Текст книги "Философы Древней Греции"

Наконец, в «Федоне» Платон описывает Сократа в последний день его жизни, беседующего с друзьями, которые пришли повидать его в тюрьме, о природе человеческой души и об очевидности ее бессмертия. Спокойный, критичный и дружелюбный, Сократ объяснял своим друзьям, как он пришел к пониманию того, что человеческая душа ценнее и сложнее, чем думают о ней поэты, ученые и практики. И он рассказал друзьям, почему он нашел основания надеяться на то, что душа, которая способна познать вечные истины и отразить в себе образ идеала, будет бессмертна. Как и доказательство Сократа, что люди в своем поведении должны руководствоваться уважением к справедливости, не полностью убедившее его друзей, эти абстрактные доводы, которые Сократ настойчиво просит друзей рассмотреть и критиковать, могут не убедить читателя, но диалог Платона убеждает каждого читателя, что Сократ бессмертен.

Когда солнце начало опускаться к горизонту на западе, Сократ выпил смертельный яд и умер. «Так умер наш друг, наилучший и самый справедливый из всех людей, которых я знал» – вот последняя фраза диалога «Федон». И суд истории, отменив приговор афинского суда, согласился с Платоном.

Платон
Порядок, факт и ценность

Платон – это философия, и философия – это Платон.

Плутарх

Два великих афинских ученых-творца, стараясь ответить и на тот вопрос, который интересовал Фалеса, и на тот, который тревожил Сократа, свели все интуитивные открытия, сделанные до них греками в философии и естественные науках, в две великолепные теоретические системы. Этими учеными были конечно же Платон и Аристотель.

Если основной характеристикой системы Платона может быть какая-то одна идея, то это идея Добра. Этот ценностный принцип в определенном смысле является целью всего философского умственного исследования и создает систему координат для Платоновой новой карты реального мира¹.

На этой карте Платон разместил сделанные до него интуитивные открытия греческой мысли и опробовал полученную систему, применяя ее к различным проблемам и среди них – к тем вопросам, которые побудили его заняться философией: о природе человеческого «я» и об отношении этого «я» к обществу.

Деятельность Платона можно разделить на четыре периода в соответствии с этапами развития и изменения его мысли. Платон перешел от поэзии своих сократовских диалогов к практической деятельности, от практики к теоретизированию, от философского видения мира к точной проверке и критике.

Судьба его идей тоже сложилась интересно. Многие последующие философские разработки, которые имеют определенные общие черты, получили название «платонизм».

Однажды Уайтхед охарактеризовал западную философию как «ряд примечаний к Платону», и эта оценка вряд ли преувеличена. Платон с его даром теоретического видения дал Западу традицию, которая не прервалась до сих пор, и цель, которой Запад так и не достиг².

Говоря о Платоне и Аристотеле, важно получить некоторое представление о тех общих моделях и основных темах, которые дали им возможность увидеть и изобразить все сущее и все знание в их великом разнообразии и сложности как одно упорядоченное целое. Дать это представление в сжатом виде трудно, и при этом остается слишком мало места для иллюстративных примеров, но, к счастью, и Платон и Аристотель взяли за точку отсчета ту историю философии, которую мы только что проследили, и, возможно, в предыдущих главах встречаются некоторые оценки, примеры и предположения, которые имеют отношение к Платоновой идее-форме и Аристотелеву понятию причинно-следственной связи.

После Сократа в афинской философии начались путаница и хаос. Сократ показал, что наука, послужившая источником для применявшейся раньше модели абстрактного теоретического мышления, не могла учесть составляющие человеческой жизни – связанные с понятием ценности, – которые играют в ней такую важную роль. Горгий и другие софисты показали, что теоретическая философия, по свидетельству самих же философов, приводит к противоречивым взаимоисключающим выводам и даже не способна дать такое описание мира фактов – своего предмета изучения, где бы последовательно проводился какой-то один принцип. Проблемы, накопившиеся за три века исследований и споров, никак не складывались в единую четкую и заслуживающую доверия схему. Даже имея перед собой мощнейший по силе пример – жизнь Сократа, философы испытывали искушение заменить философию какой-либо другой отраслью знания – риторикой, медициной или физикой – либо ограничиться исследованиями в области логики или этики. В этих узкоспециальных областях перед ними не вставала непосильная задача попытаться дать полный системный ответ на изучаемый вопрос.

