Текст книги "На обочине мира"

Глава 43

Сидящий передо мной Алекс сжимает большую горизонтальную рулевую перекладину. На нас обоих защитные очки. Ремешок моих удерживает на месте большеразмерную шапку. Мимо свистит ветер. По сути, самый громкий звук в полёте – это хлопанье складок и краёв моего комбинезона.

Мы летим до жути быстро, мотор лётика преобразует каждый нажим наших ног на педали в какую-то более мощную силу, необходимую, чтобы удерживать нас в воздухе.

– До Эдинбурга, – говорит Алекс, – сто миль, если лететь напрямую. – Даже я могу посчитать, когда мы будем на месте, если летим мы со скоростью пятьдесят миль в час.

Мы пролетаем над морем, но всего в нескольких сотнях метров от суши. На воде возле берега виднеется бесчисленное множество лодок с горящими огнями, некоторые стоят на якорях небольшими группами, другие поодиночке – от здоровенных круизных лайнеров и рыбацких судов до маленьких яхт и скоростных лодок. Алекс выключил фары, чтобы нас не было видно с земли. Далеко внизу под нами, по левую руку, я вижу серебристую ленту дороги, освещённой одновременно закатным солнцем и Луной – она уже здорово поднялась и светит прямо нам в спины.

Красные задние фары транспорта, направляющегося на север, сочетаются с белыми фарами транспорта, направляющегося на юг. В основном это си-мобили. По другую сторону дороги простираются до самого рыже-розового горизонта бесконечные серо-зелёные нортумберлендские холмы и вересковые пустоши.

Несколько волнующих секунд с нами рядом летит чайка, но мы гораздо быстрее неё, так что она сворачивает в сторону и скрывается из виду где-то внизу.

Не могу сказать, что я расслабилась, но мои ноги движутся без затруднений. Крутить педали не так сложно, стоит только найти подходящий темп. Ветер воет слишком громко, а старый мотор ревёт слишком шумно, чтобы Алекс мог со мной поговорить. Несмотря на перчатки, руки у меня заледенели. В какой-то момент Алекс протягивает назад руку, стучит меня по коленке, привлекая внимание, и указывает вниз. Далеко внизу – неровная серая линия, пересекающая чернильную сельскую местность. Теперь мы летим над землёй, как Алекс и говорил, и это Адрианов вал – длинная стена, построенная почти 2000 лет назад, отмечавшая когда-то северную границу Римской империи. Скоро мы будем лететь над Шотландией, а потом – над Эдинбургом.

Уже темно, и я даже не заметила, что Луна тоже темнеет: её окутывает огромная пелена облаков. Вскоре огни под нами подёргиваются дымкой: мы влетаем в низкую тучу, и температура падает ещё ниже. Внезапно всё небо озаряет вспышка света, а через несколько секунд раздаётся раскат грома, и я визжу и покрепче вцепляюсь в Алекса.

Дождь начинается немедленно. Он не просто капает, а льётся мощной стеной, попадает мне в рот, когда я вдыхаю, и пропитывает насквозь. Дождевик, который на мне надет, оказывается бесполезным, и вода просачивается всюду, куда только можно: за шиворот, под манжеты, даже через застёжку и подол. Мои ноги, ступни и шапка промокают за считаные секунды. Временами у меня появляется ощущение, что мы летим под водой.

Мы находимся в таком плотном облаке, что я даже не вижу землю, а когда молния вспыхивает снова, мне кажется, что она прямо рядом с нами: толстая полоса ослепительного синеватого света, отдающаяся оглушительным треском в ушах и яростно опрокидывающая лётик на бок, так что мне приходится перестать крутить педали и вцепиться ногами в сиденье, чтобы не упасть. Ветер беспощадно треплет нас, неся с собой новые струи дождя.

В следующий раз молния вспыхивает за нашими спинами.

Потом становится по-настоящему холодно. Сначала я начинаю дрожать, потом по мне ползёт непреодолимый холод, который становится сильнее, когда десять минут спустя мы вылетаем из тучи, и ночной воздух проникает под мою вымокшую одежду. И всё же я продолжаю давить на педали, словно ноги работают сами по себе. Алекс протягивает руку, нащупывает мою ладонь и ободряюще её пожимает. Я пожимаю в ответ – по крайней мере мне так кажется, но пальцы у меня почти ничего не чувствуют, так что сказать сложно. Алекс снижается поближе к земле, где воздух немного теплее, но особой разницы я не чувствую. В ушах болезненно стучит, и у меня такое ощущение, что я вот-вот отключусь от холода.

