Текст книги "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки"

– А где твое самолюбие? Музыкант шлялся с другими бабами, и, как только ему это надоело, он свистнул, и ты прибежала к нему, как собачка.

«Безусловно, моим детям не присущи самоотверженность, великодушие, способность и желание ограничить себя в чем-то. Они принадлежат к сегодняшнему поколению, чей девиз – наслаждение, жизнь без обязательств».

– Я рад, Эмилия, – вслух сказал Иван Ильич. – Исходя, в первую очередь, из интересов детей. Полная семья в любом случае лучше во всех отношениях. Николай – неплохой парень. Немножко необязателен, эгоистичен, как, впрочем, и ты с братом.

– Конечно, это не касается Ольги, она – другая, – вставил Костя.

– Безусловно, – ответил Иван Ильич.

– Вот и хорошо. Два добропорядочных человека, живите вместе.

– Костя, не вынуждай меня опять говорить в твой адрес резкие слова.

– А, что, собственно, я сказал?

Ольга относила посуду на кухню и делала вид, что этот разговор не имеет к ней никакого отношения. Дети, так и не окончив спор, разъехались. Иван Ильич отправился на кухню помочь Ольге убрать посуду, поставить стулья на место, а потом пошел к себе в кабинет. Примерно через час Ольга постучала в дверь:

– Иван Ильич, по телевидению отличный концерт оперной музыки – Лучано Паваротти и Пласидо Доминго, хотите посмотреть?

Иван Ильич вышел в гостиную, сел в кресло на свое обычное место. Чуть поодаль устроилась Ольга. Раньше в этом кресле сидела Ирина.

* * *

Жизнь как будто вошла в свое обычное русло. Скоро, собрав необходимые вещи и сдав свою квартиру иностранной журналистке, уехала в Голландию Эмилия. Костя звонил, спрашивал о здоровье отца, иногда заходил, ел приготовленный Ольгой обед или ужин, перекидывался с ней ничего не значащими фразами, виновато прощался с отцом и уходил к себе. Однажды он позвонил отцу и, не скрывая бурной радости, сообщил: «Пап, понимаю, уже одиннадцатый час, поздно, но мне срочно надо поговорить с тобой». Через несколько минут он звонил в дверь.

– Ольга может присутствовать при нашем разговоре?

– Да, конечно. Впрочем, то, что я скажу, вряд ли представляет для нее интерес. Папа, я должен на некоторое время уехать в Париж, возможно, на полгода, возможно, даже на более долгий срок. Я получил хороший заказ – проектировать внутренние строительные работы в квартире одной молодой богатой француженки.

– Неплохо. А как тебе удалось получить такой заказ?

– Представляешь, помог наш доктор, профессор Мальков. Когда я был у него с Ольгой, он задавал мне вопросы: какая у меня специальность, говорю ли я на английском или французском, пью ли спиртное и как часто, как у меня со здоровьем. Я отвечал на все его вопросы, удивлялся и не понимал, что ему нужно, но он такой приятный, душевный человек, что на него невозможно обижаться. И вот – на тебе: Париж, 10 тысяч евро в месяц, хозяйка – молодая разведенная бездетная женщина по имени Амелин.

– А как твоя здешняя работа? Возьмут ли тебя обратно?

– Знаешь, дела у фирмы идут неважно, бум строительства в России уже прошел. Сегодня мало кто инвестирует в российскую экономику, предпочитая строить или покупать дома за рубежом. Половина Рублевки выставлена по дешевке на продажу. Так вот, возможно, меня тоже будут сокращать.

– Ничего, что в твое отсутствие родится твой ребенок?

– Папа, я об этом уже много раз говорил. Я не хотел и не хочу ребенка. У меня только начинается жизнь, я не собираюсь сидеть у детской коляски с почти незнакомой мне девушкой и нянчить ребенка.

– А она, моложе тебя на шесть лет, может сидеть?

– Этот вопрос уже и не ко мне. Да, еще я нашел хорошего покупателя на квартиру бабушки. Договорились на 620 тысяч долларов. Неплохо, да? 500 – мне, 120 – Ольге.

– У тебя странная математика, Костя. Половина от 620 тысяч – это 310 тысяч долларов.

– Почему она должна получить деньги наравне со мной? Это же квартира моей любимой бабушки. А она кто?

