Текст книги "Если бы смерть спала"

Глава 11

Впервые за неделю я спал в собственной кровати.

Период с вечера воскресенья и до середины дня понедельника выдался на редкость интересным. Полагаю, вы обратили внимание на слова Вулфа, что он не желает никого ни видеть, ни слышать, пока у него не будет достаточно фактов. Но как в таком случае Вулф собирался получить факты, оставалось загадкой. Возможно, благодаря экстрасенсорным способностям или спиритическим сеансам. Однако к двенадцати часам дня в понедельник стало понятно, что он имел в виду нечто другое. На самом деле он хотел сказать, что вообще не нуждается в фактах. Если Вулф видел, как ему прямо в руки идет очевидный факт, то зажмуривался, а если слышал, как ему прямо в руки идет этот факт, – затыкал уши.

Этот период выдался на редкость любопытным. Рядом со мной был практикующий частный детектив, у которого не имелось других средств к существованию, кроме доходов от продажи время от времени саженцев орхидей, лежавшего в сейфе залога на десять тысяч долларов налом и перспективы на приличный гонорар от клиента-мультимиллионера, у которого зудело. Причем для получения денег Вулфу было достаточно сделать хоть какое-то телодвижение и провести первоклассное расследование. Но при всем при том он даже боялся находиться со мной в одной комнате из опасения, что я что-нибудь ему расскажу. Вулф не хотел разговаривать с Джарреллом по телефону, отказывался включать радио или телевизор. У меня даже закралось подозрение, что в понедельник он не стал читать утренний выпуск «Таймс», правда, ничего утверждать не могу, поскольку «Таймс» Вулф обычно читает за завтраком, а завтракал он у себя в спальне. Вулф, совсем как страус, сунул голову в песок, хотя из всех знакомых мне людей, за исключением разве что Джеки Глисона, чисто внешне он меньше всего походил на страуса.

Короче, Вулф был в панике. Он до смерти боялся, что в любую минуту мог всплыть какой-нибудь важный факт и в результате придется сделать подарок Кремеру, а для Вулфа это было пострашнее, чем мороженое с канталупой или устрицы с хреном.

Я хорошо понимал, что Вулфу приходится явно несладко, и даже немного ему сочувствовал. Во время телефонных переговоров с Джарреллом в воскресенье вечером и в понедельник утром я усиленно пудрил ему мозги, уверяя, что Вулф в данный момент выжидает – Господь свидетель, это было чистой правдой, – и пытался объяснить, почему лично мне сейчас стоит уйти в тень, по крайней мере на время. Впрочем, дела обстояли не так уж плохо. Как я и ожидал, лейтенант Роуклифф навестил семью Джаррелла, но не слишком придирался, особенно если учесть, что два человека из окружения Джаррелла, бывший секретарь и близкий друг, погибли в течение недели. Нет, Роуклифф, конечно, придирался – он будет придираться даже к святому Петру, когда окажется рядом, – но по крайней мере не рычал.

Однако при всем моем сочувствии, в отличие от Вулфа, я не был гением, а раз уж мне суждено упасть в глубокую яму, откуда невозможно выбраться, то хотел бы знать об этом заранее, чтобы успеть постричься и отгладить брюки, прежде чем мое хладное тело предъявят для опознания. Из полдюжины возможных фактов, от которых могло крышу снести, меня особенно интересовал именно один, но он никак не шел в руки. Об этом ни слова не говорилось в новостях ни в воскресенье вечером, ни в понедельник утром. В утренних газетах – тоже тишина. Лону Коэну тоже ничего не было известно. Впрочем, я знал четверых парней, возможно обладавших нужной мне информацией: один служил в полицейском управлении, один – в офисе окружного прокурора, двое – в убойном отделе. В свое время я оказал им кое-какие услуги, и за ними остался должок. Однако при наличии двух нераскрытых убийств наводить у них справки казалось слишком рискованным.

