Текст книги "Крах черных гномов"
Автор книги: Ростислав Самбук
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Карл Кремер, если не ошибаюсь? – переспросил человек, снова показывая зубы.
– Да, меня зовут Карл Кремер, – ответил Карл.
Лицо человека расплылось так, словно он встретил ближайшего друга.
– Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
– Нет, – твердо ответил Кремер. – К сожалению, у меня нет времени.
Незнакомец сразу показался ему подозрительным, и Карл хотел избежать разговора.
– Я от фон Вайганга, – понизил голос человек. – У меня к вам поручение. Идите за мной.
– Чем вы докажете?.. – начал Карл, но человек оборвал его.
– Выйдем с вокзала, – приказал Кремеру, – там все разъяснится.
Карл пожал плечами и пошел за человеком. Они вышли на привокзальную площадь, и закрытый черный лимузин резко затормозил перед Карлом, обдав его грязью.
– Садитесь! – открыл дверцу его спутник.
– Никуда я не поеду, пока…
Карл не успел договорить. Кто-то схватил его за руки, вывернул их назад. Щелкнули наручники. Кремер рванулся, но напрасно.
– Спокойно, мальчик! – прогудел кто-то над ухом. – Я могу отдавить тебе ноги!
Карл невольно глянул вниз и увидел огромные – размера сорок шестого или сорок седьмого – ботинки. «Такой и вправду отдавит», – успел только подумать Кремер, как его приподняли и бросили в машину. Ударившись коленом о дверцу, Карл упал на заднее сиденье. Великан плюхнулся рядом с ним, а второй – с лицом бульдога – сел слева. Автомобиль сразу же тронулся.
– Это произвол! – уверенно начал Кремер, хотя и понимал: его игра проиграна. – Я буду жаловаться!
– Я тебе пожалуюсь! – великан схватил Карла за ухо, повернул лицом к себе. – Ишь, сволочь, он еще взбрыкивает!..
– Вы не имеете права… – начал Кремер.
Второй человек захохотал за его спиной.
– Гестапо на все имеет право!
– Я не видел ваших документов и не знаю, кто вы… – не унимался Карл.
– Вот тебе документ! – великан вдруг ударил его в подбородок. У Кремера щелкнули зубы, и он повалился на человека слева. – Какие еще документы тебе нужны?
– Не надо, Гельмут, – остановил товарища второй гестаповец. – Обкровянит всю машину.
Великан недовольно пробормотал что-то. Как-то нехотя обыскал у Карла карманы, забрал все из них и отвернулся к окну. Машина выезжала из городка. Кремер скосил глаза, чтобы узнать, куда едут, но второй гестаповец накинул ему на голову черную тряпку.
Автомобиль мчался на большой скорости – скрипела резина на поворотах. «Километров сто десять в час, не меньше, – определил Карл. – Взяли меня без пяти одиннадцать. Хотя бы приблизительно буду знать, на сколько отъехали…»
Кремер сидел в неудобной позе, привалившись боком к спинке сиденья. Руки, стянутые за спиной наручниками, затекли, от тряпки на голове воняло потом и дешевым табаком. Хотелось пить и немного тошнило, но Карл заставил себя собраться и обдумать все, что произошло.
«Руди Рехан?» – подумал прежде всего. Однако Рехан продал бы его лишь в том случае, если бы над ним самим нависла опасность. И все же этот вариант следует иметь в виду.
Может, его встречи со Штеккером, Ульманом и Ветровым? А западня в доме Марлен Пельц? Возможны абсолютно непредвиденные случайности, которые могли навести гестапо на его след. Карла знакомили с разными случаями, когда проваливались агенты высшего класса, и он знал, что даже самые осмотрительные не застрахованы от просчета.
Машину подбросило на выбоине, и Карл ударился головой о спинку сиденья. Черт бы побрал этих гестаповцев, как сговорились: сидят, будто в рот воды набрали, хотя бы словом перекинулись… Может, проговорились бы…
Если даже допустить, что стало известно о подозрительных связях Карла Кремера, то разве выпустили бы его в Швейцарию? Конечно же нет. Значит… закавыка в самой поездке. Арестовать Кремера, зная, что его поездка – внешне невинного коммерческого характера – организована Вайгангом, могли лишь по указанию Управления имперской безопасности. А если учесть давние дружеские отношения группенфюрера с самим Гиммлером, то понадобились бы особенно веские доказательства вины Карла Кремера или Вайганга. Правда, давая санкцию на арест, кто-то мог пойти ва-банк, надеясь, что, идя на дно, Кремер потянет за собой и группенфюрера.
