Текст книги "Все нормальные люди"

Рождественский подарок

«Мужик, если он получает меньше двухсот тысяч, для меня – не мужик, никто, пустое место!» – прочитал с утра пост какой-то смазливой блондинки с подкачанными губами и накладными ресницами в социальных сетях учитель истории школы номер восемь Сергей Иванович Бельский и тяжело вздохнул. «Да что ж это такое!..» – думал он, каждый день находя вокруг себя доказательства собственной никчемности. А тут еще Новый Год на носу!

Всю предновогоднюю неделю, даже месяц он ломал голову о подарке своей жене Ларисе. Они поженились пять лет назад и, по правде говоря, Сергей до сих пор не верил своему счастью. Ведь она согласилась выйти замуж за молодого учителя, едва закончившего институт и получавшего тогда сущие копейки. Но главной проблемой Сергея являлось то, что и через пять лет он продолжал получать всё те же копейки: Двадцать пять тысяч максимум, несмотря на все его переработки, борьбу за стимулирующие выплаты, аттестации и дополнительные нагрузки в методобъединении.

Нельзя сказать, что он не пробовал искать другую работу и левые заработки, – искал. Но то ли оттого, что он любил учительскую работу и получал от неё удовлетворение, то ли просто от вечного невезения, все его попытки заканчивались неудачно. Даже на фоне своих коллег-учителей он чувствовал себя обделённым неудачником. У кого-то вторая половина имела хлебное место, кому-то помогали родители, кому-то повезло и досталась от предков недвижимость недалеко от центра, и они её удачно сдавали. А кто-то, как его друг Вовка Сидорчук, учитель физики, имел кучу вкусных халтур по ремонту и установке самого разнообразного электрического оборудования, да так много, что оставил он себе в школе только одну ставку и приезжал на уроки на новеньком кроссовере.

А у Сергея Ивановича Бельского все было наоборот: ни обеспеченных родителей, ни дорогой недвижимости, ни халтур. Но зато, всегда не вовремя, то платежи по кредитам с него трясут за ремонт их муниципальной однушки, то коммуналку просроченную требуют перед восьмым марта, то долг срочно отдавать надо, что брал для покупки зимних сапог своей любимой жене.

И вот снова все его планы по накоплению денег к Новому году очевидно рухнули: в конкурсе «Учитель года» он не прошёл на следующий этап и потерял шансы на премию, на фронте репетиторства – полное затишье, стимулирующих выплат его лишила завуч за большой процент четвертных двоек в 9 «А» и «Б» классах. «А как этим шестерым натягивать оценки, если они ни бум-бум, а уже через несколько месяцев ОГЭ сдавать?» – вслух сам себе возмутился Сергей и отправился к облезлому шкафу за подшивками журналов разных лет и даже эпох – его гордости и любимому, к тому же единственному лет с пятнадцати хобби. Он привычно листал журналы и делал характерные выписки, по которым составлял задания для своих учеников, а те на уроке по отрывкам из прессы прошлых лет должны были узнать эпоху, историческую личность или событие. Лучшим ученикам он, как библиотекарь, выдавал оригинал того или иного раритета для прочтения на дому.

«Прекрасная одинокая Афродита с загородным домом в родовой деревне станет верной подругой жизни сиятельному Самсону средних лет с капиталом не менее 10 000 т.р.» – журнал Нива, № 3, раздел «Частные объявления», 1908 год. «Тьфу ты, и здесь про то же! – чертыхнулся Сергей, нервно перевернув пожелтевшую страницу со старинным шрифтом. – Да что ж это такое, словно черти специально надо мной издеваются!». Он вспомнил, как буквально вчера поехал в новый спорткомплекс в их районе, прочитав объявление о рождественских скидках на комплексные годовые сертификаты. Как он мчался с авансом в кармане, представляя восторг любимой от того, что сбудется ее мечта и она целый год в любое удобное для себя время будет ходить на плавание, тренажёры, на свой любимый скалодром и в сауну. Он знал об этой тайной мечте супруги, которая с детства занималась спортом и даже тайно от него, иногда, ходила в свою детскую спортивную школу поздними вечерами после окончания всех детских тренировок. На ресепшене спорткомплекса на него смотрела белозубая спортсменка со стены и такая же белозубая администратор. Казалось, они даже улыбались одинаково: издевательски, с ухмылкой, после того, как он услышал цену этого сертификата с рождественской скидкой – шестьдесят тысяч – мол, когда накопишь, тогда и улыбаться будем по-другому…