– Могу напомнить. Она на эту квартиру имеет такие же права, как ты. И чтобы поменять это положение, бабушка должна воскреснуть или же ты должен обратиться в суд и поставить под сомнение законность ее завещания. Но это тебе вряд ли удастся, потому что все мы засвидетельствуем, что бабушка была в абсолютно нормальном психическом состоянии и все ее действия были адекватны.

– К сожалению, как ты понимаешь, папа, это невозможно!

– К сожалению, для тебя. Если бы я знал заранее, Костя, что ты поступишь так, я попросил бы маму тебе ничего не завещать. Еще раз повторяю, не забывай, что Ольга – мать твоего будущего ребенка, и ее материальное благополучие имеет огромное значение для всех нас. Я же не могу ее бросить на произвол судьбы. Она без посторонней помощи не в состоянии обеспечить достойный уход за ребенком в чужом большом городе. В последующем эта ситуация, надеюсь, изменится, но сейчас она больше, чем кто-либо из нас, нуждается в помощи.

– Ну ладно. Тогда пусть заберет 200 тысяч.

– Костя, вопрос закрыт.

– Тогда я поговорю с Ольгой.

– Я не разрешаю.

– Какое ты имеешь право? Она моя гражданская жена, и я имею право разговаривать с ней, когда захочу.

Ольга, поняв, что разговор между отцом и сыном принимает острый характер, незаметно ушла на кухню, но услышав, что ее зовут, вернулась.

– Ольга, – обратился к ней Костя. – Я продаю квартиру и предлагаю тебе 200 тысяч долларов. Ты понимаешь, какие это деньги? Вся твоя семья и ты проживете на них лет двадцать в вашем Благовещенске.

– Мне ничего от тебя не нужно.

– Вот и хорошо. Тогда официально при нотариусе подтверди, что ты отказываешься от наследства в мою пользу. Ты понимаешь, что это будет справедливо, а я какие-то деньги тебе дам для первоначального обустройства. А потом ты – сама по себе, я – сам по себе.

– Ольга примет решение, лишь посоветовавшись со мной.

– Я поступлю так, как скажет Иван Ильич.

– Он что, твой папа?

– Нет, он не мой папа, но он – самый добрый и справедливый человек на свете, и его слово для меня закон.

– Папа что, тебя зомбировал? Может, ты хочешь замуж за него, чтобы и эту квартиру присвоить?

– Костя, ты мерзавец. Вон из моего дома!

Через несколько дней в офисе нотариуса в присутствии риелтора и Ивана Ильича бледная Ольга, не глядя вокруг, быстро подписала все бумаги и спешно скрылась за спиной Ивана Ильича. Все ее деньги были переведены на открытый на ее имя счет в «Альфа-банке». На обратном пути Иван Ильич предложил Ольге заехать в супермаркет и купить еду. Издали он смотрел, как она с большой тележкой с огромным удовольствием ходит по супермаркету, если у каких-то товаров она останавливалась дольше, а потом, посмотрев на ценник, проходила мимо, Иван Ильич подходил и клал их в корзину.

– Иван Ильич, черника и клубника очень дорогие. Может, не надо?

– Может, тебе и не надо, но моему внуку они очень полезны.

Ольга покраснела, поняв, что он догадывается о ее желаниях, и пошла дальше. Стороннему наблюдателю показалось бы, что представительный седеющий мужчина и молодая худенькая светлая девушка – отец и дочь. Но посмотрев в их сторону внимательнее, догадался бы, что между этой очевидно несоответствующей парой есть нечто другое…

Скоро Костя, не попрощавшись с отцом, отправил ему сообщение, что улетает в Париж. Со слов Эмилии Иван Ильич узнал, что сестра Амелин, к которой улетел Костя, находилась в каких-то не то родственных, не то приятельских отношениях с профессором Мальковым.

