Текст книги "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки"

В мою деревню я ни разу не съездил. Мне сообщили, что бабка давно умерла, мать сильно пьет, гуляет и без разбора спит с кем попало. Шуру Барыгу убили, смотрящим[2]2
  В уголовном мире смотрящий – это руководитель местного воровского сообщества и распорядитель общака, то есть собранных денежных средств от криминала для подкупа представителей власти и помощи семьям находящихся в тюрьмах преступников.


[Закрыть] нашего поселка и близлежащих деревень стал Бабик Одноглазый – не то татар, не то цыган. Но села уже начали пустеть, люди уезжали кто куда, в основном в большие города.

Королёв, как и многие другие подмосковные города, славился большим количеством уголовников. Я быстро сошелся с одной грузино-абхазской группой, которая занималась похищениями людей в Москве – привозила их в Королёв и держала там, пока не получала за них выкупы. Это была моя территория, и они должны были платить мне налог. С каждого удачного похищения я получал полагающиеся мне 10 %, что превышало мою трехгодичную зарплату. Помню один случай, потому что это связано с первой приобретенной мною автомашиной. Бывший московский коммерсант, армянин, перебрался жить в Вену, потом приехал в Москву по делам. Друзья пригласили его в сауну на массаж к молоденьким девушкам. Он был на ярко-красном “Ягуаре”, и грузины приметили его. Когда разъехались, грузины поехали за ним и взяли его на парковке, но пожадничали и пригнали также и его красный “Ягуар”. Здесь я их и накрыл. В начале девяностых ярко-красный “Ягуар” в Королёве был диковинкой. Я согласился взять “Ягуар”, им достался выкуп за коммерсанта. Счастливого коммерсанта привезли в Шереметьево, посадили в вылетающий в Вену самолет. В свободное время я колесил на “Ягуаре” с девками по улицам Москвы, наслаждался жизнью и иногда вспоминал тот мой первый велосипед – подарок Василия, который я с таким трудом «заслужил». А сегодня катаюсь с московскими курочками на “Ягуаре”: офицер милиции, двери любого ресторана открываю ногой, ем стейки и морепродукты, ночи провожу с девками в гостиничном номере.

Потом нашел одного нотариуса, который оформил машину на меня, после чего я его тоже взял на абордаж – он начал регулярно мне платить. Через месяц мой начальник отдела угрозыска капитан Васин узнал, что у меня шикарная иномарка и я все свободное время катаюсь на ней, в присутствии всего отдела жестоко избил меня и отнял машину, объявив, что так будет с любым, кто попытается скрыть от него свой навар. Так я вошел в большой мир московского криминала и рядом с ним рука об руку шагающей столичной милиции. Иногда встречались с Павлом. Он вообще плавал в масле, зарабатывал очень хорошо, но жаловался, что начальство облагает таким оброком, что больше половины заработанного уходит им. Мы оба здорово поправились, стали круглыми большими мужчинами, но денег катастрофически не хватало: мы их безжалостно тратили в ресторанах, на шлюх, но больше всего спускали в казино.

Посещение казино для меня было главным удовольствием в жизни. Музыка, красивые доступные женщины, возможность выиграть большие деньги, а не собирать по 500 или 1000 баксов в день, гоняясь с высунутым языком за дичью, как голодный волк. К тому же капитан Васин мне спуску не давал – включил счетчик: в месяц – 10 тысяч долларов. Угрожал: если не дам, то поймает меня на взятках и надолго упрячет в тюрьму или когда-нибудь тихо уберет. Я подал заявление о переводе. Мне предложили самую плохую, непрестижную работу в ППС – в патрульно-постовой службе. Это означало крутиться по городу по 10–12 часов в день, выезжать по вызову на место происшествия, разнимать дерущихся, в основном бытовых хулиганов, пьяниц, если нашли раненого, мертвецки пьяного или мертвого – вызывать скорую помощь и охранять место происшествия, пока через час-два не приедет следователь, и многое другое.

