Текст книги "На обочине мира"

Глава 24

Почему-то мне никогда не приходило в голову, что у старой милой Моди вообще есть компьютер, не говоря уже о том, что она совершенно спокойно умеет им пользоваться. И под «спокойно» я имею в виду, что её толстые пальцы с въевшейся грязью пляшут над клавиатурой так быстро, как я ещё никогда не видела.

Она замечает выражение моего лица и хмыкает.

– Ха! А ты думала, я целыми вечерами слушаю приёмник, читаю каталоги семян или вяжу носки, как примерная бабуля, а?

– Ну, нет… но просто…

Она права, конечно. Я знаю, что телевизора у неё нет; это она мне говорила. А ещё она говорила, что разные истории не очень-то её интересуют, а в кино она не бывала с детства. Так что, наверное, я представляла себе, что на досуге она слушает старомодную музыку и занимается чем-нибудь практичным.

Моди перестаёт печатать и велит мне взять стул – я так и делаю, разбудив Платона, который одаривает меня мрачным взглядом, спрыгивая на пол.

Мы у неё в гостиной – тут всё практически так же, как в её тесном, полном барахла сарае. Начать с того, что здесь пыльно, уютно пахнет старыми книгами, кошачьим наполнителем и благовониями. Стены от пола до потолка скрываются за полками с самыми разными книгами: старыми томами в кожаных переплётах, книжками в мягких обложках поновее и стопками пожелтевших журналов с названиями в духе «Загадочный мир» и «Вестник неопознанного».

Раньше я бывала в гостиной у Моди, может, раз или два, но сейчас впервые толком оглядываюсь. По тёмно-красному дивану раскидана целая радуга узорчатых подушек, и, судя по всему, Моди читает шесть книг одновременно, потому что я насчитала именно столько открытых обложкой вверх.

– Я думала, ты не любишь книги, – говорю я, усаживаясь.

– Когда это я такое говорила? – отвечает она. – Не сказать, что я такая уж любительница всяких выдумок. Честно говоря, не вижу особого смысла придумывать истории, когда ещё столько настоящих вещей остаются неизведанными. А тебе, поди, это всё нравится? Про того парнишку-волшебника в школе, как там его зовут. Он ещё популярен?

Я смеюсь.

– Ты про Гарри Поттера? Конечно. Все до сих пор любят Гарри Поттера.

– Точно, вот как его зовут. – Моди на миг замирает и поворачивается ко мне. Она снимает очки и пристально смотрит на меня. Очевидно, она хочет, чтобы я была внимательнее, потому что ничего не говорит и не сводит с меня глаз, даже когда дышит на стёкла очков и медленно протирает их яркой собственноручно выкрашенной футболкой. Наконец Моди водружает очки обратно на нос, поправляя обеими руками, а потом с усилием моргает и говорит: – Что такое, Уилла? Ты будто призрака увидела.

Я мотаю головой.

– Нет, нет… просто я… я раньше не видела тебя без очков. – Без очков в ней появляется что-то такое, что я никак не могу уловить.

Моди снова поворачивается к компьютеру.

– Я вот что тебе скажу, юная леди, в настоящем мире куда больше тайн, чем во всяких там историях. А кроме того, так как они реальны, то куда более таинственны. С самого рассвета времён люди пытались всё объяснить. Они воевали, убивали друг друга миллионами – а то и миллиардами – и всё потому, что кто-то был убеждён, что ответ ему известен. Религии, наука – всё это использовали как причину, чтобы вспороть другому брюхо. А теперь дай-ка мне минутку…

Пока она сосредоточенно ищет что-то в компьютере, я заставляю себя прекратить на неё пялиться и перевожу взгляд на полки. На них стоят книги с названиями вроде:

Восточная мистика

Христианство и гностицизм

Философия науки

Природные энергии Земли

Честно говоря, я и половину не понимаю. Я снова смотрю на Моди, с её загорелым морщинистым лицом и длинными седыми волосами, и думаю, что она вообще не выглядит «умной»; да и не говорит как «умная»; она не использует длинные слова, не цитирует Шекспира и произношение у неё не очень правильное…

– Ну вот, – говорит Моди, с удовлетворением ударяя по клавиатуре в последний раз. – Глянь-ка вон на чо!

