Текст книги "Артур-полководец"

Я отыскала неплохие конюшни, хозяином которых оказался толстяк по имени Джофф, и поставила Мериллуин в стойло, строго-настрого наказав хозяину кормить ее овсом, морковью, яблоками и только в самом крайнем случае соломой. О своей кобылке я забочусь и не допущу, чтобы она недоедала, чтобы там ни ворчал дядя Лири.

Потом я отправилась к дворцу – такого великолепия я никогда прежде не видела! Стадион, бани, фонтаны и четырехэтажные здания! А сам город – чудо! Заново отстраивали колизей, дома на улицах стояли трехэтажные, и еще там были бани для простых людей вроде меня – ну, то есть для простых, потому что я решила представиться вышивальщицей (в дороге мне проще было разыгрывать сына мельника, но в банях этот номер не прошел бы). Я показала свое умение не кому-нибудь, а самой принцессе Гвинифре, жене Артуса, и покорила ее своим мастерством… а может, она просто была в отчаянии после того, как ее прежняя вышивальщица Бидлди Тангуэн сбежала с конюхом Оллом, которого остальные слуги звали не иначе, как «Олл, у которого кое-что как у коня». Не желаю знать, почему это его так называли, – главное, что он был вдвое моложе этой девицы!

Так и вышло, что через несколько недель я уже гуляла у фонтана Рианнон (если только то не была Диана) во дворе Бегущей Воды и пыталась перестать думать об Этом Мальчишке – мне хватало мыслей об Артусе, Меровии (который въехал-таки в Камланн после того, как его посланник вымостил ему дорожку), моем отце, моем мерзком братце и кровавом убийстве.

В конце концов долго мне не выдержать. Клятва там, не клятва – я не понимала, из-за чего это я должна постоянно держать в узде собственные чувства и желания! Даже воину порой хочется стать женщиной!

И я решила, что, если Этот Мальчишка не станет слишком сильно раздражать меня час-другой, я вдохну поглубже, помолюсь Богородице и приглашу, пожалуй, Этого Мальчишку на приятную прогулку – ну, то есть позволю ему пригласить себя, потому что я не забыла: я с ним не разговариваю. И пусть будут прокляты те глупцы, которые станут болтать, будто годы размягчили меня!

Глава 23

Питер бродил по комнате в поисках зеркала, пока наконец не вспомнил, что никакого зеркала тут нет. И крема для бритья тоже. «И что теперь? Если Мордред насадит меня на вертел – уж хотя бы выглядеть надо как подобает. Чем же здесь бреются?»

«Камень, – подсказал Питеру Ланселот, – римский бритвенный камень».

Бритвенный камень? Напоминание сикамбрийца заставило Питера вспомнить о том, что действительно римляне скребли заросшие щетиной щеки пемзой. Неужели придется? Питер взял со столика у кровати кошель, обшарил его, нашел тонкий сероватый камень.

«Боже! Ну ладно, попробую…» Питер немного растерялся, гадая, надо ли намочить щеки, или драить их камнем всухую. Прежде-то ему никогда не доводилось бриться никакими камнями, и он поежился, представив себе залитый кровью кусок пемзы и багровые пятна в тех местах, где прежде были щеки… Пожав плечами, он смочил лицо водой из тазика, успевшей приобрести комнатную температуру.

Одна сторона у камня была ровная, плоская, другой стороной камень удобно лег на ладонь Питера. Он сжал зубы и провел камнем по коже. «Нечего удивляться тому, что они тут все в шрамах», – мрачно подумал он.

Боль оказалась не такой уж и жуткой, а самое удивительное – камень действительно грубовато, но все-таки сбривал отросшую щетину!

Покончив с бритьем, Питер промокнул не слишком окровавленные щеки льняным «полотенцем», которое обнаружил рядом с опустевшим тазиком. Затем медленно, осторожно присел на кровать. Головная боль почти прошла, и ему хотелось, чтобы она не возвращалась.

Обследовав прикроватный столик, Питер не нашел ничего примечательного – ни запертых ящичков, ни тайников. По всей вероятности, столик играл чисто декоративную роль и предназначался для чая со сдобой.

