Текст книги "На обочине мира"

Глава 29

В отличие от прошлого раза, я не сплю ни секундочки. А вы бы уснули? Я так до сих пор и не знаю, всё ли хорошо с Мэнни, а ещё меня мучает чувство вины за другую меня – за Мину. Она, как я понимаю, теперь испытывает тот же кошмар: застряла в пещере в моём мире.

А что если её спасут? Что тогда будет?

Это может произойти. Она может выйти из пещеры, или её может унести в море и она утонет. Повлияет ли это на моё возвращение? Что если я совершила огромную, катастрофическую ошибку, заявившись сюда?

Эти «что если» просто нескончаемы. Так что когда на следующее утро Алекс суёт голову ко мне в комнату, я уже встала и собралась. Он подмигивает мне и показывает большой палец, и это немного подбодряет, хоть мой живот и сводит от волнения. В ответ я нервно улыбаюсь.

– Эй, э… Мина. О, ты уже готова. Возможно, тебе стоит сегодня улыбаться с закрытым ртом. Не только я замечу твои зубы. У Мины – то есть у настоящей Мины, прости – у неё зубы очень ровные. После того, как ты убежала в прошлый раз, я сказал об этом маме с папой, но они ничего не заметили. Они подумали, я рехнулся, да и потом к тому времени Мина всё равно вернулась и стала рассказывать про свой странный пещерный кошмар. Я начал думать, что мне всё показалось.

От упоминания про Минин пещерный сон у меня ещё сильнее скручивает желудок. Я смотрю в зеркало и оскаливаю зубы. Ну правда, не настолько они ужасны. И всё же я тренируюсь улыбаться, плотно сжимая губы. Выгляжу как дурочка. И даже хуже – выгляжу как Дина Малик, когда она изображает из себя добренькую. Я решаю держать голову как можно ниже и надеяться, что мама с папой не заметят.

– Кстати говоря, возможно, вот это поможет тебе делать фото с этим твоим… телефоном. – Он протягивает мне чёрную коробочку из жёсткого картона, задняя часть которой открывается, держась на петле из тканевой ленты. Спереди приклеена (немного неаккуратно, но всё же…) линза, как в камере, и вырезана дыра для объектива моего телефона.

– Ты… ты это сам сделал? Для меня? – спрашиваю я и сую телефон внутрь. Входит идеально. – Офигенно! А где ты взял линзу? – Я верчу коробочку, восхищаясь ею, и просто обожаю своего брата за это. Она правда хороша, и Алекс потратил на неё своё время. Это очень мило с его стороны и, если особо не присматриваться, коробочка выглядит просто как старомодная камера. Ну, почти…

– Это деталь моего телескопа, – немного застенчиво отвечает он. – Он довольно старый. Я им особо не пользуюсь, и это тебе понадобится больше, чем мне. Ой, и не говори «офигенно». Звучит крышкануто.

Я обдумываю это, кивая, и тут слышу мамин крик:

– Завтрак! Спускайтесь! – и Алекс уходит.

Я с трудом сглатываю и дышу, как Моди учила: вдох на счёт четыре, выдох на счёт шесть.

Наконец, снова повернувшись к зеркалу, я говорю себе вслух:

– Теперь ты здесь, Уилла. Воспользуйся этим по максимуму.

Я должна немедленно приняться за работу – собрать доказательства, как можно скорее вернуться к пещере, ничем не рискуя, и поймать новый высокий прилив почти в полдень.

Иногда притворяться храброй – это всё равно что быть храброй на самом деле. Я шагаю на кухню со свежеобретённой целеустремлённостью. Держа в руках телефон, замаскированный под камеру, и стараясь постоянно шевелить им, чтобы никто не мог его разглядеть, я объявляю:

– Ну ладно, время фото!

Дверца холодильника закрывается, и я делаю снимок, и тут становится видно, что мама с папой целуются.

– О нет! Ох, простите!

Оба принимаются хихикать, будто и подумать не могли, что целующиеся родители – самое противное зрелище на свете.

– Ха-ха! – смеётся папа. – Поймали с поличным!

– О-о, что это? – спрашивает мама, указывая на мою картонную камеру, и я выдаю заготовленную фразу:

– Это для школьного фотопроекта. «Я и… мои миры». – Последние два слова я говорю в шутку самой себе, но никто этого не замечает.

