Текст книги "Моральное животное"

Пока общество остается экономически стратифицированным, задача примирения пожизненной моногамии с человеческой природой будет вызывать существенные затруднения. Могут потребоваться стимулирующие и сдерживающие меры (моральные и/или юридические). Один из способов оценить эффективность различных стимулов – посмотреть на экономически стратифицированное общество, в котором они работали. Скажем, на викторианскую Англию. Выявление особенностей викторианской морали, содействующих успешному (или как минимум крепкому) браку, вовсе не значит, что мы обязаны перенять их оптом. В некоторых моральных принципах скрыта великая мудрость – они подсказаны самой природой человека; беда в том, что пользу от них зачастую перевешивают побочные эффекты. Как бы там ни было, обнаружение крупиц сей мудрости – отличный способ наметить контуры проблемы. В этой связи неплохо взглянуть с дарвинистской точки зрения на викторианский брак – в нашем случае на брак Чарлза и Эммы Дарвин. Уверен, оно того стоит.

Прежде чем вернуться к жизни Дарвина, я должен подчеркнуть: до сих пор мы анализировали человеческую психику с абстрактной точки зрения; мы говорили о «видотипичных» адаптациях, направленных на максимизацию приспособленности. Однако, если переключиться со всего вида на отдельных людей, не стоит ожидать, что они будут хронически максимизировать приспособленность и стремиться оптимальным образом передать свои гены потомству. Причина этого выходит за рамки объяснения, акцентированного нами до сих пор: что большинство людей живет не в той среде, на которую изначально рассчитана их психика. Среда – даже такая, на которую рассчитаны организмы, – непредсказуема. Именно поэтому и развилась поведенческая гибкость. К сожалению, с непредсказуемостью, по определению, ничего не поделаешь. Как выразились Джон Туби и Леда Космидес, «естественный отбор не может непосредственно «видеть» отдельный организм в определенной ситуации и соответственным образом оптимизировать его поведение»[177]177
  Tooby & Cosmides (1923). С. 54.


[Закрыть].

Лучшее, что может сделать естественный отбор, – наделить нас способностью к адаптации: дать нам «ментальные органы», или «психические модули», которые минимизируют риск. Он может снабдить мужчин модулем «любви к детям» и сделать этот модуль чувствительным к вероятности того, что данный конкретный ребенок действительно его. Тем не менее ни один такой модуль не застрахован от ошибок. Естественный отбор может наделить женщин модулем, «неравнодушным к мускулатуре» или «неравнодушным к статусу»; более того, он способен поставить силу притяжения в зависимость от всевозможных факторов; но даже исключительно гибкий модуль не будет гарантировать, что это притяжение однажды трансформируется в жизнеспособное и плодовитое потомство.

Как говорят Туби и Космидес, люди отнюдь не универсальные «максимизаторы приспособленности». Они – «исполнители адаптации»[178]178
  Tooby & Cosmides (1923). С. 54.


[Закрыть]. В каждом отдельно взятом случае адаптация не всегда дает хорошие результаты; успех переменчив во всех средах, за исключением разве что маленьких деревень охотников и собирателей. Посему, когда мы смотрим на Чарлза Дарвина, вопрос не в том, что он предпринял, чтобы иметь жизнеспособное и плодовитое потомство. Вопрос в том, можно ли рассматривать его поведение как продукт психики, состоящей из определенного набора адаптаций.

Глава 5
Женитьба Дарвина

Я, как ребенок, сгораю от нетерпения скорее назвать тебя своею… Моя дорогая Эмма, я целую твои руки со всей скромностью и благодарностью, которые наполняют мою жизнь счастьем… Но, дорогая Эмма, помни, что жизнь коротка, и два месяца – это шестая часть года.

Из письма Ч. Дарвина своей невесте с уговорами поторопить свадьбу, ноябрь 1838 г.

Сексуальное желание вызывает слюнотечение… любопытная ассоциация[179]179
  CCD. Т. 2. С. 117–118; Notebooks. С. 574.


[Закрыть].

Из записных книжек Ч. Дарвина за тот же период

В 30-х годах XIX века, когда Чарлз Дарвин решился-таки обзавестись женой, в Великобритании в среднем регистрировалось по четыре развода в год. По сравнению с тем, что мы имеем сейчас, статистика очень радужная, но, увы, неточная. Во-первых, мужчины в те времена зачастую просто не доживали до кризиса среднего возраста (хотя, к слову, его наступление больше зависит от возраста женщины). И, во-вторых, развод был делом очень хлопотным – требовалось получить особое постановление парламента. Поэтому нередко браки расторгались неофициально, что, естественно, статистикой не учитывалось. Но, вообще, в викторианском обществе, особенно среди верхушки среднего класса, к которой принадлежал Дарвин, брачные узы чтили и заключали на всю жизнь.