Через плечо брата я вижу, как он поднимает запястье и смотрит на часы.

Уже полдесятого.

– Мы не успеем, – хриплю я сама себе.

И тут Алекс поднимает другую руку и указывает вперёд, и я вижу в отдалении слабое свечение, что-то вроде мерцающего купола света, во многих милях от нас, далеко внизу.

Эдинбург.

Когда мы приближаемся, свет становится ярче, и я уже могу различить очертания районов, толстыми щупальцами раскинувшихся вдоль дорог, впадающих в город. Вскоре мы уже прямо над домами и улицами, и до нас долетают звуки масштабного празднования: громкая, ударяющая по ушам музыка, гитары, волынки, церковные колокола и пение с высоты минарета мечети. Ветер вихрями приносит и уносит звуки, и я почти забываю, что продрогла до костей. Зубы перестали клацать: теперь я так крепко стискиваю челюсть, что мне уже больно.

Потом, далеко под нами, я вижу то, что мы и ищем. Кругловатый пробел в городских огнях. Я стучу Алекса по спине, и он показывает мне большой палец: он тоже увидел. Он всё снижается, снижается, пока у меня не начинает закладывать уши, и вот мы уже можем разглядеть крошечные фигурки людей на земле. Возле каждого – огонёк света, будто все держат в руках какие-то факелы, но я ещё слишком высоко и не могу разглядеть детали.

И вот он, Трон Артура – эдинбургский холм с крутыми склонами, по одну сторону которого простирается озеро, куда я два года назад ездила с семьёй и где была снята фотография, висящая у нас в туалете на первом этаже.

Люди со своими факелами образуют линии, идущие по тропинкам; они стоят на обширных пологих полях: десятки, сотни… тысячи людей, и у меня обрывается сердце. Нам ни за что не разглядеть Мэнни.

О чём он только думал?

Он, наверное, не знал. Откуда бы? Просто назвал место, которое было бы легко найти. Он понятия не имел, как будет выглядеть Трон Артура, когда все до единого люди в Шотландии заявятся сюда отпраздновать ВВВ.

Или что ещё хуже – может, он вообще не пришёл. Он, конечно, сказал, что придёт. Но вдруг ему что-то помешало?

Теперь мы замедлились. Я это поняла потому, что ветер больше не треплет меня с прежней болезненной силой. Алекс поворачивает голову, и я наклоняюсь поближе, а он кричит мне в ухо:

– Я СОБИРАЮСЬ СНИЗИТЬСЯ, ЧТОБЫ ОН НАС УВИДЕЛ! У НАС НЕТ ВЫБОРА!

Всё это время я пыталась следить, как Алекс управляет лётиком, и я с облегчением понимаю, что всё не так уж и сложно. Скоро мне придётся делать это самой.

Он включает фары, опускает перекладину руля вперёд, и лётик начинает снижаться всё дальше и дальше над головами собравшихся на холме. Люди оглядываются и смотрят на нас: теперь не заметить лётик просто невозможно. Остаётся только надеяться, что никто не попытается нас остановить.

То, что мы делаем, запрещено: я это понимаю. В этом даже есть здравый смысл. Но «здравый смысл» иногда должен уступать место «необходимости», а прямо сейчас нам жизненно необходимо отыскать Мэнни среди этого сборища. Я смотрю вниз и вижу, что люди нам машут. Может, всё и не так плохо.

– ОНИ НАМ МАШУТ! – кричу я Алексу в ухо. – ВСЁ НОРМАЛЬНО!

Он что-то мне отвечает, но я не слышу толком, потому что в этот момент раздаётся оглушительный свист, за которым следует шквал искр, разминувшийся с нами всего на пару метров, уносящийся в небо и взрывающийся там яркой вспышкой.

Фейерверк! Кто-то в нас палит? У кого хватит безбашенности запустить салютом прямо в нас? Хотя…

У Мэнни хватит!

Глава 44

Через несколько секунд в нас летит новый фейерверк, а за ним раздаётся оглушительный свист.

– Вон там! – кричу я, указываю в сторону, откуда исходили оба фейерверка и свист, и конечно, когда мы поворачиваем – заработав «О-о-о!» от толпы, – я вижу Мэнни, крохотного, но вполне узнаваемого, размахивающего бенгальскими огнями и изо всех сил дующего в судейский свисток. Мы снижаемся и снижаемся, пока не оказываемся над ним всего лишь на высоте дома.