Для синтеза старых идей и новых проблем был нужен гений – человек, который обладал бы тонкостью чувств поэта и способностью точно оценивать абстрактные построения, которая есть у математиков. Но тонкости чувств и дара точной оценки было недостаточно. Они одни могли бы породить лишь туманные восторги. В придачу к ним было необходимо безошибочное чувство совместимости и формы, способность увидеть, каким образом складываются друг с другом самые несоединимые компоненты. Гений Платона в такой окружающей среде, как Афины, отвечал всем этим требованиям и спас теоретическую философию от угрозы испытать пренебрежение, увязнуть в мелочах и банальностях или быть отвергнутой.

Стать философом Платона побудила казнь Сократа. Платон, в то время молодой аристократ, собирался быть политиком. Он отказался от этих честолюбивых планов и создал свои сократовские диалоги – серию блестяще написанных вымышленных разговоров и речей, где центральным действующим лицом является Сократ. Целей у Платона при этом было две: во-первых, защитить Сократа от приговора афинского суда и, во-вторых, продолжить дело Сократа – ставить вопросы, когда афинские политики надеялись, что прекратили это.

О жизни Платона до того, как ему исполнилось двадцать три года, мы знаем очень мало. Он был родом из семьи, уже давно занимавшей высокое положение в Афинах. Сократ был другом этой семьи, и Платон с детства был знаком с Сократом и восхищался им, хотя, вероятно, формально Сократ не был ни его учителем, ни его воспитателем. Отчим Платона, Пириламп, активно участвовал в политической жизни Афин в то время, когда там правил Перикл; два его других родственника, Критий и Хармид, возглавляли мощную консервативную политическую партию. Поэтому вполне естественно, что в юности Платон не мог представить себя в будущем никем, кроме политика. Это согласуется и с тем, как он описывает себя в «Седьмом письме». Рассказ о том, что у него была большая мечта писать стихи, трудно проверить, но, учитывая литературный талант Платона, это вполне может быть правдой. Он не обязательно должен был считать эти две цели несовместимыми.

Первая попытка Платона принять активное участие в политической жизни Афин относится к тому времени, когда закончилась Пелопоннесская война и Совет Тридцати установил свою диктатуру. Критий был главой этого совета, а Хармид членом, и молодой Платон получил приглашение стать одним из Тридцати. Но он решил немного подождать и посмотреть, что они будут делать, и отказался войти в этот совет, когда увидел, что из-за несправедливости и беззакония диктаторов годы войны кажутся людям счастливым временем. Когда Анит со своей демократической группой вернулся к власти, Платон посчитал это время подходящим для того, чтобы начать ту карьеру, о которой мечтал. Хотя Платон и был аристократом, он не был сторонником тех крайних идей, которых придерживалась антидемократическая группа; так что, когда Анит пришел к власти, Платон вполне мог надеяться, что может быть полезен в деле восстановления политического единства Афин.

Но как раз в это время Анит, напуганный той свободой, с которой Сократ высказывал свои взгляды, сфабриковал ложные обвинения, которые привели под суд и на казнь того, кто был для Платона горячо любимым старшим другом, и Платон снова отложил на будущее свои честолюбивые замыслы. Он был разочарован, возмущен и оскорблен, когда обнаружил, что в демократических Афинах так же, как в Афинах олигархических, несправедливость неразлучна с властью³. Является это необходимым следствием, вытекающим из самой природы общества, или может существовать общественный строй, при котором такой человек, как Сократ, был бы оценен по достоинству и люди уважали бы правосудие, – об этом Платон не переставал думать и писать все годы своей философской деятельности. Но независимо от того, как отвечала на этот вопрос теория, реальная политическая практика его времени убедила Платона, что он не может быть политиком, и больше он никогда не пытался сделать управление государством своей профессией⁴.