Итак, пока я сидел и ломал голову над этой проблемой, без десяти двенадцать неожиданно раздался телефонный звонок. Меня приглашали зайти в офис окружного прокурора в любое удобное время, но чем раньше, тем лучше. Вулф по-прежнему был наверху, в оранжерее. Обычно в одиннадцать он спускается в кабинет, но сегодня утром он так и не показался – наверное, из страха, что я могу сообщить нечто важное. Я звякнул ему по внутреннему телефону доложить, что собираюсь уходить, затем вышел из дома и в районе Девятой авеню поймал такси до Леонард-стрит.

На сей раз я попал в кабинет к Мандельбауму практически сразу, прождав всего пару минут. Он, как всегда, был крайне любезен и даже встал с места, чтобы пожать мне руку. Конечно, я был всего-навсего частным детективом, но за мной не числилось ни тяжких преступлений, ни мелких правонарушений, а помощник окружного прокурора может избавиться от слова «помощник» в названии своей должности исключительно через выборы, я же имел право голоса. Приготовленное для меня кресло возле письменного стола, естественно, поставили так, чтобы я оказался лицом к окну.

Мандельбаум хотел от меня того же, что и раньше: что я видел или слышал в доме Джаррелла. Впрочем, на данный момент помощника окружного прокурора интересовал скорее не Джеймс Л. Эбер, а Кори Бригам. Мне пришлось признать, что сейчас это действительно относилось к делу, да и информации было гораздо больше, поскольку в понедельник и в среду Бригам обедал у Джаррелла, затем играл в бридж, а кроме того, я мог слышать, что о нем говорили другие. Мандельбаум проявил терпение и не пытался устраивать мне засады. Он то и дело возвращался назад, но этот прием настолько древний, как и мир, что его даже нельзя назвать засадой. Я не стал упоминать о своем общении с Бригамом на совещании в кабинете у Вулфа в пятницу днем, и, как ни странно, помощник окружного прокурора тоже промолчал. Если честно, я считал, что к этому времени полиция уже должна была это раскопать, однако выходит, что нет.

Мандельбаум велел стенографистке напечатать протокол допроса, и, когда она ушла, я встал с места.

– Похоже, это надолго. А у меня еще куча дел. Я заскочу чуть позже и подпишу протокол. С вашего позволения.

– Конечно. Нет проблем. Если вы успеете вернуться сегодня. Скажем, до пяти часов.

– О да, непременно. – Я направился было к двери, но остановился и, повернувшись к Мандельбауму, широко ухмыльнулся. – Кстати, вы, должно быть, заметили, что я не оправдал своей репутации заправского остряка.

– Да, заметил. Быть может, вы просто выдохлись.

– Надеюсь, что нет. К следующему разу непременно приведу себя в форму. Просто голова сейчас занята совсем другим. Тем, что я недавно услышал. Что-то там насчет пуль.

– Каких таких пуль?

– Ну как же! Двух пуль. Неужели у вас до сих пор нет этой информации? Пуля, поразившая Эбера, и та, что убила Бригама, были выпущены из одного револьвера. Ведь так?

– Мне казалось, это держится… – Опомнившись, он поспешно прикусил язык. – А кто вам такое сказал?

Я снова широко ухмыльнулся:

– Не волнуйтесь, я понимаю, что такое секретная информация. Короче, я могила… Обещаю даже мистеру Вулфу ничего не говорить. Но вам не удастся утаить шило в мешке. Слишком горячая новость. Она буквально жгла язык парню, который мне ее выложил. Правда, он меня хорошо знает.

– Кто это был? Кто вам сказал?

– По-моему, комиссар Келли. Шутка. Вот видите, я уже начинаю восстанавливать свое реноме. Наверное, мне не следовало об этом говорить. Прошу прощения. Короче, мы договорились. Я вернусь подписать протокол к пяти часам.

И я снова направился к двери. Мандельбаум меня окликнул. Ему хотелось выяснить, кто источник моей информации, но я ответил, что запамятовал, и на этом мы расстались.

Итак, факт оказался налицо, и он у меня был. Я, собственно, ничем не рисковал. Если бы по реакции Мандельбаума я понял, что это еще далеко не факт, то всегда мог бы оправдаться, что кто-то, по-видимому, водит меня за нос, но я, естественно, не помню, кто именно. Ну ладно, я получил, что хотел. Хорошо еще, Вулф не в курсе, что я для него приготовил. А иначе он, отключив телефон, наверняка заперся бы в своей комнате, и мне пришлось бы переговариваться с ним через дверь.

