Текст книги "Теории всего на свете"

Прецессия симулякров

Дуглас Рушкофф

Медиа-аналитик, писатель-документалист; автор книги Life Inc: How Corporatism Conquered the World, and How We Can Take It Back («Компания “Жизнь”: как корпоративизм завоевал мир и как нам отвоевать его обратно»)

Лишь в сравнительно позднем возрасте я обнаружил, что многие вещи, которые я считал чем-то само собой разумеющимся, какими-то изначально существующими во Вселенной, на самом деле являют собой творения и идеи людей. Я понял, что «прецессия симулякров» французского социолога и философа Жана Бодрийяра – чрезвычайно полезный путь для понимания того, насколько мы сегодня оторваны от реальности.

Основная идея тут в следующем. Существует реальный мир, существуют карты, которыми мы пользуемся для его описания, и существует всякого рода иная деятельность, которая происходит на такой карте, – иногда почти не связанная с территорией, которую изображает данный участок карты. Есть реальный мир, есть представление реального мира, и есть ошибочное мнение, что эта симуляция и есть реальность.

Эта идея вновь вошла в моду, когда на сцену ворвалась виртуальная реальность. Различные авторы принялись то и дело цитировать Бодрийяра, словно нас необходимо предупреждать об опасностях ухода в наши виртуальные миры, как будто при этом мы оставляем позади наш мир из кирпича и цемента, из плоти и крови. Но я никогда не воспринимал компьютерные симуляции как нечто очень уж опасное. Более того, очевидная поддельность компьютерных имитаций (от игр до Фейсбука) не только поддерживает в нас осознание их симуляционной природы, но и вынуждает задаться вопросом о реальности всего остального.

Итак, есть земля – та реальная штука, по которой мы ходим. Есть территория – карты и линии, которые мы используем, дабы определить границы земли. Но ведь вокруг того, как провести эти линии на картах, ведутся настоящие войны.

Можно выстраивать все новые и новые уровни отчуждения человека от реального мира, приводящие к все новым и новым абстракциям. Земля становится территорией; территория затем становится собственностью, которой начинает кто-то владеть. Сама по себе собственность может быть куплена в кредит. Ипотечный кредит – разновидность инвестиций, которую можно соотнести с производными финансовыми инструментами (деривативами), застраховав их при помощи так называемого свопа на дефолт по кредиту (т. е. застраховавшись от неисполнения кредитных обязательств).

Есть компьютерный алгоритм для торговли кредитными дефолтными свопами (и есть программисты, пытающиеся отследить действия этого алгоритма, чтобы создать конкурирующие алгоритмы): такой уровень взаимодействия вполне реален. И с финансовой точки зрения он оказывает большее влияние на то, кому достанется право жить в вашем доме, чем едва ли не все прочие факторы. Кризис кредитных дефолтных свопов может обанкротить страну размером с Соединенные Штаты, ничего не изменяя на соответствующей реальной земле.

Или возьмем деньги. Это мера стоимости – труда, курицы, ботинка. Следующий уровень – та штука, при помощи которой мы представляем эту стоимость: скажем, золото, или таблички с записями о количестве хранящегося у вас в амбарах зерна, или золотые сертификаты. Мало того: как только мы привыкнем использовать эти записи или иные документы как эквивалент ценной вещи, мы можем сделать еще один шаг и прийти к банкноте федеральной резервной системы – бумажной валюте, которая не имеет никакой связи с золотом, зерном или трудом, с курами, с башмаками. Итак, перед нами три главных шага: стоимость, представление стоимости и отчуждение от того, что имеет стоимость.

Это последнее отчуждение играет особую роль, во многих отношениях весьма печальную. В этот момент мы забываем, откуда берутся вещи, мы забываем то, что они представляют. Симуляция выходит на первый план, изображая реальность. Придуманный ландшафт ловко вписывается в природу, и в дальнейшем мы принимаем его за настоящий.

Тогда-то мы и становимся особенно уязвимы для иллюзий, фантазий и жульничества. Едва мы начинаем жить в мире искусственно созданных символов и симуляций, тот, кто управляет картой, будет управлять и нашей реальностью.

