Текст книги "Слишком много клиентов"

Глава 13

Разрешите представить мистера Сола Пензера и мистера Орри Кэтера. Мистер Пензер – это тот, кто всегда сидит в красном кожаном кресле. Глядя на его большой нос, маленькие, глубоко посаженные глазки, вечно взлохмаченные волосы, вы наверняка предположите, что в нем нет ничего особенного. Но сотни людей, которые именно так и предположили, потом очень сильно об этом жалели. Хороший оперативник должен быть специалистом в самых различных областях, и тут Солу просто нет равных. Мистер Кэтер, который любит сидеть в желтом кресле слева от Сола, также способен ввести вас в заблуждение. Он действительно очень хорош собой, но, к сожалению, его ум не соответствует смазливой внешности, хотя Орри вполне мог поднабраться ума, не будь он таким самовлюбленным. Если вам нужно вынести суждение о человеке по его поведению в конкретной ситуации и у вас есть выбор, достаточно поглядеть, как он смотрит на себя в зеркало, а я не раз видел, как это делает Орри. Ну а с Фредом Даркином, сидевшим возле Орри, вы уже знакомы.

Вулф и мы с Фредом только что вернулись из столовой в кабинет, чтобы присоединиться к Солу и Орри. Во время ланча я ломал себе голову, какую программу приготовил для них Вулф с учетом инструкций, которые он уже дал мне. Лично меня проблема оплаты сейчас волновала куда меньше, чем то, как нам выпутаться из той передряги, в которой мы оказались. И при всем моем уважении к талантам и способностям этой троицы, я не мог взять в толк, как они могли помочь в решении нашей проблемы. Поэтому я хотел присутствовать при инструктаже, но, когда я направился к своему креслу, Вулф произнес:

– Арчи, ты нам сейчас не нужен. У тебя уже есть инструкции.

– Возможно, я могу снабдить вас недостающими подробностями. – Я сел в кресло.

– Нет. Лучше приступай к выполнению своего задания.

Я встал и зашагал на выход. Конечно, у меня были в запасе меткие замечания, которые я вполне мог бы сделать, так как имел полное право знать, каковы шансы, что сегодняшнюю ночь я проведу в своей постели, однако информация о том, насколько плохи наши дела, могла не вписываться в заготовленный для Сола, Фреда и Орри сценарий. Итак, я пошел этаким бодрячком и закрыл за собой дверь.

Я назначил по телефону свидание с актрисой, не оговорив точного времени, а просто пообещав прийти где-то между тремя и четырьмя дня. В пять минут четвертого я вошел в холл отеля «Бальфур» на Мэдисон-авеню в районе Шестидесятых улиц, назвал швейцару свое имя и сказал, что меня ожидает мисс Мег Дункан.

Он заговорщицки посмотрел на меня:

– Как поживает толстяк?

– Повернитесь спиной, – попросил я. – У меня плохая память на лица, но я отлично запоминаю спины.

– Мою вы точно не могли запомнить, – ответил он. – В свое время я работал в «Черчилле». Мисс Дункан что-то потеряла?

– На вопросы я отвечаю, только пока жду лифта, – ответил я. – Мистер Вулф поживает отлично. Благодарю. Мисс Дункан не может найти свой кастет из чистого золота и грешит на вас.

– Специально приготовил его к вашему приходу, – ухмыльнулся он. – Можете забрать, когда будете уходить. Двенадцатый этаж. Двенадцать Д.

Я сел в лифт и поднялся на двенадцатый этаж. Апартаменты «12 Д» находились в конце коридора. Я нажал на кнопку звонка. Через полминуты дверь приотворилась и женский голос спросил, кто там. Я назвался, дверь распахнулась, и возникшая на пороге мужеподобная женщина с квадратной челюстью – натуральный солдат в юбке – наградила меня неприязненным взглядом.

– У мисс Дункан сильная головная боль. – Голос женщины отлично гармонировал с квадратной челюстью и суровым взглядом. – Не могли бы вы объяснить мне, что…

– Майк! – послышалось откуда-то издалека. – Это мистер Гудвин?

– Да! Говорит, он самый и есть!

– Тогда проводи его ко мне!

