Текст книги "Грабители"

Глава 8

Паркер ехал на вездеходе в южном направлении, разыскивая перевал через хребет или объезд, который привел бы его к дому. Широкая полоса черного дыма столбом поднималась в небо, указывая ему путь, и все же минут двадцать ему не удавалось разыскать дорогу. Потом холм стал постепенно понижаться, Паркер ехал теперь по пологому склону, густо заросшему деревьями. Он петлял среди стволов, продвигаясь вперед, как по лабиринту, порой заросли становились такими густыми, что машина не могла проехать, приходилось возвращаться назад. Отсюда дым не был виден, но Паркер довольно верно придерживался нужного ему направления, и когда наконец выбрался на более открытый участок, где деревья росли пореже, то увидел слева дым, поднимавшийся к небу. Он все-таки перевалил через гряду.

По равнине ехать стало гораздо легче, но все же прошло не менее четверти часа, пока он добрался до дома. Наконец он увидел перед собой дом, охваченный пламенем; от машины остался только черный остов; и машина, и дом медленно догорали. Объехав вокруг дома, Паркер выбрался на грунтовую дорогу и направился на восток.

Приблизительно через час он добрался до шоссе, протянувшегося также с запада на восток, и поехал по нему в восточном направлении, пока не достиг маленького городка под названием Трейси. На бензоколонке, пока заправляли бензином его вездеход, он позвонил из автомата Мак-Кею. Телефон в его номере не отвечал, поэтому Паркер попросил администратора послать за ним кого-нибудь к бассейну. «Вы наверняка найдете его там», – объяснил Паркер.

Через несколько минут в трубке раздался несколько запыхавшийся голос Мак-Кея:

– Алло? Слушаю!

– Привет, это я, – сказал Паркер.

– Что? А-а, понятно. – Голос Мак-Кея звучал весело. – Как дела?

– Прекрасно. А у тебя?

– Полный порядок, – ответил он, и по его голосу Паркер догадался, что Мак-Кей улыбается.

Часть третья

Глава 1

Стен Деверс шел пешком. Было около одиннадцати часов ночи, движение на шоссе замерло; он шагал по обочине и слышал только скрип гравия у себя под ногами.

Впереди показались огни. Неужели ему повезло? Да, это мотель. Деверс довольно улыбнулся, но не ускорил шага, не изменил темпа. Свободного времени, к сожалению, у него хватало с лихвой.

Только через десять минут он добрался до мотеля – целого комплекса зданий, с бассейном, рестораном и отдельной пристройкой, в которой находился бар. Деверс по асфальтовой дорожке направился к конторе. Открыв дверь, он вошел внутрь.

За конторкой администратора дежурила девушка. Деверс подошел к ней, улыбаясь самой беззаботной из своих улыбок. Высокий мускулистый парень, похожий на спасателя, работающего на пляже, двадцати восьми лет, блондин, с приятной внешностью и квадратной челюстью. Деверсу в последнее время не везло, но выглядел он все еще вполне респектабельно: спортивная куртка и брюки; девушка улыбнулась ему в ответ, что Деверс воспринял как должное. Девушка не скрывала, что он ей понравился.

Может, облапошить девицу? Нет, он придумает что-нибудь пооригинальнее.

– Мистер Пибоди уже прибыл? – спросил он.

– Пибоди? – переспросила девушка неуверенно.

– Генри Пибоди, – уточнил Деверс. – Возможно, он задержался в дороге.

– Сейчас проверю, – ответила девушка и с минуту перебирала регистрационные карточки. – Извините, – сказала она, – его еще нет.

– Придется подождать, – улыбнулся Деверс, указывая жестом на дерматиновый диван у противоположной стены.

– Конечно, посидите, – любезно разрешила ему дежурная.

