Текст книги "Поющие кости. Тайны Д’Эрбле (сборник)"

(в изложении Кристофера Джервиса, доктора медицины)

Любая научная деятельность сопряжена с определенной долей ручного труда, который не может быть выполнен самим ученым, поскольку «жизнь коротка, а искусство бессмертно». Химический анализ требует мытья оборудования и уборки лаборатории, на которые у химика просто нет времени. Чтобы изготовить скелет – размочить, отбелить, собрать и скрепить кости, – нужны люди, для которых время не столь драгоценно. И так обстоит дело в любой научной сфере. За спиной ученого с его обширными познаниями всегда стоит незаменимый ассистент с его техническими навыками.

Полтон, ассистент Торндайка, мог служить живой иллюстрацией этого постулата – умелый, находчивый и неутомимый помощник. Он был своего рода гением в области изобретательства, и с помощью его прибора мы раскрыли преступление, о котором я хочу рассказать.

По роду занятий Полтон был часовщиком, однако сердце его принадлежало оптике. Он страстно занимался оптическими приборами и в один прекрасный день представил на наш суд усовершенствованную призму для газовых буев. Торндайк тотчас же показал ее своему другу из правления маячно-лоцманской корпорации.

В результате мы трое – Торндайк, Полтон и я – в одно прекрасное июльское утро очутились на Миддл-Темпл-лейн и зашагали к пирсу. У понтона швартовался небольшой катер, с которого нас приветствовал краснолицый джентльмен с седыми бакенбардами.

– Отличное утро, доктор, – пробасил он зычным голосом морского волка. – В такой денек одно удовольствие пройти по реке. Привет, Полтон! Пришел, чтобы лишить нас куска хлеба? Ха-ха!

Его раскатистый смех смешался с рокотом мотора, и катер отошел от пирса.

Капитан Грампас был ветераном маячно-лодочной корпорации. Когда-то он обращался к Торндайку и, подобно многим его клиентам, перешел в категорию друзей, не обделив своим расположением и нашего бесценного ассистента.

– Хорошенькое дело, – усмехнувшись, продолжал капитан. – Юристы и доктора теперь обучают нашего брата морскому делу, каково? Плохи, видно, у вас дела. Дьявол найдет, чем занять праздные руки, а, Полтон?

– Сейчас по гражданским делам не слишком много работы, зато по уголовным хоть отбавляй, – улыбнувшись, ответил Полтон.

– Ха! Все загадки разгадываете и тайны раскрываете? Кстати о загадках, доктор. У наших ребят возникла кое-какая проблемка, как раз по вашей части. И раз уж вы здесь, почему бы мне, черт возьми, не попользоваться вашими мозгами?

– Почему бы и нет? – отозвался Торндайк.

– Ладно, по рукам!

Капитан зажег сигару и, сделав несколько затяжек, начал излагать:

– Короче говоря, вот в чем загвоздка. Один из наших смотрителей исчез, просто как сквозь землю провалился. Может, дал деру, утонул или его убили. Но давайте все по порядку. В конце прошлой недели баржа привезла в Рэмсгейт письмо с маяка, что на отмели Гедлер. Там только два смотрителя, и один из них, Барнет, сломал ногу и попросил, чтобы за ним прислали катер. Но случилось так, что местный катер «Смотрящий» отправили на стапель в Рэмсгейтскую гавань – ему скоблили днище, – и он застрял там на пару дней. Поэтому из Рэмсгейта послали на маяк письмо с прогулочным пароходом, где сообщалось, что пострадавшего на следующее утро, то есть в субботу, заберет лодка. Еще одно письмо отправили новому смотрителю, Джеймсу Брауну, который квартировался неподалеку от Рекалвера. Ему велели отправляться на маяк в субботу утром на катере береговой охраны. Третье письмо было направлено офицеру береговой охраны в Рекалвере: его просили отвезти Брауна на маяк и забрать оттуда Барнета. Ну а они все сваляли дурака. Офицер береговой охраны не смог дать ни катера, ни сопровождающего; все, что у него было, это чужая рыбацкая лодка, на которой Браун и поплыл, как идиот, в одиночку, надеясь, что обратно ее пригонит Барнет, это со сломанной-то ногой!