Теория перспективы времени

Филип Зимбардо

Почетный профессор психологии Стэнфордского университета; автор книги The Lucifer Effect: Understanding How Good People Turn Evil («Эффект Люцифера: как хорошие люди становятся дурными»)

На каждое наше решение, способное привести к важным действиям, сильнее всего влияет ощущение психологического времени. Все мы живем во множестве временных зон сразу: мы впитали их в детстве, они сформировались у нас благодаря образованию, влиянию культуры, общественного слоя, к которому мы принадлежим, опыта экономической и семейной стабильности или нестабильности. У большинства из нас в результате смещается ориентация во времени – мы предпочитаем одну зону времени другим, в результате чересчур ориентируясь на прошлое, настоящее или будущее. А следовательно, когда настает пора принимать решения (по важным или маловажным вопросам), на некоторых из нас оказывают влияние лишь факторы, касающиеся ситуации перед нашими глазами: что делают другие, что они говорят, на чем настаивают, а кроме того, каковы наши собственные побуждения и желания. Другие, оказавшись в подобной ситуации, игнорируют настоящее, обращая главное внимание на прошлое: на сходства между обстоятельствами того, что происходит сейчас, и того, что происходило раньше, при этом вспоминая, что было тогда сделано и к каким последствиям привело. Третья разновидность принимающих решения игнорирует и прошлое, и настоящее, сосредоточившись в основном на будущем, сопоставляя грядущие затраты и выгоды.

Более того, в каждой из этих временных зон имеются дополнительные подразделения. Некоторые люди, ориентированные на прошлое, склонны фокусироваться на негативном опыте (на сожалении, неуспехе, насилии, травме), тогда как другие преимущественно обращают внимание на положительные стороны прошлого (старые добрые деньки, ностальгические ощущения, чувство благодарности, былые успехи). Ориентация на настоящее тоже бывает двоякой: вы живете либо в гедонистической субзоне (ища удовольствий, новизны, острых ощущений), либо в фаталистической, полагая, что ничто не способно изменить ваше будущее. Ориентированные на будущее могут ставить цели, планировать стратегии, которые часто оказываются успешными; другие же любители этой зоны глядят в будущее с трансцендентной точки зрения, размышляя о той жизни, что начнется после смерти нашего бренного тела.

Интерес к теории перспективы времени побудил меня разработать специальный определитель, позволяющий точно узнать, в какой степени мы вписываемся в одну из этих 6 временны́х зон. Определитель Перспективы Времени по Зимбардо (ОПВЗ) проводит корреляцию между количественно выраженной степенью погруженности в эти временны́е зоны и целым рядом других психологических черт и особенностей поведения. Мы продемонстрировали, что восприятие перспективы времени оказывает существенное влияние на огромное количество аспектов человеческой природы. Некоторые из открытых нами связей показывают коэффициенты корреляции, которые гораздо выше, чем при оценке с помощью любых традиционных личностных тестов. Так, ориентация на будущее коррелирует (коэффициент 0,70) с такой чертой, как добросовестность, а она, в свою очередь, служит прогностическим фактором для долголетия. Гедонизм ориентирующихся на настоящее коррелирует (коэффициент 0,70) с поиском острых ощущений и новизны. Те, кто очень склонен искать негативное в прошлом, скорее всего, будут обладать высоким уровнем тревожности, депрессивности и гневности: соответствующие коэффициенты корреляции достигают 0,75. Значительные корреляции выявлены также между фатализмом и уровнем душевных страданий. Следует пояснить, что этот многофакторный анализ проведен на примере выборки студентов колледжа, так что подобные эффекты должны привлечь внимание их наставников. Кроме простых количественных корреляций ОПВЗ позволяет давать предсказания, касающиеся широкого ряда моделей поведения: здесь и успеваемость, и склонность к риску или насилию, и зло употребление алкоголем и наркотиками, и стремление охранять окружающую среду, и желание регулярно проходить медосмотры, и творческий потенциал, и эффективность в решении проблем, и многое другое.

Наконец, одно из наиболее неожиданных приложений теории перспективы времени – ее применение в качестве лечения временем (временно́й терапии) для исцеления пост травматического стрессового расстройства у ветеранов войн, женщин, подвергшихся изнасилованию, или у тех, кто пережил автокатастрофу с человеческими жертвами. Доктора Ричард и Розмари Суорд добились выдающихся успехов, леча при помощи этой методики ветеранов недавних войн, которые вели США, а также гражданских пациентов. Главное в такой терапии – заменить чрезмерный фатализм и чрезмерную ориентацию на негативные моменты прошлого на взгляд в будущее, наполненное надеждой, с некоторой добавкой гедонизма в настоящем и светлых воспоминаний о прошлом. Среди 30 ветеранов разного возраста и этнической принадлежности, страдающих посттравматическим расстройством, временная терапия на протяжении сравнительно малого количества сеансов (по сравнению с традиционными методами когнитивноповеденческой терапии) привела к значительным успехам в лечении посттравматического расстройства, а кроме того, значительно улучшила социальные и профессиональные связи пациентов, что в перспективе должно сильно изменить их жизнь. Приятно видеть, что мы приносим пользу такому большому количеству наших ветеранов, десятилетиями страдавших от острых психологических травм, причиной которых стали боевые действия. Теперь эти ветераны открывают для себя новую жизнь – заводят семьи, приобретают друзей, с удовольствием работают и отдыхают. И все это – благодаря простой и изящной перенастройке их ментальной ориентации.