– Ох, Мина. У меня волосы не причёсаны. Выглядят как гнездо, – говорит она, и, хоть я и знаю, что это не моя настоящая мама, я улыбаюсь, потому что именно так и сказала бы мама настоящая. Потом я спохватываюсь и быстро прячу зубы.

– Для меня ты прекрасна, дорогая, – говорит папа, и мне приходится подавить рвотный позыв, потому что мама снова целует его. Честно говоря, это лучше, чем когда они всё время спорят, но всё же…

Я поднимаю камеру, чтобы сделать новое фото.

– Ладно, смотрите сюда. Хотя… я передумала, не смотрите в камеру! Смотрите в сторону, в сторону – так гораздо естественнее!

Я фоткаю Алекса и маму, потом маму с папой в поварском переднике, потом всех троих. Мой телефон издаёт щелчок, как старая камера, так что никто не задаёт новых вопросов.

Несколько минут спустя мы с Алексом остаёмся вдвоём за кухонным столом. Мама убежала, посылая нам воздушные поцелуи и веля вести себя хорошо, а папа сказал, что едет в Калверкот, и ушёл, напевая какую-то песню о том, «Когда придёт лодка», отчего Алекс смеётся, а вместе с ним – я.

Алекс передаёт мне тост и банку с какой-то намазкой. Кажется, это джем – на вкус нормально. Сладковато так.

Пока мы едим, Алекс рассказывает мне столько всего, что у меня голова идёт кругом. Начать с того, что войн здесь нет. Всем хватает еды. Воздух и океаны чистые. Люди могут поклоняться любому богу – или вообще никакому, если хотят. Они могут жить как угодно и любить кого угодно. Люди живут дольше и обычно умирают мирно и в старом возрасте…

– У вас нет болезней? – недоверчиво спрашиваю я, и Алекс обдумывает мой вопрос.

– Нет. Нет, есть. Но большинство из них мы умеем лечить. Рак вот когда-то считался серьёзной болезнью, а теперь нет. Хотя… я чуть не умер, когда был младенцем.

– П-правда?

– Ага. Ну то есть – слава современной медицине!

– А что у тебя было?

– А, какой-то порок сердца. Не помню, как это называлось. Но я поправился.

– Не… Тетрада Фалло случайно? – Я так часто слышала это название от мамы с папой, что оно просто соскальзывает у меня с языка.

Алекс отвечает:

– Точно! – А потом хмурится. – А ты откуда знаешь?

Так что я делаю глубокий вдох и всё ему рассказываю. Про фото и свечку на каминной полке, и про то, что мама с папой до сих пор о нём думают, и про его короткую жизнь, и как врачам не удалось его спасти. Когда я заканчиваю, он ничего не говорит, но сидит, опустив глаза и сложив руки, как будто молится, хотя мне кажется, так оно и есть. Когда Алекс наконец поднимает взгляд, в глазах у него блестят слёзы – он вытирает их рукавом.

– Крышкануться можно, – говорит он, отрывисто смеясь. – Полагаю, не так уж и многим удаётся оплакать свою собственную смерть.

Но у меня ещё куча вопросов.

– А у вас бывают… пандемии? – спрашиваю я, думая о маме с папой и обо всех взрослых, которых я знаю. Они вечно говорят о большой пандемии, которая случилась, когда я была совсем маленькой, так что я рассказываю об этом Алексу и уже собираюсь сказать, что эта пандемия убила дедушку Нормана, но он выглядит уже таким шокированным, что я сдерживаюсь. Как выясняется, о пандемиях здесь и не слышали.

– А цвета? – спрашиваю я. – Что тут с цветами?

Он улыбается.

– Тебе не нравится?

– Нужно немного попривыкнуть…

– Я даже не замечаю этого, но люди постарше помнят, как раньше всё было серое и коричневое. Это называли Цветной Революцией, или Радужным Восстанием. Оно просто… вроде как случилось – и всё, понимаешь? Раз – и кругом только яркие цвета!

Я беру ещё кусочек тоста и толстым слоем намазываю джем.

– Что это вообще такое? – спрашиваю я, принюхиваясь к этому красновато-коричневому желе.

– Нравится? Это баричара-патэ. Вкусно, а?

– И что такое баричара-патэ, если по-простому? – Я откусываю здоровенный кусок.