Мужчина наверняка должен чувствовать некоторую неловкость, если, прибыв среди бела дня на встречу с молоденькой женщиной, оказывается в полутемном помещении с зашторенными окнами и обнаруживает ее лежащей в постели, в дезабилье, а когда дверь закрывается, слышит: «У меня вовсе не болит голова. Присаживайтесь» – и видит руку, призывно похлопывающую по краю кровати. И даже если ты уверен в своей способности контролировать ситуацию, ты, к сожалению, не можешь избавиться от чувства, что контроль над ситуацией – это отнюдь не то, что ожидают от тебя представители сильного пола, не говоря уже о представительницах слабого пола.

Возле постели стоял стул, и я сел. После чего она спросила меня, принес ли я с собой портсигар.

– Нет, – ответил я. – Но ваш портсигар по-прежнему лежит в сейфе, а это уже кое-что. Мистер Вулф послал меня к вам узнать, где вы были вчера с девяти вечера до полуночи.

Судя по тому, как засверкали ее глаза, если бы она сейчас стояла или хотя бы сидела на стуле, то наверняка снова набросилась бы на меня. Впрочем, это было не профессиональное, а чисто личное.

– Жаль, что я тогда не выцарапала вам глаза, – сказала она.

– Знаю. Вы уже говорили. Но я пришел задать вам этот вопрос вовсе не для того, чтобы снова услышать, что вы готовы выцарапать мне глаза. Если вы видели сегодняшнюю газету, то должны были обратить внимание на то, что вчера ночью убили девушку по имени Мария Перес, так?

– Да.

– И что она жила в доме номер сто пятьдесят шесть по Западной Восемьдесят второй улице?

– Да.

– Итак, а где были вы?

– Вы знаете, где я была. В театре. Работала.

– До без десяти одиннадцать. Затем вы переоделись. А потом?

– Сама не понимаю, почему я сказала, будто хочу выцарапать вам глаза. Хотя нет, понимаю. Сперва вы сжимаете меня так, что ребра трещат, после чего становитесь холодным как рыба. И твердым как камень.

– Не рыба и не камень. Ничего подобного. Просто детектив на задании. И я по-прежнему на задании. Итак, куда вы направились после театра?

– Вернулась домой и легла в постель. Вот в эту. – Она снова похлопала по краю кровати; ее виртуозное владение руками было оценено по заслугам Бруксом Аткинсоном из «Таймс». – Обычно я иду куда-нибудь перекусить, но прошлым вечером я слишком устала.

– А вы когда-нибудь встречались с Марией Перес? Сталкивались с ней в коридоре цокольного этажа?

– Нет.

– Прошу прощения. Я задал двойной вопрос. Вы когда-нибудь видели ее или говорили с ней?

– Нет.

– Естественно, вы будете все отрицать, если надеетесь выйти сухой из воды. Но так можно и просчитаться. Легко. Полиция еще не добралась до той комнаты. Они пока не обнаружили, что Йегер был связан с тем домом. Мистер Вулф надеется, что и не обнаружат, причем небезосновательно. Но это вас не касается. Он считает, что тот, кто убил Йегера, убил и Марию Перес, и я с ним полностью согласен. Вулф хочет найти убийцу и обставить все так, чтобы нехорошая комната вообще не фигурировала в деле. Если у него получится, вам не придется давать показания в суде и опознавать свой портсигар. Однако здесь все зависит от того, удастся ли нам раздобыть нужные факты. – Встав со стула, я пересел на краешек кровати – туда, куда манила меня рука Мег Дункан. – Возьмем, к примеру, вас. Говоря о фактах, я не имею в виду то, где вы были в воскресенье вечером. У нас нет ни времени, ни людей проверять ваше алиби. А прошлый вечер я упомянул просто для затравки. Ваше алиби на вчерашний день никуда не годится. Впрочем, оно вряд ли станет лучше, даже если вы скажете, что ходили с друзьями в «Сарди» и ели там стейк. Друзья могут лгать, и официанты тоже.

– В воскресенье ночью я была на бенефисе в театре «Маджестик».

