Текст книги "Гробница тирана"

– Верно. – Фрэнк обмяк. – Так, кто-нибудь еще хочет…

ЩЕЛК!

Звук был таким громким, что половина ларов от испуга исчезли. Несколько сенаторов спрятались под лавки.

У Лавинии, сидящей в заднем ряду, к лицу прилип лопнувший пузырь из розовой жвачки. Она быстро отлепила его и засунула обратно в рот.

– Лавиния, – сказала Рейна. – Отлично. Спасибо, что вызвалась.

– Я… Но…

– Прошу сенат проголосовать! – воскликнула Рейна. – Согласны ли мы отправить Хейзел, Лестера, Мэг и Лавинию в квест, чтобы они отыскали гробницу Тарквиния?

Решение было единогласным.

Сенат полностью одобрил наш план проникнуть под карусель и встретиться с худшим за всю историю Рима царем, по совместительству живым мертвецом и повелителем зомби.

Этот день становился все лучше и лучше.

13

Я любовный кошмар

Яд для парней и девиц

Погуляем?

– Можно подумать, жевать жвачку преступление. – Лавиния сбросила с крыши кусочек сэндвича, и его тут же подхватила чайка.

В обед она повела меня, Хейзел и Мэг на пикник в свое любимое место для размышлений – на крышу университетской колокольни в Новом Риме, выход на которую отыскала самостоятельно. Вылазки сюда не поощрялись, но и не были строго запрещены, и Лавинии очень нравилось проводить здесь время.

Она объяснила, что ей нравится сидеть здесь, потому что так оказываешься прямо над Садом Фавна – любимым местом для размышлений Рейны. Сейчас Рейны в саду не было, но когда она там была, Лавиния могла посмотреть на претора с высоты в сотню футов и позлорадствовать: «Ха-ха, мое место для размышлений выше твоего!»

Сидя на шаткой черепице из красной глины с недоеденной фокаччей на коленях, я видел весь город и долину, раскинувшиеся под нами: все, что мы наверняка должны были потерять в близящейся битве. Дальше простирались равнины Окленда и залив Сан-Франциско, который через несколько дней заполонят роскошные боевые яхты Калигулы.

– Честное слово, – Лавиния бросила чайкам очередной кусочек поджаренного сыра, – если бы легионеры хоть раз просто выбрались прогуляться по округе пешком, они бы знали о Уайлдкэт-драйв.

Я кивнул, хотя подозревал, что большинство легионеров, проводивших бо́льшую часть времени в походах, куда им приходилось отправляться в тяжелой броне, не сочли бы долгие пешие прогулки приятным занятием. Но Лавиния, похоже, знала каждую дорогу, тропинку и секретный туннель в радиусе двадцати миль от Лагеря Юпитера: конечно, полезно об этом знать, если в любой момент может понадобиться ускользнуть на свидание с симпатичной тсугой или белладонной.

С другой стороны от меня сидела Хейзел, так и не притронувшаяся к своему вегетарианскому врапу[27]27
  Врап – рулет из лаваша с начинкой.


[Закрыть], и бормотала себе под нос:

– Поверить не могу, что Фрэнк… хотел вызваться… он и в битве все время совался в самое пекло, так еще и тут…

Рядом уже смолотившая свою порцию Мэг, помогая желудку переварить обед, делала «колесо». Каждый раз, когда она приземлялась, балансируя на плохо закрепленной черепице, мое сердце подскакивало к самому горлу.

– Мэг, пожалуйста, перестань, – попросил я.

– Это весело. – Она подняла глаза к горизонту и заявила: – Хочу единорога. – И сделала очередное «колесо».

– Лопнула пузырь – и ты идеальный кандидат для квеста! – пробормотала Лавиния, глядя в пустоту.

– И почему мне нравится парень, который все время ищет, как бы убиться? – задумчиво проговорила Хейзел.

– Мэг! – взмолился я. – Ты упадешь.

– Хотя бы маленького единорога, – сказала Мэг. – Нечестно, что у них так много единорогов, а у меня ни одного.