– Муравьи. Их специально выращивают, особый вид. А потом их… ох. Ты больше не будешь? Я доем?

Я что-то уже не очень голодна.

Мы с Алексом отправляемся в школу, как вдруг я вспоминаю, что ещё не видела здешнего парка отдыха, и убеждаю брата пойти другим путём. В прошлый раз я пришла и ушла через задний вход. Если идти той дорогой, то парк почти что и не видно – он скрыт за высокими деревьями.

Когда мы поворачиваем, с ближайшего дерева мне под ноги спрыгивает кобака, и я вскрикиваю. Кобака смотрит на меня долгим, любопытным взглядом, а когда отворачивается, я вижу у неё на спине пятно красноватой шерсти: теперь я вполне уверена, что это тот же самый зверь. Алекс смеётся, пока я вожусь с камерой.

– О, марфин вернулся! Давненько я его не видел.

Мне удаётся снять короткое видео на телефон, пока кобака/марфин не спеша бредёт от дерева к кусту, а там останавливается пописать, со спины выглядя как очень волосатый маленький мальчик, после чего исчезает в низкой поросли.

– Что они едят? – спрашиваю я Алекса, когда мы подходим к выходу и главной дороге. – Бананы?

– Ну, они могут поесть банан, если дашь. Но в основном рыбу – благодаря складному плавнику на спине они прекрасно плавают. И дыхание могут задерживать, типа, на несколько минут. В дикой среде их не так много осталось. Это был спорный эксперимент, и размножаются они не очень хорошо, так что постепенно вымирают.

Я вспоминаю, что сказал папа, когда я играла с ним в «Игры разума» на кухне.

– Да. Это полудикое гибридное млекопитающее, – и Алекс удивлённо вскидывает брови.

– Откуда ты это знаешь? – спрашивает он, а я просто ухмыляюсь в ответ.

К этому времени мы обогнули череду деревьев и кустов – перед нами раскинулся парк отдыха, и я стою, разинув рот.

– У вас он не такой, а? – бормочет Алекс за моим плечом.

Глава 30

Не такой? Да я почти лишилась дара речи.

На том месте, где должен быть холоднющий потрескавшийся открытый бассейн, теперь находится крытый спа с мини-пальмами, виднеющимися сквозь громадный стеклянный купол. Я замечаю бассейн – явно с подогревом – и водопад. Дешёвые пластиковые заборчики на улице сменились деревьями и кустами, а вместо обшарпанных трейлеров и усталых домиков с протекающими крышами стоят уютного вида деревянные хижинки с выкрашенными в разные цвета дверями. Я как будто смотрю на картину, изображающую, каким должен быть идеальный парк отдыха, а когда мы подходим к выходу, всё становится даже лучше. Над одной хижинкой висит знак «Замечательные Завтраки от Мэгги» – возле неё под утренним солнцем сидят за накрытыми полосатыми скатертями столами несколько семей, едят и смеются. Кругом клумбы с крупными весенними маргаритками, жёлтыми ноготками и синими… ну, маленькими синими цветочками. Бедная старая Моди старается изо всех сил, но здешнее садоводство – это просто какой-то другой уровень.

Полоса препятствий «Дикие Джунгли» выглядит потрясающе: разноцветные верёвочные качели, рукоходы, ярко-розовые мини-батуты и извилистая водная горка в форме огромного крокодила.

Мне это нравится, и я фоткаю всё, что вижу, пытаясь не привлекать к себе внимания. Видимо, вот что такое «инвестиции». Может, это всё благодаря «Солнечным Сезонам». Я ищу взглядом их приметный логотип – ярко-жёлтое солнце, но нигде его не замечаю. Зато над входом висит здоровенный знак:

Добро пожаловать в парк отдыха

имени Роджера Шафто

– Прадедушка Роджер! – говорю я, указывая на картинку – на ней прадедушка улыбается, смахивая на дядьку с логотипа KFC, и делаю ещё одно фото.

– О да! Он тот ещё персонаж, – кивает Алекс. – Во Флориде живёт. Ему сто пятнадцать, а он до сих пор летает везде на СА. Был здесь только в прошлом месяце.