А в это время Барнет, который родом из Уайтстебла, подал сигнал углевозу, направлявшемуся именно туда, и капитан согласился его подбросить. Так что второй смотритель, Томас Джефрис, остался дожидаться Брауна один. Но тот на маяке так и не появился, хотя офицер береговой охраны помог ему отплыть и наблюдал, как он ушел в море. А смотритель Джефрис видел, как к маяку приближалась лодка с одним гребцом. Но потом опустился туман, и она пропала из виду. А когда туман рассеялся, ее уже не было. Лодка бесследно пропала вместе с гребцом.

– Возможно, на нее налетело какое-то судно, – предположил Торндайк.

– Вероятно, только о подобном происшествии никто не сообщал. Береговая охрана считает, что лодку мог опрокинуть шквалистый ветер – они видели, как Браун намертво закрепил парус. Но ветра в тот день не было, и море было спокойно.

– С ним было все в порядке, когда он отплывал? – спросил Торндайк.

– Да. Береговая охрана представила обстоятельный отчет, но там полно ненужных подробностей. Вот послушайте, что они пишут.

Капитан достал официальное письмо и прочитал:

– «При отплытии пропавший сидел в кормовой части лодки, у руля, с наветренной стороны. Парусный шкот был заведен на кнехт. В руках он держал трубку и кисет, а руль придерживал локтем. Потом набил трубку, насыпав туда табак из кисета». Ну, каково? Он, видите ли, трубку держал рукой, а не ногой! И насыпал табак из кисета, а не из угольного ведерка или детского рожка, как можно было ожидать. Тьфу!

Засунув бумагу в карман, капитан презрительно выпустил облачко дыма.

– Вы слишком строги к береговой охране, – засмеялся Торндайк. – Свидетель обязан сообщать все факты без разбора.

– Но, уважаемый сэр, какая к черту разница, откуда бедняга сыпал табак в свою трубку?

– Кто знает? Этот факт может оказаться весьма важным для следствия. Заранее никогда не угадаешь. Значение каждого обстоятельства зависит от его взаимосвязи с другими уликами.

– Может, и так, – буркнул капитан и продолжил курить, пока мы не достигли мыса Блэкуол.

Вдруг он вскочил на ноги.

– У нашей пристани какой-то траулер. Какого черта он тут торчит?

Всмотревшись в небольшой пароходик, он продолжал:

– Похоже, они что-то сгружают. Дайте-ка мне бинокль, Полтон. Черт, да это труп! Какого дьявола они выгружают его на нашей пристани? Должно быть, они знали, что вы приедете, доктор.

Когда наш катер причалил, капитан быстро соскочил на помост и подошел к людям, сгрудившимся вокруг тела.

– Зачем вы его сюда приволокли?

Шкипер траулера, руководивший выгрузкой, стал объяснять:

– Это ваш человек, сэр. Когда мы проходили мимо Южной отмели, то увидели там тело, лежавшее рядом с бакеном. Причалили и взяли утопленника на борт. Опознать не смогли, поэтому я пошарил у него по карманам и нашел вот это письмо.

Он вручил капитану Грампасу официальный конверт с адресом: «Мистеру Д. Брауну, ферма мистера Солли, Рекалвер, графство Кент».

– Да это тот самый парень, о котором мы только что говорили, доктор! – вскричал Грампас. – Вот совпадение. Но что нам делать с телом?

– Надо сообщить следователю, – посоветовал Торндайк. – Вы все карманы обыскали? – спросил он, поворачиваясь к шкиперу.

– Нет, сэр, – ответил тот. – Я нашел письмо в первом же кармане, а по остальным шарить не стал. Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, только ваше имя и адрес для следователя.

Сообщив требуемое и выразив надежду, что следователь его не замотает, шкипер вернулся на судно и взял курс на Биллингсгейт.

– Может, вы осмотрите тело, пока Полтон показывает нам свою игрушку, – предложил капитан Грампас Торндайку.

– Без разрешения следователя я не имею права что-либо предпринимать, но ради вашего спокойствия мы с Джервисом можем провести предварительный осмотр.

