Текст книги "На обочине мира"

Глава 53

Повисает неловкая тишина, которая заканчивается, когда доктор Холи бормочет мне:

– Я сделаю всё возможное, чтобы убедиться, что это видео увидят где надо.

Я не очень-то надеюсь.

Мэнни в этот день остаётся с нами. Не думаю, что он может вынести новые вопросы в детском доме имени Уинстона Черчилля. Мы сидим на кухне, когда по телевизору начинаются новости, и на этот раз никто их не выключает. Мировые лидеры говорят, что дальнейшие переговоры бессмысленны. В Индийском океане затонул пассажирский корабль. Коммерческие авиакомпании по всему миру приостановили деятельность, международные перелёты под запретом. Школы закрывают, а военнослужащих запаса переводят в боевую готовность.

В восемь вечера премьер-министр собирается сделать заявление. При упоминании её имени папа рычит, как разозлённый терьер.

Мы вернулись в мир, в котором вот-вот разразится война. У Мэнни по-прежнему нет семьи. Мне приходит в голову, что мы так рисковали попусту.

В восемь вечера мама, папа, Мэнни, Алекс и я смотрим телевизор, когда раздаётся звонок в дверь.

Это Моди. Она переоделась из своего рабочего комбинезона в длинную узорчатую юбку и разноцветную жилетку из лоскутов. Её засаленная беретка куда-то делась, а волосы заплетены в косу с настоящими маргаритками.

– Вы же знаете, у меня нет телевизора, – говорит она, и мы двигаемся на диване, чтобы освободить ей местечко. – Но мне только что звонила Амара Холи. Сказала, что, может, это стоит посмотреть.

Ей как будто что-то известно: меня вот точно не тянет принарядиться, чтобы послушать новость о начинающейся войне.

Экран чернеет, играют первые ноты государственного гимна, а потом появляется изображение премьер-министра в её лондонском офисе.

ЗАЯВЛЕНИЕ

ДОСТОПОЧТ. ФРЕЙИ БОАТЕНГ,

ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА

СОЕДИНЁННОГО КОРОЛЕВСТВА

ВЕЛИКОБРИТАНИИ

И СЕВЕРНОЙ ИРЛАНДИИ

– Мои соотечественники британцы. Мои соотечественники люди…

Мы с Мэнни переглядываемся. Он тоже узнал эти фразы.

– Ох, да бога ради, – говорит папа. – Только послушайте её. Меня от неё тошнит.

– Ш-ш, – хором шипим мы.

Премьер-министр начинает:

– Совсем недавно у меня была подготовлена совершенно иная речь. Это была речь, в которой я, с огромной тяжестью на сердце, собиралась предупредить вас о надвигающейся на нас катастрофе. Поскольку сегодня мы все находимся в очень серьёзной ситуации. Возможно, в серьёзнейшей опасности за всю историю людского рода. Силы свободы и силы тирании приготовились к величайшей битве, которую только видела эта прекрасная планета, что мы называем домом. Битве, которая будет бушевать и бушевать, в которой не будет победителя, потому что в войне такого масштаба могут быть только проигравшие. Разрушительный ад, который принесёт больше страданий, чем когда-либо испытывало человечество, и от которого наша планета и жизнь на ней могут никогда больше не оправиться.

Мы не сводим глаз с экрана. Кажется, никто даже не дышит. Премьер-министр делает паузу, опустив уголки губ; глаза у неё влажные от эмоций.

– Вместо этого я хочу сообщить вам, что, возможно, этого всё же не произойдёт. Сегодня двое детей вдохновили меня своим видением идеального мира. Я увидела мир таким, каким видели его они. Это мир, в котором мы смотрим друг другу в глаза с честностью, любовью и прощением. Мир, в котором мы ищем то, что нас объединяет, а не то, в чём мы различаемся. Мир, в котором мы обнимаем наших сестёр и братьев по человечеству и говорим нет ненависти, нет конфликтам. Нет войне!

Это просто потрясающе. Мы слушаем слова давно умершего президента, эхом повторяемые живущим лидером.

– Я уже переговорила с некоторыми из моих коллег – мировых лидеров, включая многих из тех, кто считается нашими злейшими врагами. Я поделилась с ними этим видением. Мы согласились временно приостановить военные действия.

