Текст книги "Артур-полководец"

Здоровенный тучный мужчина с черной бородой в кожаном фартуке отбросил занавеску. Корс Кант выпучил глаза. Борода у мужчины была такой длины, что он мог бы засунуть ее себе за ремень.

– Мне ничего не надо, – проворчал он и отвернулся.

– Джофф! – воскликнула Анлодда и топнула ногой. – Ты что, так быстро забыл мою Мериллуин?

– Твою кого? – вмешался Корс Кант.

Великан поглядел на Анлодду повнимательнее, провел пятерней по волосам.

– А, это ты. Че, хочешь ее забрать?

– Взять на время. И еще одну лошадь, если можно.

– Боевую, что ли?

– Не валяй дурака! Сам видишь, мы не на войну собрались! А на загородную прогулку. – Анлодда показала мужчине свою торбу. Можно подумать, она рассчитывала на то, что конюх умеет видеть сквозь кожу.

«Ну не видит, так хоть унюхает, что там пища лежит», – подумал Корс Кант. Запах жареной свинины был вполне красноречив.

– Гм. Ладно. Одна лошадь на один день… это будет… три milliarensi!

Анлодда кивнула.

– Уплати ему, – распорядилась Анлодда.

– Я?

– Корс Кант, или ты собираешься у меня за спиной трястись?

Юноша достал кошелек, где лежали все его сбережения – пять монет, и отсчитал три. Три монетки! Это же несколько недель надо зарабатывать, ждать, что кто-то из придворных расщедрится!

Конюх придирчиво разглядел серебряные монетки.

– Константин тут? – в надежде спросил он.

– Ну… почти, – соврал юноша. – «Magnus maxi-mus» – так мне говорили.

На самом деле монетки почти наверняка были местными фальшивками. Имперские чеканщики вряд ли бы отчеканили имя императора с ошибкой – «Mixamus». Джофф что-то буркнул и сунул монетку в карман фартука. «Наверное, читать не умеет», – решил Корс Кант.

Джофф обвел их вокруг домика и вывел к загону, где ткнул пальцем в старенького, с виду добрейшего пони – явно местных кровей, не привозного.

– Для тебя – то, что надо, – заявила Анлодда. Решительно развязала узел на ремне, открыла ворота и торопливо подошла к короткошерстной лошади повыше, вид у которой был весьма дикий.

Анлодда посмотрела лошади в глаза. Та заржала и ткнулась носом в щеку хозяйки. Корс Кант не сводил глаз с лошади, и на какой-то миг ее силуэт растаял и сменился видением зажженной свечи. Корс Кант мотнул головой – видение исчезло, но почему-то у него дико засосало под ложечкой.

Джофф исчез, затем снова вынырнул из дома с двумя седлами.

– С тебя один милли, – сообщил он Корсу Канту.

– Еще один? – У Корса Канта екнуло сердце.

– Не слушай его! – вмешалась Анлодда. – Упряжь вместе с лошадью, это входит в плату, это всякий знает!

– Ладно, – не стал спорить конюх. – Только тогда сам и седлай. – И он швырнул оба седла на землю и сердито удалился. Упряжь лежала кучей.

– Корс Кант, ты ведь знаешь, как седлать лошадей, или нет? У Джоффа рабов нет. Но если тебе надо помочь, то я, конечно…

– Думаю, справлюсь, – фыркнул Корс Кант. И действительно справился. Пони оказался нрава мирного и к тому же был невысок.

И все равно Анлодда покончила с заседлыванием гораздо раньше барда и явилась ему на помощь. Корс Кант постарался держать себя в руках, стоя рядом и глядя на то, как она заканчивает его работу. «И что это я сегодня так распетушился… в смысле… расстроился?»

Он вскочил на пони, качнулся вперед, обнял своего «скакуна» ногами. Анлодда легко оседлала свою кобылу, словно родилась наездницей, а роста в ее лошади было не меньше восемнадцати ладоней.

– Готов отправиться в путь, Корс Кант? Нам недалеко.

– Вперед, Багряноволосая! К твоим услугам!

– О, как галантно! Сидишь-то крепко?

Почему она спросила? Правду говоря, Корс Кант чувствовал себя не слишком уверенно, но браво улыбнулся и кивнул.