Наша дисгармония на четыре голоса продолжалась до тех пор, пока сверху не прилетел гигантский орел, который выхватил остатки поджаренного сыра у Лавинии прямо из рук и умчался прочь, оставив позади стаю недовольных чаек.

– Как обычно. – Лавиния вытерла пальцы о штаны. – Даже сэндвич съесть не дадут.

Я засунул остатки фокаччи в рот – на тот случай, если орел в ближайшие секунды решит вернуться.

– Что ж, – вздохнула Хейзел, – у нас хотя бы есть свободное время, чтобы составить план. – Она протянула половину вегетарианского врапа Лавинии.

Лавиния моргнула, явно не понимая, как реагировать на такой жест доброй воли:

– Я… э-э, спасибо. Но слушай – что тут планировать? Доберемся до карусели, найдем гробницу, постараемся не умереть.

Я проглотил последний кусок, надеясь, что он протолкнет сердце туда, где оно должно находиться:

– Может, сосредоточимся на том, как не умереть? Например, зачем ждать ночи? Разве не безопасней пойти туда при свете дня?

– Под землей всегда темно, – ответила Хейзел. – К тому же днем на карусели будет много детей. Я не хочу, чтобы они пострадали. А ночью там никого не будет.

Мэг уселась рядом с нами. Сейчас ее волосы напоминали растрепанный куст бузины.

– Хейзел, а ты умеешь делать другие крутые штуки под землей? Некоторые говорят, что ты можешь призвать к себе алмазы и рубины.

– Некоторые? – нахмурилась Хейзел.

– Лавиния, например, – сказала Мэг.

– О боги! – воскликнула Лавиния. – Спасибо тебе большое, Мэг!

Хейзел посмотрела в небо, словно надеясь, что гигантский орел вернется и унесет ее отсюда.

– Да, я умею призывать драгоценные металлы. Земные богатства. Это у меня от Плутона. Но их нельзя тратить, Мэг.

Я откинулся на черепицу:

– Потому что они прокляты? Я помню что-то о проклятии… и вовсе не потому, что мне о нем рассказала Лавиния, – спешно добавил я.

Хейзел повертела в руках вегетарианский врап:

– Теперь это уже не совсем проклятие. Раньше я не умела его контролировать. Стоило мне занервничать – алмазы, золотые монеты и другие подобные штуки просто выскакивали из земли.

– Круто! – восхитилась Мэг.

– Нет, не особенно, – заверила ее Хейзел. – Если кто-то подбирал их и пытался потратить… происходило что-нибудь ужасное.

– Вот как, – протянула Мэг. – А что теперь?

– С тех пор как я встретила Фрэнка… – Хейзел помолчала. – Когда-то давно Плутон сказал, что проклятие с меня смоет потомок Посейдона. Это сложно объяснить, но Фрэнк – потомок Посейдона по материнской линии. И когда мы начали встречаться… он хороший человек, вы же знаете? Не подумайте, будто я считаю, что кавалер может решить все мои проблемы…

– Кавалер? – переспросила Мэг.

У Хейзел зедергался правый глаз:

– Прости. Я росла в 1930-е годы – иногда вырывается не то слово. Я не думаю, что парень может решить все мои проблемы. Просто на Фрэнке тоже проклятие, и он меня понимает. Мы помогали друг другу, когда было трудно: разговаривали, учились снова быть счастливыми. С ним я чувствую себя…

– …любимой? – предположил я.

Лавиния встретилась со мной глазами и одними губами произнесла «Обожаемой».

Хейзел поджала ноги под себя:

– Не знаю, зачем я вам это рассказываю. Но – да. Теперь я куда лучше контролирую свои силы. Драгоценности уже не выскакивают из земли, если я расстраиваюсь. Но их по-прежнему нельзя тратить. Думаю… у меня такое чувство, что Плутону это не понравится. И я не хочу проверять, что случится, если кто-то решится это сделать.

Мэг надула губы:

– Значит, ты не можешь дать мне даже маленький алмазик? Даже если я просто ради прикола оставлю его себе?

– Мэг, – укоризненно сказал я.

– Или рубин?

– Мэг.

