Текст книги "На обочине мира"

Глава 50

Я тут же звоню Мэнни. Гудки идут и идут, и с каждым гудком я беспокоюсь всё сильнее и сильнее, пока спустя, по ощущениям, целую вечность, он наконец не отвечает.

– У тебя получилось, – говорим мы оба, а потом: – Да!

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Мэнни.

Мне приходится задуматься.

– Странно.

– Я тоже. О господи!

– Что, Мэнни, что?

– Ничего. Просто… память возвращается. Тот запах. Подожди. – Следует пауза, и я слышу шуршание постельного белья. Потом раздаётся безумный смех. – Так и думал. Я наступил в кобачьи какашки в пещере. Они так и остались у меня на ботинке!

Я вспоминаю пещеру и кобаку.

– Кобака, – говорю я. – Думаешь, она жива?

– Она помогла нам, Уилла. Надеюсь, что жива, но она казалась очень… слабой, что ли. У тебя получилось, кстати? С фотками?

– Приходи как сможешь, Мэнни, – говорю я. – Ещё как получилось!

Мы сидим и смотрим то, что я наснимала, – я, мама, папа, Алекс и Мэнни – подсоединив мой телефон к ноутбуку Алекс. Мы с Мэнни рассказываем обо всём, показывая фото парка отдыха и знака с прадедушкой Роджером, похожим на дядьку с логотипа KFC, видео си-мобилей, людей в яркой одежде и кобаки, писающей в кустах. Иными словами, обо всём, что я вам только что рассказала.

Как и следовало ожидать, на это уходит целая вечность. Мне приходится то и дело останавливаться и объяснять что-то, и я жалею, что не сделала ещё больше фоток и не сняла ещё больше видео. Например, в школе я вообще не снимала. Я даже не была в школе во второй раз. (Может, оно и к лучшему. Если бы кто-то из моего класса это увидел, они бы с ума сошли.)

Мама и папа особенно добры к Мэнни. Ну знаете «Ещё тост, Мэнни, дружок?» – всё в таком духе. Мне кажется, они чувствуют себя немного виноватыми, поскольку теперь стало очевидно, что мы говорим правду, и он не какой-нибудь хулиган, который на меня дурно влияет.

Мама, которая питает большой практический интерес к починке всяких вещей, хочет побольше узнать про летающие машины. Она восхищённо смотрит видео, то и дело приближая и останавливая, и задаёт вопросы о том, как они работают, – на которые я просто не могу ответить.

Папу же завораживают фото парка отдыха, и он приговаривает «Никогда не думал, что всё может быть так».

Алекс просто ошарашенно молчит с отвисшей челюстью. Она как будто не может поверить собственным глазам, хотя выбора у неё нет.

Я стараюсь понезаметнее пролистнуть ту фотку, где мама с папой целуются у холодильника. Алекс её видит и отлистывает назад.

– Ой, фу! – восклицает она. Мама с папой изображают смех, но я вижу, что им неловко. В последнее время с поцелуями у них не очень.

А потом появляется то, чего я до этого не видела.

Я жму на паузу, как только на экране возникает лицо Алекса. На заднем плане виднеется красная телефонная будка, внутри которой стою я. Видимо, он снял это, когда я говорила по телефону с Мэнни. Я отдала ему свой мобильник подержать, пока скармливала монетки в щель под телефонным аппаратом. Я даже не знала, что Алекс разобрался, как им пользоваться.

– Мам. Пап. Алекс? – говорю я. Сердце колотится как бешеное. – Это видео я раньше не видела. Я не уверена, что… оно… это может оказаться немного, ну… скажем так…

– Ой, да бога ради, – фыркает Алекс и жмёт на пробел, запуская видео.

– Мам, пап, Алекс – то есть девочка-Алекс, ха-ха! Крышкануться! Вы меня не знаете, и мы вряд ли когда-нибудь встретимся. Но я Алекс Шафто. В вашем мире я вас покинул, когда был совсем маленьким. Мина – или для вас Уилла – рассказала мне про, эм… меня. – Он немного печально смеётся и отводит взгляд от камеры, раздумывая, что сказать дальше.

Я кидаю взгляд на маму – по её щеке уже катится слеза.