Она улыбнулась в ответ и повела свою лошадь к воротам. Провожая ее глазами, Корс Кант заметил зловещего вида боевой топорик, притороченный к седлу, но промолчал. Закона, запрещающего женщинам носить топорики, не существовало, хотя для вышивальщицы это выглядело довольно странным.

Они миновали последний дом на окраине Камланна – самый что ни на есть старинный, кельтский. Затем поехали по Камланнской дороге на запад. Когда они проскакали примерно с полмили, Анлодда свернула на извилистую тропу, вьющуюся между холмами. Вскоре высоченного дворца не стало видно за дубовыми рощами, зарослями граба, осины и лип.

Корс Кант держался позади Анлодды и любовался ее красотой. Он смотрел, как движутся ее мышцы под тонкой туникой, любовался ее стройными обнаженными ногами. Грива волос Анлодды была похожа на осеннюю листву, вот-вот готовую покинуть ветви. Корс Кант поторопил пони, поравнялся с Анлоддой и обнаружил, что может полюбоваться грудью возлюбленной через пройму туники. Отведя глаза, он склонился к голове пони.

Анлодда оглянулась, поймала взгляд барда. Улыбнулась – счастливо и довольно, а не злорадно и не высокомерно. Корса Канта просто распирало от гордости. Такая женщина пригласила его на прогулку!

– Как зовут твою лошадь? – поинтересовался он.

– Я тебе уже говорила.

– Когда? Не говорила!

«Это неправда, но ты не должен перечить своей богине!»

– Учись слушать – вот тебе первый урок, – сердито буркнула она. – Мериллуин ее зовут – вспомнил?

– Нет. То есть да.

– И что, раньше никогда не слышал?

– Никогда.

«А может, слышал? Она говорила?»

– Ну как хочешь. Н-но!

Она прижалась к шее Мериллуин и пустила кобылу галопом. Корс Кант тряхнул поводьями, тоже прикрикнул на пони и в конце концов добился того, что «скакун» пошел быстрой рысью, но, видимо, на пределе своих возможностей.

Разговор о кличке лошади Анлодды был самый обычный, но Корс Кант понял, что возлюбленная подшучивала над ним. Неужели она правда ему называла кличку? Он пригнулся, чтобы не задеть головой шар омелы. Нет, он точно не слышал этой клички.

Анлодда, значительно опередившая Корса Канта, пустила свою кобылу шагом. Теперь, удалившись от вездесущего и всевидящего ока Камланна, можно было себе это позволить. Бард окликнул ее, произнося ее имя так, словно звал Рианнон.

– Обожаю быструю езду, – сказала Анлодда, когда бард поравнялся с ней. Корс Кант думал, что она еще что-нибудь добавит, но его возлюбленная молчала. Какое-то время они ехали в тишине.

Тропа шла лесом. Шары омелы висели на ветвях падубов, напоминая бороды древних стариков. Вдоль хорошо утоптанной тропы росли папоротники и колючие кусты. Корс Кант ощутил запах свежескошенной травы, хотя никаких крестьянских хозяйств поблизости видно не было.

– Розы, колокольчики, вереск, шалфей, земляника – видишь их, Корс Кант Эвин? Ну хотя бы запах чувствуешь? Конечно, сейчас их уже нет, но придет лето, и они покроют здесь все пышным ковром. Их будет, как снега зимой, и нос у тебя просто промокнет от запаха, как туника от дождя. Да ладно тебе, не огорчайся.

– А безопасно ли забираться так далеко на запад? – спросил Корс Кант, не потому, что так уж сильно боялся, а больше для того, чтобы продолжить разговор.

– Из-за саксов, что ли? Конечно, не опасно. И я об этом говорила, только ты не слышал, как всегда. Не переживай. Они убрались на восток, в Уэссекс. Знаешь, я ведь проскакала от Харлека до Камланна, когда убежала от отца. Думаю, раз со мной ничего не случилось по дороге, и я тебя защищу, в случае чего.

– Я не нуждаюсь ни в чьей защите! Как-никак, я мужчина, и это я должен защищать тебя!

Анлодда хмыкнула.

– Ну, это как тебе будет угодно… центурион.

«Интересно, зачем все-таки вышивальщице понадобился боевой топорик?» – гадал Корс Кант, но ответа не находил. У Корса Канта с собой был охотничий нож, которым можно было бы освежевать убитого оленя, но содрать шкуру с вооруженного сакса им вряд ли бы удалось. Корс Кант опасливо вглядывался в густую листву – не притаился ли где коварный сакс, не сидит ли на ветке, не спрыгнет ли сверху.

