Текст книги "Сыщик Путилин (сборник)"

И, проговорив это, он внимательно стал ее рассматривать.

– А ты молодец, что пыль-то с мебели стираешь. Радеешь о хозяйском добре. Стирай, стирай, мебель хорошая, красного дерева.

– Какая-с пыль? Никакой пыли я не стираю… – быстро ответил дворник.

– Да неужто? А как же на всем этакая толща пыли понасела, а на стульях, на шкафу, на рамах картин ее не имеется?..

Дворник пробормотал что-то невнятное.

– Ты бы уж заодно и от мышей ее берег, от крыс. Может, я куплю у наследников мебель-то эту.

– От каких таких мышей? – уже злобно выкрикнул дворник. – Ни мышей, ни крыс не водится здесь.

– Да ну? – удивился Путилин. – Кто ж это в таком случае рамы подгрызает, ножки, спинки диванов и стульев?

И, не ожидая ответа, вдруг огорошил дворника вопросом:

– А правду ли говорят, что после убитой мало денег нашли? А она ведь страшная богачка была…

Путилин близко-близко подошел к дворнику и, опять понизив голос до таинственного шепота, бросил:

– А что, если она, убитая, скаредная старуха, хранила их где-нибудь в потайном месте? А? Может, запрятала их куда-нибудь?

Дворник отшатнулся от странного посетителя.

– Вы… вы, извините, господин, что это вы все меня убийством шпыняете? – проговорил он дрожащим голосом. – Чудное, право, дело: пришли насчет найма дома, а сами все о другом речь ведете.

Послышался смех Путилина.

– А тебе что, трудно поболтать со мною? Я тебе на чаек дам. Очень уж я любопытен. На, держи пару целковых.

Дворник не взял денег, сумрачно отстранив руку чудного посетителя.

– Благодарствуйте… не надо… А только сделайте милость, не задерживайте меня. Если что о цене или насчет окончательной сделки, так к хозяевам пожалуйте. Живут они на Васильевском острове.

Еще несколько минут – и Путилин покинул дом убитой Охлопковой.

Кольцо с аметистом

Я находился в кабинете моего гениального друга, когда тот вернулся после осмотра охлопковского дома. Лицо его, по обыкновению, было непроницаемо.

– Помощника попросите ко мне! – отдал он приказ дежурному агенту.

Тот не замедлил явиться.

– Садитесь, голубчик, и выслушайте мои инструкции.

– Вы уезжаете куда-нибудь, Иван Дмитриевич?

– Да. Я должен торопиться, ибо в моих руках участь невинно осужденного.

Я сразу догадался, что речь идет об Александровском, убийце старухи ростовщицы.

– Ты возьмешь меня с собой, Иван Дмитриевич? – живо спросил я.

– Нет, доктор, ты стал бы для меня лишней обузой. Может быть, при финале дела ты и будешь присутствовать. Ну-с, голубчик, слушайте…

И Путилин начал со своим помощником таинственную беседу.

– Понимаете?..

– Так, хорошо…

– Надо следить так тонко, чтобы ни малейшее подозрение не запало в его душу. Имейте в виду, он начеку.

– Будьте покойны, Иван Дмитриевич!

– Дело поручите Х. Он молодчина.

И через час начальник сыскной полиции уже выходил из своей знаменитой костюмерной совершенно преображенным: перед нами стоял мелкий купец, торговец из породы деревенских кулаков-мироедов.

– Ну, господа, до свидания! Вы скоро увидите меня «иль на щите, иль со щитом».

– А как скоро, Иван Дмитриевич?

– Дня через четыре, может быть, через пять.

– Ого! – воскликнул я. – Ничего себе скоро!

Кипит, бурлит довольно богатое село Хрущево. Справляет оно свой храмовый праздник, совпадающий с ежегодной ярмаркой. Справляет так, как подобает русскому обычаю – пьяно, с гульбой до драк, до состояния полного зверства. В кабаке Евстигнея Бесчастного, рыжего целовальника, дым стоит коромыслом.

