Текст книги "Психопат"

8

Когда он проснулся, уже наступило это самое «завтра». Обычный субботний день превратился в бесконечную пытку ожидания.

Примерно в десять он позвонил Лиле из магазина. Она уже встала и позавтракала. Арбогаста в номере не оказалось: он явно уже приступил к работе. Но сыщик оставил записку для Лилы, в которой обещал связаться с ней в течение дня.

– Ты не хочешь прийти ко мне? – предложил ей по телефону Сэм. – Какой смысл сидеть весь день одной. Мы могли бы перекусить вместе, а потом связаться с гостиницей и узнать, звонил ли Арбогаст. Нет, лучше так: я попрошу, чтобы разговор перевели прямо ко мне.

Лила согласилась, и Сэм почувствовал облегчение. Ему не хотелось сегодня оставлять ее одну. Лила опять начнет волноваться и переживать. Сам-то он всю ночь не мог глаз сомкнуть.

Он изо всех сил пытался изгнать из головы эту мысль, но все-таки надо честно признать: теория Арбогаста вполне логична. Мери скорее всего планировала приехать к нему, после того как взяла деньги. Если, конечно, она их взяла.

Вот что самое страшное: смириться, с тем, что Мери – воровка. Нет, Мери не такая, все, что он знал о ней, говорило против этого.

И все же, все ли он знал о Мери? Еще прошлой ночью он отметил про себя, с каким трудом понимает свою невесту. Он настолько мало ее знал, что в полумраке умудрился спутать Мери с другой девушкой!

Странно, сказал себе Сэм, как мы убеждены, что знаем человека только потому, что часто встречаемся или близки с ним. Да тут, в Фервилле, таких примеров можно найти сколько хочешь. Вот, скажем, старина Томкинс, долгие годы работавший инспектором школ, уважаемый в Ротари-клубе человек, бросил жену, семью и сбежал с шестнадцатилетней девчонкой. Кто бы мог подумать, что он способен на такое? Кто мог подумать, что Майк Фишер, страстный игрок и первый гуляка в этом крае перед смертью завещает все свое состояние Пресвитерианскому Дому для сирот? Или Боб Саммерфилд, служащий у Сэма приказчиком: целый год он работал с ним бок о бок, не подозревая, что Боб попал под восьмой пункт, когда служил в армии, после того как пытался выбить мозги из головы своего полкового священника рукояткой пистолета. Теперь, конечно, он был в полном порядке: скромный, тихий, симпатичный парень, второго такого и за сто лет не найти. Но ведь таким он был и в армии, пока что-то не заставило его взорваться. Почтенные пожилые дамы ни с того ни с сего покидают мужей после двадцати лет счастливой совместной жизни, трясущиеся за свое место ничтожные банковские клерки оказываются способными на крупную растрату – все можно украсть.

Так что Мери могла украсть эти деньги. Может быть, она устала ждать, когда он наконец расплатится с долгами, и не смогла устоять перед внезапным искушением. Может, она думала привезти деньги сюда, придумать какую-нибудь небылицу, заставить поверить ей и принять их. Может, она надеялась, что они убегут вдвоем. Надо быть честным, возможно, даже вероятно, все так и было.

Раз он признает это, встает другой вопрос. Почему она не приехала? Куда еще могла направиться Мери, покинув окрестности Тулса?

Как только начинаешь гадать насчет этого, как только признаешь, что нельзя узнать, что происходит в голове у другого человека, ты должен признать и главное – все возможно. Дикое решение испытать судьбу в Лас-Вегасе, внезапное желание полностью отрешиться от всего и начать новую жизнь, взяв себе другую фамилию, разрушающее психику чувство вины, приводящее к амнезии…

Ну вот, теперь он делает из того, что случилось, целую философскую проблему, мрачно подумал Сэм. Или проблему для психиатра. Если заходить: так далеко в своих предположениях, то возникает сразу тысяча и один вариант развития событий. Например, она попала в аварию, чего так боялась Лила, или согласилась подвезти человека, а он оказался…

Сэм снова с трудом отогнал эту мысль. Дальше так нельзя. Мало того, что ему приходилось держать под контролем себя, теперь он должен еще отвлекать от подобных размышлений Лилу. Сегодня ему предстоит тяжелая работа: попытаться поднять настроение Лилы. Все-таки есть шанс, что Арбогаст нападет на след. Если ничего не выйдет, он обратится к властям. Тогда только он разрешит себе думать о худшем, что могло произойти.