Какие же доказательства вины Карла Кремера могло иметь гестапо?
Прежде всего, о его поездке мог знать кто-то кроме Вайганга и Кремера, – например, Шрикель, – и уведомить Берлин. Нет. Тогда бы его забрали на границе, обыскали и без лишних хлопот получили бы компрометирующие материалы.
Дальше. В Цюрихе за ним могли незаметно следить и установить, что он встречался с американцами. И все же сам факт, хотя и подозрительный, не может служить доказательством антинемецкой деятельности Карла Кремера. Чарльз Хокинс – деловой человек, к тому же, по документам, не американский подданный. И нет такого закона, который запрещал бы честному немецкому коммерсанту заключать выгодные соглашения. Если в гестапо будут строить обвинение на этом, им вряд ли удастся доказать что-либо. Правда, если бы дело касалось одного Карла Кремера, то можно было бы вообще ничего не доказывать – есть тысячи способов убрать его. Но, насколько понимал Карл, ставка в этой игре значительно выше…
Готовя Петра Кирилюка к работе в Германии, подполковник Левицкий рассказал ему о грызне между руководителями гитлеровского рейха. Об их коварстве и жестокости, о методах, которыми они пользуются в борьбе за власть.
Вполне возможно, что кто-то хочет устранить со своего пути Вайганга и рассчитывает сделать это с помощью свидетельства Карла Кремера.
А гестаповцы, как нарочно, молчат – ни слова… Очевидно, это точный психологический расчет: пусть тревожные мысли лезут в голову, пусть отчаяние растравит сердце. Это зачастую изнуряет больше, чем пытки…»
Машина остановилась и засигналила.
– Это ты, Курт? – спросил кто-то ворчливо. – Быстро вы…
Сосед Карла слева опустил стекло на дверце, сказал недовольно:
– Тебе что за дело? Открывай ворота и заткни глотку!
– Ты пожалеешь, Курт, что всегда был груб со мной, – прохрипел часовой. – Я с тобой сочтусь за все!..
– Прикуси язык, старая ворона!
Карл услышал скрип ворот, и машина тронулась. Круто повернула, проехала еще немного и остановилась. Гестаповец слева – Курт, как уже знал Кремер, – сорвал с него тряпку.
– Выходи! – приказал Карлу.
Кремер осмотрелся, стараясь не пропустить ни одной детали. Высокий забор с колючей проволокой, справа – гараж с несколькими боксами. Сразу за асфальтовой площадкой – цветник, между клумбами к двухэтажному дому тянется посыпанная желтым песком дорожка. Если бы не тюремный забор с колючей проволокой – полная иллюзия усадьбы бауэра среднего достатка.
– Давай! – подтолкнул Кремера в спину Курт, и они направились к дому.
Впереди шел верзила. «Гельмут, – вспомнил его имя Кремер. – Действительно, великан».
Гельмут шел, засунув руки в карманы и немного сгорбившись. Неуклюже переставлял ноги в грубых башмаках, оставляя на песке дорожки глубокие следы.
Большие, широкие, с необычным рисунком – две елочки рядом, – они напомнили Карлу что-то, но он никак не мог вспомнить что. Карл взглянул на ботинки Гельмута. Kрепкие, на каучуковой подошве, а елочки, наверное, чтобы не скользили.
«Где же он мог видеть такие следы? Да какое это имеет значение? Следы как следы…» А вот уже и крыльцо дома. Окна первого этажа узкие и мрачные, забраны решетками, двери дубовые, обитые железными полосами. Такие не под силу и Гельмуту.
Верзила вытащил из кармана тяжелый ключ, открыл дверь и отступил на шаг, пропуская Кремера.
– Давай, давай! – толкнул его в спину Курт. – Мы с тобой тут цацкаться не собираемся!..