Глава V. И вновь в душе весна. Неожиданная развязка

Весь насыщенный бурными событиями месяц Иван Ильич то и дело возвращался к одной и той же мысли: «Если вдруг со мной что-нибудь случится, и я буду лишен возможности прийти на помощь невольникам, что станет с ними? Ведь они погибнут голодной смертью, от страха, от переживаний. Тогда преступником стану я, а они превратятся в мучеников. Как поступить? Кто мог бы в таком случае заменить меня? Такого человека нет, за исключением Ольги. Но имею ли я право возложить на нее такую страшную миссию, открыть ей страшную тайну? Со страху она убежит сломя голову, подумав, что я современный Синяя Борода[1]1
  «Синяя борода» (фр. La Barbe Bleue) – французская народная сказка, легенда о коварном муже – убийце женщин, литературно обработана и записана Шарлем Перро и впервые опубликована им в книге «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями» в 1697 году. Прототипом персонажа мог послужить французский барон и маршал Жиль де Рэ, казненный по обвинению в многочисленных убийствах.


[Закрыть], чудовище, садист. Может, преувеличиваю? По-видимому, не рвы пошаливают. Может быть. Но все надо предусмотреть, нельзя такой грех брать на душу».

В воскресенье утром Иван Ильич постарался пораньше выйти из дому, стараясь не разбудить Ольгу, но не успел. Ольга появилась в прихожей.

– Доброе утро, Ольга. Почему так рано встала? Ведь воскресный день. Я поеду на дачу, мне там надо кое-что. А ты отдохни, займись своими делами, постараюсь на даче долго не задержаться.

– Иван Ильич, я еще ни разу не была на даче. Возьмите меня с собой, пожалуйста, очень хочу посмотреть ваш сад и дом, погулять на свежем воздухе, увидеть новые места, одной дома так тоскливо!

Она держала его руку и умоляюще смотрела ему в глаза. Сколько любви и преданности было в этих глазах! В халате, в домашних тапочках, с еще мокрыми после душа волосами, она дышала чистотой и естественным обаянием молодости. Иван Ильич обнял ее, поцеловал в щеки, хотел попрощаться, и неожиданно их губы слились. «Что я делаю?», – со страхом думал он, но не мог оторвать губы от теплых, влажных, удивительно ароматных губ девушки. Ольга целовала его, глубоко дыша, с закрытыми глазами. Иван Ильич несколько минут пассивно отвечал на ее ласки, а потом вдруг напрягся, волнующий заряд прошел по телу, и казавшийся уже забытым инстинкт обладания женщиной вспыхнул с огромной силой, неудержимо требуя движения.

– Почему нельзя, Иван Ильич? Я люблю вас и чувствую, что вы тоже ко мне неравнодушны. В этом мире мы оказались совершенно одни, предоставленные друг другу, мне кроме вас никто не нужен, а я знаю, что нужна вам.

– Но пойми, Оленька, между нами ребенок моего сына, в конце концов, у нас большая разница возрасте.

– И что из этого? Если бы не было этого ребенка, я бы ушла из вашего дома, и вряд ли мы еще встретились бы, но Бог так распорядился. Я долго думала о нас, всей душой тянулась к вам и не хочу больше скрывать свои чувства.

Слова звучали как-то отстраненно и неубедительно, в данный момент они мало что значили, тогда как их тела требовали слияния. Иван Ильич понимал, что она права. Находясь постоянно наедине, совершенно невозможно стало скрывать сильное взаимное влечение. Каждый раз, сидя в темной комнате перед включенным телевизором, он изо всех сил старался случайно не прикоснуться к ней, не оказаться лицом к лицу, чтобы, забыв обо всем, вдруг не обнять и не поцеловать ее. «Природа сильнее, чем я, и заставляет забыть обо всем на свете, и с этим ничего нельзя поделать. Это грех, но какой всепоглощающий сладкий грех! Я живой, а живому присущи ошибки и заблуждения. Ирина уже святая, и не может делать ошибок. А я земной, мои корни в земле, всеми силами они меня направляют к женщине, к оплодотворению, к созданию новой жизни. А разве быть счастливым, вырваться из убивающего одиночества, любить и быть любимым, не есть самое великое счастье? Кто установил, что, однажды любив и потеряв любовь, не можешь снова любить и быть счастливым? Настоящая любовь не забывается, уходя, остается в сердце, в памяти и в душе человека».

