Текст книги "Внезапное богатство"

Съемочная группа придвинулась поближе, чтобы не упустить ничего из происходящего. Господин Накасоми сказал что-то по-японски. Вновь в течение наносекунды, благодаря многим мегагерцам, стандартное лицо превратилось в лицо японки. В толпе, которая начала увеличиваться, раздался возглас удивления. Голос говорил на прекрасном японском языке.

Господин Накасоми побеседовал с женским лицом секунд тридцать, затем взял свою карточку, подождал еще пять секунд, и под слотом для карточки открылось отделение, в котором лежала стопка евро.

Накасоми повернулся к толпе, держа над головой деньги, словно олимпиец медаль. Раздались громкие аплодисменты со стороны служащих «Нишин Бэнк». Люди из толпы смотрели на все молча, не вполне понимая то, что происходит на их глазах.

Ямаха сделал знак седому джентльмену, по виду англичанину, подойти. Майлз проверил свой пульс. Он был немного выше нормы. Его тошнило, и в этот момент ему хотелось быть где угодно, только не здесь. Ему захотелось оказаться снова в замке, сидеть на корточках голым перед огнем, пылающим в камине.

Мужчина вышел вперед, причем камера сняла его, и остановился перед банкоматом.

Лицо японки улыбнулось ему. Англичанин, казалось, был в замешательстве, но Ямаха уже спешил на помощь.

– Просто вставьте вашу карточку и скажите «привет» или «доброе утро», чтобы машина смогла опознать вас, – сказал он вежливо. Мужчина кивнул и вставил карточку в банкомат.

– Доброе утро, – сказал он.

Лицо мгновенно трансформировалось в стандартное лицо мужчины тридцати с небольшим лет с аккуратной прической. «Роджер». Майлз посмотрел на Калвиндера, который выглядел немного озабоченным. Лицо должно было превратиться в симпатичное лицо женщины двадцати лет с прилизанными волосами. Калвиндер бросил взгляд на Майлза, но внимание того вновь было обращено на аппарат.

– Доброе утро, сэр, чем могу вам помочь? – спросило лицо в тот же момент, как только завершилась трансформация. Мужчина улыбнулся и оглянулся в поисках поддержки на господина Ямаху.

– Просто разговаривайте с ним, как с обычным банковским служащим, – подсказал ему переводчик, вежливо улыбаясь.

Мужчина повернулся к экрану.

– Я хотел бы проверить баланс.

– Пожалуйста, сэр, – ответило лицо. Оно посмотрело вниз, и на экране появилось маленькое окошко. Благодаря сложностям технологии плоских экранов сумма, которая высвечивалась на экране, была видна только человеку, стоящему прямо перед экраном.

– Не толстая пачка, а? – сказало лицо; улыбка его теперь была немного насмешливой. Тон голоса также изменился: немного агрессивная развязная манера уличного скандалиста.

– Прошу прощения? – сказал мужчина.

– Ты слышал меня. Я говорю, пачка тонковата.

– Извините, я не…

– А, ну, да, веди себя как ни в чем не бывало, ты, глухой старый мерзавец! – сказал «Роджер». – Я говорю, что денег у тебя не много, просто с гулькин хрен. Ты у нас далеко не миллионер, глупый старый ублюдок. Приковылял сюда спросить, сколько у тебя осталось. Стоило ради этого так усираться, а?

Мужчина растерянно осматривался по сторонам. Служащие корпорации «Нишин» уже заметались в панике. Ямаха смотрел на Майлза и Калвиндера с выражением неподдельной ярости на лице.

– В чем дело? – прошипел он.

– Чего эта япона-мать хочет – тот чувак за твоей спиной? – спросило лицо. – Он стоит слишком близко. Встань в очередь, узкоглазый ублюдок с щербатыми клыками!

– Извините, я сделал что-то неправильно? – спросил мужчина, не обращая свой вопрос ни к кому в частности.

– Конечно, неправильно, дряхлый раздолбай! Ты попусту отнял у меня время! – Лицо посмотрело куда-то в сторону, а потом начало говорить с кем-то, находящимся за границей экрана.

– У меня здесь как раз один такой. Грязный старый бродяга попросил меня проверить его бабки. А у него там хрен ночевал. Я так прикидываю, он щас захочет крупно опустошить свой счет. Думает, что я могу не заметить.