– Ну и ладно. – Мэг задумчиво посмотрела на свою единорожью футболку, явно прикидывая, как круто было бы украсить ее драгоценными камнями стоимостью несколько миллионов долларов. – Я просто хочу сражаться.

– И тебе наверняка придется, – сказала Хейзел. – Но не забывай: сегодня мы должны лишь осмотреться и собрать информацию. Нужно быть незаметными.

– Да, Мэг, – подтвердил я. – Потому что, как ты помнишь, Аполлон зрит смерть в Тарквиния могиле. Если я и должен узреть смерть, то лучше я при этом спрячусь в тени и потихоньку ускользну, чтобы она меня не заметила.

Вид у Мэг был возмущенный, словно я предложил ей сжульничать в игре в догонялки:

– Ладно. Думаю, я смогу быть незаметной.

– Отлично, – кивнула Хейзел. – И, Лавиния: никакого шума, – добавила она, явно имея в виду лопнувший пузырь из жвачки.

– Считаешь меня полной дурочкой?! Я могу передвигаться очень тихо. – Она пошевелила ногами. – Я же типа дочь Терпсихоры.

– Хм, – сказала Хейзел. – Что ж, ладно. Всем собираться и немного отдохнуть. Встретимся на Марсовом поле на закате.

Предполагалось, что отдых – простое задание.

Мэг отправилась изучать лагерь (читай: снова глазеть на единорогов), а я остался один в комнате над кофейней. Лежал на своей койке, наслаждался тишиной, рассматривал посаженные Мэг ирисы, которые уже цвели в ящике за окном. И никак не мог заснуть.

Рана на животе болела. Голова гудела.

Я думал о Хейзел Левеск, которая считает, что Фрэнк избавил ее от проклятия. Каждый заслуживает встретить кого-то, кто смоет с него проклятие, дав почувствовать себя любимым. Но мой рок был иным. Самые серьезные мои романы заканчивались бо́льшим количеством проклятий, чем те, от которых они избавляли.

Дафна. Гиацинт.

А затем и Кумская Сивилла.

Я вспомнил тот день, когда мы с ней сидели на пляже, и Средиземное море расстилалось перед нами как лист синего стекла. Позади нас, на холме, где располагалась пещера Сивиллы, росли оливы, иссыхающие под палящим солнцем Южной Италии, и монотонно стрекотали цикады. Вдали в дымке маячила пурпурная громада Везувия.

Сложнее было воскресить в памяти образ самой Сивиллы – не той сгорбленной седой старухи из тронного зала Тарквиния, а прекрасной молодой женщины, какой она была на том пляже столетия назад, когда Кумы еще были греческой колонией.

Мне нравилось в ней всё: как искрятся на солнце ее темно-рыжие волосы, озорной блеск ее глаз, непринужденная улыбка. Казалось, ей не было дела до того, что я бог, хотя она отринула все, чтобы стать моим Оракулом: семью, будущее, даже собственное имя. Посвятив себя мне, она стала называться просто Сивиллой, гласом Аполлона.

Но этого мне было недостаточно. Я был сражен. Убедил себя, что это любовь – настоящее чувство, которое очистит меня от ошибок прошлого. Я хотел, чтобы Сивилла была со мной вечно. И я начал ее уговаривать.

– Ты можешь быть не просто моей жрицей, в тебе заложено куда больше, – убеждал я ее. – Выходи за меня!

Она рассмеялась:

– Ты, наверное, шутишь.

– Нет! Проси взамен что угодно, и я дам тебе это.

Она покрутила темно-рыжую прядь:

– Я всегда хотела быть просто Сивиллой, указывать здешним людям путь к лучшему будущему. Ты уже дал мне это. Так что ха-ха. Ты в пролете!

– Но… но ведь тебе отпущено времени всего на одну жизнь! – сказал я. – Если бы ты была бессмертной, то могла бы вечно направлять людей к лучшему будущему вместе со мной!

Она искоса посмотрела на меня:

– Аполлон, перестань. Я бы надоела тебе к концу недели.

– Никогда!