Однако Васин мне так надоел, что я согласился на эту работу. Мы знали, что наш капитан балуется наркотиками, как, впрочем, и многие из нас, поэтому от него можно было ожидать любой неприятности. Он вообще был человек зверского нрава, свирепый и неблагодарный. Ничего человеческого в нем не было. Все мы, тоже ребята не овечки, боялись его, как огня. Но для меня он также был и героем. В своей службе я впоследствии старался быть похожим на него, понимая, что именно таких уважают в нашей среде.

Оказалось, что служба в ППС не так уж плоха. Когда не было серьезных звонков, днем спали в машине, иногда на звонки отвечали, что поступил другой срочный вызов и мы едем туда, а потом оправдывались, что вызов был ложный. Спокойно обедали в придорожном кафе и с нетерпением ждали вечерних часов, когда начиналась настоящая серьезная работа. Дежурили у ночных клубов, дорогих ресторанов, следили за посетителями, которые выходили и садились в свои машины, а через 100 метров мы останавливали их для проверки, выпили они или нет. Как правило, люди хотя бы 50 граммов в ресторане пили. Здесь уже можно было брать неплохие бабки. После ресторанов, уже в середине ночи, выходили из ночных клубов богатые молодые буратино – кто выпивший, кто под кайфом наркоты. Шмонали, забирали дорогие часы, а если в кармане находили хоть маленький перочинный нож или “травку”, не говоря уже о незарегистрированной пушке, то счет уже шел на десятки тысяч долларов. Тогда в разборку включались предки этих сопляков. Мы знали всех наркоторговцев, сутенеров, карманников и проституток. Последних часто заставляли обслужить двух или трех бойцов сразу – весь экипаж машины. Так проходили годы, и я завел двоих детей от разных женщин, но семью не создал. Первые годы навещал их, помогал, иногда недельки две оставался то у одной, то у другой. Потом все надоедало, и я опять продолжал жить своей жизнью, никого никогда не любил, потому что меня тоже никто никогда не любил.

Однажды Павел сказал, что есть хороший заказ: надо убрать одного коммерсанта, и за это дают 50 штук, десять – ему, остальное – нам. Сделать это было нетрудно. Ждали чувака и спокойно велели показать документы. Убедились, что он именно тот, которого искали. Под предлогом проверки документов в отделении посадили в машину и привезли в подмосковный лес. Я никогда никого не убивал, это сделали два сержанта – примитивные отморозки, выходцы из глухих деревень. Я ждал их в придорожном кафе и после дела раздал деньги – по 5, по 7 тысяч баксов, не больше. Так мы начали получать заказы от разных коммерсантов для ликвидации их конкурентов. Если заказывали москвичей, русских людей, мы сперва проверяли по Интернету, не госслужащие ли они, или менты, или воры и криминальные авторитеты. Это опасная категория, и таких заказов мы старались не брать. Москвич еще ничего, но он здесь имеет семью, друзей и знакомых. Госчиновника нижних рангов тоже можно было, но цена уже другая. От заказа на госчиновников среднего и высшего рангов мы отказывались, с ними шума было много и обязательно шло расследование, писали газеты, да потом за такие дела иногда бралась ФСБ. А с ворами и прочим криминалом мы избегали иметь дело, у них шайки, связи в полиции, уличные агенты, они вышли бы на наш след, тогда нам было бы не спастись. Самое приятное было иметь дело с приезжими – армянами, узбеками, молдаванами, они исчезали и их никто не искал – гражданин другой страны, часто незаконный мигрант, оттуда несколько писем в наши органы, и все, даже уголовные дела не возбуждали. Мы столицу очищали от этой нечисти – хоронили их или в подмосковных лесах или же отвозили на мусорную свалку и оставляли там с пулей в голове без документов.

