Текст книги "На обочине мира"

Часть четвёртая

Глава 27

Улизнуть из дома оказалось легко.

Телефон я взяла с собой, на этот раз полностью зарядив и очистив память, чтобы освободить побольше места. Папа всё ещё не приехал, и я рассчитываю, что мама уже спит (устав от их пререканий, возможно) и не проснётся, решив внезапно проверить, где я нахожусь.

Только не поймите меня неправильно. Не то чтобы я вся такая «Хэй-хо, это будет лёгкая и совсем не опасная прогулка до пещеры, а оттуда – в другое измерение»! Нет. На самом деле я в ужасе.

Я гнала изо всех сил. Стояла холодная весенняя ночь, так что я надела своё лаймово-зелёное худи, застегнув его до самого горла. И всё-таки я слегка дрожу, когда вижу Мэнни, стоящего на бетонной набережной лицом к бухте.

Простил ли он меня? Он не оглядывается, когда я спускаюсь по ступенькам, неся велик, хотя топаю я довольно громко. Когда я приближаюсь, он кидает на меня взгляд, а потом снова отворачивается к морю, сутулясь ещё сильнее обычного.

Поравнявшись с ним, я говорю:

– Слушай, прости за сегодняшнее.

Он пожимает одним плечом.

Это не то чтобы прощение, кажется, но пока что сойдёт.

И всё же Мэнни так ничего и не говорит. В конце концов он прочищает горло и кивает сам себе. Он как будто подводит черту под всем тем, что было до этого. А потом вытаскивает лист бумаги – распечатку с какого-то сайта. Там изображён график с линиями и столбиками цифр.

– Смотри, – говорит Мэнни. – Таблица приливов, составленная с учётом гравитационного притяжения Луны.

В темноте ничего толком не видно, так что я просто киваю, будто что-то поняла.

Он продолжает:

– Так, я не понимаю…

Я собираюсь сказать: «Это очень обнадёживает, учитывая, что мы жизнями рискуем», но умолкаю, не успевают слова слететь с губ. Не время для сарказма.

– То есть, я понимаю не всё, – говорит Мэнни. – Но я знаю достаточно, чтобы решить, что это, – он указывает на пещеру, – способно создавать какой-то перенос между измерениями… или так это называют на форумах. На серьёзных. В общем, если это правда, значит, во время перигея есть несколько дней, когда Луна находится к земле ближе всего, создавая идеальные условия для… ну, для того, чтобы отправиться в параллельный мир. Ещё нужен высокий прилив и ограниченное пространство, а это, – он снова тычет большим пальцем в сторону пещеры, – именно то, что мы имеем.

Некоторое время я молчу, пытаясь уложить всё в голове.

– Почти так Моди и сказала. Кажется.

– Моди так сказала? Когда? Что именно она сказала?

– Ох, Мэнни, всего я и не вспомню. Но звучало примерно как то, что ты мне только что рассказал. Большую часть я не поняла. Но скажем, ты прав: сколько у нас есть времени?

Теперь Мэнни поворачивается ко мне всем телом – впервые с нашей встречи. Я воспринимаю это как знак, что я полностью прощена. Он смотрит на треугольный зёв пещеры – чёрный и грозный у подножия лестницы со знаком «НЕ ВХОДИТЬ».

– Минуты три. Ты вроде как опоздала.

Я вздыхаю и сглатываю.

– Тогда идём. И, просто для ясности, Мэнни, – мы идём, собираем доказательства и возвращаемся со следующим же высоким приливом, двенадцать часов и двадцать пять минут спустя, ладно? У меня с собой заряженный телефон с камерой. А у тебя?

Он печально качает головой. Видимо, одной украденной и разбитой камеры кому угодно хватит по горло.

– Но… как ты соберёшь доказательства без камеры?

Он полуулыбается, слегка застенчиво, и снова ссутуливается.

– Я верил, что ты придёшь. Так ведь поступают друзья, да? Верят друг другу?

В этот миг Луна выходит из-за тучи, и набережную заливает кремовым светом – это привлекает внимание Мэнни.