– Будь у меня веские основания считать, что это вы убили Йегера, вам потребовалась бы куча доказательств, что вы оттуда никуда не уходили. Однако я отнюдь не утверждаю обратное. Нет, алиби, плохое или хорошее, вовсе не тот факт, который я хочу получить. Вы говорите, что никогда не видели Марию Перес и никогда не говорили с ней. Прошлой ночью мне позвонила ее мать и попросила прийти. Я пошел, обыскал комнату Марии и под фальшивым дном ящика комода обнаружил любопытную коллекцию вещей. И среди них три ваши фотографии. А еще там были деньги, пятидолларовые банкноты, которые она прятала от родителей. Мисс Дункан, буду с вами откровенен. Я уже говорил, что мистер Вулф хочет обставить все так, чтобы полиция не узнала ни о той комнате, ни о людях, которые туда ходили. А вот если полицейские узнают – не от нас, – они будут землю носом рыть. Не говоря уже о том, что вас в той комнате застукали Пересы, не говоря уже о вашем портсигаре, как насчет ваших отпечатков на пятидолларовых банкнотах?

Вот что значит слепая удача. Конечно, я мог бы сказать, что действовал исключительно по наитию, но, если я начну приукрашивать свои отчеты, кто знает, куда это меня заведет. Я просто молол языком. Если Мег Дункан рассчитывала скрыть нечто более серьезное, скормив мне лишь тот факт, что из театра отправилась прямо домой, то явно просчиталась. Я собирался расколоть ее по максимуму. К счастью, я не упомянул, что фото были вырезаны из журналов и газет, а в основном упирал на купюры.

Удача там или нет, но я попал прямо в цель. Мег Дункан сжала мое колено рукой, пустив в ход виртуозное владение руками:

– Боже мой, деньги! А на них разве остаются отпечатки?

– Определенно.

– А где сейчас эти банкноты?

– В сейфе в кабинете мистера Вулфа. Вместе с фотографиями.

– Я подарила ей только одну фотографию. А вы говорили о трех.

– Остальные две вырезаны из журналов. Когда вы дали ей фотографию?

– Я… я не помню. Мне так часто…

Моя левая рука скользнула на покрывало и легла на ногу Мег Дункан, чуть выше колена, а ладонь, естественно, приняла форму выпуклости, на которой она очутилась. Конечно, если бы я отдал своей руке приказ так сделать, это было бы серьезной ошибкой, но я не отдавал никаких приказов. Я ни в чем не виню свою руку. Она просто-напросто воспользовалась возможностью, которую ни одна мужская рука не способна упустить. Однако реакция оказалась куда более стремительной и мощной, чем можно было бы ожидать. Действуя под влиянием минутного порыва, эта женщина времени зря не теряла. Когда она стремительно села, я попытался ее нейтрализовать, памятуя об угрозах выцарапать мне глаза. Но тут Мег Дункан обвила меня шаловливыми руками, увлекая за собой, и вот – нате вам! – я упал грудью прямо на нее и остался лежать, уткнувшись лицом в подушку, а искусительница принялась покусывать меня за шею, но не больно, а вполне дружелюбно.

Время, место, девушка – роскошное сочетание, но для него требуются все три составляющие. Если с местом все было в порядке, то время было выбрано не слишком удачно, поскольку меня ждали дела, да и чистота помыслов девушки вызывала сомнения. Ее интересовали портсигар, фотография и пятидолларовые купюры, но отнюдь не я. А еще я не люблю, когда у меня перехватывают инициативу. Поэтому я оторвал от своей шеи губы Мег Дункан, вдавил ее голову в подушку, завернув края на затылок, и слегка придушил. Мисс Дункан извивалась и лягалась секунд десять, но наконец затихла. Тогда я спустил ноги на пол, перенес на них центр тяжести, убрал руки с подушки и отошел от кровати.

– Когда вы дали ей фотографию? – спросил я.

Мег Дункан, тяжело дыша, ловила ртом воздух.

– Черт бы вас побрал! – немного придя в себя, воскликнула она. – Как вы смеете распускать руки?!

– Ага. Ждете от меня извинений? И это после того, как вы, облачившись в нечто прозрачное, призывно похлопывали по кровати ладонью?! Вы отлично знаете, что у вас просвечивают соски! С вашей стороны не слишком-то дальновидно пытаться отвлечь меня от работы, если учесть, что у вас на кону стоит не меньше, чем у меня. – Я сел на стул. – Послушайте, мисс Дункан, единственный способ снять с себя подозрения – это помочь Ниро Вулфу оперативно завершить дело. И у нас нет впереди целого лета. Возможно, нет даже целого дня. Я хочу все знать о фотографии и о пятидолларовых банкнотах.