– Хочешь сказать… – она зачерпнула две горсти песка, – что если я захочу жить столько лет, сколько здесь песчинок, ты исполнишь мое желание?

– Исполнено! – объявил я. И тут же почувствовал, как часть моей силы влилась в поток ее жизненной энергии. – А теперь, любовь моя…

– Стоп, стоп! – Она рассыпала песок, вскочила на ноги и попятилась, словно я вдруг стал радиоактивен. – Я говорила гипотетически, красавчик! И не давала согласия…

– Что сделано, то сделано! – Я встал. – Желание нельзя забрать назад. Теперь ты должна выполнить свою часть уговора.

Ее взгляд испуганно заметался:

– Я… я не могу. Не стану!

Я рассмеялся, думая, что она просто нервничает, и распахнул объятия:

– Не бойся.

– Естественно, я боюсь! – Она снова попятилась. – С твоими возлюбленными всегда случается что-нибудь ужасное! Я просто хотела быть твоей Сивиллой, а ты все усложнил!

Улыбка сползла с моего лица. Происходящее остудило мой пыл, и я почувствовал, как внутри меня поднимается буря.

– Не зли меня, Сивилла. Я предлагаю тебе всю Вселенную. Я подарил тебе почти вечную жизнь. Ты должна заплатить за это.

– Заплатить?! – Она сжала кулаки. – Ты что, считаешь это сделкой?

Я нахмурился. Все явно пошло не так, как я задумал.

– Я имел в виду… Конечно, я не…

– Что ж, владыка Аполлон, – прорычала она, – если это сделка, то я предпочитаю отсрочить платеж до тех пор, пока ты не выплатишь мне все, что пообещал. Ты сам сказал: почти вечная жизнь. Я буду жить до тех пор, пока не закончатся годы, числом равные песчинкам, так? Возвращайся ко мне, когда это время истечет. И, если твое желание не изменится, я буду твоей.

Я опустил руки. Внезапно я возненавидел в Сивилле все, что мне в ней нравилось: ее своенравие, отсутствие священного трепета передо мной и ее приводящая в бешенство недосягаемая красота. Особенно красота.

– Хорошо. – В моем голосе звучал холод, опасный для солнечного божества. – Хочешь обсудить условия контракта, написанные мелким шрифтом? Я обещал тебе жизнь, но не молодость. Ты проживешь эти столетия. И останешься моей Сивиллой. Я не могу забрать то, что было даровано. Но ты состаришься. Иссохнешь. Но не сможешь умереть.

– Лучше уж так! – дерзко ответила она, хотя ее голос дрожал от страха.

– Отлично! – рявкнул я.

– Отлично! – крикнула она в ответ.

Вокруг меня столбом вспыхнуло пламя, и я исчез, понимая, что действительно усложнил все до невозможности.

С течением веков Сивилла иссохла, как я и предрекал. Ее тело просуществовало дольше, чем тела простых смертных, но боль, которую я ей причинил, ее непрекращающаяся агония… Даже если бы я пожалел о своем поспешном проклятии, я не смог бы его отменить – как и она не смогла бы забрать назад свое желание. Наконец, на закате Римской империи, до меня дошли слухи, что тело Сивиллы рассыпалось, но она по-прежнему не может умереть. Ее слуги хранили ее жизненную силу – едва различимый шепот – в стеклянном сосуде.

Я полагал, что сосуд этот потом затерялся. Песчинки Сивиллы наконец иссякли. Но что, если я ошибся? Если она жива, то ее тихий шепот едва ли станет продвигать Аполлона в социальных сетях, заделавшись инфлюенсером[28]28
  Инфлюенсер – человек, мнение которого имеет значение для определенной аудитории.


[Закрыть].

Я заслужил ее ненависть. Теперь я это понимал.

Ах, Джейсон Грейс… Я обещал тебе помнить, что значит быть человеком. Но почему человеческий стыд причиняет такие муки?! Почему его нельзя отключить?!

Думая о Сивилле, я не мог не обратиться мыслями к еще одной девушке с проклятием – Рейне Авиле Рамирез-Ареллано.