Узкий темный коридор. Кремер остановился, ничего не видя. Услышал, как за спиной скрипнули двери. Кто-то, наверное, Гельмут, схватил его за ворот, снял наручники и толкнул в темноту. Позади хлопнула дверь, щелкнул замок. Карл по инерции пролетел вперед, еле успевая переступать ногами, и больно ударился ушибленным коленом. Ощупал препятствие: край кровати. Сел. Постепенно глаза привыкали к темноте, вернее – полутьме. Из узкой щели под самым потолком пробивалось немного света.
Когда-то в комнате было окно, потом его заложили кирпичом, переделав помещение в обычную тюремную камеру. Откидная кровать с тонким матрацем, параша, железная дверь с волчком для подглядывания. Но тепло.
Карл несколько раз взмахнул затекшими руками. Почувствовал, как запульсировала кровь в кончиках пальцев. Снова сел на край кровати. Так закончилась карьера ювелира Карла Кремера: тюремная камера, лежак и параша. Что ж, это не так уж неожиданно – он знал, на что шел, готов был и к такому финалу. Теперь только бы вытерпеть! Будут бить и мучить. А Карла никогда не били – лишь несколько раз ударили прикладом в лагере военнопленных. Все это детская забава по сравнению с тем, что его ожидает. Как знать, сможет ли вытерпеть?
Карл знал: должен вытерпеть, но сомнения мучили. Даже поймал себя на мысли – хочет, чтобы скорее все началось, тогда уверится, что дух его сильнее тела.
Лег на кровать и закрыл глаза, пытаясь отогнать сомнения. Вспомнил огромные башмаки гестаповца и съежился. Услышал, как под Гельмутом скрипел песок на дорожке… И по две елочки на следах…
Но где же он все-таки видел эти отпечатки?
И вдруг Карл вспомнил. Да, он вспомнил, где и когда видел такие же следы с двумя елочками. Но это же… Нет, не может быть…
* * *
Ветров схватил кирку и изо всех сил ударил ею в верх прохода. Грунт осел, заваливая нору, а Юрий все бил и бил, осыпая мокрую землю.
– Что он делает? – не выдержал Гибиш. – Это – единственный путь назад!
Старый шахтер бросился к Ветрову, но Свидрак задержал его. Стояли и смотрели.
Засыпав проход, Ветров в изнеможении опустился на ближайший камень. Оглянулся на товарищей.
– Там фашисты? – не выдержал Василько.
– Газ… – выдохнул Юрий. – Они забросали штрек газовыми гранатами.
Хорошо, что Юрий почувствовал слабый запах газа, пока они только начали раскидывать завал. Зажмурив глаза и не дыша, Юрий обваливал грунт, пока не перекрыл путь газу. Теперь сидел и никак не мог отдышаться, всматривался в возбужденные лица товарищей и думал: зачем он это сделал? Им всем хватит еды и воды на сутки, а потом? Все равно смерть.
Ветров знал – сейчас они тоже поймут это, и подыскивал слова, которые могли бы хотя немного подбодрить ребят. Искал и не находил.
Первым оценил положение Свидрак. И при тусклом свете фонарика Ветров увидел, как вытянулось и без того продолговатое лицо пана Тадеуша, как посуровели его глаза.
Свидрак вопросительно взглянул на Гибиша, но тот лишь отрицательно покачал головой. Он давно уже приготовился к смерти. Может, потому, что имел за плечами семьдесят лет, а может, и потому, что за свою долгую жизнь не раз уже бывал похоронен под землей.
– А может, все-таки есть какой-нибудь выход отсюда? – спросил Ветров на всякий случай.
Гибиш безнадежно махнул рукой.
– И все же хоть какой-то шанс должен быть, – продолжал Ветров, хотя знал: нет ни одного. Не мог позволить, чтобы сидели все вот так, в ожидании смерти. Вся натура его восставала против пассивного ожидания, требовала действия. В конце концов у них много времени, даже слишком много, чтобы обследовать эту проклятую пещеру. Правда, через пятьдесят минут рванет, но вряд ли этот отдаленный взрыв причинит им вред.
Ветров решительно поднял группу.
– Сдаваться рано, – произнес уверенно. – Надо осмотреть все, чем черт не шутит…
– Да-да, рано складывать руки, – поддержал его Свидрак. – Пошли!