Питер вытряс из кошеля монетки и внимательно рассмотрел их. Четыре монетки были серебряные, одиннадцать – медные. На каждой из серебряных монеток было вычеканено «IMPERATOR CONSTANTINIUS PIUS PRINCEPS» на аверсе, а на реверсе – «NOVUS DENARIUS». На медных чеканка гласила: «GENIUS POPULI RONANI».

Слово «denarius» показалось знакомым. Видимо, серебряные монетки были денариями, и чеканили их при императоре Константине или в его честь. Но вот когда правил Константин, Питер не помнил. В воскресной школе Питер учил, что император Константин председательствовал на Никейском Соборе. Но это значило – на век, если не больше, раньше четыреста пятидесятого года нашей эры.

Он вынул из кошеля свернутый пергамент с латинским текстом, заточил кусочек угля маленьким ножиком и вывел: «Логическое расследование».

«Моргауза (так ее следует называть) – одна из первых в списке подозреваемых, подходящий темперамент для Селли. Слишком очевидно?

Анлодда импульсивна, а Селли холодна и расчетлива. Прикрытие? Я так не думаю. Она рыжая, и привлекла бы слишком большое внимание. Впрочем, значит это что-нибудь или нет – неясно. Доверять ей нельзя, она не так проста, как кажется.

Гиневра… Гвинифра…»

Питер задумался. Образ Гвинифры наполнил его воображение – Гвинифры, танцующей обнаженной, словно королева фей, и зовущей его к танцу…

Питер положил ногу на ногу и продолжал писать.

«Гиневра – Гвинифра – нет, слишком невинна, слишком открыта. Селли тяжела, расчетлива, она бы никогда не смогла танцевать, как Гвинифра. Она чиста. Как бы мне хотелось, чтобы обстоятельства стали иными, и я сумел бы с ней поближе познакомиться».

Последнюю фразу Питер быстро зачеркнул, встал, походил по комнате, отбросил неприличные мысли.

Снова сел. Справа от первой записи составил небольшую табличку.

Настоящее имя

1. Артус

2. Кей

3. Бедивир

4. Гвинифра

5. Меровий

6. Корс Кант

7. Анлодда

8. Моргауза

9. Мирддин

10. Медраут

11. Ланселот

Имя по Мэлори

1. Артур

2. Кай

3. Бедивер

4. Гиневра

5.?

6.?

7.?

8. Маргауза

9. Мерддин

10. Мордред

11. Ланселот Озерный

Питер внимательно прочел список, стараясь как можно лучше запомнить имена. «Я же не хочу снова ошибиться», – думал он.

Судя по свету за окном, прошел почти час. Питер спрятал свой «бортовой журнал» под нижнюю рубаху. «Нельзя, чтобы его нашли», – решил он и вышел из комнаты. Питер шагал по коридору, расправив плечи и стараясь держать голову прямо, словно фузилер на параде. По лестнице он спускался, стараясь головой не шевелить, – боялся, что снова заболит.

Поутру громадный пиршественный зал выглядел совершенно по-другому. Ни простора, ни высоченного потолка, ни открытой части, озаренной светом звезд и оттого казавшейся волшебной, – нет, теперь триклиний казался меньше. Перепачканные, лоснящиеся от жира скамьи валялись где попало, между ними не смогла бы проскользнуть даже кошка. Мифическая атмосфера сменилась беспорядком, грязью и застоявшимся запахом гашишного перегара.

С десяток бедно одетых парней и девушек – рабы, несомненно, – торопливо наводили порядок. Питер придал лицу свирепое выражение и рявкнул на рабов, чтобы те дали ему дорогу. Они без возражений повиновались.

Помимо столов и скамей в зале валялись храпящие люди. Питера чуть не стошнило. «И это – благородные рыцари Круглого Стола короля Артура, защитники Англии!» Питер стыдливо отвернулся от обнаженной женщины, валявшейся лицом вниз поперек своего дружка. Оба были мертвецки пьяны.

Перешагнув через десяток валявшихся на спине сикамбрийцев, Питер не без удивления обнаружил, что на него смотрит король Меровий – бодрый, свеженький. Он сидел за столом короля Артура. Меровий приветственно поднял кубок.

– Приветствую тебя. Рано поднялся, принц.

– Приветствую, государь. А ты встал рано или поздно?