Я придвигаюсь поближе и начинаю читать текст на экране. Медленно. Вы поймёте почему.

КВАНТОВЫЙ И МНОГОМЕРНЫЙ ПОДХОД

К ГИПЕРСЕНСОРНОМУ ЛУННОМУ

ВОСПРИЯТИЮ

Мне приходится это перечитать. И ещё раз. Потом я перехожу к следующей части:

Доктор Амара Холи

Ньюкаслский университет, кафедра нейрологии

Уже только на то, чтобы добраться досюда, у меня ушла по крайней мере минута. Моди барабанит пальцами по столу.

Телеологический анализ, лежащий в основе географии и хронологии…

Стоп-стоп-стоп.

А ну-ка.

Давайте.

Притормозим.

Я прочитала только название и первые две строчки, а у меня уже голова идёт кругом. Теле-что? Хроно-чего? Моди видит моё лицо, и я немного волнуюсь, что она подумает, будто я тупая, так что я притворяюсь, что читаю, но не понимаю ровным счётом ничего. Буквально. С таким же успехом я могла бы читать по-японски.

Моди наконец сжаливается надо мной.

– Прости, милая. Не хотела тебя пугать. Немножко чересчур технически, а?

– Хм-м, да – немножко. Может, ты, эм… объяснишь мне попроще?

– Может, так оно будет яснее. – Она прокручивает плотный, сложный текст страница за страницей и параллельно говорит: – Амару Холи – написавшую это исследование – высмеивали за её работу. Это в некоторой мере и положило конец её академической карьере. В итоге она стала работать на правительство, в каком-то там подразделении. Я ведь была с ней знакома, знаешь?

Кажется, она весьма гордится этим фактом, и я чувствую, что должна впечатлиться.

– Ого, правда?

– Ну, не так близко, как мой сын, Каллум. Они вместе учились. До сих пор общаются, насколько я знаю. Она каждый год присылает мне открытку на день рождения. Очень заботливая женщина эта Амара Холи. А, вот оно.

Моди заканчивает скроллить – на экране появляется видео с птенцом в гнезде.

– Ты же слышала о кукушках, правда?

Я киваю – хотя этим мои познания и ограничиваются. Ну и ещё тем фактом, что звук, который они издают, отражается в их названии, – «ку-ку».

– Я сняла это сама, много лет назад, в птичьем заповеднике. Видишь вон того малыша? – Она тычет в экран коротеньким пальцем. – Его маманя отложила яйцо в гнезде другой птицы. Так они, кукушки, делают. Заставляют других растить их детей, наглые вредители.

Картинка сменяется птенцом постарше, вылетающим из гнезда.

– А вот тут становится интересно, – говорит Моди. – К тому времени как он вылупляется, мама этого птенца уже давно улетела. А он всё равно откуда-то знает, что в конце лета должен лететь домой, в Африку. И дорогу тоже знает! Никто не рассказывает ему об этом. Тогда как он это делает?

На видео появляется полная Луна.

– Вот! Мы вроде как много лет знали, что Луна как-то со всем этим связана. Гравитация там. Приливы. А ещё магнетизм полюсов. Если верить Амаре Холи, это всё взаимосвязано. Но есть и кое-что ещё.

Я пожимаю плечами, а потом пытаюсь сделать вид, что кивнула. Моди кликает на видео, и на экране снова появляется плотный, сложный и совершенно непонятный текст. Моди поворачивается ко мне.

– Эта доктор Амара Холи – она с северо-востока и мыслит ой как глубоко. То, что она здесь написала – и за что поплатилась своей карьерой, – предполагает, что некоторые люди, так называемые «суперсенсоры», тоже могут чувствовать такие вещи. Это форма восприятия – чувство, если угодно, – которая могла бы, при правильных обстоятельствах, привести к весьма далеко идущим последствиям.