Ситуация остаётся очень серьёзной. И всё же, по крайней мере сейчас, мы станем говорить, а не воевать. Станем спорить. О, как мы будем спорить! – Она позволяет тени улыбки скользнуть по лицу. – Тем временем, однако, мы будем стремиться распространить мирное слово по всему миру. Потому что когда мы говорим – мы не сражаемся. А когда мы не сражаемся – мы переключаем свою энергию на решение других проблем, с которыми сталкивается наш мир, наша планета и наша славная, изобретательная человеческая раса. Проблем болезней, неравенства, загрязнений, энергии и климатических изменений.

Однако не ошибитесь. Мир и войну нельзя включить и выключить одним щелчком, как свет. На то, чтобы международная ситуация стала такой опасной, какой она является сейчас, ушли многие месяцы – а кое-кто даже сказал бы годы. Возможно, уйдёт столько же времени – а то и больше, – чтобы восстановить мир и сохранять его. Но при должной самоотверженности, вере и готовности к обсуждению такой мир, я искренне в это верю, возможен – потому что я видела его.

Друзья мои, давайте отправимся вперёд все вместе, твёрдо настроившись сохранить наше стремление к мировой гармонии и жизни в любви и в мире со всеми.

До меня доходит не сразу. Я шепчу папе:

– Значит, мировой войны не будет?

Словно в каком-то трансе, он кивает и отвечает:

– Судя по всему, так.

Тут Алекс кричит кому-то из подружек в телефон:

– О божечки, о божечки! – и я вскакиваю на ноги и радостно ору вместе с Мэнни, а потом спотыкаюсь и падаю на смеющуюся Моди. Снаружи раздаются сигналы автомобилей и корабельный гудок где-то в море, а потом кто-то запускает фейерверк, и остаток речи премьер-министра теряется в буйном праздничном гомоне.

Я вижу, как мама с папой целуются, и это оказывается вовсе не противно.

Глава 54

Несколько дней спустя

Всё, до последней детали, было распланировано так, чтобы привлекать минимум внимания.

Например, машина, которая приехала за мной, мамой, папой и Алекс, выглядела как обычное местное такси. Когда власть имущие люди хотят что-то скрыть, то их способности, кажется, безграничны.

Сейчас 10 утра, вторник, 4 июня. Завтра в школу. Думаю, Они хотят, чтобы всё это было разобрано, завязано, запечатано и убрано подальше прежде, чем я начну всем рассказывать, что на самом деле произошло на прошлой неделе.

Кстати говоря, «Они» я пишу с большой «О». Словом «Они» я обозначаю всех людей, которые, видимо, взяли всё это под ответственность. Так было несколько дней: к нам домой приезжали люди, обычно на немытых, ничем не примечательных машинах, и ни один из них не был одет в какую бы то ни было форму – даже в костюм с галстуком. Американский посол, высокий мужчина с серебряными волосами, пахнущий дорогим одеколоном, вообще приехал к нам в байкерской кожанке на доставочном скутере.

И всем я пересказывала свою историю. Снова, и снова, и снова.

А теперь маму, папу, Алекс и меня везут на север, по трассе A1 в Шотландию, а за рулём сидит водитель с каменным лицом, который не сказал нам ничего, кроме «Доброе утро».

Папа сидит на переднем пассажирском сиденье и поворачивается к водителю, пытаясь его разговорить, но тот продолжает пялиться исключительно вперёд, на дорогу.

– Ну ладно, дружище. На кого ты работаешь? Кто твой босс?

Водитель вздыхает и слегка грустно качает головой, обгоняя грузовик. Он жмёт на газ, и машина ускоряется. Дорога впереди пуста, и я смотрю, как стрелка спидометра доползает до 75, 80, потом 90 миль в час. Кем бы этот водитель ни был, он старается довезти нас к месту назначения как можно быстрее.

(Папа сбрил бороду, кстати. Думаю, он посмотрел на другую версию себя и понял, что так выглядит моложе. Я начинаю привыкать. По крайней мере мама довольна.)

Спустя примерно час после того, как мы сели в машину, мы проезжаем знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ШОТЛАНДИЮ». Водитель замедляется и сворачивает с главной дороги, а потом едет по каменистой дорожке мимо пустой фермы, пока впереди не появляется синее море.

Я говорю «синее». Но никакое море не будет таким синим, как море в…

Где я была? Наверное, этот мир можно назвать параллельным, на который мы сошли с обочины нашего. По крайней мере так мы с Мэнни считаем.

При мысли о Мэнни моё сердце переполняется странной смесью печали, страха и счастья. Хотелось бы мне, чтобы он был сейчас с нами. Но я знаю, что там, куда бы ни вёз нас водитель, Мэнни тоже непременно будет.