Вулф только-только принялся за ланч – филе мексиканского луциана в масле, лимонном соке и с миндалем, – поэтому мне пришлось придержать информацию. Даже если бы в нашем доме и не было наложено табу на деловые разговоры за столом, у меня не хватило бы духу испортить Вулфу аппетит. Но мне в любом случае хотелось бы иметь некоторый запас времени, чтобы успеть подстричься и погладить брюки, поэтому, как только мы вернулись в кабинет, куда Фриц подал кофе, я сказал:

– Ужасно неприятно поднимать этот вопрос сразу после ланча, но, полагаю, вы должны знать. Так вот, мы теперь не на раскаленной сковороде. Нас уже лижут языки пламени. По крайней мере, это мое личное мнение.

Вулф обычно делает три маленьких глотка обжигающего кофе, а затем ставит чашку, но, напуганный моим тоном, он сделал только два глотка.

– Мнение?

– Да, сэр. Возможно все дело в подтексте. Мандельбаум больше часа расспрашивал меня о Кори Бригаме. О том, что я видел и слышал. Я обещал Мандельбауму зайти попозже подписать протокол и собрался было уходить, но буквально в дверях у нас состоялся любопытный разговор. Я вам сейчас его передам, чтобы вы могли составить собственное мнение.

Если поначалу Вулф просто хмурился, то под конец он уже смотрел на меня волком. Он ничего не говорил. Только сидел и злобно смотрел. Похоже, буря эмоций лишила его дара речи, а такое с ним бывает нечасто.

– Можете злиться на меня сколько угодно, – заявил я. – Если бы я сейчас не выудил у Мандельбаума этой информации, то еще день-два – и вы в любом случае все узнали бы. Впрочем, вы можете злиться и постепенно включать мозги. Я такое уже видел. И по-моему, включить мозги вам сейчас точно не помешало бы. Хотя полагаю, тут наши мнения совпадают.

– Мнения?! – фыркнул Вулф. – Ба! Он мог с таким же успехом все подтвердить.

– Да, сэр.

– Нет, ну надо же быть таким идиотом! Он должен был догадаться, что ты его дурачишь.

– Да, сэр. И вы имеете полное право на него злиться.

– После драки кулаками не машут. Это делу не поможет. Так же как и мои мозги, если предположить, что они у меня есть. Катастрофа! Остается решить один-единственный вопрос: нужно ли нам проверить данный факт, прежде чем начать действовать. И как?

– Если бы вы присутствовали при нашем разговоре с Мандельбаумом, то у вас сразу отпали бы все сомнения. Вы бы видели его лицо, когда он сказал: «Мне казалось, это держится…» – и сразу осекся!

– Нет, он точно идиот.

Вулф положил ладони на стол и уставился прямо перед собой. Что выглядело не слишком многообещающе. Поскольку не говорило о том, что он пытается включить мозги. Когда Вулф включает мозги, он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, а когда включает мозги на полную катушку, то поджимает губы, то вытягивает их в трубочку. Итак, он явно не собирался работать головой. А всего лишь готовился к тому, чтобы проглотить горькую пилюлю, которую уже взял в рот. На все про все у него ушло целые три минуты.

Наконец он положил ладони на подлокотники кресла и заговорил:

– Очень хорошо. Доставай блокнот. Письмо мистеру Джарреллу, которое нужно будет срочно доставить с курьером. А еще лучше, если ты сам отнесешь письмо, чтобы быть уверенным, что адресат получит его вовремя. – Вулф перевел дух. – «Дорогой мистер Джаррелл, прилагаю к данному письму чек на десять тысяч долларов. Тем самым я возвращаю оставленный вами задаток, в подтверждение которого мной была выдана расписка. Мои расходы по данному делу оказались не слишком велики, поэтому я не буду выставлять вам счет. Абзац.