Тяготы переходного возраста объясняются временными особенностями развития

Элисон Гоупник

Профессор психологии, аффилированный профессор философии Калифорнийского университета в Беркли; автор книги The Philosophical Baby («Философское дитя»)

«О чем он только думал?» Типичный стон озадаченных родителей, пытающихся объяснить, почему их ребенокподросток плохо себя ведет. Психологи, занимающиеся проблемами развития, нейрофизиологи, практикующие врачи дают интересное и вполне изящное объяснение тинейджерских странностей. Идея состоит в том, что при превращении детей во взрослых задействуются две различных нервных и функциональных системы, связи между этими двумя системами меняются, что и определяет особенности переходного возраста.

Во-первых, существует мотивационная и эмоциональная система, которая весьма тесно связана с биологическими и химическими изменениями, происходящими в организме в период полового созревания. Вот что превращает тихих десятилеток, находящихся в безопасной гавани незрелого детства, в беспокойных, буйных, эмоционально напряженных подростков, отчаянно пытающихся достичь каждой поставленной цели, удовлетворить каждое желание, испытать каждое возможное ощущение. А для подростков самая важная цель из всех – добиться уважения сверстников. Как показали недавние исследования, подростки безрассудны вовсе не потому, что недооценивают степень риска, а потому, что переоценивают возможную награду, особенно социальную; награда для них более ценна, чем для взрослых. Вспомните страсти первой любви, неповторимые моменты триумфа после победы в школьных соревнованиях по баскетболу… В юности вы хотите чего-то, в среднем возрасте вы хотите хотеть.

Вторая система – контролирующая: она способна перенаправлять и обуздывать всю эту бурлящую энергию. Префронтальная кора головного мозга старается руководить другими частями мозга, она подавляет спонтанные импульсы и управляет принятием решений. Эта система больше зависит от обучения, чем система мотивационная. Вы учитесь принимать правильные решения, сначала принимая не очень-то хорошие, а затем внося в них исправления. Умение приходит с опытом.

В нашем далеком эволюционном прошлом (чего там, даже в недавнем историческом прошлом) эти две системы работали синхронно. Образование в детстве главным образом сводилось к формальному и неформальному практическому ученичеству – в том смысле, в каком подмастерье перенимает навыки и умения у мастера. У детей имелась масса возможностей попрактиковаться именно в том, что понадобится им для достижения своих целей во взрослую пору жизни, а значит, они могли уже с ранних лет стать опытными планировщиками и исполнителями своих планов. Чтобы стать хорошим охотником или собирателем, кухаркой или воспитательницей, нужно на самом деле заниматься охотой, собирательством, стряпней и воспитанием детей, тем самым настраивая те нейронные схемы в префронтальной коре, которые понадобятся юному человеку в зрелом возрасте. Но все это вы проделываете под надзором опытных взрослых и в защищенном мире детства, где последствия ваших неизбежных промахов сглажены. А когда в вас взыграют мотивационные соки переходного возраста, вы будете готовы гнаться за реальными наградами с новым рвением, и у вас уже будет нужный опыт и умение владеть собой, позволяющие делать это эффективно и благо разумно-безопасно.

Однако в современной жизни отношения между этими двумя системами переменились. По отчасти таинственным (но наверняка биологическим) причинам период полового созревания наступает у человека во все более и более раннем возрасте. (Основная гипотеза сводится к тому, что у детей меняется энергетический баланс: они больше едят и меньше двигаются.) Одновременно активизируется и мотивационная система.

При этом у современных детей очень мало опыта, касающегося тех задач, которые им придется выполнять, став взрослыми. У подрастающего поколения все меньше и меньше возможностей практиковаться в таких базовых навыках, как приготовление пищи и воспитание детей. Собственно говоря, нынешние подростки периода полового созревания (и приближающиеся к этому периоду) занимаются в основном тем, что ходят в школу. А что касается попыток достичь реальной цели в реальном времени и в реальном мире, то подобный опыт приобретается сегодня позже, а ведь развитие внутренней системы контроля как раз и зависит от него. Психолог Рон Даль, специализирующийся на проблемах развития, придумал удачную метафору для того, что получается в результате: у подростков формируются педаль газа и акселератор задолго до того, как они обретают руль и тормоза.