А потом мы выходим на главную дорогу, и я опять вижу яркие трайки-фрирайды – пёстрая радуга раскрашенной стали – и летающие си-мобили, в которых все смеются и машут друг другу. Всё это ужасно замечательно, и я делаю новые фотки и видео, не забыв заглянуть под си-мобили, снимая, как они парят в нескольких сантиметрах над землёй. Люди в них улыбаются мне, а потом си-мобили с тихим свистом уносятся прочь, оставляя за собой след из капелек чистой жидкости, падающих из того места, где у обычных машин, работающих на бензине, находится выхлопная труба.

В прошлый раз я этого не заметила, но на обочине дороги есть канал, небольшой жёлоб, куда эта жидкость стекает. Я указываю на неё и спрашиваю Алекса:

– Что это такое вытекает из машин?

Он смотрит на меня так, будто я совсем бестолковая.

– Вода. Ясное дело. – Он видит моё ошарашенное лицо и добавляет: – Только не говори мне, что вы до сих пор используете газолин?

– Газ… эм, бензин? Да. Да, используем. – Это ужасно. Алекс как будто осуждает. – Это не моя вина! У нас и электрические машины есть! Они очень популярны!

– Откуда вы берёте электричество?

Мы идём к тому углу напротив луга с коровами, где я договорилась встретиться с Мэнни, и мне почти что неловко.

– В основном оно берётся из, эм, ну знаешь… горючих ископаемых. А всё большая часть – из возобновляемых источников. – Я обнаруживаю, что в голове всплывают вещи, которые нам рассказывали в школе.

Алекс обдумывает это, а потом говорит:

– Ого. Видимо, мы ошибались.

– В чём ошибались? – Мне интересно, но одновременно я немного отвлекаюсь, ища взглядом Мэнни и беспокоясь, что его тут нет.

– Мы проходили это на уроке современной истории. Годах так в 1970-х, кажется, мы заметили огромные проблемы с загрязнением от земных источников энергии – угля и нефти, так? А помимо этого, они ещё и заставляли весь мир нагреваться. Так что мы, ну знаешь, перестали их использовать и всё исправили. Может, мы ошиблись. Может, не стоило так делать. А где твой друг, кстати говоря?

– Нет, – отвечаю я. – Нет. Вы были правы. Мир правда нагревается, в смысле… наш мир. Но – отмотай-ка назад. Вы «перестали их использовать и всё исправили»? Вот так просто?

– Эй, полегче! Нет, всё было не «вот так просто», вовсе нет, но меня тогда не было, не так ли? Думаю, на это ушло некоторое время. Много лет даже. Но знаешь, мы всё изменили. «Нет такой проблемы человеческих судеб, которая находилась бы вне пределов досягаемости человеческих существ», как сказал тот великий человек.

– Какой великий человек? – слегка рассеянно спрашиваю я. Я всё оглядываю дорогу, заворожённая местным транспортом.

– Джон Ф. Кеннеди, конечно, – отвечает Алекс.

Я моргаю. От одного только имени этого мёртвого президента по мне пробегают мурашки, будто я обнаружила какую-то связь между своим миром и этим. Но я снова переключаю внимание на Алекса.

– Так в чём тогда секрет? Как работают эти двигатели? Откуда энергия?

Алекс улыбается, чуточку застенчиво.

– Спроси лучше Джамала. Он учитель машиностроения. Кажется, в основном энергия ядерная.

– О, такое у нас тоже есть! – жизнерадостно говорю я, довольная, что нашла ещё что-то общее. – Но разве это не… опасненько?

– Думаю, что угодно будет опасненько, если делать это как попало. Но транспорт у нас не ядерный. Большая его часть на ГЗД-двигателях. Это расшифровывается как, эм… гиперзарядные динамо-двигатели, точно! Небольшое усилие со стороны водителя и пассажиров во что-то конвертируется, а потом что-то там ещё происходит с кислородом и водородом и чем-то там ещё и в итоге выделяется вода. Боюсь, это всё. В прошлом году я получил пятнадцатый уровень. – Он кидает на меня взгляд. – Это не очень хорошо. В физике я разбираюсь лучше, чем в химии.

– Тогда как они летают? – Я стараюсь, чтобы голос не звучал раздражённо, но мне бы хотелось, чтобы Алекс был поумнее, особенно когда в ответ на мой вопрос он просто пожимает плечами.

– Как ты можешь этого не знать? – говорю я.