Видимо, сразу после казни Сократа Платон уехал из Афин и короткое время жил в Мегаре; тогда же он начал писать свои сократовские диалоги. Он был глубоко убежден, что Сократ был прав – прав относительно внутренней ценности справедливости, прав относительно важности вопросов, которые он ставил, прав в том, что людей необходимо заставить остановиться и серьезно задуматься над тем, кто они такие и куда они идут. Платон не хотел допустить, чтобы афиняне добились успеха и заставили Сократа замолчать, казнив его; Платон хотел доказать, что Сократ был, как тот сам говорил, благодетелем общества, а не преступником.

Эти воображаемые беседы – классические образцы литературно-философской драмы. Хороший пример этого – спор о природе умеренности в диалоге «Хармид»⁵. Сократ встречает Крития и Хармида и устраивает им допрос на эту тему. Оба не отличаются умеренностью, но каждый из них думает, что знает, что это такое. Предполагается, что читатель тоже убежден, что знает это, и что он соглашается по очереди с каждым. Сократ, с его страстью к выяснению истины через вопросы, показывает и читателю, и персонажам диалога, что очевидные понятия, которые они признают истинными, определены нечетко и не годятся для отстаивания в споре. В конце беседы Критий и Хармид действительно становятся, хотя лишь на время, более умеренными и мудрыми. В конце диалога они уходят от Сократа. А читатель знает из афинской истории, что эти двое организовали режим Тридцати с его разнузданным террором. Более яркой и драматичной картины взаимодействия идей, характеров и поступков нельзя себе представить.

Когда Платон сумел воссоздать в своих сочинениях сократовскую страсть к выяснению истины путем расспросов, он написал и литературный портрет Сократа, где подчеркнул то, о чем говорилось в предыдущей главе: жизнь самого Сократа доказала истинность его высказывания о том, что иногда люди поступают так, а не иначе, потому что следуют своим идеалам. Созданное Платоном описание суда над Сократом, времени, проведенного Сократом в тюрьме, и его последней беседы с друзьями в день казни показывает, что Сократ последовательно действовал согласно своим принципам: как справедливый человек, он не шел ни на какой компромисс, когда нужно было делать то, что он считал правильным. Поскольку некоторые афиняне, в том числе друг Сократа Ксенофон, не поняли, почему он так упрямо отказывался идти на компромисс с правительством, Платон поставил себе задачу разъяснить им это⁶.

У этих ранних диалогов Платона широкий круг персонажей и тем: Сократ разговаривает не только с политиками, но и с ведущими софистами того времени, с религиозным фанатиком, с мальчиками, с вышколенным по части светских манер, но пустоголовым юнцом, который только что закончил учебу у мастера-софиста Горгия, и со многими другими. Их дискуссии переходят от критики Гомера к теории языка и дальше к более распространенным темам мужества, мудрости, умеренности и определения человеческого совершенства в общем смысле слова⁷.

Эти диалоги зачаровывают своих читателей с тех пор, как были написаны. Эти образцы редко встречающегося сочетания красоты стиля и формы с дерзостью содержания постоянно кто-нибудь переписывал, переводил, комментировал и многие читали.

То, что Платон, выбирая форму для своих философских работ, остановился на диалоге, было гениально.

Как мы уже видели, на ранних этапах развития философии не было всеобщей договоренности о том, чтобы выражать свой взгляд на мир в той, а не иной литературной форме. Какую форму выбирал философ – эпическую поэму, короткое изречение или чертеж, – зависело, видимо, от того, какой аспект реальности он считал наиболее важным. Одновременно философы осмысливали изучаемое в таких объективных терминах, что Сократ мог обвинить их в том, что они забывали учитывать себя самих⁸. Ведь если реальность – это единая система, внутри которой находятся связанные между собой природа и человек, то философия и в форме и в содержании должна соблюдать «правильное расстояние» или «правильный баланс» между безличным внешним миром и индивидуальной реакцией наблюдателя на него.

