Текст книги "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки"

– Зайдем ко мне на кафедру.

– Я бы предпочла другое место, вне института.

– Пошли-пошли. Я попрошу нас не беспокоить. Сейчас, к сожалению, у меня напряженное время, выйти из кабинета мне сложно, бесконечно звонят. Ну, расскажи, как твоя жизнь с новыми людьми в Самаре, в новом статусе молодой матери?

– Иван Ильич, я бы хотела вернуться на работу.

– Лаура, но у тебя есть еще два года до окончания декретного отпуска!

– Да, но жизнь в Самаре, в окружении людей, может, и неплохих, но чужой культуры, стала для меня невыносимой.

– Однако твой муж аспирант, как и ты, современный молодой человек. Мне показалось, что он тебе очень подходит. Я надеялся, что вы будете счастливы.

– Это так, но согласитесь, трудно жить в большой традиционной семье с родителями мужа и двумя его совершеннолетними сестрами, где говорят на родном языке, бесконечно принимают гостей, много времени проводят за столом, произносят нескончаемые тосты, хвалят друг друга, поют свои песни, едят хоть вкусную, но непривычную для меня еду. Я просила Норика (так зовут моего мужа) переехать в Москву, снять квартиру и жить самостоятельной жизнью, но он никак не соглашался. Особенно наши отношения с мужем и его родными осложнились, когда приехала мама с этим бандитом, Сергеем, и начала требовать от отца Норика 50 тысяч долларов как будто для защиты его бизнеса. Я была страшно возмущена и даже хотела выгнать их, но Сергей угрожал мне, что покажет видеозапись о моих интимных отношениях с вами, требовал, чтобы я повлияла на родственников мужа, уговорив их заплатить деньги. Сначала я не поверила, что у них есть такая запись, но они рассказали подробности, которые могли знать только мы с вами. Я страшно переживала, но от страха опозориться была вынуждена умолять мужа и его отца выдать им в качестве долга эти деньги. В конце концов, они дали им 20 тысяч долларов, и Сергей с мамой убрались. Но моя репутация в глазах родственников была сильно подмочена. Больше о моей матери они слышать не хотели. Через какое-то время я получила сообщение от мамы по мобильному телефону, что они с Сергеем едут в Турцию на отдых. Больше никаких вестей о них я не получала.

– Неужели в течение всего этого времени они ни разу не давали о себе знать?

– Именно так, Иван Ильич. Сперва я была настолько обижена и обозлена их поведением, что даже не хотела вспоминать о матери, но потом мне стало жаль ее и я решила хотя бы узнать, где она. Отправила в разные инстанции письма, в том числе и в нашу консульскую службу. Оттуда спустя два месяца мне сообщили, что сведений о пересечении ими границы не имеется. То есть выходит, что мама в России. У меня дурное предчувствие, что мамы больше нет в живых.

– А может, Лаура, у них есть причины скрываться от правосудия, врагов, должников? Мало ли что? Жизнь таких людей непредсказуема. А где твой ребенок, муж? Ты одна, что ли, в Москве?

– Можно я покурю, одну сигаретку, Иван Ильич?

– Ты что, начала курить? Нет, я не разрешаю. Что за новость? Не странно ли, что в присутствии своего научного руководителя, заведующего кафедрой, ты куришь в его кабинете, вдруг сюда зайдет кто-то и по запаху определит, что здесь курили, как думаешь, что подумают?

– Поэтому, Иван Ильич, я и просила вас встретиться в другом месте, скажем, в моей квартире. Там было бы намного свободнее и удобнее.

– У тебя квартира в Москве?

– Да, родные мужа купили мне квартиру с условием, что после развода я оставляю им ребенка.

– Ты развелась? И согласилась на такие условия?

– Да, я согласилась, правда, развод пока не оформили, но это когда-нибудь сделаем, а если муж передумает и примет все мои условия, я останусь с ним. Я часто вспоминаю мои детские годы, бесконечные переезды, пьяных друзей мамы, беспросветную нужду, поэтому и согласилась на такой вариант. Ребенку с ними будет гораздо лучше, люди они хорошие, уделяют ему столько внимания, сколько я не смогу уделить. Если ребенок остался бы со мной, я не смогла бы ни работать, ни нормально жить, ведь мне неоткуда ждать помощи. Единственный человек, к которому я могу обратиться, – это вы.