Мы смотрим друг другу в глаза несколько секунд, а потом ещё несколько, и это вообще-то становится как-то неловко, но я не хочу портить момент, потому что это будет означать, что нам пора сделать то, ради чего мы и пришли.

Под нами о волнолом шумно разбивается волна, брызгая на перила капельками. Это даёт нам обоим повод отвести взгляд, и мы видим, что вода уже дошла до входа в пещеру. Вскоре мы уже перепрыгиваем через ограждение и спускаемся по склизким ступенькам.

– Высокий прилив сегодня как будто бы ниже, – говорит Мэнни – он обогнал меня на несколько метров и уже шлёпает через прибывающую воду ко входу.

– Это хорошо? Ну то есть, если ничего не сработает, мне как-то не хочется застрять в этой пещере, пока не начнётся отлив.

– Не волнуйся. Если всё сработает, встретимся завтра утром на углу рядом с коровами. Всё точно будет хорошо, наверное.

Мы уже внутри, и его голос эхом отражается от влажных стен пещеры.

– Наверное? Что-то мне не нравится это твоё «наверное», Мэнни. Что ты… Стой, ш-ш-ш! Ты это слышишь?

Мы продвинулись в пещеру на десять или пятнадцать метров, где её свод уже начал клониться вниз, и я могла бы поклясться, что слышала, как чей-то голос кричит моё имя. И вот опять.

– … иль… а-а-а!

– Ох, да ладно. Это… это Алекс! – говорю я Мэнни. – Я в этом уверена.

– Слушай, мы почти на месте. Учитывая тот фокус со сжатием времени, она будет здесь, когда мы уже вернёмся! Возьми меня за руку. В тот раз сработало.

Он не дожидается, пока я возьму его за руку, – хватает меня первым и тянет. В подрагивающем луче моего приложения-фонарика я вижу в глубине пещеры слой тёмного песчаника: толстую красноватую полосу, похожую на начинку сэндвича. Мы дошли до задней стены, слишком углубившись в пещеру, чтобы слышать что-то, кроме завываний ветра снаружи.

В этот момент мощный, низкий всплеск морской воды застаёт меня врасплох, и я взвизгиваю.

– Эй! Я думала, ты говорил, прилив так далеко не достанет? – говорю я, когда волна отступает. Но Мэнни не отвечает; вместо этого он тянет меня поближе.

– Ты готова? – спрашивает он, а не получив ответа, повторяет, с нажимом: – Ты готова, Уилла?

Я слишком нервничаю, чтобы говорить. Я сую телефон поглубже в карман и в ответ крепко жму руку Мэнни. В тусклом свете я вижу, как свободной рукой он шлёпает по тёмному слою камня.

Потом снова становится серо – на нас наступает та же пустая серость и ничто, как и в прошлый раз. Только теперь – гораздо медленнее, не знаю почему. Мне даже страшнее, потому что я знаю, что сейчас будет. Это всё равно что подниматься на американских горках вверх: это ведь страшнее, чем съезжать вниз. Ты визжишь от страха перед тем, что сейчас будет (по крайней мере я так делаю), а потом вопишь от восторженного ужаса, когда вагончик несётся вниз…

И вот я уже снова сажусь в своей постели в вымокших насквозь кроссовках и борюсь с сильным рвотным позывом.

Я ложусь – становится получше, так что я стаскиваю кроссовки и одежду и заползаю под покрывало с другим запахом, всё ещё тёплое от…

От моего тела.

Этого я до сих пор понять не могу.

Что случилось с той «мной», которая мирно спала в этой постели и оставила здесь отпечаток своего тепла? Где она теперь? Потом я думаю о Мэнни.

Это почти что инстинкт. Я лезу за телефоном в карман лежащих на полу джинсов и включаю его. Экран загорается, на нём возникают иконки приложений, но сигнала нет, как и вай-фая, и блютуса, и конникса, и даже старого неуклюжего 11G. Я хочу отправить Мэнни сообщение – ну знаете, убедиться, что он в порядке.

Как люди справлялись до моментальных сообщений?

Спать мне не хочется. Пробирающая до костей усталость, которую я испытывала в прошлый раз, ещё не овладела мной. Теперь мой мозг как будто ожил, словно внутри моей головы вспыхивает целая куча рождественских огоньков.