– Разойдитесь! Разойдитесь! – вопит Алекс, размахивая рукой, и толпа рассыпается в стороны, а мы неровно опускаемся на траву.

Если я думала, что когда мы приземлимся, нас ждут овации или что-то такое, меня вот-вот постигнет разочарование. Оказалось, люди вовсе не махали нам с радостью, а трясли кулаками. Они в ярости, и из толпы доносятся вопли «Это опасно!» и «Где надзиратели?»

Я слышу, как кто-то кричит:

– Это был он! Остановите этого мальчишку! – Но толпа всё ещё держится на расстоянии – широкое, неровное кольцо людей, окружающих нас на небольшом относительно плоском участке, любопытных и злых.

Вокруг воцаряется зловещая тишина, нарушаемая только шумом лётика – жужжание его двигателя становится тише, но полностью не умолкает. Я всё ещё чувствую его вибрацию. Я перестала крутить педали и – боже мой! – это невероятное облегчение.

Мэнни стоит с двумя взрослыми, мужчиной и женщиной. Мужчина держит мини-холодильник и плед, будто решил посреди ночи сходить на пикник.

Должна сказать, вид у них не очень дружелюбный.

Алекс бормочет мне:

– Садись на переднее сиденье. Не касайся кнопки выключения. Помни: чтобы набрать высоту, потяни руль на себя; рычаг справа регулирует скорость. О, и удачи… сестрёнка!

Сестрёнка! Я могу ответить только:

– Спасибо… братишка!

Между нами повисает пара секунд, но по ощущениям – целая жизнь, жизнь, которой никогда не было – когда мальчик с каминной полки протягивает руку и приподнимает с моих глаз очки, чтобы мы могли посмотреть друг на друга в последний раз. Мне удаётся изобразить на застывшем лице улыбку.

– Серьёзно, спасибо, – говорю я, и он кивает. Он поворачивается, и я хватаю его за рукав. – Возьми вот это, – говорю я и сую ему плитку «Шоколадного крема Фрая», которая весь день пролежала у меня в кармане. Алекс выглядит озадаченным. – Это немного, знаю, но это из моего мира. Мне бы хотелось что-то оставить.

Алекс улыбается, берёт плитку и отходит от лётика. Я пересаживаюсь на его место. Оглядываясь по сторонам, я вижу, что окружающая нас толпа подступила ближе, а бормотание стало враждебнее.

Мэнни стискивает руку стоящей с ним рядом женщины своими.

– Ты ещё увидишь меня, ма, – обещаю, обещаю, обещаю. Но сейчас, понимаешь…

Нет никаких сомнений, что это его мама – та же женщина, фото которой я видела на листке в детском доме имени Уинстона Черчилля. Она хрупкая на вид, с большими глазами и какими-то нервными движениями, как у оленёнка. Это едва не заставляет меня передумать. Как она среагирует на то, что Мэнни внезапно её бросит?

Мужчина говорит:

– Мэнни, что происходит? Надеюсь, ты не думаешь садиться на эту штуку! Какого флинта с тобой такое?

– Джейкоб, у меня нет выбора! Если я этого не сделаю, то…

– Ну уж нет! У меня, как у одного из отвечающих за тебя взрослых, будут огромные проблемы. Ну же, приятель, давай поговорим об этом, а? Можем сесть и побеседовать как следует. Я понимаю, тебе сейчас очень непросто.

Я уже положила руки на руль и наблюдаю, пока Алекс стоит рядом. Я ничего не говорю, но прекрасно понимаю, что любопытная и злая на вид толпа скоро окажется так близко, что я не смогу взлететь. Мэнни наклоняется к корзинке для пикника и приподнимает крышку.

– Мэнни – что ты делаешь? – спрашивает Джейкоб. – Нет-нет-нет, Мэнни, – это моя последняя банка. Это же для пикника! Положи на место!

Я немедленно узнаю эту баночку. Мэнни держит в руках раздувшуюся жестянку с сюрстрёммингом и консервный нож.

– Мне очень жаль, Джейкоб, – говорит он. – Но эта фигня только для такого и годится.

– Нет, Мэнни. Прошу. Давай это обсудим, а?

– Нет! Сейчас, Джейкоб, ты должен меня выслушать. Бухта Браун, между Калверкотом и Уитли-Бэй. Я буду там, сразу после высокого прилива. Позвони береговой охране. – Он поворачивается к своей маме. – Я буду там, ма! Обещаю!