Сергей вдруг замер, промычал что-то нечленораздельное, вскочил с места, оторвавшись от своих журналов, и схватил телефон. Зашёл на сайт объявлений о продажах, зарегистрировался и вывесил объявление: «Продаётся уникальная коллекция отечественной периодической печати сер. XIX – кон. XX вв. Цена 60 тысяч рублей». Подумал, исправил – «70 тыс. руб. без учета доставки» и принялся доставать из шкафа вкусно пахнущие старой бумагой, живые, свои любимые стопки журналов.

* * *

В отличие от своего мужа, Лариса Бельская умела долго и методично копить деньги

– хоть по сто рублей, хоть по пятьдесят, но упорно и без срывов. Красивая, спортивная молодая женщина работала младшим менеджером в крупной кампании, в которой «офисный планктон» изображает из себя сплочённую команду, штурмующую амбициозные вершины не менее чем мирового капитала, но индивидуально получает за свою работу от двадцати до пятидесяти тысяч максимум. Лариса получала тридцать тысяч и умудрялась копить.

Настроение у неё было прекрасное, потому что в сумочке наконец-то лежал желанный, аж на целый год, сертификат в новый спорткомплекс. А купила она его себе потому, что их шеф вчера официально объявил о премии, которую она, Лариса, собиралась потратить на подарок мужу, и ещё у неё останется на поход по магазинам с любимым на рождественской неделе. «Ох, скорее бы домой, Серёжка своих охламонов уже на каникулы отпустил, а мы все отчёты клепаем, – думала Лариса, заполняя очередную экселевскую таблицу на рабочем компьютере. – Что же Я ему подарю? Господи, как мне помочь ему, чтобы он перестал себя поедом есть из-за своих дурацких комплексов!».

Лариса искренне не понимала ревности и страха своего супруга из-за его вечного, как он сам говорил, «материального неблагополучия». Лариса же была уверена, что никогда в жизни не променяет своего любимого на поездку на море, красивую машину или загородный дом. Она считала, что все это когда-то всё равно будет, но вот точно никогда в жизни у неё не будет другого такого нежного, интересного, родного человека, с которым полдня можно валяться в воскресение в постели и слушать его невероятный бархатистый голос и невероятное количество историй, а потом вместе ехать за город или бродить часами в городском парке с мороженым…

– Бельская, ты чего, совсем заработалась? Шеф вызывает! – Лариса очнулась от того, что соседка тормошила её за плечо. Вскочила, поправила причёску, схватила свой давно приготовленный годовой отчёт и быстрым шагом направилась к кабинету начальника.

Начальник, вкусно пахнущий парфюмом на весь кабинет, без пиджака и с приспущенным галстуком ходил по персидскому ковру с каким-то документом в руках и мычал себе под нос весёлый мотивчик из старого советского фильма:

– Проходи, Ларочка, проходи, дорогая!

– приветливо взмахнул шеф документом в сторону стоящей у двери девушки. Взял трубку и попросил секретаршу не беспокоить его, пока они разбирают отчёт менеджера Вельской. – Я внимательно следил за тобой весь год, Ларочка, ты, кстати, очень похожа на артистку из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», помнишь? Только муж у тебя не изобретатель, а пе-да-гог, хотя какая разница…

Лариса, не понимая причину такого начала разговора, не говоря ни слова, неуверенно положила на стол перед начальником свой отчёт.

– Ну что ты мне свои бумажки подвигаешь! Вот у меня тут бумажка, так бумажка…

– Шеф положил перед глазами Ларисы бумагу. Это был приказ о её годовой премии в размере шестидесяти тысяч рублей. – Гляди, солнце мое, это еще не всё!