Что ж тут рассуждать о том, можно ли разобраться в мыслях другого человека, – да ведь, если честно, он и в себе не может разобраться как следует! Он и не думал, что способен так думать о своей невесте. Как быстро, он принял на веру все обвинения в ее адрес! Непорядочно так поступать. И, чтобы хоть как-то искупить свой грех, он должен скрывать свои подозрения от ее сестры.

Если, конечно, она сама не думает то же самое…

Но Лила сегодня, кажется, не в таком мрачном настроении. Она переоделась в легкий костюм, а когда вошла в магазин, ее походка была уверенной.

Сэм представил ей Боба Саммерфилда, потом они вместе отправились перекусить. Естественно, Лила сразу же начала строить предположения насчет Мери, о том, что может сделать Арбогаст. Сэм отвечал ей коротко, стараясь, чтобы его голос, реплики звучали так, словно они ведут обычную светскую беседу. После легкого завтрака он зашел в гостиницу и договорился насчет возможных звонков.

Потом они вернулись в магазин. Для субботы покупателей было немного, и большую часть времени Сэм мог оставаться в задней комнатке и говорить с девушкой. Посетителей взял на себя Боб, и ему довольно редко приходилось отрываться от беседы и помогать своему приказчику.

Лила выглядела спокойной. Она включила радио, поймала передачу симфонической музыки и, казалось, отключилась от всего остального. Так она сидела, когда Сэм вернулся после очередного визита в магазин.

– «Концерт для оркестра» Бартока, правильно? – спросил он.

Она, улыбаясь, подняла голову.

– Верно. Странно, ты так хорошо разбираешься в музыке.

– А что тут странного? Сейчас эпоха электроники, радио, проигрывателей, верно? Если человек живет в маленьком провинциальном городке, то это не значит, что он не может увлекаться литературой, музыкой, искусством. И у меня пропасть свободного времени.

Лила поправила воротничок блузки.

– Тогда, наверное, все наоборот. Странно не то, что ты всем этим увлекаешься, а то, что ты еще я владелец магазина, обслуживающего фермеров. Такие вещи как-то плохо сочетаются.

– По-моему, нет ничего плохого в том, чтобы обслуживать фермеров.

– Я не хотела сказать ничего такого. Просто это… ну как бы, слишком обыденно, что ли.

Сэм сел за стол. Неожиданно он нагнулся и поднял что-то с пола. Что-то маленькое, острое, блестящее.

– Обыденно, – повторил он. – Что ж, может и так. А может все зависит от точки зрения. Например, что это у меня в руке?

– По-моему, гвоздь.

– Точно, Простой гвоздь. Я продаю их фунтами. Сотни фунтов в год. Отец тоже торговал ими. Да, с тех пор как открылся наш магазин, мы, наверное, продали не меньше десяти тонн гвоздей. Любой длины, размера, простые, обычные гвозди. Но ничего, обыденного ни в одном из них нет. Если хорошенько подумать. Потому что каждый гвоздь служит определенной цели. Постоянной, важной цели. Ты знаешь, что не меньше половины деревянных домов в Фервилле держатся на гвоздях, которые мы продали а свое время? Наверное, это глупо, но часто, когда я прохожу мимо них, мне кажется, будто я помог построить эти дома. Купленные в моем магазине инструмента обтесали доски, придали им нужную форму. Краска, которой покрыты стены, кисти, укрепленные от ветра двери и ставни – тоже мои, и стекло для окон… – Он виновато улыбнулся и помолчал.

– «Слушайте великого и несравненного знатока», так у меня сейчас получается? Нет, я верю в то, что говорю. В моем деле каждая мелочь имеет свое назначение. Потому что она служит жизненным потребностям людей. Один-единственный гвоздь, вроде этого, выполняет определенную функцию. Вобьешь его в нужном месте и можешь быть уверен, что все будет в порядке, он будет служить и через сотню лет. После того как нас уже не станет, тебя и меня.