– Погоди, что?

– Она предполагает, что при правильных условиях – Луна, приливы, расположение звёзд – такие люди могли бы обнаруживать – повторюсь, могли бы обнаруживать, а не обнаружили бы – силу, которая помогла бы им взаимодействовать с бесчисленным множеством других измерений.

Всё ещё таращась на экран, я выдавливаю:

– Угу. – Потом с трудом моргаю. – Повтори-ка ещё раз, Моди… только знаешь, нормальным языком?

Моди щёлкает мышкой, выключая экран, и внезапно в доме становится гораздо темнее – только синие сумерки снаружи освещают её лицо.

Она делает глубокий вдох.

– По самым разным причинам, Уилла, я никогда не училась в университете. И, полагаю, теперь я слишком стара…

Я начинаю спорить.

– Никогда не… – но она поднимает палец, заставляя меня замолчать.

– Но это не значит, что я утратила жажду к тому, чтобы узнавать новое, к тому, чтобы понимать новое. Пытаться докопаться до сути, ну знаешь… мира. Мы с Амарой Холи – о, как много мы когда-то болтали!

Она делает паузу, как мне кажется, тщательно подбирая слова.

– Ты слыхала о путешествиях во времени, Уилла?

– Ага, «Доктор Кто» и всё такое!

– Доктор кто?

– Ага.

Моди смотрит на меня как-то странно и говорит:

– Что ж, это невозможно. Явно не в том смысле, чтобы отправиться назад во времени и повстречать Генриха Восьмого или вперёд и узнать, кто выиграет в скачках. Но не думала ли ты о другой возможности?

Я киваю, но ничего не говорю – от предвкушения того, что она может сказать дальше, у меня совсем пересохло в горле.

– Уилла, я думаю, вполне возможно – не вероятно, заметь, только возможно, – что ты со своим махоньким другом свернули немножко вбок. Быть может, с помощью этой нашей кобаки.

«Свернули вбок». Услышав ту же самую фразу, которую я говорила Мэнни, я невольно сглатываю.

Глава 25

– Как Моди поживает? – спрашивает папа, когда я прихожу домой.

– Нормально. – Голова у меня идёт кругом, так что вернулась я в каком-то тумане.

У Мэнни есть какое-то суперчувство? Как у кукушек? И лунная гравитация на что-то влияет? Мы с Моди проговорили, пока совсем не стемнело. Она упомянула что-то под названием «теория множества миров», и квантовую механику, и типа по фамилии Шрёдингер, у которого был кот, и этот кот был одновременно жив и мёртв, и, хоть я и пыталась понять, кажется, у меня всё-таки не получилось.

В конце концов Моди сказала:

– Беги-ка домой, а то твоя ма мне покажет, где раки-то зимуют. – Она постоянно так говорит, но что это значит, я понятия не имею. Но, по сравнению со всей этой историей с путешествием на обочину мира, тут всё кристально ясно.

Когда я уходила, Моди сунула мне в карман куртки плитку шоколада и сказала:

– Вот тебе небольшая семейная реликвия, – но я была такой уставшей, а мой мозг – таким переполненным, что я почти и не заметила.

– А где мама? – спрашиваю я папу.

– Она у Эммы. Честно говоря, твоя мать… – начинает он.

– Даже знать не хочу, – рявкаю я и выхожу из комнаты. Я ловлю себя на том, что уже скучаю по беззаботной версии папы.

Почему моя здешняя семья не может посильнее походить на мою семью тамошнюю? Если бы я только могла им показать, как всё могло бы быть…

На следующий день я возвращаюсь в школу, как и Мэнни, и во время переклички он садится рядом со мной. Мгновение мы просто смотрим друг на друга, как-то недоверчиво улыбаясь и не говоря ни о чём, – пока Дина Малик не произносит:

– Ой-ой! История и Мистика вернулись!

