Текст книги "Скверно для дела"

Глава 8

Они взглянули друг на друга. По-видимому, ни у кого не нашлось подходящих комментариев.

Наконец Коллинз обратился к Эйми:

– Следовало бы выяснить для полной ясности: споткнулись вы на этой ступеньке или нет.

– Весьма вероятно, что мисс Эйми и в самом деле потеряла равновесие. – Фокс постучал себя по нагрудному карману, куда положил письмо. – Я займусь этим в свободное время. А как насчет Филипа Тингли? Вы посылали за ним или он пришел добровольно?

– Посылал. Я прозондировал мисс Дункан по поводу возможной причины, побудившей ее дядю позвонить ей с просьбой прийти к нему. Она не догадывается, не понимает, каким образом это может быть связано с хинином. Наиболее вероятное, что она смогла предположить, – это довольно-таки дикое объяснение, что звонок, возможно, связан с ее кузеном Филом. Тингли и ею приемный сын ладили между собой, как кошка с собакой, и она постоянно принимала сторону Фила. Ей кажется, что у Тингли сложилось преувеличенное представление о ее влиянии на Фила, потому что однажды ее дядя слез со своего нашеста и воззвал к ней с мольбой, чтобы она использовала все свое влияние в благих целях и сделала из Фила пай-мальчика. Поэтому я связался с ним и попросил зайти ко мне.

– Ладно, давайте глянем на него. Приступать к исполнению увертюры?

– Валяйте!

Коллинз связатся по телефону с мисс Лэйбэри, и спустя минуту она впустила Фила Тингли – высокого, нескладного и костлявого, одетого так, что его вполне можно было принять за мастерового. Впалые щеки и опущенные утолки губ Фила могли бы произвести тягостное впечатление на того, кто увидел его впервые; можно было подумать, что он находится в шоке и переживает недавнюю трагедию. Молодой Тингли сдержанно поздоровался с Эйми, устремив на нее пронзительный взгляд глубоко посаженных глаз, позволил Коллинзу и Фоксу пожать свои костлявые пальцы и опустился в кресло, которое до него занимал Леонард Клифф.

Эйми сказала с нервозностью, свойственной тому, кто вынужден вступить в общение против собственного желания:

– То, что случилось, чудовищно, не так ли, Фил?

– Не так, чтобы очень, – ответствовал последний, хотя и не подлинный Тингли. – Смерть одного из социально бесполезных людей даже в столь отвратительной форме заслуживает сожаления, однако до известных пределов. Если бы он и в самом деле был моим отцом, тогда другое дело. Но поскольку это не так, я не очень-то скорблю о нем.

– Могу только поздравить вас, – весело заметил Фокс. – Весьма немногие люди смогли выработать в себе подобное философское отношение к смерти. А вы, часом, не рисуетесь?

– Какого дьявола мне рисоваться?

– Ну, не знаю! Честно говоря, ожидал большего участия к бедам своих ближних, да и более искренних чувств к собственным напастям. А скажите, к судьбе своей кузины вы столь же безразличны?

– Моей кузины? – Фил в недоумении нахмурился. – О-о… вы имеете в виду Эйми? Тут вы не правы. Я редко завязываю с людьми близкие отношения, но она единственная женщина, которой я когда-либо предлагал выйти за меня замуж.

– Фил! – запротестовала Эйми. – Это был всего лишь случайный разговор.

Он покачал головой:

– Нет, я был настроен весьма серьезно. Тогда мне казалось, что я и в самом деле хочу жениться на тебе.

Конечно, теперь я только рад, что не сделал этого, потому что женитьба сковала бы меня по рукам и ногам.

– Как давно это было? – осведомился Фокс.

– В мае или июне 1935 года.

– Понимаю. В том сезоне вы просто случайно вышли из равновесия. Но вы все еще хорошо относитесь к Эйми? Спрашиваю потому, что сейчас ей просто необходимо небольшое дружеское участие, даже помощь.