Гибиш пошел впереди. Они продвигались вдоль стены, освещая ее метр за метром. Но всюду громоздились камни. Они преграждали им путь, приходилось перелезать через них. Все устали, и скоро Василько запротестовал:
– А ну его совсем. Все равно отсюда не выйти…
Ветров остановился, взял паренька за плечо, тряхнул.
Осветил фонариком лицо. Василько ждал: сейчас накричит, отругает. А Ветров сказал насмешливо:
– Не думал я, что ты такой слабовольный. Знал бы, ни за что не взял бы с собой…
– Я?.. Это я слабовольный! – вспыхнул Василько. – Да я!.. – Он захлебнулся от возмущения, но Ветров не щадил его:
– Расхныкался, как пацан! Спокойно умереть захотел? Ну, оставайся, помирай…
– Вы не так меня поняли, – попробовал выкрутиться Василько. – Просто, скалы…
– А если я неправильно понял, – сразу остыл Ветров, – так иди вперед. Видишь, Гибиш чего-то сигналит…
Василько перелез через глыбу и направился к Гибишу. Ветров осветил циферблат часов и потушил фонарик. Они включали свет только в крайнем случае: если сядут батарейки, вечная тьма окутает их. Для чего нужен будет им свет, никто не мог бы сказать, но, очевидно, так уж устроен человек – даже сознавая безнадежность своего положения, продолжает надеяться на лучшее… А может, от первобытного человека еще остался в нас этот страх перед темнотой?
Но вот фонарики стали вспыхивать все чаще. Ветров знал почему: с минуты на минуту должен громыхнуть взрыв… Это волновало всех, ждали нетерпеливо, и в то же время с тревогой, какой-то неосознанной тревогой: а вдруг что-то не сработает, вдруг они сделали что-то не так?
Ветров знал определенно: все сделано как следует и все выверено до секунды. Снова осветил часы – осталось три минуты. Вздохнул. Даже если не сработает часовой механизм, что исключено, у них достаточно времени, чтобы вернуться и проделать все снова. Тогда – он сознательно готовил себя к этому и знал, что сделает так, – отошлет всех на безопасное расстояние, а сам подожжет детонатор. Не успеет даже услышать взрыва…
Но не предаст ли он тем самым товарищей? Ведь их ждет медленная неминуемая смерть, а умереть так, подпалив детонатор, – благо…
Но взорвать себя вместе с товарищами он, пожалуй, не смог бы…
Ветров снова мигнул фонариком: вот оно, сейчас…
– Стойте! – приказал всем. – Тише!
Повторять не потребовалось: все замерли – во мраке тишина чувствуется иначе, полнее, словно ее можно ощутить на ощупь, потрогать рукой…
Секунды таяли. Прошло уже, наверное, больше минуты, и Ветров, не выдержав, включил фонарик. Ему показалось, что именно это короткое движение его пальца привело к взрыву – рвануло, как показалось, совсем рядом, задрожала земля под ногами, и он вынужден был прижаться спиной к холодному камню, чтобы не упасть. И тут же почувствовал, что и глыба за его спиной покачнулась, луч фонарика затанцевал у него в руке, вырывая из тьмы трепещущий круг. На голову посыпалась земля, а по левой руке что-то сильно ударило. Но то, что успел увидеть Ветров, заставило его рвануться вперед, забыв про боль. Все происходило как в замедленном показе какого-то ужасного фильма: на глазах у Юрия огромная гранитная глыба, под которой стоял Свидрак, закачалась и упала. Ветров видел, как Тадеуш поднял руки, будто смог бы задержать многотонную тяжесть.
Ветров закричал, но не услышал собственного голоса. Бросился к глыбе, навалился всем телом, с ужасом сознавая: если все они и сумеют сдвинуть ее с места, это уже ничего не даст…
Но все-таки отдавал приказания, и все помогали ему… пока наконец Ветров не приказал отступить.
Теперь никто не экономил батареек. Ветров всматривался в мрачные лица товарищей – кажется, никто больше не пострадал. И все же спросил:
– Все целы?
Никто не ответил, только Юзеф невольно провел рукой по боку. Это движение не прошло мимо внимания Ветрова.
– Что с тобой, Юзеф? – направил на него луч фонарика.