Начальник взял со своего стола дорогую ручку «Монблан», подошёл к Ларисе и зачеркнул «60 000. руб.», потом медленно своей рукой вывел над зачеркнутой цифрой: «100 000».

Лариса восторженно взглянула в глаза начальнику и, наконец, заговорила в порыве искреннего восторга и благодарности. Шеф довольно заулыбался, своим хитрым взглядом откровенно окидывая красивую сотрудницу с головы до ног.

– Осталась самая малость – поставить мою подпись под этим документом, Ларочка! Кстати, почему у вас с мужем до сих пор нет детей? – спросил шеф уже откуда-то из-за спины девушки. – Я бы мог помочь твоему пе-да-го-гу…

Лариса почувствовала, как генеральный директор прижался к ней сзади, одной рукой крепко обхватил низ живота, а другой сильно притянул к себе за грудь. В следующее мгновение она ощутила возбужденное дыхание за ухом, слюнявые губы и мокрый язык на своей шее. Бельская оцепенела и в следующую секунду начала вырываться из противных до приступа тошноты рук…

– Тихо-тихо, моя звёздочка! Представь, что я Иван Грозный, а ты, моя покорная боярыня, упадёшь на колени перед своим благодетелем, когда подарю премию с царского плеча тебе и твоему пионэру! – жарко говорил Ларисе на ухо шеф, пытаясь одной рукой залезть ей под юбку, другой крепко прижимая к себе и придавливая всей тяжестью к столу…

Лариса со всей силы вонзила каблук в ногу начальника и вырвалась из его объятий, быстро поправила юбку и бросилась прочь из кабинета. Вслед ей рычал шеф, сидящий на полу, обхватив раненую ногу: «Ноль у тебя премия! Ноль! Поняла, сука?».

Лариса судорожно собрала свои вещи с рабочего стола, достала пальто из шкафа и переобулась…

– Чего ты? С «Иваном Грозным» познакомилась? – с иронией спросила коллега. – Вообще-то рабочий день ещё не закончился!

– Да пошли вы все! – всхлипнув, ответила Лариса и выбежала из офиса…

Она сидела одна в кофейне, 30 декабря и думала о любимом, о Новом годе, о поисках новой работы и о том, что это будет самый грустный и тревожный праздник в их семейной жизни. Вдруг Лариса выпрямилась, словно ей в голову неожиданно пришла важная идея, замерла, быстро достала из сумочки свой спортивный сертификат, взяла телефон и зашла на сайт объявлений о продажах…

* * *

Горели свечи, пахло мандаринами и шампанским, открытая бутылка которого стояла початая на праздничном столе, за окном грохотали фейерверки.

– С Новым годом! Я очень-очень, больше всех на свете люблю тебя, Ларисушка моя ненаглядная!

– И я тебя люблю, Серёженька, свет мой! Пусть в Новом году ты всегда будешь доволен собой, своей светлой головой и учениками! А я – я и так довольна всем, и особенно – тем, что ты у меня есть, поверь… и подарок у меня эксклюзивный и самый-самый лучший, именно для тебя!

– Подожди! Я первый хотел сказать про подарок! Я же мужчина и не мог не приготовить для своей любимой подарка, от которого ты точно будешь счастлива в нашем с тобой Новом году!

Сергей вскочил, сбегал в соседнюю комнату, пошуршал там какими-то обёртками и вернулся с красиво упакованным, перевязанным лентой конвертом.

– Ой! – весело захлопала в ладоши Лариса. – Не буду вскрывать, пока ты не получишь свой подарок! Пойдём, сюрприз ждёт тебя за дверью!

На лестничной площадке стояла огромная, перевязанная блестящими лентами коробка с наклеенными сердечками всех цветов и размеров и квитанцией о доставке.