– О чём ты? Я же не могу знать всего. Я думал, я неплохо тебе рассказал про ГЗД-двигатели! Ты же вот не знаешь, как работают эти ваши… телефоны мобильности, так? И вообще, если твой приятель сейчас не появится, мы опоздаем.

Я была так поглощена фотками и рассказом Алекса, что почти забыла про Мэнни. Однако теперь мы уже стоим на том углу, где мы с ним договорились встретиться. Я чувствую первое покалывание беспокойства.

Он же не забудет, правда? Конечно нет.

Пойдёт ли он в школу без меня? Нет, тоже нет.

Я расхаживаю из стороны в сторону по тротуару, вглядываясь в каждый проезжающий си-мобиль и фрирайд с отчаянной надеждой, что там Мэнни. Ни на одном из них его не оказывается, само собой.

В обычной ситуации я бы отправила ему сообщение или даже позвонила, и я невольно проклинаю и Мэнни – за то, что не явился, и этот замечательный мир – за то, что здесь нет мгновенной связи.

Как они живут вообще? Как так вышло, что в мире, где есть летающие машины, и какая-то не загрязняющая окружающую среду энергия, которую я даже не понимаю, и кобаки, и вообще нет войн, не смогли придумать мобильные телефоны? Или даже компьютеры?

– Ты в порядке, Мина – в смысле Уилла? – говорит Алекс с искренним беспокойством. – Я больше не могу ждать. Ещё одно опоздание в этом семестре – и меня оставят после уроков.

– Я не могу уйти без него, Алекс. Что если он в опасности? Что если… он не смог сюда попасть? Ты должен мне помочь!

Меня подташнивает от волнения. Где Мэнни?

Алекс на миг задумывается, знакомым жестом щупая подбородок. А потом говорит:

– Знаешь что? Думаю, можно разок и остаться после уроков, чтобы провести одно утро с сестрой, которой я никогда не знал, из другого измерения во времени-пространстве!

Так вот, значит, кто я? Я слабо улыбаюсь.

– Спасибо, братишка!

– Мне всё равно даже нравится оставаться после уроков! – говорит он.

Глава 31

– Всё нормально, – говорю я Алексу, стараясь сдержать нарастающую панику в голосе. – Он, наверное, ушёл в школу один или решил прогулять. Это же Мэнни Уивер, в конце концов. Прогуливать школу – это естественное для него состояние.

Алекс кидает на меня взгляд и, – прямо как моя сестра – он явно видит, что я говорю так в основном чтобы убедить себя, но из доброты душевной не говорит об этом. Вместо этого он отвечает:

– Уверен, ты права. Если ты спокойно прошла через это пещерное как-его-там, то нет причин думать, что он не прошёл. Всё будет сверхукатно.

Несмотря на всё моё волнение, эти слова заставляют меня немного хихикнуть.

– Но всё же, – продолжает Алекс, – возможно, стоит проверить. Просто, знаешь, чтобы наверняк.

– Ага. Будет, эм… сверхукатно знать наверняк.

Мы с Алексом уже несколько минут едем к дому Мэнни, и я нервничаю, причём настолько, что только в самый последний момент вспоминаю, что надо всё снимать – особенно дома на побережье, которые обычно грязно-белые, цвета туч, а теперь выкрашены пастельными тонами, каждый из которых контрастирует с соседним. Даже дорога не просто чёрная – она выгоревшего красного цвета с голубой разметкой.

Тем временем я прокручиваю в голове всё, что могло произойти с Мэнни. Оттуда я переключаюсь на всё, что может произойти со мной, и в конце концов начинаю думать – а стоило ли вообще возвращаться?

Почему я поверила Мэнни – из всех людей? Мэнни, ребёнку из детского дома, без семьи, которому нечего терять! Мэнни с жутковатыми гипнотическими зелёными глазами, способному очаровать кобаку и почесать ей пузико, Мэнни, которому…

– Где это место, Мина? – кричит из-за моей спины Алекс.