Металлическая стойка рядом с диваном предназначалась для проспектов самых разных путешествий. Деверс изучил брошюру, посвященную Великому Каньону и другим географическим достопримечательностям. Время от времени в контору заходили постояльцы и регистрировались у стойки. Деверс окидывал их внимательным взглядом, а затем возвращался к изучению фотографий моста Золотых Ворот или другого столь же выдающегося объекта.

Однажды вошел подвыпивший мужчина, грузный, в возрасте за пятьдесят, хорошо одетый, с раскрасневшимся лицом. Несмотря на выпитое, он прекрасно владел собой. Правда, он слишком старательно выговаривал отдельные слова и ноги плохо повиновались ему, но он боролся со своим опьянением с уверенностью человека, свыкшегося с таким состоянием. Посмотрев на него. Деверс отложил брошюру («Посетите Великий Каньон!») на диван, поднялся и направился к выходу. Сквозь стеклянную дверь он увидел бронзового цвета «торнадо» с работающим двигателем и включенными фарами. Но место рядом с водителем занимала рыжеволосая красотка в блузке с длинным угловым вырезом, которая, с безразличным видом взглянув на него, тут же отвернулась. Деверс, по-" жав плечами, вернулся к своему дивану и взялся за изучение очередной брошюры.

Когда в конторе никого не было, дежурившая за стойкой девушка несколько раз пыталась завязать разговор: «Похоже, ваш знакомый здорово опаздывает...» – и все в таком роде. Деверс отвечал дружелюбно, с улыбкой, но в то же время не старался поддерживать разговор; спустя некоторое время девушка нашла себе занятие, взявшись за разборку каких-то бумаг.

Деверс сидел в конторе уже около часа, когда появился второй подвыпивший мужчина, точная копия первого, разве что этот нагрузился более основательно. Деверс снова поднялся и, проскользнув к стеклянной двери, на этот раз увидел «Мерседес-Бенц» с включенным мотором. Пассажиров в нем не было.

Выйдя из конторы, Деверс внимательно осмотрелся, открыл заднюю дверцу «мерседеса» и забрался внутрь. Коробки с образцами, бланки и другие атрибуты странствующего коммивояжера были свалены в кучу. Деверс, подняв ящик, поставил его на сиденье, а сам растянулся на полу машины. Лежать было неловко и неудобно, но в то же время появилось приятное ощущение, что он снова стал ребенком и играет в прятки. Работавший мотор слегка сотрясал корпус машины, и туда, где устроился Деверс, почти не проникал свет.

Три-четыре минуты спустя появился пьянчуга с ключом от номера в руке. Запихнув ключ в карман рубашки, он уселся за руль. Осторожно обогнув основной корпус и время от времени притормаживая, он проехал мимо нескольких домиков, очевидно разглядывая номера комнат. Деверс старался не дышать, затаившись в своем убежище.

Наконец машина замедлила ход, с трудом развернулась и довольно резко остановилась. Деверс бесшумно приподнялся с пола, пока мужчина выключал мотор и свет. Левой рукой Деверс обхватил мужчину за голову, зажав ему горло локтем и всем весом своего тела потянул его назад, на себя, используя головной валик на сиденье водителя для фиксации положения его тела, а правой рукой сжал ему горло с такой силой, что тот не смог дышать.

Борьба длилась недолго, оба не издали ни звука. Главной целью Деверса было помешать мужчине нажать на гудок, но неожиданность нападения, страх и немалое количество выпитого помешали ему воспользоваться этим преимуществом. Забыв о гудке, он пытался развернуться на своем сиденье, молотя беспорядочно руками, брыкаясь и пытаясь вцепиться в рукав спортивной куртки Деверса. Деверс не ослаблял своей хватки, и вскоре сопротивление прекратилось; алкоголь снизил запасы кислорода в легких, приблизив наступление беспамятства.

Тело мужчины обмякло, его подбородок уперся в локоть Деверса. Пьянчуга дернулся еще несколько раз, как выброшенная на берег рыба, и затих. Деверс осторожно, не спеша отпустил его. Тот не пошевелился, но Деверс слышал его дыхание и ощущал запах спиртного. Перебравшись на переднее сиденье, Деверс нашел в кармане его рубашки ключ от номера и выбрался из машины.