Я был поражен, когда однажды вошел в тронный зал олимпийцев, как всегда со стильным опозданием, и обнаружил Венеру, которая рассматривала светящееся изображение девушки, парящее у нее над ладонью. Вид у богини был утомленный и встревоженный… такой я ее видел не часто.

– Кто это? – сдуру спросил я. – Она красавица.

Этого было достаточно, чтобы Венера сорвала свой гнев на мне. Она поведала мне судьбу Рейны: ни один полубог не сможет исцелить ее сердце. Но это НЕ означало, что я смогу решить ее проблемы. Совсем наоборот. Перед лицом всех богов Венера заявила мне, что я никчемен. Я приношу одни несчастья. Я разрушил все свои отношения и должен держать свою божественную физиономию подальше от Рейны, иначе Венера нашлет на меня еще больше любовных трагедий, чем я уже успел пережить.

У меня в ушах до сих пор звучит издевающийся хохот богов.

Если бы не тот случай, возможно, я никогда бы не узнал о существовании Рейны. И у меня совершенно точно не было на нее планов. Но нам всегда хочется иметь то, что нам недоступно. Когда Венера запретила мне даже думать о Рейне – я увлекся ею.

Почему Венера была так резка? И что за судьба у Рейны?

Теперь я, кажется, понимал. У Лестера Пападопулоса не было «божественной физиономии». Я не был ни смертным, ни богом, ни полубогом. Может, Венера откуда-то узнала, что со мной произойдет? Может, она показала мне Рейну и велела держаться от нее подальше, прекрасно понимая, что из-за этого я начну сходить по ней с ума?

Венера была хитроумной богиней. Она играла в сложные игры. Если судьба предначертала мне стать истинной любовью Рейны и избавить ее от проклятия, как Фрэнк избавил от проклятия Хейзел, допустит ли Венера, чтобы это случилось?

При этом я и правда был любовным кошмаром. Я разрушал все свои отношения и нес лишь гибель и страдание мужчинам и женщинам, которых любил. И как тут поверить, что я смогу хоть чем-то помочь претору Рейне!

Я лежал на своей койке, и эти мысли крутились у меня в голове до самого вечера. Наконец, оставив всякую надежду отдохнуть, я собрался, взял колчан, лук, укулеле и рюкзак и вышел из кофейни. Мне нужен совет, и получить его я могу лишь одним способом.

14

Упрямая стрела

Пусть мой жребий будет таков:

Валить без промедленья

Все Марсово поле было в моем распоряжении.

Так как этим вечером здесь не проводились военные учения, я мог сколько душе угодно бродить по нему, любуясь обломками колесниц, разрушенными зубчатыми стенами, дымящимися ямами и траншеями, дно которых было утыкано острыми кольями. Очередная романтическая прогулка потрачена впустую – ведь мне не с кем было ее разделить.

Я забрался на старую осадную башню и уселся лицом к северным холмам. Глубоко вдохнув, я достал из колчана Стрелу Додоны. Уже несколько дней я не общался со своим вредным прозорливым снарядом, что сам считал успехом, но теперь, да помогут мне боги, не знал, к кому еще обратиться.

– Мне нужна помощь, – сказал я.

Стрела не ответила. Возможно, ее ошеломило мое признание. А может, я вытащил не ту стрелу и разговаривал с неживым предметом.

Наконец древко у меня в руке задрожало. В голове словно феспийский камертон зазвучал ее голос:

– РЕЧИ ТВОИ ИСТИННЫ. НО ЧТО В ВИДУ ИМЕЕШЬ?

Прозвучало это совсем не так насмешливо, как обычно. И это пугало.

– Мне… мне нужно показать силу, – ответил я. – По словам Лупы, я должен каким-то образом всех спасти, иначе стая – то есть Новый Рим – погибнет. Но как мне это сделать?

Я рассказал стреле обо всем, что случилось в последние дни: о стычке с эвриномами, снах об императорах и Тарквинии, разговоре с Лупой, квесте, порученном нам сенатом. К моему удивлению, рассказав о своих тревогах, я почувствовал облегчение. Учитывая, что у стрелы нет ушей, она была хорошей слушательницей. Она не выражала скуки, изумления или отвращения – ведь у нее не было лица.