Обнаружилось некое обстоятельство, вынуждающее меня сообщить соответствующим властям определенную информацию, которую я получил, действуя в ваших интересах, а именно: исчезновение вашего револьвера марки „боудин“ тридцать восьмого калибра. Будучи не вправе назвать данное обстоятельство, могу только сказать, что вынужден пойти на это, хотя подобные вещи мне претят. Я сделаю это позже, ближе к вечеру, после того как вы получите письмо с вложенным чеком. Абзац.

Я, естественно, предполагаю, что в сложившейся ситуации вы более не захотите пользоваться моими услугами и наше сотрудничество на этом будет закончено. Если вы, паче чаяния…»

Вулф внезапно запнулся, и я оторвал глаза от блокнота. Губы Вулфа были крепко сжаты, на шее пульсировала жилка. Казалось, еще немного – и его хватит удар.

– Нет! – решительно произнес он. – Я не стану этого делать. Порви письмо.

Меня это не слишком взволновало. Я спокойно положил ручку, вырвал два листка из блокнота, порвал на три части и швырнул обрывки в корзину.

– Соедини меня с мистером Кремером, – распорядился Вулф.

Меня это взволновало еще меньше. Вулф наверняка решил, что ждать даже несколько часов слишком рискованно, и решил снять камень с души, не известив клиента. Учитывая два нераскрытых убийства, поступок Вулфа нельзя было назвать неэтичным, скорее – малодушным. Конечно, мне бы хотелось отстоять свою точку зрения, но, во-первых, Вулф был не в том настроении, чтобы обсуждать мою точку зрения, а во-вторых, альтернативой звонку Кремеру было письмо к Джарреллу, которое я благополучно порвал. Поэтому я соединил Вулфа с Кремером, который, судя по его тону, тоже был не в настроении, заявив, что может уделить Вулфу не больше минуты.

– Это меня вполне устроит, – сказал Вулф. – Вы, вероятно, помните наш разговор в субботу. А именно позавчера.

– Да, помню. И в чем дело?

– Я сказал тогда, что если у меня возникнут подозрения, будто я располагаю информацией, имеющей отношение к преступлению, которое вы в данный момент расследуете, то буду обязан предоставить ее вам. Так вот, я подозреваю, что располагаю подобной информацией, но для надежности хотелось бы в этом удостовериться. Однако мне приходится опираться на сведения, полученные весьма специфическим образом, и я не знаю, можно ли им доверять. Мистер Гудвин выяснил, хотя, возможно, ему это только кажется, что пуля, оборвавшая жизнь Кори Бригаму, оказалась идентичной той, что убила Джеймса Л. Эбера. Но я могу продолжить проверку своего подозрения лишь в том случае, если приму информацию мистера Гудвина как данность. Вот почему я и решил сначала проконсультироваться с вами. Итак, вы советуете мне продолжать?

– Ради бога! – воскликнул Кремер.

– Боюсь, – возразил Вулф, – мне нужно нечто более конкретное.

– Катитесь ко всем чертям! Пусть они вас и консультируют! Я знаю, от кого Гудвин получил информацию. От этого треклятого дурака с Леонард-стрит. Он хотел, чтобы мы выяснили, кто слил информацию Гудвину. А мы хотели услышать, что именно говорил Гудвин. И когда этот идиот передал нам весь разговор, мы сказали: если хотите знать, кто слил Гудвину информацию, просто посмотритесь в зеркало. И вот теперь у вас хватает наглости просить меня подтвердить эти сведения! Ради бога! Если у вас имеется важная информация касательно убийства, вы прекрасно знаете, кому следует ее передать.

– Конечно знаю. И, опираясь на сведения, полученные мистером Гудвином, очень скоро узнаю, та это информация или нет. Как только я в этом удостоверюсь, тотчас же передам вам все, что у меня есть. Так вы советуете мне продолжать?

– Вулф, вы меня слушаете?

– Да. И очень внимательно.

– Ну ладно. Вам нужен мой совет? Пожалуйста. Получите письменное разрешение от комиссара полиции, а также от мэра и продолжайте все, что вашей душе угодно. – И Кремер повесил трубку.