Майлз шлепнулся на пол, не поняв сначала, что произошло. Он перевернулся на спину и увидел Калвиндера, стоявшего над ним со сжатыми кулаками. Он начал уползать в толпу и тут почувствовал удар ногой в живот. Удар поднял его с земли и лишил дыхания. Майлз слышал крики, слышал скрип ног по гладкому мраморному полу, он знал, что ему необходимо куда-нибудь скрыться.

То, что он сделал, было ужасным, почти губительным. Да уж, именно губительным. Он ни разу за всю свою жизнь никогда не делал ничего подобного.

Когда Майлзу удалось встать на ноги, в голове у него звенело, а желудок выворачивало от боли, однако винить в этом было некого. Виноват был он. Во всем был виноват он сам, а еще у него появились ощущения. Много ощущений. Он ощущал себя маленьким и испуганным, ему хотелось к маме. Точнее, ему хотелось, чтобы мама его взяла на руки и унесла отсюда прочь. Майлз никогда не чувствовал ничего подобного раньше. Это было ужасно, хуже любого кошмара из тех, что ему виделись по ночам. Он должен был уйти отсюда, он знал это, надо просто убраться поскорей.

Майлзу удалось продраться сквозь толпу. Люди вокруг него кричали и толкались. Почувствовав чью-то руку на воротнике рубашки, он бросился на пол, ожидая удара по затылку Он освободился от захвата и полез сквозь лес ног.

Майлз снова встал на ноги и, схватившись за живот, побежал. Люди расступались перед ним. Он ощущал, как слезы текут у него по щекам.

Он вел себя все это время, как дурак, ему хотелось, чтобы хоть кто-нибудь понял это, но рядом никого не было. Он был один, и ему некуда было идти, и ему нечего было делать. За его спиной рос хаос, который он сам и сотворил, прямо перед ним лежала освещенная солнцем улица.

Майлз бежал вдоль Куинсуэй к парку, мимо арабских магазинов, мимо многонациональной толпы, мимо счастливых людей со своими жизнями и чувствами. Он совсем не замечал их, когда шел в обратном направлении с Калвиндером всего полчаса назад.

Майлз плакал на бегу, плакал громко, с рыданиями выплескивая свои душевные страдания. Мысли в голове были бессвязными. В его мозгу не было сейчас разделения на то, чтобы одно полушарие плакало, а второе – обдумывало положение вещей. Страданием оказалось наполнено все его существо.

Он нисколько не изменился, он был таким же, как всегда, он был человеком. Ему было больно и неудобно.

Парк был огромным и почти безлюдным, этого Майлзу и хотелось. Не раздумывая, он повернул на восток, побежал вдоль северной стороны парка к Оксфорд-стрит.

После долгого бега живот стал болеть меньше, зрение прояснилось и восстановился ритм дыхания. Он не останавливался, просто оглядывался назад, чтобы посмотреть, не бежит ли кто-нибудь за ним. Нет. Дорожка за его спиной была чистой.

Это вызвало новый всхлип отчаяния. Он никому не был нужен, его не ловили, да и зачем? Только подумать, что он натворил: уничтожил дело всей своей жизни, превратил во врага единственного человека, который пытался стать его другом. Использовал свое умение на уничтожение порядка, а не на его сотворение.

Вскоре Майлз заметил, что бежит уже вдоль Оксфорд-стрит. Она была наполнена толкущимися покупателями и туристами. Среди них Майлз ощутил себя еще более одиноким.

Он свернул с Оксфорд-стрит и побежал по боковым улочкам, которые почти не знал. Только выбежав на Брайанстон-сквер, Майлз понял, что он делал. Он бежал к дому, в котором, как ему сказал Марио, тот временно остановился. Майлзу больше некуда было бежать.

Глава восемнадцатая

– Гасти, дружище, у нас проблема, – сказал Дональд Купер, едва сев на свое место. Гастон Белл чувствовал себя в его компании, как обычно, неуютно. Гастон работал консультантом в одном институте директоров, он был там весьма заметной фигурой. Как бы ненаблюдательны ни были охранники на входе, Дональд Купер слишком выделялся на общем фоне людей, проходящих через холл. Прежде всего, его фигура была просто настолько огромной, что невольно притягивала взгляды, а на его лице явно читалось выражение угрозы. К тому же он был в своем любимом наряде: камуфляжная полевая куртка и такие же брюки, большие черные ботинки.