– Премного благодарен. Хотелось бы знать, как бедняга встретил свою смерть.

Тело перенесли в сарай, и когда Полтон ушел, захватив с собой черный чемоданчик со своей уникальной моделью, мы приступили к осмотру.

Труп, облаченный в некое подобие морской формы, принадлежал невысокому пожилому мужчине. Погиб он, видимо, два-три дня назад, и его тело в отличие от большинства морских утопленников не было изъедено рыбами и крабами. Кости были целы, на теле отсутствовали раны и значительные повреждения, и только на затылке была разодрана кожа.

– Общий вид тела свидетельствует о том, что он утонул, хотя утверждать можно будет только после вскрытия, – заключил Торндайк, оценив все внешние признаки.

– А рану на затылке вы в расчет не принимаете? – спросил я.

– Как причину смерти? Нет. Она явно была нанесена при жизни, но удар был косым, и пострадала только кожа. Однако эта рана весьма важна по другим соображениям.

– Каким же?

Торндайк достал из кармана небольшой футляр и вытащил оттуда пинцет.

– Обратимся к обстоятельствам. Человек отплыл на маяк, но туда так и не добрался. Возникает вопрос, где он мог потеряться?

Наклонившись над трупом, Торндайк пинцетом отвел волосы вокруг раны.

– Посмотрите на белые частицы в волосах и внутри раны, Джервис. Они кое о чем нам говорят.

Я внимательно рассмотрел в лупу известковые крупинки.

– Похоже на кусочки раковин и трубочек какого-то морского червя.

– Да, это панцири морских желудей и окаменевшие трубочки известковых червей. Отсюда можно сделать очень важное заключение. Очевидно, рана была нанесена предметом, обросшим морскими желудями и известковыми червями, то есть периодически погружающимся в воду. Что же это за объект и как погибший мог удариться об него головой?

– Это мог быть нос корабля, под который попала его лодка, – предположил я.

– Не думаю, что на носу корабля можно найти известковых червей. Сочетание этих двух организмов скорее встречается на стационарных объектах, таких, как сваи или бакены. Однако я не представляю, как можно удариться головой о бакен, а буи имеют гладкую поверхность и вряд ли могут причинить такую рану. Кстати, надо проверить его карманы, хотя вряд ли причиной смерти послужило ограбление.

– Конечно, – согласился я, вынимая из кармана умершего часы. – Вот у него имелся неплохой серебряный брегет, который остановился в 12 часов 13 минут.

– Это может быть важно, – проронил Торндайк, делая заметку. – Но давайте проверим все карманы, а то, что найдем, положим обратно.

Первым осмотрели левый нижний карман бушлата; вероятно, именно его обыскал шкипер, поскольку мы обнаружили там два письма с эмблемой правления маячно-лодочной корпорации. Вернув их на место, не читая, перешли к правому карману. Его содержимое было вполне ожидаемым: вересковая трубка, кротовый кисет и несколько спичек без коробка.

– Довольно опасная привычка носить спички насыпью, да еще вместе с трубкой, – заметил я.

– Особенно такие легковоспламеняющиеся, как эти. Обратите внимание, что под головкой из красного фосфора находится сера. Они загораются от малейшего трения и трудно гасятся, что объясняет их популярность среди моряков, которые раскуривают трубки в любую непогоду.

Подняв трубку, Торндайк стал задумчиво рассматривать ее, вертя в руке и заглядывая в табачную камеру. Потом быстро перевел взгляд на лицо мертвеца и, взяв пинцет, отогнул ему губы, чтобы увидеть рот.

– Давайте посмотрим, какой табак он курил.

Я открыл мокрый кисет и показал ему темный мелкий табак.

– Похоже на махорку.

– Да, это махорка. А теперь посмотрим, что там в трубке. Она выкурена только наполовину.

Достав карманным ножом немного недокуренного табака, мы стали внимательно его изучать на листе бумаги. Это была явно не махорка: табак был черным и похожим на стружку.

– Плиточный табак, – вынес я свой вердикт, и Торндайк тотчас же со мной согласился.

В других карманах не нашлось ничего интересного, кроме складного ножа, который Торндайк открыл и скрупулезно изучил. Он был из недорогих и вряд ли мог послужить поводом для ограбления.

