Текст книги "Крах черных гномов"

Девушка часто-часто заморгала, и Карлу показалось, что она сейчас заплачет. Он понимал ее и мог бы ответить прямо, честно, но не имел права. Потому и ответил с деланым равнодушием:

– Я не желаю еще и этим забивать себе голову. Моя совесть чиста – и это главное.

– И ты считаешь свою совесть чистой только потому, что не держал в руках оружия?

– А почему бы и нет?

Разговор начинал интересовать Карла, и он подзадорил Эрнестину.

– Наверное, я боюсь потому, что чувствую себя виноватой, – вздохнула она. – Ведь там, – неопределенно махнула рукой, – всех нас считают врагами – воевал ты или нет. Немец – и все…

Карл вспомнил Ульмана, и горький клубок подступил к горлу. Но чем он мог помочь Эрнестине? Рассказать о смерти старого Фридриха?

– Со временем все станет на свои места, – сказал задумчиво. – Конечно, трудно сразу остудить разбушевавшиеся страсти, и каждому из нас придется пережить немало горьких минут. Мы заслужили их. Если не вы лично, так ваш брат или знакомый строили концлагеря и запускали Фау. И все же, я уверен в этом, пройдет время и станет ясно, кто порядочный человек, а кто негодяй. Главное – не запачкать себя. Ни сейчас, ни потом… – Кремер посмотрел на Эрнестину и увидел в ее глазах слезы.

– А если не можешь найти границу между грязью и чистотой? – прошептала едва слышно.

«Конечно, – подумал Карл со злостью. – Танцевать с эсэсовскими офицерами, любоваться военными парадами, мечтать об украинских и приволжских землях, жить в роскошной вилле, зная, что это вечно и даровано богом, – очень приятно. А теперь, когда наступает расплата, заговорила совесть, стало страшно. Что ж, тяжелое похмелье!..»

Эрнестина посмотрела на него грустными глазами и сказала:

– Отец хочет отправить меня с матерью в Швейцарию. Там у нас под Женевой собственный дом, и он считает, нам будет там лучше. А я хочу посоветоваться с тобой.

– Если бы у меня была такая возможность, – ни на миг не задумался Карл, – давно бы уехал в Швейцарию.

– Это так далеко от тебя…

– Я приеду, как только улажу дела, – подбодрил ее Кремер. – Тебе там будет легче и, – улыбнулся ободряюще, – скорее избавишься от страха перед будущим.

Девушка взглянула на него с укоризной.

– Ты ничего не понял, – обиделась, – бомбардировки не пугают меня, и ни один суд не осудит нас. Страшнее, когда осуждаешь себя сам. От этого суда не спрячешься нигде.

– Муки совести? – спросил Карл с едва заметной иронией, но Эрнестина сразу почувствовала это.

– Я была о вас лучшего мнения! – вспыхнула, но тут же безнадежно махнула рукой. – Мужчины – все толстокожие.

– Бегемоты, – невесело пошутил Кремер. – Вы никогда не мечтали об охоте на гиппопотамов? Представьте, речка, заросли и гиппопотамы… Целое стадо гиппопотамов…

– С меня хватит и одного толстокожего, – отрезала девушка.

Карл не выдержал и рассмеялся. Глядя на него, повеселела и Эрни. Посмотрела на часы.

– Жаль, что мы отпустили шофера, – пожалела она. – Мне надоело здесь и хочется проехаться.

– Машина будет через сорок минут, а пока – пейте шампанское.

Они сидели в отдельном кабинете одного из лучших ресторанов Нейштадта. Эрнестина заехала за Карлом – у нее были билеты на концерт, но как-то так вышло, что на концерт не пошли, и девушка предложила выпить по бокалу вина. Теперь Карл знал почему: Эрнестине хотелось выговориться. Это всегда так – неразделенную душевную тяжесть переносить труднее, и дружеская поддержка, даже одно сочувственное слово в такие моменты дороже всего.

Кремер взял бутылку. Вино переливалось в фужер пенной струйкой, со дна поднимались пузырьки и взлетали над поверхностью мельчайшими брызгами – это нравилось Карлу, и он нарочито медленно наполнял бокалы.

Скрипнула дверь – Кремер чуть было не разлил вино. Недовольно взглянул на официанта – так не вовремя тот вошел. К тому же и счет принес, хотя никто не просил его.

– Воздушная тревога, господа! – сообщил официант. – Прошу рассчитаться и спуститься в бомбоубежище.