– Вот неожиданность! Не плачь и не обижайся, у меня тоже многое в жизни изменилось. Я еще никак не могу привыкнуть к мысли, что ушли из жизни мои жена и мама. Мне иногда очень одиноко.

– Я в курсе, отправила вам телеграмму с соболезнованиями.

– Спасибо, помню, я ее прочитал.

– Иван Ильич, можно я буду с вами откровенна? Я как-то иначе представляла нашу встречу, даже занималась фитнесом, чтобы сбросить лишний вес, понравиться вам. Я думала, что вы захотите уединиться со мной, вспомнить старое, ведь нам было очень хорошо друг с другом. Иван Ильич, может, попробуем пожить вместе?

– Послушай, дурочка, конечно, я рад, что ты в Москве, рад, что ты стараешься обустроить свою жизнь. Я в любом случае во всех возможных формах окажу тебе помощь. Ты была для меня дорогим человеком и остаешься таковым. Твоя судьба мне очень небезразлична. Но принять такое предложение я сейчас не могу. У меня другой настрой, другие обязательства.

– Иван Ильич, если я возвращаюсь на свое рабочее место, то вам придется освободить от работы Ольгу?

– А ты знакома с Ольгой?

– Да, моя подруга, секретарша декана, сказала, что у вас работает лаборанткой новенькая девушка из провинции и что она тоже, как и я, находится в настоящее время в декретном отпуске, притом вышла в этот отпуск прошлым летом. А на это место пока никого не взяли, просто какая-то девушка временно выполняет функции лаборантки.

– Да, это так, преимущественное право восстанавливаться на это место принадлежит тебе, потому что Ольга, в свою очередь, замещала тебя, пока ты была в декретном отпуске. Если ты прервешь этот отпуск, по закону мы должны, и я это сделаю с удовольствием, предоставить тебе твое прежнее рабочее место. Но если честно, мне сложно представить, что ты опять будешь сидеть в приемной моего кабинета.

После минутного молчания Лаура спросила:

– Иван Ильич, можно поинтересоваться, а кто эта Ольга? Говорят, вы вместе приезжаете на работу и вместе с ней уезжаете домой. Выходит, что она вам очень близкий человек.

– Она жена моего сына.

– Вашего сына? Тем более, согласитесь, как-то неудобно работать вместе со своей невесткой. Иван Ильич, еще один вопрос. Ваш сын и эта Ольга живут с вами или отдельно?

– Со мной.

– Представляю, как вам неудобно жить с ними в одной квартире, да еще с маленьким ребенком. Иван Ильич, переезжайте ко мне. Квартира находится в районе метро «Профсоюзная», правда, она небольшая – две маленькие комнатки, но очень удобная. Вы помните, как нам было чудесно и весело друг с другом? Поживем вместе, а потом – как получится. Иногда можем смотреть видеозапись и вспоминать, как здорово мы раньше веселились. Это даже взбодрит нас, вернет в прежнюю действительность.

– О какой видеозаписи идет речь, Лаура?

– О той, показом которой хотели шантажировать меня Сергей и мама.

– Как она попала к тебе в руки?

– Долгая история, Иван Ильич, как-нибудь в другой раз расскажу. Сейчас, по-видимому, от волнения у меня голова разболелась.

– Лаура, послушай, эту запись следует немедленно уничтожить!

– Вы серьезно? А что нам это даст, Иван Ильич? Диск вместе с другими вещами моей матери прислала мне ее подруга из Нижнего Новгорода. Я не уверена, что она ее не посмотрела. Разумеется, она могла узнать только меня, а кто мой партнер по сексу – взрослый мужчина, понятно, она не могла знать. Если я уничтожу запись, что это нам даст? Ведь копии, вне сомнения, у кого-то остались. Вы не думаете, что эта запись вдруг когда-то, совершенно неожиданно, может выплыть на поверхность? Ведь такое может случиться…

* * *

После ухода Лауры Иван Ильич еще долго размышлял о возможном ее участии в произошедшем.