Вы знаете, что ваш отец… прошу прощения, ваш приемный отец… звонил ей вчера с просьбой приехать к нему?

– Нет! Разве он звонил? Не думаю, что об этом упоминалось в «Тайме». Я читаю только эту газету.

– Представьте, звонил. Это было без четверти шесть, и он говорил о проблеме, для решения которой необходима ее помощь, и просил как о семейной услуге быть в его офисе в семь часов. Вот почему она и отправилась туда. Но полиция в подтверждение того, что этот звонок был и в самом деле, располагает только ее показаниями, и весьма важно как-то подтвердить ее слова. Среди прочих предположений, принятых нами во внимание, было и то, что проблема, о которой шла речь по телефону, могла быть в некоторой степени связана и с вами.

– Почему вы так полагаете?

– Не полагаем – считаем вероятным.

– Ну хорошо, – снизошел Фил. – Возможно, что и так.

– Благодарю вас! Но не могли бы вы сказать несколько больше? Не было ли совсем недавно… ну… скажем так, какой-нибудь острой, конфликтной дискуссии между вами и вашим отцом?

– Наши споры всегда носили конфликтный характер.

Случались постоянно и всегда доходили чуть ли не до драки.

– Но поясните, не возник ли в ваших отношениях особенно острый кризис в понедельник в интервале от трех до шести часов вечера?

– Нет!

– Значит, ничего подобного? – улыбнулся Фокс. – Причина, по которой я выделил именно эти часы, заключается в том, что мисс Дункан посетила вашего отца в понедельник примерно после полудня, а когда покинула его около половины четвертого, отношение ее дяди к ней стало настолько враждебным, что даже и намека не было на то, что он попросит племянницу о какой-то личной услуге. И тем не менее без четверти шесть, во вторник, он обратился к ней по телефону с просьбой об одолжении. Хотелось бы выяснить, что послужило поводом для этого звонка. Надеюсь, вы понимаете, насколько это может оказаться важным для вашей кузины?

– Да, понимаю.

– Не могли бы вы помочь нам заполнить этот пробел?

– Нет, не могу.

– Ваш отец велел передать вам, чтобы вы явились к нему в офис вчера к пяти часам, и вы пришли. Чем это было вызвано?

Фил сжал губы, усилив тем самым удручающий эффект, который они и так производили из-за опущенных уголков.

Чем? – переспросил он и поудобнее устроился в кресле. – Вы, как попугай, повторяете за полицейскими. Они почему-то тоже спрашивали об этом, хотя я и понимаю, что вы, в отличие от них, защищаете Эйми и представляете ее интересы.

– Так оно и есть. Я прикрываю ее со всех сторон – и с флангов и с тыла. Если вы расскажете о том, о чем беседовали вчера, возможно, это даст нам зацепку, и мы сможем выяснить причину телефонного звонка Тингли.

– Мы говорили о том же, что и всегда.

– Без каких-либо вариаций?

– Пожалуй, да. – Фил нахмурился при мысли о необходимости коснуться этого в высшей степени неприятного для него предмета. – Почти без изменений. Он постоянно приходил в ярость из-за того, что я обладаю здравыми мозгами, способными в достаточной степени обнаружить криминальную сущность и худосочность ортодоксальной капиталистической экономики и ее финансовой системы, а также из-за моего нежелания принести, свои способности и знания в жертву, на алтарь его никчемного бизнеса, который до предела сузил его собственный кругозор. Я, естественно, не оставался в долгу, хотя и сдерживался как мог – ведь он упорно отказывался выделить нужные мне суммы на дело, которому я себя посвятил: очищению и переориентации мировой экономики. Он платил мне жалкие гроши за мою работу торгового агента: сорок долларов в неделю. Я трачу на жизнь всего пятнадцать, а остальные отдаю в фонд.