По сравнению с работами самых первых философов диалоги Платона представляют собой новое слово в аргументации, доказательствах и объективности. В них нет присущего лекциям и книгам по технике бесстрастия, когда акцент сознательно делается только на излагаемой теме, а интересы людей, особенности их характеров, побудительные мотивы слушателей и сам автор оказываются вне поля зрения. В наше время в Америке все более широкое использование дискуссионных методов в преподавании и постоянное изучение работ Платона в качестве книг для чтения по философии, которое теперь начинается еще на уровне колледжа и продолжается в высшей школе, могут быть признаками того, что наше собственное представление о философии движется назад к какой-то более субъективной форме – от лекции снова к диалогу, в ходе которого мы все участвуем в поиске истины⁹.

Платон в своих диалогах – один из величайших писателей всех времен, а как изобретатель для своей Академии – первого в истории университета и новой организационной структуры – он один из великих первооткрывателей в образовании. Его вдохновляли несколько причин сразу: восхищение пифагорейской наукой, новая в то время идея, что, возможно, под «науку об обществе» можно подвести прочное основание, и понимание того, что если надо улучшать человеческое общество, то необходима какая-то организация для ведения исследований. Влияние его деятельности было огромным: каждый колледж, университет и научно-исследовательское учреждение на Западе – прямой потомок Академии Платона.

В возрасте чуть меньше сорока лет Платон снова покинул Афины и отправился в поездку в западную часть греческого мира. Он хотел побывать в двух городах – Таренте, который находился в Южной Италии, и Сиракузах на Сицилии (Египет уже почти потерял привлекательность как центр учености). Тарент остался центром пифагорейства. Политические перевороты, уничтожившие Пифагорейское братство, не затронули ни этот город, ни соседние с ним местности. Выборным главой Тарента был тогда Архит, пифагореец, который проделал большую работу в чистой математике и выполнил ее блестяще, имел очень четкое представление о том, как можно применить математику к этике и общественному строю, и был широко известен как ученый и как государственый деятель. Он казался Платону как раз таким человеком, с которым хотелось встретиться¹⁰.

И Платон не был разочарован. Поездка в Тарент дала молодому писателю и философу так много, как он надеялся: он на долгие годы стал другом Архита и в результате встречи с ним яснее понял, каким должно быть то учебное заведение нового типа, которое он надеялся основать по возвращении в Афины.

В Сиракузах вышло иначе. Под властью сменявших друг друга диктаторов жители этого города достигли невероятно высокого уровня жизни. Правители Сиракуз несколько раз подряд победили карфагенян и собрали при своем дворе лучших поэтов, скульпторов и ремесленников. Во времена Платона, при Дионисии Первом, Сиракузы были наверху своей славы, и Платона манили туда рассказы об этой великолепной столице, которая была одновременно ведущим культурным центром Запада и примером диктатуры в ее наилучшей и наиболее успешной форме¹¹. До нас дошел рассказ, причем более ранний и более достоверный, чем большинство подобных рассказов, в котором говорится, будто бы Платону настолько не понравились роскошь и бесцельность придворной жизни и он так резко высказался по этому поводу, что Дионисий Первый в порыве гнева, нарушив и правила хорошего тона, и закон гостеприимства, отправил Платона на корабле в Эгину и приказал продать там в рабство. К счастью, там оказался друг Платона, который заплатил за него выкуп, и философ, как и планировал, вернулся в Афины. Этот рассказ может быть преувеличением, но нет никакого сомнения в том, что Платон считал аппарат шпионов и тайную полицию признаками болезни того государства, которое их имеет, и полагал, что при дворе сиракузского правителя царят упадок и вырождение, а самого правителя счел параноиком и пришел к выводу, что «только сумасшедший может выбрать себе жизнь тирана»¹².

Мы, вероятно, правы, думая, что Платон вспоминал об Архите, когда позже писал о том, что правители должны быть философами; и, несомненно, он имел в виду Дионисия, когда сочинял свое полное убийственно едкой критики описание тоталитарного государства, порабощенного обезумевшим от власти диктатором¹³.