Он сразу же пожалел, что произнес эти слова. Но было уже поздно. Улыбка словно стерлась с ее лица.

– Сэм, я очень волнуюсь. Сейчас почти четыре, а Арбогаст все еще не позвонил…

– Позвонит. Еще уйма времени, потерпи немного.

– Я не могу успокоиться! Ты сказал: если он ничего не найдет за двадцать четыре часа, я иду в полицию.

– Так и будет. Но у него еще есть время до девяти. К тому же, может, нам все-таки не придется никуда обращаться. Может, Арбогаст прав.

– Может быть, может быть! Сэм, я хочу знать ТОЧНО! – Все еще хмурясь, она поправила ворот блузки. – Не пытайся отвлечь меня своими душеспасительными речами насчет гвоздей. Все равно видно, что ты так же дергаешься, как и я. Ну скажи, разве я не права?

– Да. Конечно, права. – Он вскочил, взмахнув руками. – Никак не пойму, почему он до сих пор не позвонил? Не так уж много в здешних краях мест, которые нужно проверить. Даже если бы он решил заглянуть в каждый мотель или закусочную, стоящие возле шоссе, во всем округе! Если к обеду он так и не даст о себе знать, я сам пойду к Джуду Чамберсу!

– К кому?

– Джуд Чамберс. Он у нас шериф. Фервилл – центр округа.

– Сэм, я…

В магазине раздался звонок. Сэм сорвался с места, не дожидаясь, пока она закончит говорить. Боб Саммерфилд уже поднял трубку.

– Это тебя, – сказал он Сэму.

Сэм взял у него трубку и бросил взгляд через плечо. Лила вышла из комнаты вслед за ним.

– Алло, слушает Лумис.

– Это Арбогаст. Наверное, уже начали беспокоиться?

– Еще бы! Лила и я сидим и ждем твоего звонка. Как успехи?

Короткая, почти незаметная пауза. Потом: «Пока никак».

– Пока? Где же ты был весь день?

– Легче сказать, где я не был. Я прочесал здешние места. В настоящий момент нахожусь в Парнассе.

– Но это на самой границе округа, верно? А как насчет шоссе?

– Я проехал его из конца в конец. Но, по-моему, возвратиться можно и по другой дороге, так ведь?

– Да, точно. Старое шоссе – теперь это местная дорога. Но там абсолютно ничего нет. Даже заправочной станции.

– А вот парень в ресторанчике, откуда я звоню, говорит, что там до сих пор стоит мотель.

– Ох, а ведь точно, есть такой. Старый мотель Бейтса. Я и не знал, что он до сих пор открыт. Навряд ли ты найдешь там что-нибудь.

– Что ж, остаются еще другие места. Так или иначе, я возвращаюсь этим путем, загляну туда на всякий случай. Как там у вас?

– Нормально.

– А девушка?

Сэм понизил голос:

– Она хочет, чтобы я немедленно сообщил в полицию. И по-моему, она права. После того что ты сказал мне, я уверен в этом.

– Подождешь до моего приезда?

– Как долго это займет?

– Возможно, час. Если только не найду что-нибудь в мотеле. – Арбогаст замялся. – Слушай, мы ведь договорились. И я своего слова не нарушу. От вас требуется только одно: подождите, пока я не приеду в город. И мы вместе отправимся в полицию. Со мной вам намного легче будет добиться, чтобы они взялись за дело как следует. Знаешь, как это бывает с провинциальными служителями закона. Как только ты скажешь, что нужно объявить розыск, начнется паника.

– Мы даем тебе час, – произнес Сэм. – Найдешь нас здесь, в магазине.

Он повесил трубку и повернулся к девушке.

– Что он сказал? – спросила Лила. – Никаких следов, да?

– В общем, да, но он не закончил. Есть еще одно место…

– Всего одно место?

– Только не говори это таким тоном, Лила. Может быть, там он услышит что-нибудь важное. А если нет, он приедет сюда через час. И мы все вместе пойдем к шерифу. Ты ведь слышала, что я сказал ему.

– Хорошо, подождем. Еще час, как ты сказал.