Отдышавшись, Мег Дункан натянула покрывало до подбородка.

– Вы позволили себе распустить руки, – повторила она.

– Условный рефлекс. Вам еще повезло, что я дал волю только одной руке. Так когда вы подарили ей фотографию?

– Это случилось довольно давно. Почти год назад. Она прислала записку в мою гримерную после субботнего дневного спектакля. В записке говорилось, что она видела меня в своем доме и хотела бы получить три билета на следующую субботу. Для себя и двух подружек. В записке были указаны ее имя и адрес. Тот самый адрес… Я попросила пропустить девушку ко мне. Она оказалась потрясающей. Никогда в жизни не видела такой красавицы. Я подумала, она была… что она тоже бывала…

– Гостьей в той самой комнате, – закончил я ее мысль. – Нет, я так не думаю.

– Я теперь тоже. После нашей беседы. Она сказала, что видела меня в коридоре – по ее словам, дважды – и узнала по фотографиям в прессе. Сказала, что никому ничего не говорила и никому ничего не скажет. Я дала ей фотографию с автографом и три билета. Дело было в июне, в июле мы закрылись на месяц на летние каникулы, но в августе она пришла ко мне снова. Она еще больше похорошела, став просто ослепительной. Девушка опять попросила три билета, и я обещала послать их по почте. А потом она сказала, что хочет получить плату за молчание. Так и сказала: «плата за молчание». Пять долларов в месяц. Я должна была переводить деньги первого числа каждого месяца в почтовое отделение на Восемьдесят третьей улице, Планетариум-стейшн. Вы когда-нибудь видели эту девушку?

– Да.

– Тогда вы не слишком удивлены?

– Нет. Я давным-давно перестал удивляться. После первых двух лет работы частным детективом.

– А вот я удивилась. Такая красивая девушка и такая гордая – боже мой, она действительно была гордой! Я, естественно… Короче, я предположила, что это только начало. И с тех пор постоянно ждала, что она придет снова и скажет, что пяти долларов в месяц ей мало, но она больше не появилась.

– И вы больше никогда ее не видели?

– Нет. Но она меня видела. Она призналась мне, что делала. Услышав, как кто-то входит в дом, она выключала свет в своей комнате и чуть-чуть приоткрывала дверь, оставляя лишь щелочку. После этого когда я шла по коридору, то всегда видела приотворенную дверь в ее комнату. И у меня возникало такое чувство – уж не знаю почему, – что присутствие соглядатая действовало на меня крайне возбуждающе. – Мег Дункан похлопала по краю кровати. – Садитесь.

Я встал с места:

– Нет, мэм. Теперь, когда вы лежите под покрывалом, я напрягаюсь еще сильнее, так как знаю, какие прелести оно скрывает. А меня ждет работа. Сколько пятидолларовых банкнот вы ей послали?

– Я не считала. Все началось в августе. Значит, первый перевод я сделала в сентябре, ну а потом каждый месяц посылала деньги.

Покрывало начало потихоньку сползать, открывая пленительное тело.

– Включая май? Двенадцать дней назад?

– Да.

– Итого девять. Деньги лежат в сейфе мистера Вулфа. Я сказал миссис Перес, что потом она сможет их забрать. Но так как это была «плата за молчание», вы имеете на них полное право. – Я шагнул к Мег Дункан и, протянув руку, нежно сжал ее ногу. – Вот видите? Условный рефлекс. Наверное, мне лучше уйти.

Я повернулся и вышел из комнаты. В прихожей меня встретила появившаяся словно из-под земли Майк, солдат в юбке. Впрочем, дверь мне пришлось открывать самому. Уже в холле я, улучив момент, сказал швейцару:

– Расслабьтесь. Мы нашли кастет в шкатулке с украшениями. Горничная решила, что это серьги.

Хорошие отношения со швейцарами всегда окупаются сторицей. Когда я вышел на улицу, часы показывали 15:40, а значит, Вулф должен быть в кабинете. Я нашел телефонную будку в конце квартала и набрал нужный номер.