Меровий взглянул на свечу, едва держащуюся в подсвечнике. Одна сторона свечи оплыла. Меровий отыскал на свече какую-то отметку и покачал головой.

– Поздно, наверное. Я думал.

– О чем?

– О многом. О тебе. Почему ты неведом мне, Ланселот?

Питер попятился. Загадочный Меровий не спускал с него своих обсидиановых глаз. «Полубог – или как он сказал-то? Полурыба? Не могу вспомнить». По тону Меровия Питер догадался, что король и Ланселот когда-то были близки.

– Люди меняются, государь. Я долго прожил в Камелоте.

Брови Меровия лениво приподнялись.

– Наверное. Не стану тебя задерживать. Судя по тому, что рассказывают об искусстве Куты, тебе надо как следует подготовиться к поединку с ним. – Король встал и неторопливо направился к двери, выходившей в «осиновый» дворик. Питер, подражая другим, поклонился и продолжил свой путь к «парадному» выходу. Потаенная мысль вдруг прорвалась наружу.

«Я безоружен и без доспехов… Как он, черт его дери, догадался, что я собираюсь тренироваться?»

Питер обернулся, но Меровий уже исчез. «Нет, это же очевидно. Обычная дедукция, и больше ничего. Наверное, потолковал с Медраутом, когда тот выходил из замка. Этот молокосос уж точно растрепался про то, что сам Ланселот взялся обучать его – Ланселот Неуязвимый». Питер рубанул рукой воздух и прогнал страх. «Должно быть так, и никак иначе. Никаких других объяснений. Я так думаю». Он решительно шагнул к массивной дубовой двери и сильно толкнул ее.

И зажмурился от неожиданно яркого утреннего света. Бледные жиденькие облачка точками расположились в небе – синем-пресинем небе, а вовсе не буром. Пологий склон холма цвета ржавчины и оливок спускался от Каэр Камланна к деревне, а оттуда – к морю. С запада дул легкий солоноватый бриз, он доносил крики купцов, предлагавших хлеб и осенние яблоки.

«Небось и вода из Темзы пригодна для питья», – подумал Питер, сглотнув подступивший к горлу ком. Он медленно повернулся на месте. Под каблуками хрустнула жухлая жесткая трава. Питер оценил оборонную способность Камланна.

То место, где он стоял, отделяли от виллы пятьсот ярдов. Там начинались первые постройки. Проще простого застрелить из окон второго этажа или бойниц. Нападающее войско легко перестрелять, не дав ему пройти и половину расстояния.

Медраута нигде не было видно. «Час-то прошел, – подумал Питер. – Может быть, тут не одни ворота?» Он повнимательнее осмотрел виллу.

«Не ахти», – подумал он и разочарованно побрел по Камелоту. Размерами не больше Вильмхерста – городка, где Питер учился в средней школе. Замок Камланна не в силах был вместить больше ста тесных комнатушек, типа той, где жил сам Питер. Вряд ли такое строение могло впечатлить человека, который видел Эдинбург, Кремль и Виндзорский замок.

Здание имело форму буквы «U», и два крыла примыкали друг к другу. Комната Питера располагалась в другом крыле, не в том, где триклиний.

«Должны быть еще пристройки, – думал Питер, – ведь покои Моргаузы располагались в отдельном доме. Позади триклиния, левее».

Стены из белого камня украшала резьба, изображавшая богоподобных мужчин и женщин. Питер прошел его дальше по часовой стрелке в поисках «крыла Моргаузы». Нет, Каэр Камланн оказался больше, чем он предполагал.

Вскоре Питер обнаружил еще две постройки, примыкавшие к выходу из пиршественного зала, – судя по всему, их пристроили позднее (более аккуратно пригнаны камни по углам, арки смутно напоминали будущие готические). В одно из этих зданий Питера и привела амазонка.

Новые здания венчали двускатные крыши, выкрашенные в красно-кирпичный цвет. От карнизов спускались тонкие, явно чисто декоративные колонны из красноватого мрамора.

Четыре здания составляли квадрат – триклиний, два крыла жилых помещений и большие палаты с красными колоннами.