Казалось, этот час никогда не кончится. Сэм был почти рад, когда магазин, как это обычно бывает по субботним вечерам, заполнила толпа и у него появился предлог, чтобы уйти из комнаты и помочь справиться с потоком покупателей. Он больше не мог заставлять себя вести светскую беседу, не мог притворяться спокойным и веселым. Перед ней, и перед самим собой.

Потому что теперь он сам начал испытывать это чувство.

Что-то случилось.

Что-то случилось с Мери.

Что-то…

– Сэм!

Выбив чек, он оторвался от кассового автомата; это был голос Лилы. Она вышла из комнаты и стояла перед ним, указывая на свои ручные часики.

– Сэм, час прошел!

– Я знаю. Дадим ему еще пару минут, хорошо? Все равно я должен буду сначала закрыть магазин.

– Ладно. Еще несколько минут, но не больше. Ну пожалуйста, Сэм! Если бы ты знал, что я сейчас чувствую…

– Знаю. Уж поверь. – Он сжал ее руку, выдавил из себя улыбку. – Не волнуйся, он появится с минуты на минуту.

Но Арбогаст не появился.

Сэм вместе с Саммерфилдом проводили последнего покупателя в пять тридцать. Сэм проверил книгу учета. Боб накрыл товары от пыли.

Арбогаста все еще не было.

Саммерфилд выключил свет, собираясь уходить. Сэм вытащил ключ.

Арбогаста нет.

– Ну все, – сказала Лила. – Идем. Если ты не пойдешь прямо сейчас, я са…

– Слышишь? – произнес Сэм. – Это телефон. А через несколько секунд: «Алло?»

– Это Арбогаст.

– Ну где же ты? Обещал…

– Неважно, что я обещал. – Голос сыщика звучал приглушенно, он явно спешил. – Я в том мотеле, у меня всего минута. Хотел объяснить, почему не приехал. Слушай, я напал на след. Твоя подружка была здесь, это точно. Ночью, в прошлую субботу.

– Мери? Ты уверен?

– Да, абсолютно. Я просмотрел книгу регистрации, сравнил почерк. Конечно, она подписалась чужим именем, Джейн Вилсон, и придумала адрес. Мне потребуется судебное решение, чтобы снять копию, если нужны будут доказательства.

– Что еще ты там нашел?

– Совпадает описание машины, да и самой девушки. Владелец мотеля все мне выложил.

– Как ты ухитрился столько узнать?

– Предъявил свое удостоверение, наплел что-то насчет угнанной машины. Он так и задергался. Этот парень здорово похож на чокнутого. Норман Бейтс, так его зовут. Знаешь его?

– Нет, боюсь, что нет.

– Говорит, что девушка подъехала к мотелю в субботу, около шести. Заплатила вперед. Ночь была пасмурная, дождь, кроме нее никто не заехал. Уверяет, что она уехала ранним утром, прежде чем он вышел из дому, чтобы начать работу. Живет вдвоем с матерью за мотелем.

– Как думаешь, он правду говорит?

– Пока не знаю.

– Что это значит?

– Ну, я его немного прижал, когда допытывался насчет машины и так далее. А он проговорился, что пригласил девушку к себе домой на ужин. Уверяет, что больше ничего не было и мать может подтвердить его слова.

– Ты разговаривал с ней?

– Еще нет, но обязательно сделаю это. Она в доме, в своей комнате. Парень начал заливать мне, будто она так больна, что никого не может видеть, но я, когда въезжал к ним, заметил старушку в окне спальни, и она одарила меня взглядом. Так что я сказал ему, что собираюсь немного поболтать с пожилой леди, нравится это ему или нет.

– Но у тебя нет права…

– Слушай, ты хочешь, чтобы я все выяснил насчет твоей подружки, или нет? А этот парень, кажется, и не слыхал ничего про ордер на обыск и прочие формальности. Так вот, он, пыхтя, помчался к дому сказать мамаше, чтобы она оделась. А я решил быстренько позвонить вам, пока его нет. Так что подождите немного, пока я здесь не закончу. Ага, вот он возвращается. Ладно, увидимся позже.

Щелчок, потом раздались гудки. Сэм повесил трубку. Повернулся к Лиле и изложил содержание разговора.

– Теперь стало полегче?

– Да. Вот если бы только знать…

– Узнаем, и очень скоро. Сейчас нам остается одно: терпеливо ждать.