– Та, проше пана, ниц… Зацепило трохи…
Ветров заставил Юзефа поднять сорочку. Действительно, ничего страшного, только большой синяк и кожа поцарапана.
Юзеф смотрел на Ветрова, и губы у него дрожали. Сказал в отчаянии:
– Лучше бы и меня…
Ветров хотел прикрикнуть на него, но лишь пожал плечами. Он и сам только что мечтал о легкой смерти. И, видимо, Свидраку все же повезло.
Гибиш достал сигарету, не спеша размял ее. Чиркнул спичкой, склонился над огнем и застыл, пристально глядя на колеблющееся пламя.
Обжег пальцы и чертыхнулся, тряся рукой:
– Может, у кого найдется кусочек бумаги?
– Зачем? – удивился Юзеф.
– Погодите… Нужно пламя…
Василько вытащил из кармана бутерброд, завернутый в газету. Развернул и подал бумагу Гибишу.
– Как раз с портретом Геббельса… Пусть горит, хоть символично… – пошутил грустно.
Гибиш поджег газету и высоко поднял ее над головой.
– Собираетесь организовать факельное шествие? – пошутил Василько. Ветров взглянул на него осуждающе – товарищ погиб, а он шутит. Но Василько не унялся. – Зрителей-то нет, и вообще…
Гибиш оборвал паренька решительным жестом. Замер, внимательно наблюдая за пламенем. Красные неровные языки трепетали, едва наклоняясь в одну сторону.
– Видали? – с гордостью спросил Гибиш.
Все с недоумением переглянулись. Старый шахтер махнул рукой. Сел, с жадностью затянулся сигаретным дымом, разъяснил:
– В пещере, из которой нет выхода, стоячий воздух, значит, и пламя было бы неподвижным. А тут тяга…
– Постойте, постойте, – заволновался Василько, – вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать! – рассердился Гибиш. – Я ничего не знаю, но после взрыва могли произойти сдвиги. Надо попробовать…
– Хо! – вдруг громко вскрикнул Василько. – Впервые вижу пользу от колченогого!
– Какого колченогого? – не понял Юзеф.
Василько пнул ногой кусок газеты с обгоревшим портретом Геббельса. Сделал это так непосредственно, что даже Гибиш улыбнулся.
Ветров коснулся глыбы, которая похоронила Свидрака. Снял картуз. Василько прижался щекой к холодному камню, в его глазах Ветров увидел слезы.
«Совсем еще ребенок…» – подумал печально. Вздохнул и подал команду:
– Пошли!
Снова впереди шел Гибиш. Они углубились в пещеру и попали примерно в такую же расщелину, по которой пробирались под галереями подземного завода.
Гибиш время от времени останавливался и поджигал остатки газеты с речью Геббельса. Затем снова все трогались, перелезая через каменные завалы.
В одном месте Гибишу пришлось расширять проход киркой; Ветров пожалел, что не он впереди и старому человеку, который и так уже устал, приходится пробивать путь для всех.
Потом расщелина немного расширилась. Теперь все время поднимались по громадным скалистым ступеням. Ветров предложил Гибишу поменяться местами, но тот решительно запротестовал. Дышал тяжело, но не останавливался.
Похолодало, и это обрадовало Гибиша.
– Молитесь богу, – сказал хрипло Ветрову, – нам может посчастливиться.
– Молюсь дьяволу, – пошутил Юрий, – мы в его царстве, и бог здесь не имеет власти.
Гибиш снова зажег спичку и прикрыл пламя ладонями, чтобы не погасло. Прошли еще десятка два метров, и вдруг ход кончился. Гибиш затоптался на месте, ощупывая лучом фонаря стены.
– Постойте! – крикнул Василько. Он включил свой фонарик, направил его луч на узкое темное пятно на высоте более двух метров. Фонарик дрожал в руке, свет танцевал по стене, и все как завороженные смотрели на пятно.
– Так это же выход! – первым нарушил тишину Юзеф. – Матка боска, это же выход!
– Погасить фонари! – шепотом приказал Ветров. – И тише!
Из проема лился свежий холодный воздух.
– Я вижу звезды, – прошептал Юзеф.
– Молчи! – сердито оборвал его Ветров. – Там могут быть гестаповцы.
Ветров уперся рукой в стену, подставил Юзефу плечи. Тот еле протиснулся в отверстие.