– Мне так стыдно, Иван Ильич, – сквозь слезы произнесла Ольга. Иван Ильич уже плохо вникал в то, что она говорит, обнял ее и мягко направил в спальню. Продолжая страстно целовать ее нежные молодые губы, вкладывая в это всю свою страсть, он сперва погладил уже заметный живот девушки, потом снял ее халат, надетый на голое тело, и осторожно уложил ее в постель. Он любил ее нежно и долго, стараясь не давить на живот. Ольга всячески неумело помогала ему и застенчиво отвечала на его ласки, смеясь и плача одновременно, шепотом, с закрытыми глазами, говорила ничего не значащие слова. Вскоре, уставшая, продолжая что-то говорить, она повернулась на бок и заснула.

Иван Ильич, поцеловав вспотевший лоб девушки, заботливо укрыл ее стройное тело одеялом, встал, снял со стены большую фотографию Ирины и отнес в кабинет, где уже висела другая, сделанная в первые годы их супружества, фотография. «Тебе, любимая, нечего смотреть на меня, ты уж прости. Под Луной все это было и будет».

* * *

– Граждане заключенные, надеюсь, вы живы и невредимы.

Никакого ответа не последовало. «Неужели умерли или что-нибудь с ними случилось?», – с тревогой подумал он. Минуту он в недоумении стоял перед дверьми, но вдруг услышал радостный крик Сергея и плач Стеллы.

– Мужик, мы считали каждый день и каждый час, ждали, когда ты придешь. Я подумал, что ты обиделся на меня и больше не вернешься. Молодец, ты хороший человек. Я очень сожалею, что тогда с тобой так некультурно поступил, поверь, я искренне сожалею.

– Иван Ильич, дорогой, ты сейчас для нас все, представляешь, как мы молимся за тебя, чтобы с тобой ничего плохого не случилось? Я знаю, ты честный, порядочный человек, не такой, как мы с Сережей, но мы тоже люди, у нас тоже совесть, и прошу, освободи нас. В банке я держу 50 тысяч евро, даже Сергей об этом не знал, добавлю к тем 100 тысячам долларов, что он дает, возьми, ты достоин этих денег, это как штраф за наши ошибки, мы его заслужили. Хочешь, попрошу Лауру, чтобы она возобновила с тобой отношения? Сама для вас сниму квартиру и приведу ее туда. Умоляю, освободи!

От такого бурного изъявления чувств Иван Ильич чуть не прослезился. «Может, действительно освободить их? Пусть уберутся к чертовой матери, и, наконец, я сам освобожусь от такой тяжелейшей нагрузки. После стольких потерь Бог подарил мне Ольгу – нежную, кроткую, любящую. Это награда за мои страдания. Может, их тоже выпустить и с чистой совестью счастливо жить дальше? Хотя уверен, что для этих людей слова, слезливые обещания мало что значат. Открою дверь, и они набросятся на меня. Нет, не надо быть слабохарактерным. Эти люди должны нести предусмотренное Уголовным кодексом наказание, все должно быть по закону, я лишь заменяю государство, и срок наказания должен оставаться неизменным».

– Спасибо за ваши теплые слова. Я тоже все время думаю о вас. Однако мы с вами находимся не в договорных, а в предусмотренных законом отношениях, поэтому срок вашего наказания зависит от вашего чистосердечного признания. Дайте мне ваши исповедальные письма.

– Стелла, я же сказал, что этот чокнутый сукин сын ни на какие нежности не пойдет, ты его этим никак не можешь растрогать. Зря старались, кривлялись. Сука, опять ты меня подбила! Пять дней я репетирую одни и те же сучьи просьбы!

Иван Ильич оставил привезенную еду перед маленьким отверстием у железной двери и быстро ушел. Ему хотелось скорее вернуться домой, к свету, к теплу, к молодой, волшебно пахнущей девушке, смотрящей на мир доверчиво, с широко открытыми глазами. «У меня обязательства перед Ольгой и перед моим будущим ребенком или внуком, не имеет значения. Я должен беречь себя».

* * *

– Доброе утро, Иван Ильич. Вы настолько поглощены своими мыслями, что не замечаете никого вокруг.

– О, Зинаида Павловна, здравствуйте. Я очень рад видеть вас!

– Вам нечего больше мне сказать?

Иван Ильич посмотрел на элегантную, всегда модно одетую Зинаиду Павловну, стараясь собраться с мыслями для продолжения разговора и найти какой-то подходящий ответ. Было ясно, что она чем-то недовольна, даже обижена.

– Вы, как всегда, прекрасно выглядите.