Последовав его примеру, я повернулся к Вулфу:

– Итак, одной проблемой меньше. Один и тот же револьвер. Но при всем при том личные дела Джаррелла остаются личными. Иначе нас обоих уже отвезли бы куда следует, и к обеду мы вряд ли вернулись бы. Кстати, хочу попросить у вас прощения. Каюсь. Я, грешным делом, решил, что вы собрались расколоться.

– Я и собираюсь, будь оно все проклято! Мне придется. Но сперва нужно сделать красивый жест. Соедини меня с Джарреллом.

– Вы хотите с ним поговорить?

– Да.

Пришлось немного подождать. Трубку сняла Нора Кент, которая сообщила, что Джаррелл сейчас разговаривает по другому телефону, в дальнем конце дома, и с ним рядом кто-то есть. Поэтому я попросил Нору передать Джарреллу, чтобы он как можно скорее перезвонил Вулфу для личного разговора. Пока мы ждали звонка, Вулф, обводивший глазами комнату в поисках того, что могло бы отвлечь его от надвигающейся катастрофы, остановил взгляд на большом глобусе, после чего встал с места и подошел к нему. Наверное, выбирал новое место жительства: какой-нибудь необитаемый остров или один из полюсов, если придется спасаться бегством. Когда зазвонил телефон и я объявил, что это мистер Джаррелл, Вулф, не торопясь, взял трубку:

– Мистер Джаррелл, у меня в руке письмо, которое мистер Гудвин напечатал под мою диктовку. Я собирался отправить письмо с курьером, но по здравом размышлении решил сначала прочесть его вам. Слушайте.

Вулф воспроизвел текст письма. Мои записи лежали в корзине для мусора, но у меня хорошая память. Вулф передал все слово в слово. Как он и продиктовал. Он даже закончил последнее предложение, оставшееся висеть в воздухе:

– «Если вы, паче чаяния, захотите, чтобы я продолжил действовать в ваших интересах, известите меня об этом немедленно. Искренне ваш». Вот такое письмо. Мне кажется…

– Вы не можете этого сделать! Что еще за обстоятельство такое?!

– Нет, сэр. Как уже было сказано, я не вправе его раскрывать, по крайней мере в письменном виде. И уж точно не по телефону. Однако мне кажется…

– Вулф, не финтите! Если вы сольете хоть кому-нибудь информацию о моих личных делах, которую получили, работая на меня в частном порядке, то будете жалеть об этом до конца жизни!

– Я уже жалею! Жалею, что имел несчастье с вами познакомиться, мистер Джаррелл! Однако позвольте мне закончить. Мне кажется, у нас есть шанс, правда, весьма призрачный, найти причину игнорировать данное обстоятельство. Я, конечно, не уверен, но хочу попробовать. Когда я диктовал это письмо, то собирался пригласить мистера Кремера прийти ко мне в шесть часов, то есть через три часа. Но я отложу визит Кремера при условии, если в шесть часов вы явитесь сюда со всеми, кто был здесь в пятницу, за исключением мистера Бригама, который, к несчастью, уже мертв – с…

– Чего ради? Какой в этом толк?

– Позвольте мне закончить. Вы должны отдавать себе отчет, что останетесь здесь, все без исключения, до тех пор, пока я не буду готов вас отпустить, и что я буду настаивать на ответах на любые мои вопросы. Я не могу принудить вас отвечать, но я могу настаивать, а отказ отвечать иногда может сказать гораздо больше, чем сам ответ. Таково мое условие. Так вы придете?

– О чем еще вы хотите спросить? Они ведь уже заверили вас, что не брали моего револьвера!

– По вашим словам, вы уверены, что револьвер взяла миссис Уаймен Джаррелл. Как ни крути, кто-то из ваших домочадцев явно лгал, о чем я тогда и сказал. Вы узнаете, что я собираюсь спросить, когда выслушаете меня. Так вы придете?

Джаррелл упирался еще минут пять, требуя объяснений, что заставило Вулфа написать подобное письмо, но исключительно в силу привычки, поскольку последнее слово должно было остаться за ним. Впрочем, выбора у Джаррелла не было, и он это знал.

Вулф положил трубку, потряс головой, словно бык, отгоняющий назойливую муху, и позвонил, чтобы принесли пива.