Мэнни закатывает глаза, и тут в класс входит миссис Поттс, так что он ничего не успевает ответить, но под партой берёт своим мизинцем мой и пожимает, как бы говоря «Мы вместе», и от этого мне становится гораздо легче.

На первой перемене Мэнни уходит на дополнительные занятия, так что мне не удаётся с ним поболтать. Я понятия не имею, что ему велел говорить Джейкоб или кто-то ещё. Наверняка он так же, как я, стремится не выставить себя чокнутым.

Как бы то ни было, по сравнению со школой в том мире, который я начинаю называть «параллельным», здесь всё настолько замечательно обыкновенно, что произошедшее уже понемногу начинает казаться мне странным сном. Шумное дорожное движение по пути в школу, как и должно быть, заколоченные магазины, поле без коров, зигзагообразная поездка по Какашечному проулку… Наш с Мэнни плакат «Дайте миру шанс» висит на месте. Миссис Поттс – это миссис Поттс, а не Клэр, и никто не одет в вырвиглазную одежду, кроме Мэнни, что, конечно, вполне нормально.

Ясное дело, по школе прополз слух о том, как нас спасли из пещеры. На самом деле неудивительно, учитывая, что среди спасателей был Динин папа. Но если кто-то из нас двоих думал, что мы прослывём какими-нибудь героями, вскоре нас постигает разочарование.

– Вы же знаете, – говорит Дина, чинно усевшись на край нашей парты, – что своими опрометчивыми выходками вы подвергли жизни других людей опасности?

Она правда так говорит. «Опрометчивыми выходками». Наверняка от своего папы услышала. Я просто собиралась пропустить всё это мимо ушей, потому что это лучший способ взаимодействия с людьми вроде Дины Малик. Но Мэнни, который в этот момент как раз вошёл в класс, не из тех, кто что-то пропускает мимо ушей. Я издаю мысленный стон, когда он распрямляется, чтобы ответить ей.

– Ну, ты не видела того, что видели мы, – говорит он, и я тут же думаю: «Нет, Мэнни, нет». Но уже поздно. Мы сидим в нашей классной комнате после ланча, и нас слышит куча народу. Миссис Поттс ещё не пришла, и все в классе как-то притихают. Я знакома с Диной гораздо дольше, чем Мэнни, и знаю, что сейчас она начнёт мило ехидничать – то есть говорить гадости с улыбкой. И, конечно, она поворачивает голову и смотрит на него свысока.

– О, но я в курсе, что в тех пещерах, Эмануэль. Вы видели там красивенькие ракушки? Интересные водоросли? Какие-нибудь ламинарии? Это, наверное, было так увлекательно! И всё это в темноте. Ну разве вы не смелые!

Человек десять заухмылялись, слушая Динин сарказм. Она продолжает:

– Дайте-ка угадаю. Там была дохлая чайка? И пахло тухлой рыбой? – Народ уже смеётся. – Честное слово, Эмануэль, а ты знаешь, как очаровывать девчонок, а? Некоторые мальчики пишут подружкам стихи, или покупают цветы, а ты свою повёл в опасную, тёмную и вонючую пещеру. Надеюсь, ты поблагодарила его, Уилла. Надеюсь, ты его поцеловала. Надеюсь…

Теперь одноклассники открыто подвывают от хохота, а я поднимаю голос.

– Всё было не так, Дина! Ты вообще не права.

– Ну ладно, и как же всё было на самом деле? А? Мой папа говорит…

– Мне плевать, что говорит твой папа! – Мэнни почти кричит, лицо у него пылает от злости. – Он не видел того, что видели мы. Там было животное, понятно? Которое по новостям показывали. Кобака из Уитли!

– Ой, да ла-адно! Только не говорите мне, что вы во всё это верите? – говорит Дина. Она взмахивает запястьем, будто отгоняя муху. – Это просто чья-то псина! Мой папа говорит, надо быть совсем стукнутым на голову, чтобы в такое верить.