Так продолжалось до 1857 года, когда парламент принял закон, существенно упростивший процедуру развода[180]180
  См.: Stone (1990). С. 18, 20, 325, 385, 424 и главы 7, 10, 11 в целом.


[Закрыть]. Однако викторианская мораль за институт брака держалась крепко. Можно только догадываться, сколько несчастья это причиняло людям, но, сдается мне, не больше, чем нынешнее легкомысленное отношение к семье и браку[181]181
  См., например: Whitehead (1993).


[Закрыть]. Во всяком случае, мы знаем немало удачных семейных союзов из того времени – среди них и пример Чарлза и Эммы.

Их привязанность была искренней и взаимной и с годами только росла. Они воспитали семерых детей, и ни один из них не оставил мемуаров с жалобами на родителей-тиранов. Дочь Генриетта называла их брак «идеальным союзом»[182]182
  ED. Т. 2. С. 45.


[Закрыть], а сын Фрэнсис писал про отца: «Его мягкий, отзывчивый характер наиболее ярко проявлялся в отношениях с нашей матерью. В ней он нашел свое счастье: жизнь его, которая иначе бы была омрачена горьким унынием, наполнилась тихой радостью»[183]183
  LLCD. Т. 1. С. 132.


[Закрыть]. Сегодня брак Чарлза и Эммы, такой сердечный, спокойный и прочный, кажется почти идиллическим.

Кандидатки

На брачном рынке викторианской Англии Чарлз Дарвин был весьма завидным женихом: имел незлобивый характер, достойное образование, крепкую семью, хорошие карьерные перспективы и верные шансы на наследство. Красотой он не блистал – ну и что? – в викторианском обществе господствовало четкое разделение брачных ролей (полностью согласующееся с эволюционной психологией): мужчине для успеха у противоположного пола достаточно было иметь хорошие финансовые перспективы, женщине – приятную внешность.

В обширной переписке с сестрами, которую Чарлз вел во время учебы в университете и пока плавал на «Бигле», немало внимания уделялось романтической сфере: сестры передавали ему последние светские сплетни и перебирали возможных кандидаток в жены – и почти всегда мужчин они оценивали по их способности обеспечить материальное благополучие будущей супруге, а женщин – по их способности услаждать зрение и слух будущего мужа. Счастливиц, получивших предложение, и перспективных кандидаток в жены для Чарлза они обычно характеризовали как «хорошеньких», «очаровательных» или, в крайнем случае, «милых». «Я уверена, она бы тебе понравилась, – писала его младшая сестра Кэтрин об одной из кандидаток, – веселая, милая и, по-моему, прехорошенькая». Мужчин, вступающих в брак, они оценивали совсем иначе. Сьюзан Дарвин писала брату во время его плавания: «Ваша очаровательная кузина Люси Гальтон помолвлена с мистером Муалье, старшим сыном толстой госпожи Муалье… Молодой джентльмен весьма состоятелен, так что это удачная партия»[184]184
  CCD. Т. 1. С. 40, 209.


[Закрыть].

Плавание на «Бигле» затянулось: пять лет двадцатилетний Чарлз провел вдали от родной Англии и от женского общества. Но возраст, как и заурядная внешность, шансы мужчины на брачном рынке не уменьшали: это женщинам надо было успеть найти мужа до тридцати, пока они в расцвете; мужчины же обычно, как и Чарлз в этом возрасте, целеустремленно строили карьеру (и зарабатывали состояние), чтобы потом заполучить невесту помоложе. Так что Дарвин никуда не спешил. В викторианской Англии возрастной мезальянс никого не удивлял, – но только если он был в пользу мужчины, обратная ситуация грозила если не скандалом, то уж точно общим недоумением. Пока Дарвин был в плавании, сестра Кэтрин сообщила ему, что их кузен Роберт Веджвуд, ровесник Дарвина, «страстно и безрассудно влюбился в пятидесятилетнюю мисс Кру, которая слепа на один глаз». Другая сестра, Сьюзан, саркастически заметила на это: «Подумаешь – 20 лет разницы!» Третья – Кэролайн – возмутилась: «Она ему в матери годится!» Кэтрин выдвинула теорию: «В уме ей не откажешь – думаю, она завлекла его хитростью, да и остатки былой красоты нельзя списывать со счетов»[185]185
  Там же. Т. 1. С. 425, 429, 439. Даже меньшая разница в возрасте была поводом для пересудов. Перед свадьбой Эмма Дарвин писала матери о помолвке, которая «всех удивила», поскольку невесте было 24 года, а жениху всего 21. ED. Т. 1. С. 194.