Мы проезжаем мимо ещё одного знака:

КОРОЛЕВСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ТРАНСПОРТНЫЕ СРЕДСТВА ЗАПРЕЩЕНЫ

Тут мы мягко притормаживаем возле тропы, ведущей вдаль по утёсу. В этот момент рядом с нами останавливается идентичное нашему такси, с заднего сиденья которого мне нервно машет Мэнни – он сидит там с Джейкобом.

Чуть дальше уже припарковались ещё две машины. Из одной выходят двое мужчин, а из второй – женщина. На всех троих солнцезащитные очки. Мужчины – крупные, с ничего не выражающими лицами, в куртках на молнии и джинсах – проходят часть пути к нам и останавливаются. Один из них касается уха, и я вижу, что его губы движутся, но он слишком далеко, а ветер дует слишком сильно, чтобы разобрать, что он говорит.

– Проклятье, – бормочет папа. – Если они стараются походить на госагентов под прикрытием, то у них прекрасно получается. – Честное слово, я замечаю на лице водителя тень ухмылки.

Женщина подходит к нашей машине, изображая тёплую улыбку. Одну руку она прячет в кармане длинного пальто, второй держит небольшой рюкзак. Она выглядит знакомой. Женщина делает маме знак опустить заднее стекло и наклоняется к нам, снимая тёмные очки. Она высокая, с длинной шеей, короткими седыми волосами и узкими глазами – такими же коричневыми, как её гладкая кожа.

– Здравствуйте. Спасибо, что приехали. Пройдёмся немного? Это недолго, обещаю.

– А есть ли у нас выбор? – холодно спрашивает папа. – Премьер-министр?

Глава 55

– Прошу прощения, – говорит премьер-министр. – Таков порядок. Вы не возражаете, эм…

Она делает знак водителю, и тот говорит:

– Мобильные телефоны, смарт-часы, пожалуйста. – Мама с папой и Алекс отдают ему телефоны, а папа ещё и смарт-часы. – Поднимите руки, пожалуйста. – Он тщательно обыскивает нас четверых, профессионально ощупывая наши руки и ноги и вежливо бормоча: – Прошу прощения, мадам. Прошу прощения, мисс, – а потом заглядывает нам в уши.

– Всё чисто, мэм, – говорит он премьер-министру.

Мэнни вылезает из машины и проходит ту же процедуру. Я вижу, что Джейкоб открывает пассажирскую дверь, но водитель тут же захлопывает её – твёрдо, но вежливо, тем самым давая ему понять, что он должен оставаться на месте.

Метрах в тридцати дальше по тропе стоит потёртый столик для пикника. Премьер-министр ведёт нас к нему, и мы все садимся, немного неловко. Миссис Боатенг делает глубокий вдох, ненадолго задерживая дыхание, прежде чем начать свой монолог. У неё мягкий северный акцент, который кажется заметнее, чем когда она выступает по телику, и отчего-то он делает её похожей на дружелюбную библиотекаршу.

За столиком она сидит прямо напротив меня и фокусирует на мне свой пронзительный взгляд, положив подбородок на сцепленные руки.

– Уилла.

– Ага? То есть да?

Премьер-министр снова улыбается.

– Ты, возможно, уже знаешь, что твоё видео стало причиной значительных изменений в международных отношениях.

– Ага? – снова говорю я, и она тихонько хмыкает.

– Это хорошо, Уилла. Это очень хорошо. Твой рассказ о том, что случилось, был очень последовательным. Чрезвычайно последовательным. И запись очень впечатляющая. Я бы даже сказала убедительная.

Она делает паузу и глубокий вдох.

– Это значит, что я тебе верю. Мы тебе верим.

Папа говорит:

– Кто такие «мы»? – Голос у него слегка агрессивный, но я думаю, это всё потому, что он обеспокоен и вымотан. Премьер-министра это, кажется, не смущает.

– Хороший вопрос, мистер Шафто. – Она снова делает паузу. – И я правда не могу на него ответить. Без того, чтобы поставить нашу ситуацию под угрозу.

– И как мы тогда поймём, что можем вам доверять? – спрашивает папа.

– Папа! – Алекс максимально неловко.

– Никак.

Премьер-министр говорит это так буднично, что папа просто отвечает:

– О, – а потом затыкается.