«Нет, никак не могу поверить, что Лаура, моя ласковая безобидная девочка, может быть соучастницей в такой подлой безжалостной игре. Ведь действия Стеллы и Сергея были направлены также и против нее. Подозревать Лауру означает вообще потерять доверие к людям. Но почему она так интересовалась Ольгой, может, что-то знает о моих отношениях с ней? Невероятно, эти подозрения ни на чем не основаны. И потом, если бы она действительно хотела связать свою судьбу со мной, то не вышла бы замуж за этого Норика при первой же возможности. Но тогда Ирина была жива, и Лаура знала, что ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой, я Ирину не брошу. А изменить мог, да, мог. Это разные вещи. Измена с Лаурой – зов природы, биологический акт – не больше. Неправда, я Лауру тоже любил, но другой, своеобразной любовью, не так, как Ирину. Любил ее тело, запах кожи, смех, милые глупости, наивность, молодость и еще многое другое. Любовь ведь имеет много измерений и оттенков. Ирину я уважал, считал равной себе, главной женщиной в моей жизни, она мать моих детей, единственная в своем роде. А Лауру я не считал равной в интеллектуально-психологическом плане, учитывая ее интересы, понимал, что нас связывает интим, и рано или поздно этому придет конец.

По-видимому, в создавшейся ситуации мое больное воображение рисует аллегорическую картину происходящего вокруг меня. Я стал скрытным. Живу в страхе, подозревая всех вокруг, боясь каждую минуту быть разоблаченным. Не этот ли страх стал причиной гибели двух людей? Неужели череда трагических событий на этом не завершится? До того как заключить этих двух мерзавцев в подземелье, мне следовало бы вспомнить библейскую мудрость: “Всё тайное когда-нибудь становится явным” – и смириться с возможной перспективой разоблачения. Я не мог представить, что́ скажу жене, маме, детям, коллегам. Это было выше моих сил. Я предпочел бы исчезнуть: попасть под поезд, переехать в Биробиджан, в Пензу, черт знает еще куда – преподавать в средней школе, в каком-нибудь захудалом институте у черта на куличках. Глупость! Куда исчезнуть? Как я мог тогда оставить мою семью, а сейчас Ольгу и ребенка? Большего эгоизма, подлости и себялюбия трудно даже представить».

В подтверждение его мыслей зазвонил телефон.

– Иван Ильич, я накрыла стол. Мы с маленьким мудрецом ждем вас.

– Да, дорогая, скоро буду.

«Лаура, конечно, переживает, что мое отношение к ней изменилось, и не понимает, почему я не хочу с ней близости. Или, может, она в курсе, что я фактически женился на ее ровеснице? Догадки, сомнения и переживания. Боже, неужели я так и не найду душевного равновесия! А как приятно начинался роман с легкомысленной девчонкой, с каким нетерпением я ждал новых встреч с ней. Два года я чувствовал себя счастливым мужчиной, победителем».

* * *

– По какому случаю такое торжество? Свечи на столе, столько разных блюд, ты даже надела вечернее платье, которое, кстати, тебе очень и очень идет, сделала красивую прическу: может, ждем гостей? Но кого? Их, к сожалению, давно у нас не было. В любом случае ты молодец, и все это мне очень приятно, особенно хороша ты, моя юная леди. Ну, по какому случаю наш сегодняшний торжественный ужин?

– Причины две. Иван Ильич, можете догадаться какие?

– Оленька, признаюсь, не могу.

– Первая: нашему Ивану-мудрецу исполнилось полгода.

– Да, действительно, я забыл об этом. А вторая причина? Ну, Оленька, что остановилась, почему напряглась?

– А вторая причина: я беременна.

От неожиданности Иван Ильич на минуту потерял дар речи и удивленно уставился на Ольгу.

– Иван Ильич, вы против рождения второго ребенка?

– Ольга, мне трудно что-то сказать. Может, нам достаточно одного маленького человечка? Ведь ты должна учесть, что я немолод и брать двойную ответственность на себя чрезвычайно рискованно, даже непредусмотрительно. Я на твоем месте не торопился бы принимать такое ответственное решение.

– Иван Ильич, я твердо решила: хочу ребенка именно от вас.

– Оленька, а разве в нашем ребенке не течет и моя кровь?

– Для меня этот вопрос очень важный: я хочу ребенка от любимого мужчины.