«Может, я захватила топорик, чтобы дерево срубить, Корс Кант!» Юноша вздрогнул – он действительно слышал голос Анлодды, или ему это померещилось?

Чувствовал он себя ужасно. Сердце бешено колотилось, по спине побежали мурашки. Его пугал любой звук, легчайший ветерок казался жарким дыханием, исходившим из пасти дракона. Он подскочил в седле, проговорил ошарашенно:

– Что? Что?

Анлодда загадочно глянула на него. Она ничего не сказала, но улыбалась, словно Ливия, жена божественного Августа.

С лигу они проехали в молчании. Корс Кант слышал, как журчит где-то неподалеку ручей, танцуя по извивам корней. Подпрыгивали и шлепались в воду рыбешки. Ветерок приносил слова лжи и лести.

Наконец Анлодда заговорила, и голос ее был подобен журчанию лесного ручья.

– Корс Кант, хочу задать тебе непростой вопрос… не станешь отвечать – я тебя пойму. То есть не обижусь, но скажи все-таки, как ты относишься к Артусу, Пендрагону, Dux Bellorum, ну и так далее.

Юноша подъехал поближе к Анлодде. Мериллуин при виде пони оскалилась, вздернула голову. Анлодда подтянула вожжи и успокоила лошадь.

– Ланселот – любимец двора, я это прекрасно знаю, и мне бы не хотелось на него наговаривать напраслину. Но… скажи, ты в последнее время не замечал, что он стал какой-то странный? То есть – со вчерашнего дня. Он какой-то… сам не свой… совсем как девушка после первых месячных.

Небо синело, и синева его была ярче, чем влажные глаза Мирддина.

– Чужак в Аркадии, – прошептал Корс Кант.

– Какими словами лучше описать Ланселота? – задумчиво проговорила Анлодда и вдруг развернулась в седле и испытующе уставилась на юношу. – Как ты сказал? Откуда у тебя эта фраза – «чужак в Аркадии»? И с какой стати ты отвечаешь раньше, чем я задала вопрос?

– Эта фраза у меня от тебя, моя милая.

– От меня? Да я ее в жизни не произносила!

– Как Мирддин, – продолжал Корс Кант, – который как-то сказал, что забавно было бы узнать, каково это – жить в прошлом.

– Послушай, а на какой вопрос ты теперь отвечаешь? Или я его уже задала?

– …Вернуться из могилы в утробу, потерять мудрость так, как прежде набирал силу, оглянуться на пугающее житье в материнской утробе, снова забраться туда так, как прежде рвался наружу…

– Вернемся к Ланселоту. Может, с ним такое творится из-за Меровия? Ходит слух, будто бы Ланселот когда-то пытался убить его. Хотя… я бы не слишком доверяла тому, кто мне поведал эту сплетню. Нет, все-таки жутко интересно, где это ты слышал про Аркадию?

Спросила она об этом нарочито небрежно.

– Гм-м-м. Тот, кто поведал тебе эту сплетню, сказал правду. Меровий сам об этом говорил, я слышал своими ушами. И похоже, он не в обиде на Ланселота за это. А что касается Аркадии, то это же классика. Древнее царство в Греции, на полуострове Пелопоннес. Оттуда было послано войско на Троянскую войну. А мы с Ланселотом недавно говорили об Аркадии, сам не помню почему.

– Кстати, Меровий тоже довольно любопытен. Знаешь, у меня порой странное ощущение… словно я – свиток пергамента, и он медленно так меня разворачивает и читает, строку за строкой!

– Порой? А ты разве раньше встречалась с ним?

– Да, но… послушай, давай лучше не будем об этом. Нет, та Аркадия, о которой я подумала – что в Сикамбрии. Но говорят, если заблудишься в Сикамбрии, выйдешь в Альбанию, хотя… не могу понять, как это можно сделать, не переплыв Пролив…

Корс Кант рассмеялся.

– Знаешь, а ты неплохо владеешь словом для девушки, привыкшей орудовать швейной иглой!

Она улыбнулась, и по ее волосам пробежали радуги.

«Неужели на меня до сих пор действует этот сушеный гриб?»

– Бард, ты что, думаешь, я всю жизнь только тем и занималась, что шила туники для других людей?