Глава 12

Вулф начал весьма эффектно. Он оглядел собравшихся с видом судьи, готового наложить суровое наказание, и выбрал агрессивный тон, что явно возымело действие.

– Не буду ходить вокруг да около, поскольку все и так понятно. Когда вы были здесь в пятницу, моей основной целью было выяснить, кто взял револьвер мистера Джаррелла. Теперь моя задача – узнать, кто воспользовался револьвером, чтобы убить мистера Эбера и мистера Бригама. Я уверен, это сделал один из вас. Во-первых, я… Не смейте меня перебивать!

Он свирепо посмотрел на Джаррелла, который не успел сказать и двух слов. Впрочем, Джаррелла испугал даже не свирепый взгляд, а скорее, громоподобный голос Вулфа. Он не так часто орет – а орет он исключительно на меня и Кремера – но если уж заорет, то мало не покажется. Заткнув рот клиенту, развалившемуся в красном кожаном кресле, Вулф наградил не менее свирепым взглядом остальных. Как и в тот раз, впереди сидели Сьюзен, Уаймен, Трелла и Лоис, а сзади теперь, когда Бригана с нами не было, – я, Нора Кент и Роджер Фут.

– Я не потерплю, чтобы меня перебивали! – Это было сказано все так же убедительно, но чуть тише. – Вы вывели меня из себя, в том числе и вы, мистер Джаррелл. Особенно вы. Во-первых, позвольте объяснить, почему я уверен, что один из вас убийца. Я хочу предъявить вам один факт, который полиция уже установила, но не торопится оглашать. Если они узнают, что я вам все рассказал, то рассердятся. Пусть себе сердятся. Я не обращаю внимания на подобные мелочи. А теперь тот самый факт: пули, убившие Эбера и Бригама, выпущены из одного револьвера. Именно об этом обстоятельстве я и говорил вам по телефону.

– Как вы…

– Не перебивайте! Естественно, данный факт получил экспертное подтверждение после сравнения пуль в полицейской лаборатории. Как я это выяснил, несущественно. Теперь перейдем к выводам из полученной информации. Пули тридцать восьмого калибра; револьвер, украденный у мистера Джаррелла, также был тридцать восьмого калибра. В пятницу я призвал вас всех помочь мне найти револьвер мистера Джаррелла. Я объяснил вам, как это сделать, не навлекая на себя неприятностей, если оружие чистое. Естественно, если бы оружие было чистым, похититель непременно внял бы моему призыву, но он этого не сделал, в связи с чем логично было предположить, правда, всего лишь предположить, что револьвер использовали для убийства Эбера. Но теперь это уже не предположение, а вполне справедливое допущение. Ведь Бригама застрелили из того же револьвера, что и Эбера, а убитые были тесно связаны с вашей семьей. Эбер пять лет жил с вами, Бригам входил в ваш семейный круг. Более того, они оба оказались замешаны в одном деле, для расследования которого меня наняли неделю назад, и мистер Гудвин…

– Довольно! Вы знаете, что…

– Прошу не перебивать! – Вулф снова почти перешел на крик. – И мистер Гудвин вынужден был переехать к вам под вымышленным именем. Мне нет нужды раскрывать вам подоплеку дела. Достаточно и того, что оно было чревато тяжелыми последствиями и не терпело отлагательств, а также того, что в нем оказались замешаны и Эбер, и Бригам. Итак, давайте рассмотрим такую гипотезу. Оба убиты кем-то посторонним, который руководствовался собственными мотивами, а все остальное стало лишь цепью трагических совпадений: что обе жертвы входили в ваш ближний круг, что орудие убийства оказалось одного калибра с револьвером мистера Джаррелла, что кто-то из вас взял револьвер мистера Джаррелла за день до убийства Эбера и что, несмотря на мои увещевания, револьвер так и не удалось найти. Быть может, вы согласны считать это гипотезой, но лично я – нет. Решительно отвергая вероятность подобных совпадений, я делаю вывод, что один из вас – убийца. Это наша отправная точка.