«Как резко и недвусмысленно она отмежевалась от Кости и четко отстаивает свою позицию. Волевая девушка», – констатировал про себя Иван Ильич.

– Ну, раз не согласна со мной…

– Простите, Иван Ильич, впервые я позволю себе не согласиться с вами.

– Тогда с Богом: поднимаем тост за нашего Ивана-мудреца, а тебе Ольга пожелаю счастливого материнства и родов. Сколько недель твоей беременности?

– Гинеколог определила приблизительно 8 недель.

Через час Ольга пошла кормить ребенка и укладывать его спать. Иван Ильич удалился в свой кабинет. Ирина со смеющимся лицом продолжала смотреть на него с большой фотографии, но сегодня ему показалось, что в ее взгляде появилась печаль, и она уже смеется сквозь слезы.

Иван Ильич заплакал. «Прости, милая, скоро у меня появится ребенок от другой женщины. Могли ли мы с тобой представить такое? Ты была единственной женщиной, родившей мне детей. Сейчас появилась другая женщина, которая станет матерью моего младшего ребенка. Но я не отдаляюсь от тебя. Ты всегда в моем сердце, и останешься там до моего последнего вздоха». Зашла Ольга в ночной рубашке. Постояла минуту и потом, делая над собой усилие, смущенно сказала:

– Иван Ильич, может пойдем ко мне? Ребенок уже спит. Будем рядом с ним.

Она взяла его руку и повела в свою спальню. Тепло ее рук, исходящий от нее завораживающий запах молодой здоровой женщины, как в прошлые годы, возбудили Ивана Ильича. Непреодолимое желание обладать стройным телом молодой женщины овладело им, в эти минуты он забыл обо всех своих тревогах.

– Спасибо, Ольга, – через час произнес он. – Какой прекрасный праздник ты устроила для меня!

Следующим утром, собираясь уже выходить из дома, Иван Ильич вспомнил разговор с Лаурой.

– Ольга, напиши, пожалуйста, заявление об уходе с работы, так как бывшая лаборантка досрочно вышла из декретного отпуска.

Ольга быстро под диктовку Ивана Ильича написала заявление и сказала:

– Иван Ильич, мне так жаль оставлять работу: надеюсь у меня будет еще возможность работать в институте?

Ответ Ивана Ильича, что это отдаленная перспектива, особенно после рождения второго ребенка, сильно ее огорчила.

– Что тебя не устраивает, Оленька? Неужели для тебя так важна лаборантская работа? Учти, если родится второй ребенок, дай Бог, тогда вопрос восстановления на работе отодвинется минимум года на два, а может, и дольше.

– Иван Ильич, эта работа давала мне возможность всегда находиться рядом с вами. Кроме того, мою зарплату я отправляла моей маме и младшему брату, что помогало им как-то более-менее сносно жить. Я вам уже как-то говорила, что отчим получает очень небольшую пенсию и тут же пропивает ее с друзьями. В дом он практически ничего не приносит – все лежит на маминых плечах. Они с большим трудом сводят концы с концами, и то, что я отправляла, им очень помогало.

– Оленька, некую сумму, не меньшую, чем ты отправляла, каждый месяц от твоего имени мы будем отправлять им. Как вижу, с братом, несмотря на то, что он тебе не родной, у вас теплые отношения.

– Как – не родной? По маме родной, он очень хороший мальчик: учится сейчас в девятом классе. Через два года заканчивает школу – поработает где-нибудь и, когда время придет, пойдет в армию. Жаль его, конечно: я хотела бы принимать какое-то участие в его дальнейшей судьбе, но понимаю, что это очень сложно.

– Ольга, ведь у тебя в банке приличная сумма: может, поможешь маме и брату? Ты вправе распорядиться этими деньгами по своему усмотрению.

– Не могу себе этого позволить: деньги в банке предназначены моим детям. Кто знает, что будет с нами потом?

В душе Иван Ильич даже обиделся, понимая, что она имеет в виду его возраст. С другой стороны, в чем ему винить Ольгу? Она успела повидать в жизни бедность, лишения, знает цену каждой копейке, поэтому так прагматично и трезво смотрит на жизнь.