– Еще штоф! Эй, миляга, тащи живей!

– Мигом!

Гремят песни – то жалостливые, пьяные, то бесшабашно-разудалые весьма неприличного содержания. Около одного стола, покрытого мокрой красной скатертью, особенно суетился подручный целовальника. Гости уж больно важные потчуются: полицейский, лавочник, известный кулак-мироед, откупщик и еще один новый торговец, приезжий. Широко угощает новый первых людей села Хрущева.

– Пожалуйста-с… Очень рад свести знакомство со столь почтенными лицами. Угощайтесь!..

– А вы-с по какому случаю пожаловали сюда? – любопытствовал местный кулак-мироед.

– А так-с, знаете, поразнюхать хотел, нельзя ли дельце какое завести здесь…

– А какое примерно? – тревожно спросил кулак, опасаясь встретить в новом человеке конкурента.

– Не решил еще… А вы не опасайтесь, вам помехой не стану. Разными дорожками пойдем. Ах, я и запамятовал, есть здесь у вас Варвара Ермолаева?

– Есть, есть. А что?

– Да я ей поклон от мужа из Питера привез. Он в дворниках служит у одной богатой старухи купчихи, которую недавно убили.

И новый человек принялся рассказывать об убийстве Охлопковой.

– Ишь ты, дело какое! – изумлялись те. – Страсти какие!..

– А каково она живет, Варвара-то Ермолаева? – спросил новый человек.

– Хорошо. Теперь, видно, муж-то ейный разжился в столице, первой щеголихой в селе стала. Наряд не наряд, сарафан не сарафан. Краси-и-ивая баба, ловкая! По дому все честь честью… лошадей трех купили и всякой иной животины…

…Окончилась пирушка, вышли все из кабака. Новый по тем местам человек отозвал в сторону полицейского и что-то долго-долго ему говорил. По мере того как он говорил, физиономия и поза полицейского волшебно видоизменялись: лицо стало испуганно-почтительным, а поза – раболепно-подобострастной.

– Так поняли?..

– Ваше… ваше…

– И если кому хоть одно слово – понесете строгое наказание! Держите наготове понятых.

– Здравствуйте, Варвара Ермолаева! – громко произнес новый человек, входя в просторную избу, в которой чувствовался большой достаток.

Он снял картуз, истово перекрестился на образа и протянул руку высокой красивой женщине в нарядном сарафане. Та удивленно воззрилась на вошедшего.

– Кто вы такие будете? – спросила она.

– Человек божий, покрыт не рогожей, а гость дорогой: привез вам поклон от супружника вашего, Кузьмы Терентьича. Встречайте гостя ласково!

Красавица почему-то вздрогнула, побледнела.

– От мужа моего?.. – слетело с ее бледных губ. – А вы… что, знаете его?

Гость засмеялся:

– Если бы не знал, так и поклона не привез бы! А уж и красавица же вы… Эх, чудесная! Дозвольте ручку пожать!

Та протянула гостю руку, пухлую, но рабочую. Задержал на секунду гость в своей руке руку Варвары, пристально смотря на нее.

– Эх, и щеголиха вы к тому же, лебедушка! Ишь какое колечко на пальце красуется!

Резким, быстрым движением выдернула руку хозяйка.

– А почто вам кольцо мое в глаза так бросилось? – спросила она.

А гость смеется, а сам глазами так и пронизывает ее. И вдруг близко-близко склоняется к ней и шепчет:

– Дверь закрой, слышишь?.. По делу важному от мужа твоего я приехал. Поняла? Да ну шевелись, что на меня глаза вылупила? Сомлела? Говорю – по важному делу, по тому самому.

Женщина схватилась за сердце.

– Ох, тошнехонько, родимые! – как-то всхлипнула она.

Страшный, нежданный гость сам запер дверь на деревянную защелку и вплотную подошел к красавице молодухе.