[Закрыть]. Иными словами, мужской эволюционный инстинкт молодого джентльмена сработал верно – он выбрал красивую партнершу (в природе красота является признаком юности), и не его вина, что он наткнулся на редкое исключение.

Круг вероятных кандидаток в жены у Чарлза был невелик и фактически ограничивался наследницами двух зажиточных семейств, живших в Шрусбери, недалеко от его родителей: Фанни Оуэн, «прехорошенькая, пухленькая, очаровательная», как описывал ее Чарлз в письме сестрам из университета, пользовалась большой популярностью у мужского пола[186]186
  CCD. Т. 1. С. 72.


[Закрыть]; еще были три дочери Джозайи Веджвуда II, дяди Чарлза по материнской линии: Шарлотта, Фанни и Эмма[187]187
  В Англии XIX века браки между двоюродными братьями и сестрами не были редкостью. Секс между близкими родственниками (родными братьями и сестрами, детьми и родителями) несет большую опасность генетической патологии у потомства. Неудивительно поэтому, что инцест запрещен во всех культурах мира. Более того, у человека, по-видимому, имеется врожденный механизм избегания секса с близкими родственниками. Он срабатывает, даже когда родства фактически нет, например, у детей, выращенных вместе в израильских кибуцах. Они избегали любовных связей друг с другом, несмотря на отсутствие формальных запретов. См.: Brown (1995). Гл. 5.


[Закрыть].

Поначалу на Эмму никто не ставил, хотя Кэролайн в одном из писем не преминула заметить, что младшая Веджвуд «очень хорошенькая и умеет поддержать приятную беседу»[188]188
  CCD. Т. 1. С. 190.


[Закрыть] (а что еще мужчине надо?), однако так распорядилась судьба, что три другие кандидатки сошли с дистанции, не дожидаясь возвращения «Бигля». Первой упорхнула Шарлотта. В январе 1832 года она написала Чарлзу о своей помолвке с мужчиной, который, по ее словам, имел «пока весьма скромный доход», но должен был унаследовать большое состояние после смерти бабки и, к тому же, мог похвастаться «благородством и добротой характера, что вселяет спокойствие»[189]189
  Там же. С. 196–197.


[Закрыть]. Иными словами (в переводе на язык эволюционной психологии), ресурсы у жениха скоро будут, и он готов вложить их в потомство. Насколько можно судить, новость сия не сильно расстроила Чарлза, хотя Шарлотте он явно симпатизировал, как и его старший брат Эразм – между собой они называли ее «несравненная». Однако она была на десять лет старше Чарлза и все-таки больше нравилась не ему, а брату (тот впоследствии так и не женился).

Гораздо сильнее Дарвина огорчила новость, полученная почти в то же время, про соблазнительную Фанни Оуэн. Ее отец написал, что жених дочери «не богат и вряд ли будет»[190]190
  CCD. Т. 1. С. 211.


[Закрыть], зато имеет хорошее положение в обществе и даже какое-то время заседал в парламенте.

В письме Кэролайн Чарлз не сдерживает досады: «Все это вызывает восторг только у непосредственных участников, на меня же нагоняет смертельную скуку – я больше предпочитаю незамужних женщин»[191]191
  Там же. С. 220.


[Закрыть].

Сестры мечтали, что после университета Чарлз удовольствуется карьерой приходского священника и осядет где-нибудь неподалеку с женой и детишками, но стремительно сужающийся круг кандидаток неуклонно сокращал шансы на это мирное будущее. Кэтрин провела рекогносцировку, оценила оставшихся Эмму и Фанни Веджвуд и выбрала последнюю – отправила брату письмо, в котором выразила надежду на то, что к его возвращению Фанни еще будет свободна и станет ему «доброй, любезной женой»[192]192
  Там же. С. 254.


[Закрыть]. Однако, увы, ее надеждам не суждено было сбыться: Фанни заболела и через месяц умерла в возрасте двадцати шести лет.