Муж с женой присели на диван и одновременно начали распаковывать подарки. И вдруг… Сергей увидел перед собой свою любимую коллекцию журналов, а Лариса сжала в руке годовой сертификат в новый спорткомплекс…

Горели свечи, пахло мандаринами и шампанским, открытая бутылка которого стояла початая на праздничном столе, за окном грохотали фейерверки.

Пауза. Новогодние салюты первых минут Нового года загрохотали за окном. Муж с женой посмотрели в глаза друг другу – у обоих в глазах читалось непонимание, удивление и стояли слезы. Новогоднее чудо произошло, и обоим только в эту минуту стало понятно, почему так быстро нашлись покупатели на их объявления.

* * *

Прошла новогодняя неделя, за окном кружил январский снег, празднично звонили колокола в окрестных церквях, в мир пришло Рождество, а Сергей и Лариса вернулись с праздничной рождественской службы, неся на себе из храма аромат еловых веток и восковых свечей. Это была лучшая в их жизни праздничная неделя, они были только вдвоём, словно на необитаемом острове, сутками напролёт. У Сергея, наверное, впервые за все праздники зазвонил телефон, и он ушёл разговаривать на кухню. Лариса переоделась, включила телевизор и ушла в ванную. Через несколько минут в дверь ванной начал стучать взволнованный муж.

Лариса открыла дверь. Перед ней стоял всклокоченный Сергей с круглыми горящими глазами.

– Лара! Мне звонил Вовка Сидорчук! Физик из нашей школы, я тебя с ним знакомил, помнишь?

– И что, Серёжа? – спросила Лариса, сидя на краю старой чугунной ванны, точно с такими же, как у мужа, глазами и прижатыми к груди руками.

– Лара! Он сказал, что какой-то его знакомый, вернее, заказчик, миллионер, хочет раскопать в архивах свою родословную и узнать судьбу своего рода!

– И что? – не понимая и всё так же прижимая руки к груди, спросила жена.

– Дал мне заказ… Двести тысяч аванс, двести! И ещё триста по результату… Вовка сказал, что никто лучше меня в архивах не раскопает и о судьбе рода человеку не расскажет… Он мне даже телефон его скинул… Лариса!

– Серёжа, а у меня тоже подарок… – тихо, словно боясь что-то или кого-то спугнуть, ответила Лариса, отводя наконец руки от груди и показывая мужу нечто ему непонятное. – Две полоски, Серёжа! Две полоски…

А за окном кружил пушистый, сказочный рождественский снег…

Одногруппники

Вот были времена раньше! Одноклассники, одногруппники разлетались после выпускных вечеров, как оперившиеся птенцы по просторам необъятной родины, а то и целого мира, и с искренним чувством скучали по друзьям и подругам бурной юности или студенчества. Как раньше, все искренне ждали вечер встречи выпускников, меняли свои графики и планы, чтобы хоть на денёк окунуться в прошлое, поговорить, повспоминать, поудивляться неизбежным изменениям друг в друге, сравнивая физиономию, например, Галки, которую ревновал к верзиле с мехмата и у которой регулярно списывал, с лощёным лицом солидной женщины, которую в общественном транспорте, пожалуй, и не признал бы.

От таких редких и краткосрочных встреч с юностью всем была только польза. Потому что из-за краткости веселья бывшие одноклассники и одногруппники успевали выплеснуть из себя только всё самое хорошее, доброе и возвышенное, полностью опуская старые обиды, приобретённые в жизненных штормах личные недостатки, хитрость и цинизм разной степени закалки.

А сейчас! «Вацап», «ВКонтакте», «Одноклассники»! Все со всеми не расстаются двадцать четыре часа в сутки без выходных! Заведут, скажем закрытое сообщество в мессенджере под названием «Крутая564группа», или «ПоследниеИзМогиканИнЯза» – и всё! Ну, невозможно же всё лучшее и ностальгическое в себе двадцать четыре часа в сутки выкладывать – так, пожалуй, и своими повседневными неотложными делами некогда будет заниматься! И никакого тебе волшебного ожидания встречи с молодостью раз в пять лет, и никакой тебе интриги, поскольку вся лента не то что фотками друзей юности завалена, но ещё их детей, котов и окрестностей!