– Садись. Слушай. Все, слышь, все я знаю… – шепотом, боязливо оглядываясь по сторонам, начал чудной питерский гость.

– Это ты про что же? – тоже перешла на «ты» деревенская щеголиха.

– Да про что ж, как не про убийство старухи этой. Муж твой все поведал мне, потому как ближний я ему приятель. Вот он и велел мне: «Поезжай в деревню, скажи жене моей, чтобы она сей же минутой с тобой вместе в Питер ехала. Писать я ей не могу, потому что боюсь, как бы письмо не перехватили. И пусть она везет все, что отдал я ей после убийства. Боязно в деревне держать это. А чтоб она поверила тебе, так ты ей скажи: кланяется тебе, Варвара, муж твой кольцом с аметистом».

Бурно вздымалась грудь красавицы бабы. Глаза хмуро, боязливо остановились на лице нежданного посланца.

– А для чего ехать? Нешто там спокойнее, надежнее будет? – глухо спросила она.

– Эх, дура баба, знамо дело – сподручнее. В Питере народу тьма-тьмущая. Кто на разбогатение внимание обратит? А тут, в селе, сразу в подозрение войдешь. Ты вот, Варварушка, и так сдурила: ишь, кольцо-то убивца на пальчик надела. Снимай его скорей, давай сюда! Неравно кто увидит…

И быстрым движением посланец сорвал кольцо с пальца ошеломленной диковинной новостью женщины.

– Ну, живо собирайся! Где у тебя добро-то схоронено?

– Здесь… Вот, в подвале.

– Идем. Я возьму все, а ты живо одевайся, лошади ждут нас у околицы. Вещей никаких не бери, потому как Кузьма сам скоро в деревню приедет. Все, говорит, тогда сам заберу, так ты ей и скажи.

– Ох, головушка ты моя! – нараспев, сокрушенно протянула Варвара и повела гостя в подвал.

Там, прикрытый грязным тряпьем, стоял большой сундук, старый, ветхий.

– Здесь вот. Обожди, выну все. – И жена дворника убитой ростовщицы, нагнувшись, стала вынимать золотые вещи и пачки денег.

Путилин быстро поднялся по лесенке и громко, пронзительно свистнул. Как ужаленная отскочила от сундука красавица баба и замерла, охваченная неописуемым ужасом.

– Что это… что это ты делаешь?! – пролепетала она с перекошенным от страха лицом.

– Свищу. Слышишь, чай?

– А почто свистишь?

– Полицейского и понятых зову, красавица-разлапушка! – спокойно ответил Путилин.

В избу вошли полицейский и понятые. Охнула высунувшаяся из подполья Варвара Ермолаева и замерла, окаменела.

– Сюда, братцы, живо! – загремел голос Путилина. – Живо, живо составляйте протокол! Всем вам награду выхлопочу, потому что накрыли мы настоящего убийцу.

Спустились в подполье. Варвара оказала некоторое сопротивление. Она никак не хотела расставаться с заветным сундуком. Ее оттащили от него силой.

– Так вот ты кто! – подступила она в бешенстве к Путилину. – Вот ты за каким делом приехал сюда!

– Свяжите ее и выносите в тройку! Вы поедете в Петербург со мной! – отдавал распоряжения Путилин.

Когда была составлена опись найденного, Путилин, захватив все сокровища с собой, повез жену преступника в Петербург. Его сопровождал полицейский. Дорогой у него состоялось длинное объяснение с Варварой Ермолаевой.

– Слушай, Варвара, ты понимаешь сама, что муж твой попался. Это ведь он убил старуху-ростовщицу.

Баба упорно отнекивалась:

– Знать не знаю, ведать не ведаю.

– Да ведь он и ты пойманы с поличным: у вас в доме найдены деньги убитой, кольцо того человека, который невинно страдает, которого присудили к плетям и каторге. Сознайся откровенно.

– Знать не знаю, ведать не ведаю! – упорно стояла на своем красавица молодуха.