* * *

К удивлению Ивана Ильича, на его звонки Лаура не отвечала и долго не появлялась. Примерно через месяц, когда Иван Ильич уже начал забывать о разговоре с ней, она неожиданно позвонила.

– Иван Ильич, прошу меня извинить, что так долго отсутствовала и не давала о себе знать. Сейчас у меня возникла новая ситуация, и я не могу, как хотела, вернуться в институт, придется полностью посвятить себя ребенку, которого не с кем оставить.

– Лаура, ты так настойчиво хотела вернуться на свое прежнее рабочее место. Я его уже освободил. Что случилось?

– Вам пришлось освободить от работы вашу невестку?

– Она сама хотела этого, и ваши пожелания в этом вопросе совпали. Но ты не ответила, Лаура, на мой вопрос. Чем обусловлен твой отказ от работы, которой ты так настойчиво добивалась?

– Иван Ильич, Норайр, мой муж, из-за меня поссорился с родными, забрал ребенка и присоединился ко мне, поэтому за дочерью, которая к сожалению, для детского сада очень мала, я вынуждена присматривать сама. Норайр кроме учебы еще и работает, как понимаете, теперь нам придется рассчитывать только на себя. Когда дочери исполнится хотя бы три годика, я, по-видимому, смогу вернуться к этому вопросу.

– Я считаю, это благополучный поворот в вашей семейной жизни.

– Я тоже так считаю. Иван Ильич, не забывайте обо мне, я обязательно вернусь на работу.

– Понимаю, Лаура. Кстати, что с диском? А если вдруг его найдет твой Норайр?

– Не беспокойтесь, я держу его в очень надежном месте.

– А зачем его держать?

– Не знаю.

– Лаура, освободись от этой опасности. Вдруг твой муж или еще кто-то найдет эту запись? Тогда тебе не миновать больших неприятностей, скандалов, объяснений. Не говоря уже обо мне. Но в первую очередь я думаю сейчас именно о тебе.

– Иван Ильич, эта запись напоминает мне о моем вхождении во взрослую жизнь. И именно с вами связан этот незабываемый период моей жизни. В общем, когда я одна, ее просмотр доставляет мне огромное удовольствие.

– Глупо! Если не сказать, что ты себя и меня подвергаешь опасности. И, наконец, мне кажется, ты не искренна со мной.

– Кроме нас, Иван Ильич, эта запись никому не нужна. Те, кто ее как средство для шантажа держали против нас, непонятным образом исчезли. Конечно, бессердечно так говорить, но я чувствую, что они больше не вернутся. Жаль, конечно, маму, я много раз анализировала ее жизнь и пришла к выводу, что такой трагичный конец для нее логичен. Ее жизнь должна была завершиться именно таким образом.

– Лаура, это все предположения, не более того.

– Да, пока предположения. Они не подкреплены никакими фактами, просто так подсказывает мое сердце.

– Лаура, настоятельно прошу: освободись от этой записи, помни: если в первом акте спектакля увидишь висящее на стене ружье, оно когда-нибудь выстрелит. Так и наличие этой записи когда-нибудь даст о себе знать.

* * *

– Иван Ильич, добрый день! Борис Николаевич беспокоит.

– Добрый день, дорогой Борис Николаевич! Есть какая-то причина для вашего звонка? – с тревогой в голосе спросил Иван Ильич.

– Да нет, просто хотел спросить, когда вы приедете на дачу.

– А что случилось, Борис Николаевич? Ремонтные работы завершили, как будто все более или менее в порядке. И потом, я сейчас очень занят. Может, интересующий вас вопрос решим по телефону?

– Вы не думали продать дачу? Я хотел бы ее купить, ну, так, по-соседски, по сходной цене.

– Нет, пока я не думаю о продаже дачи. С чего это вдруг, Борис Николаевич?

– Неделю назад дачу осматривала молодая пара с маленькой девочкой. Муж мне показался кавказцем. На мой вопрос, что им нужно, сказали, что хотели уточнить, не это ли дача Ивана Ильича и где вы сами.

– И все?

– Да, все. Попрощались и, не представившись, уехали… Иван Ильич, вы знаете, я хотел расшириться, сын Василий не будет вечно в холостяках ходить. Может, мы этот вопрос сейчас решим?