– Да? – Похоже, Вулф никогда не научится правильно отвечать на телефонные звонки.

– Это я. Говорю из телефонной будки на Мэдисон-авеню. Деньги, заплаченные шантажисту, можно вернуть. Они принадлежат Мег Дункан. Мария Перес выследила ее в коридоре год назад, встретилась с ней и доила ее девять месяцев, по пять баксов в месяц. Одна из крупнейших операций за всю историю криминалистики. Прошлой ночью Мег Дункан работала, из театра направилась прямиком домой и легла в кровать. Я видел эту кровать и даже на ней сидел. Похоже, не врет. Скажем, двадцать к одному. Отсюда всего восемь минут до дома Йегера. Ну как, прикажете начать с него?

– Нет. Мне звонила миссис Йегер. Я сказал ей, что ты навестишь ее с пяти до шести. Она надеется, что ты отведешь ее посмотреть на ту комнату. Но это уже твои трудности.

– Надо же, а я и не знал! Когда я утром заходил к вам, вы вроде говорили, что хотите, чтобы я помог Солу, или Фреду, или Орри.

– Я рассматривал такую возможность. Но нет. Продолжай действовать в том же направлении.

Направляясь по тротуару к проезжей части, чтобы поймать такси, я размышлял о здравом смысле Марии и ее интуиции. Ведь если в вашем распоряжении случайно оказывается подписанная фотография человека, из которого вы вытягиваете деньги за молчание, хранить у себя эту фотографию не слишком разумно. Та, что дала вам автограф, несомненно, написала на фото: «С наилучшими пожеланиями», или «Желаю всего наилучшего», или что-то в подобном роде, но теперь, когда она стала вашей жертвой, вряд ли стоит держаться за ее автограф.

Глава 14

Я не стал назначать встречу с мистером и миссис Остин Хаф, поскольку, во-первых, плохо понимал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, хотел побеседовать с кем-нибудь одним из них, и не важно с кем. Итак, когда я нажимал на кнопку звонка в парадной дома номер 64 по Иден-стрит, то действовал наугад, не зная, есть ли кто дома. Оказалось, что есть. Раздался щелчок, я открыл дверь, вошел и поднялся на второй этаж. В отличие от прошлого раза, хозяин не ждал меня на пороге квартиры, а стоял на площадке. Когда я поравнялся с ним, он непроизвольно попятился. Мой визит его явно не слишком обрадовал.

– И снова здравствуйте, – вежливо сказал я. – Вы нашли вчера свою жену?

– Чего вам от меня нужно? – воинственно спросил он.

– Ничего особенного. Только получить ответы на пару вопросов. Случилось нечто такое, что слегка усложняет дело. Быть может, вы в курсе. Убита девушка по имени Мария Перес.

– Нет. Сегодня я вообще не выходил из дому. И не видел утренних газет. А кто это – Мария Перес?

– Точнее, кем она была. Неужели вы и радио не слушали?

– Я не включал сегодня радио. Так кем она была?

– Дочерью человека, которого вы видели, когда ходили в тот дом на Восемьдесят второй улице. Ее тело обнаружили вчера ночью на Северном речном причале. Ее убили, застрелили, между девятью вечера и полуночью. Мистера Вулфа интересует, как вы провели вчерашний вечер. И ваша жена тоже.

– Блин! – воскликнул он.

У меня глаза полезли на лоб. Не знаю, где он такого набрался, но явно не от Роберта Браунинга, но, может, драматурги Елизаветинской эпохи именно так и выражались. Впрочем, я не большой знаток драматургии Елизаветинской эпохи. Но, как бы то ни было, передо мной стоял совсем другой человек, а не тот Остин Хаф, которого я пожалел вчера днем. Причем дело было не только в его лексиконе, но и в лице и манере держаться. Этот Хаф явно не просил об одолжениях.

– Итак, – сказал он, – вы хотите знать, как моя жена провела вчерашний вечер? Лучше спросите ее сами. Пройдемте.

Повернувшись, он зашагал по коридору, я пошел следом. Дверь оказалась открыта. Собственно, прихожей в квартире не было. Стены комнаты, не слишком большой, меблированной как гостиная, были сплошь заставлены книгами. Хаф подошел к двери в дальнем конце, открыл ее и поманил меня за собой. Я перешагнул порог и застыл как вкопанный.