– Пожалуй, я никогда об этом не задумывался. А что ты поделывала в Харлеке? И почему убежала оттуда? И зачем ты проделала такой долгий путь одна, без брата или мужа?

Анлодда вздохнула, оперлась ладонями о круп Мериллуин и запрокинула голову.

– Даже не знаю, что и ответить тебе, Корс Кант Эвин… Я не… только пойми меня правильно, я ведь тебя слишком мало знаю… – Она улыбнулась, что-то вспоминая. – Прежде чем ответить на твои вопросы, я должна полюбить тебя, или по крайней мере влюбиться в тебя, что не одно и то же. Пока я еще не добралась до этого акта нашей пьесы, а жаль.

Заметив, как опечалился юноша, Анлодда поспешно добавила:

– Но не теряй надежды! Очень может быть, что в один прекрасный день я полюблю тебя. Словом, это не исключено. Ну, то есть я не думаю, что это так уж невозможно.

Они ехали молча. Корс Кант погрузился в раздумья. «Анлодда, сказочная королева Камланна!» Ему так хотелось протянуть руку, коснуться возлюбленной, но не хватало храбрости. Ему казалось, что его руки превратились в пучки зелени на полке у торговца овощами.

– Потаенная долина… – мечтательно проговорила Анлодда.

– Но куда мы едем? – спросил Корс Кант, надеясь, что возлюбленная не заметит, что у него творится с руками.

– В потаенную долину, где я нашла приют в пещере, ночью, перед тем как подъехать к Камланну.

– Ты целую ночь провела в такой глуши, то время как могла быстро добраться до виллы?

– Подумай хорошенько, Корс Кант Эвин, откуда мне было знать, что до Камланна так близко? А потом, что такого в том, чтобы провести ночь на лоне природы? Я и теперь порой приезжаю сюда, чтобы поспать обнаженной на ложе из свежего мха между корнями деревьев, чтобы почувствовать, как нежно ласкают меня пальцы Праматери Рианнон. Думаю, это самое подходящее место для того, чтобы мы с тобой лучше узнали друг друга… ну то есть, чтобы я лучше узнала тебя.

– Анлодда? Неужели… ты об этом?

Против воли юноша схватил возлюбленную за руку. Она не вырвалась. «И у меня снова руки, а не пучки зелени!» – обрадовался бард.

– Надеюсь, ты не разочаруешь меня вновь, Корс Кант, ибо более неприятной мысли я просто и представить не в силах. Так разволноваться, так вожделеть, и вдруг тебя, словно мыльный пузырь, протыкают иглой, и ты лопаешься. Это же все равно что проснуться рано утром в день Юл и не найти подарков!

– Ты про меня? Но ведь это ты не захотела!..

Она закрыла глаза и, похоже, мысленно заткнула уши. Юноше казалось, что она чувствует ту же самую потребность в любви, что и он сам. А потому ему перестало так казаться, и он решил, что она просто играет с ним. Он нерешительно вздохнул.

– Ну ладно, я ничего не слышал.

Неожиданно Анлодда выпрямилась, напряглась и подозрительно огляделась по сторонам.

– Ты ничего не слышал? Мне показалось, что ли? – А еще через мгновение она добавила: – Вот… нет, я не уверена. Но что-то не так.

Анлодда выхватила из-за седла топорик (хотя поблизости не стояло ни одного дерева, которое можно было бы срубить) и положила поперек шеи Мериллуин. Снова пристально всмотрелась в чащу леса.

И тут заржала чья-то лошадь.

Она появилась из-за деревьев – боевая лошадь, а на ней верхом – низкорослый разбойник в ютских одеждах и кольчуге. От его кольчуги как бы расходилась зловещая черная туча, словно капля чернил растворялась в луже. Остановившись в ста шагах впереди, всадник преградил дорогу Корсу Канту и Анлодде.

У Корса Канта за спиной послышался шум и конский топот. Двое вооруженных до зубов всадников перекрыли им дорогу на Камланн. На них Анлодда даже не взглянула. Все ее внимание было приковано к тому, который стоял впереди. Казалось, она повстречалась с давно утерянным братом.

Лицо ее стало бледнее обычного. «Если это и брат, – решил бард, – то нелюбимый».

