Текст книги "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки"

– Профессор, все больше и больше я восхищаюсь вашей искренностью. А что бы вы сказали, если бы такой взрослый мужчина стал сексуальным наставником вашей дочери?

– Говорить неправду – всегда осознанное самоунижение, но, к сожалению, жизненные обстоятельства, мнение окружения часто вынуждают прибегать к такому шагу. Насчет того, как бы я относился, если бы моя дочь вступила в сексуальные отношения с пожилым мужчиной намного старше ее, я отвечу абсолютно искренне – я был бы очень и очень огорчен, переживал бы, с болью думая о том, как взрослый мужчина, со знанием дела, ласкает мою молоденькую неопытную дочь. Но если до 21 года вы упустили процесс воспитания ваших детей, вы уже вряд ли их сможете убедить в чем-либо. Ваш ребенок уже взрослый, и он сам решит, как ему поступить. Если я постараюсь на нее воздействовать запретами, не исключаю, что это даст противоположный результат. Итак, уважаемый генерал, постараемся резюмировать нашу беседу. Как я понимаю, вы еще главное не сказали, ведь не для беседы на темы морали вы пришли ко мне. С вашего разрешения, так как наш разговор продолжается долго, и уже поздно, могу я отпустить домой свою лаборантку?

– Не беспокойтесь, девушку я отпустил, там сидят мои сотрудники. Иван Ильич, чтобы вам были понятны мотивы моего визита, я хотел бы открыть некую, не известную вам сторону моей биографии. Я – бывший муж хорошо вам знакомой Зинаиды Павловны.

От удивления Иван Ильич сначала не нашел, что сказать, и уставился на чекиста.

– Я слышал об этой истории, вы оставили жену с шестилетней девочкой и женились на ее младшей сестре, студентке начальных курсов. А сегодня вы взялись проповедовать мне высокую мораль?

– Оставляю в стороне ваш неуместный сарказм. Я хочу вести с вами честный, душевный разговор. Если вы открыты для этого, продолжим, если нет, что поделать, – это тоже результат. Но предупреждаю, отрицательный результат нашего разговора будет иметь для вас серьезные последствия.

– Без угроз, пожалуйста, уважаемый генерал.

– Это не угроза, а реальность, которая ждет вас. Да, это печально, что моя история получила широкую огласку. Прошли годы, уважаемый профессор, но чувство вины перед Зинаидой, моей дочерью, да и перед моей женой Наташей, тещей, окружением не проходило. Подросла наша с Зинаидой дочь, моя любимица, с которой я всегда поддерживал очень добрые, сердечные отношения. Вместе отдыхали, ездили, куда только возможно, понятно, без Зинаиды. С ней я общался свободно, Зинаида никогда не препятствовала нашим встречам. Вообще, она человек удивительного склада, даже в те тяжелые для нее дни она сказала всего три слова: «Как ты мог?» Наташа на следующий день день после этих событий пошла просить прощения у старшей сестры, с которой они были очень связаны. Та, осунувшаяся, постаревшая за одну ночь, сразу на несколько лет, сказала одну фразу: «Наташа, я от тебя не ожидала. Мне вдвойне тяжело, я потеряла не только мужа, но и сестру». Не перебивайте меня, я закончу, потом зададите мне вопросы. И так мы жили больше пятнадцати лет. Сестры общались у матери, но уже не дружили. Зинаида была внимательна к племянницам, любила их, ласкала, когда они были у бабушки, покупала подарки, рассказывала сказки, в конце концов, она их родная тетя, и ее чувства мне понятны. Однако она была одинока, и чтобы занять себя, усердно углубилась в науку – сперва защитила кандидатскую, а лет через шесть-семь – докторскую диссертацию. Мы с Наташей ждали, что она, успешная, красивая женщина, найдет достойного мужчину, как-то устроит свою жизнь, и мы, наконец, освободимся от тяжелого чувства вины перед ней. Не дождались. Каждый праздник, субботний или воскресный день она оставалась дома, иногда с матерью ходили в театр, ездили к родственникам. Летом они опять вместе уезжали на отдых. Я не перестал ее любить и уважать, и меня не покидало чувство вины перед ней. Особенно переживала Наташа, по ночам часто плакала, что стала причиной разрушения счастья старшей сестры. Подросла старшая дочь и сейчас отказывается вообще встречаться со мной. С ужасом жду, что отвечу моим дочерям от Наташи, которые заканчивают школу и уже понимают всю странность ситуации. Более того, моя старшая дочь от второго брака хочет поступить к вам в институт, к тете Зинаиде.