Три из четырех кандидаток отправились замуж или на тот свет, и Эмма осталась без соперниц. Если у Чарлза и имелись на нее давние планы, то он их тщательно скрывал. Как вспоминала Кэтрин, он был уверен, что по возвращении обнаружит Эразма «по уши влюбленным в Эмму Веджвуд и у ее ног». В 1832 году она написала брату, что его предсказание ее «очень позабавило и, будем надеяться, все произойдет с точностью до наоборот»[193]193
  CCD. Т. 1. С. 229.


[Закрыть]. Эразм симпатизировал Эмме, однако решительных шагов не предпринимал, и когда «Бигль» возвратился в Англию в 1836 году, она все еще была свободна – даже, если можно так выразиться, решительно свободна. Когда Чарлз отправлялся в экспедицию, Эмма была юной, беззаботной двадцатитрехлетней девушкой; пока он плавал, ей несколько раз делали предложение, но она отказывала; теперь, когда «Бигль» причалил к родным берегам, она стояла на пороге тридцатилетия, у нее на руках была тяжелобольная мать и в свет она почти не выезжала[194]194
  ED. Т. 1. С. 255; Desmond and Moore (1991). С. 235; Wedgwood (1980). С. 219–221. Об интересе Эразма см.: CCD. Т. 1. С. 318.


[Закрыть]. Незадолго до возвращения Чарлза Эмма написала своей невестке, что читает книгу про Южную Америку в надежде «хоть немного набраться знаний»[195]195
  ED. Т. 1. С. 272.


[Закрыть] перед встречей с ним.

Конечно, надежда эта была весьма наивная: недостатка в интересных собеседниках в Англии Чарлз не имел. Он вернулся из экспедиции человеком весьма известным и уважаемым (что всегда и во всех культурах привлекает женщин). До отъезда он занимал высокое социальное положение по праву рождения, после возвращения – завоевал собственное признание. С борта «Бигля» он посылал коллегам древние окаменелости, органические образцы и дельные заметки по геологии, пользовавшиеся в научных кругах большим успехом. Он свел близкое знакомство с крупнейшими современниками-натуралистами, к весне 1837 года обосновался в Лондоне в холостяцкой квартирке неподалеку от своего брата Эразма и был нарасхват в обществе.

Человек более тщеславный и менее целеустремленный мог бы погрязнуть в светской суете с головой, тем более что компанейский брат этому способствовал. Чарлз прекрасно понимал свое место в обществе (после посещения Кембриджа он заметил: «Я был там настоящим львом»), но в силу сдержанности и серьезности не поддавался тщеславию и по возможности старался избегать больших сборищ. Он говорил своему наставнику, профессору Джону Хенслоу: «Я предпочитаю тихо посетить вас, чем встретить весь свет на большом обеде». Выдающемуся математику Чарлзу Бэббиджу, разработавшему «аналитическую машину», Дарвин писал так: «Мой дорогой м-р Бэббидж! Я искренне благодарю Вас за приглашения, но не решаюсь их принять, так как боюсь встретить у Вас некоторых людей, с которыми всеми святыми поклялся не встречаться…»[196]196
  CCD. Т. 2. С. 67, 79, 86.


[Закрыть]

Сэкономленные таким образом время и силы Дарвин использовал с огромной пользой. В течение двух лет после возвращения из экспедиции он:

1. отредактировал и подготовил к публикации судовой журнал (который сразу стал бестселлером и издается до сих пор под сокращенным названием «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле “Бигль”»);

2. заполучил от министра финансов субсидию в одну тысячу фунтов на публикацию «Зоологических результатов путешествия на “Бигле”» и нашел спонсоров;

3. заработал себе имя в научных кругах, издав полдюжины статей, начиная от очерка про новый вид американского страуса (который по решению Лондонского зоологического общества получил название Rhea darwinit) до статьи с изложением новой теории формирования почвенного слоя («Каждая частица почвы, формирующая пласт, на котором растет дерн на старых пастбищах, прошла через кишечник червей»[197]197
  Papers. Т. 1. С. 49–53.


[Закрыть]);

4. предпринял геологическую экспедицию в Шотландию;

5. завел массу полезных знакомств в закрытом мужском клубе «Атенеум»;

6. был избран секретарем Лондонского геологического общества (однако принял пост неохотно, опасаясь, что это отнимет слишком много времени);

7. вел научные записки на разные темы: от «вопросов видообразования» до религии и морали – причем делал это настолько основательно, что многие из них легли в основу его крупнейших трудов, написанных в последующие сорок лет;

8. обдумывал теорию естественного отбора.