Разбойник криво усмехнулся – ну точь-в-точь богато разодетая обезьяна. А потом высоко поднял свой обоюдоострый топор в притворном приветствии. Он заговорил по-эйрски, на отвратительном диалекте дальнего севера. Этот диалект Корсу Канту был знаком, он изучал его в школе друидов в Дун-Лаогхэйре.

– Так, так, так… Какая чудесная встреча, принцесса Анлодда! Ребята, поприветствуйте ее и ее нового раба!

Глава 28

В ужасе Корс Кант пытался нащупать свой обеденный нож. Посмотрел на Анлодду.

«Анлодда? Принцесса? Вот тебе и раз!» Она восседала на Мериллуин с поистине королевским величием, под стать самому Артусу. Она, будучи без доспехов, презрительно скривила губы, глядя на разбойника, и опустила свой боевой топорик так, что он почти коснулся земли. У нее не было ни лука, ни копья – ничего, чем можно было бы сражаться, сидя верхом.

– Канастир, – прошипела она и перешла на эйрский диалект. – Притащился, червяк. А что это ты тут делаешь? И знает ли твой отец, где ты?

– Я пришел за тобой, радость моя.

От расчетливой холодности в голосе Канастира Корса Канта зазнобило, к горлу подступил ком. Канастир явно не был придворным, явившимся для того, чтобы уговорить его возлюбленную отправиться с ним, чтобы околдовать ее сладкими словечками. Молодой разбойник продолжал:

– Моя безграничная любовь к тебе заставила меня проделать такой долгий путь, ну а еще отец попросил меня узнать, справилась ли ты с его поручением, исполнила ли его волю. Ты ведь помнишь о поручении, а? – То, как Канастир при этих словах скривил губы, только самый снисходительный человек мог бы назвать улыбкой. – Или ты позабыла так скоро в объятиях своего нового евнуха, каково это – когда тебя разрубают большим-пребольшим мечом? Видимо, надо тебе напомнить.

Анлодда напряглась. Казалось, ярость воочию закипает в ней. Корс Кант окаменел. Он чувствовал, что они чем-то связаны – вышивальщица Анлодда и этот Канастир. Ее брат? Но пока он воспринимал их разговор только на слух.

– Канастир, – резко проговорила Анлодда, и Корс Кант не узнал голос возлюбленной. – Ты совершил три ошибки. Во-первых, потащился за мной в Каэр Камланн. Это во-первых.

Анлодда пустила Мериллуин вперед и подъехала к Канастиру поближе. Далеко на юге прогремел гром, и его раскаты были подобны топоту копыт быков Кухулина, мифического героя Эйра. Сгустились тучи, серые и черные. «Скоро земля вымокнет от ливня, – в отчаянии думал юный бард, – а я даже плюнуть – и то не могу!»

Двое других всадников также были одеты по-ютски, а судя по их волосам цвета грязной соломы, они и были скорее всего ютами или саксами. Они окружили барда. Один ухватил за поводья пони, а другой схватил Корса Канта за волосы и запрокинул его голову назад, дабы легче было перерезать глотку. Корс Кант почувствовал, как его кадыка коснулось холодное острое лезвие, и уронил на траву бесполезный и жалкий кухонный нож.

Странные вспышки света появились перед глазами. Сердце громоподобно стучало, изо рта вырывались почти неслышные стоны. Лезвие, прижатое к его шее, было острее зубов дракона. От разбойника так несло, что юноша чуть не задохнулся. Он смотрел на свою принцессу, свою богиню, Анлодду, он глазами молил ее бежать, бросить его и возвратиться в Камланн, к Артусу. А потом он перестал что-либо видеть, кроме вспышек, подобных молниям.

– Вторая твоя ошибка, – между тем продолжала Анлодда, – в том, что ты попался мне на глаза. Это во-вторых, грязный червяк.

Лезвие ее топора вот-вот грозило воткнуться в землю. Она поравнялась с северянином, улыбнулась и плюнула в его подпоясанную ремнем кольчугу.

Разбойник сделал вид, будто не заметил плевка.

– О да, дочь моей матери… хороший, тяжкий урок. Я снова стану твоим учителем, и на этот раз не один я услышу, как ты его повторяешь. Хо! Так ведь будет интереснее, а?

Но Анлодда и не подумала остановиться. Она провела Мериллуин мимо Канастира. Тот озадаченно развернул своего коня боком.