Не говори больше ничего, Мэнни! Перестань рыть себе яму…

– Ну мы за ней пошли. И там, в пещере, есть один такой камень, если его коснуться, всё кругом становится серым, и ты оказываешься в другом мире… и там всё вообще не так, как здесь. У них есть чистая энергия. И эта школа называется по-другому. И всё суперъярких цветов, и нет никакой войны!

Дина тут же цепляется за это.

– Нет войны? Ну это, конечно, мило, но немного нереалистично. – Она указывает на наш постер. – Ты, видимо, хочешь сказать «Дайте миру шанс», а, Эмануэль?

«Что бы ты ни делал, Мэнни, – думаю я, – только не говори про летающие машины, не говори про…»

– …а ещё у них есть летающие машины!

Смех прекратился. После этой безумной реплики все просто вытаращились на Мэнни. Потом они переводят взгляды на меня, и я чувствую, как моя смелость тает.

Дина фыркает и печально качает головой.

– Жалко, что вы ничего не сфоткали, народ. Ну то есть мы бы все с радостью посмотрели на летающую машину. Какая она? Как в «Пиф-паф ой-ой-ой»?

– У меня была камера, – угрюмо говорит Мэнни. – Но она разбилась.

– Ага, ну конечно, – хмыкает Дина. – А телефон тебе на что? Ой, прости, он же у тебя древний, не так ли?

Мэнни осознаёт, что происходит, поворачивается ко мне и говорит:

– Это ведь правда, да, Уилла? Да?

Я смотрю на усмехающуюся Дину. Смотрю на всех остальных, столпившихся вокруг. А потом с сомнением хмурюсь и говорю:

– Ну, знаешь, Мэнни, я бы не была так уверена…

И всё, что я говорю дальше, тонет в ехидном смехе, а Дина презрительно фыркает на нелепое враньё Мэнни и с притворной жалостью качает головой.

Мэнни выбегает из класса с таким видом, будто вот-вот расплачется.

– Мэнни! Вернись! Прости меня! – кричу я и бегу за ним следом, но в дверях сталкиваюсь с миссис Поттс.

Остаток дня я его не вижу. Я представляю, что до сих пор чувствую, как его мизинец пожимает мой. Я предала своего лучшего друга. Ну ладно, будем честны – моего единственного друга.

Я себя ненавижу. Правда ненавижу.

Глава 26

Я пытаюсь писать Мэнни, даже звоню ему. После школы иду в детский дом имени Уинстона Черчилля, но там его тоже не видели. Мне не терпится рассказать ему, что сказала мне вчера вечером Моди насчёт Луны и суперсенсоров…

Он вообще знает об этом?

Он же говорил мне, что «чувствует» Луну! Я и сама что-то чувствовала, когда взяла его за запястье, – кажется.

Пока всё это проносится у меня в голове, леди, стоящая в дверях дома имени Уинстона Черчилля, с улыбкой говорит:

– Он вернётся попозже, милая. Наверное, просто пошёл на пляж. Мне передать ему, что ты заглядывала?

Я стою на Поле, ища на пляже взглядом долговязого, сутулого блондина в бирюзовой куртке и красных джинсах, и думаю «Вдруг он отправился обратно без меня?»

Дома всё становится ещё хуже. Начать с того, что, проходя через главные ворота «Счастливой Страны» – которая вот уже несколько дней называется «частливой Страной» из-за отвалившейся от таблички буквы «С», – я вижу, что кто-то намалевал в начале буквы «НЕС».

Как хорошо дома.

Плюс ко всему все явно считают, будто у меня был какой-то нервный срыв.

– Другими словами, – говорю я маме, – все думают, будто у меня крыша поехала.

Мы сидим на кухне. Глаза у мамы красные от слёз. Может, после очередной ссоры с папой, но теперь я думаю, что они оба просто расстроены из-за меня.