Так, в одном подобном закрытом чате одной студенческой группы одного из наших университетов котики, дети и анекдоты составляли львиную долю всей ленты. Где-то далеко-далеко внизу было несколько студенческих фотографий молодости с кучей смайликов от бывших студентов. В частности, была фотография, на которой, на фоне учебного корпуса № 5 энского университета, в заснеженной январской аллее стояли в обнимку двое студентов-первокурсников в период первой сессии. У обоих доходяг торчали уши из-под зимних шапок, но глаза горели гордостью, амбициями и решимостью, заметными на фото даже много лет спустя. Под фотографией был выложен скан обратной стороны, где юношеским почерком синими чернилами было выведено:

 
Зима! Студенты перед боем.
Чрез лес к ристалищу спешат!
Шпаргалка – щит, она обоим
Поможет, может быть, опять!
 

Это единственное фото, где Пашка Синицын и Вовка Цапля были вместе. Два заводилы, два харизматика и самых оторванных на всём факультете студента не могли ужиться вместе и разошлись во взглядах на первом же курсе. Одногруппники же в целом ценили обоих и с удовольствием позволяли звёздам конкурировать за расположение большинства группы, отчего самой группе был очевидный профит и выгода, поскольку каждый из лидеров пытался сделать полезное или весёлое для всех в текущих учебных перипетиях между деканатом, кафедрами и профсоюзной работой.

У обоих доходяг торчали уши из под зимних шапок, но глаза горели гордостью, амбициями и решимостью, заметными на фото даже много лет спустя.

Сначала противостояние шло исключительно в рамках факультетской жизни, но с каждым годом начинало носить все более принципиальный, даже идеологический характер. Пашка был избран профоргом всего факультета. Вовка создал музыкальную группу и отрастил волосы до плеч. Пашка дошёл до ректора и добился выплат по задержкам стипендий. Вовка объявил сидячую голодовку в главном корпусе против изгнания студенческой рок-группы из каморки университетского актового зала. Пашка с третьего курса стал мотаться в краевую администрацию со своими инициативами. Вовка возглавил нелегальный кружок марксистов-анархистов. Пашка мог легко договариваться с телевидением. За Вовкой все СМИ бегали сами, когда он устроил несогласованную акцию урбанистов-интеллектуалов в сквере у мэрии. Дошло до того, что на пятом курсе вся группа разнимала бывших друзей, когда они сцепились в смертельной схватке из-за официального возвращения советского гимна, пусть и с другим, не советским текстом песни. В общем, так и не смогли они помешать друг другу вырасти в идейного охранителя и не менее идейного либерала.

Шли годы, плохое стиралось из памяти, университетская жизнь стала затягиваться розовой дымкой и радужной плёнкой в воспоминаниях всех бывших одногруппников. Но тут появились социальные сети. Помудревшие с годами Пашка и Вовка предусмотрительно старались не замечать друг друга, но не упускали возможности через обращения к третьим лицам подколоть друг друга и вставить колкую шпильку так, чтобы как можно больше одногруппников отреагировали весёлыми смайликами. Удачные шпильки крайне раздражали бывших звёзд факультета. И каждый мог не спать по полночи, чтобы придумать ответный ход.

И вот однажды Вовка выложил в группе скандальную и широко разрекламированную аудиозапись выступления одного регионального чиновника, ненависть к которому после того, как он назвал граждан «тупым быдлом», зашкаливала во всех информированных средах и кругах общества. А под записью добавил фотографию двухлетней давности, где Пашка Синицын в галстуке и уже с проседью на висках жмёт руку и приобнимает этого самого оскандалившегося чиновника. И ведь подписал даже, гад, на всеобщее обозрение: «Патриоты – они такие, а вы как думали, други юности суровой?».