– Быстрее, – торопил его Ветров.
Прошло несколько секунд, а может, минут… – наконец раздался шепот Юзефа:
– Все спокойно… Можно выходить…
Он помог выбраться сначала Гибишу, потом Васильку. Ветрову спустили веревку и еле подтянули его к проему. Выбравшись на поверхность, Юрий спросил Гибиша:
– Где мы?
Старый шахтер ткнул пальцем вправо:
– Там, в двух километрах, шоссе, над ним – вход в пещеру.
– Неужели мы прошли два километра? – усомнился Ветров.
– Расщелина вывела нас по прямой…
– На шоссе нам выходить нельзя… – начал вслух рассуждать Юрий. – Как же добраться до города?
– За той горой, – показал влево Гибиш, – железная дорога.
– В таком виде появиться на станции! – скептически хмыкнул Юрий. – Надо помыться и почиститься…
– Тогда вот что… – начал Гибиш нерешительно. – На станции работает родственник моей жены…
– Сможет ли он укрыть вас на несколько дней, пока не переправим в надежное место? – спросил Ветров.
Старый шахтер заколебался.
– Гестаповцы наверняка будут искать меня. Возможно, и у родственников жены.
– Тогда нам надо сегодня же прорваться в город. Завтра ваше фото будут иметь сотни агентов.
Они спустились с холма, прошли ложбиной и попали на проселок, ведущий к железнодорожной станции. Когда уже подходили к ней, по шоссе промчались, поблескивая фарами, четыре грузовика с солдатами. Значит, уже подняли тревогу, и зону завода окружают эсэсовцы. Надо спешить…
Родственник Гибиша понял их с полуслова. Вынес на кухню кучу старой одежды, щетку и ваксу для обуви.
– Через восемнадцать минут, – взглянул на старинные деревянные часы, – будет товарняк на Дрезден. Стоять будет полторы минуты.
Ветров колебался. Конечно, было бы хорошо быстро выбраться отсюда, но опасно: кондуктор заметит…
Будто отвечая на его мысли, родственник Гибиша сказал:
– Я отвлеку кондуктора, поговорю с ним, а вы сядете в вагоны.
– Ну, хорошо, – согласился не без колебаний Ветров, – но вы, – обратился к ребятам, – выпрыгнете на ходу перед городом. Мне с товарищем Гибишем придется ждать остановки. А ваши ноги выдержат…
Родственник Гибиша выключил свет и выпустил всех во двор.
Вдали уже постукивал товарный состав.
* * *
Кремер ходил по камере, стараясь привести в порядок мысли. Вспоминал. Это было совсем недавно. Выпал первый снег, ему не спалось, встал, когда и прислуга еще не проснулась, вышел в сад. Постоял на широкой террасе, укрытой белым пушистым снегом. Снег лежал ровным, нетронутым ковром, и только эти следы портили все. Точно такие же – большие, с двумя елочками, – они начинались у дверей, ведущих в покои Вайганга. Кремер подумал тогда: у группенфюрера уже успел побывать кто-то – окна кабинета светились.
Карл пошел, оставляя свои следы – вдвое меньшие – рядом с теми. Ранний посетитель Вайганга свернул на аллею бронзовых гномов, прошел, не останавливаясь, до флигеля Шрикеля. Карл помнил это совершенно точно; потом он хотел даже спросить группенфюрера, с каким циклопом тот дружит.
Теперь все это ожило в памяти Кремера: белый снег, черные гномы и следы с двумя елочками… Неужели у Вайганга был Гельмут?
Карл перебрал в памяти всех: охранников виллы, шоферов, садовников, обитателей флигеля Шрикеля. Никто не мог конкурировать с Гельмутом. Понимал: его предположения эфемерны, даже самый легкомысленный следователь не положил бы их в основу гипотезы. Но он не был следователем, и никто не заставлял его искать подтверждений версии. Он чувствовал: что-то есть в этом совпадении, и если это просто совпадение, случайность, судьба Карла Кремера от этого не ухудшится и не улучшится.