Мы сворачиваем с главной дороги и катимся между рядами светло-розовых и лавандово-синих домиков, и хоть улицы расположены в точности так, как я ожидала, у меня уходит некоторое время, чтобы понять, почему мне так сложно их узнать, и дело не только в цветах. Это всё потому, что машин нет. Подумайте: по обе стороны практически каждой улицы в любом городе стоят припаркованные машины. Но тут почти что нет никакого транспорта, и от этого улицы кажутся какими-то другими. По четыре-пять транспортных средств на улицу, возможно, в основном си-мобилей, и не летающих, а лежащих на тусклых металлических зарядных панелях. Я вижу, как из одного дома выходит мужчина и встаёт рядом с си-мобилем. Он достаёт что-то из кармана, прямо как будто вытаскивает ключ от машины, и указывает на си-мобиль – тот моргает фарами, а потом медленно приподнимается на обычную высоту; мужчина садится в него, и си-мобиль шипением улетает прочь.

Оказавшись у детского дома Мэнни, я смотрю на табличку. Ну хоть что-то осталось прежним.

ДЕТСКИЙ ДОМ

ИМЕНИ УИНСТОНА ЧЕРЧИЛЛЯ СОВЕТ ГРАФСТВА НОРТУМБЕРЛЕНД

ЖИЛОЙ БЛОК 44

Я звоню в дверной звонок, а Алекс ждёт на тротуаре, пока в коридоре не появляется высокая, дружелюбного вида леди с седыми волосами и большими очками – мы видим её через стекло.

– Здравствуй, касаточка, – говорит она, тепло улыбаясь. – Чем я могу тебе помочь?

«Касаточка»! Никогда не слышала, чтобы так кто-то говорил в жизни – только в старых песнях, которые знает бабуля.

– А… а Мэнни здесь? Мэнни Уивер? Эм… Эмануэль?

– Нет, касаточка. Его здесь нет.

У меня такое чувство, будто мой желудок рухнул на землю.

Леди приподнимает очки и смотрит на меня из-под них.

– Ты Уилла? – спрашивает она.

– Да! Да, это я.

– Ясно. Тебе лучше войти.

Я нервно оглядываюсь на Алекса – он улыбается и слезает с фрирайда, чтобы пойти со мной.

– Это мой брат, – объясняю я, и слова оставляют во рту странноватый привкус.

Мы проходим за ней в пахнущий чистотой коридор с бледно-жёлтыми стенами и оранжевым ковром.

– Я Бонни, кстати говоря. Я «всехняя тётушка». – Она видит, что я озадачена. – Что ж – это звучит лучше, чем «старший соцработник по вопросам быта», не так ли? Вы, кстати, разве не должны быть в школе?

У неё странно смешливая и весёлая манера говорить, а по лицу блуждает лёгкая улыбка.

– Мне дали разрешение сходить проверить, – говорю я, сама удивляясь, как легко и непринуждённо соврала. Бонни, кажется, совершенно не подозревает о моём обмане.

– Ха-ха! Как типично. Я телефонировала час назад и говорила с секретарём. Должно быть, они не передали сообщение. – Она снова посмеивается.

Что тут, блин, происходит?

– Я думала, у вас нет телефонов, – вырывается у меня, и я немедленно об этом жалею. – То есть я, эм…

Ты дубина, Уилла.

Но волноваться мне не стоило. Бонни улыбается.

– Что? Здесь, в детском доме Черчилля? У нас целых два! Один у меня в офисе, а второй – вон там. – Судя по её тону, она очень гордится этим фактом, и указывает мне за спину, где на стене висит какая-то коробка. Наверху у этой коробки покоится такая изогнутая ручка, которую они называют трубкой, а под ней – маленькое круглое колёсико с цифрами.

– О да, мы здесь идём в ногу со временем, Уилла. Итак… – Она снова хихикает. – Эмануэль Уивер.

Мы с Алексом проходим в её тесный офис, и Бонни усаживается за свой стол, сложив руки на коленях.

– Эмануэль отбыл сегодня рано утром, как и было запланировано. – Она видит моё шокированное лицо и говорит: – Ох. Он тебе не рассказывал? Я удивлена. Эмануэль уже давно этого ждал. Впрочем, в последнее время он сам не свой. Вообще-то он очень беспокоился об этом. Я бы осмелилась сказать, что это было предвкушение. Он очень ждал сегодняшнего дня.

– Ждал… почему? – спрашиваю я, нервничая от того, что сейчас узнаю.

– Что ж, вообще-то мне не следует никому об этом рассказывать. Всё ведь держалось в такой тайне. Конфиденциальность и так далее…

Честное слово, она как будто сейчас лопнет.

– В общем, мы нашли мать Эмануэля!