– Не к месту и неостроумно. Иван Ильич, я хочу понять, почему вы на фуршете после конференции таким странным образом оставили меня среди мужчин-иностранцев одну и, не попрощавшись, исчезли. Мне было очень неудобно, я не знала, что ответить подошедшей ко мне супруге ректора, желающей продолжить начатый разговор. Речь шла о том, как жены приглашенных из разных стран специалистов стараются объединить их путем организации различных мероприятий, от чаепитий до коллективного участия в спектаклях, концертах и так далее. Только из ее слов я узнала, что вы получили приглашение о сотрудничестве, а она решила, что я ваша супруга. По-честному, такое пренебрежительное отношение ко мне от вас, от коллеги, и в конце концов друга, я никак неожидала.

– Простите, дорогая Зинаида Павловна! Никак не мог предположить, что мое отсутствие будет замечено, более того, оскорбит вас.

– Странно, и куда вы все время так торопитесь? Такой вечер, такой успех, вы – один из главных героев вечера, в центре внимания телевидения, газетчиков, коллег, и вдруг, в самом начале светского раута, вы взяли и исчезли.

– По-видимому, от перенапряжения я себя плохо чувствовал. Согласитесь, конференция – такая большая ответственность.

– Мне так не показалось, вы многоопытный ученый и оратор, выглядели абсолютно спокойно. Я обратила внимание, как вы раскованны, более того, даже безразличны к происходящему. Впрочем, Иван Ильич, это уже неважно. Супруга ректора пригласила нас совершить вояж в Страсбург на несколько дней, ознакомиться, в каких условиях придется жить и работать. Мне было неудобно говорить, что я всего-навсего ваша коллега, и я была вынуждена принять ее приглашение. Это означает, Иван Ильич, что я не откажусь сопровождать вас.

Иван Ильич стоял в нерешительности, не зная, что ответить.

– Задумались, Иван Ильич? Странно. Желаю удачи.

«По-видимому, я похож на страуса, который, уткнувшись головой в песок, думает, что его никто не замечает. Окружающие, безусловно, видят мое неадекватное поведение, особенно когда я на их глазах превратился из семейного в одинокого, и у меня нет причин так суетливо торопиться домой после работы. Разумеется, о моих отношениях с Ольгой когда-нибудь станет известно моим коллегам и знакомым, ведь невозможно вечно скрывать такой очевидный факт. А если вдуматься, какой подходящей парой была бы для меня Зинаида Павловна – высокообразованная интеллигентка, привлекательная, красивая женщина, со знанием языков, доктор наук, профессор. Мы коллеги, оба одиноки. Дочь у нее на последнем курсе, живет в гражданском браке с молодым преподавателем, следовательно, скоро уйдет, тогда Зинаида Павловна станет, как и я, совсем свободной. С другой стороны – Ольга, которая ни по одной статье, начиная с возраста и заканчивая социальным положением, мне абсолютно не соответствует. А почему-то я именно ее люблю. Меня с ней свела судьба, по-другому я бы не решился на такой шаг. Может, в непредсказуемости и нелогичности и есть прелесть любви? Не зря говорят, что любовь возникает на небесах, помимо воли человека. Впрочем, здесь готовых рецептов нет быть и не может, каждому – свое».

* * *

– Ольга, сегодня в Большом зале консерватории выступает Венский симфонический оркестр. Как себя чувствуешь, может сходим?

– Мне приятно сидеть с вами перед телевизором или когда вы рассказываете интересные факты мировой истории. Я месяцами могу их слушать, можем и дома остаться.

– Но сегодня воскресный вечер, должен же он чем-то отличаться от обычных.

– Вы правы, но как-то…

– Скажи, миленькая, что случилось?

– Иван Ильич, мое физическое состояние не позволяет надеть какое-то нормальное платье.

– Может, просто погуляем?

– Для прогулки сегодня сыро и ветрено, как погода улучшится – выйдем. Лучше пойдем купим тебе платье для беременных.

– Иван Ильич, я знаю, что зарплату выдают через неделю. Может, снимем из банка деньги?

– Какие деньги?

– Ну те, что оставись мне от продажи квартиры.

– Никогда! Забудь об этом, они тебе, когда будешь растить ребенка, еще пригодятся. Впереди много непредвиденного!

– Что касается вас и меня, я все могу предвидеть. Например, вы будете жить очень долго, до ста лет, у нас будет трое детей – две девочки и мальчик.