– Эм… так странно, что я не знаю, что вам сказать. Только то, что если всё сработает, то знайте – Уилла говорит правду. Всё это действительно случилось. Мне бы хотелось встретиться с вами, потому что в моём мире мои мама с папой очень даже укатные, и они любят друг друга, и как и все здесь, они разговаривают вместо того, чтобы ругаться. Я, наверное, никогда вас не увижу, но… О-оу, Мина возвращается. Мне пора! Люблю вас!

Мама всхлипывает и утирает глаза. Она встаёт с дивана, подходит к камину и берёт с каминной полки фото малыша Александра в рамке. Я вижу, как вздрагивают её плечи: она тихо плачет. Папа подходит к ней, приобнимает одной рукой и целует в макушку.

Остаток утра мы сидим в гостиной вокруг ноута Алекс и всё смотрим и смотрим. Мама звонит в наши школы и говорит, что мы с Алекс сегодня не придём, а папа звонит в детский дом имени Уинстона Черчилля, чтобы заверить Джейкоба, что с Мэнни всё в порядке. Потом мы пересматриваем всё сначала, особенно видео с Моди и древним президентом Кеннеди.

Оказывается, есть предел тому, сколько раз люди могут сказать «О боже мой», или «Ого!», или «Поверить не могу», и мама с папой и Алекс достигают его довольно быстро. В конце концов мы просто сидим молча. Мама не перестаёт меня обнимать, как будто стоит ей ослабить руки – и я снова исчезну в другом мире. Алекс просто качает головой, как будто не верит своим глазам, но это, очевидно, не так. Всё совсем наоборот. Она поражённо качает головой, потому что верит своим глазам.

Мэнни совсем притих – вообще ни слова не произносит. Я спрашиваю:

– Что такое?

Он с усилием сглатывает, а потом улыбается.

– Ничего, – говорит он. Но его глаза цвета киви блестят. Я думаю, что он просто очень тронут всем этим. Мама поднимает руку, будто собирается обнять его, но он встаёт с дивана и подходит к окну, уставившись в никуда.

Мы с мамой, папой и Алекс переглядываемся. Всё это довольно неловко.

Из всех людей именно Алекс поднимается и встаёт с ним рядом – Алекс, которая влюбляется в кого-то нового раз в две недели, замечает боль Мэнни.

– Дело в твоей ма, правда? – говорит она, и Мэнни кивает.

Не поворачиваясь, он объясняет:

– У нас есть фотки чего угодно, кроме неё.

Он, конечно, прав. Несмотря на все доказательства существования этого параллельного мира в моём телефоне, у Мэнни не осталось никаких напоминаний о маме. Кроме…

Через пару секунд я уже в своей комнате, роюсь в карманах вымокшей одежды, валяющейся на полу. Я же сохранила её, правда? Должна была сохранить.

Я нахожу промокший, разбухший журнал «За рулём суперлёта», который совала себе за пояс, но того, что я ищу, нигде нет.

А потом мои пальцы натыкаются на вымокший квадратик сложенной бумаги, и я осторожно разворачиваю его. Я так нервничаю, так поглощена процессом, что и не заметила, что Мэнни стоит со мной рядом.

Каракули Мэнни размазались и почти нечитаемы; чернила на обороте практически смылись, но там, на листке, на котором Мэнни написал мне письмо, несомненно различимо лицо его мамы. Я осторожно расправляю бумагу и кладу её на стол сохнуть.

Мэнни вообще-то не большой любитель обниматься, но сейчас он обхватывает меня своими тощими руками и благодарно стискивает, а с его подбородка на листок капает слезинка.

– Эй, аккуратнее, – говорю я. – Она уже и без того мокрая.

Глава 51

Когда мы возвращаемся в гостиную, папа стоит, надувая щёки и качая головой.

– Проклятье, – говорит он. – Если б я не видел этого собственными глазами, сказал бы, что это просто бред собачий. Однако теперь мне надо лично посмотреть на эту пещеру. – Он поднимает руки в защитном жесте. – Внутрь я не пойду. Мне просто… надо увидеть, ясно? Кто со мной?