Таких неопознанных бродяг кремировали или хоронили в специальном месте в больших траншеях. Даже если потом появлялись родственники, писали, шумели, ничего не помогало. Та к я, по-видимому, работал бы еще лет десять, но во-первых, из-за такого образа жизни подкачало мое здоровье, и во-вторых, когда каждый раз менялось руководство, начинались чистки. А мое имя всегда фигурировало в “черных” списках, просто у начальства не было доказательств на меня. В душе я боялся, что когда-нибудь или сам попаду под чистку, или кто-нибудь из коллег-конкурентов меня уберет. Понятно, что начальство знало или догадывалось, чем занимаются пэпээсные службы. Иногда до начальства доходили сообщения, что такой-то экипаж с таким-то номером забрал такого-то человека. Мы не отрицали, понимая, что это вызовет подозрение, просто отвечали, что мы привезли его, проверили документы и оставили его у станции метро или где-то. Доказать обратное было невозможно – мы прикрывали друг друга. Другое дело, если бы мы, члены экипажа, начали бы выдавать друг друга. Мы понимали, что в этом случае каждый из нас схлопочет пожизненное.

В общем, мне удалили одну почку, появилась язва желудка, и меня отправили на пенсию. Это не особенно беспокоило меня: денежки более-менее уже были, группа молодых отморозков для каких-то дел – тоже. Я решил открыть баньку, спокойно подзаработать на жизнь, и самому наслаждаться и отдыхать. Кто-то из знакомых привел в мою баню Стеллу и сказал, что она очень шустрая, занимается провозом контрабандной мебели из Италии и имеет большой круг знакомств среди богатых клиентов, может поставлять девушек из салонов красоты, маникюрш, массажисток, парикмахеров, не проституток, а нормальных девушек, ищущих заработки. Они ценились значительно выше, и я согласился. У меня в сауне, выпив по несколько рюмок коньяку, мы говорили о разном, сначала она попросила наказать мужа, по ее словам, известного мошенника, какого-то Артуша Карапетова, пообещав хорошие деньги. Пока мы узнавали, где этот сукин сын Артуш, выяснилось, что его уже посадили. Я мог бы его заказать в тюрьме, но Стелла сказала, что деньги, которые просят за это, не стоит давать, у нее ничего нет, Артуш краденое от нее далеко спрятал.

Мужик, потом Стелла рассказала о тебе, а остальное ты знаешь. И вот я оказался здесь. Как видишь, я никого, кроме Василия, и то в детские годы, не убивал. Знал о преступлениях, но не убивал. За это предусмотрено наказание, но не такое, к какому ты приговорил меня. Если меня освободишь, клянусь, я тут же забуду о тебе и открою счет на твое имя в 100 тысяч баксов. Получай, когда хочешь».

«Сволочь, – подумал Иван Ильич, – старается показать, что написал чистосердечное признание, и заслужить освобождение. С другой стороны, ни одного конкретного факта, ни одной улики. Если бы я смог выяснить, где похоронены убитые люди или найти его друзей-подельников – тогда другое дело. А так все, что он говорил, похоже на реальность, и вряд ли его фантазии хватило бы на такое сочинение. Принять за основу его рассказ для начала расследования невозможно, к тому же он уже убит. Подонок, выродок! Столько человеческих душ на его совести! И как много вас в глубокой глуши России – примитивных, жестоких и обозленных! Не дай Бог новых испытаний нашему народу. Внешний враг нам не нужен – они сами перебьют друг друга с ожесточенным удовольствием. В его случае я уже опоздал, – шагая взад и вперед, вслух говорил Иван Ильич. – Но Стелла жива, и может, удастся от нее получить какие-то доказательства».

* * *

В вестибюле роддома среди молодых и сравнительно молодых отцов, мам, бабушек и дедушек Иван Ильич с букетом белых роз с нетерпением ждал Ольгу. Наконец, держа в руках новорожденного, вышла няня. За ней появилась после родов осунувшаяся, бледная, казавшаяся более высокой Ольга, со своей обычной скромно-смущенной улыбкой. Первая мысль, что пришла в голову Ивана Ильича, была: какая она родная, чудесная, заметно повзрослела за несколько дней и выглядит уже как настоящая молодая мама. Иван Ильич быстро подошел, поцеловал ее в лоб и передал букет роз, положил в карман няни деньги и забрал из ее рук ребенка. Ольга одной рукой держала букет, а другой – открыла лицо новорожденного и выжидательно смотрела на Ивана Ильича.

– Очень выразительное лицо. Он похож на тебя, Ольга.