А если не совпадение? Если и вправду Гельмут был в тот день у Вайганга? Да, а когда выпал первый снег?.. Как раз в тот вечер приезжала фрейлейн Краузе, а на следующее утро у него с Вайгангом состоялась беседа, после которой Карл поехал в Швейцарию…
Кремер остановился и ущипнул себя за руку. «Ну и что ж! – снова одернул себя. – Подумаешь, какие-то следы…»
Но если группенфюрер разговаривал с Гельмутом примерно в то же время, когда давал задание и Карлу, то это ставит все с головы на ноги. Значит, Вайганг хочет проверить его, убедиться, насколько можно доверять Кремеру… И поручил это сделать Гельмуту и Курту.
Что же, группенфюрер получит убедительные доказательства!
А если все это результат чрезмерной фантазии Карла? Он, собственно, ничем не рискует. Его поведение теперь не должно отличаться от прежнего. Он только подчеркнет этим верность Вайгангу, подчеркнет тактично, не переигрывая, и тогда козырной туз группенфюрера обернется жалкой шестеркой.
Карл растянулся на твердой кровати. Основное теперь – экономить силы. Хотел заснуть, но не смог: нервы были натянуты до предела. Лежал, стараясь не думать о том, что будет с ним часа через два-три… Вдруг сел на кровати, тихо засмеялся. И как это он не сообразил раньше? Значит, арест все-таки здорово выбил его из колеи, если он не обратил внимания на такой грубый их просчет. Если бы его взяли, так сказать, по-настоящему, обязательно обыскали бы тщательно и одежду забрали бы. Не назовешь же обыском то, что Гельмут пошарил по карманам и даже как следует не опорожнил их. Нет, гестапо таких ошибок не допускает! За клапаном внутреннего кармана пиджака у Карла был второй – потайной кармашек. В нем остались фотография Хокинса и половинка доллара.
Эта мысль успокоила Карла немного, он снова улегся, закрыл глаза и увидел Катрусю. Она смотрела на него серьезно и предостерегающе, немного испуганно – темные глаза ее казались совсем черными. Расставаться с Катрусей не хотелось, но в камеру почему-то вбежал Ветров, за ним – Гельмут. Ветров уклонился от удара Гельмута и сам ударил его снизу в подбородок так, что гестаповец упал, стукнувшись спиной о железные двери. Железо загудело, Гельмут поднялся и крикнул Карлу:
– Выходи!
Кремер вскочил. Действительно, гремел ключ в железной двери. Сколько же он проспал? Щель под потолком не светилась – значит, вечер или ночь.
Открылась дверь – на фоне залитого электрическим светом прямоугольника темнела фигура Гельмута.
– Выходи! – он позвякивал ключами. – Быстрее!
Кремер обиженно поднял голову, переступил порог. Гельмут молча указал ему на дверь справа, в конце коридора.
Комната, куда они вошли, была большой и темной, с кафельным полом и длинной полкой, на которой были аккуратно разложены никелированные инструменты. В камине пылали дрова. Перед камином – два кресла и журнальный столик с начатой бутылкой. В кресле, спиной к Карлу, сидел Курт, о камин оперся здоровенный эсэсовец в расстегнутом мундире.
Кремер остановился посреди комнаты. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, куда он попал: плохо отмытые кровавые пятна на стенах, сверкающие инструменты, конечно, не хирургические…
– Подойди ближе, – оглянулся Курт.
Кремер не тронулся с места.
– Я хотел бы знать, на каком основании вы задержали меня и привезли сюда?
Гельмут захохотал, но Курт остановил его нетерпеливым жестом.
– Вот что, сволочь, – произнес чуть ли не ласково, – здесь спрашиваем только мы. Советую быть вежливым и послушным, ответы давать правдивые и исчерпывающие… на все наши вопросы. Мы знаем, кто ты и для чего ездил в Швейцарию. Нам надо уточнить лишь некоторые детали.
– Я готов ответить на ваши вопросы, господа, – начал Карл, – при условии…
– Молчать! Никаких условий! – оборвал его Курт. – Можешь начинать… – он кивнул эсэсовцу в расстегнутом мундире и добавил добродушно: – У тебя с утра руки чешутся…
Тот снял мундир, аккуратно повесил на спинку стула. Посмотрел на Карла, словно примериваясь, сделал несколько пружинистых шагов и неожиданно ударил согнутой правой рукой так, что Кремер едва устоял.
– А он крепкий! – удивился эсэсовец и снова ударил изо всех сил.