Дарвин принимает решение о женитьбе

К концу этого плодотворного периода, за несколько месяцев до открытия принципа естественного отбора, Чарлз решил жениться, но не на ком-то конкретном, а вообще. Сохранился очень примечательный документ, составленный им, вероятно, около июля 1838 года. Он представляет собой список, состоящий из двух колонок «Жениться» и «Не жениться», озаглавленный «Вот в чем вопрос». В первой колонке, с аргументами в пользу брака, значилось: «Дети (если Бог пошлет)», «спутник жизни (друг в старости)», «объект любви и партнер по играм» (этот пункт зачеркнут и исправлен на «во всяком случае, лучше, чем собака»), «собственный дом и тот, кто будет о нем заботиться», «музыка и милая женская болтовня», «польза для здоровья», «но жуткая потеря времени». Последний пункт, видимо, неожиданно пришедший в голову Дарвину, настолько поразил его, что он даже занес его не в ту колонку и подчеркнул. В колонке с аргументами против брака он, кстати, тоже присутствует наряду с такими пунктами, как «свобода ездить, куда заблагорассудится», «свобода (ограниченная) в выборе общества», «общение с умными людьми в клубах», «не надо ездить по родственникам и уступать по любому пустяку», «бесконечные хлопоты и расходы на детей», «возможны ссоры», «нельзя читать по вечерам», «тучность и праздность», «хлопоты и обязанности», «меньше денег на книги», «если будет много детей, придется зарабатывать на кусок хлеба».

Несмотря на весомость доводов «против», эмоции взяли верх над разумом, и в первой колонке Дарвин написал: «Боже, невыносимо думать о том, чтобы прожить всю жизнь как рабочая пчела, не зная ничего, кроме труда. Нет, нет, не хочу. Представь только одинокий, тоскливый день в дымном грязном лондонском доме. Представь милую, нежную жену на кушетке, ярко пылающий камин, книги, музыку». В красках представив все это, Дарвин заключил: «Жениться. Жениться. Жениться. Что и требовалось доказать».

Впрочем, разум не собирался сдаваться – об этом свидетельствует еще одна запись в конце: «Жениться необходимо – это факт. Но когда? Рано или поздно». Такая неопределенность в обрисовке даты, видимо, отражает панический страх Дарвина (знакомый многим женихам) перейти от теоретических выкладок к практическим действиям. Невесты, естественно, тоже нервничают перед решительным шагом, но их сомнения скорее связаны с кандидатурой будущего мужа. Иными словами, они не сомневаются в том, надо ли выходить замуж, их волнует лишь, правильно ли они выбрали партнера. У мужчин, как видно из записки Дарвина, все совсем наоборот – их пугает сама перспектива пожизненного союза с одной женщиной, поскольку в моногамном обществе это серьезно ограничивает доступ к другим самкам и мешает распространению генов. Причем мужчина может даже не отдавать себе отчет в том, что его страшит сужение круга потенциальных сексуальных партнерш – подсознание действует гораздо тоньше, – у него вдруг появляется безотчетный страх оказаться в ловушке, распрощаться с вольной жизнью. «О-хо-хо! – написал Дарвин, мысленно трепеща перед лицом пожизненных обязательств. – Я никогда не выучу французский. Не увижу континент. Не съезжу в Америку, не поднимусь на воздушном шаре, не прокачусь в одиночестве по Уэльсу. Бедный раб, ты будешь хуже негра». Правда, затем он собрался с духом и принял-таки судьбоносное решение: «Не беда, мой мальчик, не унывай! Нельзя жить дряхлым, одиноким бобылем, без детей и друзей, с вечным унынием на морщинистом лице. Будь что будет, положись на удачу и смотри в оба. Вокруг не так уж мало счастливых рабов»[198]198
  CCD. Т. 2. С. 443–445.


[Закрыть].

Дарвин выбирает в жены Эмму

Еще раньше, предположительно в апреле, Дарвин набросал свои планы на будущее: стоит ли ему преподавать в Кембридже, и если да, то геологию или зоологию, или лучше продолжить «изучать распространение видов». Там же он впервые нерешительно упомянул и возможность брака[199]199
  CCD. Т. 2. С. 443–444.


[Закрыть]. Неизвестно, что заставило его через несколько месяцев снова поднять этот вопрос и уже решить его окончательно. Однако очень любопытно, что из шести записей, сделанных в личном дневнике за тот период, между апрелем и июлем, в двух есть упоминания о «плохом самочувствии», которое со временем станет проявляться все чаще (и Дарвин, вероятно, это предчувствовал). Как ни парадоксально, но мысли о смерти могут как завлечь мужчину в брак, так и (уже в более позднем возрасте) отвадить от него, заставляя искать на стороне подтверждение своей неугасающей мужской силы. Однако, если разобраться, никакого противоречия нет – все логично: готовность хранить верность и стремление изменять одинаково заложены в мужчинах, поскольку равно способствовали у наших предков появлению потомства. Конечно, от смерти это индивида не спасало (в отличие от его генов), а в случае беспорядочных измен еще и ускоряло процесс.