Деньги идут на оплату печати… – Он резко оборвал фразу и устремил глаза на Эйми: – Кстати! Помнишь тот памфлет, что я тебе дал? Ты передала его полиции?

А сама-то хоть прочитала?

– Полиции? – Эйми выглядела сбитой с толку. – Нет, не передавала… Ох! Конечно, он оказался у них в руках…

Ведь он был в моей сумочке… которую я оставила там…

– Можно спросить, что за памфлет? – прервал ее Фокс.

– «Бюллетень „ВУМОН“ Номер Двадцать Шесть». – Фил окинул детектива взглядом, исполненным превосходства. – Полагаю, вы слышали о «ВУМОН»?

– Прошу простить, не слышал, конечно, если только это не новая транскрипция…

– Нет, не новая! Именно «ВУМОН». – Фил произнес слово по буквам. – Это средство, как удалить раковую опухоль у мировой экономики, сокращенное от слов «ворк» и «мани»[3]3
  Игра слов: Work – «работа»; Money – «деньги». Women – «женщины» (мн. ч.); Woman – «женщина» (ед. ч.) (англ.)


[Закрыть]. Это революционная и основная доктрина того, что все деньги должны содержать в своей основе медиану продуктов человеческого труда, вычисляемую при помощи…

– Извините меня. Это то дело, которому вы себя посвятили?

– Да!

– Тогда… вы не анархист?

– Великий боже! – В голосе Фила прозвучало неприкрытое отвращение. – Откуда у вас такая мысль?

– Это не важно! – отмахнулся Фокс. – Вы сказали, что тратите на себя пятнадцать долларов в неделю. Но, конечно, живете в доме своего отца?

– Нет, не в его доме. Я съехал два года назад. В добавление ко всему прочему… там он постоянно возникал против моей игры в бридж.

– Можно записать ваш адрес, на случай…

– Конечно. Девять-четырнадцать, Ист, Двадцать девятая. Телефона нет. Четвертая лестничная площадка с черного хода.

Зазвонил телефон, и Нэт Коллинз, извинившись, взял трубку.

– Это я! Слушаю. – И около двадцати секунд только этим и занимался, затем заговорил снова: – Алло, алло? Алло, алло! – после чего положил трубку на рычаг, отодвинул аппарат, потянулся за блокнотом и ручкой, быстро что-то нацарапал, вырвал страницу и протянул ее Фоксу: – Ниточка к этому несчастному случаю.

Займитесь, когда представится возможность.

Фокс прочитал наспех составленную записку:

«Человек, изменивший голос, сообщил следующее:

«Мужчина в дождевике, вошедший в здание Тингли в семь часов сорок минут, прошлой ночью, был Филип Тингли. Точно, что это был он, гарантирую в соотношении сто к одному, хотя и не могу утверждать со стопроцентной уверенностью».

– Благодарю, – кивнул Фокс. – Возможно, буду в состоянии уделить этому время уже завтра. – Он запихнул листок в карман и улыбнулся Филу: – Ну, мистер Тингли, очень жаль, что вы не смогли помочь нам – определить причину этого телефонного звонка к мисс Дункан. Как я понимаю, ваш разговор с отцом начался где-то сразу после пяти часов?

– Совершенно верно.

– Не скажете ли, как долго он продолжался?

– Извольте! До без двадцати шесть.

– Что вы делали потом?

– Пошел к Бродвею и перекусил в автомате, а затем отправился на перекресток Тридцать восьмой улицы я Шестой авеню, где у нас маленький офис.

– У вас?

– У «ВУМОН».

– О, вы часто ходите туда по вечерам?

– Почти каждый день. Я посвящаю этому все свое свободное время и трачу почти все деньги. Я покинул наш офис около семи с пачкой афишек о митинге, который мы собираемся организовать, и раздал их прохожим на Сорок второй улице. Затем вернулся обратно чуть позже восьми и оставался до десяти вечера, пока мы не закрываем офис.