– Что вам кажется проблемой, господин Купер?

Дональд огляделся вокруг, словно хотел убедиться, что никто не стоит достаточно близко, чтобы подслушать их разговор.

– Это место прослушивается?

– Я так не думаю.

– Понятно. Я просто удивляюсь, чего ты тогда ведешь себя, как чертов параноик? Я ведь не разыскиваемый преступник или вроде того.

– Это не паранойя, Дональд, я просто веду себя осторожно. Как и тебе следовало бы.

– Насчет меня не беспокойся. Осторожный – мое второе имя, бригадир. А теперь слушай. У нас есть площадка, у нас есть кран, чего у нас нет – так это крановщика. На Фила Пилчера я бы и раньше гроша не поставил – насколько помню, вечно ссался под огнем. Я бы сам это сделал, но я могу уронить контейнер на чью-нибудь голову, что не повысит производительность труда остальных. Я перебрал всех своих знакомых, но остался ни с чем. Похоже, что все боятся.

– Что ж, должен признаться, что круг моих знакомых не включает в себя огромное количество крановщиков, Дональд.

– Ха, я и не надеялся.

– Я мог бы спросить Редфорда. Он имеет к инженерным войскам больше отношения, чем мы с тобой вместе взятые. Минуту подожди.

Гастон Белл вытащил из кармана мобильный телефон и нажал кнопку.

– Редфорд, – сказал он в трубку, глядя на недовольную реакцию Дональда Купера. – Голосовой набор номера, – пояснил он.

Купер кивнул и хмыкнул.

– Э, Редфорд, один вопрос – есть у тебя знакомый, способный управлять краном? Груз весом в пятьдесят тонн, который нужно поднять. Подумал, что, может, ты знаешь кого-нибудь по службе…

Гастон записал имя и телефон на листке бумаги с логотипом института директоров и придвинул его по столу к Дональду.

– Спасибо, Редфорд. Мне, возможно, придется выехать в Сити приблизительно в половине четвертого. Я тебе позвоню тогда.

Он закрыл крышку телефона и посмотрел на Дональда с видом триумфатора.

– Не говори, что я никогда тебе не помогаю.

– Откуда нам знать, что он – «кошерный»? – спросил Дональд, рассматривая имя на листке.

– Ниоткуда. Тебе придется его проверить. Но если тебе нужен человек, который бы управлял твоим краном, я позволю себе сказать, что лучше все равно не найти.

Глава девятнадцатая

В тот момент, когда Майлз искал номер на стене дома на Брайанстон-сквер, к дому подъехала Анна Бенц, сидевшая за рулем маленького черного автомобиля. Он заметил, что ее занесло при остановке – она двигалась по узкой местной улочке на слишком большой скорости. Майлз также заметил, что Анна еще раз нажала на педаль газа, уже остановив машину и открыв водительскую дверцу. Казалось, что она прислушивается к чему-то. Автомобиль выплевывал ядовитый дым из выхлопной трубы, даже не двигаясь с места, только зря переводит топливо без всякой причины. Какую пользу Анна сможет извлечь из того, что слушает рев двигателя? Это было глупо и бессмысленно. Может быть, Майлз сердился на нее именно из-за этого, он не знал наверняка.

Когда Майлз приблизился к автомобилю, Анна заметила его, но, вопреки ожиданиям, не смутилась и не выключила двигатель, а лишь немного улыбнулась и продолжила.

– Что вы делаете? – поинтересовался Майлз, перекрикивая шум.

– Вы тот мужчина из замка? – прямо спросила она его.

– Да. Майлз Моррис. Я просто…

– Я – Анна. Вы приехали сюда, чтобы встретиться с Марио?

– Да, но послушайте…

– Не волнуйтесь. Все в порядке. Я просто проверяю работу турбоинжектора. Мне кажется, что в работе цикла у него есть небольшое затухание. Возможно, придется посмотреть. Я заметила небольшое запаздывание между скоростями сто десять и сто двадцать миль в час. Нехороший признак.

– Простите, – спросил Майлз со смешком, – вы что, в самом деле вели автомобиль на этих скоростях?