Генерал замолчал и уставился в окно. Было видно, что ему тяжело говорить.

– Я не знал всех этих подробностей. Мне всегда казалось, что Зинаида Павловна живет полнокровной жизнью, даже счастлива, во всяком случае, ее нельзя было назвать несчастной. Хорошая, по-видимому, у нее выдержка. Но никак не ожидал от человека вашей профессии такой чувствительности, это делает вам честь. У меня создалось впечатление, что вы не перестали любить Зинаиду.

– По роду службы, уважаемый профессор, я и психолог, видел много жизненных ситуаций. Вы сами знаете, что у любви разные аспекты – уважение, физическое влечение, привязанность, страсть. К сожалению, все это одновременно редко встречается, то или иное зачастую превалирует. Что вам объяснять? Вы сами все это испытали в вашей жизни. Итак, мне неудобно и даже по-мужски больно об этом говорить, но я очень хотел бы, чтобы вы близко сошлись с Зинаидой, именно это – главная мотивация моего прихода сюда. Мне известно, что она вам симпатизирует и как-то сказала матери, что если вы пригласите ее, она не откажется поехать с вами в Страсбург.

– Это невозможно, – прервал его Иван Ильич.

– Почему невозможно? – генерал резко изменил тон разговора, от доброжелательно-любезного за секунду он перешел к агрессивному. – Потому что находитесь в сексуальной близости с гражданской женой вашего сына, являющейся одновременно вашей аспиранткой? Которая скоро родит второго ребенка, уже от вас? Где вы еще найдете пример таких аморальных отношений? Может, только в старых античных мифах. Вы дали новое развитие Эдипову комплексу. Не считаете ли вы, неуважаемый профессор, что нарушили общепринятые моральные нормы, что становится для вас уже нормой? Развратили молоденькую девушку, стали порногероем, вокруг вас исчезают и горят люди. А сейчас нашли провинциальную дурочку и вместе с сыном пользуетесь ею по полной программе. Не думаете ли вы, что вас пора остановить? Вы стали опасны для общества и окружения. И я это сделаю без колебания. Слава Богу, что Зинаида пока не знает, какой вы моральный урод, настоящий хамелеон, тогда она перестала бы восхищаться вами. Сожалею, что она после стольких лет одиночества из десятка претендентов выбрала именно вас. Какое разочарование ждало бы ее, узнай она вас ближе. Я не прошу, а требую, чтобы после прибытия в Страсбург вы немедленно прислали Зинаиде приглашение, притом должны это сделать очень деликатно и предусмотрительно. Молитесь Богу, чтобы вы оказались убедительным и она приняла ваше предложение, в противном случае я без промедления дам ход делу об исчезновении Сергея Кондакова и Стеллы Карапетовой. Если вы обманете, я объявлю вас в международный розыск, и вас оттуда в наручниках привезут в Москву и заключат в СИЗО.

– Неуважаемый генерал, а есть ли у вас доказательства для столь громких заявлений? Или для наших правоохранителей стало правилом сперва громоздить горы обвинений, как в случае с экс-министром обороны, которого сначала обвинили в чем только возможно? Но потом, как обычно происходит у нас, вся эта гора обвинений родила мышь, обогатив народный фольклор новыми анекдотами и персонажами. Не думаете, что мой случай тоже закончится этим?