– Минуточку! – подал голос Уаймен, тонкий нос которого стал еще тоньше, а морщины на лбу – еще глубже. – Возможно, для вас это действительно отправная точка, но отнюдь не для меня. Ваш человек Гудвин поселился в нашем доме. Зачем? И невероятная шумиха вокруг пропавшего револьвера… А что, если именно он украл револьвер? Ведь Гудвин, как и вы, любитель подобных трюков. Ну и конечно же, мой отец был во всем этом замешан. Вот моя отправная точка.

Вулф не стал поднимать на него голос, а просто покачал головой:

– Нет, сэр. Вам, очевидно, непонятно, зачем вы здесь собрались. Вы здесь, чтобы помочь мне выпутаться из щекотливой ситуации. Я в отчаянии. Так или иначе, я терпеть не могу действовать по принуждению, и мне претит разглашать под давлением обстоятельств конфиденциальную информацию о делах клиента. Отправная точка – мой вывод о том, что один из вас убийца, из чего отнюдь не следует, будто я должен идентифицировать преступника и сдать его властям. Меня отнюдь не для этого нанимали. Нет, мне необходимо показать вам, в каком затруднительном положении я оказался. И сейчас я отчаянно нуждаюсь не в подтверждении своих выводов, а в правдоподобной версии, позволяющей их опровергнуть. Чтобы именно ее и предъявить властям. А касательно ваших инсинуаций, будто мистер Гудвин мог взять револьвер по моему замыслу и при попустительстве вашего отца, то это явная чушь, которая не делает чести вашему уму. Если бы все так и было, я не попал бы в затруднительное положение, а просто предъявил бы полиции револьвер, продемонстрировав, что он чистый, и спал бы сном праведника.

– Если бы смерть спала! – выпалила Лоис.

Все головы тут же повернулись в ее сторону. Нет, конечно, присутствующие не надеялись услышать от нее что-то полезное. Просто они были рады получить предлог отвести взгляд от Вулфа и немного снять напряжение. Однако никто ни с кем не стал переглядываться. Они явно боялись смотреть друг другу в глаза.

– Это все, – сказала Лоис. – Чего вы на меня уставились? Ненароком вырвалось.

Все головы вновь повернулись к Вулфу. Трелла спросила:

– Я, случайно, не ослышалась? Вы действительно хотите доказать, что ошибаетесь?

– Миссис Джаррелл, можно и так сформулировать стоящую передо мной задачу. Да, вы не ослышались.

– И как вы это докажете?

– В этом-то и загвоздка, – кивнул Вулф. – Я не надеюсь, что вы докажете обратное. Самым простым было бы предъявить револьвер, но я уже потерял надежду. Я не собираюсь устраивать жуткую процедуру опроса с учетом всех возможностей. Это заняло бы у нас целую ночь, а для проверки ваших ответов потребовалась бы настоящая армия и неделя, не меньше. К сожалению, у меня нет своей армии. Однако я узнал из официальных источников, что смерть Эбера могла наступить между двумя часами дня и шестью вечера четверга, а смерть Бригама – между десятью утра воскресенья и тремя часами дня. Таким образом, у меня имеется возможность исключить кого-то одного из вас. Возможно, и больше. У кого-нибудь есть алиби на какой-либо из этих периодов времени?

– Вы несколько расширили временны́е рамки, – заметил Роджер Фут. – Первая смерть могла наступить с трех до пяти вечера четверга, а вторая – с одиннадцати до двух дня воскресенья.

– Мистер Фут, я взял максимальные пределы. Так надежнее. Кажется, вы неплохо информированы.

– Никуда не денешься. Копы.

– Не сомневаюсь. И очень скоро их будет намного больше, если вы не опровергнете мои выводы.

– Для начала можно исключить меня, – заявил Джаррелл. – В четверг днем у меня были деловые встречи. Целых три. И я вернулся домой незадолго до шести вечера. В воскресенье…

– Ваши встречи проходили в одном и том же месте?

– Нет. Одна – в деловой части города, две – неподалеку, в тихом центре. В понедельник утром я встречался с комиссаром полиции в клубе «Пингвин». Мы пробыли вместе целый час, с десяти тридцати до одиннадцати тридцати, после чего я отправился прямо домой и находился в библиотеке до самого ланча в половине второго, затем вернулся в библиотеку и просидел там до пяти вечера. Так что меня можете смело вычеркнуть.