– Я увидел Тибр, – подытожил я, – как было сказано в пророчестве. И как мне теперь «танцевать и петь»? На человеческом теле есть кнопка перезагрузки?

Стрела зажужжала:

– МНЕ НУЖНО ПОДУМАТЬ.

– И все? Совета не будет? И едких замечаний тоже?

– ДАЙ МНЕ ВРЕМЯ ПОРАЗМЫСЛИТЬ, О НЕТЕРПЕЛИВЫЙ ЛЕСТЕР.

– Но у меня нет времени! Мы отправляемся искать гробницу Тарквиния примерно… – я посмотрел на запад, где солнце уже начало скрываться за холмами, – сейчас!

– СХОЖДЕНИЕ В ГРОБНИЦУ НЕ СТАНЕТ ПОСЛЕДНИМ ТВОИМ ИСПЫТАНИЕМ. ЕЖЕЛИ ТЫ, КОНЕЧНО, НЕ ОБЛАЖАЕШЬСЯ САМЫМ ПРИСКОРБНЫМ ОБРАЗОМ.

– И мне что, от этого должно полегчать?!

– НЕ БЕЙСЯ С ЦАРЕМ, – сказала стрела. – УСЛЫШЬ ТО, ЧТО НАДОБНО ЗНАТЬ ТЕБЕ, И ВАЛИ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЯ.

– Ты сказала «вали без промедления»?

– ПЫТАЮСЬ Я СКАЗАТЬ ТЕБЕ ВСЕ ЯСНО, ЧТОБЫ ТВОЙ ЖРЕБИЙ БЫЛ УДАЧЕН, А ТЫ ЛИШЬ НОЕШЬ.

– Как и все остальные, я буду рад удачному жребию. Но если я хочу отправиться в квест и не просто сидеть там, забившись в угол, мне нужно понять, как… – мой голос дрогнул, – как снова стать мной.

Дрожание стрелы было похоже на мурлыканье кошки, которая старается успокоить больного.

– УВЕРЕН ЛИ, ЧТО ЭТОГО ЖЕЛАЕШЬ?

– В смысле?! – возмутился я. – Это ведь самое главное! Все, что я делаю…

– Ты разговариваешь со стрелой? – раздался голос позади меня.

У подножия башни стоял Фрэнк Чжан. Рядом с ним недовольно топтался в грязи слон Ганнибал.

Я так увлекся, что позволил слону незаметно к себе подобраться!

– Привет, – пискнул я. От переживаний голос у меня все еще дрожал. – Я просто… Эта стрела дает мне пророческие советы. Она говорит со мной. Мысленно.

Фрэнк, да благословят его боги, сумел сохранить бесстрастное лицо:

– Ладно. Я уйду, если…

– Нет-нет. – Я сунул стрелу обратно в колчан. – Ей нужно время, чтобы все обдумать. А ты что здесь делаешь?

– Слона выгуливаю. – Фрэнк указал на Ганнибала – на тот случай, если я не пойму, о каком слоне речь. – Он с ума сходит, когда у нас нет учений. Раньше погонщиком слонов у нас был Бобби, но… – Фрэнк сокрушенно пожал плечами.

Я его понял: Бобби был одним из тех, кто пал в битве. Был убит… а может, и того хуже.

Ганнибал издал низкий утробный звук, обернул хобот вокруг сломанного тарана, поднял его и начал колотить им в землю как пестом.

Я вспомнил о своей подруге – слонихе Ливии, оставшейся на Станции в Индианаполисе. Она тоже горевала, потеряв своего друга во время жестоких игр Коммода. Если мы переживем следующую битву, может быть, мне стоит познакомить Ливию с Ганнибалом. Из них вышла бы чудесная пара.

Я мысленно влепил себе пощечину. О чем я только думаю! Мне и так есть чем заняться, а я тут набиваюсь в свахи к пахидермам.

Стараясь не потревожить рану на животе, я осторожно слез с башни.