– Итак, с семи часов до восьми вы были на Сорок второй улице, раздавая прохожим афишки?

– Совершенно верно!

– Разве не шел дождь? Или вы раздавали их под дождем?

– Вот именно! Самое подходящее для этого время!

Люди прячутся от дождя в подъездах и жмутся в дверях, обеспечивая тем самым наибольший процент охвата. – Рот Фила скривился. – Если вы стараетесь вызволить Эйми из беды, впутывая в это дело меня, то не думаю, что такой метод сработает.

– Вы имеете в виду, что вас не волнует, будете ли вы замешаны в дело об убийстве своего приемного отца?

– Не только не волнует сейчас, но и не будет волновать впредь.

– Ну, сильно сказано! Однако не забывайте, как бы вы уверенно себя ни чувствовали, есть у вас и слабое место – вы наследник.

– Наследник! – Изгиб губ Фила стал похож на оскал. – Вы называете это наследством? Когда все про все с потрохами контролируется так называемым трестом, которым заправляют три безнадеги, из которых уже песок сыплется.

– Не сказал бы. Бизнес вашего дяди тянет на триста тысяч долларов чистоганом. И, как я полагаю, у Тингли, помимо фабрики, есть и другая собственность, не так ли?

– Есть, конечно, – с горечью согласился Фил. – Только все попало в лапы треста. Даже дом и мебель.

– Знали ли вы об условиях завещания?

– Можете ставить голову об заклад, что знал. Это была его любимая дубинка – угроза оставить меня на бобах, – которой он не уставал размахивать перед самым моим носом.

– Согласен, приятного в этом мало. – Фокс, изобразив сочувствие на лице, встал с кресла. – Премного благодарен, мистер Тингли, хотя вы сообщили нам весьма немного. – Он направился к вешалке, чтобы взять свои пальто и шляпу. – То, о чем я хотел спросить вас, мисс Дункан, пока подождет. Встречусь с вами утром. А с вами, Нэт, увидимся позже. – Фокс уже направился к выходу, когда его остановили.

– Эй, обождите минуту! – Фил Тингли вытащил что-то из кармана и протянул ему. – Здесь основные положения «ВУМОН» о преобразовании мировой экономики.

Прочтите. Потом я пришлю вам еще…

– Вот за это спасибо! Чего мне не хватало, так это ваших брошюр. Премного благодарен! – Фокс взял бумаги из рук Фила и поспешно вышел из кабинета.

Хотя он явно торопился, тем не менее задержался в приемной. Леонард Клифф расположился в кресле у стены, погрузившись в чтение вечернего выпуска газеты. Фокс подошел к столу, за которым сидела мисс Лэйрэби, и наклонился к ней так, словно недавний поцелуй мисс Дункан стал для него делом обычным, но вместо того, чтобы прикоснуться к ее губам, прошептал на ухо:

– Он никуда не выходил?

Мисс Лэйрэби, судя по всему, привыкла к тому, что ей шепчут на ухо. Не выказав никакого замешательства и даже не изменившись в лице, она пересела за пишущую машинку, вставила лист, напечатала, затем вынула его и протянула Фоксу. Он прочитал:

«Двадцать минут назад он спросил, где „мужская комната“, и вышел. Вернулся минут через десять с газетой, не исключено, что выходил на улицу».

– Благодарю! – Фокс сложил лист и засунул в карман. – Дам вам знать, если будут новости. – Затем направился туда, где сидел предприниматель. – Мистер Клифф! Вы сказали, что в связи с порчей продукции Тингли подозреваете, что это дело рук компании «Консолидэйтед Кэрелз», исходя из того, что вам известны методы их работы?

Клифф, не отрывая глаз от газеты, кивнул:

– Знаю, говорил. Пожалуй, это было неосторожно с моей стороны. Но вы обещали, что будете рассматривать эту информацию как конфиденциальную.