– Это ваше право – не верить. Но в этом случае я по подозрению в вышеупомянутых преступлениях задержу вас на 72 часа, и поезд уедет в Страсбург без вас. Вы опозоритесь на весь мир, но это потом, а сначала для вас станет проблемой, как достать зубную щетку, нижнее белье и дополнительное одеяло. После издевательств и плевков сокамерников от вашего высокомерия и уверенности ни грамма не останется. Но тогда вы, оплеванный и сломленный, Зинаиде и естественно, мне уже не будете нужны, и я потеряю к вам интерес. Потом последует обращение к прокурору и санкция на ваш арест. Дело непростое, расследование затянется на годы. По разрешению генпрокурора этот процесс а, следовательно, и ваше нахождение в тюрьме может продлиться года три. В последующем, даже если следственные органы не докажут вашу вину – и такое бывает в нашей деятельности, – освободим вас за неимением достаточных улик для привлечения к ответственности, то есть подозрение с вас все равно не будет снято. После долгого нахождения в тюрьме вы выйдете оттуда сломленным, постаревшим, желтым, сгорбленным и беззубым, с неуверенной походкой, с мутным взглядом и бесконечным кашлем. Вашей первой задачей станет восстановление здоровья, будете долго сидеть в очередях, в переполненных районных поликлиниках, чтобы попасть к врачу. Потом вам предоставят место в общей палате в грязной, пахнущей мочой и дешевой едой больнице. Дрожащей рукой вы будете есть больничную похлебку, потому что вам никто не принесет домашнюю еду. Если выйдете полуинвалидом и не погибнете после трехлетнего тюремного «отдыха», после российского больничного лечения, будете искать какую-нибудь непрестижную малооплачиваемую работу, чтобы хоть как-то прокормиться и не погибнуть от голода. По вечерам, так как не с кем будет общаться и некуда пойти, единственным утешением останется сидеть за письменным столом и бесконечно сочинять жалобы о несправедливом к вам отношении. Ну что, почему сникли, дорогой профессор?

– В красноречии и в умении воздействовать на психику жертвы, генерал, вам не отказать. Образы, созданные вами, скажу откровенно, впечатляют, и, к сожалению, они не так далеки от истины.

– К вашему сведению, профессор, я создаю их не виртуально, а в реальной жизни, и притом довольно часто. Что касается вашей с сыном общей сожительницы, Ольги Розовой, – не возмущайтесь, я хочу снять созданную вами романтическую вуаль, со стороны все видится именно так, а не как вы хотели бы представить, – то на границе первый же пограничный пост снимет ее с поезда. Ведь она очевидно беременна и едет за рубеж рожать, а для этого нужно особое разрешение и согласие медицинских учреждений Евросоюза. К тому же она нигде не работает и не имеет постоянного дохода, на вопрос, где она будет жить в Европе, что ответит Ольга Розова? Ничего. Ведь не может она предъявить какой-либо адрес – ваш или иной, по причине отсутствия юридической связи между вами. Таким образом, ей придется вернуться домой. Но все это вряд ли произойдет, если вы откажетесь сотрудничать со мной, тогда вы просто-напросто поедете не в Страсбург, а в менее приятное учреждение, о котором я вам уже сказал. И не стройте, пожалуйста, из себя пожилого героя-любовника, смиритесь с реальностью.

Иван Ильич понимал, что чекист не блефует и в его абсолютной компетенции прямо сейчас отправить его в тюрьму или разрешить жить своей обычной жизнью. Докажут ли в последующем его вину, еще под вопросом, но то, что задержат, опозорят, замучают, не следует сомневаться. Все коллеги, знакомые отвернутся от него, кроме Ольги и его детей, хоть в этом нет сомнений. Кому он докажет, что невиновен, ведь он собственноручно взял на себя функции правосудия, и в итоге погибли два человека? «Общеизвестно, что наши судебно-правоохранительные органы работают с подчеркнуто обвинительным уклоном. Если я попаду в СИЗО, никто не в состоянии будет мне помочь. Ольга останется с двумя детьми в чужой квартире. Ведь когда я ее приватизировал, вписал туда еще моих детей. Эмилия и Костя на правах собственников могут ее оттуда выселить, и этот свой шаг для успокоения совести объяснят тем, что девушка уже получила немалую материальную помощь от нашей семьи и располагает приличной суммой, образованна, мать и брат рядом – пусть снимет квартиру и найдет работу. Во всем этом, разумеется, есть правда, но ведь маленькие дети – это мой внук и сын. Чтобы иметь возможность помогать Ольге и детям, я не должен попасть в тюрьму. Лучше совершу сделку со своей совестью, чем погибну и перестану быть полезным себе и близким. Чекист – не худший представитель своей профессии. У него есть совесть, которая его мучает и не дает покоя. К этому его вынуждают жена и дети, он понимает, что ситуацию не исправить, пока Зинаида несчастна и своим существованием ежедневно напоминает о совершенной им подлости. Он стремится за мой счет получить долгожданный душевный покой. Но представленный им вариант – сойтись с Зинаидой – не самый плохой. Значит, судьбе так угодно. Надо быть реалистом, помочь себе, Ольге и детям, ведь в гробу я никому не нужен».