Вернувшись в Афины, Платон основал свою Академию. Это был новый тип школы – исследовательский и образовательный центр на уровне высшего учебного заведения. Хотя Архит в какой-то мере вдохновил его на это, Платон не собирался вслед за ним сводить все знания к математике: Сократ убедил Платона, что другие вопросы и методы тоже важны. Однако Платон искал способ выполнить программу Сократа – применять ум к этическим и политическим делам людей, и предположение Архита, что математика может служить моделью для науки об обществе, показалось ему привлекательным. Если бы можно было описать политические проблемы языком того объективного, четкого и точного дедуктивного анализа, каким оперирует геометрия, то, вероятно, можно было бы обнаружить ложные выводы и неоднозначности, которые лежат в основе этих проблем. Возможно, как раз этим путем удалось бы выработать разумную политическую линию вместо того шатания из стороны в сторону, которое происходило во времена Платона, когда решения в политике принимались на основе догадки или каприза.

Платон был убежден, что разработать новую науку о человеке можно, хотя и трудно. Чтобы сделать это, обществу было нужно какое-то объединение ученых, работающих вместе. В Пифагорейском братстве уже тогда признавали, что самым одаренным его членам необходимо образование выше начального и даже среднего уровня. Специалисты-медики уже какое-то время до Платона получали дополнительное образование повышенного типа, и, кроме того, необходимость такого сообщества естественным образом вытекала из того поиска новых видов компетентности, который вел

Сократ. Но во времена Платона эта идея все же не была признана всеми. Считалось само собой разумеющимся, что учебой для молодых людей должно являться реальное участие в торговых делах и политике. В ситуации, когда общество считало, что смелый замысел Платона бесполезен, не нужен и, вероятнее всего, неосуществим, Платону понадобились и большая сила, и дар убеждения, чтобы реализовать свой план создания Академии¹⁴.

Конечно, идея такой школы имела предысторию в более раннем прошлом Греции. От неформальных групп учеников при учителях в древнем Милете к общей этической и религиозной жизни пифагорейцев и дальше к афинской исследовательской группе Архелая развивалась традиция организованных групп, участники которых работали вместе над математическими и естественнонаучными проблемами. Сократ с его кружком друзей и софисты с их классами учеников расширили область применения этой практики, перенеся ее в философию и право. Но именно Платон первым ясно осознал, что исследования, необходимые для дальнейшего прогресса в познании, пойдут гораздо легче, если появится особое учреждение, специально предназначенное для ведения исследований, дискуссий и записей, чтения литературы и, возможно, постановки опытов¹⁵.

То, что Платон не только додумался до этой идеи, но быстро и умело начал ее реализовывать, характерно для него. Позднейшие критики и поклонники Платона часто проходят мимо этой его напряженной работы по практическому применению его мыслей.

Около Афин была широкая общественная дорога с деревьями по бокам и сад, названные в честь похороненного там героя Академа (иначе Гекадема). Платон основал свой образовательный центр рядом с этим местом, и именно по этой причине за созданием Платона закрепилось имя Академия¹⁶.

Выбирая и приглашая к себе помощников для своей новой школы, Платон старался, чтобы там были представлены все специализированные области знания. Он хотел этого из чувства системы, которым обладал; на его решение могло также повлиять то, что ранее пифагорейцы обнаружили одни и те же закономерности в искусстве и природе. Упорядоченное целое обычно нельзя освоить постепенно, часть за частью. Более того, любое движение вперед в какой-нибудь одной области или одном аспекте знания будет иметь последствия для всех остальных областей или аспектов. Если взять примеры из нашего времени, то новые открытия в психопатологии немедленно находят отклик в уголовном праве, новые исследования спиралей в стереометрии могут оказаться как раз тем, что поможет объяснить поведение молекул в органической химии. Итак, Академия должна была стать «университетом», маленькой копией той вселенной, для изучения которой была задумана. В этом случае замысел Платона тоже был разрывом с традицией: до него школы либо обучали профессии, как было в медицине и праве, либо скреплялись общей верой, совершенно не похожей на общую интеллектуальную цель, как Пифагорейское братство¹⁷.