И вот мы опять отправляемся на побережье, только на этот раз в машине. Неужели всего лишь прошлой ночью были все эти безумные празднования, и музыка, и фейерверки? Сейчас всё кажется странно тихим.

Почти никого не видно. Из телевизора в машине раздаётся голос ведущего новостей.

– С вами новости Би-би-си. По данным авторитетных правительственных источников, теперь война неизбежна, и приказы оставаться дома…

Папа ударяет по кнопке выключения. Никто ничего не говорит.

Мы все вместе втиснулись в нашу машину, и по дороге к бухте Браун в основном молчим. День туманный и прохладный. За мелькающими на ветровом стекле дворниками впереди возникает Калверкотский отель, напоминающий здоровенный сломанный зуб.

– Что тут происходит? – спрашивает папа.

Мы проезжаем мимо скопления автомобилей, стоящих возле ведущих к набережной ступенек. Тут две полицейских машины, скорая, по меньшей мере три мотоцикла, большая машина с тонированными окнами и около дюжины людей, мужчины и женщины в самой разной форме: полиция, военные и другие, которых я не узнаю. Папа останавливает машину немного подальше, и мы вываливаемся наружу, но далеко пройти нам не удаётся.

Два молодых солдата в зелёных беретах и куртках возводят посреди тротуара барьер.

– Немедленно остановитесь, – говорит один из них. – Дальше нельзя.

– Что происходит? – спрашивает папа.

– Простите, сэр, – отвечает один из солдат. – Не подлежит разглашению. Даже я сам не знаю. Отойдите, пожалуйста.

Но мы не отходим, и солдатам, кажется, всё равно, что мы стоим там, где стоим. К нам подходит женщина с седыми волосами и в больших круглых очках.

– Всё вокруг этого места вертится, а? – говорит она, не обращаясь ни к кому в частности. – Вчера спасательные лодки и те двое ребятишек. А теперь это! – Она достаёт телефон и начинает снимать. – Мой Терри ни за что мне не поверит. Он говорит, ничего не…

– Погодите, – перебиваю я. Я её узнаю, и Мэнни тоже удивлённо моргает. – Простите – но… вы Бонни?

Она улыбается.

– Да, это я, касаточка. Мы знакомы?

– Вы работаете в детском доме имени Уинстона Черчилля!

Мэнни мотает головой, а Бонни говорит:

– И-и, нет, касаточка. Ты ошиблась. – А потом хмыкает и добавляет: – Мы, должно быть, где-то в другой жизни встретились, э? Иначе откуда ты знаешь, как меня зовут?

К счастью, мне не приходится отвечать, потому что в этот самый момент чей-то голос рявкает:

– Уберите это, пожалуйста, мадам! Сейчас же! – К нам шагает крупный мужчина в форме, указывая на телефон Бонни, который она поспешно суёт в карман. Мужчина накидывается на солдата: – Что я вам сказал, капрал?

Тот бубнит:

– Простите, сэр, – и они оба поворачиваются к нам.

– Ну и нахальство, – бормочет Бонни. – Это ведь старая Пола в отеле подняла тревогу, знаете ли. Она выгуливала с утра собаку на пляже. Тут бедняга заскулила, Пола подходит поглядеть – а там мёртвый медведь, господи боже! Прямо внутри той пещеры. Ну то есть, если честно, она не поняла, что это такое. Всё тело покрыто мехом. И хвост ещё. Она думает…

Остальное я не слушаю. У меня в ушах начинает звенеть, и мы с Мэнни смотрим друг на друга с ужасом, когда, за машинами и мотоциклами, видим группу людей, поднимающихся по ступенькам с набережной. Двое полицейских несут носилки, и на них, накрытое простынёй, лежит что-то большое и округлое.

Они собираются уже уложить носилки в скорую, когда кто-то кричит:

– Задержите их! – и задняя дверь машины с тонированными окнами открывается.

Из неё выходит женщина в камуфляже, с короткими серыми волосами под бордовым беретом, и кто-то окликает:

– Сюда, генерал.

Из другой двери возникает невысокая женщина с тронутыми сединой растрёпанными волосами и в сером анораке, застёгнутом до самого горла.

– О-о, «генерал», значит? Важная птица! – бормочет Бонни.