– Дело в том, Уилла, – продолжает премьер-министр, снова переключаясь на меня, – что твоя история совершенно, абсолютно и несомненно невероятна.

– Но вы же вроде сказали… – начинаю я.

– Сказала. Я сказала, что я тебе верю. Мы тебе верим. Доктор Холи, с которой ты уже встречалась, тоже тебе верит. Но больше никто не поверит. Особенно без доказательств.

– Но доказательства есть! Я сняла фото, видео: они у вас. Мой телефон у вас, – говорю я.

Она кивает.

– У нас. И мы его тебе не вернём. – Она лезет в рюкзак, достаёт оттуда белую коробочку с логотипом «Эппл» и передаёт мне. – Люксовый, совершенно новый смартфон, Уилла. Пять лет безлимитных предоплаченных звонков и интернета.

– Ого! – выдыхает Алекс, очень впечатлившись.

– Эй, постойте-ка… – начинает папа, но миссис Боатенг поднимает руку, останавливая его. Она оглядывает нас и встречается взглядом с моими родителями.

– Вы также выясните, что вам доступны новые инвестиции в виде особых правительственных грантов для развития вашего парка отдыха. Всё вполне законно и не требует участия корпорации «Солнечные Сезоны» или выселения Моди Лоусон.

– Ничего себе! Откуда вы об этом узнали? – спрашивает мама.

В ответ премьер-министр приподнимает бровь.

– Слушайте внимательно. Мы уже некоторое время подозревали о существовании «серых дыр». Можете посмотреть в интернете. Они связаны с кое-какими откровенно плохо регулируемыми экспериментами с участием Большого адронного коллайдера, имевшими место в организации ЦЕРН в Женеве, Швейцария, несколько лет назад. Вы слышали об этом?

Я киваю.

Мама говорит:

– Думаю, мы слышали об этом, правда, Тед?

– Ага. Что-то там с ядерными испытаниями связанное?

Премьер-министр сдержанно улыбается.

– В некотором роде. Несколько учёных ещё в 2016 году предостерегали, что простое включение БАК в ЦЕРН может привести к непредсказуемым результатам. Что ж, они были правы. До сих пор «серые дыры» существовали лишь в математической теории. Теперь же мы полагаем, что по всему миру их насчитывается по меньшей мере четыре, и с 2016 года они начали увеличиваться в размерах. Они позволяют совершать почти мгновенные физические перемещения между бесчисленным множеством вселенных, многие из которых почти идентичны нашей. До сих пор не было никаких доказательств, что такое уже случалось.

Премьер-министр говорит так, будто выучила это наизусть. Она замолкает, давая мне возможность переварить сказанное.

– До сих пор, – повторяю я.

– Именно. Думаю, все мы можем представить, какой чистый ужас, немыслимый всемирный хаос мог бы разразиться, если факт существования такого космического коридора стал бы известен широкой общественности, вне зависимости от того, влияет ли на него положение Луны. Это несомненно поставило бы под угрозу и без того хрупкий мир, который мы, складывается впечатление, совсем недавно восстановили.

Миссис Боатенг встаёт из-за столика и проходит пару метров к краю утёса, а там останавливается, и сильный северный ветер треплет полы её пальто.

– Ни я, ни кто-либо другой никак не сможем помешать тебе рассказывать твою историю, Уилла. Можешь рассказать стольким людям, скольким захочешь. Можешь написать об этом в блоге, в книге или в сценарии для фильма, записать подкаст. Но без доказательств это будет не более чем просто история.

– Но это же правда!

Она возвращается и опирается о стол.

– Я знаю. И правда – это, возможно, самая могущественная вещь во вселенной. Но иногда она слишком могущественна. У неё имеется неловкая склонность просто существовать. Поэтому твой телефон и все его данные будут храниться под замком ещё долгое время после нашей смерти. Не было и не будет сделано никаких цифровых копий. Какую бы историю ты ни решила рассказать – если вообще решишь – всё будет отрицаться на государственном уровне. Об этой встрече, например, нет никаких записей и она никогда не состоялась. Ты больше никогда не встретишься ни со мной, ни с кем-то, кто со мной связан. Что же до тебя, Мэнни Уивер…

Она оглядывается и смотрит на ещё одно подъезжающее такси.

– Я хотела присутствовать при этом. Хотела сообщить лично.

Из такси выходит доктор Холи. Она суёт руки в карманы анорака и идёт к нам с опущенной головой, сопротивляясь сильному морскому бризу. Оказываясь возле столика, она поднимает голову.