Синицын знал эту историю и быстро настрочил сообщение про фейки и даже выложил ссылку на анонимную помойку, где запись появилась впервые и была подхвачена либеральными деятелями. Объяснял, что это чиновник жмёт ему руку за меценатскую помощь в решении наказов граждан после прямой линии президента, что также он жал руки медсёстрам, рабочим кондитерской фабрики и сотрудникам коммунальных служб в их профессиональный праздник. Пока он строчил разоблачение провокации, у первого поста Вовки появилась масса лайков, не анонимных, а его родных возмущённых одногруппников. Под его жалкой попыткой оправдаться тут же отметилась Машка Старцева, которая всегда томно воздыхала, глядя на Цаплю из-под своих толстых очков: «Эх, Паша, Паша, рано или поздно истинное лицо человека проявляется! Мерзко на душе!».

Это было фиаско, вдвойне обидное оттого, что речь шла о его родной студенческой группе. Пашка взял себя в руки, забыл о работе и с телефоном в руках начал расхаживать по офису. Он потребовал от своего заместителя по пиару скинуть ему ссылки на все громкие фейки за последние три года и начал методично, без комментариев выкладывать их в общей группе, ни на минуту не переставая думать о жестокой мести своему одногруппнику.

Буквально через неделю Мишка Петров, который редко участвовал в сетевых обсуждениях и в 2014 году уехал на малую родину, на свой Донбасс добровольцем, всегда был молчаливым и равнодушным к лайкам, котикам и ресторанам, вдруг выложил фотографии разрушенного снарядом детского сада. Детские игрушки и маленькие детские кроватки были завалены бетонной балкой, кирпичами, цементной пылью. Подпись к фотографии была такой же лаконичной, как сам Мишка: «Мой детский сад».

Тут же посыпались жалостливые комментарии от женской части группы и не совсем цензурные мужские.

Пашка понял, что подходящий момент настал, и написал:

– А у кого-то из наших одногруппников и Крым не наш, и Донбасс – ватники, и ты, Мишка, получается, – тупой дурак!

Вовка не мог не отреагировать на прямую провокацию и ответил:

– Зато я с теми, кто народ быдлом называет и громче всех про «Крым наш» орёт, не обнимаюсь!

И вот тут Пашка вытащил давно приготовленный для своего обидчика козырь, впервые обращаясь к нему напрямую при всех одногруппниках:

– Ну-ну, то-то у меня знакомые из известной конторы про тебя, Володя, полтора часа выспрашивали! Кому ты там какие деньги переводил и на что?

Одногруппники даже не успели по привычке начать успокаивать виртуально дерущихся, как Володя покинул группу. Все накинулись на Пашу с осуждениями и расспросами, тем более никто не сомневался, что у того действительно есть знакомые в известной конторе. Пашка, пользуясь случаем, напомнил им про подлую провокацию недельной давности, не разобравшись в которой, все дружно лайкали провокатора Вовку, после чего Мишка Петров удалился из сообщества, демонстративно написав всем «Ариведерчи, родные!». Почти одновременно от Цапли пришло личное сообщение: «Ты чего, Синицын? Какие расспросы? Какие деньги и переводы? Это угроза???». – «Да никакие! – честно ответил Синицын, хихикая в телефон. – Ты же не думаешь, что я просто сочиняю и всем вру?».

Вовка исчез со всех радаров. «Привыкли враньё перевирать на других, а как про них наврёшь – полные штаны сразу!» – подумал удовлетворённый Пашка и снова, окунулся в текущие дела, звонки, встречи.

Прошло около месяца с момента распада виртуальной группы бывших однокурсников. Пашка и думать забыл об инциденте, как вдруг присылает ему Машка Старцева ссылку с какого-то зарубежного ресурса, где их одногруппник Вовка Цапля даёт интервью и просит политического убежища от преследований российской репрессивной машины за инакомыслие и поддержку демократии на Украине и во всех подробностях рассказывает, как целый месяц он скрывался от спецслужб, пока не смог вырваться за кордон.

Синицын, который уже забыл о своём розыгрыше и мстительном фейке, сидел в своём кресле как громом поражённый. «Вот так пошутил! – сказал он вслух и понял, что в правду про его враньё теперь уже никто не поверит. – А когда же у нас там вечер встречи выпускников?».