– Слушай, дура ты этакая: если ты сознаешься откровенно, тебе по суду большое облегчение выйдет. Тебя совсем оправдать могут, потому что не ты убивала, а он, твой муж. Ты только взяла то, что он тебе дал. А если ты будешь запираться, тебя сочтут за сообщницу, и ты вместе с извергом своим пойдешь по Владимирке.

Только под самым Петербургом сдалась Варвара на увещевания страшного гостя – Путилина. Обливаясь слезами, она обещала все-все рассказать-поведать «судьям милостивым» и исполнить все то, что ей приказывает «добрый барин».

Наше беспокойство. Козни против Путилина. Второй пожар в охлопковском доме

– Приехал Путилин? – спросил я у даровитого помощника.

– Увы, дорогой доктор, Ивана Дмитриевича все еще нет, – ответил тот. – Я боюсь…

– Чего?

– Да мало ли что может с ним случиться? Хоть и орел он, да разве и орлы не погибают? Бог его знает, в какую он попал переделку. При его безумной храбрости он иногда рискует головой…

Помощник прошелся нервной походкой по кабинету своего знаменитого шефа.

– И знаете, доктор, что самое печальное? – спросил он меня.

Я отрицательно покачал головой.

– Это то, что он рискует опоздать, даже если выиграет дело.

– Как так?!

– Очень просто. Слушайте. Врагов-завистников у Ивана Дмитриевича, как вам известно, очень много. Ему не прощают его непрошеные вмешательства, его блестящие победы в розысках. В данном случае дело обстоит так же. Он вмешался в уже оконченное дело, доставившее лавры и следователю, и прокурору. И вот сегодня я получил грустное известие: враги Путилина одержали над ним победу.

– Как так?! – привскочил я.

– Очень просто. Иван Дмитриевич перед своим таинственным отъездом посвятил меня, преподав некоторые инструкции, в суть дела. Он выхлопотал отсрочку приведения в исполнение приговора над Александровским на семь суток.

– Ну да, я это знаю. И, честное слово, он, очевидно, не зря хлопотал об этом!

– Я нисколько не сомневаюсь в этом, доктор, но… но…

– Да говорите же, не томите!

– Но случилось нечто для него удивительное: отсрочка сокращена по просьбе его врагов. Короче говоря, битье Александровского кнутом назначено на восемь часов утра завтрашнего дня.

– Как?!

– Так. Ровно на двое суток раньше обещанного. Как им удалось достичь этого, не ведаю. Знаю и повторяю только одно: если Иван Дмитриевич сейчас не появится, для него все будет потеряно – в смысле полной победы. Быть может, он спасет Александровского от каторги, но от плетей он его не спасет. В восемь часов утра его выпорют на Конной.

Меня при этом сообщении словно обухом по голове ударило. Поражение! Первое поражение моего гениального друга, благороднейшего человека! И тогда, когда победа, очевидно, уже у него в руках!

– Что же делать? Этого не должно произойти! – воскликнул я.

Помощник Путилина печально пожал плечами.

– Мы бессильны, доктор. Разве мы знаем, где он, разве мы можем его предупредить?

Так, в тревоге и волнении, просидели мы в кабинете исчезнувшего Путилина до одиннадцати часов вечера.

– Все потеряно. Блестящая ставка Ивана Дмитриевича бита! – уныло проговорил его верный помощник.

Я готов был рвать волосы на своей голове. «Бита! Путилинская ставка бита!» – молнией пронеслось в моем мозгу.

В эту минуту в кабинет поспешно вошел агент:

– Пожар охлопковского дома! Дом горит, как свеча!

– Где?! Где пожар?! – бросился к агенту помощник Путилина.

– В доме той старухи-ростовщицы, которую, помните, убили… – пролепетал испуганный агент.

– Доктор, скорее, скорее! Едем! Вы слышали, где горит? Пальто, лошадей, скорее, черт возьми! – кричал помощник.

Агент хлопал глазами:

– Сейчас… сию секунду!

– Доктор, доктор, сердце мне говорит, что там наш дорогой Иван Дмитриевич!