Так или иначе, Дарвин ощутил (причем вполне реально, а не умозрительно), что будет вскоре нуждаться в преданном помощнике и сиделке. Вероятно, он понимал, что работа над книгой по эволюции займет долгие годы и потребует упорного, кропотливого труда в вынужденном уединении. Здоровье Дарвина ухудшалось, зато его понимание предмета с каждым днем росло. Первый блокнот с заметками о «распространении видов» он начал вести в июне – июле 1837 года, второй – в начале 1838 года[200]200
  См.: Notebooks. С. 157, 237.


[Закрыть]. Теория естественного отбора явно давалась Дарвину легче, чем решение о женитьбе. Он предположил, что в основе эволюции лежат небольшие наследственные различия: когда один вид разделяется на две популяции, например, водной преградой, то сначала это просто два варианта одного вида, однако со временем они отдаляются друг от друга, пока не становятся самостоятельными, различимыми видами[201]201
  См.: Sulloway (1979b). С. 27; Sulloway (1984). С. 46.


[Закрыть]. Дарвину оставалось лишь выявить причину подобной дивергенции. В июле 1838 года он закончил вторую записную книжку и принялся за третью – ту, в которой найдет наконец ответ. Возможно, задумываясь о браке, он уже предвкушал грядущий успех.

Решение пришло в конце сентября, когда Дарвин «случайно, ради развлечения» прочел знаменитую книгу Томаса Мальтуса, в которой отмечалось, что темпы естественного роста населения будут опережать производство продовольствия, пока не наступит кризис. Как он сам отметил в автобиографии: «…благодаря продолжительным наблюдениям над образом жизни животных и растений я был хорошо подготовлен к тому, чтобы оценить значение повсеместно происходящей борьбы за существование, меня сразу поразила мысль, что при таких условиях благоприятные изменения должны иметь тенденцию сохраняться, а неблагоприятные – уничтожаться. Результатом этого и должно быть образование новых видов. Теперь, наконец, я обладал теорией, при помощи которой можно было работать»[202]202
  Дарвин Ч. Автобиография.


[Закрыть]. 28 сентября Дарвин сделал пометку о книге Мальтуса и сформулировал следствия естественного отбора: «Есть сила, которая заполняет пробелы в структуре природы или, скорее даже, образует их, выталкивая наиболее слабых, в результате чего структура укрепляется и легко адаптируется к изменениям»[203]203
  Notebooks. С. 375.


[Закрыть].

В общем, с направлением профессиональной деятельности Дарвин определился, оставалось устроить личную жизнь. Через шесть недель, в воскресенье 11 ноября (в «поворотный день», как Дарвин назвал его в своем дневнике) он сделал предложение Эмме Веджвуд.

С точки зрения эволюционной теории его выбор может показаться весьма странным. На тот момент он был уважаемым, обеспеченным мужчиной в самом соку и вполне мог рассчитывать на молодую красивую жену. Эмма же была на год его старше, и красавицей вовсе не считалась, хотя и дурнушкой тоже (судя по ее портрету). Что же заставило Дарвина поступить столь эволюционно неэффективно?

Во-первых, не следует забывать о дополнительных факторах, повышающих привлекательность потенциального партнера, таких как интеллект, надежность, психологическая и физическая совместимость[204]204
  См.: Buss (1994).


[Закрыть]. Выбор супруги – не только выбор сексуальной партнерши, но и матери для своих будущих детей. Стойкость и выдержка, проявленные Эммой, говорили в ее пользу. Вот как вспоминала о ней одна из дочерей: «Она была удивительно доброй, чуткой и бескорыстной. Рядом с ней нам всегда было спокойно, мы знали, что к ней можно обратиться с любой бедой, большой или малой, и это не будет ей в тягость»[205]205
  ED. Т. 2. С. 44.


[Закрыть].