– О, ja,[3]3
  О, да (нем.).


[Закрыть] – сказала Анна, не то смущаясь, не то испытывая чувство гордости. – Не постоянно, конечно, движение в этой стране гораздо медленней того, к которому я привыкла. Многие люди едут в крайнем левом ряду со скоростью, не превышающей восемьдесят миль в час.

– К вашему сведению, – заметил Майлз, испытав облегчение, когда она наконец заглушила двигатель, – в нашей стране действует ограничение скорости в семьдесят миль.

– Ja – ja, я знаю это.

– И вас не останавливали? Вам не выписали штрафной талон? Ни одна из дорожных камер не зафиксировала вас?

– Никто не пытался остановить меня, просто замедляли движение, что действовало на меня угнетающе, – ответила Анна, выбираясь из машины. Майлз облегченно вздохнул: женщина оказалась ниже его.

– Невероятно, – сказал Майлз. – Это настолько деструктивно. Вы, наверное, стремитесь к смерти, вот почему вы одна из пациенток Марио?

– Я не стремлюсь умереть, я просто получаю огромное удовольствие от быстрой езды на своих автомобилях.

– Ваших автомобилях, – повторил Майлз. – И сколько же их у вас?

– Пять.

– Но, ради всех святых, зачем? Пять машин одному человеку?

– Это преступление? – спросила Анна, открывая багажник автомобиля и вытаскивая оттуда дорожную сумку.

– Это должно им быть. Какая нелепая растрата ресурсов!

– Вы – борец за экологию? – спросила Анна, рассматривая его своими карими глазами. Майлз не мог определить, издевается ли она над ним или задает простой вопрос.

– Нет, я не борец за экологию. И не луддит, раз уж речь зашла об этом.

– Я не знаю, что означает слово «луддит».

– Нед Лудд, ретроград, активист движения против развития технологий, живший в восемнадцатом веке, призывал уничтожить ткацко-прядильные машины.

– Как странно.

– Да, и я хотел сказать, что я вовсе не такой. Я работаю в области высоких технологий, но стараюсь вести разумную и продуктивную жизнь. Я всегда думал, что немцы бережно относятся к экологии.

– Да, мы такие. Но я еще люблю машины.

– Я просто не могу этого понять. Но почему?

– Я всегда их любила. Я их проектирую.

– Я знал, что вы работаете на производителя автомобилей, Марио рассказал мне, но я не знал, что вы их проектируете.

– Да, именно этим я и занимаюсь. Я работаю на «Фольксваген» в Германии.

Майлз взглянул на автомобиль, из которого Анна только что выбралась. Он был черным, и у него было четыре колеса. Вот и все, что он понимал в автомобилях.

– Это «фольксваген»? Вы действительно не знаете? – спросила она Майлза с улыбкой, которая оказалась гораздо привлекательней, чем он ожидал.

– Нет, я ничего в них не понимаю. Это я и хочу сказать.

Вы очень интересный человек. Я никогда не встречала раньше людей вроде вас.

– Ничего удивительного. Вы просто проноситесь мимо людей вроде меня в своих металлических коробках, делая нашу жизнь несчастной.

– Вы сейчас чем-то слишком рассержены.

– Я всегда злюсь на автомобили, но большую часть времени я вообще ничего не ощущаю.

– Я не понимаю.

– У меня нет никаких чувств. И никогда не было. Вот почему я обратился к Марио.

– У всех есть чувства.

– У меня нет.

– Есть, вы просто не знаете, что они у вас есть. Вы сердитесь на машины, это – чувство.

– Это – логическое объяснение.

– Нет, это – чувство. Я знаю много о чувствах. Я пытаюсь не испытывать их, именно поэтому я почти все время сплю. И вожу автомобиль. Когда я сплю или управляю автомобилем, у меня не так много чувств, только так я и выживаю. Для этого мне и нужен Марио, я не могу больше эффективно трудиться, потому что у меня слишком сильная чувствительность.

– Тогда это и есть настоящее безумие. То, что мы находимся здесь. Мы – преуспевающие люди, вполне разумные, и все же мы стремимся к этому чудаковатому однорукому человеку, который собирается исцелить нас. Нет никакого разумного объяснения. Я хочу сказать, что вам ведь этого не нужно, так ведь? Это нелепо, правда?