Мама Мэнни упала на колени и тянет к нему руки, чтобы остановить его, но он уворачивается.

– Пожалуйста, Мэнни! – стонет она.

По её щекам катятся слёзы. Я вижу, что Мэнни ужасно хочется подойти и обнять её, но если он так сделает, то отпустить уже не сможет.

– Бухта Браун, мам! Обещаю!

И с этими словами Мэнни пыряет банку ножом и разбрызгивает вонючую рыбную жижу на надвигающуюся толпу.

Эффект моментальный. Со стонами и воплями «Ох, крышкануться, ну и вонь!» и «Что это, нафлинт, такое?» толпа замирает, сдерживая рвотные позывы и зажимая носы.

Внезапно через толпу проталкивается крупный мужчина в светоотражающей куртке и килте, прикрывая лицо рукой, и громко, хоть и приглушённо, говорит с шотландским акцентом:

– Ладненько, ладненько, а ну все отойдите! Я надзиратель мероприятия, и я хочу знать, что здесь происходит! Это серьёзная угроза здоровью и безопасности. Кто ответственный? – Его рация, прицепленная к куртке, потрескивает. Он бубнит в неё: – Да, Боб, – требуется подкрепление, пожалуйста. Тут флинтов несанкционированный суперлёт, ради всего святого. Просто приземлился посреди толпы. Судя по всему, дети. И у них бомбы-вонючки. Конец связи.

Он переключает внимание на Алекса.

– Ты владелец этой штуки? У тебя, мой махонький друг, огромные проблемы!

– Ты готова? – едва слышно бормочет Алекс. – Было приятно с тобой познакомиться, Уилла!

И с этими словами он поворачивается к надзирателю и кричит:

– Сначала поймай меня, хаггис ты жирный!

Толпа ахает – может, на оскорбление Алекса или, скорее всего, потому что он врезается в надзирателя головой с такой силой, что тот катится вниз по холму. Мужчина с неприятным стуком плюхается на зад, отчего его килт задирается, и все снова ахают. Потом Алекс бежит в другую сторону, распихивая шокированных людей.

Мэнни вскочил на лётик позади меня и пытается вырвать свою руку из маминой.

– Отпусти, ма!

– Мэнни! Останься! Пожалуйста! Мне нужен мой сын, Мэнни. Нужен мой сын! Кто-нибудь, остановите его! – умоляет его мама, и от глубины её мольбы у меня сжимается сердце.

– Отойдите! – ору я и начинаю крутить педали. Несколько храбрецов из толпы выходят вперёд, но слишком поздно. Дёрнувшись влево, вильнув вправо и взвизгнув мотором, лётик приходит в движение.

Я слышу, как Мэнни вопит:

– Во-о-о-о-оу-у! – и хватает меня за плечо, опрокидываясь назад, и на миг мне кажется, что я его потеряла, но его ноги запутались в ремнях безопасности, и вот так мы и сбегаем: я бессвязно воплю гласные в духе «А-а-а!», «И-и-и!» и «О-о-о!», а Мэнни висит вниз головой на почти неуправляемом суперлёте, крича «Бухта Браун! Я люблю тебя, ма!»

На себя, чтобы набрать высоту, правый рычаг – вперёд… Вроде так?

Без помощи Мэнни лётик не может набрать достаточной высоты, и вот я внезапно уже рассекаю толпу со свисающим с сиденья Мэнни. Люди вопят, многие бросаются плашмя на землю; потом, приложив особое усилие, я всё-таки ухитряюсь снова подняться. Делая так, я ощущаю тошнотворный рывок сзади, а оглянувшись, вижу, что нога Мэнни выпуталась из ремня, и теперь он висит на одной лодыжке.

На высоте примерно двадцати метров я выравниваю лётик. Он летит по прямой, и я нажимаю на кнопку «АВТО», совершенно не зная, что из этого выйдет. Я осторожно убираю руки с руля – полёт остаётся ровным. Не переставая крутить педали, я тянусь вниз и назад, отчего лётик опасно накреняется.

– Мэнни! Мэнни! Возьми меня за руку!

Собрав все свои силы, он подтягивается, но до моей руки дотянуться никак не может и откидывается обратно, вися под лётиком, который снова начал жутко крениться. Краем уха я слышу вопли толпы, хотя снизу раздаётся и парочка охов, будто люди наблюдают за какими-нибудь каскадёрскими трюками.