Мы беспощадно гнали лошадей. Прохожие в ужасе шарахались в стороны. Все ближе, ближе… Уже стали видны зарево, клубы черного дыма. Уже слышен был запах гари. Вот и дом убитой ростовщицы Охлопковой. Густая толпа народа преграждала нам путь.

– В сторону! Дорогу! – ревел как исступленный помощник Путилина. – Боже мой, тут ли Х.? А что, если…

Мы вбежали во двор, заполненный пожарным обозом. Дом действительно пылал, как свеча, ярко, с треском. И в ту секунду, когда мы подбежали к горящим дверям, на фоне пламени ярко обрисовались две фигуры. Два человека боролись, зверски, озлобленно, стараясь вырваться из объятий друг друга.

– Смотрите, это Иван Дмитриевич! – закричал мне помощник и бросился в огонь.

Но его опередил сам Путилин. Резким движением он повалил высокого мужчину на пол и поволок к выходу. Через секунду, опаленный, он прорвался сквозь бушующее пламя.

– Помогите мне, тащите его! У меня рука обожжена… – раздался знакомый властный голос.

Все бросились к нему на помощь.

– Иван Дмитриевич! Вы? Дорогой!.. – захлебнулся помощник.

Я поспешно стал осматривать ранения моего великого друга.

– Ничего… Особенно серьезного ничего нет… – спокойно ответил он. – Чуть-чуть подпалился.

Человека, которого вытащил Путилин, подняли на ноги.

– Ну как, любезный, вопиет или не вопиет кровь убиенного об отмщении?

Поставленный на ноги – это был дворник охлопковского дома – злобно озирался по сторонам.

– Проклятый!.. – хрипел он.

– Попался, голубчик! Господа! – обратился к нам Путилин. – Там, в доме, жена этого молодчика и полицейский. Они заперты. Выпустите полицейского и держите жену дворника! Я еду. Х. еще работает в доме, спасайте его!

– Иван Дмитриевич, побойся бога, куда ты?! Ты сам нуждаешься в медицинской помощи. Смотри, ты страшно обжег руки! – взмолился я.

– Ах, оставь! – последовала бурная реакция у Путилина. – Только бы не опоздать!

Миг – и он исчез за воротами горевшего дома. Двор наполнился полицейскими. Помощник Путилина стал спешно отдавать приказания. Вскоре из горевшего дома выскочил агент Х.

– Ура! Пачки денег найдены! Ура Путилину! – кричал он в восторге.

Никто ничего не понимал. Пожарные работали как львы. Дом оцепили кордоном полицейских. Когда открыли дверь, первым выскочил полицейский, за ним – красавица Варвара.

– Держите ее! Его превосходительство приказал мне караулить ее.

Женщину связали. Она кричала, кусалась, рвала на себе сарафан. Дом сгорел дотла. Не получив распоряжений Путилина, мы не знали, что делать дальше.

Начинал уже брезжить рассвет. Я взглянул на часы: было двадцать минут восьмого. Сдав на руки полицейским чинам дворника и его жену, мы бросились на Конную площадь.

– Держите их крепко, братцы! – распорядился помощник Путилина.

– Будьте спокойны, не выпустим! – лихо ответили те.

Из рук палачей

Несмотря на ранний утренний час, Конная площадь была заполнена народом. Толпа, всегда жадная до разных зрелищ, поспешила сюда, на это печальное место публичных позорных телесных наказаний, чая полюбоваться жестоким «учением». Она стояла густой, тесной массой, весело хохоча, зубоскаля, пересмеиваясь.

– А ловко ему всыплют!

– Да, гляди, у палачей ручищи какие! С одного раза шкуру со спины спустят!..

На помосте, самодельном эшафоте, грустно, грозно и печально возвышался позорный столб. Вдруг толпа заколыхалась, как море, потревоженное порывом шквала:

– Везут! Везут!..