Номер находился на первом этаже двухэтажного коттеджа. Деверс открыл дверь и вернулся к машине; взяв под мышки бесчувственное тело, он втащил его в номер. Свалив его на кровать, Деверс тщательно закрыл дверь, а потом обыскал карманы не пришедшего в сознание мужчины. В бумажнике оказалось восемьдесят семь долларов плюс кредитная карточка. Да еще шестьдесят два цента мелочью. Больше он не нашел ничего стоящего.

Окна закрывали жалюзи. Деверс отрезал от них шнур и крепко связал ноги и руки мужчины. Полотенце послужило надежным кляпом.

Теперь очередь телефона. Подняв трубку, Деверс дождался ответа дежурного.

– Звонят из триста двадцать седьмого номера. Разбудите меня, пожалуйста, завтра в одиннадцать часов, – попросил он.

– В одиннадцать часов утра. Хорошо, сэр.

– Спасибо.

Табличку с надписью «Просьба не беспокоить» он нашел в ящике письменного стола, она лежала там вместе с Библией и открытками, на которых был запечатлен ресторан мотеля. Деверс вышел из номера, запер за собой дверь и повесил на ручку табличку. Потом не спеша уселся за руль «мерседеса».

Это оказалась дизельная машина; наверное, единственная дизельная машина, купленная в Америке. Бак с горючим был полон на три четверти. Выехав со стоянки. Деверс развернулся и направился к шоссе. Город, который он покинул, находился на востоке штата; Деверс взял направление на запад.

Дизельные машины медленно набирают скорость, но зато потом мотор работает без перебоев и почти бесшумно. Деверс немного нервничал, пока машина не развила скорость шестьдесят пять миль в час, а затем включил радио и дальше поехал под звуки рока.

Расчетный час в этом мотеле – полдень. Когда никто не ответит на заказанный на одиннадцать часов звонок, дежурный не станет волноваться: такое случается сплошь и рядом. Скорее всего, после двенадцати управляющий решится наконец вскрыть дверь номера, и тогда картина прояснится. Все это означало, что в запасе у Деверса одиннадцать часов. За это время надо уехать подальше. При скорости шестьдесят пять миль в час можно оказаться где угодно.

Четыре года назад Стен Деверс был военнослужащим военно-воздушных сил, его выгнали из РОТСИ[2]2
  РОТСИ – программа, разработанная в американской армии, для обучения студентов колледжей и университетов руководству войсками. Армия часто платит за обучение студентов, а те в ответ обязаны два – четыре года после окончания учебы прослужить в армии.


[Закрыть] за нарушение дисциплины, положение его, и без того не завидное, ухудшилось из-за напряженных отношений с одним из офицеров. Он работал кассиром на базе, где заработную плату все еще выдавали наличными, – сейчас такого рода системы уже не существует, – и в один прекрасный день он по заранее разработанному плану забрал всю зарплату за месяц и скрылся. Затем он участвовал еще в нескольких кражах в паре с профессионалами и вместе с ними совершил ограбление, но дело раскрыли, и стало известно об участии Деверса. Ему пришлось спешно уносить ноги, и с тех пор он перебивался случайной добычей. Один из участников последнего крупного дела, в котором был задействован и Деверс, парень по имени Паркер, порекомендовал его отошедшему от дел вору, ныне владельцу забегаловки в Приск-Айле, Генди Мак-Кею, и тот время от времени подкидывал ему кой-какую работенку. Но последние несколько недель Деверса преследовали неудачи, в результате ему пришлось пешком уносить ноги из города, не имея в кармане ни цента.

Что ж, теперь у него машина и восемьдесят семь долларов шестьдесят два цента, а также бумажник с разными удостоверениями личности на имя Мэтью Доусона да в придачу несколько кредитных карточек на то же имя и одиннадцать часов в резерве, чтобы попасть за это время в другое место, где можно снова попытать счастья.