Вес Мэнни здорово натянул его ремень безопасности. Мой собственный вроде закреплён надёжно, а вот его начинает тереться об острое стальное основание лётика. С каждым покачиванием перетираются несколько новых нитей, и у меня нет выбора: мне придётся приземлиться – и будь что будет, иначе Мэнни упадёт и разобьётся.

Я ёрзаю на сиденье и только тогда вижу, что лечу над огромным прудом и приземлиться не могу! Доберусь ли я до берега прежде, чем ремень Мэнни порвётся окончательно?

Отчаянный вопль Мэнни из-под лётика подстёгивает меня сделать последний рывок. Благодаря склону холма я набрала некоторую высоту. Я решаю, что если на несколько секунд уберу ноги с педалей, то смогу дотянуться до Мэнни, втащить его на сиденье и продолжить крутить педали прежде, чем мы ударимся о воду.

Это мой единственный шанс. Как только я перестаю жать на педали, лётик начинает падать. Пальцы Мэнни касаются моих и, с отчаянным рывком, он приподнимается, хватает меня за рукав и мучительно медленно взбирается на сиденье, стискивая ткань моего свитера. Мы ничего не говорим, не желая тратить энергию на ерунду вроде «Давай же, у тебя всё получится!»

Но я думаю эту ерунду. Думаю так усиленно, что у меня такое чувство, будто Мэнни может меня услышать. Он протягивает левую руку и хватает сиденье в ту самую секунду, когда последние нити его ремня безопасности разрываются, и вот Мэнни уже лежит поперёк заднего сиденья, а потом садится прямо, ёрзая. Мы начинаем крутить педали вместе. Дно лётика скользит по воде, но…

У нас получилось! Мы быстро набираем высоту, и тут я слышу оглушительный взрыв.

За взрывом следует вспышка ослепительного разноцветного света, а за ней – новые хлопки, и я понимаю, что мы влетели прямо в центр огромного праздничного фейерверка.

Мимо свистят ракеты. Одна из них врезается в дно лётика, и нас трясёт, а Мэнни кричит от ужаса, но теперь он в безопасности, хоть и не пристёгнут. А я? Я почти не вздрагиваю – в конце концов, что такое пара фейерверков по сравнению с грозой? Я увожу лётик подальше от ракет и оглушительных взрывов и треска, и нас осыпает дождём розовых искр.

Мы летим над главной дорогой, ведущей к югу от города, и всего через несколько минут огни Эдинбурга остаются позади нас, и я чувствую, что могу вздохнуть с облегчением.

Мы…

В…

Безопасности.

И тут над нами раздаётся звук, который не спутаешь ни с чем: жужжание вертолёта. Тьму пронзает луч поискового прожектора.

Через несколько секунд я уже чувствую поток воздуха от вертолётных лопастей, и чей-то голос произносит:

– Немедленно снижайтесь. Это приказ.

Глава 45

Сообщение повторяется:

– Немедленно снижайтесь. Спускайтесь на землю. Это приказ.

Я решаюсь взглянуть вверх. Поначалу я ничего не вижу, ослеплённая светом поискового прожектора. Потом, когда он поворачивается, я вижу женщину, пристёгнутую своего рода ремнём безопасности, далеко высунувшуюся из вертолёта без боковых стенок и держащую у лица громкоговоритель.

– Вы нарушаете транспортные законы Шотландии. Немедленно и как можно безопаснее спускайтесь на землю.

Всё это время вертолёт над нами снижается, и я осознаю, что тоже здорово опускалась, чтобы избежать столкновения с ним. Я вижу, как под нами проносятся вершины высоких сосен.

– Спасибо, что следуете нашим инструкциям. В тысяче ярдов отсюда есть безопасная площадка для приземления.

– Что ты делаешь? – вопит Мэнни мне в ухо.

– Я не специально! – кричу я в ответ. – Они заставляют меня снижаться…

Я ещё не закончила говорить, когда Мэнни протягивает руку над моим плечом и хватает руль лётика, изо всех сил потянув его влево. Лётик немедленно поворачивает, резко выходя из-под нисходящего потока воздуха от вертолёта. Затем мы с резким рывком начинаем набирать высоту, разминувшись с вертолётными лопастями на гораздо меньшем расстоянии, чем мне бы понравилось, – но всё происходит слишком быстро, чтобы я успевала беспокоиться, потому что несколько секунд спустя мы уже оказываемся над вертолётом и обгоняем его.

– Быстрее! – вопит Мэнни.