Он ее убил. Надеюсь, вы не станете делать поспешных выводов, но во второй раз за сегодняшний день мне приходилось смотреть на молодую женщину в постели, только на этот раз женщина была накрыта с головой. Причем не покрывалом. Белая простыня повторяла все контуры тела, и я не заметил никаких признаков движения. Труп. Я стоял и глупо таращился, но тут Хаф нарушил молчание:

– Дина, это Арчи Гудвин. Вчера ночью была убита девушка. – Он повернулся ко мне. – Как ее звали?

– Мария Перес.

– Мария Перес, – сказал Хаф жене. – Она жила в том самом доме. Гудвин хочет знать, чем ты занималась прошлым вечером между девятью и полуночью. И думаю, тебе лучше не молчать. Он уже видел тебя вчера днем в этом доме, поэтому с таким же успехом может посмотреть на тебя и сейчас.

Из-под простыни послышалось невнятное бормотание. Я не сразу узнал голос Дины Хаф:

– Нет, Остин, я не могу.

– А ты через «не могу». И не вздумай снова заводить свою шарманку. – Решительно шагнув к кровати, он сдернул с жены простыню.

Мне доводилось видеть трупы, выглядевшие и получше. Правая сторона ее лица явно пострадала, но все это были цветочки по сравнению с левой стороной. Глаз заплыл, а опухшие щека и подбородок сравнялись цветом с только что нарезанной телячьей печенью. Прекрасные изгибы большого пухлого рта превратились в бесформенные багровые складки. Она лежала на спине. На ней была ночная сорочка на лямках, и, судя по виду ее плеч и верхней части рук, бедняжка не могла перевернуться на бок. Определить направление взгляда ее единственного здорового глаза я так и не смог.

Хаф, продолжая придерживать край простыни, произнес:

– Я ведь вчера объяснил, что хочу, чтобы она знала, что я знаю, но долго не решался с ней поговорить. Опасался того, что может случиться, если я скажу ей. Теперь это случилось. Он хочет знать, где ты была между девятью вечера и полуночью. Скажи ему, и он уйдет.

– Я была здесь, – невнятно пробормотала она, но я понял. – Где сейчас. К девяти часам меня уже вот так разукрасили.

– Ваш супруг оставил вас здесь в таком виде?

– Он меня не оставлял. Весь вечер был здесь со мной.

– Блин! – снова воскликнул Хаф. – После вас с Вулфом я вернулся сюда. Дина была дома, и с тех пор я больше никуда не выходил. Вы ее видели, она вам все сказала, так что теперь можете идти.

– Конечно, она ваша жена, не моя, – сказал я. – Но вы показывали ее доктору?

– Нет, я как раз готовил пакеты со льдом, когда вы позвонили снизу.

Я заставил себя посмотреть на Дину:

– Миссис Хаф, может, послать за доктором?

– Нет, – прошептала она.

– Пришлите ей лучше бутылку шампанского, – буркнул Хаф.

Что я и сделал. То есть послал шампанское, правда не ей, под влиянием минуты. Доложив Вулфу по телефону о Хафах и сообщив, что собираюсь к миссис Йегер, я направился в сторону Седьмой авеню поймать такси. По дороге мне попался винный магазин, куда я и зашел узнать, нет ли у них случайно бутылочки «Дом Периньон», и одна бутылка действительно нашлась. Я велел продавцу отправить шампанское мистеру Остину Хафу, проживающему в доме номер 64 по Иден-стрит, и вложить открытку, на которой я написал: «С поздравлениями от Арчи Гудвина». Поскольку это было моим личным делом, я решил не заносить стоимость шампанского в графу накладных расходов. Уже после я еще долго гадал, выбросил он бутылку на помойку, или выпил сам, или поделился с женой.