– Мэнни?

Доктор Холи достаёт из кармана телефон, включает его и передаёт Мэнни. Он не возражает, когда я смотрю через его плечо – на экране появляется худощавая женщина с длинной светлой чёлкой.

– Эмануэль? – спрашивает она, нервно моргая и водя глазами из стороны в сторону, прежде чем сфокусироваться на Мэнни. – Это правда ты? Мой малыш! Не могу дождаться, когда увижусь с тобой.

Мэнни одними губами произносит «мама».

Он оглядывается и отходит от стола, не отрывая взгляда от экрана, пока его мама разговаривает с ним. Мне кажется, он хочет, чтобы этот момент принадлежал им двоим, и я не могу его осуждать. Миссис Боатенг наблюдала за всем этим и теперь смахивает с глаза слезинку.

Через несколько минут Мэнни возвращается, на лице у него смесь удивления и радости.

– Твоя мама не очень хорошо себя чувствует, – говорит премьер-министр. – Она до сих пор проходит лечение в больнице неподалёку от Эдинбурга, но стабильно идёт на поправку. Мы вполне уверены, что уже совсем скоро вы сможете навсегда воссоединиться.

– Но… как вы её нашли?

Доктор Холи отвечает:

– Она тоже «суперсенсор», Мэнни, – восприимчива к приливам и лунному притяжению. Несколько лет назад она участвовала в международной исследовательской программе. Сопоставить ваши ДНК не составило труда. Мы уже давно знаем, что у некоторых людей есть этот дар.

Премьер-министр снова выпрямляется и сцепляет руки в замок.

– Теперь, если вы меня извините, мне необходимо заняться некоторыми делами, а вы, осмелюсь предположить, хотели бы вернуться к обычной жизни. Льюис отвезёт вас домой. И, Уилла и Мэнни?

Она протягивает нам руки, и мы берёмся за них.

– Я не хочу, чтобы вы уезжали с мыслью, будто мир во всём мире можно включать и выключать, как водопроводный кран. Нам предстоит много работы, но первый важный шаг мы уже сделали. Спасибо вам. – Она пожимает наши ладони. – Спасибо от всего мира.

Глава 56

Шесть месяцев спустя

Третья мировая война не началась – по крайней мере пока. Вообще-то мы теперь редко включаем новости дома. Папины медали ВВС с каминной полки пропали. Наверное, ему не нравится напоминание о том, что он снова чуть не отправился воевать.

Стоит холодная, тихая ночь, и шум строительных работ в «Счастливой Стране» смолк несколько часов назад. Всё должны закончить к следующей весне. Здесь будет крытый бассейн с подогревом и обновлённый расширенный заповедник. А ещё – новенькие бунгало, раскрашенные в разные цвета, конечно. Я словно смотрю, как прямо на моих глазах строится новый, идеальный мир.

Мама с папой уже целую вечность не ссорились и начали вместе проводить еженедельные благотворительные вечера викторин в пабе «Улей» в Ирсдоне. Я пришла на кухню, когда папа тренировался с «микрофоном» – деревянной ложкой.

– Закончи цитату, любительница истории, – сказал папа, потирая подбородок. (Теперь я ничего не имею против этого прозвища.) – Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя…

– …спроси себя, что ты можешь сделать для неё! Джон Ф. Кеннеди. Легкотня! – ответила я, и папа довольно улыбнулся.

Мы с Мэнни завели привычку раз в месяц, в полнолуние, вспоминать наши странные приключения, собираясь вместе с Алекс, а иногда и с Моди. Обычно мы гуляем по набережной у бухты Браун.

Сегодня, впрочем, мы с Мэнни пришли посидеть в одном из новых, почти законченных домиков для наблюдения за птицами. Моди утверждает, что видела ушастую сову. Но на самом деле нам с Мэнни просто нравится смотреть на Луну.

В любом случае, вход в пещеру, где всё произошло, теперь полностью перекрыт. Группа строителей несколько недель заваливала пещеру щебнем и заливала бетоном. Здешние жители были в ярости. Местный совет извинялся, но заявил, что они получили такое указание от правительства. Видите ли, пещера представляла угрозу «для здоровья и безопасности» и в противном случае весь утёс мог обвалиться. Теперь смотреть на неё грустновато.

Я частенько приношу «Шоколадный крем Фрая», но сегодня у меня нет с собой шоколадки, потому что последней мне пришлось поделиться… угадайте с кем? Ну, в сентябре мы перешли в новый класс, и у нас сменился директор – он перемешал всю параллель, и в конце концов я стала сидеть с… Диной Малик!