Видите ли, в прошлый раз всё было слишком запутанно. Всё навалилось как-то разом, и у меня вообще не было времени во всём разобраться.

Тот же ли я человек? Ну то есть, выгляжу-то я так же, если не считать зубов, которые заметил мой брат Алекс.

Я включаю свет, натягиваю халат (не такой, как у меня) и пристальнее разглядываю спальню, пытаясь понять, насколько этот мир отличается и как мне получше зафиксировать это, чтобы показать людям… ну, дома, наверное.

Мой стол в углу кажется прежним, но обычно я держу домашку в ярких пластиковых папках – их здесь нет. И книг тоже: над столом висит полка, но некоторые из названий отличаются. Мой «Гарри Поттер», который раньше принадлежал маме, пропал. Зато тут есть целая серия чего-то другого – каких-то «Хроник Мира» – явно зачитанных, автора, о котором я никогда не слышала.

Вот доказательство! Надо это сфоткать.

Я снова включаю телефон и выдыхаю с облегчением, видя, что камера работает. Я делаю снимок книжной полки, и моего стола, и нового покрывала, и постера с незнакомым певцом на стене.

Какая она, эта другая Вильгемина Шафто? Похожа ли она на меня?

Я так увлечена, что не замечаю, как дверь в мою спальню открывается. Но, услышав голос, я резко и шокированно поворачиваюсь.

– Мина, какого флинта ты… о. Это опять ты. Что вообще происходит?

Глава 28

Судя по голосу, брат не рад меня видеть – что едва ли удивительно, учитывая, как в прошлый раз я отпихнула его в сторону и укатила на фрирайде к бухте Браун вместо того, чтобы объяснить ему, почему – как он заметил – зубы его сестры за ночь покривели.

В этот раз сбежать не удастся.

– Слушай, эм… Алекс. Я могу всё объяснить.

Ну, это не правда, но должна же я что-то сказать, так?

Он смотрит на меня со смесью удивления и страха.

– Уж надеюсь. Пойду приведу маму с папой.

Я в отчаянии хватаю его за руку.

– Нет, нет! Не делай этого! Они очень расстроятся. – Я в панике, ужасе и ругаю себя, что не подумала об этом заранее.

Алекс вытаскивает из дверного замка спальни ключ, закрывая дверь за собой и запирая меня внутри.

Я бы закричала, но из этого ничего хорошего не выйдет. Я кидаюсь к окну, прикидывая, смогу ли вылезти из него второй раз за час, но тут вижу новое отличие. Наших новых смарт-окон как не бывало; вместо них тут старомодное подъёмное окно, наглухо заклинившее из-за слоёв краски. Плечи у меня поникают, и я опускаюсь обратно на кровать, гадая, что сказать маме с папой и поверят ли они мне.

Мгновение спустя в замочной скважине снова ворочается ключ.

В дверях стоит один Алекс. Я смотрю ему за спину, ища маму или папу. На миг меня опять просто завораживает существование этого старшего брата взамен сестры. Его тёмные волосы немного короче, но у девочки-Алекс всё равно довольно короткие волосы. У них одинаковые слегка сонные глаза с длинными ресницами и одежда для сна похожая: хлопковые шорты и мешковатая футболка, хотя моя сестра предпочитает чёрно-серые оттенки, а у этого парня – угадайте? – пижама разноцветная, с узором стены из Лего. Несмотря на это, в нём есть такие черты – более острая линия челюсти, более широкая грудь, – которые определённо дают понять: мальчик. Даже его голос, хоть и чуточку ниже, похож на голос моей сестры.

– Ты… ты им не рассказал? – спрашиваю я.

– Пока нет. Но, какое бы у тебя ни было объяснение, лучше бы ему быть хорошим. – Он входит в комнату и тихо прикрывает за собой дверь. Потом вытягивает из-за стола стул и выжидательно усаживается.

Так что я ему рассказываю. Здесь, в моей-но-не-моей комнате, я всё ему объясняю – насколько могу. И он слушает – слушает внимательно. Я рассказываю ему про мою сестру, Алекс, про мой мир, про Мэнни, про пещеру и про кобаку, про… всё. Я пытаюсь – без особого успеха – объяснить про суперлуние, и приливы, и то, что Мэнни называл переносом между измерениями.