Я напряжённо вглядываюсь, пытаясь разглядеть носилки за заслоном из тел и транспорта, но я даже не уверена, хочу ли увидеть, что там. Генерал стоит, повернувшись к нам широкой спиной, и приподнимает край простыни. Когда она это делает, из-под ткани выскальзывает длинный чёрный хвост и свисает, задевая мокрую землю, а потом носилки загружают в скорую. Генерал и её миниатюрная спутница принимаются что-то обсуждать.

Через считаные секунды все уже рассаживаются по машинам, собираясь уезжать. Трое или четверо солдат остаются охранять спуск к набережной, но на этом всё.

– Ну кто бы мог подумать, – говорит Бонни. – Что, ради всего святого, это такое было? Вы как считаете?

Мы ничего ей не отвечаем. Она всё равно не поверит. Я слышу всхлип, а обернувшись, вижу, что Мэнни утирает глаза рукавом. Бонни тем временем продолжает болтать.

– Вы видели новости сегодня утром? Вон та в анораке, которая разговаривает с командиршей? Ну знаете, учёная из правительства? Говорит, будто война будет химическая, помоги нам всем бог. Она-то тут что забыла?

Никто её не слушает. Мэнни отошёл и стоит, опираясь на ржавые перила над набережной, и я подхожу к нему.

– Мне жаль, что так вышло с кобакой, – говорю я.

– Я подумал… – нерешительно говорит он. – Ой, я не знаю. Как будто кобака отдала за нас жизнь, понимаешь? Моей ма нравились марфины, как она их называла. Она считала, они волшебные.

По мне пробегает холодок: я осознаю, насколько я бесчувственна. Я-то вернулась к своей семье и, хоть она и неидеальна, она у меня есть. А у Мэнни нет никого. Он отказался от единственного шанса быть со своей мамой, потому что она – не «настоящая» его мать.

– Мне очень жаль, – снова говорю я. – Насчёт твоей ма, в смысле. И может, она была права, и марфины правда волшебные.

Мэнни вздыхает.

– Ага.

– Могу поспорить, ты найдёшь её в этом мире, Мэнни, – заверяю я его. – Я… о боже мой!

Меня накрывает мощным, как удар в живот, озарением, и я оглядываюсь и смотрю на машины, которые уже отъезжают. Учёная из правительства, которую показывали в новостях, – я её узнаю.

– Мэнни! Это же доктор Амара Холи!

– Кто? Что?

Мне нужно поговорить с доктором Холи. Я не думаю ни о чём – и уж точно не думаю о бросающихся за мной солдатах, – когда кидаюсь к огромной чёрной машине с тонированными окнами.

– Доктор Холи! Доктор Холи! – кричу я и выскакиваю перед машиной.

Глава 52

Всё происходит одновременно.

Папа кричит:

– Уилла? Что ты творишь такое?

Алекс бросается вперёд, чтобы перехватить меня, но её, в свою очередь, перехватывает полицейский, который говорит:

– Ну уж нет, мисс!

Она вырывается.

– Отпустите меня!

Я стучу по капоту машины, крича:

– Доктор Холи! Послушайте меня! Послушайте!

Водитель резко тормозит и выходит, заслоняясь дверцей и держа обеими руками пистолет, нацеленный в воздух. Мама визжит.

Изнутри машины раздаётся раскатистый голос:

– Прекратить!

И все слушаются. Водитель опускает пистолет.

Всё немедленно делается тихим и замирает, и только Бонни причитает тоненьким голоском:

– И-и, вот как я расскажу это моему Терри…

Сквозь тонированные окна я едва могу разглядеть людей в машине.

– Вы должны меня выслушать, доктор Холи! Я дружу с Моди! Моди, эм… Фрай? Только здесь её по-другому зовут. У неё фамилия Лоусон. Вы знаете её сына, Каллума. Вы написали ту книгу – ну помните – «Квантово-какой-то… подход… какое-то что-то к лунному чему-то»? – У меня путаются мысли, и я ужасно волнуюсь. – Ну вы знаете! Ох, пожалуйста! Я знаю, что это за животное! Вы должны дать мне объяснить.

Заднее окно опускается, и из машины высовывается рука в камуфляжном рукаве, подманивающая меня ближе.