– По-видимому, генерал, у меня другого выбора нет. А есть гарантия, что, заключив с вами договор, я опять через какое-то время не окажусь в роли подозреваемого?

– Уважаемый профессор – возвращаю вам такое обращение, – я не сомневался в вашем благоразумии. Для того чтобы раскрыть это далеко не легкое дело, нужна сильная мотивация и не менее сильная заинтересованность. У меня есть мотивация – снять тяжелый моральный груз, наладить отношения с семьей. Да и вы мне симпатичны. Почему я должен желать, чтобы вы оказались в тюрьме? Из-за двух криминальных, опасных для общества элементов? Мы с вами, профессор, в одной лодке, оба нарушили не закон, а всего-навсего моральные нормы, и вот, в течение всей оставшейся жизни, каждый из нас не перестает отвечать за это. Добавлю, что судьба двух криминальных типов скоро никого не будет интересовать, дело будет направлено в архив и в числе тысяч других нераскрытых дел постепенно потеряет всякую актуальность. В будущем мы, возможно, даже станем неплохими родственниками. Что касается вашей сожительницы – не забывайте, что вы намного старше ее. Сейчас вы необходимы ей, это придает вашему облику профессора, попечителя ауру всесильности, героизма и доброты. А лет через десять-пятнадцать от всего этого останется только чувство жалости и благодарности к вам за бывшие добрые дела. Старик уже не сможет ни по каким параметрам удовлетворить молодую женщину. Что смогли, вы для нее уже сделали. Жизненный прагматизм в любом случае победит. Любая новая одежда, выход из дома, телефонный разговор будут вызывать у вас ревность, подозрения, отчуждение. Ни о какой физической близости и речи быть не может. Открыть свое старческое, дряхлое тело, малопригодное для интима, вызвать скрытое отвращение и жалость? Вы гордый человек, вряд ли захотите, чтобы вас жалели, тем более брезговали вами. Аксиома: человек не может изменить свой возраст, продлить активную жизнь еще на несколько лет можно, но не более. Не огорчайтесь, смиритесь с вашей судьбой. Она у вас складывается, может, даже и лучше, чем вы думали. То, что ожидает вас, более разумно и естественно, более соответствует вашему социальному статусу, интеллектуальным запросам, чем то, что сегодня у вас есть.

Генерал Кондрашов медленно встал, и, не попрощавшись с Иваном Ильичом, вышел из комнаты. Иван Ильич остался сидеть на месте и, обхватив руками голову, тихо заплакал. Он понимал, что в словах генерала много разумного, но сердце – сердце не хотело подчиняться разуму.

– Ольга, планы меняются. Может быть, это даже к лучшему, я еду один, – он представил ее большие голубые глаза, ее испуганно-настороженный взгляд. – Ты останешься с матерью и братом. Каждый месяц я буду отправлять тебе нужную сумму, а к рождению ребенка обязательно прилечу.

Слезы душили его, и Иван Ильич, плача, положил трубку. «Бог, – направил он взор в потолок, – Ты несправедлив. Разве Тебе недостаточно тех испытаний, которые Ты послал мне? Почему посылаешь все новые и новые? Отпусти меня, я предостаточно страдал».

Конец