А Анлодда, даже не спешившись, полоснула топором между задними ногами коня брата.

Конь дико заржал, встал на дыбы. Мгновение Канастир удерживался в седле, но вот конь повалился на траву и сбросил наездника. Тот тяжело упал на четвереньки.

Мериллуин попятилась от обезумевшего жеребца Канастира. Арабский скакун, беснуясь от боли между ногами, обнаружил наконец, на кого может излить переполнявшую его ярость. Жертва корчилась на земле и пыталась подняться на ноги. Конь изо всех сил лягнул своего хозяина и здорово стукнул того, невзирая на доспехи. Канастир еще немного прополз по земле и обмяк, держась за голову и издавая жалобные стоны. Руки его обагрились кровью.

– Дочь Риа… – вырвалось у Корса Канта, и он отвернулся от отвратительного зрелища. Стиснул зубы, постарался справиться с тошнотой. Бард даже не заметил, как двое спутников Канастира отпустили его и бросились к Анлодде.

Опоздав на одно мгновение, Корс Кант ухватился рукой за воздух, а затем погнал вслед за разбойниками неуклюжего пони.

– Анлодда, я спасу тебя… смотри!

Заметив опасность, Анлодда уклонилась вправо. Мериллуин настолько быстро поняла намерения хозяйки, что оба всадника пронеслись мимо кобылы.

– Остановись! – рявкнула Анлодда, указывая на Корса Канта. Тот в испуге выпрямился в седле. Его пони послушно замер на месте. «Почему я повиновался? – изумленно подумал Корс Кант. – Они же убьют ее!»

И снова вспышки молнии в черной ночи. Корсу Канту стало дурно. Он видел только Анлодду, смотрел, как она бросилась следом за ютами, ирландцами, саксами – кто там они были такие. Он видел, как ее алые – нет, багряные! – волосы струятся у нее за плечами, словно знамена Бедивира, как ее туника вспыхивает то зеленым, то белым, похожая на плащ Меровия.

Трое всадников дрались, не спешиваясь, словно и не ведали, что можно драться по-другому. Пока никому не удавалось одержать верх, но, что удивительно, – Анлодда оставалась в седле!

Корс Кант упал лицом на шею пони, пытаясь освободиться от жутких магических видений, от колдовской власти Анлодды. «Будь он проклят… этот гриб, она отравила меня!» Бард не мог ясно мыслить, он даже наблюдать за схваткой – и то не мог. Малейшее движение вызывало у него другую картину. Он как будто вертелся в седле по кругу и всякий раз видел какой-то другой бой.

Анлодда встала в седле на колени. Ветер развевал ее тонкую тунику, обнажая мощные бедра и ягодицы. Она воздела карающий топор – ну, совсем как Афина, Маха и королева Боудикка[43]43
  Боудикка (Боадицея) – королева британского племени иценов, восставшего против владычества Рима в годы правления Юлия Цезаря.


[Закрыть] в одном лице.

Она вскричала:

– Артус, Меровий, Аркадия!

Вспышка!

Она проскакала мимо одного из разбойников – он был, пожалуй, повыше всех, – топор описал дугу и отрубил разбойнику правую руку. Тот вертанулся, и лицо его стало белым, как туника Анлодды. А потом лег на спину своей лошади, как на пиршественную скамью, скатился и упал на землю.

Вспышка!

Третий разбойник, жирный и лысый, не трогался с места. Свои меч и копье он сжимал, словно драгоценные талисманы. Он не наступал и не отступал – видимо, был просто потрясен тем, что такой удар удалось нанести с седла.

Ни с того ни с сего юный бард вдруг услышал кваканье лягушки. Та принялась потешаться над ним: «Кв-в-волик! Ква-акой же ты герой? Кв-в-волик! Хва-абрый спаситель! Ну, тва-ак спасай же ее!»

Бард крепко зажмурился, прогнал все страхи и погнал напуганного пони в бой.

Вспышка!

Но с закрытыми глазами его еще больше слепило вспышками. Казалось, бард видит огненный дождь. Корс Кант приоткрыл один глаз.

Вспышка, вспышка!

Насмерть перепуганный разбойник развернул коня и попытался удрать в ту сторону, откуда прискакал, проскользнуть мимо забрызганной кровью сарматской амазонки.