– А на этом ремне не висят ножны? – спросил Торндайк, указывая на узкий кожаный пояс.

Отогнув полу бушлата, я посмотрел на брюки.

– Ножны есть, но без ножа. Должно быть, он выпал.

– Довольно странно. Матросский нож, как правило, подвержен сильной тряске. Он ведь предназначен для работы со снастями на реях, так чтобы матрос мог вынуть его из ножен одной рукой, другой держась за мачту. Такой нож безопасен в носке, поэтому в ножны входит все лезвие и половина рукоятки. У нашего утопленника был с собой складной нож, который отвечает всем требованиям к обычному ножу. Значит, можно предположить, что матросский нож он носил в качестве оружия для защиты. Остальное может показать только вскрытие. А вот и наш капитан.

Войдя в сарай, капитан Грампас сочувственно взглянул на труп.

– Нашли что-нибудь, проясняющее его исчезновение, доктор? – поинтересовался он.

– В этом деле есть пара любопытных деталей, но, как ни странно, единственно важным свидетельством можно считать лишь те слова офицера, над которыми вы так потешались, – ответил Торндайк.

– Да не может быть! – воскликнул капитан.

– Именно так. Офицер береговой охраны указал, что, отплывая, погибший набил трубку табаком из кисета. Но в его кисете махорка, а в трубке, которая у него в кармане, плиточный табак.

– А в других карманах нет плиточного табака?

– Ни кусочка. Но вполне возможно, что он имел какие-то остатки и набил ими трубку. Однако на его складном ноже нет никаких следов, а вы ведь знаете, как пачкает лезвие черный плиточный табак. Матросского ножа в ножнах нет, да и вряд ли он им кромсал табак, имея под рукой карманный нож.

– А вы уверены, что у него не было второй трубки?

– При нем была только одна, да к тому же чужая.

– Чужая? – удивился капитан. – А почему вы так решили?

Встав у огромного клетчатого буя, он изумленно уставился на Торндайка.

– По тому, как выглядит мундштук. На нем глубокие отметины от зубов, по сути, он прокушен насквозь. Человек, грызущий свою трубку, обычно обладает определенными физическими качествами и прежде всего хорошими зубами. Но погибший был практически беззубым.

Немного подумав, капитан произнес:

– Не вижу, какое это имеет значение.

– Разве? А меня наводит на кое-какие мысли. Вот человек, который в последний раз набивал трубку табаком определенного сорта. Когда его находят мертвым, в трубке совершенно другой табак. Откуда он взялся? Есть только одно объяснение: погибший с кем-то встречался.

– Похоже на правду.

– Далее, его поясной нож потерян. Возможно, это ничего не значит, но все же следует иметь данный факт в виду. Есть еще одно любопытное обстоятельство: на затылке у него рана от удара о какой-то предмет, покрытый морскими желудями и известковыми червями. В открытом море нет ни свай, ни платформ. Возникает вопрос: обо что он мог удариться?

– Ну, это проще простого. Тело ведь три дня трепало приливом…

– Речь идет не о трупе. Рана была получена еще при жизни.

– Вот черт! Ну, лодка могла наткнуться в тумане на бакен, и он ударился об него головой, хотя, честно говоря, такое объяснение весьма хромает. Но ничего другого я предложить не могу.

С минуту он хмуро смотрел на свои ботинки, потом обратился к Торндайку:

– У меня идея. Дело это, видно, непростое. Так что я сегодня же поплыву на маяк и постараюсь разобраться на месте. Как вы смотрите на то, чтобы поехать со мной в качестве консультантов? Отправляемся в одиннадцать, на маяке будем около трех, так что к вечеру вы сможете вернуться в город. Что скажете?

– Почему бы и нет, – с готовностью согласился я, предвкушая возможность проплыть по живописным местам в чудесный летний день.

– Отлично, мы тоже с вами, – поддержал меня Торндайк. – Джервис жаждет совершить морское путешествие, да и я не прочь размяться.

– Но это чисто техническая поездка, – уточнил капитан.

– Ничего подобного, – возразил Торндайк. – Это приятный морской вояж в вашем несравненном обществе.