– Молодец, я сейчас действительно верю, что ты ясновидящая. Что видишь насчет сегодняшнего дня? Мы купим для тебя платье или пойдем на концерт?

– Это труднее предвидеть.

– Тогда одевайся, пошли в магазин за платьем.

Девушка пошла одеваться, а Иван Ильич вернулся в свой кабинет.

«Ирина, любимая, тебя нет, а я счастлив. Разве это нормально? Я не могу сопротивляться, жизнь сама ведет меня, люблю эту девушку не переставая любить тебя. Она заменяет тебя, молодую Ирочку, и она не виновата, что все так сложилось. Как любое живое существо, она стремится быть счастливой».

* * *

– Молодцы, наконец, вы представили ваши исповедальные письма, надеюсь, они правдивы и убедят меня. Любыми доступными мне средствами я проверю изложенные в ваших письмах факты. Если приду к выводу, что вы пытаетесь меня обмануть, я не уменьшу срок вашего пребывания здесь. Сергей, у тебя исповедь всего на трех страницах, а у Стеллы она – целый талмуд. Поднимусь наверх, ознакомлюсь с ними и скажу, принимаю их или нет.

Через час Иван Ильич спустился в подвал. Ему показалось, что заключенные даже не отошли от двери.

– Стелла, Сергей. Я прочитал ваши исповеди.

Молчание, шепот за дверью.

– Стелла, напиши заново. Там все неправда, кроме одного факта, который мне известен, когда ты в Турции заставляла свою с толстым, дурно пахнущим торговцем овощами. Остальное неискренне и, естественно, не вызывает у меня никакого доверия. А этот факт ты отметила, так как знала, что Лаура о нем мне рассказала. Напишешь заново.

– Иван Ильич, напишу заново, а сейчас мне нужны два сарафана, мягкие теплые домашние тапочки, простая хлопковая ткань длиной метров пять и несколько плиток шоколада. Скажем, «Ritter Sport» с орехами, очень хочу сладкое.

– Принимается. Ты, Сергей, достоин высоких наград и повышения в звании. Такое создалось у меня впечатление после чтения твоей исповеди. Как самый плохой поступок, совершенный тобой в жизни, ты определил то, что «вытолкнул меня из машины, и то нечаянно». Почему ты не написал о тех тяжелейших преступлениях, которые ты совершил? Убийство, рэкет, вымогательство, изнасилование, наркоторговля, беспощадная эксплуатация женщин-проституток. Ты же был начальником патрульно-постовой службы райотдела полиции, а это обычные преступления ваших служб, которые совершаются ими ежечасно, ежедневно, ежемесячно. А ты себя представляешь образцовым гражданином. Человек, который мог так поступить со мной, может аналогичным образом поступить и с другими. А то получается, что ты невинная, заблудшая овечка, заведенная не туда подлой Стеллой.

– Вот почему он не давал мне прочитать свою исповедь! На его совести не одна загубленная жизнь, уж кто-кто, а я-то знаю, – закричала Стелла. – Скольких людей они похитили, убили и похоронили в подмосковных лесах, знает один Бог.

– Сергей, не трогай Стеллу, а то уморю голодом. Даю тебе две недели для подробного изложения всех фактов: что, когда, кого, с кем. Я очень легко проверю, совершались ли в таком-то году в данной местности убийство, похищение или преступление такого рода, укажите подробные обстоятельства и имена соучастников. Надеюсь, хотя бы часть этих преступлений зарегистрированы полицейскими службами, ведь известно, что зачастую они любым путем стараются не регистрировать преступления, совершенные на их территории. Сергей, лучше предстать перед судом, отбыть наказание, чем гнить в этом тухлом подвале. Это мой тебе совет. Ты сам понимаешь, что если даже протянешь эти 11 лет, выйдешь отсюда никому не нужным инвалидом. Выбор за тобой. Что касается тебя, Стелла, ты мошенница и проститутка. Большего наказания, чем десятилетний срок в подвале, тебе не светит. Пиши чистосердечное признание, это поможет твоему освобождению.

– А если я разоблачу моего бывшего мужа, Артуша Карапетова? Вы еще не знаете, какой он подонок.