Это не значит, что нынешние подростки глупее своих предшественников: во многих смыслах они умнее. Есть даже некоторые доказательства в пользу того, что такое отставание в накоплении «реального опыта» (и в связанном с ним развитии префронтальных областей коры головного мозга) имеет корреляцию с более высоким уровнем интеллекта. Усиливающееся внимание к школьному обучению приводит к тому, что дети больше знают по большему числу предметов по сравнению со временами подмастерий. Становясь опытной кухаркой традиционным способом, вы ничего не узнаете об эволюции использования инструментов или о составе соли – хлориде натрия: таким вещам учат в школе. Но есть разный ум: знание истории и химии не поможет вам приготовить суфле.

Разумеется, старики всегда жаловались на молодежь. Но приведенное объяснение элегантным образом разрешает парадоксы и проблемы нынешнего поколения подростков. Вокруг нас, похоже, сейчас действительно имеется множество молодых взрослых, которые невероятно умны и сведущи, однако лишены цели в жизни; они полны энтузиазма и кипучей энергии, но не в состоянии сделать какую-либо определенную работу (или устроить семейную жизнь хоть с кем-нибудь) лет до 25, а то и до 35. Что еще печальнее, нас окружает множество детей, сталкивающихся с жестокой реальностью жажды секса, власти, уважения, однако лишенных опыта и умения контролировать собственные порывы, а потому не умеющих избежать беременности или насилия.

Мне нравится это объяснение, поскольку оно дает истолкование многим повседневным сложным явлениям. Но мне оно нравится еще и потому, что подчеркивает два немаловажных факта касательно мозга и сознания: этими фактами часто пренебрегают. Во-первых, мозг во многом формируется опытом. Наш опыт управления собственными импульсами заставляет префронтальную кору развиваться, а не наоборот. Во-вторых, становится очевиднее, что развитие играет ключевую роль в объяснении человеческой природы. Старинная эволюционно-психологическая картинка сводилась к следующему: небольшой набор генов («модуль») напрямую отвечает за какую-то определенную модель поведения взрослого человека. Однако ученые получают все больше доказательств в пользу того, что гены – лишь первая ступень в сложных цепочках развития, каскадах взаимодействия между организмом и средой, и что именно эти процессы развития и формируют мозг взрослого. Даже небольшие сдвиги в хронометраже развития могут привести к большим изменениям в нас самих – в том, какими мы становимся.

Великое открытие Ивана Павлова и его следствия

Стивен М. Косслин

Психолог, директор Центра передовых исследований в области поведенческих наук Стэнфордского университета

Робин Розенберг

Психолог-клиницист; автор книги What’s the Matter with Batman? («Что не так с Бэтменом?»)

Легко представить себе, как стали бы возражать политики, предложи им кто-нибудь направить федеральные средства на исследование того, в каких случаях у собаки капает слюна. Однако нежелание поддержать такие изыскания оказалось бы весьма недальновидным. Великий русский физиолог Иван Павлов (1849–1936), изучая процессы пищеварения (эти работы принесут ему Нобелевскую премию), измерял количество слюны, выделяющейся у подопытной собаки во время ее кормления. В процессе экспериментов Павлов с коллегами заметили неожиданную вещь: слюна у собак начинала вырабатываться задолго до кормления. Собственно, слюноотделение начиналось, едва подопытное животное слышало шаги приближающегося человека, который должен принести еду. Так был открыт классический условный рефлекс.

Основная идея классического (павловского) условного рефлекса состоит в том, что нейтральный стимул (к примеру, звук приближающихся шагов) начинает ассоциироваться со стимулом (скажем, пищей), который вызывает рефлекторную реакцию (скажем, выделение слюны). Спустя некоторое время этот нейтральный стимул уже сам по себе вызывает отклик, который рефлекторно возникал под действием парного к нему стимула (раздражителя). Чтобы явление было понятнее, нужно сказать несколько слов о терминах. Упомянутый нейтральный стимул становится «условным», вот почему его так и называют – условным стимулом, тогда как стимул, вызывающий рефлекторную реакцию, называется безусловным. Отклик, вызванный безусловным стимулом, называется безусловным рефлексом. Классический условный рефлекс (классическое обусловливание) возникает, когда условный стимул представляется непосредственно перед безусловным, так что через какое-то время условный стимул сам по себе дает отклик – реакцию, которая называется условным рефлексом. Короче говоря, появление безусловного стимула (такого, как пища) дает безусловный рефлекс (скажем, слюноотделение); когда условный раздражитель (например, звук шагов того, кто приносит корм) представлен незадолго до безусловного раздражителя, он вскоре сам начинает порождать тот же отклик – теперь уже условный рефлекс (слюноотделение).