Деверс ехал без остановок до половины десятого утра, а потом, доехав до какого-то городка, позавтракал в забегаловке и позвонил Генди Мак-Кею. Услышав голос Генди, Деверс назвал себя и сказал:

– Я готов взяться за что угодно, лишь бы подзаработать.

– Что ж, – отозвался Мак-Кей, – как раз вчера мне звонили и спрашивали тебя. Наш общий друг просил, чтобы ты подъехал к нему.

Деверс улыбнулся. Он не виделся с Паркером со времени работы в военно-воздушных силах.

– Очень приятно, – ответил он.

Глава 2

Лу Стернберг вышел из самолета и, подняв воротник плаща, осторожно спустился по ступенькам на бетонированную площадку. Он предпочитал аэропорты, где, выйдя из самолета, по закрытому переходу сразу попадаешь в здание аэровокзала. Сияло солнце, воздух уже достаточно прогрелся, но дул свежий ветерок, так что лучше поберечься, а то как раз схватишь насморк.

Лу никто не встречал – ему было так спокойнее. Есть возможность немного прийти в себя после дальнего перелета, а уж потом приступить к деловым переговорам. С коричневым чемоданом в руках Лу вошел в здание аэровокзала и, пройдя его насквозь, направился к стоянке такси. Молодой длинноволосый водитель, выглядевший голодным, был одет как ковбой. К несчастью, других свободных машин не было. Оставалось только надеяться, что до мотеля недалеко.

Небольшого роста, но весьма плотного телосложения, Стернберг с трудом втискивался на заднее сиденье большинства автомобилей, тот, в котором он ехал, не являлся исключением. Бросив чемодан на сиденье, Лу запыхтел, пытаясь устроиться поудобнее, а водитель наблюдал за ним в зеркало заднего обзора с какой-то тревогой, скорее даже с нетерпением.

– К мотелю «Стандард», – сказал ему Стернберг, захлопнув наконец за собой дверцу.

Шофер немедленно включил счетчик и нажал ногой на педаль. Машина так рванула с места, что голова Стернберга непроизвольно откинулась назад. Он сжал губы и, собравшись с силами, приготовился стойко переносить тяготы предстоящей поездки.

Водитель оказался просто сумасшедшим, он совершенно безобразно вел машину. Стернберг пытался сохранять спокойствие и не высказываться на сей счет. Отъехав от стоянки у аэровокзала, водитель гнал машину как угорелый, петляя из стороны в сторону в плотном потоке машин. Стернберг мотался на заднем сиденье вместе со своим чемоданом. Наконец у него лопнуло терпение, он наклонился вперед, вцепившись в спинку водительского сиденья, и заорал:

– Я никуда не спешу!

– Зато я спешу! – дерзко ответил водитель, склонившись к рулю и не сбавляя скорости.

– Может, мне взять другую машину? – предложил Стернберг, чувствуя, что ситуация начинает действовать ему на нервы, а ему так необходимо сохранять полное спокойствие перед предстоящей встречей.

– Послушай, приятель, – возразил шофер, – я зарабатываю себе на пропитание.

– Ты занялся не своим делом, – ответил ему Стернберг, – твоя беда в том, что ты не умеешь водить машину. А теперь или сбрось скорость и придерживайся общего потока, или найди мне другое такси.

Шофер что-то недовольно пробурчал в ответ (слова «трус» и «курица» Стернберг разобрал), но все же поехал медленнее, и остаток пятнадцатиминутного путешествия прошел, по крайней мере, удовлетворительно.

Когда они подъехали к мотелю, Стернбергу показалось, что на вышке у бассейна стоит Мак-Кей, но он не успел разглядеть его как следует: мужчина нырнул в голубую воду. Стернберг поежился от холода в своем плаще.