9

В субботу вечером Норман брился. Он брился раз в неделю, всегда по субботам.

Норман не любил бриться – из-за зеркала. В зеркале все время извивались волнистые линии. Почему-то в каждом зеркале были эти странные линии, от которых болели глаза.

А может быть, все дело в том, что у него плохие глаза. Да, точно; он ведь помнил, как любил смотреть в зеркало, когда был маленьким. Любил стоять перед зеркалом без одежды. Однажды его поймала за этим Мама и ударила по виску головной щеткой с серебряной ручкой. Ударила больно, очень больно. Мама сказала, что так делать нельзя, нельзя смотреть на себя, когда ты голый.

Он до сих пор не забыл, как было больно, как потом болела голова. С этого дня голова начинала болеть каждый раз, как он смотрел в зеркало. В конце концов Мама повела его к доктору, и доктор сказал, что Норман нуждается в очках. Они действительно помогли, но все равно, когда он смотрел в зеркало, он начинал плохо видеть. Поэтому он обычно просто старался не делать этого без особой надобности. Но ведь Мама была права. Нельзя, противно смотреть на себя обнаженного, беззащитного, словно черепаха без панциря; рассматривать складки рыхлого жира, короткие безволосые руки, нависший живот и под ним…

Когда так рассматриваешь себя, хочется стать кем-нибудь другим. Стройным, высоким и красивым, вроде дяди Джо Консидайна. «Посмотри-ка на нашего дядю Джо: вот это видный мужчина!» – постоянно твердила Мама.

Что ж, это была правда, и никуда тут не денешься. Пускай он был видным мужчиной; Норман все равно ненавидел дядю Джо Консидайна. Как ему хотелось, чтобы Мама не заставляла называть его «дядя Джо». Потому что никаким он дядей не был, просто друг, то и дело навещавший Маму. Он надоумил ее построить мотель, когда Мама продала ферму с землей.

Странно. Мама всегда ругала мужчин и, конечно, «твоего-папу-который-сбежал-от-меня», а вот дядя Джо Консидайн просто сводил ее с ума. Дядя Джо мог заставить ее сделать все, что угодно. Хорошо бы уметь вот так, хорошо бы стать таким же видным мужчиной.

НЕТ, НИЧЕГО ХОРОШЕГО! Потому что дядя Джо был мертвецом.

Осторожно водя бритвой по коже, Норман растерянно моргнул, и отражение в зеркале тоже моргнуло. Странно, как же он мог забыть? Да с тех пор уже, наверное, двадцать лет прошло. Конечно, время – понятие относительное. Так сказал Эйнштейн, но до него это знали еще древние мыслители, а в нынешнее время многие мистики, вроде Алейстера Кроули и Успенского. Норман читал их книжки, а некоторые даже были в его библиотеке. Мама не одобряла этого, утверждала, что они выступают против религии, но дело было в другом. Просто когда он читал книжки, он уже не бьет ее маленьким мальчиком. Он становился взрослым мужчиной, человеком, который познавал тайны пространства и времени и овладевал таинствами бытия и разных измерений.

Он словно одновременно был двумя разными людьми: ребенком и взрослым. Стоило подумать о Маме, и Норман становился маленьким мальчиком, говорил и думал как ребенок, по-детски реагировал на все. Но когда он оставался сам с собой, – ну не совсем так, когда он держал в руках книгу, – он превращался во взрослого мужчину с развитым интеллектом. Достаточно развитым, чтобы осознать, что он может страдать легкой формой шизофрении, а скорее всего каким-то видом невроза.

Разумеется, не очень-то нормальное положение. Быть Маминым маленьким мальчиком не очень-то просто. С другой стороны, до тех пор пока он сознает существующую опасность, он может справляться с ней. А также с Мамой. Ей просто повезло, что он знает, когда нужно снова стать взрослым, и, что бы она ни говорила, он разбирается не только в психологии, но и в парапсихологии.

Да, ей просто повезло, повезло, когда умер дядя Джо Консидайн, и снова, на прошлой неделе, когда появилась эта девушка. Если бы он не вел себя как взрослый мужчина, сейчас бы Маму ожидали серьезные неприятности.