– А я думала, на вас, Иван Ильич. Я не сомневаюсь, что он – будущий мыслитель. Это у него на лице написано!

Припарковав во дворе дома машину, Иван Ильич взял из рук Ольги ребенка и, не глядя по сторонам, вошел в подъезд. Переступив порог квартиры, Ольга воскликнула:

– Как хорошо дома! Как я люблю наш дом! Спасибо, Иван Ильич, какой прекрасный букет, как красиво вы украсили спальню ребенка!

Иван Ильич прикатил из прихожей купленную в «Детском мире» коляску, и Ольга осторожно положила туда ребенка. В ее больших голубых глазах было столько благодарности и тепла, что Иван Ильич расчувствовался и еле сдержал слезы. Подойдя к празднично накрытому столу, они молча смотрели друг на друга. Рядом в коляске лежал Мыслитель, как окрестил его Иван Ильич.

– Вот, Оленька, мы и стали настоящей семьей. Нас уже трое, как будем жить дальше?

Ольга промолчала. Потом, глядя в глаза Ивана Ильича, спокойно ответила:

– Счастливо. Очень счастливо!

Все происходящее вернуло Ивана Ильича на 33 года назад. Несколько раз, забывшись, он назвал Ольгу Ириной. Потом смущенно замолчал, понимая, что всю оставшуюся жизнь Ирина будет между ними. Может, Ирина понимала, что она вызывает только жалость и сожаление, и это оскорбляло ее. Не случайно ведь однажды она, имея в виду Ольгу, сказала: «Тебе, Иван, нужна такая жена, как она». Может, она покончила с собой, чтобы дать мне возможность найти новое счастье? Бред! – вырвался у Ивана Ильича глубокий вздох. – Неправда».

– Что с вами, Иван Ильич?

– Оставь это дурацкое обращение! Я тебе не отец.

Девушка на минуту замерла на месте, от обиды у нее задрожали губы, но она сдержала слезы.

– Простите, Иван Ильич, простите, по-другому я не могу обратиться к вам.

– Ольга, нам следует позвонить Косте. В конце концов, биологический отец мальчика – он. Кстати, если вдруг он передумает и захочет вернуться к тебе – как ты поступишь?

– Для меня Константин – только ваш сын, и не более. Если он захочет вернуться, и вы согласитесь на такой шаг, я уйду, просто пойму, что вы не хотите, чтобы я осталась с вами.

Ольга говорила спокойно, внятно, видно было, что она все заранее обдумала и приняла для себя окончательное решение. Потом она замолчала, но было понятно, что она ждет от Ивана Ильича ответа.

– Ольга, ребенка будем воспитывать вместе, это мой долг перед ним и перед тобой. Тем не менее я обязан позвонить моим детям и сообщить, что у нас в семье пополнение. Это радостная весть для всех нас.

Телефон Кости все время был занят, наконец он поднял трубку.

– Костя, поздравляю. У нас родился ребенок.

– Объясни, папа, что значит «у нас»? Ты хотел сказать – у Ольги? Передай мои поздравления. Она хотела ребенка, знала мое отношение к этому, сама решила рожать, пусть и воспитывает. Деньги, которые вы отобрали у меня, у нее есть. Кстати, где она будет жить?

– Там, где жила и раньше. То есть у нас дома.

– Пап, ты не находишь, что вы будете выглядеть странно? Дед в роли отца.

– Нет, не нахожу. Такое положение сложилось из-за твоего поведения.

– Ясно. Меня ждут, поэтому я задам последний вопрос: по какому моральному праву она должна оставаться в доме моих родителей, где жила и умерла моя мама?

– Потому что другой твой родитель, Костя, продолжает жить в своем доме и потому что новорожденный – моя кровь, а его мать мне очень дорога.

Ольга внимательно слушала, делая вид, что не придает особого значения происходящему между отцом и сыном диалогу.

– Иван Ильич, вы расстроены? – обратилась она к нему после того, как он положил трубку.

– Нет. Я ожидал услышать то, что услышал. Ладно, пошли спать. Тебе надо восстановить силы, я лягу рядом, ночью тебе будет нужна помощь.