Мама шмыгает носом.

– «Крыша поехала» – это очень нехорошее выражение, Уилла. Из-за этого люди начинают думать хуже о тех, кто испытывает проблемы с психическим здоровьем. Говорить так очень недобро и…

В этот момент на кухню входит Алекс и немедленно фыркает:

– Пф-ф! У Уиллы поехала крыша, а ты о каких-то выражениях переживаешь. Вот это и называется поехавшей крышей…

Папа резко перебивает её:

– Алекс! Прекрати!

Так спокойно, как только могу, я говорю:

– Я знаю, вы не верите, что я и правда побывала в этом лучшем мире, но я точно там была. Не точно наверное, а точно точно.

Мама с папой обмениваются взглядами. Не переглядываются, а долго, задумчиво смотрят друг на друга, будто подначивая другого что-нибудь сказать. Наконец папа произносит:

– Уилла, я в таких вещах не разбираюсь, но я посмотрел в интернете. Самообман – вещь очень серьёзная. Это значит, что ты теряешь способность понимать, что правда, а что нет. Мы с твоей мамой считаем, ты правда думаешь, что всё это случилось.

Мама говорит:

– Это не твоя вина. В последнее время мы все напряжены. – Она кидает взгляд на папу и поджимает губы.

– Тогда почему бы вам не спросить Моди? – спрашиваю я, внезапно растеряв всё спокойствие. – Она мне верит! Она знает, что случилось.

– Уилла, я не думаю…

Теперь я кричу и в отчаянии.

– Вы просто не хотите мне верить, правда? Вы закрываетесь от любых объяснений, кроме того, что я всё выдумываю. Ну а как тогда вышло, что мы с Мэнни видели одно и то же, а?

Мама что-то набирает в телефоне.

– Послушай, Уилла, если тебя это порадует, мы узнаем, что на этот счёт думает Моди.

– Боковой мир? Обочина? Это шутка какая-то?

Я никуда не ушла с кухни. Я сижу за кухонной стойкой, а Моди стоит в толстых носках, оставив рабочие ботинки у двери, и держит в руках беретку.

Папу явно не впечатляет то, что только что сказала ему Моди. Я раньше никогда не видела, чтобы он на неё злился, и это мне очень не нравится.

– Послушай, Тед, это просто теория, и…

– Просто теория? – повторяет он. – Ещё бы это была не просто теория. Софи! Ты это слышала?

Мама приходит из кабинета.

– Да, я слышала. Успокойся, Тед. Моди, прости, но это какая-то нелепость. Разве ты этого не видишь? У Уиллы сложный период, и нам всем сейчас нелегко. Я правда не думаю, что все эти разговоры про «параллельные миры» могут помочь.

– Помочь? – практически взвизгивает папа. – Послушай меня, Моди Лоусон. Не знаю, что за древние книжонки ты читаешь и на каких сайтах и форумах сидишь или… или чем ты там занимаешься, ясно? Но я был бы очень признателен, если бы ты держала при себе весь этот… бред собачий, который изобрела кучка старых унылых хиппарей.

– Тед, полегче… – бормочет мама.

– Полегче? Нет, я не собираюсь быть «полегче»! Уилла, я хочу, чтобы ты полностью выбросила из головы эту чушь. Так только больше расстроишься. Моди… – Папа трясёт головой, будто ему в ухо залезла пчела. – Моди, ты меня удивила. Я правда хотел расстаться с тобой по-дружески, но это просто нелепо. Ей всего двенадцать, ради всего святого! О чём ты вообще думала, когда вбивала ей в голову подобные мысли?

– Тед, если бы ты дал мне объяснить…

– Довольно, Моди. Я больше ничего не хочу об этом слышать. Обочина! Параллельный мир, ну надо же! Это всё проклятый интернет, не так ли? Доступ одновременно к гениальнейшим и тупейшим идеям – и никак не поймёшь, где какая.

Моди натягивает ботинки, лицо у неё ярко-розовое – то ли от злости, то ли от смущения.