Норман потрогал бритву. Острое лезвие, очень острое. Надо быть осторожным, чтобы не порезаться. Правильно, и еще надо не забыть спрятать ее, когда он побреется, запереть в таком месте, куда не сможет проникнуть Мама. Опасно оставлять на виду у Мамы такие острые предметы. Вот почему готовил в основном он, Норман, и тарелки тоже мыл он. Мама до сих пор любила убираться в доме – ее собственная комната всегда была идеально чистой, – но на кухне всегда управлялся Норман. Нет, открыто Норман ничего ей не сказал, просто взял на себя новую работу.

Мама тоже ни разу не заговаривала об этом, и слава Богу. С тех пор как приехала девушка, с прошлой субботы, минула целая неделя, и они ни разу даже не заикнулись о том, что произошло тогда. Такой разговор только расстроил и растревожил бы их обоих. Мама наверняка чувствовала это: кажется, она намеренно избегала его, большую часть времени просто отдыхал? у себя в комнате и почти не общалась с ним. Может быть, Маму мучила совесть.

Так оно и должно быть. Мама – чудовище. Пусть даже ты не вполне нормальный, это ясно каждому. Мама должна страдать по-настоящему.

Возможно, ей помогла бы исповедь, но Норман все же был рад, что она не заговаривала с ним. Потому что он тоже страдал. Но не от угрызений совести – от страха.

Всю неделю он боялся, что все раскроется. Каждый раз, когда к ним въезжала машина, у него едва не разрывалось сердце. Даже когда мимо дома по старому шоссе просто кто-то проезжал, по телу пробегала нервная дрожь.

Конечно, в прошлую субботу он хорошенько все убрал там, на краю трясины. Он приехал на своей машине, нагрузил прицеп дровами; когда он закончил работу, в этом месте не оставалось ничего, что могло бы вызвать подозрения. Ее сережку он тоже отправил в трясину. Вторая так и не нашлась. Можно было чувствовать себя в безопасности.

Но в среду ночью, когда на шоссе показалась патрульная машина и остановилась возле дома, он едва не потерял сознание. Полицейский просто хотел позвонить от них. Потом Норман сам признал, что выглядел потешно, но в тот момент ему было не до смеха.

Мама сидела возле окна в своей спальне; полицейский не заметил ее, и слава Богу. За прошлую неделю она что-то часто подходила к окну. Может быть, тоже боялась. Норман пробовал говорить, что лучше ей не показываться людям, но не смог заставить себя объяснить почему. По той же причине он не мог растолковать Маме, почему ей нельзя заходить в мотель и помогать ему. Норман просто следил, чтобы она этого не делала. Ее место в доме, нельзя пускать Маму к незнакомым людям – теперь уж никак нельзя. К тому же, чем меньше они знали о ней, тем лучше. Как только он мог рассказать этой девушке…

Норман закончил бриться и снова тщательно вымыл руки. Он обратил внимание на то, что испытывал возросшее чувство брезгливости, особенно в течение прошлой недели. Ощущение вины. Прямо леди Макбет! Шекспир хорошо разбирался в психологии. «Интересно, разбирался ли он еще кое в чем, – подумал Норман. – Например, призрак отца Гамлета; может быть, и он был посвящен…»

Теперь не время думать об этом. Надо спуститься к мотелю и открыть его.

В течение прошлой недели было некоторое оживление. За ночь бывало занято три-четыре номера, не больше; это хорошо. Потому что Норману не пришлось пускать посетителей в комнату шесть. Комната шесть, где тогда остановилась девушка. «Надеюсь, никто никогда больше не войдет в ту комнату». Норман навсегда покончил с постыдными занятиями: подглядыванием и тому подобными извращениями. Они и привели к трагедии. Если бы он тогда не начал подглядывать, если бы он не напился…

«Ладно, что ж тут горевать над пролитым молоком; прошлого не переделаешь. Даже если пролилось не молоко, а…»

Норман вытер руки, быстро отвернулся от зеркала. Забыть о том, что было; не надо тревожить мертвецов. Сейчас все хорошо. Мама ведет себя как надо, он ведет себя как надо, они вместе, как и раньше. Целая неделя прошла без каких-либо неприятностей, гак будет и дальше. Особенно если он не отступит от своей твердой решимости вести себя как взрослый, а не как ребенок, не как МАМЕНЬКИН СЫНОК. А в этом он не отступит ни на шаг; так он обещал себе раз я навсегда.