– Не беспокойтесь, Иван Ильич, спите в своей комнате. Вам надо на работу, а я дома.

* * *

Иван Ильич, включив свет, плотно закрыв за собой дверь, а ключи положив в карман, вошел в подвальное помещение. Было прохладно и тихо. На деревянной полке неработающей сауны сидела Стелла с опущенной головой, с распущенными волосами, лица не было видно.

– Стелла, я принес еду – овощи, молочные продукты. А также бумагу и авторучку, чтобы ты написала признание. То, что ты передала мне раньше, не вызывает никакого доверия.

Она подняла голову, глаза пустые, лицо спокойное.

– Садист, – спокойно обратилась она к Ивану Ильичу. – Твою мать. Я умираю. Восемь дней сижу одна, в темноте, только бледный луч из-под двери говорит, что пришел новый день. Я на все согласна – в тюрьму, на каторгу, в пасть крокодилу – только, сукин сын, отпусти меня отсюда.

– Стелла, ты сейчас просишь, чтобы я тебя освободил, но неделю назад ты хотела меня убить и рукояткой пистолета ударила меня по лицу.

– Я все время тебя хочу убить. Или убей меня, или освободи. Оставаться здесь одна я больше не могу. Под полом появились крысы, я слышу их возню. День-два – и они поднимутся наверх. На все согласна, освободи меня. Писать я сама не могу. Сам задавай мне вопросы, я отвечу.

Ивану Ильичу даже стало жаль ее.

– Что касается крыс под полом – их здесь не может быть, это тебе слышится, видимо, галлюцинация. Здесь цементный пол и армированные стены. Садись поудобнее, думаю, наша беседа займет немало времени. Подними голову, я хочу видеть твое лицо, правда, твои глаза ни о чем не говорят, но тем не менее я хочу почувствовать, что у нас диалог, хочу видеть твою реакцию на мои вопросы и услышать твои, очень надеюсь, чистосердечные ответы. Итак, несколько слов о твоих родителях, о твоем детстве, юношеских и молодых годах. Кто отец Лауры? Чем ты занималась до встречи со мной? Хочу понять, как ты стала такой жестокой хищницей.

– Зря вы так. Я добрая, очень даже добрая. Это могут подтвердить многие мои друзья-мужчины. Всех я ласкала, помогала, старалась по возможности доставлять им удовольствие. Сейчас я хочу поесть и выпить – очень голодная. А потом будем разговаривать.

– Еды, кажется, у тебя достаточно?

– Я хочу мяса, колбасы, водку. Если есть коньяк, еще лучше.

Иван Ильич молча поднялся наверх, взял бутылку коньяка и спустился обратно.

– У меня нет ни колбасы, ни мяса. Закусывай тем, что у тебя есть.

– Ладно, дай коньяку.

Стелла до краев наполнила коньяком бумажный стакан и все выпила.

– Впервые встречаюсь с таким странным мужиком, – продолжала она. – Иван Ильич, вы и вправду изверг. Сергей говорил, что таким путем вы хотите на нас порчу напустить. Можно еще один стакан?

– Через час – пожалуйста. А сейчас у нас с тобой серьезный разговор.

После выпитого коньяка ее желтые глаза несколько потеряли фокус, лицо заметно покраснело. По-видимому, она была голодна, и поэтому алкоголь быстро подействовал на нее.

– Ну, если хотите узнать обо мне, то начну с моих родителей. Мать работала продавщицей гастронома колбасного отдела. Поэтому я и моя младшая сестра Роза ели столько разных мясных изделий, сколько душе было угодно. Отец работал в милиции младшим офицером и часто дежурил. Родители как родители. Жили нормально, не ругались, не скандалили, но часто выпивали и, думая, что мы с сестрой спим, шумно и с удовольствием предавались любви. Это возбудило у меня и у сестры ранний нездоровый интерес к сексу. По утрам после услышанных откровений родителей мне было трудно смотреть им в лицо. Сестра, моложе меня на один год, начала гулять уже с 13-летнего возраста, в 15 уже забеременела. Однако мама вызвала из роддома медсестру, и в домашних условиях ей сделали аборт. Через несколько лет сестра с каким-то офицером уехала в Ташкент, потом там вышла замуж за другого, еще за кого-то. Иногда приезжала – толстая, потемневшая, с золотыми зубами. В общем, чужая. Не жаловалась, ничего не просила. Мы продолжали наши близкие отношения, даже вместе ездили отдыхать, гуляли с мужиками, кушали и выпивали в ресторанах, а если получалось, то еще и зарабатывали.