Выйдя в 17:02 из такси перед домом номер 340 по Восточной Шестьдесят восьмой улице, я огляделся вокруг и направился к входу в дом. Именно здесь три дня назад все и началось. Вон там стоял припаркованный вторым рядом автомобиль Управления полиции Нью-Йорка с водителем Пэрли Стеббинса за рулем. А прямо за углом была закусочная, откуда я звонил Лону Коэну. Я вошел в подъезд, чтобы позвонить в звонок, и невольно задался вопросом: если бы я понимал, что ждет меня впереди, стал бы я давать Майку Коллинсу дополнительные сорок баксов? Но ответа я так и не нашел, поскольку понятия не имел, что ждет меня впереди.

Уж не знаю, что думал по этому поводу Вулф, но сейчас меня больше всего интересовало, где находилась прошлым вечером миссис Йегер. Само собой, получившие наследство вдовы убитых мужчин заслуживают пристального внимания, и не только потому, что миссис Йегер знала, что муж не просто ей изменял, а изменял направо и налево. Пренебрежительное отношение почтенной дамы к сему факту со стороны смотрелось весьма благородно, если, конечно, не было наигранным, и казалось верной линией поведения, если она не была фальшивой. Желание миссис Йегер увидеть эту комнату выглядело вполне естественным, если оно было искренним, и опять же верной линией поведения, если миссис Йегер уже видела эту комнату раньше, в воскресенье вечером, когда прикончила мужа. А в ее алиби, согласно которому она находилась за городом и вернулась в Нью-Йорк лишь в понедельник утром, копы уже, возможно, нашли прорехи. Ведь не зря же Кремер вчера установил за ней слежку.

Впрочем, одно очко в ее пользу: посетителей она принимала не лежа в постели. Одетая в униформу горничная провела меня через арочный проем в гостиную, куда вместились бы шесть таких, как у Хафов, и буквально через пару минут я увидел нашего клиента номер четыре, которого приветствовал стоя. Остановившись прямо в арке, миссис Йегер сказала:

– Вы как раз вовремя. Поехали. – Она была в шляпке, на плечах меховой палантин, на сей раз не норковый.

– А разве мы куда-нибудь едем? – осторожно поинтересовался я.

– Ну конечно. Вы должны показать мне комнату. Машина ждет.

– Миссис Йегер, боюсь, вы выбрали не самое удачное время. Если принять во внимание последние события. Садитесь, я вам сейчас все объясню.

– Вы можете рассказать об этом в машине. Вчера вы обещали отвезти меня туда, как только вам представится возможность.

– Знаю. Вчера я пытался дозвониться до вас в десять вечера, но безрезультатно. Вас что, не было дома?

– Разумеется, я была дома. Меня навещали сын и дочь, а также кое-кто из друзей. – Она сделала шаг в сторону двери. – Поехали.

– Плевать на мины! Полный вперед![4]4
  Знаменитые слова командующего эскадрой кораблей северян Д. Фэррагата, произнесенные 5 августа 1864 года во время битвы в заливе Мобил.


[Закрыть] – бросил я ей вслед.

Она стремительно повернулась. Для такой квашни поворачивалась она весьма резво.

– Что вы сказали?

– Я сказал: «Плевать на мины! Полный вперед!» Самое точное определение вашего отношения к делу, но мы с мистером Вулфом считаем иначе. Я приехал сюда объяснить вам, почему мы не можем отправиться туда прямо сейчас. У управляющего домом была дочь, а вчера ночью…

– Я все знаю. И уже сказала вам об этом по телефону. Ее убили.

– Правильно. По нашему мнению, ее убил тот же самый человек, который убил и вашего мужа. Если вы помните, мистер Вулф выдвинул предположение, что вы сами могли убить своего мужа, в связи с чем он не исключает возможности, что вы могли заодно убить и Марию Перес. Вот потому-то я и спросил, были ли вы дома вчера вечером. Скажите, вы провели с сыном, дочерью и друзьями весь вечер? До полуночи?

– Да. Как я вам уже говорила, мне действительно хотелось его убить. Но это дела давно минувших дней. Вы ведь не круглые дураки, да?

– Нет. Конечно не круглые. Ладно, вы его не убивали. Или ее. В один прекрасный день я буду рад отвезти вас в ту комнату. Но не сейчас. Слишком рискованно. Девушку, жившую в том доме, убили. И теперь в любой час дня или ночи полицейский или помощник окружного прокурора могут явиться туда, чтобы задать вопросы родителям убитой или жильцам дома. А снаружи может дежурить специальный человек. Но если копы увидят, как вы или я входим в дом, не говоря уже о нас обоих, тогда все – пиши пропало. Можно смело попрощаться не только с работой, для которой нас с Вулфом нанял Айкен, но и с той, для которой нас наняли вы. Ну и кроме того, не исключено, что за вами по-прежнему хвост.