Норман затянул узел галстука и вышел из спальня. Мама была в своей комнате, снова сидела возле окна. Сказать ей или не стоит? Нет, лучше не надо. Может начаться спор, а он пока еще не готов к этому. Пусть сидит и смотрит, если ей так нравится. Бедная больная пожилая леди, прикованная к своей комнате. Пусть видит мир хотя бы из окна.

Сейчас, конечно, он думал, как ребенок. Но Норман бьет готов на такой компромисс; лишь бы он продолжал вести себя как здравомыслящий мужчина и не забывал запирать все двери, когда покидал дом.

Всю прошлую неделю он запирал их, я это дало ему новое ощущение – ощущение защищенности от любых неприятностей. Он отобрал у Мамы ключи от дома и мотеля. Покидая дом, он знал, что она никак не сможет выбраться из своей комнаты. Она могла ничего не бояться, сидя в доме, а он – работая в мотеле. Пока он соблюдает все предосторожности, повторения того, что случилось на прошлой неделе, не будет. Он ведь делает это для ее же блага. Лучше сидеть взаперти дома, чем в психбольнице.

Норман пошел вниз по дорожке, зашел за угол и добрался до своей конторы как раз в тот момент, когда подъехал грузовик, раз в неделю развозящий чистое белье. Он уже все приготовил. Принял свежую смену и отдал в стирку грязное белье. Теперь они брали не только полотенца, но и простыни с наволочками. Очень удобно. В нынешние времена содержать мотель стало проще простого.

Когда грузовик уехал, Норман принялся за уборку четвертого номера – какой-то коммивояжер из Иллинойса заехал рано утром. Оставил после себя беспорядок, как обычно. Окурки на краю раковины, журнал на полу возле унитаза. Одно из этих научно-фантастических изданий. Норман, хихикая, подобрал его. Научная фантастика! Если бы они только знали…

Но, конечно, никто не знал. И никогда не узнают, нельзя, чтобы это узнали. Надо соблюдать все предосторожности насчет Мамы, и никакого риска не будет. Он должен охранять ее от людей, а людей – от нее. То, что случилось на прошлой неделе, подтвердило это. Теперь он всегда будет очень внимательным к осторожным. Так будет лучше для всех.

Норман направился в контору, оставил там лишнее белье. В каждом номере он уже все сменил. Все готово к приему гостей, если таковые появятся.

Но до четырех часов никто не появился. Он сидел за столом и смотрел на дорогу, так что под конец весь извертелся от скуки. Чуть было не решился немножко выпить, но потом вспомнил, что твердо обещал себе после того дня – ни капли спиртного. Когда что-то случалось, не обходилось без спиртного. Он не мог себе позволить выпить, даже совсем капельку. Спиртное убило дядю Джо Консидайна. Спиртное привело – косвенно – к гибели девушки. Поэтому с того самого дня он стал трезвенником Но выпить бы сейчас совсем не помешало. Всего одну…

Норман все еще колебался, когда по дорожке прошуршали шины. Номерной знак Алабамы. Супружеская пара средних лет. Они вышли из машины, подошли к конторе. Мужчина был лысым, носил толстые очки в темной оправе. Женщина – очень полная, вся покрыта потом. Норман показал им номер первый, на противоположном конце здания; десять долларов за двоих. Женщина визгливым жеманным голосом пожаловалась на духоту, но, кажется, успокоилась, когда Норман включил вентилятор. Мужчина притащил чемоданы и расписался в книге регистрации. Мистер и миссис Герман Притцлер, Бирмингем, Алабама. Это были обычные туристы, с ними не будет никаких проблем.

Норман снова сел, машинально листая страницы подобранного в номере научно-фантастического журнала. Был полумрак; теперь уже, наверное, около пяти. Он включил лампу.

На дорожке показалась еще одна машина; кроме сидящего за рулем, в ней никого не было. Наверное, еще один коммивояжер. Зеленый «бьюик», техасский номерной знак.

«ТЕХАССКИЙ НОМЕРНОЙ ЗНАК! Та девушка, Джейн Вилсон, тоже приехала из Техаса!»