– Он же уже сидит в тюрьме за мошенничество. Если он совершил более тяжкое преступление, чем мошенничество, пиши об этом. Возможно, если изложенные тобою факты будут доказаны, ему добавят срок. Стелла, чистосердечно пиши о Сергее все, что знаешь, тогда я сокращу твой срок. А ты, Сергей, пиши о Стелле, вы же года два-три как минимум вместе орудовали. Я сразу пойму, кто из вас врет. Сергей, если ты не дашь Стелле написать правду, это сразу станет очевидно. Тогда я ее переведу в более удобное место, а ты останешься здесь один.

– Нашел фраера – динамить. Все равно Стелла скоро родит, и ты ее освободишь. Как понимаешь, она тут же выдаст моим друзьям, где я. Придется тебе и меня освободить.

– Не выдаст. Если напишете о своих преступлениях, я все передам правоохранителям, чтобы обезопасить себя. Следовательно, ваше чистосердечное признание – гарантия моей безопасности. Надеюсь, вы все поняли.

Каждая встреча с этими гнусными людьми надолго выводила его из равновесия. Он поднимался наверх, лежал какое-то время на кушетке, включал радио и слушал музыку и только потом садился за руль.

Позвонила на мобильный Ольга.

– Иван Ильич, где вы? Я вас жду! Что приготовить?

– Что хочешь, у тебя все получается отлично.

Он представлял ее лицо, розовеющее от похвалы, длинные распущенные светлые волосы, стройную фигуру, худенькие плечи и руки.

– Мне очень тоскливо, приезжайте!

– Хорошо, юная леди, скоро буду дома.

«Все повторяется, так было 35 лет назад, но тогда я говорил с Ириной и был на столько же лет моложе, – думал Иван Ильич. – Как непредсказуема жизнь, особенно когда ты сам идешь навстречу непредсказуемости, она может закончиться счастливо, и наоборот. Пассивное ожидание дает больше шансов на долгую безмятежную жизнь, но она будет унылой и серой».

* * *

– Папа, это Костя. Как ты там?

– Спасибо, наконец ты вспомнил, что у тебя есть отец. У меня все нормально. Как себя чувствуешь в Париже?

– Отлично. Ремонт квартиры идет успешно, хозяева одобрили мой план с небольшими замечаниями. Амелин, ее сестра Жасмин, их родители – прекрасные люди. Я чувствую себя как член их семьи.

– Очень хорошо, что у тебя хоть в Париже появилась семья. Когда собираешься возвращаться?

– Пока не знаю. Ремонтные работы еще продолжаются. Когда точно они закончатся, трудно сказать. К тому же они обещают, что после этой работы, вероятно, найдут для меня другой заказ. Папа, есть еще и некоторые другие обстоятельства.

– Что ты имеешь в виду?

– Я неравнодушен Амелин и к ее сестре.

– Ты собираешься жить в полигамном браке?

– О браке речь не идет, скорее, это будет союз по взаимному желанию. Амелин – живая, элегантная женщина, старше меня на несколько лет. А младшая сестра разведена, удивительно привлекательная женщина, имеет двоих детей. Что меня поразило, дети очень похожи на лично рекомендовавшего меня сюда нашего хорошего знакомого – профессора Малькова.

– Ничего удивительного. У профессора Малькова, несмотря на то что он превосходный человек, дурная слава донжуана и гуляки международного класса.

– Мечтаю иметь такую дурную славу. Ты не представляешь, какая женщина Жасмин. За месяц близости с ней я бы многое отдал.

– Я думал, жизнь на чужбине сделала тебя более умным, но ты тот же, как говорится, московский бамбук.

– Это еще увидим, какой я бамбук. Слава великого Оскара Нимейера померкнет перед моей славой великого архитектора. Папа, как Ольга, когда у нее роды?

– Хорошо, что хоть интересуешься. Думаю, что через месяц. А когда родится ребенок, что будешь делать? Как я понимаю, у тебя с Ольгой все кончено. А что касается меня, я буду всячески заботиться о моем будущем внуке и о его матери.

– Но это не может продолжаться вечно! Когда-нибудь Ольга захочет выйти замуж. Ведь она хоть и не первая красавица, но далеко и не дурнушка, тем более что, несомненно, умна.

– А я продолжу помогать до тех пор, пока жив. Если найдешь время в промежутках между общением с сестрами-парижанками, звони.