Майлз заметил, что женщина его не слушает. С ним это случалось постоянно. Если только он специально не платил людям, чтобы они слушали его, все, казалось, всегда переключались на свои собственные мысли, стоило ему открыть рот.

Они вместе подошли к входной двери. Она открылась до того, как Майлз успел позвонить. Высокая блондинка с полоской серебристого скотча поверх рта стояла на пороге. На ней была лишь тонкая ночная рубашка, и Майлз ясно мог разглядеть ее груди сквозь материю. Он посмотрел незнакомке в глаза, она что-то промычала из-под пластыря. Анна мягко его толкнула.

– Привет, я – Анна, – сказала она, входя в дом.

«Типичная немка», – подумал Майлз, двигаясь вслед за ней.

Он вошел в просторный холл и проследовал за женщиной с заклеенным ртом в большую гостиную. Комната выглядела, словно фотография в статье из модного журнала, посвященного вопросам интерьеров: просторная, с высокими потолками и тремя огромными кушетками, стоящими вокруг большого камина в викторианском стиле. Филипп сидел за столом перед компьютером, полностью готовый к редактированию видеозаписей. Камера, подключенная к компьютеру, лежала тут же. Марио, казалось, спал, сидя на соседней кушетке, но он открыл глаза и улыбнулся, как только гости вошли.

– Входите, входите, – сказал он, не меняя своей расслабленной позы. – Располагайтесь, как дома.

– Мне нужно поспать, – сказала Анна. Она рухнула на единственную свободную кушетку и немедленно свернулась клубком.

– Не хотите ли чаю? – спросил Марио. – Как-никак, мы в Англии, так что неплохо бы выпить чаю.

– Не возражаю, – сказал Майлз, ощущая себя неуютно, жалея, что их встреча с Марио происходит не наедине.

– Ступай и приготовь чай, Пола, – сказал Марио.

Женщина кивнула и вышла из комнаты, совершенно точно что-то бубня под скотчем. Майлз, не моргая, смотрел ей вслед. Он мог разглядеть ее задницу сквозь прозрачную ночную рубашку. У незнакомки были красивые ноги, а полоска скотча на губах неожиданно возбудила его.

– Это – Пола, – сказал Марио, когда она ушла. – Моя клиентка.

– А почему у нее заклеен рот?

– Потому что невыносимо утомительно слушать ее. Это может казаться немного грубым, но пока это единственный способ, позволяющий нам работать одной командой.

– Значит, она собирается участвовать с нами в ограблении?

– В эксперименте, да, собирается. Я так понял, что у вас появились новые мысли по этому поводу?

– У меня и старых мыслей никаких не было. Я просто считаю, что это все какое-то сумасшествие.

– Тогда зачем вы здесь?

– Откуда я знаю! – ответил Майлз весьма агрессивно. – Извините, это нечаянно вырвалось. Я в самом деле не знаю. Я живу вхолостую.

– Я понимаю. Вы здесь, и теперь у нас вся команда в сборе. Не совсем в том составе, в котором я хотел бы ее видеть, но, как говорится, кто платит, тот и музыку танцует.

– Вы хотели сказать «заказывает».

– Да, совершенно верно, – пробормотал Марио, совершенно не обращая внимания. – Это все так волнительно. Совершенно ясно, я хотел, чтобы вы участвовали, поскольку первоначально это было вашей идеей, хотя она органически переросла ваше первое предложение. Как только мы определились с планом, я тут же понял, что смогу помочь этим и Поле. Она уже на протяжении какого-то времени является моей клиенткой, но прогресса мы пока не достигли никакого. С большим прискорбием должен это признать. Поэтому, Майлз, присаживайтесь, постарайтесь расслабиться. Филипп как раз готовит небольшую презентацию для нас, чтобы мы могли взглянуть на имеющиеся возможности. Ничего не говорите Поле, она пока не знает, чем мы будем заниматься.

Майлз присел на подлокотник софы, на которой спала Анна. Она, казалось, уже заснула.

– А что с нею? – прошептал он.