– Да я вовсе не это имел в виду, – проворчал капитан. – Но если собираетесь остаться, пошлите человека за вещами, а мы завтра вечером отвезем вас обратно.

– Не будем беспокоить Полтона, – решил мой коллега. – Мы поедем на поезде из Блэкуола и заберем свои вещи сами. В одиннадцать, вы сказали?

– Около того. Если опоздаете, не страшно.

Лондонский транспорт достиг прямо-таки пугающего совершенства. Пыхтящий поезд и позвякивающая двухколесная «гондола» помогли нам пересечь город с такой скоростью, что около одиннадцати часов мы уже стояли на пристани с общим саквояжем и зеленым чемоданчиком Торндайка. У причала стоял катер, с подъемника которого свешивался полосатый цилиндрический буй. На сходнях возвышался капитан Грампас, его добродушная красная физиономия сияла от удовольствия. Буй осторожно уложили на носу, подъемник подтянули к мачте, ванты закрепили на винтовых талрепах, и катер, издав четыре ликующих гудка, развернулся, направив острый нос навстречу приливной волне.

Следующие четыре часа мы шли по Темзе, которая становилась все шире, и перед нами разворачивалась красочная панорама речных берегов. После Вулвичского плеса дым и запахи промышленных пригородов сменились свежими ароматами сельской природы. Серое нагромождение фабрик осталось позади, уступив место зелеными лугам и долинам с пятнышками пасущихся овец. У лесистых берегов стояли почтенные учебные суда, напоминая о временах дуба и пеньки, когда высокие трехпалубные парусники, красивые и величественные, как башни из слоновой кости, еще не сдались под натиском унылых серых посудин под военно-морским флагом, опустошающих карманы британских налогоплательщиков; о временах, когда моряки были морепроходцами, а не морскими механиками.

Упорно сопротивляясь приливу, катер пробирался между бесчисленными плавательными средствами: там были баржи, каботажные парусные суда, шхуны и бриги, неуклюжие грузовые пароходы с голубыми трубами, шаткие барки с крутящимися ветряками, гигантские лайнеры, которые, казалось, чуть сплющились под собственной тяжестью. За кормой проплывали Эрит и Перфлит, Гринхит и Грайс. Трубы Нортфлита, нагромождение крыш Грейвсенда, якорные стоянки и пушки морских батарей – все осталось позади, и вскоре перед нами засветилась голубизной необъятная ширь моря.

Около половины двенадцатого нас подхватил отлив, что, судя по быстрой смене пейзажей и свежему ветерку, существенно увеличило нашу скорость передвижения.

Но на море и в небесах царило летнее спокойствие. В нежной голубизне парили кудрявые облака, суда дрейфовали с повисшими парусами, большой полосатый буй с колоколом дремал на солнце над своим неподвижным отражением в воде. Набежавшая волна от нашего катера заставила его чуть качнуться и звякнуть, после чего он опять погрузился в сон.

Вскоре впереди показался вытянутый силуэт маяка на винтовых сваях, пламенеющий в лучах послеполуденного солнца. Подплыв ближе, мы различили слово «Гедлер», написанное огромными белыми буквами, и двоих мужчин на галерее, которые разглядывали нас в подзорную трубу.

– Вы туда надолго, сэр? – спросил у капитана Грампаса шкипер. – Нам ведь надо еще установить буй и забрать с северо-восточной мели старый.

– Тогда лучше оставьте нас на маяке, а когда закончите с буями, заберете на обратном пути. Я не знаю, сколько времени мы там пробудем.

Судно подошло к маяку, с него спустили шлюпку, и пара крепких матросских рук доставила нас на место.

– Сейчас замажете свои городские костюмчики, – заметил капитан, сам одетый с иголочки. – Всю грязь оботрете боками.

Мы посмотрели на металлические конструкции. Отлив обнажил сваи и лестницу, облепленные водорослями, морскими желудями и трубочками известковых червей. Однако мы были не столь неуклюжи, как думал капитан, и без труда последовали за ним вверх по скользкой лестнице. Торндайк крепко прижимал к себе зеленый чемоданчик, с которым не желал расставаться ни на минуту.