(Ну, почти про всё. Я не рассказываю ему про фото и свечку на камине. Просто говорю, что у меня есть сестра по имени Алекс. Думаю, это и само по себе поразительно.)

Алекс говорит:

– Какая она? Алекс-девочка? – и я не знаю, что ответить. Угрюмая? Злая? Помешана на парнях? Просто в целом не очень-то милая? Всё это звучит как-то неправильно.

Так что я говорю:

– Вы внешне похожи. Она… симпатичная. – Что, в целом, правда. Когда она не хмурится.

Он говорит:

– Можешь назвать мне хоть одну вескую причину, почему мне стоит тебе верить?

Я задумываюсь на миг, а потом снова замечаю книгу, которую уже видела раньше: «Хроники Мира».

– Потому что если не поверишь ты, не поверит никто. А если это произойдёт, мне не удастся доказать дома, что Вселенная Вне Войны возможна.

Это не совсем правда, конечно. Вселенная Вне Войны – не единственная причина, по которой я вернулась. Но я начинаю думать, что здесь люди относятся к этому очень серьёзно и что для сидящего передо мной парня это может быть самым убедительным аргументом сохранять мой секрет в тайне ещё несколько часов, чтобы я смогла сделать то, что должна.

Мгновение Алекс обдумывает это; я даже не уверена, что он до конца понимает. Потом он бормочет:

– Та пещера, про которую ты говорила?

Он как-то по-особенному говорит это: мягко, вопросительно. Я настораживаюсь, но спрашиваю:

– Да? Что с ней?

– Это многое объясняет.

– Правда?

Он кивает и делает глубокий вдох.

– Мину – то есть настоящую Мину – перепугал кошмар, который она якобы видела пару недель назад. Но она говорит, что это не было похоже на сон. Она как будто правда там была – проснулась в какой-то пещере с одним мальчиком, застряв там из-за прилива в темноте, где-то, кажется, на полчаса? А потом снова оказалась в постели. Но это её офлинтительно расстроило. Она нас убеждала, что это правда было, но объяснить никак не могла. А ещё сказала, что у неё под ногтями был песок из той пещеры, но мама с папой ей не поверили.

Алекс собирается добавить что-то ещё, но я поднимаю руку, пытаясь переварить, что он только что сказал.

– Ты говоришь… я поменялась местами с другой собой? Она – Мина – была в пещере Браун? Это… это…

Я запинаюсь: меня окатывает волной печали и удивления. Я думаю о том, как, должно быть, ужасно было оказаться в западне в той пещере, даже ненадолго, думая, что это кошмарный сон. Бедная Мина! И мне прекрасно известно, каково это – когда тебе не верят. У меня такое ощущение, что это приключилось со мной.

– А ты? – спрашиваю я. – Ты ей поверил?

Алекс цокает и качает головой.

– Не то чтобы. Просто не мог. Это было… невероятно. Песок меня заинтересовал, но я решил, она просто придуривается. Это вызвало бухтебранку, ну и…

– Постой, что?

Алекс с удивлением смотрит на меня.

– Бухтебранка? Ну то есть много… ругани. Споров. Мы все перессорились напрочь. Она разозлилась на меня, на нас всех. А теперь… что ж, теперь, кажется, это произошло снова.

Так что мы двое сидим – Алекс на стуле, я на краю кровати – и просто пытаемся уложить это всё в голове. Нам не удаётся.

Потом у меня возникает идея.

– Посмотри-ка, – говорю я. – Это из моего мира. – Я вручаю ему свой телефон.

Алекс с осторожностью берёт его, как сырое яйцо, и вертит в руках: прямоугольник с серебристым корпусом и матово-чёрным экраном.

– Что это такое? – спрашивает он.

– Мобильник. Мобильный телефон. Или сотовый. Сокращение от «сотовый телефон», но что там за «соты», я понятия не имею. Дай я его включу.