– Посмотрим, Борис Николаевич, – рассеянно ответил Иван Ильич и закончил разговор.

«Лаура, – мелькнуло у него в голове. – Что она намерена делать? Ее появление на даче не может быть случайным. Придется окончательно объясниться с девушкой и выяснить, что она хочет. Что за проклятие висит на мне? Никак не могу освободиться от этого кошмара».

* * *

– Папа, здравствуй, это Эмилия. Ты в курсе, что у нашего Кости родилась дочь?

– Ну, то, что у него родился сын и спит в соседней комнате, я в курсе. Но впервые слышу, что у него родилась еще и дочь.

– Папа, сын, скорее, твой, чем Костин.

– Что значит мой? Если биологический отец не хочет признавать ребенка и выполнять отцовские обязанности, что я должен делать? Выбросить ребенка вместе с матерью на улицу? Может, ты забываешь, что этот ребенок нам не чужой?

– Почему на улицу? Пусть Ольга снимет комнату, квартиру, и живет там себе на радость. Мало ли матерей-одиночек?

– Как ты легко и жестоко, бессердечно рассуждаешь о судьбах других людей!

– Папа, ты не хочешь признаться, что у тебя с этой Ольгой особые отношения? Если честно, мне кажется, что обязанности мужа и отца ты возложил на себя в полном объеме, мы ведь понимаем друг друга, да, папа?

– Эмилия, в жизни есть обстоятельства, которые складываются естественно, сами собой. Я не хочу ни перед кем оправдываться, кроме как перед памятью твоей матери и перед Богом. Я поступил именно так, как велела моя совесть.

– Но, пап, почему ты не хочешь признать то, что ясно нам, твоему окружению? Просто другие тебе об этом не говорят, потому что одним это безразлично, а другие стесняются об этом спрашивать.

– Если вы с братом настаиваете, и вам все уже ясно, то тогда пусть будет именно так, как вы думаете.

– Папа, мне очень стыдно за тебя.

– Тебе нечего стыдиться за меня. Я живу своей жизнью, и за нее мне нечего стыдиться. Вы же не спрашиваете ни меня, ни кого-либо, как вам жить, – живете, как вам удобно. Тогда дайте и мне жить, как я хочу, и позвольте самому определить, что стыдно и что – нет. По-вашему, жить в вечном одиночестве и оставить одних новорожденного ребенка с беспомощной девушкой было бы не стыдно, человечно?

– Папа, я звонила по другому вопросу, но после такого разговора, его, по-видимому, не следует поднимать.

– Сама решай. Хочешь – задавай, хочешь – нет, но то, что касается моей жизни, повторяю, я сам решаю.

– Пап, знаешь, о чем речь… Через год с чем-то контракт мужа заканчивается. Возможно, его продлят еще на полгода-год, но все равно, рано или поздно мы вернемся в Москву. К сожалению, есть одна проблема.

– Если могу помочь – буду рад.

– Только ты сможешь решить эту проблему.

– Весьма польщен, что могу для вас сделать что-то полезное.

– Папа, дети у меня уже не маленькие, в двух комнатах нам очень тесно.

– Придется вам тогда переехать в более просторную квартиру. Продадите эту двухкомнатную квартиру, добавите еще какие-то деньги, а если не будет хватать, возьмете для покупки более просторной квартиры кредит, как, впрочем, поступают очень многие.

– Папа, ты же понимаешь, что если мы поступим таким образом, то у нас вообще не останется никаких денег – все пойдет на ремонт, на обмен, на расширение квартиры, на новую мебель. Тогда нам придется лишить себя зарубежных поездок, хорошей одежды. Я уж не говорю о том, что тогда мы не сможем даже ходить в рестораны. Будем экономить на всем, даже на еде для детей.

– Понимаю. Будут определенные сложности, но человеческая жизнь именно так устроена, что на каждом этапе мы преодолеваем вновь возникающие трудности. Это мобилизует нас и делает жизнь более интересной.

– Папа, я другое предлагаю. Ты, может, меня и понимаешь, но говоришь о другом.

– Какое у тебя предложение?

– Не хочешь ли ты вместе с этой девушкой или один переехать в мою двухкомнатную квартиру? А мы – в твою. Ведь ты же сделаешь это не только для меня и Николая, но и для твоих внучек.