– Мы с этими джентльменами прибыли сюда в связи с гибелью смотрителя Джеймса Брауна, – объявил капитан, когда мы добрались до галереи. – Кто из вас Джефрис?

– Я, сэр, – ответил высокий плотный мужчина с квадратной челюстью и нависшими бровями. Левая рука у него была перевязана.

– Что приключилось с вашей рукой? – спросил капитан.

– Порезался, когда чистил картошку. Так, пустяки, сэр.

– Вот что, Джефрис. Тело Брауна нашли на берегу, и я бы хотел задать вам несколько вопросов. Будете выступать в качестве свидетеля, так что рассказывайте все, что знаете.

Мы вошли в комнату и расположились за столом. Капитан раскрыл массивную записную книжку, а Торндайк пытливым взглядом окинул комнату, словно делая мысленную опись всего, что там находилось. Рассказ Джефриса не добавил ничего нового. Он видел, как к маяку приближалась лодка с сидящим в ней мужчиной. Потом опустился туман, и лодка исчезла из виду. Он включил туманный гонг и стал наблюдать за морем, но она больше не появилась. Это все, что он знал. По его предположению, лодка прошла мимо маяка и была отнесена в море отливом, который как раз набирал силу.

– В котором часу вы последний раз видели лодку? – спросил Торндайк.

– Около половины восьмого.

– Кто там сидел? – задал вопрос капитан.

– Не знаю, сэр. Он греб спиной ко мне.

– У него с собой имелись сумка или сундучок? – продолжал допытываться Торндайк.

– Да, сундучок был. Маленький такой, зеленый и с веревочными ручками.

– Перевязанный веревкой?

– Да, один раз, чтобы не открывалась крышка.

– Где он лежал?

– На корме, сэр.

– Как далеко находилась лодка, когда вы видели ее в последний раз?

– В полумиле от маяка.

– В полумиле? – воскликнул капитан. – Как же, черт побери, вы могли разглядеть какой-то там сундучок?

Смотритель покраснел и подозрительно покосился на Торндайка.

– У меня была подзорная труба, сэр, – хмуро пояснил он.

– Понятно. Достаточно, Джефрис. Вам придется прийти на допрос. Скажите Смиту, что я хочу с ним поговорить.

Мы с Торндайком подвинули стулья к окну, выходившему на море. Но не море и проплывающие суда привлекли внимание моего коллеги. На стене рядом с окном висела вырезанная из дерева полка с трубками. Торндайк увидел ее, когда мы входили в комнату, и временами с интересом рассматривал.

– Похоже, вы все тут заядлые курильщики, – заметил он, обращаясь к смотрителю Смиту, когда капитан закончил инструктировать сменщика.

– Да, сэр, что скрывать, любим побаловаться табачком. Живем затворниками, а табак здесь дешево обходится.

– Почему?

– Да нам его подвозят. Когда мимо идут какие-нибудь иностранцы, особенно голландцы, они подбрасывают нам плитку-другую. Мы же не на берегу, значит, пошлину платить не надо.

– Значит, в табачные лавки вы не ходите? И рассыпной табак не покупаете?

– Нет, сэр. Он плохо хранится. У нас здесь все твердое – и сухари, и табак.

– Я вижу, тут, как полагается, полка для трубок.

– Да, это я смастерил ее в свободное время. Чтобы трубки везде не валялись, да и на кубрик было похоже.

– Кто-то, видно, не слишком часто курит, – заметил Торндайк, указывая на одну из трубок, покрытую зеленой плесенью.

– Да, это трубка Парсонса, моего приятеля. Должно быть, он забыл ее, когда уезжал месяц назад. Здесь сыро, и трубки быстро плесневеют.

– А как скоро трубка покрывается плесенью, если ее не трогать?

– Зависит от погоды. Когда тепло и сыро, то через неделю. Вот трубка Барнета, того парня, что сломал ногу – на ней уже появились пятна, а ведь и трех дней не прошло, как он смотался отсюда.

– А другие трубки тоже ваши?

– Нет, сэр. Моя только одна. Там с краю трубка Джефриса, и та, что посередине, тоже, видно, его, только я ее раньше не видел.