Проезд в такси обошелся ему в два доллара. Стернберг протянул водителю две однодолларовые бумажки и дал двадцать пять центов на чай. Шофер, с явным неудовольствием рассмотрев бумажки, небрежно бросил:

– Спасибо за щедрость.

– Как правило, я даю на чай пятьдесят центов, – терпеливо объяснил Стернберг, – но мне хочется, чтобы ты занялся другой профессией, может, там ты проявишь больше способностей.

Шофер умчался, окутанный плотным облаком дурного настроения, а Стернберг, подхватив чемодан, вошел в контору. Номер он забронировал заранее, так что с этим все оказалось в порядке, зато возникли трудности другого рода: некому было отнести в комнату его вещи.

– У большинства наших постояльцев есть машины, – недовольно сказал администратор, будто Стернберг был виноват, что явился к ним без машины.

Стернберг презрительно скривил губы, но промолчал. С языка так и рвались ядовитые замечания относительно неразберихи, приведшей к упадку в сфере обслуживания в Соединенных Штатах. Каждый раз, приезжая сюда, он наблюдал, как страна все глубже увязает в трясине разболтанности и полного отсутствия профессионализма. Его домик в Лондоне представлялся ему таким надежным убежищем при виде всей этой надменной некомпетентности, ему каждый раз так не хотелось уезжать оттуда. Но, как сказал когда-то один невоспетый философ, «Не гадь там, где жрешь». В Лондоне Стернберг жил в окружении своих растений, пианино и ритуала ежедневных прогулок; он никогда не работал там – никогда. Средства на пропитание он добывал себе в Соединенных Штатах; приходилось время от времени возвращаться в этот прогнивший мир, чтобы обеспечить себе комфортабельную жизнь в маленьком лондонском домике.

Наконец отыскали небрежно одетого и также исполняющего свои обязанности посыльного; он повел его в номер, взяв чемодан и ключ от комнаты. Они вышли из конторы и направились по асфальтированной дорожке к разбросанным по всей территории коттеджам.

На этот раз Стернберг прошел мимо бассейна. Отважным ныряльщиком оказался Эд Мак-Кей; когда они поравнялись с бассейном, он как раз взбирался по лесенке в глубокой части бассейна. Мак-Кей откинул с глаз мокрые волосы и с улыбкой помахал рукой Стернбергу, важно вышагивавшему в своем плаще следом за посыльным. Стернберг в ответ приложил палец к козырьку кепи и не останавливаясь двинулся дальше. Мак-Кей стоял на краю бассейна, отряхиваясь от воды, и с улыбкой смотрел ему вслед.

Комната Стернберга, конечно, больше напоминала купе спального вагона. Стернберг со вздохом сунул свернутую трубочкой долларовую бумажку в вялую руку мальчика и плотно закрыл за ним дверь.

Выглядел номер отвратительно. Стаканы для воды в ванной комнате упакованы в маленькие белые бумажные пакетики с надписью, в которую, конечно, входило слово «продезинфицировано». Такое же послание он обнаружил и на бумажной ленте, опоясывающей унитаз. Все это было похоже на свидание с сексуально озабоченной истеричкой, которая неустанно повторяет, что она девственница.

Стремление к чистоте в мотелях носит параноидальный характер. Вешалки в шкафу состояли из двух разъемных частей: плечики вынимались, а крючки были намертво прикреплены к поперечной планке. Так мотель защищался от тех клиентов, которые снимают номера исключительно с одной целью: украсть из шкафа вешалки.

Кондиционер работал на полную мощность. Стернберг первым делом выключил его, включил обогреватель, поставив его на отметку семьдесят три градуса, и слегка приоткрыл окно. Пока он раскладывал вещи и протирал все предметы, воздух в комнате стал более пригоден для дыхания. Стернберг переоделся в боксерские шорты, удобно устроился на кровати, подложив под спину подушки, и открыл роман Энтони Пауэлла, который начал читать в самолете. Ему хотелось сопоставить себя с Магнусом Доннерсом, но вскоре он обнаружил, что ему более симпатичен Уилмерпул.