– Эмилия, я не хочу жить в другой квартире и желаю оставаться именно в своей, где я жил долгие годы с твоей мамой. И она меня вполне устраивает.

– Хорошо, что ты хоть упомянул маму. Но ты не думаешь, что потом эта квартира перейдет Ольге?

– Вот какими категориями вы с братом мыслите. Я не хочу строить такие долгосрочные планы: завтра, послезавтра, потому что есть сегодня. Я еще не знаю, как долго буду отмечать мой новый день, мое «сегодня». Может, мое «сегодня» продлится еще долго. Прости, что этим могу огорчить тебя. Сожалею об одном – что родил и воспитал таких бездушных эгоистов, как вы с братом. Единственное ваше оправдание в моих глазах – что вы просто продукт нашего времени, и именно оно сделало вас такими черствыми людьми, скорее, мелочными грызунами.

– Спасибо, папа, – ответила Эмилия, плача.

– Ты сейчас, дочь, положишь трубку и побежишь на очередную вечеринку, концерт или в ресторан. Уверяю, через несколько минут забудешь обо всем – о моем существовании, тем более, о разговоре со мной. Этот разговор останется в твоей памяти как мелкий неприятный инцидент в твоей бурной, интересной жизни. А я с грустными мыслями, воспоминаниями о твоей матери, о нашей в итоге не сложившейся жизни, безутешно горюя, что не смог сделать твою маму – мою Ирину счастливой, останусь в квартире один. Ты представляешь, какая перспектива ждала бы меня? Одиночество, от этого замкнутость, странности в поведении, если бы не этот маленький мальчик, личико которого я обожаю, и молодая предупредительная и трудолюбивая девушка. Ты можешь представить, в какой грязи, неухоженности я находился бы, если бы не она? Мне стыдно, когда Ольга стирает и гладит мое нижнее белье, не говоря ни слова, покупает новое и незаметно кладет в мой гардероб. Она изучила все мои привычки и предпочтения, знает, какие блюда я люблю, какие не особенно. Я живой человек, понимаю душу и поступки другого человека, ценю их и бесконечно благодарен за ее доброту. Она вернула меня к нормальной жизни после стольких потерь. На доброту, Эмилия, нормальные люди отвечают добротой, поэтому я сделаю все зависящее от меня, чтобы она тоже была счастливой, на это у нее не меньше прав, чем у тебя с братом.

Иван Ильич положил трубку, сердце колотилось со страшной силой, давление, по-видимому, подскочило к двумстам. «Боже, умру и бедную девочку с двумя детьми оставлю одну на растерзание стае хищников. Почему я так ненавидел Стеллу и бандита Сергея? Ведь их от моих детей отличает только необразованность и бескультурье, ну и, конечно, бесчеловечная жестокость. Мои дети – такие же хищники, но действуют соответственно своему культурному уровню, не кровожадные, однако, кроме своих интересов, они не учитывают интересы и переживания других людей, даже своего отца».

– Иван Ильич, вы страшно бледны, примите валокордин!

Он молча взял смешанный с водой валокордин, выпил, не глядя в сторону Ольги, понимая, что она слышала его разговор с дочерью. Ему было очень стыдно за своих детей, да и за себя тоже.

* * *

– Лаура, это Иван Ильич, у меня к тебе вопрос.

– Я как раз собиралась в институт, хотела зайти в отдел аспирантуры, а после я зайду к вам.

В середине дня Лаура, стройная, лукавая, самоуверенная, свободно и модно одетая, сидела в кабинете Ивана Ильича в подчеркнуто вольной позе.

– Лаура, у кого ты оставила ребенка?

– На две недели приехали мать и сестра мужа, не отходят от ребенка ни на минуту. В общем, Иван Ильич, они хорошие, сердечные люди, но, скорее, только по отношению к ребенку и к своему сыну. Для них я чужая и по мышлению, и по культуре поведения, и слава Богу, что я именно такая. Прекрасно, что сейчас мы живем отдельно от родителей Норайра, наши различия почти не чувствуются.

– Лаура, как я понимаю, ты хочешь мне что-то сказать?