– Нет никакой необходимости разговаривать тихо, Анна сейчас глубоко спит. У нее хроническая депрессия. Она также одна из моих редких неудач. Возможно, вы моя последняя надежда, Майлз. – Марио улыбнулся, подмигнул и отвел взгляд в сторону. – Состояние Анны сказывается на ее работоспособности, и, если у нее не наступит улучшение, она потеряет работу.

– Выходит, команда – это я, Анна и та женщина с заклеенным ртом? – спросил Майлз.

– Пола, да.

– Это вся команда? Я и две, кхм, неуравновешенные женщины?

– Группа должна быть маленькой. Дело не рассчитано на десять-пятнадцать человек. Тем не менее это захватывающее дело. Я уже составил документальное обоснование этого эксперимента, в конце месяца я читаю лекцию в Цюрихе о методах своей работы. Понятно, что я не смогу посвятить их в детали эксперимента, но сама теория станет просто революционной.

Майлз поднялся. Ему захотелось уйти. Ему захотелось вернуться домой, лечь в кровать и забыться сном. Он хотел оказаться где угодно, только не здесь.

– Вы выглядите очень напряженным, Майлз.

Он снова сел на кушетку, не заметив сперва, что сел прямо на ноги Анны.

– Извините, – сказал он ее спящему лицу.

– Не беспокойтесь о ней, просто отодвиньте ее ноги в сторону.

Майлз осторожно подвинул ее ноги и прилег на кушетку. Они показались ему очень легкими, а лодыжки – хрупкими и тонкими. Он прислонился головой к подушкам и сказал:

– Я очень сильно напряжен. Я хотел, чтобы вы занялись мной, потому что мне кажется, что я схожу с ума.

Майлз оставался некоторое время молча, с закрытыми глазами, пытаясь сформулировать, что же было не так.

– Все в моей жизни так запуталось, все навалилось на меня, я просто увязаю в этом болоте. Я больше не могу содержать свою жизнь в порядке. А сейчас я окружен женщинами, которые просто упиваются своими проблемами, и я должен совершить с ними какое-то странное ограбление, которое на самом деле вовсе не является настоящим ограблением, но от этого я начну себя лучше чувствовать? Я не хочу травматической терапии, если она заставляет меня испытывать такие мысли, – какой тут смысл? Хотя, с другой стороны, сегодня я впервые думал о своей матери за все время, сколько себя помню, поэтому я подумал, что это вызвало у меня какие-то чувства. Но это ведь не вы организовывали ту травму, поэтому к вам это не имело никакого отношения…

…Честно говоря, я очень хочу поговорить о своей маме. Я хочу сидеть с вами в комнате и разговаривать о том, почему я такой несчастный, если это так называется. Я хочу поговорить о том, почему у меня не получается заводить нормальные отношения с женщинами и почему они меня злят. Может быть, побить подушку или еще что-нибудь в этом духе.

Майлз полежал еще немного молча, чувствуя расслабление, примерно такое же, какое у него было в замке во Франции. Он открыл глаза и приподнял голову, чтобы посмотреть на Марио. Тот лежал на кушетке и, судя по всему, спал.

– Он не занимается терапевтическими беседами, Майлз. Это не помогает, – сказал Филипп.

– Но то, чем мы тут собираемся заняться, не помогает тоже! Это нелепо! – сказал Майлз, громче, чем он рассчитывал.

– Тогда уходите, – сказал Марио без колебаний. Он говорил очень мягко, словно спал, но был способен продолжать разговор во сне. – Зачем оставаться? Возвращайтесь к своему жалкому существованию и бесчувственности. Я не пытаюсь вас задержать.

– Вот только, пожалуйста, не надо, – простонал Майлз. – Вы считаете, что, если скажете мне уходить, я останусь потому, что мне больше ничего не остается?

– Да, я именно так и считаю, Майлз. А почему бы мне так не думать. У меня нет никаких проблем, чтобы так не думать. Я не играю в игры, я играю в открытую, или, говоря понятным для вас языком, вы получаете то, что видите. Никакого подтекста, все ясно.

– Это все хорошо, но я не знаю, кто вы.

– Я – Марио Лупо, – сказал Марио, слегка поежившись.

– Да, но это итальянское имя, а вы не итальянец.