Все взоры, горевшие лихорадочным блеском животного любопытства, устремились туда, откуда везли осужденного к телесному наказанию преступника.

– Молодой какой еще…

– Да, молодой, да из ранних. Шутка сказать: старуху убил, да еще к тому же поджег ее!

– Так ему, проклятому, и надо. А ежели бы да с его пожарища вся улица выгорела? Нет, братцы, таких молодчиков учить жестоко надо!

Шумит толпа, волнуется… А на помост уже вводят преступника, убийцу Александровского. Белее полотна он. Взор дико блуждает, губы что-то шепчут. Руки сзади связаны – не вывернешься!

– Братцы! – вдруг закричал он громким, дико испуганным голосом. – Вот как перед истинным говорю вам: не повинен я в убийстве старухи-ростовщицы! Не я ее убил!

Эти слова донеслись до близстоящих.

– Ишь задувает как ловко! Не повинен! А что ж тебя, мерзавец, плетьми будут бить?

Началась позорная операция совершения туалета приговоренного: палач сдернул с него рубаху, обнажив спину, а другой палач привязывал его веревкой к столбу. Приступили к чтению указа. С содроганием прислушивались мы с помощником Путилина к роковым словам. Но вот кончилось чтение. В эту секунду послышался топот бешено мчавшихся лошадей.

– Он, Путилин! Смотрите! – крикнул я помощнику.

В коляске стоял Путилин.

– Стойте! Погодите! – загремел его могучий голос.

Он держал высоко над головой бумагу, размахивая ею. Толпа замерла. Палачи остановились, в недоумении глядя на взбегающего на помост Путилина.

– Слава богу, успел! – крикнул знаменитый сыщик. – Вот приказ министра об освобождении Александровского. Отвяжите несчастного: он оказался невиновным, настоящий убийца арестован и находится в руках властей.

Это была потрясающая картина! По толпе прокатился какой-то гул. Многие головы обнажились, руки стали творить крестное знамение. Путилин подошел к Александровскому, которого поспешно отвязывали.

– Ну, поздравляю вас, голубчик, вы спасены! – с чувством произнес мой удивительный друг.

Миг – и отвязанный мнимый преступник с громким рыданием упал перед Путилиным на колени:

– Спаситель мой!

Через час мы, взволнованные, засыпали Путилина вопросами:

– Отчего ты, Иван Дмитриевич, так замешкался?

– Замешкался! Я и так силой ворвался в спальню министра и чуть не за ноги стащил его с кровати!

– Каким образом, для чего ты очутился в горящем доме Охлопковой?

– Не зная о перемене срока отсрочки и, стало быть, располагая временем, я решил устроить эффектную сцену – нашу встречу с преступником-дворником в доме убитой, на самом месте преступления. Я был убежден, что он опять явится туда в поисках спрятанных старухой денег. Осмотр мебели показал мне, что он всюду ищет клады. Спрятав его жену и полицейского, я принялся его дожидаться. И действительно, он явился, но с гигантской бутылью керосина. Очевидно, учуял во мне врага при нашей первой встрече и решил, в случае последней неудачной попытки разыскать деньги, спалить дом, дабы скрыть все следы, на которые, как он заметил, я напал. Тут я схватил его, и между нами началась отчаянная борьба, во время которой он успел ногой разбить бутыль и бросить в керосин зажженную спичку. Остальное вы видели.

– Но почему ты, Иван Дмитриевич, заподозрил дворника?

– Потому что он слишком уж вовремя заметил и задержал Александровского. Очевидно, у него уже все было совершено, и он ожидал первого посетителя к старухе-ростовщице, чтобы на него свалить свое преступление. Допрос мой убедил меня в его виновности.

– А зачем ты отправился в Хрущево?

– Я сразу подумал, что награбленные вещи и деньги, боясь держать их здесь, он отправил в деревню. Жена его как раз выехала в деревню на второй день после пожара.

Прежде чем приговор суда покарал настоящего убийцу, суд Божий поразил его: он удавился в камере предварительного заключения.