Платон с самого начала планировал иметь в своей группе, кроме ученых-исследователей, и более молодых учеников. Академия должна была стать наследницей сократовского идеала исследования с помощью вопросов, и казалось желательным обеспечить преемственность в группе вопрошающих, сделав новую школу не только исследовательской, но и учебной. Вероятно, предполагалось, что эти молодые члены школы будут выполнять какую-то формальную работу в математике и естественных науках и что-то читать из поэзии и философии, но, видимо, их главной учебой было участие в обсуждении текущей работы и помощь в ее выполнении.

Кстати, интересно, что среди членов Академии были две женщины, то есть идея совместного обучения мужчин и женщин в университете родилась одновременно с самим основанием университета. Это так же, как другие новые идеи, нашедшие воплощение в школе Платона, несомненно, вызывало критику, потому что высшее образование для женщин противоречило традициям и казалось глупостью тогдашним горожанам.

Приятно узнать, что Академия имела огромный успех. Она быстро создала себе громкое имя во всем греческом мире и за его пределами. Через двадцать лет после ее основания научная слава Платона была так велика, что его приезд был почетом для сиракузского двора; было логично считать Академию самым подходящим местом для учебы необыкновенно талантливого сына врача из Македонии. Города, где пересматривали законодательство или составляли новые своды законов для колоний, просили Академию прислать консультантов. И – вот окончательное посвящение в знаменитости: тогда так же, как и сейчас, комические поэты высмеивали Платона и его школу в своих сатирах на известных интеллектуалов. Диоген Ааэрций в своем «Жизнеописании Платона» приводит целый ряд этих шуток (из не дошедших до нас комедий).

Примерно в это время Платон начал яснее представлять себе, как его идеи могут быть сгруппированы в новую философскую систему. Его восхищение идеализмом Сократа, его укрепленная встречей с Архитом вера в то, что природа представляет собой упорядоченный космос, его надежда, что научная работа, которую совместно ведут много специалистов-ученых, может привести к новым шагам вперед по пути прогресса, не только были ключевыми идеями в его методике работы в университете, но, казалось, давали ему и ключ к разработке проблем философии. В своих великих диалогах, написанных в этот период, – «Федоне», «Пире», «Государстве» и «Фед-ре» – Платон делился с читателем этими своими новыми мыслями. Итоговый вариант этой системы – набросок ее основных очертаний у Платона в «Государстве» – будет рассмотрен далее.

Получив, как ему казалось, новый, удовлетворительный ответ на вопросы о том, что такое действительность и человеческое «я», Платон не позволил себе самодовольства и праздности. Он и Академия начали проверять и критиковать эти новые идеи. Сочинения, созданные Платоном в этот поздний период («Тимей», «Парменид», «Теэтет», «Софист», «Государственный деятель», «Филеб», «Законы» и, вероятно, «Эпином»), как и следовало ожидать, в гораздо большей степени профессионально философские и аналитические, чем диалоги раннего и среднего периодов, фактически только в нашем веке стали находить читателей, способных оценить их в полной мере.

Со времени основания своей Академии (примерно 387 год до н. э.) до своей смерти в 347 году до н. э. Платон работал в своей школе – вел дискуссии, писал и проводил исследования. Единственный большой перерыв, вернее, ряд перерывов в этой научной деятельности, начался после получения приглашения из Сиракуз, которое побудило Платона во второй раз приехать в этот город. В свой первый приезд он подружился с братом Дионисия Первого Дионом, и после смерти Дионисия Дион пригласил Платона приехать ко двору сиракузских диктаторов и стать учителем его племянника Дионисия Второго, который унаследовал власть. На этот раз поездка Платона была государственным делом, и сиракузский двор считал его приезд честью для себя. Но вскоре молодой царь решил, что Платон и Дион готовят заговор, чтобы свергнуть его, и обоим пришлось бежать с Сицилии. Это произошло в 367–366 годах до н. э. В 361 году до н. э. Платон снова приехал в Сиракузы, чтобы попытаться стать посредником между продолжавшими враждовать Дионисием Вторым и Дионом; однако его усилия по примирению не имели успеха. В 359 году до н. э. Дион вопреки совету Платона захватил власть в Сиракузах и вынудил своего племянника бежать в Коринф, но в следующем году Дион был убит, и в Сиракузах начался политический хаос. Это было одно из немногих дел Платона, в которых он потерпел неудачу. Позже он написал два подробных «открытых письма» («Письма» VII и VIII) о своем участии в этих событиях¹⁸. Некоторые ученые считают, что этот опыт в значительной мере определил новый взгляд Платона на конкретное практическое применение политических теорий, которые в поздних работах Платона противопоставлены абстрактным принципам.