– Это… телефон? – Он таращится на главный экран (там просто милая фотка Платона, кота Моди), потом на иконки приложений. – Ого, точно – ты погляди. Тут картинка телефонной трубки.

Алекс указывает на приложение для звонков – на нём изображён символ тех штуковин со старомодных телефонов, через которые говоришь и слушаешь. Я даже и не замечала раньше. И не знала, что это называется «трубка».

– А где наборный диск? Куда говорить? Можно позвонить? – Он дерзко улыбается, прямо как моя сестра.

– Не получится, – говорю я, и он приунывает. – Смотри. – Я указываю на значок, дающий понять, что связи нет. – Наверное, потому что нет сигнала и нет, эм… – Я умолкаю. Я не знаю, как работают телефоны, не так ли?

– Чего нет? Его надо включать в стену или что-то такое? – спрашивает Алекс и вдруг начинает казаться гораздо младше своих шестнадцати. У него любознательные глаза восьмилетки с новой игрушкой, в которую нужно вставить батарейки. Мне немножко стыдно, что я не знаю, так что я что-то придумываю.

– Нет, эм… сети… передатчиков… спутниковых сигналов.

Он кивает, будто понимает.

– Спутниковых, значит? – говорит он. – Укатно!

Укатно?

Мне хочется немножко повыпендриваться, так что я добавляю:

– Это не только телефон, вообще-то. Это ещё и камера. – Меня слегка распирает от удовлетворения, когда Алекс поражённо округляет глаза.

Я открываю приложение камеры и показываю ему фотки, которые только что сделала, и он думает, что это всё просто здорово, особенно то, как можно их перелистывать пальцем, и я внезапно жалею, что перекинула все снимки из памяти на ноутбук. Я хотела, чтобы на телефоне стало как можно больше места, а стоило бы оставить парочку фоток моей «реальной» семьи.

– А хочешь посмотреть самое лучшее? Кликни вот туда. Обожаю этот сайт!

– Кликни?

– Нажми на него. Да не так сильно, блин!

Я надеялась показать ему своё любимое приложение – хЭппи – со смешными шутками и танцами. Вместо этого – стоило бы догадаться – на экране появляется сообщение.

Алекс читает вслух:

– «Нет подключения к сети. Для подключения к этому приложению используйте Wi-Fi или широкополосную сотовую сеть, такую как 11G». Я понятия не имею, что всё это значит, Мина.

– Мы с Алекс и её подругой Жанетт сняли шикарный хЭппи, когда я была в шестом классе. Набрали четыре тысячи двести звёздочек, думали, завирусится.

Бедный Алекс. Он просто моргает с отвисшей челюстью почти на всё, что я говорю, и это начинает приносить мне удовольствие. Оказывается, впечатлить его очень легко.

– Ага, а папа говорит, их изобрели только когда он был маленьким, и вечно жалуется, что молодёжь от них зависима: знаешь, постоянно в соцсетях, слушают музыку и всё такое, смотрят войну…

Алекс морщит лицо, и мне немедленно хочется взять эти последние несколько слов обратно.

– Вы смотрите войну? Какую войну? Первую мировую? Вторую?

Я с усилием сглатываю.

– Нет. Третью. Нет, нет, нет – она ещё не началась. – Он просто в ужасе, и я вздыхаю. – Просто… К этому всё идёт. По крайней мере так все говорят. Если Британия в неё вступит, то и все наши союзники тоже, и тогда моему папе придётся идти воевать… Ну, кто знает, как там будет, а?

Алекс опускается на стул.

– Значит, поэтому ты пришла? Чтобы показать им лучший мир? – и я киваю. Это не совсем ложь.

Между нами повисает долгая тишина; Алекс вертит телефон в руках, изучая его с таким видом, будто он таит какой-то секрет.

– Тут и проигрыватель есть? – спрашивает он, показывая на приложение с песнями, и я киваю. – Ну давай – включи мне какую-нибудь вашу музыку. Музыку из будущего!

– Это не будущее, Алекс. Это настоящее. Но всё-таки…

Я беру у него телефон. Память я очистила не до конца. Тут осталось несколько треков, которые я могу включить, и два-три клипа, так что я выбираю одну песню, которую поёт Фелина (которую вы, скорее всего, знаете), с такими словами:

Ты сделал мой мир лучше!