– Иван Ильич, поговорить с вами мне всегда хочется, даже просто сидеть рядом с вами уже для меня большое удовольствие. Вы правильно угадали, я хотела вам сказать… Иван Ильич, я так хорошо помню этот кабинет, каждое кресло, стол, диван. Незабываемые дни! Сейчас я их ценю больше, чем даже тогда. Когда остаюсь одна, часто смотрю известную вам видеозапись. Не скрываю, иногда хочется повторить все, что было раньше, и именно так, как там снято.

Иван Ильич внимательно слушал Лауру, не без удовольствия констатируя, что она стала несравненно более соблазнительной и привлекательной, чем раньше. Ее формы стали значительно более выпуклыми, почти вызывающими. Еще раз посмотрев в ее такое знакомое и родное лицо, он понял, что не может сердиться на нее.

– Лаура, в твоих словах, в поведении я чувствую некую недосказанность. Скажи, девочка моя, мы же не чужие, что тебе нужно, что я могу сделать для тебя?

– Ничего, Иван Ильич. У меня все в порядке, с мужем у меня ровные нормальные отношения, он внимателен, неприхотлив, и вообще, человек не сложный, можно сказать, абсолютно предсказуемый. Беда, конечно, если назвать это бедой, что он не может быть для меня хотя бы отдаленно таким авторитетом, каким были вы. Я долго думала и пришла к выводу – во мне говорит комплекс безотцовщины. Вы для меня были и отцом, и любимым мужчиной. К сожалению, Норик для меня только друг и мужчина, за которого, исходя из некоторых обстоятельств, я вышла замуж. Я умнее и предусмотрительнее его во многих вопросах. Понимаю, что придется, как говорят, без огонька и задора, жить всю жизнь. Иван Ильич, как раз через несколько дней мать и сестра мужа возвращаются в Самару, вместе с ними едет туда и Норайр. Надеюсь, вы найдете время, зайдете ко мне и посмотрите моего ребенка. Не сомневаюсь, это будет для вас приятным сюрпризом.

– Спасибо, Лаура. Но только не понимаю, почему встреча с твоим ребенком должна стать сюрпризом для меня. Я уверен, что твоя дочь будет похожа на тебя, следовательно, красива, как ты. Давай как-нибудь в другой раз, сейчас я очень занят.

– Иван Ильич, я не претендую на наши прежние отношения. Я и тогда понимала, что мне необходимо выйти замуж, создать семью, и главное, решить для меня самый важный вопрос в моей жизни – обзавестись крышей над головой. Я же не могла вечно жить в съемной квартире, за которую платили вы. Иван Ильич, я долго сомневалась, раскрыть вам мою тайну или нет, поэтому решила, что лучше сперва пригласить вас к себе домой, показать вам моего ребенка, и только потом открыть правду.

– Не волнуйся, Лаура. Что за удивительная тайна, которую ты после таких переживаний и сомнений решила раскрыть?

– Иван Ильич – вы биологический отец моего ребенка. Жаль, что я сообщаю вам об этом до того, как вы увидите мою дочь. Она – вылитая вы: светлые волосы, голубые глаза, черты лица, будто ваша маленькая копия. Я шатенка, глаза у меня темные, Норайр вообще жгучий брюнет, потом, я ведь знала, что рожаю именно от вас.

– Глупости, я всегда строго контролировал себя.

– В последний раз не смогли себя полностью контролировать. Во всяком случае, факт налицо.

– Но вернувшись из поездки, ты даже не посоветовалась со мной, тут же выскочила замуж за этого Норайра. Как это объяснишь?

– Потому что я еще в Турции обнаружила, что беременна, и как только оказалась в Москве, побежала в нашу поликлинику. Гинеколог, прекрасная женщина, Мария Иванова, подтвердила мою беременность. После нескольких бессонных ночей я решила, что правильнее для меня, да и для вас, чтобы я вышла замуж за Норайра. До этого между нами ничего серьезного не было. Какие-то встречи, вечерние прогулки с ребятами из Москвы, и все. Я должна была решить: рожать, стать матерью-одиночкой без крыши над головой или сделать аборт, продолжая отношения с вами. Я знала, что вы никогда не оставите вашу жену ради меня. Понятно, мы были более чем неподходящей парой и по возрасту, и по многим другим параметрам. Иван Ильич, можно, я выкурю одну сигаретку?