– Не могу! – Мы оба крутим педали изо всех сил, но кажется, при превышении определённой скорости ускорение зависит только от механизма самого лётика. Я в таком ужасе, что больше не чувствую холода, и вспоминаю, что у Мэнни даже нет ни тёплой куртки, ни шапки. Но, кажется, его это тоже не волнует.

Потом, с запада, то есть по правую руку от нас, из темноты возникают два огромных беспилотника с горящими синим фарами. Они настигают нас за считаные секунды, и снова раздаётся потрескивающий усиленный громкоговорителем голос, на этот раз мужской, и к тому же злой.

– Говорит главный инспектор управления безопасности и защиты Шотландии Макбет. Вам приказано приземлиться! Вам что, непонятно? Мы имеем право использовать магнитный крюк для вашей же безопасности!

– Да идите вы! – кричит Мэнни и делает грубый жест рукой.

– Это последнее предупреждение!

Подчиняться я теперь точно не собираюсь. Я уже увязла в неприятностях настолько, что даже если сделаю как велел этот инспектор Макбет – будет ни капли не лучше, чем если я просто продолжу исполнять задуманное. Два беспилотника и вертолёт окружили лётик с боков и сверху и снова пытаются заставить нас снизиться.

Потянув за рычаг, я кричу Мэнни:

– Прекрати крутить педали! – и мы оба так и делаем.

Ветер, дующий нам в лицо, ослабевает. Мы начинаем нестись к земле в тот самый момент, когда позади раздаётся хлопок: в нас запустили магнитным крюком. Через несколько секунд наши преследователи на огромной скорости пролетают над нами, размахивая стальным тросом с прикреплённым к его концу огромным металлическим диском. Он промахивается мимо нас на несколько метров. Я смотрю вниз – верхушки деревьев приближаются всё быстрее и быстрее.

– Теперь крути! – воплю я, и мы с Мэнни начинаем работать ногами, но это всё равно что въезжать на велике на крутой холм. Я жму на педали всё сильнее и сильнее, и постепенно мне становится легче, но деревья всё равно приближаются.

– Вверх! Вверх! – кричит Мэнни и, когда верхушка высоченной сосны задевает дно лётика, мы снова начинаем набирать высоту, а два гигантских беспилотника поворачиваются…

И улетают. Их синие огни удаляются, и я слышу, что Мэнни радостно вопит, сидя у меня за спиной. Лётик взмывает в небеса, и я вижу серебристую ленту реки Туид, проплывающую под нами.

– Граница! – кричит Мэнни. – Им пришлось повернуть на английской границе!

Кажется, я буквально смеюсь от облегчения. Холод, который я чувствовала до этого, испарился, и на смену ему пришло какое-то оцепенение. Лётик выравнивается, и мы следуем за рекой в сторону моря. Мы на такой высоте, которой не достигают фейерверки; время от времени мы смотрим вниз на разноцветные фонтаны вспышек и слышим отдалённый грохот и потрескивание: по всему побережью люди празднуют годовщину ВВВ.

Луна уже взошла окончательно, облака почти рассеялись, и я чувствую нарастающее облегчение. Мне не нужно спрашивать Мэнни: я уже подсчитала, что у нас примерно час, чтобы добраться до бухты Браун, когда высокий прилив будет на своём пике. Мы уже миновали замок Линдисфарн – старый остров с празднично горящими огоньками, как на рождественской ёлке – и добрались до замка Бамбург – люди на его стенах всё ещё запускают фейерверки…

У нас всё получится, Уилла. Всё получится!

Впереди, на слегка неровной линии горизонта, я едва-едва различаю городские огни Ньюкасла. Я начинаю крутить педали чуточку сильнее, наплевав на боль в икрах, щиколотках, ягодицах и пояснице… По сути, у меня болит всё, что не онемело, а некоторые места и болят, и немеют одновременно – новое и совершенно не приятное чувство.

И всё же я позволяю себе помечтать о том, как вернусь домой, к своей семье, и расскажу им о нашем удивительном приключении и о поразительной Вселенной Вне Войны. Я даже разрешаю себе представить, что я уже там и что всё прошло гладко.

Тут по корпусу лётика пробегает какая-то дрожь – раньше такого не было. Совсем недолгая: какое-то едва ощутимое потряхивание, которое длится несколько секунд, а потом прекращается. Я чувствую, что у меня снова закладывает уши, и понимаю: мы теряем высоту, и довольно быстро.

Мэнни за моей спиной вопит:

– Что это было?