Во-вторых, надо учитывать не столько «объективную значимость» Дарвина на брачном рынке, сколько его «субъективно воспринимаемую значимость». Самооценка индивида и связанный с ней уровень притязаний формируются в подростковом возрасте, или даже еще раньше, на основе реакции социума. Дарвин отнюдь не ощущал себя альфа-самцом. Он имел крупное телосложение, но кроткий нрав, и по натуре борцом не был. Одна из его дочерей вспоминала, что он считал свое лицо «отталкивающе заурядным»[206]206
  CCD. Т. 2. С. 439; ED. Т. 2. т. 1.


[Закрыть].

Конечно, достижения Дарвина в зрелом возрасте компенсировали все эти недостатки: высокое положение в обществе легко заставляет женщин смириться с неказистой внешностью или недостаточной брутальностью мужчины. И все же неуверенность в себе сохранилась. Но почему? Возможно, это является рудиментом эволюции: во многих обществах охотников-собирателей самцовая иерархия прочно закладывается в молодости. Низкоранговые мужчины ведут себя тихо, не получают образования, не строят карьеру и не удивляют барышень своими достижениями. В далеком прошлом уровень самооценки, сформировавшийся в молодости, являлся надежным ориентиром для выбора партнерши, однако в современном обществе это уже не так.

Хотя как посмотреть… От измены ведь ни один муж не застрахован, особенно когда вокруг его жены полно более крепких и привлекательных мужчин. Так что, возможно, скромность и невысокая оценка своего животного магнетизма уберегли Дарвина от брака с красоткой, которую бы тянуло на приключения с бабниками, более сексуально привлекательными, чем почтенный ученый.

Эмма говорит «да»

Эмма с радостью приняла предложение Чарлза, что наполнило его «сердечной признательностью». Ей польстило, что он не был уверен в ее согласии[207]207
  ED. Т. 2. С. 1, 7.


[Закрыть], и это вполне естественно: то, что легко достается, обычно не ценится, но и перегибать палку не следовало, поэтому Эмма без всякого жеманства и кокетства сразу сказала «да». Ее восхищали ум Чарлза, его искренность, привязанность к семье и мягкий характер[208]208
  Там же. С. 6.


[Закрыть] (в переводе на язык эволюционной психологии это значит, что у него неплохие гены и он, по всей видимости, будет щедрым и заботливым отцом). К тому же Дарвин принадлежал к богатой семье, имел хорошее положение в обществе и пользовался профессиональным признанием (значит, материальных и социальных ресурсов у него вполне достаточно).

Правда, Эмма и сама не бедствовала. Ее дед Джозайя Веджвуд, знаменитый художник-керамист, добился огромной известности и нажил приличное состояние. Она могла бы выйти замуж и за нищего, не опасаясь, что ее дети будут терпеть лишения. Но тут сыграла свою роль эволюционная тяга женщин к статусным партнерам: тысячелетиями она способствовала выживанию потомства и накрепко утвердилась в сознании.

Эмма Веджвуд могла бы купить себе вход в высшее общество Лондона (например, занимаясь благотворительностью), тем не менее социальное положение Дарвина ее изрядно впечатлило. В период помолвки благодаря Чарлзу она познакомилась с прославленным геологом Адамом Седжвиком. «Какая честь быть приглашенной в дом к великому Седжвику, – восхищалась она. – Подумать только! Ощущаю себя важной персоной. А что будет, когда я стану миссис Д… Голова идет кругом»[209]209
  CCD. Т. 2. С. 126.


[Закрыть].

Ни для кого не секрет, что мужчины тоже обращают внимание на социальное положение и материальное благосостояние будущей жены, правда, в связи с особенностями эволюционного развития привлекательность состоятельных, уважаемых женщин связана скорее с трезвым рассудочным расчетом, чем с подсознательным сексуальным притяжением. Перебирая в июле 1838 года минусы брака, Дарвин особо отметил «потерю времени» и «ужасную бедность», но тут же сделал оговорку: «а вдруг жена будет ангелом и станет вдохновлять на работу» и «а вдруг жена будет святой и при деньгах».

Мы не знаем, как Дарвин себя в то время чувствовал и какие карьерные надежды питал, но он составил портрет идеальной жены для хронически больного человека, который в одиночку трудится над величайшей научной книгой столетия. Мы также не знаем, имел ли он тогда кого-то конкретного на примете, но он в точности описал Эмму Веджвуд[210]210
  Здесь я придерживаюсь общепринятого мнения о том, что, размышляя о плюсах и минусах женитьбы, Дарвин не имел в виду никакую конкретную женщину. В его пользу говорят такие фразы, как «а вдруг жена окажется святой и при деньгах», наводящие на мысль о том, что у Дарвина даже не было круга возможных кандидаток. Однако не исключено, что оно может быть ошибочно. Дарвин был достаточно скрытен и предпочитал раньше времени не раскрывать карты. И к тому же, если оставить в стороне тот факт, что Эмма оказалась действительно «святой и при деньгах», после обручения в ноябре Дарвин признался Лайелю, что хотел сделать предложение еще в свой прошлый визит, то есть в конце июля. С трудом верится, что список был составлен всего за несколько недель до выбора невесты и без малейших намеков на него.