Править лошадью, стоя на коленях, Анлодде было неудобно, но она все равно погнала Мериллуин вперед. Две кобылы налетели друг на дружку. Обе упали, сбросив наземь и Анлодду, и разбойника.

Вспышка! Нет, мириады вспышек!

Разбойник поднялся на ноги и вновь попытался улизнуть. Анлодда бросилась за ним, схватила за плечо, развернула лицом к себе. Он бросил копье, бесполезное при таком расстоянии, и нацелил свой короткий толстый меч прямо в незащищенную доспехами грудь девушки.

Корс Кант соскочил с пони, больно ударившись коленом о землю.

Анлодда закрылась от удара рукоятью топора, но разбойник все же ранил ее в грудь. Она отступила – видимо, испугалась, споткнулась и опустилась на землю.

С выпученными глазами разбойник бросился к беспомощной девушке.

– Нет! – в ужасе крикнул бард.

В одно мгновение Корс Кант оказался рядом с Анлоддой и разбойником. Ему каким-то образом удалось пересечь прямую эвклидову линию, идущую из точки А в точку В, не преодолевая при этом расстояния между ними.

Это произошло мгновенно – так бьющая в землю молния не имеет начала и конца.

Бард налетел на разбойника сзади, обвился вокруг здоровяка, словно змей, и ухватил его за руку, сжимавшую меч.

«Что теперь? Что же я делаю?» Ведь Корс Кант не учился на легионера, он ничего не смыслил в поединках с оружием!

«Что делать? Вести себя кв-ввак герой!» – снова эта лягушка приставучая!

Вспышка!

Разбойник попытался завести руки за спину и схватить Корса Канта, но не мог – тяжелые доспехи мешали ему, и он был подобен черепахе, пытающейся почесать панцирь.

Гром и молния!

Разбойник получил удар – такой, словно по нему стукнули огромным молотом. Корс Кант не устоял, упал, разбойник рухнул на него, взревел и схватился за живот.

Корс Кант, ерзая на спине, выполз из-под корчившегося в муках разбойника. Он таращился на истекающее кровью тело, не в силах отвести глаз. Ютское железо оказалось не таким уж надежным – не выдержало.

Корс Кант поднял глаза. Чуть поодаль, на обочине, заросшей густыми травами, стояла Анлодда (принцесса?) над продолжавшим стонать Канастиром, и в руке она сжимала громадный клинок.

– Ну а третья твоя ошибка – милейший мой братец – тактическая, но она тебе дорого обошлась. Ты, видимо, думал, что я могу так же быть очарована собственным голосом, как ты своим, и потому ты не ожидал от меня удара до тех пор, пока я не закончу говорить.

Она наклонилась к Канастиру и заговорила чуть тише. А он, казалось, не видит ее.

– Ну а теперь, сын моего отца, я исполню то обещание, которое дала тебе, когда мы виделись в последний раз.

Анлодда поднесла клинок к паху Канастира. Корс Кант, не отрываясь, следил за душераздирающей картиной.

А Канастир лежал неподвижно, только голова его медленно поворачивалась из стороны в сторону. Он явно не слышал слов сестры, не чувствовал угрозы. Еще мгновение – и он вообще перестал двигаться.

Анлодда ткнула клинком ему между ног, но он даже не дернулся. Корс Кант понял: в момент удара Канастир уже был мертв, и погиб он от той раны, которую нанесла ему обезумевшая лошадь.

Анлодда тоже все поняла.

– Нет!!! – воскликнула она, и голос ее прозвучал писклявым фальцетом. Она вскинула клинок, и изо всех сил вогнала в мертвое тело брата. Затем отпрыгнула и в страхе попятилась. А потом принялась рвать на себе багряные волосы и кричать, словно безумица: – Червяк! Червяк! Даже теперь ты перехитрил меня – ты умер безнаказанным! О Господи, о Боже мой! Неужели никто не поможет дочери вдовы?

Принцесса Анлодда в отчаянии опустилась на траву, скрестив ноги, и горько разрыдалась. Плакала она долго – казалось, целую тысячу лет.

А у Корса Канта уже не было сил сопротивляться так долго мучавшей его тошноте. Шатаясь, он добрел до какого-то колючего куста, ухватился за ветку, которая дико царапалась, но он не обращал на это внимания. Он ничего не ел сегодня, кроме того гриба, которым накормила его Анлодда. Его выворачивало наизнанку, но желудок был пуст.

