калиток. Его присутствие вселяло уверенность в защитников. Высокий, с непроницаемым взглядом, он всегда оказывался там, где, казалось, вот-вот враг прорвёт оборону и ворвётся в город. Но каждый раз Джустиани возникал со свежим подкреплением неизвестно откуда и в яростной контратаке рубил прорвавшихся турок.

– В огромной крепостной стене много входов и выходов. Надо, чтобы кто-то постоянно следил за ними. По своему опыту я знаю, что в пылу битвы остаётся без присмотра хотя бы маленькая дверь. Враг сразу воспользуется этим, – сказал опытный генуэзец.

– Не беспокойся, командор. Я назначу людей, которые будут постоянно следить даже за самыми малыми калитками, – успокоил Роман, который продолжал всюду следовать за Джустиани.

Сказав это, он направился в трактир Сократа, где его с нетерпением ждали. Когда Роман зашёл туда, он увидел Луку – нынешнего шкипера «Фортуны».

– Что случилось, Лука? – спросил Роман, поняв, что тот намерен сообщить что-то важное.

– Дело в том, что среди писем для нашей команды, которые привёз с собой Соломон из Фессалоник, есть письмо, адресованное лично Кокко. Я принёс его Лучии, но она не вскрыла его, ждала твоего прихода, – сказал Лука.

– Письмо? – удивился Роман, – от кого?

– От венецианского нотариуса Мазарини, – ответила Лучия, уже успевшая рассмотреть конверт, – пожалуйста, вскрой и прочти.

Роман вскрыл письмо и начал читать:

«Доводится до сведения сеньора Энрико Джуджаро от нотариуса города Венеции Микеле Мазарини, что его отец, сеньор Карло Джуджаро, скоропостижно скончался, не успев оставить нужного завещания. Согласно законам Венецианской водной республики, собственность умершего человека, не оставившего за собой завещания, с ведома дожа Венеции делится поровну между его ближайшими родственниками – признанными покойником детьми и его законною женою. Означенные выше лица, не соизволившие явиться за наследством в течение одного года со дня смерти, лишаются права наследования, и всё имущество покойного поступает в распоряжение дожа Венеции. Прошу заверить ваше присутствие в нашей конторе до 12 апреля 1454 года с целью вступления в права наследования имуществом вашего отца. С уважением, Микеле Мазарини. 12 апреля 1453 года, город Венеция»

С минуту в трактире воцарилось молчание. Каждый в уме на свой лад размышлял над этим письмом. Только Лучия, узнав о смерти отца, тихонько плакала.

– Теперь на свете у меня нет больше никого, – тяжело вздыхала она, – Мой брат Кокко погиб на моих руках, отец умер неизвестно от чего, так и не узнав обо мне всю правду. Будто кто– то проклял нашу семью и всех нас преследует злой рок.

– Теперь мне ясно, кто этот злой рок! – грозно провозгласил Лука, – это твоя мачеха.

– Откуда тебе известно? -спросил его Сократ.

– А пусть Роман прочтёт ещё вот это письмо, адресованное уже гнусному предателю Умберто, – сказал шкипер, доставая второй конверт, – я-то его сразу прочёл, а теперь зачитайте вы.

Роман взял письмо и показал его Лучии.

– Да, это рука моей мачехи, – сказала она, – я узнаю её почерк.

– Очень интересно. Ну что же она пишет племяннику своего погибшего любовника? – с женским любопытством заинтересовалась Елена.

Лучия, вытерев слёзы, принялась сама читать:

«Мой милый, любимый Умберто. Я сделала это. Очередь за тобой. Когда ты вернёшься, уже ничто не помешает нам быть вместе. Мы будем очень богатыми и счастливыми. Да поможет тебе Бог. Твоя К. М.»

– Кината Макиавелли, – заключил Лука, – теперь вы поняли, кто преследует эту семью. Твоя любвеобильная мачеха после гибели архиепископа сразу же переключилась на его племянника и специально послала его сюда, чтобы тот покончил с Кокко. Сама же отравила своего мужа.

– Пожалуй, ты прав, Лука, – первым проговорил Роман, – хоть поездка Соломона в Фессалоники была неудачной, однако письмам, которые он привёз, просто цены нет.

– Мачеха Лучии думает, что теперь всё имущество достанется ей, – сказал Сократ, – она даже представить себе не может, что её падчерица обо всем знает. Интересно, насколько велико наследство, оставленное отцом Лучии?

– Это огромное богатство, – сообщил Лука, – из– за него она и затеяла все эти убийства. Карло Джуджаро принадлежали три десятка торговых судов, множество контор и банков в Венеции, в Генуе и не счесть числа различным его магазинам и лавкам. Так что с этого момента Лучия стала самой богатой девушкой Венеции.