– Пф! – презрительно фыркнул Вулф. – Мистер Джаррелл, а мне почему-то казалось, что вы гораздо умнее. Ваше алиби на четверг – это пшик, да и на воскресенье – такой же вздор. В интервале между клубом и домом у вас была полная свобода действий. Кстати, а как насчет библиотеки? Вы там были один?

– В основном да. Но если бы я выходил, меня бы точно увидели.

– Вздор! В вашей квартире есть задняя дверь?

– Да, есть служебный вход.

– Тогда даже не стоит тратить силы на обсуждение. Если уж человек с вашими талантами и вашими деньгами замыслил совершить убийство, то наверняка найдет способ выйти из дому незамеченным. – Вулф повернулся к остальным. – Попросив предоставить мне алиби, я отнюдь не собирался обсуждать ваши глупости. У кого-нибудь есть железное алиби хотя бы на один промежуток времени?

– В воскресенье, – сказал Роджер Фут, – я отправился на ипподром Белмонт-Парк посмотреть на лошадей. Я прибыл туда в девять утра и оставался там до начала шестого.

– С компанией? Все это время?

– Нет. Хотя я постоянно был на виду, но у совершенно разных людей.

– Тогда вы так же безнадежны, как и мистер Джаррелл. Теперь, когда вы знаете требования, кто-нибудь еще хочет попытаться?

Похоже, никто не хотел. Уаймен и Сьюзен, державшиеся за руки, переглянулись, но промолчали. Трелла обернулась к брату и что-то пробормотала, но я не разобрал, что именно. Лоис сидела молча. Джаррелл тоже.

И тут голос подала Нора Кент:

– Мистер Вулф, я хочу кое-что сказать.

– Не стесняйтесь, мисс Кент. Хуже, чем есть, точно не будет.

– Надеюсь, будет лучше… по крайней мере, для меня. По-моему, вы делаете для меня исключение, о чем вы не сказали, а наверное, стоило бы. По-моему, вам стоит сообщить, что я приходила к вам в пятницу днем, и передать наш разговор.

– Сообщите им сами. А я послушаю.

Нора Кент начала свой рассказ, обращаясь при этом в основном к Вулфу:

– Итак, я пришла в пятницу, сразу после ланча. Я сказала вам, что с первого взгляда узнала в новом секретаре Арчи Гудвина. И спросила, зачем вы его к нам подослали, нанял ли вас сам мистер Джаррелл или кто-то другой. Я сказала, что убийство Джима Эбера подтолкнуло меня к более решительным действиям для выяснения ситуации. Я сообщила вам о том, что обнаружила исчезновение револьвера мистера Джаррелла из ящика его письменного стола и узнала, что калибр пули, убившей Джима Эбера, совпадает с калибром револьвера мистера Джаррелла. Я сказала, что действительно боюсь, но не собираюсь сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Поэтому я решила нанять вас для защиты своих интересов и даже предлагала аванс. Все верно?

– Совершенно верно, мэм. К тому же отлично изложено. Ну и?..

– И я хотела, чтобы мистер Джаррелл об этом узнал. Я хотела, чтобы все узнали. Сомневаюсь, что они станут опровергать ваши выводы. Я думаю, вам придется сообщить о револьвере в полицию, и знаю, чем это закончится. Я буду вам крайне признательна, если вы расскажете им о моем приходе сюда в пятницу и о том, что я вам говорила. Конечно, я и сама им скажу, но, надеюсь, вы меня не подведете. Не то чтобы я была напугана, но…

Джаррелл, который с трудом сдерживался, наконец взорвался:

– Черт бы тебя побрал, Нора! Значит, ты в пятницу, то есть три дня назад, ходила к Вулфу? И ничего мне не сказала?!

Нора Кент перевела на него взгляд холодных серых глаз:

– Мистер Джаррелл, не смейте на меня кричать! Я не позволю вам на себя кричать, даже сейчас! Мистер Вулф, так вы расскажете все полицейским?