Сорок пять минут спустя зазвонил телефон. Это был, конечно, Мак-Кей. Стернберг так и думал.

– Алло, Лу? – услышал он в трубке знакомый голос.

– Слушаю, – ответил Стернберг.

– Это Эд, – уточнил Мак-Кей.

– Да, узнаю.

– Ты, наверное, хочешь немного отдохнуть? – предположил Мак-Кей.

– Вероятно, – коротко ответил Стернберг.

– Встретимся сегодня вечером. Я зайду за тобой около девяти.

– Прекрасно, – ворчливым тоном ответил Стернберг.

– Хорошо долетел? – задал традиционный вопрос Мак-Кей.

– Не хуже, чем ожил, – недовольно ответил Стернберг. – Встретимся в девять, – оборвал он своего чрезмерно болтливого собеседника. Положив трубку, Стернберг с удовольствием вернулся к прерванному чтению.

Глава 3

Томми Карпентеру снился сон. Планеты соединялись между собой цепями; громадные, тяжелые цепи удерживали их друг подле друга, и Томми придумал интересную штуку: залепить пластиком нижние части звеньев цепи, засыпать образовавшиеся ячейки землей с удобрениями и превратить все ячейки в одну громадную, длинную ферму, протянувшуюся от планеты к планете, чтобы в каждом звене цепи росли разные растения: помидоры, рядом с ними розы, а потом – арбузы, марихуана, а еще дальше – тюльпаны, пшеница и так дальше по всей вселенной. Это была великолепная идея, оставалось сделать совсем немного: рассказать об этом плане людям, а они тут же стали бы помогать ему. Потрясающая идея: всем вместе работать на небесной ферме.

Томми уже начал сознавать, что все это только во сне, когда услышал голос Ноэл. Недовольно нахмурившись, он зарылся лицом в мех и попытался опять заснуть; он видел такой хороший сон, просто замечательный сон. Но его не удержишь. На самом деле ничего этого не было. Томми перевернулся на спину и пробормотал:

– Какая чушь!

– Ты проснулся, милый? – ласково спросила Ноэл.

Несмотря на матрас и мех, Томми ощущал каждую выбоину на дороге. Он лежал в задней части микроавтобуса «фольксваген», за окном было темно. Ноэл сменила его за рулем в четыре часа дня, когда он решил поспать несколько часов, чтобы быть в форме, когда они прибудут на место.

– Томми? Ты проснулся? – снова окликнула его Ноэл.

– Какая чушь, – повторил он. – Который час?

– Без двадцати девять, – ответила девушка. – Мы почти на месте.

Томми сел. Невысокого роста, стройный, с длинными кудрявыми волосами, которые придавали ему вид библейского отрока, Томми Карпентер выглядел на шестнадцать лет, хотя ощущал себя восьмидесятилетним; на самом деле ему недавно исполнилось двадцать четыре года.

– Нисколько не отдохнул, – пожаловался он, чувствуя себя еще более разбитым и усталым, чем до сна.

– Какой же отдых, если мы все время в пути, милый, – посочувствовала ему Ноэл. – Я ведь тебе говорила: когда едешь, тело не отдыхает.

– Ты права, – согласился он, потерев руками лицо. – Найди телефон-автомат, ладно? Мне надо позвонить.

– Хорошо.

Его башмаки валялись в куче вещей, набросанных в кузове. Один отыскался сразу, а другой затерялся в груде одежды, сваленной на полу, коробок, пакетов с консервами и всякого хлама, Томми с трудом разыскал его. Обувшись, он пробрался к переднему сиденью и уселся рядом с Ноэл.

Они ехали по пригороду, частные владения простирались по обе стороны дороги.

– По-моему, я слишком рано съехала с шоссе, – сказала Ноэл.

– Так где мы сейчас, черт возьми? – недовольно спросил Томми.

– Мотель где-то рядом. Смотри, вон открыта какая-то забегаловка.