– Вы прямо спец по трубкам, – заметил вошедший в комнату капитан. – Похоже, вы этим вопросом занимались всерьез.

– Всерьез я занимался только человеческой личностью, – объяснил Торндайк, когда смотритель ушел, – а также предметами, которые несут ее отпечаток. Трубка – это нечто очень личное. Посмотрите на полку. У каждой трубки свои особенности, которые в какой-то мере отражают привычки ее владельца. Возьмем, к примеру, трубку Джефриса, ту, которая с края. Мундштук у нее почти прокушен насквозь, табачная камера исцарапана и изрезана, а ее края разбиты и имеют сколы. Все это говорит о грубой силе и небрежном обращении. Он жует мундштук, когда курит, кое-как чистит трубку и слишком сильно ею стучит, когда выколачивает золу. И этот человек точно соответствует своей трубке: сильный, с квадратной челюстью и довольно буйного нрава.

– Да, Джефрис крепкий орешек, – согласился капитан.

– А вот трубка Смита. Табачная камера полна золы, края ее обгорели. Ее владелец любит поговорить и часто вынимает трубку изо рта, а потом раскуривает заново. Но меня прежде всего интересует та, которая посередине.

– Смит ведь сказал, что она тоже принадлежит Джефрису? – уточнил я.

– Да, но, должно быть, ошибся. Прежде всего на мундштуке нет отметин от зубов, хотя трубка старая и ничуть не похожа на трубку Джефриса. Края чаши не повреждены, значит, с ней обращались с осторожностью. Серебряный поясок совсем почернел, а поясок на трубке Джефриса блестит, как новенький.

– Я даже не заметил, что там есть поясок, – вставил капитан. – А почему он так почернел?

Взяв трубку с полки, Торндайк внимательно к ней присмотрелся.

– Налет сульфида серебра. Видимо, в кармане имелась какая-то сера.

– Ясно, – произнес капитан и, подавив зевок, стал следить из окна за приближающимся судном. – В ней полно табака. И какова мораль сей басни?

Торндайк внимательно посмотрел на мундштук:

– Мораль сей басни такова: прежде чем набить трубку, надо ее прочистить.

И он указал на мундштук, отверстие которого было забито какой-то трухой.

– Весьма полезный совет, – сказал капитан, поднимаясь и снова зевая. – Если не возражаете, я на минутку отлучусь и посмотрю, что там за судно. Похоже, оно направляется сюда.

Взяв подзорную трубу, он вышел на галерею.

Когда капитан ушел, Торндайк раскрыл складной нож и выгреб табак из трубки к себе на ладонь.

– Да это же махорка! – воскликнул я.

– Да, – подтвердил Торндайк, возвращая табак в трубку. – Такого вы не ожидали?

– Я об этом не думал. Меня больше занимал серебряный ободок.

– Да, тоже интересно, но давайте сначала посмотрим, чем забит мундштук.

Достав из зеленого чемоданчика препаровальную иглу, Торндайк извлек из отверстия небольшой комочек. Поместив его на предметное стекло, добавил каплю глицерина и закрыл другим стеклом.

– Положите трубку обратно на полку, – попросил он меня, помещая стекло под микроскоп.

Через некоторое время Торндайк встал из-за стола и махнул рукой в сторону микроскопа:

– Посмотрите сами, Джервис.

Прильнув к окуляру и двигая предметное стекло, я стал определять состав мягкого комочка. Там присутствовал вездесущий хлопок, несколько шерстяных волокон, но самым интересным объектом были два-три крохотных волоска зигзагообразной формы, расширяющиеся на концах, подобно веслу.

– Здесь шерсть какого-то небольшого животного, но не мыши или крысы и вообще не грызуна, а какого-то насекомоядного. Да! Конечно же! Это шерсть крота.

Потрясенный своим открытием, я молча смотрел на своего коллегу.

– Да, ее ни с чем не спутаешь, что дает ключ к разгадке, – произнес он.

– Вы считаете, это трубка утопленника?