За исключением этого вмешательства в сиракузские дела, Платон, должно быть, с удовлетворением смотрел на то, что совершил за свою жизнь, но, как уже было сказано, был совершенно лишен самодовольства. К моменту своей смерти (а он прожил восемьдесят лет) он еще напряженно работал над монументальным сочинением «Законы» – подробно разработанным образцом свода законов для современных ему городов. Как велика роль Платона в истории западной мысли, можно очень приблизительно судить по тому, что Академия как учебный центр просуществовала до 529 года н. э., а платонизм до наших дней остается одним из главных направлений традиций западной философии.

В Книге VI своей работы «Государство» Платон объединяет различные пути познания и различные виды реальности, познаваемые на каждом из этих путей, в одной диаграмме¹⁹. Эта диаграмма, которая служит хорошим введением в систему Платона, создана на основе предположения, что все виды знания и вещей, известные в природе, связаны между собой и составляют одну огромную систему, скрепленную одной общей наивысшей идеей на самом верхнем уровне. Мы должны знать эту схему «уровней ясности знания», если хотим понять политическую теорию Платона. Когда он пишет, что единственная возможная надежда для человечества – отдать власть в руки ответственных интеллектуалов, он имеет в виду специалистов по особого рода «социологии» и «общей теории ценности», которые, как он надеялся, когда-нибудь будут созданы. Запад не создал их до сих пор.

TO AGATHON (Идея Добра)

«РАЗДЕЛЕННАЯ ЛИНИЯ» ПЛАТОНА

Возьмите линию и разделите ее на четыре отрезка… они будут находиться один к другому в таком же отношении, как относительные степени ясности четырех видов знания…

Государство VI, 511A

Виды знания расположены в порядке ясности – наименее ясный внизу, наиболее ясный вверху. Названия, которые Платон дал четырем отрезкам линии, помогали ему указать, какой тип методики и достоверности присущ, по его мнению, каждому из этих способов познания. Но эту же диаграмму можно прочесть и как платоновскую схему истории философии до Платона, поскольку эту историю он тоже считал движением вперед от стадии очень неясного донаучного фольклора к завершающему синтезу, который выполнил он сам. «Идея Добра», помещенная в вершину этой структуры, – то, что Платон считал своим собственным завершающим вкладом в эту историю. Это его способ объяснить, как четыре вида знания, несмотря на различие в методах изучения и в содержании предметов, совместились друг с другом и составили единое целое.

Диаграмма «Разделенная линия» интересна и сама по себе: это, вероятно, самая знаменитая и чаще всего рисуемая диаграмма за всю историю философии. В этом случае Платон явно применил пифагорейскую технику преподавания и исследования с помощью диаграмм²⁰.

Платон использовал эту диаграмму в дискуссии о политической теории, чтобы показать, кого он называет настоящим ученым-политиком, в отличие от политика-практика, который использует совершенно иную методику и иной вид знания. Чтобы объяснить, что он имеет в виду, Платон расположил четыре степени «ясности знания» вдоль общей линии (смотрите приведенную ранее диаграмму).

Нижний отрезок линии называется эйказия, что иногда переводят как «догадка», или «угадывание». Это название означает своего рода «мышление картинками» – знание, которое представляет собой не более чем игру воображения и рассказ. Вероятно, это понятие лучше можно описать словом «молва», или, может быть, «догадка», но в том смысле, который глагол «догадываться» приобретает в американском разговорном языке, когда используется в значении «предполагать». Американец говорит «я догадываюсь, что это так» в значении «я считаю, что это так», когда имеет в уме какую-то мысль, но не может точно назвать причины, по которым она у него возникла.