Норман резко встал и подошел к стойке. Он увидел, как человек вышел из машины, услышал, как шуршит гравий под его ногами; ритм приближающихся шагов эхом отдавался в сердце.

«ПРОСТО СОВПАДЕНИЕ, – сказал он себе. – КАЖДЫЙ ДЕНЬ К НАМ ПРИЕЗЖАЮТ ИЗ ТЕХАСА. АЛАБАМА ВЕДЬ ЕЩЕ ДАЛЬШЕ ОТСЮДА».

Мужчина вошел в мотель. Высокий, тощий; на голове серая шляпа-стетсон, с широкими полями, закрывающими верхнюю часть лица. Несмотря на густую щетину, видно, что лицо покрыто загаром.

– Добрый вечер, – произнес он, почти не растягивая слова на техасский манер.

– Добрый вечер. – Норман, наполовину скрытый стойкой, в замешательстве переступил с ноги на ногу.

– Вы хозяин?

– Да, я. Хотите снять комнату?

– В общем, нет. Мне надо выяснить кое-что.

– Буду рад помочь, если смогу. Что вы хотите знать?

– Я пытаюсь разыскать девушку.

Норман конвульсивно сжал пальцы. Он не чувствовал их, они онемели. Он весь онемел, с ног до головы. Биение сердца больше не отдавалось в ушах, – кажется, оно вообще перестало биться. Стало очень тихо. Если он закричит, все пропало.

– Ее зовут Крейн, – продолжал мужчина, – Мери Крейн. Из Техаса, Форт-Ворс. Я хотел бы знать, не зарегистрировалась ли она у вас.

Норману больше не хотелось кричать. Ему хотелось громко смеяться. Он почувствовал, как снова забилось сердце. Отвечать было легко.

– Нет, – сказал он. – У нас никто с таким именем не останавливался.

– Уверены в этом?

– Конечно. В нынешние времена дела идут не очень-то бойко, мало народа. У меня хорошая память на постояльцев.

– Эта девушка могла появиться здесь примерно неделю назад. Скажем, в прошлую субботу, ночью, или в воскресенье.

– За прошлый уикэнд никто не останавливался. У нас тут погода была пасмурной.

– Вы уверены? Это девушка или, точнее, женщина примерно двадцати семи лет. Рост – метр семьдесят, вес – около шестидесяти, темные волосы, голубые глаза. У нее был «плимут», модель 1953 года, голубой, с помятым левым передним крылом. Номер машины…

Норман уже не слушал. Зачем он сказал, что в субботу никого не было? Этот человек описывал ту самую девушку, он все о ней знал. Ну и что? Как он докажет, что девушка была здесь, если Норман отрицает это? Теперь уж не остается ничего другого, как все отрицать.

– Нет, боюсь, что ничем не смогу вам помочь.

– Неужели это описание не подходит ни к одной из женщин, останавливавшихся в мотеле в течение прошлой недели? Вполне возможно, что она зарегистрировалась под чужим именем. Может быть, если вы разрешите мне на минуту заглянуть в книгу регистрации…

Норман опустил руку на тяжелый том и покачал головой.

– Мне очень жаль, мистер, – произнес он. – Я не могу разрешить вам такого.

– Может быть, это заставит вас передумать.

Мужчина засунул руку во внутренний карман пальто, и Норман успел подумать: «Интересно, предложит он мне сейчас деньги?» Мужчина извлек бумажник, но не стал вытаскивать оттуда банкноты. Вместо этого он раскрыл его и положил на стойку так, чтобы Норман мог прочитать, что написано на карточке.

– Милтон Арбогаст, – произнес мужчина. – Занимаюсь проведением расследований для компании «Пэрити Мьючиал».

– Вы детектив?

Мужчина коротко кивнул.

– И сюда пришел по важному делу, мистер…

– Норман Бейтс.

– Мистер Бейтс. Компании нужно, чтобы я узнал местопребывание этой девушки, и мне очень хотелось бы надеяться на вашу помощь. Конечно, если вы не разрешите мне просмотреть вашу книгу, я должен буду обратиться к местным представителям власти. Да вы, наверное, сами, знаете, как это делается.