– Господи, – пробормотал Питер, – я не думал, что тут так много построек…

Крыши выглядели одинаково – находящие друг на дружку ряды красноватой черепицы, призванной защитить постройки от дождя. «Обойду-ка я всю крепость – вернее, замок. В коне концов где-нибудь да напорюсь на этого ублюдка Медраута».

Помимо всего прочего, поиски Медраута оправдывали пристальный осмотр Камланна.

С наблюдательной точки на вершине холма городские постройки казались выстроившимися на параде солдатами, сгруппированными по родам войск. Улицы были прямыми, и поэтому Камланн казался похожим на решетку.

По приблизительным подсчетам Питера, в городе насчитывалось около двух тысяч домов. Ближайшую треть построек целиком окружал квадрат крепостного земляного вала. Прикинув, что в каждом доме могло проживать человека четыре-пять, Питер определил население Камланна – десять тысяч человек. Поменьше Рима и Лондона – как этот парень его назвал – «Лондиниум»? – но вполне прилично для Британии этих времен. Питер развернулся и пошел обратно, мимо парадного входа в триклиний, намереваясь теперь обойти виллу против часовой стрелки.

Четыре здания изящно обрамляли «площадь». Похоже, архитектор, строивший их, не слишком заботился о том, чтобы они соответствовали по стилю более ранним строениям.

«Новое крыло» выходило на обширное, овальной формы поле. Виллу от поля отделяла изящно выгнутая колоннада. Накрытые навесами сиденья под колоннами указывали на то, что на поле проводятся какие-то мероприятия, собирающие зрителей.

По краю поля шла дорожка. Пересекая ее, Питер обнаружил многочисленные следы колес. «Гонки колесниц?» – подумал он, нырнул под колонны и совершенно неожиданно для себя оказался в саду. А здесь что проводится? Бои гладиаторов?

По правую руку от Питера за высокой изгородью лежало еще одно поле – длинное и узкое. Для чего оно предназначалось, Питер пока не понимал. Он пробрался меж розовых кустов и увидел еще несколько построек и пристройки. Он обнаружил интересную вещь: хотя сама по себе планировка виллы была асимметричной, тем не менее откуда бы ты на виллу ни посмотрел, части ее выглядели вполне гармонично. Даже современные пристройки ближе к «ипподрому» – и те смотрелись недурно.

Подойдя к узкому полю, Питер увидел Медраута. Тот стоял в самой середине прямоугольника и держал двух коней под уздцы. Кони были нагружены вооружением и доспехами.

Завидев Питера, он воскликнул:

– Государь! Приношу извинения, но я подумал, что ты говорил о воротах стадиона.

Питер равнодушно пожал плечами:

– Ты это место выбрал для занятий?

Медраут ответил не слишком уверенно – похоже, решил, что в вопросе Ланселота кроется какой-то подвох:

– Ну… я подумал, что поле для турниров нам подойдет.

И Медраут указал еще на длинное поле, расположенное к юго-востоку от виллы.

«Ничего себе! Не хватало еще, чтобы все домочадцы Камланна любовались тем, как я ковыряюсь с мечом! Ну или с топором, не важно. Давай, думай, придумай какое-нибудь местечко поукромнее».

Питер покачал головой:

– Медраут, ты как думаешь-то? Напасть на тебя враги могут, что, только на турнирном поле? Я-то думал, ты хочешь по-настоящему, как в жизни бывает…

Питер подпустил в голос немного издевки.

Медраут переступил с ноги на ногу.

– Ну… наверное. Это… современно? У вас так принято… в Сикамбрии?

Питер изумленно поднял брови. Они что тут, и слыхом не слыхивали об учениях, маневрах? «Может, у Артуса и появится надежда на лучшее, если я его быстро обучу».

Питер шагнул к лошадям и рассмотрел оружие и доспехи. Не густо и довольно скромненько: кольчуги, но без нагрудников, наголенники – а может, поручи. Металлические ободы для защиты живота, кожаный шлем, обитый железом. Два шести-семифутовых копья без наконечников, два топора с надетыми на лезвия чехлами. Два прямоугольных выпуклых щита. Щиты казались тяжелыми и неудобными. Питер поискал римские мечи-гладиусы, но не нашел. С их помощью можно было бы любой пуленепробиваемый жилет проткнуть, как нечего делать.