На-на-на на-на!

Алекс просто сидит с моим телефоном в руке, совершенно ошеломлённый, и слушает. Потом включает трек снова. И ещё раз, и ещё.

Спустя некоторое время я с замиранием сердца замечаю, что эта возня разрядила батарею наполовину. Я быстро забираю у Алекса телефон и выключаю его, злясь на свою тупость и желание повыпендриваться. Я даже зарядку с собой не взяла.

Тупая, тупая, тупая Уилла.

Глаза Алекса, впрочем, продолжают восхищённо светиться, и мне нравится, что он, кажется, доверяет мне. Потом он говорит:

– Ну так – а что с Миной? Что ты с ней сделала? Где она?

Я отвечаю, на этот раз спокойнее:

– Я правда не знаю, Алекс. Я ничего не делала. Не то чтобы я поймала её, то есть меня. Её, меня, без разницы. Я не понимаю, как это всё работает, но думаю, что пока здесь я, Мины здесь быть не может, иначе нас стало бы двое, и это было бы совсем странно. Ну то есть представь, если бы на кровати сейчас сидело две меня и каждая утверждала бы, что это она настоящая.

Алекс обдумывает это, потом стискивает подбородок большим и указательным пальцами. Точно так же делает моя сестра, и я начинаю смеяться.

– Что? – спрашивает он. – Что смешного?

И тут я встаю и крепко обнимаю его – он удивляется, но обнимает меня в ответ. Я немножко всхлипываю – в основном от облегчения, чем от чего бы то ни было ещё, и Алекс слегка неловко похлопывает меня по спине. Когда я отстраняюсь, он улыбается.

– Значит, это будет… между нами? – говорю я. – Нельзя рассказывать маме с папой. Пока я не уйду. Пожалуйста?

– Но… почему нет?

– Только подумай: суматоха, вопросы… полиция? Это всё может подвергнуть нас с Мэнни реальной опасности. Я уйду обратно, обещаю. Ну, если не совсем обратно, то… вбок, в сторонку.

Долгое-предолгое время мы смотрим друг на друга.

– Пожалуйста, – говорю я. – Брат?

Когда я произношу эти слова, то чувствую что-то похожее на сожаление. Обещать уйти обратно означает навсегда оставить этого Алекса. А более того, кажется, мне здесь нравится.

Наконец он говорит:

– Держись со мной, Мина, в смысле Уилла – ну просто офлинтеть как крышкануто это звучит!

– Как это звучит?

– Крышкануто. Ну знаешь: странно, необычно.

Я улыбаюсь.

– Ага. Точно… офлинтеть как крышкануто.

Алекс начинает кивать, будто боролся со своей совестью и наконец выработал стратегию.

– Значит, до следующего высокого прилива? И когда он?

Я отвечаю:

– За пять минут до полудня.

– Жалко, что ты не сможешь остаться подольше. Завтра вечером будет празднование ВВВ.

– Завтра? – ошарашенно повторяю я. Когда мы с Мэнни были здесь в последний раз, до празднования ВВВ оставалось ещё несколько дней. Но, с другой стороны, время, кажется, работает совершенно непредсказуемо, когда путешествуешь в это измерение и из него.

Алекс пожимает плечами:

– Да и к тому же мне хочется повидаться с этим твоим Мэнни. Так что – завтра в школу?

– В школу? – переспрашиваю я, слегка встревожившись. У меня не было времени разработать план, но то, о чём я подумать успела, школу точно не включало.

– Тебе разве не надо собрать доказательства? Сможешь уйти, когда получишь то, что тебе нужно.

Мгновение я обдумываю это.

– Ворота будут закрыты, Алекс. Я не смогу просто взять и выйти.

Алекс прищуривается.

– У вас в школе закрывают ворота? Зачем?

– Понятия не имею. Чтобы мы не вышли? Чтобы плохие люди не зашли? Не знаю.

Он говорит:

– Хм-м, – как будто не очень-то меня понимает, и я не могу его осуждать.

Значит, завтра в школу. А к полудню – обратно домой.

Что может пойти не так?