– Мне очень жаль, что ты так считаешь, Тед. Я только пыталась помочь.

– Что ж… просто не надо этого делать, ладно, Моди?

Я отчаянно пытаюсь встретиться с Моди взглядом, но она не поднимает головы, надевая беретку. Уходя, она очень осторожно и тихо закрывает за собой дверь.

Папа, мама и я молчим целую вечность, пока на кухню не просовывает голову Алекс, вытаскивая один наушник.

– Я что-то пропустила?

– Ты пропустила, как папа ужасно нагрубил Моди. – Наверное, не стоило так говорить.

– Я ей не грубил. Я пытаюсь тебя защитить, – возражает папа. Он подходит положить руку мне на плечо, но я её стряхиваю.

– Она умнее, чем ты думаешь, – говорю я. – Она хотя бы мне верит! Это всё из-за… из-за гравитации, и гиперсенсорики и, эм… чего-то там про другие измерения.

Алекс фыркает.

– Это не умно, Уилла. Это наивно. Что примерно противоположно умному.

Что-то ещё не даёт мне покоя. Я поворачиваюсь к папе.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что «хотел расстаться с ней по-дружески»?

Я вижу, как папа смотрит на маму, прося её объяснить. Она говорит:

– С тобой это никак не связано, дружок. Просто папа хочет отпустить Моди.

– О, так значит, теперь я этого хочу? – выплёвывает папа. – Я думал, мы оба с этим согласились.

– Отпустить её? Куда отпустить? Что вы имеете в виду? – взвываю я.

Алекс говорит:

– Они выгоняют её и продают «Счастливую Страну». Разве не так?

Папа бросает на Алекс ужасно недобрый взгляд.

– Нет, я… мы… мы её не выгоняем. Это скорее вынужденная отставка. Ей уже восемьдесят пять, и когда сделка с «Солнечными Сезонами» состоится, тот домик, в котором она сейчас живёт бесплатно, придётся освободить для тех, кто платит. Кроме того, у «Солнечных Сезонов» своя команда ремонтников и садовников, обслуживающих все их парки.

– Но… но вы не можете так сделать! – протестую я.

– Ещё как могут, – говорит Алекс, доставая из холодильника банку газировки и захлопывая дверцу ногой. – Тут настоящая мясорубка.

Я её игнорирую.

– Где она будет жить? Где мы будем жить?

Папа закрывает глаза, будто демонстрируя, насколько он спокоен. Это не срабатывает.

– Я не знаю, на самом деле. Полагаю, «Солнечные Сезоны» что-нибудь для неё придумают. С Моди всё будет в порядке. Не волнуйся, милая. Что же касается нас…

Я вскакиваю с табуретки и несусь к двери из кухни. Я не хочу, чтобы мама с папой снова видели, как я плачу, но я не удерживаюсь и кричу:

– Я докажу вам, что не вру! – прежде чем захлопнуть дверь и умчаться к себе в комнату.

Я падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушки.

В итоге я провожу в своей комнате весь оставшийся вечер. Мама с папой как будто этого не замечают. Между ними разразилась очередная ссора, которая всё никак не прекращается и проникает через мою дверь. Это напоминает мне шум дороги, а когда кто-то из них что-нибудь кричит – это как автомобильные гудки.

«Ты растерял весь свой пыл, Тед! Где твоё воображение?»

«Это хорошая сделка, Софи! Ты просто сентиментальничаешь!»

«Сентиментальничаю? Это бизнес твоей семьи, Тед, не моей! Ты из ВВС ушёл, чтобы этим заниматься».

««Солнечные Сезоны»…»

«… весь парк разваливается…»

«… видела знак на воротах?»