– Моя мать была итальянкой, хотя к тому времени, когда она была беременна мной, она уже жила в Уганде. Мой отец был из Северной Африки, но по национальности он был греком, рожденным в Америке, хотя его отец был родом из Центральной Африки, из Танзании. Так что он был греческий африканец, я полагаю. Отцом моей матери был немец, а его отец был турок. Я родился в Норвегии, куда моя мать бежала в результате военного переворота генерала Иди Амина. Как бы то ни было, до восьми лет я воспитывался в Копенгагене, а затем до тринадцати лет – в Америке. Я жил в Аргентине два года, затем пять лет – во Франции. Я никогда не был в Бутане, на юге Новой Зеландии, во многих суверенных государствах – бывших республиках распавшегося Советского Союза, в Китае и Северной Корее.

Марио остановился и посмотрел на Майлза.

– Что вы имеете в виду, говоря, что никогда не были в этих странах? Вы хотите сказать, что во всех остальных побывали?

– Да.

– Я вам не верю. Это невозможно. Слишком много мест.

– Я не был в каждом месте на планете, просто в каждой стране, иногда всего лишь в течение нескольких дней. Годы своего становления как специалиста я проводил в путешествиях, – сказал Марио. – Мне тридцать семь лет. Я живу в Женеве и Александрии, но также провожу много времени в Америке. Я очень часто приезжаю в Россию. Не знаю, что еще можно было бы вам сообщить.

– Зачем вы ездите по всем этим местам? Это не объясняет, кто вы.

– Я простой человек, Майлз. Я не особенный и не слишком одаренный. Я, как я сам полагаю, просто умею находить способы помочь людям. Мне очень часто везло и очень многое удавалось, и мне нравится общество удачливых и успешных людей вроде вас. Я знаю, что способен помочь вам, но я слишком долго занимаюсь своим делом, чтобы беспокоиться из-за этого. Если вы не захотите пройти через это, то ничего не получится. У меня так много клиентов, что я не могу позволить себе беспокоиться из-за одного.

Майлз снова опустил голову на кушетку. За все время разговора Марио ни разу не открыл глаз и не поднял головы, чтобы увидеть Майлза.

– Это вас успокаивает? – спросил он наконец. – Мне нечего прятать от вас, Майлз. Я ценю честность выше всех остальных добродетелей и верю, что вы ответите мне тем же, когда мы будем проводить наш эксперимент. Это очень важно, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок.

– Я просто не пойму, что нам предстоит сделать? Я знаю, что мы собираемся ограбить какой-то поезд, и тут я задумываюсь: а для чего? Это не поможет. Это всего лишь ваш способ заставить меня украсть для вас деньги. Вы просто преступник, который не может сам провернуть ограбление из-за искалеченной руки. Поэтому вы находите других людей, которые делают это за вас.

– Это окажет вам гораздо более сильную помощь, чем вы можете себе представить. Это не голословное заявление, это бесспорный факт.

Пола вернулась в комнату, неся большой поднос с чайными принадлежностями, горой пирожных, выпечки и бутербродов.

– Пола – превосходная хозяйка, – сказал Марио. – Она даст вам все, что вы пожелаете. Для нее нет границ, Майлз. Деньги, имущество, секс, информацию о своей жизни – больше, чем вам может понадобиться. Но я бы посоветовал вам сохранять в ее присутствии уже выработанные вами нормы поведения. Пола растекается во всех направлениях и портит жизнь людям.

Майлз посмотрел на женщину, пока та разливала чай. Она поглядела вокруг себя и закивала головой, подняв брови. Было совершенно ясно, что она была согласна с Марио и не обижалась на него.

Майлза раздражало, что Пола продолжала принимать участие в этой абсурдной игре. Она выглядела почти гордой из-за того, что ее унижают этой полоской скотча на лице. Все, казалось, начало его раздражать. Ничто не приносило удовлетворения или расслабления, в особенности нахождение в одной комнате вместе со слегка странными людьми. Майлз ощутил, как шею его начала сводить судорога. Это было беспокоящее ощущение, не поддающееся контролю. Если бы он не был настолько подвижен, шея могла бы онеметь. Майлз больше не мог сидеть спокойно, его начало беспокоить нарастающее ощущение дискомфорта, неловкости, отвращения. Все тело зачесалось. Это нужно было остановить.

– Я сошел с ума, не так ли? – спросил он.

– Не совсем, пока нет, но скоро сойдете, если не поможете себе сами.