У Карла поплыли цветные круги в глазах. Но и на этот раз он удержался на ногах.
– Разве это удар? – засмеялся Гельмут. – А еще хвалишься!
Он обошел Кремера, не глядя на него. Лениво потянулся, медленно взмахнул рукой… Карл почувствовал: ему почему-то не хватает воздуха, обожгло мозг, потом подкосились ноги.
– Вполсилы!.. – хвастливо загудел вверху голос Гельмута. – Приведи его в чувство.
Эсэсовец выплеснул на Кремера ведро воды, поднял на ноги.
– Будешь отвечать? – спросил Гельмут.
Карл молча кивнул.
– То-то же, – удовлетворенно потер руки Курт. – Рассказывай, зачем ездил в Швейцарию. Только честно.
Карл добросовестно изложил согласованную с Вайгангом, «на всякий случай», версию: улаживал дела со швейцарскими фирмами о поставке часов. Курт одобрительно кивал головой. Когда Кремер закончил, сказал с издевкой:
– Это ты рассказывай своему духовнику!.. Здесь гестапо, а не исповедальня, и мы вытянем из тебя правду. Тебя посылал фон Вайганг?
– Нет, – ответил Карл уверенно. – Он помог мне только оформить документы.
– К кому же посылал тебя фон Вайганг? – голос Курта зазвучал угрожающе. – Отвечай, мы все знаем!
– Я уже сказал, что группенфюрер лишь помог мне преодолеть некоторые формальности.
– Не крути хвостом! И думай о себе, а не о фон Вайганге.
– Как вы смеете говорить так о группенфюрере? – в голосе Карла звучало неподдельное возмущение. – Он – один из преданнейших офицеров рейха и, когда узнает о вашей провокации…
– Я последний раз спрашиваю: какое задание ты получил от группенфюрера фон Вайганга?
– Не теряй времени зря, Курт! – вмешался Гельмут. Моргнул эсэсовцу: – Поработай-ка над ним еще…
На этот раз Кремер потерял сознание не так быстро. Когда от боли хотелось кричать и невольно вырывался стон, Карл заставлял себя величайшим усилием воли переключаться на другие мысли. Представлял залитые солнцем днепровские склоны, золотой купол Лавры среди зелени, Катрусю, переступающую с ноги на ногу на московском морозе в ожидании троллейбуса, просторные, залы Третьяковской галереи, куда ему так и не удалось попасть еще раз…
Подумав о Третьяковке, Карл вспомнил картину, которая поразила его. Он не помнил фамилии художника, а картина, кажется, называлась «Допрос коммунистов» – стоят два человека, со спокойными и мужественными лицами, их руки связаны… а перед ними гладкий затылок белогвардейца. Сейчас пленных начнут пытать, потом расстреляют, но ни одного стона не вырвется из их уст…
А сможет ли он так? Разве не те же идеи привели его в эту мрачную комнату за сотни километров от друзей и от Родины? И враги, хотя и в других мундирах, так же люто ненавидят все то, в чем смысл его жизни.
А от боли кружится голова и опять подгибаются колени. Да есть ли вообще мера человеческому терпению?
Даже Гельмут запыхался – расстегивает воротник и вытирает пот со лба. Подал знак эсэсовцу, тот подтащил Карла к камину, бросил на стул.
– Так что поручил тебе фон Вайганг? – цедит сквозь зубы Гельмут.
Карлу больно даже дышать. И, несмотря на это, ему стало смешно: неужели они в самом деле уверены, что боль может сломить человека?
Постой, не переигрывает ли он? Вытерпел бы настоящий Карл Кремер такое испытание, скажем, за миллион? Где-то писали, что скупец пожертвовал жизнью, но не расстался с несколькими золотыми. Настоящий Карл Кремер во имя сохранения этих золотых, наверное, давно раболепствовал бы перед гестаповцами, врал бы и, наконец, признался бы во всем. Стойкость духа вряд ли свойственна ему.
Карл сделал плаксивое выражение лица…
– Господа, – прошамкал невнятно, – я сказал вам чистую правду, и мне нечего добавить… У меня с фон Вайгангом только деловые отношения. Было единственное поручение группенфюрера – привезти его высокоуважаемой супруге браслет или сережки.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.