Вопросы сына заставили его посмотреть на отношения с Ольгой с другого ракурса. Оставшись одни, они нуждались в поддержке и человеческом общении. Их связь, несмотря на большую разницу в возрасте, естественна для мужчины и женщины, оказавшихся в такой ситуации. С ее помощью в такое тяжелое для него время он вернулся к радостям жизни, нашел поддержку, ушел от удушающего, унижающего его достоинство, разрушающего личность одиночества. Жизнь получила новый смысл. Девушка, в свою очередь, нашла поддержку, кров, дом, сострадание, любовь и безопасность – то, к чему стремится любое человеческое существо.

* * *

Эмилия часто звонила из Амстердама. Из последнего ее рассказа Иван Ильич узнал, что они устроились хорошо, дети ходят в голландскую школу, так как в Амстердаме нет русской школы, нашли хорошую няню – девушку-студентку, голландку, и очень довольны ее работой. Она приходит два-три раза в неделю по вечерам, что дает Эмилии и Николаю возможность посещать концерты, рестораны, почувствовать себя свободными. После Эмилия попросила передать трубку Ольге. Иван Ильич удалился в свой кабинет и возобновил прерванное чтение. Вскоре ему показалось странным, что не слышен голос Ольги. Заглянув в соседнюю комнату, он увидел, что она взволнованно старается вставить в разговор какие-то слова, но Эмилия, по-видимому, не дает ей этого сделать. Иван Ильич подошел к Ольге и, ничего не говоря, взял из ее дрожащих рук телефонную трубку.

– Продолжай, Эмилия, это я.

– Папа, я хочу поговорить с ней.

– Говори со мной. Что случилось? Какие у тебя могут быть претензии к Ольге?

– Она девушка обеспеченная, я даже обрадовалась, что она получила такую большую сумму. Пусть снимет квартиру и уйдет из нашего дома.

– Уточним, Эмилия. Ты хотела сказать – из моего дома?

– Почему? Из нашего дома.

– У тебя есть свой дом?

– Конечно, есть.

– А у меня есть мой дом, где вы жили с братом, росли, получили с моей помощью образование, нашли себя в жизни, в том числе получили собственное жилье. Ты сама распоряжаешься своим домом, не спросив меня, сдала в аренду. И правильно поступила. Почему же ты возражаешь, что Ольга живет в моем доме? Я правильно понимаю, что именно этот вопрос тебя волнует? Ты же сначала даже обрадовалась, что я остался не один. Признаюсь, присутствие Ольги мне очень помогло пережить страшные месяцы после смерти Ирины и мамы. Скоро она родит ребенка. Не чужого, а нашего. Почему, исходя из каких-то ложных соображений, ты хочешь сломать мою жизнь и жизнь девушки? И наконец, поймите вы с братом: я живу своей жизнью, повторяю, своей и волен поступать так, как велит мне мой разум и моя совесть. Вы уже взрослые, устроились в жизни, дайте мне пройти отмеренный мне судьбой отрезок жизни свободным человеком.

– Папа, почему она спит в маминой спальне?

– В маминой спальне сплю я.

– Папа, это же нехорошо, что вокруг все мамины вещи, все напоминает о ней, а там чужая девушка.

– Все, что напоминает маму, все ее личные вещи собраны в ее спальне, а там сейчас сплю я. Мамины вещи мне очень дороги, но если хочешь, часть отдам тебе.

– Не надо, мне дома негде их поставить.

– Видишь, вы все время думаете только о вашем благе. А сейчас я хочу обратить твое внимание на следующее. Когда моя Ирина, твоя мама, добровольно ушла из жизни, подумала ли она обо мне, как я буду жить дальше, смогу ли я выдержать такой удар, в конце концов, что скажут люди? Мы христиане, верующие или нет, но Библия и Бог существуют в нашем подсознании, в нашей культуре и поступках. Самоубийство запрещается нашей религией, оно не богоугодное дело, поэтому в старину самоубийц хоронили не на кладбище, а за его оградой. Я впервые говорю эти слова. Моя Ирина, твоя мама, поступила в высшей степени жестоко по отношению ко мне и к вам тоже. Ее поступок вне христианской людской морали. Уйдя из жизни, она проявила слабость, не подумав о благе ближних. Думаю, что она не имела морального права так поступить с нами.