Когда я заглядываю в окно, генерал и доктор Холи смотрят на меня с нескрываемым любопытством.

– Лучше бы твоей истории оказаться хорошей, – строго говорит генерал. – Буквально… очень хорошей.

Так что, пока мама с папой и Алекс ждут снаружи, мы с Мэнни сидим на заднем сиденье машины с главным генералом и ведущим учёным Британии, и я включаю им видео на своём телефоне. Я не могу удержаться от мысли, что, как Моди Фрай, изменившая тот мир, сидя в машине президента Кеннеди, мы, возможно, прямо сейчас делаем то же самое.

Через полчаса в «Счастливую Страну» в Уитли-Бэй въезжает совсем маленькая и неприметная группа людей. Генерал пересела со своей большой машины в машину поменьше, чтобы не привлекать внимания, и мы все собираемся в «сидельне» Моди под выцветшей табличкой «НЕТ БОМБАМ».

Доктор Холи улыбается.

– Приятно снова увидеться, Моди! До чего же это умная девочка – запомнила мой «Квантовый и многомерный подход к гиперсенсорному лунному восприятию». Не самое моё сочное название, должна признать. – Она издаёт негромкий смешок, будто это максимально шуточное высказывание, на какое она способна.

Потом она смотрит на Мэнни, прямо ему в глаза – ища в них что-то, чего я не понимаю.

– Что до этого юноши… – Она кивает, будто довольная чем-то, но предложение не заканчивает.

Внезапно эта миниатюрная женщина начинает казаться выше.

– Это вопрос повышенной национальной и международной безопасности. Мы – и под «мы» я имею в виду сеть учёных со всего мира, консультирующих правительства по самым противоречивым вопросам, – вот уже некоторое время использовали спутники, чтобы вести мониторинг находящейся здесь неподалёку «серой дыры».

Мама с папой притащили себе по деревянному ящику и сели, но папа снова встаёт.

– Постойте, серая дыра…

– Можно назвать это «космическим коридором». Знаю, знаю: осмыслить это непросто. Но, учитывая опасное состояние международных отношений на данный момент, жизненно необходимо держать всю информацию под строгим контролем. Не сомневаюсь, вы со мной согласны.

Она кажется очень уверенной. Папа грузно опускается обратно.

– А теперь, – говорит доктор Холи, переключая внимание на меня, – будь добра, покажи мне то видео, которое ты сняла на телефон.

Так что мы смотрим его снова. На этот раз мама не плачет на отрывке с Алексом, а вместо этого печально улыбается. Теперь приходит черёд Моди удивляться.

Вообще, думаю, слово «удивляться» недостаточно полно описывает то чувство, когда смотришь, как на видео тебя саму приветствует давно умерший президент Америки. Поражаться? Ошеломляться? Всё сразу, и даже больше. Моди трясёт головой и повторяет:

– Моди Фрай… Так меня звали, пока я не вышла замуж за отца Каллума. – Она кивает на древнюю листовку на стене её сарая, рекламирующую «Супершоколад Фрая». – Семейное наследие, помните? Мой прапрапрадед Джозеф Сторрс Фрай изобрёл шоколадные плитки, понимаете ли…

– Это животное, – говорит доктор Холи, перебивая поток воспоминаний Моди и указывая на фото кобаки в моём телефоне. – Это та же самая особь, которую мы только что обнаружили у пещеры?

Я смотрю на Мэнни, и мы оба киваем.

– Мне кажется, да, – говорю я. – Это полудикое гибридное млекопитающее. Изначально их создали в лаборатории, но что-то пошло не так…

Доктор Холи приподнимает кустистые брови.

Я объясняю:

– Я не знаю, что произошло. Но их осталось совсем мало. А вот эта умела проходить через барьер между измерениями. Она и привела нас обратно.

Генерал прочищает горло.

– Вы что-нибудь понимаете, доктор Холи? Такое возможно? – спрашивает она.

Доктор Холи выдерживает паузу, прежде чем ответить.

– Да. В теории, по крайней мере. Скажем так, это не то чтобы невозможно.

Генерал проводит рукой по своим коротким волосам.

– Не уверена, что могу в это поверить, знаете ли.