Фрэнк внимательно посмотрел на меня: возможно, мои скованные движения встревожили его.

– Готов к квесту? – спросил он.

– А разве на этот вопрос можно ответить «да»?

– Верно подмечено.

– Чем займетесь вы, пока нас не будет?

Фрэнк провел рукой по коротко остриженным волосам:

– Всем, чем сможем. Подновим укрепления в долине. Элла и Тайсон будут работать над Сивиллиными книгами. Отправим орлов следить за побережьем. Продолжим тренировать легионеров, чтобы у них не было времени переживать о грядущем. Но если говорить в общем, то главное – быть со своими воинами и убеждать их, что все будет в порядке.

«Иными словами, врать им», – подумал я, хотя это было обидно и жестоко.

Ганнибал воткнул таран в яму и похлопал по старому дереву, словно говоря: «Вот так, малыш. Теперь ты снова можешь расти».

Даже слон был безнадежным оптимистом.

– Не понимаю, – признался я, – как тебе это удается: сохранять позитивный настрой, несмотря на все, что случилось.

Фрэнк пнул камешек:

– А какие еще есть варианты?

– Нервный срыв? – предположил я. – Еще можно убежать. Но я новичок во всех этих человеческих делах.

– Ну да. Не буду врать, что это не приходило мне в голову, но если ты претор – все это не выход. – Он нахмурился. – Хотя я волнуюсь за Рейну. Она несет это бремя на несколько лет дольше, чем я. Такое напряжение… не знаю. Я хотел бы как-то еще ей помочь.

Мне вспомнилось предупреждение Венеры: «Держи свою гадкую, недостойную божественную физиономию подальше от нее». Не знаю, что пугало меня больше: что я могу сделать жизнь Рйены еще хуже или что я могу совершить что-то, что сделает ее жизнь лучше.

Фрэнк неправильно расценил беспокойство, отразившееся у меня на лице:

– Эй, с тобой все будет хорошо. Хейзел тебя защитит. Она сильная полубогиня.

Я кивнул, стараясь проглотить горечь. Как я устал оттого, что меня все защищают! Я решил обратиться за советом к стреле, чтобы выяснить, как мне снова стать тем, кто защищает других. Когда у меня были божественные силы, это было так просто.

«А правда ли так было? – спросила другая часть моего мозга. – Защитил ли ты Сивиллу? Или Гиацинта и Дафну? Или своего сына Асклепия? Мне продолжать?».

«Заткнись, Аполлон», – подумал я.

– Думаю, Хейзел больше беспокоится о тебе, – осмелился сказать я. – Она упоминала о кое-чьих сумасшедших выходках во время последней битвы.

Фрэнк поежился, словно к нему под футболку попал кубик льда и он пытался стряхнуть его.

– Ничего такого. Я просто делал то, что должен.

– А как же твой кусок дерева? – Я указал на мешочек, висящий у него на ремне. – Тебя не тревожат слова Эллы… что-то там про огонь и мосты?

Фрэнк сдержанно улыбнулся:

– Что? Я тревожусь? – Он небрежным движением достал из мешочка деревяшку размером с пульт от телевизора, от которой зависела его жизнь, подбросил ее и поймал, едва не вызвав у меня паническую атаку. С таким же успехом он мог вынуть из груди бьющееся сердце и начать им жонглировать.

Даже Ганнибал занервничал. Слон стал переминаться с ноги на ногу и замотал огромной головой.

– Разве не лучше хранить ее в сейфе принципии? – спросил я. – Или хотя бы сделать ее огнеупорной с помощью магии?

– Мой мешочек огнеупорный, – ответил Фрэнк. – Подарок Лео. Некоторое время ее хранила Хейзел. Мы обсуждали, где безопаснее это держать. Но, честно говоря, я претерпелся к опасности. И лучше уж пусть деревяшка будет при мне. Сам знаешь, как бывает с этими пророчествами. Чем больше стараешься от них убежать, тем хуже для тебя все обернется.

С этим спорить я не мог. И все же между тем, чтобы принять свою судьбу и чтобы искушать ее, была очень тонкая грань.