– Слишком многое на нее указывает. Рассмотрим все факты в их последовательности. На трубке нет следов плесени, значит, она находилась здесь совсем недолго и может принадлежать Барнету, Смиту, Джефрису или Брауну. Трубка старая, но следы от зубов отсутствуют. Следовательно, ее курил беззубый человек. Но у Барнета, Смита и Джефриса зубы на месте, и мундштуки их трубок изгрызены, в то время как у Брауна зубов нет. Серебряный ободок имеет налет сульфида серы, а Браун вместе с трубкой носил в кармане серные спички без коробка. В канале трубки мы находим волоски крота, а у Брауна кисет был из кротовой кожи и носил он его в том же кармане, что и трубку. И наконец, у Брауна в кармане оказалась чужая трубка, которая по всем признакам принадлежит Джефрису, с табаком, который не курит Браун, поскольку в его кисете он совсем другого сорта. Если добавить к этим фактам другие, которыми мы располагаем, вывод очевиден.

– Какие другие?

– Во-первых, погибший сильно ударился головой о некий предмет, периодически находящийся под водой и обросший морскими желудями и известковыми червями. Опоры этого маяка полностью отвечают этому описанию, а ничего похожего поблизости нет. Бакены же слишком велики, чтобы причинить подобную рану. Далее, матросский нож погибшего потерян, а у Джефриса на руке ножевая рана. Согласитесь, что улик достаточно.

В этот момент в комнату ворвался капитан с подзорной трубой в руках.

– Наш катер тянет на буксире какую-то лодку, – сообщил он. – Похоже, это та, что пропала, так что мы сейчас узнаем что-нибудь новенькое. Собирайте свои пожитки и готовьтесь к посадке.

Мы уложили микроскоп в зеленый чемоданчик и вышли на галерею, где смотрители наблюдали за приближающимся катером: Смит с нескрываемым интересом, а побледневший Джефрис с явным беспокойством и суетливостью. Когда катер остановился у маяка, с него спустили шлюпку, и вскоре помощник капитана уже поднимался по лестнице.

– Это пропавшая лодка? – крикнул ему Грампас.

– Да, сэр, – подтвердил помощник капитана, ступая на площадку и вытирая руки о тыльную часть брюк. – Она лежала в восточной части отмели. Тут дело нечисто, сэр.

– Пахнет преступлением?

– Точно, сэр. Затычка была вынута и лежала на дне; и еще между бухтами фалиня мы нашли матросский нож – он воткнулся в кильсон, причем глубоко. Как будто упал с большой высоты.

– Странно, – проговорил капитан. – Ну, затычка могла выскочить случайно.

– Нет, сэр. Чтобы поднять нижние доски, надо сдвинуть балласт. К тому же, сэр, моряк никогда не допустит, чтобы его лодку затопило. Если что, он вставит затычку и вычерпает воду.

– Верно, – согласился капитан Грампас. – Нож очень подозрительный. Но откуда он мог свалиться, в открытом-то море? Ножи ведь не падают с небес – к счастью. Что скажете, доктор?

– Скажу, что найден нож Брауна, и он упал с этой вот площадки.

Джефрис быстро оглянулся, весь красный от возмущения.

– Что же получается? Я ведь сказал вам, что лодка сюда не приплывала.

– Да, вы это утверждали, – согласился Торндайк. – Но объясните тот факт, что в кармане погибшего была найдена ваша трубка, а его трубка в настоящий момент находится на полке у вас в комнате?

С лица Джефриса сошла краска.

– Не знаю, о чем вы тут толкуете, – чуть запнувшись, произнес он.

– Сейчас я вам объясню. Я буду рассказывать, что произошло, а вы мне скажете, прав я или нет. Браун благополучно причалил к маяку и вместе с сундучком прошел в комнату. Набив трубку, он попытался ее раскурить, но она засорилась и не тянула. Тогда вы одолжили ему свою и даже набили ее табаком. Вскоре после этого оба вышли на площадку, и между вами вспыхнула ссора. Браун, защищаясь своим ножом, выпустил его из рук, и он упал в лодку. Потом вы столкнули противника с площадки, и тот свалился в воду, ударившись головой об одну из опор. Тогда вытащили затычку и отвязали лодку, чтобы ее унесло в море и она затонула. Сундучок тоже бросили в воду. Все это случилось приблизительно в двенадцать десять. Я прав?