В 15 лет на меня обратил внимание самый крутой парень нашей школы, младший брат вора в законе Крола, известного в Марьиной роще, где тогда мы жили. Бориса, так звали этого парня, боялись все школьники и учителя, даже директор школы. Он знал, что мой папа милиционер, и был со мной осторожен. Однажды подарил мне часы, потом какие-то колечки, на зависть подружкам, приглашал в кафе. У него был ключ от нашего школьного спортзала, который отдал ему учитель физкультуры, так как он тоже его боялся. После уроков они там с друзьями занимались спортом, играли в карты, а иногда выпивали. Борис меня часто вызывал туда, и уговорил в задней комнате заниматься сексом, обещал, что никому не скажет и подарит мне золотую цепочку. Потом как-то сказал, что нас видел его самый близкий друг, татарин Фарид, и, чтобы он никому не рассказал о нас, его тоже надо удовлетворить. Сказать, что я очень сопротивлялась или не хотела, было бы неправдой. Так постепенно я пошла по рукам, стала общей подругой всей этой стаи. Вокруг меня создалась дурная слава, девушки избегали дружить со мной, и я ходила только в группе этих школьных хулиганов.

Вскоре мы окончили школу. Я решила продолжить учебу в педагогическом училище и без особого труда поступила, так как туда никакого конкурса не было. Педагогом быть я не хотела, просто надо было что-то делать, поэтому и пошла туда. Поступить в институт или другое высшее учебное заведение не могла, понимала, что знания не те, да и учиться по-настоящему тоже не хотела. Знала, что в училище учиться несложно, девушки себя здесь ведут свободно, подзарабатывают как могут, в основном с помощью секс-услуг. Уже в первые дни сентября целая орава сутенеров ходила вокруг училища, хотели вербовать нас, особенно видных девушек. Я была не прочь, но обнаружила, что беременна. Сначала боялась сказать родителям, доставала какие-то лекарства, выпивала, надеялась, что случится выкидыш. Потом было уже поздно, и я была вынуждена признаться в этом дома. Мать и отец как-то безразлично приняли эту весть, просто спросили, кто отец ребенка. Я толком не знала и сказала, что Борис. Но он уже за разбой попал в тюрьму и исчез из моего поля зрения. После, несмотря на то, что у меня было множество мужчин, я его не забывала. Скоро я родила дочь, которую назвала Лаурой. За Лаурой смотрели родители, она была мне как сестра. С мужиками у меня было условие – сперва в хороший ресторан, и если мужик не был калекой, толстяком с огромным животом, не вонял, как скунс, предлагал какие-то деньги, только тогда я соглашалась на секс. Так продолжалось несколько лет, пока не окончила училище. Меня назначили учительницей математики в начальных классах в одной из неблагополучных школ подмосковного Подольска. На заработанные деньги и с помощью одного щедрого сожителя я купила подержанную машину «Volkswagen Sport».

– Стелла, я понимаю, что ты долго была одна, тебе хочется перед кем-то излить душу, к тому же ты выпила изрядную дозу коньяку. Может, перейдешь к нашей теме?

– Без всего этого вы не поймете меня. Я не преступница, а просто несчастная невезучая женщина.

– Ладно, я тебе помогу. Откуда у тебя такая экзотичная фамилия Карапетова? Это, кажется, армянская фамилия?