– И сейчас обещаю! Буду помалкивать, во всяком случае, там, где это еще неизвестно. В своем разговоре со мной в понедельник Артур Тингли вскользь также упомянул об этой компании. Она что, ваш общий конкурент?

– Пока нет. Но они… – Клифф замялся, затем пожал плечами и продолжал: – В конце концов, вы об этом можете узнать от любого, кто работает в нашей отрасли. Год назад Гатри Джад из «Метрополитен Траст» прихлопнул «Консолидэйтед Кэрелз» и подмял их под себя. Конечно, в интересах своего банка. Вы знаете Джада?

– Нет, но наслышан о нем.

– Тогда нет нужды пускаться в дальнейшие объяснения. Когда я сказал, что знаю, как работает «К.К.», я имел в виду именно методы работы Джада.

– Понимаю! Вы будете у себя в офисе завтра?

– Конечно.

– Возможно, я заскочу к вам. Большое спасибо!

Фокс покинул приемную, вышел на улицу, где ранние ноябрьские сумерки создавали впечатление, будто наступила ночь, и торопливо направился к Мэдисон-авеню. Миновав шесть домов в северном направлении, вошел в вестибюль административного здания, где ознакомился с табличкой расположения офисов на этажах. Войдя в лифт, поднялся на тридцать второй этаж и, пройдя по длинному коридору, нашел дверь с надписью: «Боннер и Рэфрей» и ниже более мелкими буквами: «Детективы».

Толкнув дверь, Фокс оказался в небольшой, но приятно обставленной приемной, разительно отличающейся от той, которую видел на фабрике Артура Тингли.

Стены – зеленовато кремового цвета, лампы не слепили глаза, пол под резиновым ковриком был выложен темно-красным кафелем, стулья, маленький стол и вешалка покрыты красным и черным лаком с хромированной окантовкой. В приемной никого не было. Фокс огляделся, и в этот момент дверь внутренней комнаты открылась, и из нее вышла Дол Боннер в пальто, шляпке и перчатках.

– Как раз вовремя, – сказал Фокс, – я боялся, что не застану вас.

В ее ответной улыбке не было и намека на теплоту.

– Какая честь для меня! – Ее золотистые глаза встретились с его глазами. – Прошу прощения… но у меня встреча…

– У меня тоже, поэтому не собираюсь вас задерживать. Как здесь у вас уютно! Итак, в самом ли деле у вас с Леонардом Клиффом был разговор в баре Рустермана вечером в прошлую субботу и о чем?

– Вот как. – В ее улыбке тепла не прибавилось, зато возникла едкая насмешка. – Просто поразительно! Вы что, всегда подобным образом добиваетесь результатов?

– Когда у меня есть чем крыть, то да. Например, как сейчас. – Фокс одарил ее ответной улыбкой. – Было бы, конечно, намного лучше «сесть рядком да поговорить ладком», но мы оба спешим. Поясню, в чем дело.

Клифф изложил мне свою версию этого разговора, и я хочу теперь выслушать вашу и сопоставить на предмет расхождений. Обычная рутина!

– Да, но только я использую ее более изобретательно. – Блеск в ее глазах говорил, что она насмехается над ним. – Текумсе Фокс! На вашем месте я бы постыдилась. За кого вы меня принимаете? За девушку, которая сидит на коммутаторе и отвечает на телефонные звонки?

– Ни в коем случае! И тем не менее вам придется мне рассказать. Вы не занимаетесь расследованием убийства, в ваших интересах держаться от него подальше.