Он внимательно следил за Медраутом. Тот просунул голову в кольчугу, поднял руки вверх и несколько раз подпрыгнул на месте. Кольчуга легко соскользнула вниз. Питер почему-то думал, что напяливать ее потруднее. Подражая Медрауту, Питер нацепил на себя доспехи без особого труда. На грудь и живот легли металлические круги, которые пришлось закреплять полосками кожи. В этом им с Медраутом пришлось друг другу помочь.

Медраут торопливо извинился.

– Я решил, что нагрудник ты не захочешь брать, принц, он ведь такой дорогой.

– Верно решил, – похвалил его Питер.

Кожа пахла премерзко, металлические части доспехов давили и кололи. «Сейчас бы легкий защитный костюмчик из СВВ!» – подумал Питер. Наконец он встал в полном облачении и шагнул к одному из жеребцов. Конь был высокий, широкоплечий и явно норовистый. На Питера он злобно косился.

Питер взялся за уздечку, но тут Медраут неловко прокашлялся и поинтересовался:

– Государь, разве мы не сядем каждый на своего коня?

«Елки-палки! Вот вляпался! – Питер одарил Медраута грозным взглядом и сделал вид, будто изучает седельную подпругу.

– Девять из десяти всадников – неумехи… – И он подтянул подпругу. – Вот так, доверяй, но проверяй… „А что, – прозвучало убедительно вроде бы, – подумал он. – Вот только правда ли это?“ Единственное, что знал Питер о лошадях, так это то, что у них четыре ноги и куча сюрпризов для неопытных наездников в запасе.

– Ладно… Подведи мне, гм-м-м… – Питер протянул руку к другому коню и прищелкнул пальцами.

– Эпонимуса, государь?

– …Моего коня. Ну?

Медраут схватил громадного Эпонимуса за узду и потащил к Питеру. Боевой коняга поначалу упирался, но потом, учуяв запах хозяина, пошел резвее. А вот жеребец Медраута, как только парень подошел поближе, попытался цапнуть Питера за руку.

Питер принял у Медраута поводья, заглянул Эпонимусу в глаза, дабы проникнуть в самую глубину его лошадиной души – именно так ему советовала поступать одна подружка, увлекавшаяся верховой ездой, вот только Питер никак не мог понять, зачем это нужно. Жеребец довольно тупо пялился на него и явно признавал в нем хозяина. Медраут сунул копья и топорик в прорези на седле Эпонимуса.

Питер понимал, что ни капли не соображает в том, как сражаться, сидя верхом на лошади. Он в отчаянии воззвал к потаенной части своего сознания, в надежде, что ему удастся на время выпустить Ланселота из ментальной темницы и дать ему напомнить телу знакомые навыки.

Он только чуть-чуть прикоснулся к Ланселоту, как тут же был вознагражден: он увидел Ланселота верхом на Эпонимусе, копье в правой руке, щит – в левой, принц пришпоривает своего боевого коня… Питер поспешно залатал прореху в сознании, дабы Ланселот, не дай Бог, не вырвался наружу весь целиком.

Он обошел Эпонимуса слева, вызывая в голове образы собирающегося оседлать коня Ланселота, – но не резко, а постепенно, чтобы варвар не выскочил. Работенка оказалась опасная: Питеру казалось, что стоит ему хоть немного прошляпить – и прости-прощай Смит, владеть его сознанием будет Ланселот, а ему самому придется смириться с подчиненным положением.

„Смогу ли я тогда вернуться домой?“ – гадал Питер. Если его сознание не будет принадлежать ему, сумеет ли он наладить контакт со своим миром? Или ему суждено тогда вечно томиться в Темных Веках?

Неожиданно Питер обнаружил, что в сбруе Эпонимуса отсутствуют стремена. Да и само седло совсем не напоминало ни английское, ни ковбойское, времен освоения Дикого Запада. По бокам торчали выступы – и получалось, что сидеть в таком седле надо было, широко расставив ноги. Задняя лука приподнята очень высоко – всадник при езде должен был неизбежно наклоняться слишком сильно вперед.