[Закрыть]. С ее приданым, его наследством, его авторскими гонорарами и умением находить спонсоров бедность им точно не грозила[211]211
  CCD. Т. 2. С. 119; Himmelfarh (1959). С. 134.


[Закрыть]. И хотя Эмма вряд ли служила для Чарлза источником вдохновения, она искренне поощряла его исследования, преданно ухаживала за ним и всячески ограждала от тревог. Дарвин, с присущей ему тактичностью, ясно высказал эти свои пожелания с самого начала. Через три недели после помолвки он написал Эмме о реакции одной своей знакомой на новость об их скорой женитьбе: «Она сказала: «Все ясно, м-р Дарвин обзаведется женой, осядет где-нибудь в деревне и забросит геологию». Бедняжка даже не догадывается, какая хорошая и строгая у меня будет жена, как она станет подстегивать меня к работе и к развитию…»[212]212
  CCD. Т. 2. С. 133.


[Закрыть]

В пылу страсти

Решение о браке Дарвин принимал с холодной головой, но когда все сомнения были наконец отброшены, он отдался чувствам. К моменту свадьбы их накал в письмах достиг такого градуса, что вполне закономерно возникает вопрос: как могла его страсть вспыхнуть так быстро? В начале июля он, судя по дневниковым записям, либо а) еще даже и не думал жениться на Эмме, либо б) серьезно сомневался в целесообразности данного мероприятия. В конце июля он посещает Веджвудов и имеет длинный разговор с Эммой. Затем пропадает на три с половиной месяца и, когда наносит следующий визит, огорошивает девушку предложением. Получив согласие, он впадает в экстаз и строчит своей избраннице цветистые послания с признаниями в том, как с трепетом каждый день проверяет почту в надежде получить от нее письмо, как не может уснуть ночью, мечтая об их совместном будущем, и как предвкушает момент, когда «мы войдем вместе в наш дом, и ты будешь сидеть счастливая у нашего очага»[213]213
  Там же. С. 132, 150, 147.


[Закрыть]. Ощущение такое, что его подменили. Давайте попробуем разобраться.

Рискну показаться занудой, но, по-моему, все дело в генах, вернее, в обусловленных ими различиях в «досексуальном» поведении женщин и мужчин. Первые настроены осторожно – прежде чем отдаться страсти, они оценивают перспективность партнера. Вторые, напротив, предпочитают атаковать, чтобы форсировать сближение. Один из самых популярных способов атаки – заверения в искренней любви и вечной верности, а как известно, чтобы убедить кого-то, надо сначала поверить самому.

Важную роль при этом играет наличие половой жизни у мужчины (и ее интенсивность). Как заметили канадские ученые Мартин Дали и Марго Уилсон, «любое существо, находящееся на пути к полному репродуктивному провалу», должно изо всех сил стараться переломить ситуацию[214]214
  Daly and Wilson (1988). С. 163. В частности, они говорят о растущей склонности к риску у мужчин, которым не удается спариться, но данная логика в равной степени применима и к другим проявлениям повышенного интереса к сексу, в том числе и к обычной страсти.


[Закрыть], иными словами, естественный отбор вряд ли был милостив к генам мужчин, которые не начинали активно искать секса при длительном его отсутствии. Насколько известно, Дарвин до женитьбы так и не познал женщину[215]215
  Косвенные доказательства добрачной сексуальной активности см. Brent (1983). С. 319–320.


[Закрыть]. А много ли нужно, чтобы возбудить мужчину после столь продолжительного воздержания? Когда «Бигль» пришвартовался в Перу, Дарвин, сойдя на берег, увидел элегантных дам в вуалях, приоткрывающих лишь один глаз, но «этот глаз настолько блестящ и черен, настолько темпераментен и выразителен, производит неизгладимое впечатление»[216]216
  Bowlhy (1991). С. 166.


[Закрыть]. Неудивительно, что, когда Эмма Веджвуд ответила согласием (что сулило скорые плотские радости), у Дарвина потекли слюнки, причем в самом буквальном смысле (см. цитату из его дневника, поставленную эпиграфом к данной главе).