– Мне кажется, Хейзел считает, что ты слишком безрассуден.

– Это вечный спор. – Он опустил деревяшку обратно в мешочек. – Клянусь, я не ищу смерти. Просто я… Я не могу позволить страху меня сдерживать. Каждый раз, когда я веду легион в битву, я должен рисковать всем. Мы все рискуем. Только так можно сражаться по-настоящему. И только так можно победить.

– Очень в духе Марса, – заметил я. – Несмотря на наши с ним разногласия, это был комплимент.

Фрэнк кивнул:

– Знаешь, в прошлом году примерно на этом самом месте Марс появился на поле и заявил, что я его сын. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. – Он бросил на меня быстрый взгляд. – Поверить не могу, что раньше думал, будто…

– …я твой отец? Ну да, мы ведь так похожи.

Он рассмеялся:

– Просто будь осторожен, ладно? Мир, в котором нет Аполлона, меня не устраивает.

Он говорил так искренне, что я едва не прослезился. Я уже начал привыкать к мысли, что никто не желал возвращения Аполлона: ни мои собратья-боги, ни полубоги, ни, возможно даже, моя говорящая стрела. А вот Фрэнк Чжан все еще в меня верил.

Прежде чем я успел сделать что-то неловкое – обнять его, разрыдаться или поверить, что я хоть на что-то гожусь, – к нам приблизились мои спутницы.

На Лавинии были пурпурная лагерная футболка и потрепанные джинсы, надетые поверх серебристого спортивного купальника. Ее кроссовки были зашнурованы блестящими розовыми шнурками, которые наверняка ей необходимы, чтобы передвигаться бесшумно. На плече у Лавинии была манубаллиста, глухо стучащая на ходу.

Хейзел больше походила на ниндзя: черные джинсы, черный кардиган на молнии, прикрепленный к ремню меч. Я вспомнил, что она любому другому оружию предпочитает спату, потому что порой ей приходится сражаться верхом на бессмертном жеребце Арионе. Увы, я сомневался, что сегодня Хейзел призовет Ариона: от волшебного коня мало толку, если нужно тайком проникнуть в подземную гробницу.

Что касается Мэг, то она выглядела как обычно. Красные кеды и желтые легинсы особенно жутко сочетались с ее новой единорожьей футболкой, которую она, по всей видимости, не собиралась снимать, пока та не расползется на лоскутки. На скулы она прилепила пластыри, словно какой-нибудь футболист или воин. Возможно, считает, что так она похожа на бойца спецназа, хотя на пластырях была изображена Даша-путешественница.

– Это еще зачем? – спросил я.

– Они защищают глаза от света.

– Скоро ночь. А мы спустимся под землю.

– С ними у меня устрашающий вид.

– Ни капельки.

– Заткнись, – приказала она, и мне, конечно, пришлось подчиниться.

Хейзел тронула Фрэнка за локоть:

– Можно тебя на секунду?

Это не был вопрос. Она отвела его в сторонку, Ганнибал последовал за ними, очевидно, решив, что их личный разговор не может обойтись без слона.

– Ну вот. – Лавиния повернулась к нам с Мэг. – Это надолго. Эти двое как начнут квохтать друг над другом… Если бы они могли обложить друг друга пенопластом, они бы точно так и сделали.

Несмотря на раздраженный тон, в голосе ее звучали нотки зависти, как если бы ей тоже хотелось иметь подружку, мечтающую обложить ее пенопластом. И я ее понимал.

Хейзел и Фрэнк встревоженно о чем-то разговаривали. Слов я не слышал, но думаю, их диалог был примерно таким:

«Я за тебя волнуюсь».

«Нет, это я за тебя волнуюсь».

«Нет, я волнуюсь больше».

«Нет, это я волнуюсь больше».

Наблюдающий за ними Ганнибал довольно топал и кряхтел.

Наконец Хейзел положила ладонь на руку Фрэнка, словно боялась, что он вот-вот рассеется как дым. А потом отпустила его и вернулась к нам.

– Ладно, – мрачно сказала она. – Давайте найдем эту гробницу, пока я не передумала.