Вам лично быть замешанной в этом деле – грозит серьезными осложнениями. Для вас, возможно, выглядит вполне нормальной и не нарушающей этику ситуация, когда «А» нанимает вас разобраться с «Б», а затем позволит тому же «Б» подрядить вас, чтобы расследовать дела, связанные с «В», но вам известно, как относится к такому полиция. Они начнут подозревать, а если начнут подозревать, то отвязаться от них будет не так-то просто. Наименьшее, что вам грозит, это то, что они заподозрят, будто вы вели двойную игру с «А» и водили его за нос до самой его гибели. Я в этом разбираться не собираюсь, но меня интересует то, о чем я вас спрашиваю. В противном случае, причем немедленно, так как время меня поджимает, поднимаю трубку – и тогда вами займется инспектор Дэймон. Он прикажет доставить вас к нему живой или мертвой, начнет допрашивать, возьмет подписку о невыезде и потребует явиться к нему на следующее утро…

– Будьте вы прокляты! – вырвалось у мисс Боннер.

Насмешка в ее глазах исчезла. – Вы не сможете этого сделать. Какие у вас доказательства?

– Смогу, и с легкостью. Раскиньте мозгами. Я уже сказал вам, что выбил это из Клиффа и только перепроверяю его. А разве не является доказательством описанная мною ситуация с «А», «Б» и «В»?

– Я не вела двойную игру с Тингли.

– Хорошо. Встречали ли вы или видели мистера Клиффа до субботы?

– Нет. – Мисс Боннер нервно сглотнула. – Черт бы вас побрал! Он позвонил мне в офис, и мы договорились встретиться у Рустермана. Я подумала было, что засветилась, работая по Тингли, но когда узнала о том, что ему нужно, то решила – почему бы не заняться и тем, что он предлагает. Это не повредило бы Тингли, да и Клиффу тоже, конечно, если он был со мной откровенным…

– Чего он хотел?

– Он подозревал, что в порче продукции Тингли замешана «Консолидейтед Кэрелз», и хотел, чтобы я занялась расследованием и раздобыла доказательства, если это возможно. Причины, по которым он желал заняться этим делом, были следующими: во-первых, Клифф хотел купить бизнес Тингли и не желал, чтобы репутация этой фирмы оказалась подпорченной, во-вторых, ему хотелось вывести «Консолидейтед Кэрелз» на чистую воду.

– Упоминал ли он кого-либо конкретно?

– Да. Гатри Джада из «Метрополитен Траст». Они недавно приобрели «Консолидейтед Кэрелз».

– Было ли еще что-нибудь, что ему было нужно от вас?

– Нет!

– Вы не говорили ему, что уже занимаетесь им по поручению Тингли?

– Нет!

– Он не звонил вам сюда полчаса назад?

– Что? – Мисс Боннер нахмурилась. – Кто, говорите, мне звонил?

– Клифф! Чтобы сказать вам о том, что он рассказал мне?

– Он этого не делал. Вы… вы просто невыносимы!..

– Приберегите свои эмоции на потом! У меня слишком ранимая душа. Не хочу ничего подобного и слышать. Ну что ж, весьма благодарен вам, мисс Боннер.

Фокс круто развернулся и вышел из офиса. В любом случае мисс Боннер, видимо, не испытывала ни малейшего желания общаться с ним и дальше, ибо, хотя ему и пришлось проторчать в ожидании лифта больше минуты, она так и не появилась в коридоре.

Оказавшись снова на тротуаре, он не направился к тому месту, где припарковал автомобиль, а поспешно пошел дальше, вниз по улице. На Тридцать восьмой улице он свернул на запад. Достигнув Шестой авеню, Фокс зашел в аптеку, заглянул в телефонный справочник, затем вышел, огляделся и, перейдя на другую сторону, направился ко входу в здание, явно знавшее лучшие дни и которое, вероятно, скоро должно было пойти на слом.

Если судить по тому, что автобус Е1 изменил маршрут и больше возле него не останавливался.

Взглянув на табличку в подъезде, Фокс поднялся в старом дребезжащем лифте на третий этаж, и узкий коридор привел его к двери, на которой посредине грязной стеклянной панели значилось: «ВУМОН», а в углу: «Вход».

Фокс вошел.