Непрерывные вспышки измучили его, такой страшной грозы он еще никогда не видел – а ведь она разыгралась только у него перед глазами. Прошло неизвестно сколько времени. Когда барду полегчало, солнце успело проделать довольно долгий путь по небу, и Корс Кант обнаружил, что Анлодды уже нет там, где она сидела. Ослабевший, одурманенный, Корс Кант вытер с глаз слезы.

И тут нежная рука коснулась его затылка. Анлодда обняла его, и от ее запаха у барда еще сильнее закружилась голова. Она прошептала ему на ухо:

– Мне не хотелось, чтобы такое случилось… сегодня! Постарайся выбросить это из головы, хотя бы сейчас.

Голос ее звучал взволнованно, она как бы торопила Корса Канта. Она обвила его руками и не отпустила даже тогда, когда он опустился перед ней на колени. Струйки пота сбегали по шее и груди юноши, кожу щипало. Он слышал, как бьется сердце возлюбленной – быстрее, чем скачущая галопом лошадь. Она вся дрожала.

– Н-никогда не видел… – Корс Кант запнулся, несколько раз глубоко вздохнул, молясь о том, чтобы вспышки молний оставили его. Анлодда молча ждала. – Никогда не видел убийств… так близко, – признался юноша. Корс Кант вдруг окаменел, воочию представив, как гибнет отец от стрелы, пущенной в его голову лучником Вортигерна, как мать разрубают топором, словно тушу в мясницкой лавке, и сестру…

Анлодда, Канастир, встающая на дыбы лошадь… «Что произошло на самом деле, а что лишь галлюцинация от треклятого гриба?» Голова у юноши кружилась, он с трудом удерживал равновесие. Весь мир стонал, с деревьев капала свежая кровь. Казалось, будто рожденный в небе отец всех драконов, Пендрагон, разорвался на части и его кровь пролилась на землю. Собрались в вышине стервятники, тысячи орлов слетелись, чтобы разорвать плоть дракона, чтобы кости его потом остались белеть на земле, словно руины Карфагена.

Анлодда погладила волосы юноши, прижалась щекой к его щеке.

– Мне нужно было, чтобы ты раскрылся, Корс Кант. Я должна была дать тебе этот гриб. Я не думала, что такое случится. Прости меня. Не надо бояться. Уйдем от крови и смерти, ибо я должна показать тебе нечто чудесное. Правда!

На миг барду показалось, что сейчас она поцелует его. Она часто, неглубоко дышала, кожа ее была нежной и теплой. «Моя принцесса, – думал Корс Кант, – будь я принцем, мы бы полюбили друг друга!» Вдруг лицо Анлодды стало зеленоватым, кончики ушей заострились, как у феи. «Кто же ты такая?» – в страхе гадал бард.

«Я – не больше, чем ты. И не больше, чем Он».

Это она сказала, или в голове у Корса Канта вновь зазвучал этот навязчивый чужой голос?

Он был готов повернуться и поцеловать ее, но ему было страшно, он был в полном отчаянии. «Чтобы принцесса полюбила барда-недоучку? Так не бывает!»

Корс Кант упал ничком на землю, потом поднял голову и отвернулся от трупов.

– К-куда теперь, моя г-госпожа? – пробормотал он. Ноги у него подгибались, но Анлодда поддержала его. Он по-прежнему с трудом стоял.

«И скажи, заклинаю тебя, почему эти ютэйрские разбойники, стремясь убить тебя, зовут тебя по имени и поют тебе хвалы, о моя принцесса?!»

– Куда ехали, туда и поедем, Корс Кант. Им не удастся испортить мне день. Нет, не мне – нам. Я хочу показать тебе мою потаенную долину, открыть потайную дверь между тем, что ведомо другим, и тем, чего никто, кроме нас с тобой, не узнает. Это место будет нашим, когда мы только захотим.

Надо же было зловредным мошкам выбрать именно это мгновение и начать жалить! Бард поднял голову, стараясь не смотреть на валявшееся поперек тропы изуродованное тело. Лес поредел. Коричневатые травинки тянулись к небу, где уже появилась половинка луны. Травинки покачивались, словно приветствуя их.

– А ты знала, что луну можно и днем увидеть? – спросил Корс Кант.

– Что? Где? – Анлодда подняла голову к небу, и Корс Кант указал ей на луну, белевшую в ясном голубом небе.