Это оказался бар. Ноэл остановила машину, и Томми зашел туда.

Его встретили недружелюбные взгляды завсегдатаев, но он уже привык к такому приему; добропорядочные обыватели, похоже, никогда не смирятся с существованием хиппи. Войдя в телефонную будку, Томми нашел в справочнике номер мотеля и, позвонив дежурному, попросил соединить его с Эдом Мак-Кеем; трубку взяла женщина.

– Эд здесь? – спросил Томми. В трубке раздался жизнерадостный, грубый голос Мак-Кея.

– Слушаю!

– Это Томми.

– Да. Где ты?

– В городе, – ответил Томми.

– Подъезжай. Мы встречаемся в девять, – поторопил его Мак-Кей.

– Скоро буду, – пообещал Томми и, повесив трубку, возвратился к автобусу, где Ноэл тем временем, открыв банку тунца, приготовила сандвичи из белого хлеба с сыром.

– Ты уже поела? – спросил ее Томми.

– Только что. Едем прямо туда?

– Да. Встреча назначена на девять. Ноэл продолжала вести машину, пока Томми ел; через несколько кварталов она нашла маленький бакалейный магазинчик, который еще работал, несмотря на поздний час, и остановилась, чтобы купить пару банок холодной колы. Томми запил тунца и сандвичи кока-колой и, покончив с едой, сам сел за руль.

– Ты помнишь номер его комнаты? – спросил он Ноэл, когда они подъехали к мотелю.

– Ты говорил, сто тридцать семь, – не задумываясь ответила девушка.

– Верно.

На площадке перед этим номером уже стояла машина.

– Я не знаю, сколько времени пробуду там, – предупредил Томми.

– Около ресторана я видела стоянку, я подожду тебя там, – успокоила его Ноэл.

– Договорились. – Поцеловав ее, Томми вылез из машины, и Ноэл тут же отъехала.

Томми немного задержался перед дверью номера, стряхивая крошки с одежды, приглаживая ладонями волосы, – одним словом, приводя себя в более пристойный вид перед столь ответственной встречей. Сочтя, что выглядит вполне прилично, он постучал в дверь под номером 137.

– Привет, парень. – Дверь открыл сам Эд Мак-Кей. – Давай заходи.

Томми уже дважды доводилось работать с Эдом, но впервые Эд сам привел его к делу. Это свидетельствовало о большем доверии, большей симпатии, о более высоком уровне межличностных отношений. Томми углубился в собственные переживания и чувствовал себя очень неловко, когда, поздоровавшись с Эдом, вошел в комнату; ему хотелось понять, что же практически означал этот новый уровень отношений.

Женщины, подходившей к телефону, в комнате не оказалось, в ней сидели трое мужчин, ни с одним из них Томми прежде не встречался. Все они посмотрели на него равнодушно, и Томми это понравилось; люди, переступившие закон, похоже, более терпимо относились к различию между собой.

Эд Мак-Кей представил его находившимся в комнате, мужчин звали Паркер, Стен Деверс и Лу Стернберг. Они ответили на его приветствие, но никто не протянул ему руки.

Из этой троицы по возрасту ближе всех ему был Деверс, он всего на два-три года был старше Томми. Но выглядел он как вполне добропорядочный гражданин, вроде тех парней, которых показывают в телерекламе. Маленький, толстый Стернберг сидел с недовольным видом, будто у него болел живот. Высокий, худой Паркер имел суровый вид, казалось, он с головой погрузился в мысли о человеке, с которым ему предстояло свести счеты; впрочем, очевидно, сейчас этого человека не было среди присутствующих. Томми никак не мог вспомнить, кого же напоминает ему Паркер.

Познакомив всех друг с другом, Эд Мак-Кей изложил суть дела. Предстояло грабануть фургон с картинами. Покупатель уже имелся, о цене тоже договорились.

– Мы будем брать их, когда картины повезут в другой город. Где они сейчас? Здесь? – задал первый вопрос Стен Деверс.