– В школе, где я работала учительницей, заместителем директора по хозяйству был Артуш Карапетов, медик по образованию. Он даже какое-то время работал врачом у себя в республике. Но в начале 2000-х годов приехал в Москву искать деньги и счастье. Он был невысокого роста, смуглый как индус, сдержанный и довольно интеллигентный мужик. Узнав, что я москвичка и имею 10-летнюю дочь и двухкомнатную квартиру, он начал усердно ухаживать за мной. Я поняла, что он хочет закрепиться в Москве, получить российское гражданство и московскую регистрацию. Когда он предложил мне выйти за него замуж, я сперва колебалась, но потом согласилась. Пришлось бросить ремесло ночной бабочки, которое признаюсь, мне нравилось. Я уже не могла каждый вечер, когда мне вздумается, выходить, не ночевать дома. Но когда друзья и подруги звали на какие-то вечеринки (понятно, с мужиками), мое первое условие было, что в 9–10 я должна быть дома. Артуш оказался не пьющим, не буйным, говорил исключительно редко, но скрытный и расчетливый был до тошноты. В школе он появлялся раз-два в неделю, не больше, а потом спешил куда-то, говорил, что у него небольшой бизнес. Через какое-то время он предложил мне заниматься вместе с ним мебельным бизнесом. У него были связи на таможне, и наша задача состояла в том, чтобы по заданию хозяина, одного пожилого бывшего офицера КГБ, потом ФСБ, выбирать на фабриках Италии мебель, загружать в трейлеры и везти в Россию. Все это было несложно. А вот растаможка или же просто вывоз машин без растаможки – это было труднее. На это, конечно, приходилось долго уговаривать людей, обещать большие деньги. Именно эту часть работы выполняла я, и, как правило, мне это удавалось. Требовалось умение договориться с нужными людьми. Вот здесь понадобился мой опыт девушки по вызову и, конечно, помогала внешность. Деньги получались хорошие, я не останавливалась ни перед чем, ложилась со многими таможенниками – как правило, нескладными, неотесанными деревенскими ребятами. Давала им полученные от мужа подарки, золотые «ролексы», кольца, преимущественно подделки со штампами известных брендов. Тайно записывала их пьяную речь и торг со мной. Артуш установил, где это было возможно, видеокамеры. Потом мы весь этот материал передавали шефу, ФСБ-шнику, и когда кто-то не хотел выполнять обещанное, он их брал в оборот, шантажировал. Ему помогали его бывшие сослуживцы, чекисты. Артуш, понятно, знал и видел по записям, как я обслуживаю таможенников, заставляю их целовать мои интимные места так, что на видеозаписях были видны их пьяные идиотские рожи. Эта игра мне очень нравилась. Я чувствовала себя актрисой, героиней каких-то фильмов. В общем, я была в своей стихии и поняла, что у меня талант.

– Стелла, ты не сказала, каким образом в твоей жизни появился Сергей.

– Однажды, несколько лет назад, Артуш пришел домой страшно взволнованный, так как хозяин узнал, что он кинул его где-то на миллион долларов, через охрану вызвал к себе и требовал незамедлительно вернуть деньги – в противном случае обещал заживо похоронить его на мусорной свалке. Мы знали, что он человек серьезный и слов на ветер не бросает. У Артуша были деньги, но он, жадный подлец, решил отдавать их хозяину по частям, надеясь, что вдруг изменятся обстоятельства и он соскочит от части долгов. Однако через месяц его арестовали за крупное мошенничество по другому делу. Я не особенно переживала, так как в личных сейфах четырех банков мы держали немалую сумму, достаточную, чтобы я беззаботно прожила оставшуюся жизнь. От всех сейфов мы имели свои ключи, клали и забирали деньги, оставляя запись, кто сколько взял. Когда через неделю я пошла в один из этих банков забрать деньги, оказалось, что сейф пуст. С тревогой я побежала по всем остальным банкам. Везде такая же картина. Мерзкий мошенник кинул меня вчистую, забрав вместе со своими деньгами и мои, заработанные моими мозгами и телом!

Стелла сделала паузу и заплакала. Если бы Иван Ильич не знал так хорошо эту женщину, попытавшуюся совсем недавно его пристрелить, а до этого шантажировать и вымогать большие деньги, пожалел бы ее. Есть ли у нее что-то святое? Как природа создает таких лживых, жестоких, бессердечных и бесконечно опасных для окружения существ? Она похожа на большую толстую кошку, которая по ночам выходит на охоту.