– Они не посмеют.

– Еще как посмеют. Раз за вами установили слежку. Мы отложим нашу поездку. Комната никуда не денется.

– Так вы собираетесь меня туда отвезти или нет?

– Не сейчас. Не сегодня.

– Я так и думала. Этой комнаты просто не существует.

– А вот и нет. Она существует. Я там был. Несколько раз.

– Я вам не верю. – Она буравила меня колючими маленькими глазками. – Вы все выдумали. Или Бенедикт Айкен, или Ниро Вулф, или вы. Вы делаете из меня дуру. У меня еще вчера закралось подобное подозрение, а теперь я уверена. Убирайтесь из моего дома! Все, я звоню окружному прокурору.

Я наблюдал интересное природное явление: оказывается, два подбородка могут выглядеть столь же решительно, как и один. Нет, ее категорически нельзя было отговорить, можно было и не стараться. Но я все-таки попытался:

– Миссис Йегер, вы смотрите мне прямо в глаза. Разве я похож на лжеца?

– Да.

– Ну ладно. Придется вам доказать. Так вы говорите, вас ждет машина? С водителем?

– Разумеется.

– Не пойдет. Если за вашим домом следят, копам не придется даже пристраиваться за нами, чтобы выяснить, куда мы ездили, если, конечно, ваш водитель не настоящий герой. Мы с вами выйдем из дома вместе, это не страшно, и пройдемся пешком до Второй авеню. Вы подождете меня на углу, а когда я подъеду на такси, сядете туда. Я покажу вам, существует та комната или нет.

Колючие маленькие глазки смотрели на меня с подозрением.

– Опять финтите?

– Если вы считаете меня лжецом, тогда зачем спрашивать? Ну конечно же, я вас похищаю. В моих кругах это называется захватом.

У нее ушло ровно четыре секунды на размышление.

– Ну ладно, пошли, – сказала она и двинулась на выход.

Мы остановились на минутку на тротуаре переговорить с водителем, стоявшим возле черного «линкольна», затем повернули за угол, после чего я предпринял обычные меры предосторожности: прошел целый квартал, чтобы поймать такси, и подобрал на углу миссис Йегер. Я заставил таксиста петлять – проверить, нет ли за нами хвоста, и попросил высадить нас на Мэдисон-авеню в районе Семидесятых улиц. Когда такси исчезло из виду, я поймал другое такси и сказал водителю везти нас на угол Восемьдесят второй улицы и Амстердам-авеню, а потом распорядился медленно проехать еще квартал в сторону Колумбус-авеню. На Колумбус-авеню, не обнаружив никаких признаков слежки, я велел проехать по Восемьдесят первой улице до Амстердам-авеню и остановиться на углу. Расплатившись с таксистом, я отвел миссис Йегер в аптеку. Поскольку она по-прежнему ждала какой-нибудь подставы, я уговорил ее пойти со мной в телефонную будку и стоять у меня за спиной, пока я набирал номер и говорил по телефону. Она услышала следующее:

– Миссис Перес? Это Арчи Гудвин. Я в аптеке за углом. Надеюсь, мы по-прежнему друзья? Хорошо. А из полиции приходили?.. Вы отказались?.. Ладно. Нет, все в порядке. То, что они отвезли вас в управление и попросили подписать заявление, – это нормально. Они всегда так делают. А сейчас с вами кто-нибудь есть? Хорошо. Я приду к вам с женщиной. Мы будем через две минуты и сразу поднимемся в ту комнату на лифте. Мы ненадолго. Я, может, позвоню сегодня вечером, а может, и заскочу… Нет, но надеюсь, очень скоро будет… Абсолютно. Я ваш детектив.

Когда я повесил трубку, миссис Йегер спросила:

– Кто это был?

– Мать девушки, убитой вчера вечером. Но поскольку вы ее не убивали, у нас нет конфликта интересов. Пойдемте.