„Ну ладно, хоть поводья-то есть, и за то спасибо, – мрачно подумал Питер. – Но забраться-то в седло как?!“

Медраут уже сидел в седле и, волнуясь, ждал Ланселота. А Питер, балда, не успел подсмотреть, каким образом тот оседлал своего жеребца. Парень сидел чуть ли не на плечах у коня, ноги оттянуты назад и закреплены за „закрылками“ седла. Поводья висели, Медраут их не трогал. Он повернул коня влево, потом вправо, не прикасаясь к поводьям, и галопом поскакал по траве. Щит он держал низко.

„Неужели римские полководцы действительно дрались врукопашную?“ – Питер, как ни старался, вспомнить не мог. Во всяком случае, Артус мог пройти обучение у римлян, но, похоже, ввел кое-какие новшества: поединки на копьях, сидя верхом на лошадях, к примеру, если верить трепу Медраута. Римляне, как правило, кавалерийские дела оставляли наемникам, варварам-лучникам.

„Проклятие! – в отчаянии думал Питер. – Но иного выхода нет, ничего не поделаешь, придется как-то залезать в это чертово седло!“

Он положил правую руку на круп Эпонимуса, а левой ухватился за переднюю луку седла. Отчетливо представил оседланную лошадь в Сэндхерсте, подпрыгнул, взлетел, расставил ноги…

Эпонимус фыркнул и подался вбок. Питер упал поперек седла – голова с одной стороны, ноги – с другой. Он попытался закинуть ногу, но Эпонимус решил немного погарцевать. Он повернулся трижды по часовой стрелке и чуть не сбросил Питера.

Наконец любимцу Камланна удалось развернуться и перебросить ногу через седло. Эпонимус вяло взбрыкнул, но присмирел, как только Питер закрепил ноги за „закрылками“.

Медраут смеялся. Питер глянул на него так, как смотрят сержанты на кадетов во время муштры.

– Прости, мой принц, – извинился Медраут. – Про то, как Эпонимус не любит, когда на него садятся верхом, хотя байки, но я даже не представлял себе, что он вытворяет такое.

– Бывает с ним… – пробормотал Питер.

Затем он старательно воспроизвел посадку Медраута и убедился в том, что в седле с высокой задней лукой сидеть куда менее удобно, чем в обычном, со стременами. Эпонимус мгновенно отреагировал, когда Питер сжал его бока каблуками – стоило нажать с одного бока, как он шел в противоположную сторону.

Медраут поводья в руки не брал, и Питер решил вести себя так же. Питер наклонился вперед – и Эпонимус пустился рысцой. Стоило Питеру немного запрокинуться назад – конь замедлил бег. Без поводьев обе руки у Питера оказались свободными.

Он наклонился, взял щит и закрыл им левое предплечье. Щит оказался меньше, чем предполагал Питер, и вовсе не походил на щиты, описанные в „Айвенго“.

Правой рукой Питер сжал рукоять тяжеленного боевого топора и на пробу несколько раз взмахнул им. Из-за этого он чуть было не вылетел из седла. Махать топором вперед оказалось проще простого, но вот обратный взмах давался гораздо тяжелее.

Питер убрал меч и щит на места и развернул коня к Медрауту. Довольно легко он догнал парня и поравнялся с ним. Эпонимус, похоже, отлично понимал, чего хочет хозяин, и отвечал на приказания чуть ли не раньше, чем Питер их давал.

– Государь, – осторожно поинтересовался Медраут, – ты, наверное, немного перебрал вчера?

Спросил он с искренней заботой и сочувствием, без всякой задней мысли.

Питер промолчал и махнул рукой в сторону леса, располагавшегося примерно в полумиле.

– Давай-ка во-он туда, на поляну, сынок.

Коней пустили шагом и вот так, не торопясь, добрались до первых деревьев. Медраут немного обогнал Питера и свернул на запад, где по лесу вилась тропка. Еще десять минут – и вот они уже на широкой круглой поляне. В дальнем углу виднелся пустой мраморный фонтан. Каэр Камланна за облетевшими дубами видно не было. Дубы облетели, но их ветви густо увешивали шары омелы. Питер заявил, что место очень даже подходящее.

Они с Медраутом нацепили шлемы, взяли щиты, Медраут увел своего коня галопом на другой край поляны и развернулся к Питеру, сжав в руке копье.

Он приветственно поднял оружие. Питер ответил ему тем же. Великий воин погнал Эпонимуса вперед, готовясь получить не один синяк.