– Успокойся, Стелла, скажи, пожалуйста, а ты сама не думала то же самое сделать по отношению к нему?

Стелла посмотрела на Ивана Ильича, на минуту перестала плакать и вдруг залилась смехом:

– Конечно! Что я, фраерка, чтобы полностью довериться этому мерзавцу? Просто каждый раз откладывала, думая, что наши дела пока идут неплохо, пусть подлец накопит еще больше. Как я могла довериться ему, если он как сутенер направлял меня обслуживать кого попало? Просто мы понимали, что нам выгодно какое-то время держаться вместе.

– Стелла, ты не забыла мой вопрос? Как появился Сергей?

– Прошло несколько дней после заключения Артуша в СИЗО, как рано утром появился Сергей, которого раньше я несколько раз, как в полицейской форме, так и в гражданской одежде, видела у хозяина. Знакомые говорили, что он крутой, беспощадный «выбивальщик» долгов. Большой, тупой верзила с вечно мрачным и грозным видом ни с того ни с сего так рано явился ко мне домой. Тогда я жила в двухуровневой квартире в Золотых Ключах на Минской улице, которую мы с подлецом Артушем приобрели за большие деньги. Этот мужлан даже не поздоровался, толкнул меня в грудь и вошел в квартиру. Осмотрел комнаты, потом сел в кресло и приказал: «Принеси все документы о приобретении квартиры». Я открыла полку книжного шкафа, где мы держали все документы, но их там не оказалось. Он, ничего не говоря, встал и вдруг резко ударил меня в пах. Я рухнула на пол и на некоторое время потеряла сознание. Когда пришла в себя, мои руки были скованы наручниками, рот заклеен скотчем, а я лежала на диване. Сергей с безразличным видом ходил по квартире, шарил по шкафам и всюду, где, по его мнению, могли быть деньги и драгоценности.

– Где держишь, сука, деньги, драгоценности и документы?

Я глазами показала на мою шкатулку. Он подошел, грубо отодрал скотч.

– Вижу, не слепой. Что там есть, я уже забрал.

Там лежала моя ювелирка, купленная в Италии и Москве.

– Где тайник?

– Насколько знаю, у нас тайника нет.

– Если найду, сука, сиськи отрежу.

Потом позвал ожидавшего его внизу лейтенанта, и они начали обыскивать дом уже вдвоем. Не найдя ничего, Сергей опять начал угрожать.

– Сволочи, с мужем вместе украли у уважаемого человека большие бабки. Так как бабок уже нет, думал вашу квартиру продать. Но и документов на нее тоже нет. Неужели этот сукин сын вашу квартиру заложил в каком-то банке, документы оставил там и получил за это деньги? Скорее, так. Сука, вы же заодно!

Он говорил очень спокойно и уверенно. От этого мне еще больше стало страшно. Потом подошел ко мне, вынул из кобуры пистолет и сунул мне в рот, чуть зубы не выбил.

– Ну, чего ждешь? Говори, б…, а то сейчас пойдешь к своим предкам.

– Артуш из сейфов в банках забрал все наши деньги, клянусь, он обманул меня!

– Когда, сколько?

– Я узнала только после его ареста. Там было около двух миллионов долларов.

– Шустрый сукин сын. А может, – обратился он к полицейскому, – действительно этот подлец всех кинул, и эту суку тоже, а потом нарочно спрятался в тюрьме по какой-то пустяковой статье?

– Думаю, он понимает, что он, – показав пальцем в потолок, ответил лейтенант, толстый, с виду туповатый парень, – его и там найдет.

– Кто знает, кто знает. Может, этот сукин сын уже там крышу себе нашел, и подойти к нему невозможно.

Они тихо говорили, стоя метрах в пяти от меня. Видно было, что такие ситуации для них – обычная повседневность.

– Может, отпустить женщину? Она со страха уже описалась. Понимает, что если заложит, то последует за мужем, – обратился лейтенант к Сергею.