Потом хлопает входная дверь, и я слышу, как папа уезжает. Я знаю, что это он, потому что двигатель он заводит сердито – мама никогда так не делает. Я слышу, как она плачет у себя в комнате, и мне ужасно хочется пойти обнять её, но я боюсь, что сделаю всё только хуже. Вместо этого я крадусь по коридору и поднимаю руку, чтобы поскрестись в дверь к Алекс. Не успеваю я этого сделать, как она кричит:

– Это ты, Уилла? Уходи и не возвращайся, пока не прекратишь врать!

Так что я сдаюсь и возвращаюсь к себе. Бабуля с дедулей передумали приезжать – наверное, оно и к лучшему, но мне хотелось с ними повидаться.

Каждый раз, когда я лезу в ноутбук или в телефон, я вижу там очередной пугающий заголовок про войну.

Премьер-министр говорит: «Готовьтесь к тотальной войне».

Ситуация в Тихоокеанском регионе «критическая»:

удары беспилотников учащаются.

Восточный водный конфликт: новые сотни погибших.

Я захлопываю ноутбук.

Мама даже не приготовила ужин. Я нахожу хлеб и сыр и, пока делаю себе сэндвич, замечаю на столе открытый коричневый конверт с пометкой «Министерство обороны».

Дрожащей рукой я достаю письмо, адресованное капитану авиации Э. Р. Шафто (в отставке).

Я читаю только первые несколько строк. Там всё, что мне нужно знать.

Призыв служащих резерва

Королевских ВВС

Уважаемый мистер Шафто,

Согласно законодательству, как установлено в Законе об обороне 2030 года, я заблаговременно оповещаю вас о призыве на службу бывших офицеров Королевских Военно-Воздушных Сил…

Остальное я не читаю. Да и не могу: глаза застилают слёзы.

Оставив сэндвич нетронутым, я спешу обратно к себе, сердце бешено колотится. Там я отправляю Мэнни очередное «прости» и весь следующий час жду ответа – который так и не приходит.

Это невыносимо. Правда. Я устало ложусь на спину и таращусь на потолок, пересчитывая причины, по которым я несчастна.

1. Моди – единственный человек, кроме Мэнни, который не считает, что я лгу, а ей только что сказали держаться от меня подальше.

2. А кроме этого, её вот-вот выставят из дома после того, как она проработала на нашу семью лет, типа, пятьдесят.

3. «Счастливую Страну» продадут, а значит, нам придётся переехать. И куда, интересно?

4. Мама с папой явно стали ссориться сильнее.

5. Алекс уже несколько недель не говорила мне ни единого доброго слова.

6. Мой лучший – простите, единственный – друг не разговаривает со мной по очень весомой причине: я не встала на его сторону, когда должна была.

7. Скоро точно начнётся война, и я понятия не имею, каково оно будет, кроме как ужасно.

8. Папу призовут обратно в ВВС – воевать.

В параллельном мире всё было совсем не так. Да, кое-кто там считал, что я рехнулась, но оно и неудивительно. Даже много десятилетий спустя высадки на Луну кажутся такими потрясающими, что некоторые люди до сих пор не верят, что они правда были.

К тому же там был дедушка Норман. Он классный.

В голову мне прокрадывается мысль. Будет ли очень уж плохо, если я вернусь? Я отодвигаю её подальше.

Внезапно у меня жужжит телефон – пришло сообщение от Мэнни.

Сердце подскакивает, но я всё равно медлю. По крайней мере с ним всё в порядке. По крайней мере он ещё здесь. Но вдруг он собирается сказать мне что-нибудь ужасное по поводу того, что я сделала? Я не хочу, чтобы мне стало хуже, чем есть. Я нервно кликаю на его сообщение.

В 23.30 сново будет высокий прилив.

Я знаю, к чему он ведёт, и с усилием сглатываю.

Я пойду на абочину чтобы доказать что я говорю правду.

Я набираю ответ, и мой палец дрожит.

Можно мне с тобой?

Он не отвечает – это, наверное, самая худшая пытка из всех. Мэнни заставляет меня страдать за мою слабость, и я не могу его винить.

Я просто возьму и пойду. Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь слушать, что я лгунья.