Этот несложный процесс дает возможность сформулировать целый ряд изящных объяснений, не являющихся интуитивно-очевидными.

Возьмем, к примеру, случайную гибель от передозировки наркотиков. Обычно наркоман склонен принимать свою отраву в определенной обстановке – скажем, у себя в ванной. Сама по себе эта обстановка является нейтральным стимулом, но после того, как в ней кто-нибудь несколько раз употребит свое зелье, ванная комната начнет выполнять функцию условного стимула: едва наркоман входит в ванную с наркотиком, его организм откликается на эту обстановку, готовясь усваивать препарат. Определенные физиологические реакции позволяют организму худо-бедно справиться с наркотиком, и эти реакции становятся «обусловленными» ванной – иными словами, становятся условным рефлексом. Теперь, чтобы как следует «заторчать», наркоман вынужден вводить себе такую дозу наркотика, чтобы она превозмогла эту подготовку, заранее предпринятую организмом. Но если бедняга принимает наркотик в другом месте (скажем, в ванной своего друга во время вечеринки), условный рефлекс не проявится, т. е. привычная физиологическая подготовка к приему наркотика не произойдет. Поэтому обычное количество наркотика подействует как более серьезная доза – возможно, превышающая ту, которую наркоман может выдержать без предварительной подготовки, осуществляемой его организмом. И хотя процесс классического обусловливания был описан для объяснения совсем других явлений, можно применить это описание и для того, чтобы объяснить, почему наркотическая передозировка происходит иногда случайно, когда привычная доза принимается в новой обстановке.

Сходным образом классическое обусловливание играет роль и в возникновении эффекта плацебо. Многие из нас регулярно принимают анальгетики (скажем, ибупрофен или аспирин). Эти вещества порой начинают давать эффект задолго до того, как вступят в действие их активные компоненты. В чем причина? В опыте предшествующего приема лекарства. Сам акт приема таблетки становится условным стимулом, который запускает процессы обезболивания, вызываемые собственно препаратом (эти процессы становятся условным рефлексом).

Классическое обусловливание может возникать и в результате применения кардиостимулятора (искусственного водителя сердечного ритма). Когда сердце начинает биться слишком часто, устройство подает на него электрический разряд, что заставляет орган сокращаться с нормальной скоростью. Пока сила разряда не откалибрована как следует, такой разряд может быть весьма болезненным и вести себя как безусловный стимул, вызывая страх – безусловный рефлекс. Поскольку в обстановке «стабильности» разряд не дается, пациент ассоциирует с ним разного рода случайные элементы обстановки, которые затем начинают действовать как условные раздражители. И когда появится любой из этих элементов, пациент будет испытывать острое, тревожное состояние, ожидая возможного разряда.

Тот же процесс объясняет, почему какой-то продукт кажется вам непривлекательным после того, как вы им отравились. Продукт может стать условным стимулом, и если вы затем его едите или даже думаете о том, чтобы его отведать, не исключено, что вы начнете чувствовать тошноту: так проявляется условный рефлекс. Скорее всего, вы начнете избегать этого продукта, и в результате у вас разовьется отвращение к нему. Собственно, даже просто совместный показ изображений определенных видов пищи (скажем, картофеля, поджаренного во фритюре) и фотографий, вызывающих омерзение (скажем, ужасно обожженного трупа), может изменить восприятие данного продукта, сделав его гораздо менее привлекательным.

Таким образом, открытие Павловым процесса выделения «слюны ожидания» легкоприменимо к широкому ряду явлений. При всем при том следует отметить, что его первоначальная концепция классического обусловливания оказалась все же не совсем верной. Он полагал, что поступающий в организм сенсорный сигнал напрямую связан с определенными реакциями, поэтому раздражители вызывают отклик автоматически. Теперь нам известно, что здесь не такая прямая связь: классическое обусловливание включает в себя множество когнитивных процессов, в том числе концентрацию внимания, а также процессы, лежащие в основе интерпретации и понимания. В сущности, классическое обусловливание – форма неявного обучения, позволяющая нам ориентироваться в жизни, затрачивая меньше когнитивных (познавательных) усилий, чем потребовалось бы, не обладай мы способностью к выработке условных рефлексов. Однако такая разновидность обусловливания имеет и побочные последствия, которые могут оказывать весьма мощный, неожиданный, а подчас даже и опасный эффект.