Доктор Холи говорит:

– Дело в том, генерал, что если это правда, то не очень-то важно, верите вы в это или нет.

Мы досматриваем видео. Под конец доктор Холи говорит:

– Будь добра, отключи пароль на этом устройстве, Уилла.

Я смотрю на маму с папой. Они смотрят на генерала – лицо у неё неподвижное и суровое. Папа кивает мне, и я захожу в настройки и сбрасываю все защитные функции.

– Благодарю, – говорит доктор, забирая телефон и передавая его генералу.

– Эй, эй! Вы не можете так сделать, – быстро восклицает папа.

– Боюсь, могу, мистер Шафто, – отвечает генерал с извиняющейся улыбкой. – У меня есть полномочия в соответствии с Законом о чрезвычайном положении в военное время от 2030 года, раздел 20. Конфискация частной собственности. Можете поверить мне на слово или посмотреть в интернете. Я подожду.

Папа смотрит на маму. Они оба смотрят на меня с Мэнни. В конце концов папа едва заметно кивает.

– Благодарю вас, – говорит генерал. – Теперь, были ли сделаны какие-то копии этих материалов? Вы показывали их кому-то за пределами вашей семьи?

Мы мотаем головами. Генерал говорит:

– Хорошо. Активность этого телефона будет проверена, и мы пришлём кого-нибудь к вам домой, чтобы перепроверить все остальные ваши устройства. Уилла, считай своё приключение оконченным. Мэнни, – генерал кивает доктору Холи, и та достаёт из кармана крошечную пластиковую баночку, – пожалуйста, оближи палочку из этой пробирки и запечатай её обратно. Мне нужен образец твоей ДНК.

Мэнни делает как велено и отдаёт пробирку доктору Холи с одним-единственным словом:

– Зачем?

– Для всё ещё идущих и жизненно важных исследований гиперсенсорного лунного восприятия. Если мы что-нибудь выясним, ты узнаешь об этом первым. – Генерал поднимается на ноги и поправляет беретку.

– Подождите! – говорю я. – Постойте! А как же война?

По её лицу медленно расползается холодноватая улыбка. Генерал смотрит на меня с какой-то мягкой жалостью.

– Какая война, Уилла?

– Наша война? – нервно отвечаю я. – Война, которая вот-вот начнётся? То есть… а как же всё то, что я видела и засняла? Та речь. Вселенная Вне Войны. Здесь тоже можно так сделать!

Генерал всё ещё улыбается, и меня это бесит.

– Разве нет? – говорю я.

Она негромко хмыкает, будто я сказала что-то смешное или милое.

– Уилла. Войны нельзя выключить и включить одним щелчком, как свет. Однажды ты поймёшь. Когда немного повзрослеешь.

Тут Мэнни вскакивает на ноги, опрокидывая табуретку. Я удивлена увидеть, что лицо у него раскраснелось, а глаза горят.

– Когда она повзрослеет? А что если, из-за этой войны, она никогда не повзрослеет, а? Это может произойти с любым из нас! С вами-то всё будет хорошо, конечно, вы будете сидеть в своём дурацком бункере в своей дурацкой форме!

Улыбка стёрлась с лица генерала, и теперь она свирепо сморит на Мэнни, поджав губы.

Он продолжает, шипя от злости:

– Вам же всё равно, правда? Вам всем всё равно. А вот им было не всё равно, – он указывает на мой телефон. – Этим людям было настолько не всё равно, что они попытались – и смотрите, что у них вышло!

Теперь, когда все обратили на него внимание, Мэнни понижает голос почти до шёпота.

– Я признаюсь, – говорит он, глядя на всех по очереди. – Я признаюсь, что никогда не хотел даже думать о войне. Я думал, что буду беспокоиться только о том, что могу изменить. Но знаете что? Я был просто ленивым. Это было до того, как я осознал, что мы можем всё изменить. Это не всегда легко и не всегда быстро, но вы же слышали, как говорил тот старый президент: «Нет такой проблемы человеческих судеб, которая находилась бы вне пределов досягаемости человеческих существ».

– Вы сказали достаточно, молодой человек… – начинает генерал, но слишком поздно.

Мэнни уже убежал.