Странно: поначалу мы обе были вне себя от ярости, но в итоге как-то попривыкли друг к другу. Мы начали больше общаться и, ну… не думаю, что мы когда-нибудь станем лучшими подругами, но она ничего.

– Остальные придут? – спрашивает Мэнни – его дыхание вырывается изо рта белыми облачками. У него с собой большой бинокль – высматривать сову. Я не спрашиваю, где он его взял.

– Сказали, что да. – Я смотрю время на телефоне. – Алекс сказала, что придёт после того, как скажет Финли Макуину, что теперь любит Джино Анджелиса. Моди, наверное, до сих пор учится. Скоро они будут здесь.

Я уже виделась с Моди сегодня. Ей пришла новая посылка с шоколадом.

«Тебе понравится, – сказала она. – Обжаренный бленд из Коста-Рики». – Потом она села в такси, которое три раза в неделю по утрам возит её в Ньюкаслский университет. Она хочет получить степень по астрофизике и является самой пожилой их студенткой.

«Восемьдесят пять – это сущая ерунда, Уилла, – говорит она. – Особенно когда видела, как стодвадцатилетний президент произносит речь».

Сегодня небо ясное, а Луна кажется особенно яркой. Снова суперлуние, но пройдёт много десятилетий, прежде чем Луна приблизится к Земле настолько, как прошлой весной.

Мэнни достаёт потрёпанный выпуск «За рулём суперлёта» и открывает его на свежеуложенном деревянном полу. (Наша любимая статья называется «Королева Анна: «Мои лошади и мои классические суперлёты»».) Это по сути единственное доказательство, оставшееся у нас после наших приключений, и мы бережно его храним. Тут есть фото «Шевроле Суперлёт Спорт 212», прямо как у дедушки Нормана. Мне до сих пор стыдно, что лётик разбился, и я иногда беспокоюсь, что в этом обвинили Мину и Алекса. Я надеюсь, что – со временем – Алекс заставит их поверить в то, что произошло на самом деле.

– Как твоя ма поживает? – спрашиваю я, и Мэнни застенчиво улыбается.

– Нормально. Даже хорошо. Начиная со следующей недели я буду проводить с ней четыре дня в неделю, и Джейкоб считает, что с Рождества мы уже сможем жить вместе постоянно. Представляешь – Рождество с ма? Джейкоб говорит, он придёт к нам на рождественский обед и принесёт кое-какое традиционное шведское блюдо.

– Ага. Я уже сказала ему, что ты любишь сюрстрёмминг, – говорю я с абсолютно серьёзным лицом, а потом мы смотрим друг на друга и покатываемся со смеха.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спрашиваю я Мэнни, пока мы смотрим на кремово-жёлтую Луну. – Расскажи мне ещё раз, какая она – Луна. – Я всё ещё приспосабливаюсь разговаривать с брекетами на зубах, но Мэнни никогда не делает мне замечаний.

Он улыбается, отбрасывает с глаз длинную чёлку и снова рассказывает мне, что Луна очень тёплая, и ощущает он её в основном головой и животом, но иногда у него покалывает где-нибудь ещё, например, в ступнях. Именно так Алекс описывает влюблённость.

Мэнни берёт меня за руку, прямо как тогда, когда мы прошли через серую дыру, и я убеждена, что тоже это чувствую. И некоторое время мы просто сидим, смотрим на Луну, а я в очередной раз гадаю, настанет ли день – не сейчас и даже вряд ли в ближайшем будущем, но когда-нибудь, – когда мы, возможно, будем праздновать Вселенную Вне Войны здесь, в этом мире.

Я слышу, как за домиком раздаётся шелест травы, и вижу две приближающиеся к нам во тьме фигуры. Одна шагает легко и плавно, на ходу отправляя сообщения, и свет телефона освещает её лицо; вторая круглее и не такая гибкая, в руке она несёт что-то – я надеюсь, большой термос с горячим шоколадом. Метрах в пяти за ними идут ещё двое, держась за руки.

– Они пришли, – говорю я. – И с ними мама с папой.

Мэнни отпускает мою руку и показывает мне жест «М». Я показываю «М» в ответ и спрашиваю:

– Вы с мамой и Джейкобом не хотите прийти к нам на Рождество?

– Это, друг мой, – улыбается он, – было бы офлинтительно укатно!

КОНЕЦ