– Нет, – ответил Мак-Кей. – Картины находились здесь, на выставке, и мы с Паркером сходили посмотреть на них. Сейчас они в Индианаполисе.

– Вы хорошо изучили способ их транспортировки? – спросил Стернберг.

– Да, – ответил Мак-Кей, – на пути от нашего города до Индианаполиса. Мы считаем, что они не станут каждый раз менять систему перевозки.

– Можете рассказать поподробнее об этой системе? – попросил Стернберг.

– Один трейлер, – пояснил Мак-Кей. – Плюс две машины с частной охраной: одна впереди, другая сзади. Плюс полицейская машина для сопровождения. Полицейские машины меняются на границах своих участков.

– Нелегкое дело, – заметил Деверс. Томми считал это дело совершенно невыполнимым. Но на таких встречах он старался поменьше говорить и более тщательно обдумывать все детали. Вопросы можно задать и позднее. Он также заметил, что рано или поздно другие участники почти наверняка коснутся тех моментов, на, которые он сам обратил бы внимание, если бы решился заговорить. Именно так и сделал сейчас Деверс.

На вопрос Деверса отвечал Паркер, впервые принявший участие в обсуждении.

– У меня еще ни разу не было легкого дела, – сказал он. – Но нам кажется, что мы разработали неплохой план и знаем, как провернуть это дело.

И тут Томми вспомнил, кого напоминал ему Паркер. Четыре года назад Томми жил в коммуне хиппи, которая позднее распалась из-за неурядиц на сексуальной почве. Но поначалу жили они очень дружно. Все беды начались из-за неприязни обывателей близлежащего городка. Организаторы коммуны пару раз обращались к адвокатам, так как полиция целиком поддерживала местных жителей. Но адвокаты не сумели помочь им. Как-то раз двух девушек из коммуны хиппи избили и изнасиловали местные парни, когда те возвращались из города. Как выяснилось, у одной из них отец возглавлял какую-то строительную компанию в Чикаго; он прислал к ним своего человека, чтобы уладить конфликт. Звали его Тукер, и говорил он очень спокойным, немного хрипловатым голосом. Тукер никогда никому не, угрожал, но в его присутствии почему-то возникало ощущение, что через десять секунд произойдет убийство. Он пристально, не мигая, смотрел на того, с кем разговаривал, и был поразительно скуп на слова. Тукер отправился в город, переговорил там кое с кем, и внезапно коммуна хиппи перестала волновать полицию и местных жителей. Тукер вернулся в коммуну и сказал: «С вами все будет в порядке».

И после его отъезда неприятности действительно прекратились.

Паркер принадлежал к той же породе. Глядя на него, Томми вдруг ужасно захотелось задать глупый вопрос: не знаком ли он с человеком по имени Тукер? Но он, конечно, не стал делать этого.

– А как насчет денег? – спросил тем временем Лу Стернберг.

– Мы получим сто шестьдесят тысяч, – ответил Мак-Кей.

– Когда? – не унимался Лу.

– Я получу завтра десять кусков в качестве задатка, – ответил Мак-Кей. – Наш покупатель соберет наличные и к началу следующей недели положит сто пятьдесят тысяч на три счета в разные сберегательные банки. Банковские расчетные книжки будут храниться у меня. Когда мы провернем это дело, то отдадим ему картины в обмен на наличные и разделим деньги поровну на пятерых. По тридцать тысяч каждому плюс то, что останется от первых десяти тысяч.

Тридцать тысяч долларов. Томми довольно усмехнулся, подумав об этом. Для него это означало два года жизни без всяких забот, вот что означали эти деньги. Два года ничего не делать, ни о чем не волноваться, кататься по стране с Ноэл и принимать каждый день таким, каким он выпадет.

Если бы только удалось провернуть это дело, если бы только оно выгорело! Томми наклонился вперед, внимательно прислушиваясь к тому, что говорил каждый.