Говорил спокойно, видимо, не раз уже произносил эти фразы и привык к затемнению, тревогам, гулу самолетов в ночном небе. Сам Дрезден, по существу-то, и не бомбили; жители его относились к воздушным тревогам несерьезно и рассказы о ночных массированных налетах, от которых гибли целые города, считали сильно преувеличенными.

Кремер недовольно поморщился: перспектива провести час или два вместе с пьяными посетителями ресторана совсем не прельщала его. Рассчитавшись, спросил у Эрни:

– Ты очень боишься бомбардировок?

Девушка неопределенно пожала плечами.

– Я видела это только издалека.

– Эта тревога, очевидно, несерьезная, – легкомысленно решил Кремер. – Давай убежим в парк. Все равно машину сейчас не пропустят.

Они вышли в вестибюль и, выбрав удобный момент, прошмыгнули мимо полицейского на темную улицу. Швейцар заметил их в последний момент, закричал что-то вслед, но Карл схватил Эрнестину за руку и побежал, сразу же растворившись во мраке. В переулке девушка остановилась, опершись на ближайшее дерево.

– Я не могу так быстро, – взмолилась. – Туфли…

Карл посмотрел на ее ноги, но ничего не увидел. Вспомнил – они собирались на концерт, и Эрни – в модных туфлях на высоких каблуках. В таких туфлях не то что бежать, ходить трудно.

Взяв девушку под руку, почувствовал, как плечо Эрни прижалось к нему. Прошли длинный квартал, держась ближе к домам, чтобы не обращать внимания полицейских. Эта прогулка даже понравилась Эрнестине – заслышав шаги патруля, они прятались в воротах, за выступы домов, и девушка, пугливо прижимаясь к Карлу, чувствовала, как бьется его сердце. А может, это только казалось Эрнестине…

Дома сомкнулись в сплошную каменную шеренгу. Зима стояла мягкая, снег растаял, и остатки его соскребли с тротуаров. Улица напоминала глубокую траншею, холодную и сырую, только где-то там, высоко-высоко, почти у самых звезд, свежий воздух, и легко дышится. Карлу захотелось хотя бы на миг подняться над каменным мешком и глотнуть свежего воздуха. И тут же вспомнил, что и там сейчас тесно: летят, звено за звеном, стальные машины с мощными моторами…

Не успел Карл подумать об этом, как Эрнестина остановилась, прижавшись к нему. С неба доносился монотонный, непрерывный вой, который усиливался с каждой секундой и заполнял собою все вокруг. Вдруг на горизонте, где-то на окраине города, засветилось небо – Карл догадался, что с самолетов сбросили осветительные ракеты. Стало жутко: значит, бомбардировщики, гудящие в высоте, идут на Дрезден, и сейчас…

– Скорее! – он схватил Эрнестину за руку. – Скорее куда-нибудь на открытое место, сейчас здесь будет ад!

Словно в ответ на слова Карла совсем близко грохнуло, задрожала под ногами земля, и каменные громады домов наклонились над их беззащитными телами. Вспыхнули голубые лучи прожекторов и затарахтели зенитки. Ухнуло ближе, но они не обратили внимания на пламя и красное зарево на небе – бежали… Эрнестина не жаловалась уже на туфли. Бежали, пока наперерез не метнулась черная фигура.

– Стойте! – приказал полицейский. – В бомбоубежище!

Карл хотел обойти его, но внезапно впереди, на перекрестке, вспыхнул огонь, задрожал воздух, закачалась земля, и дом – огромный, пятиэтажный – начал рассыпаться. Взрывной волной полицейского отбросило на тротуар, Карл больно ударился о стену дома, но не упал и успел поддержать Эрнестину. Стоял несколько секунд, а может и минут, ничего не видя и не слыша: в ушах звенело, острая боль сверлила виски.

Остатки дома вдруг запылали и осветили безлюдную улицу. Полицейский лежал на тротуаре, подогнув под себя ноги. Карл схватил его под мышки, поднял. Полицейский, очевидно, сильно ударился, ибо стонал и едва шевелил руками. Кремер посадил его возле дома и осмотрелся. Путь вперед преградили развалины. Их уже объяло пламя. И пока огонь не разбушевался, можно было попробовать проскользнуть в квартал, который вел к парку.

Кремер потащил Эрнестину за собой. Девушка не понимала, почему он тянет ее к пылающему дому, сопротивлялась. Карл грубо дернул ее за руку:

– Быстрей! Быстрей, пока не поздно!

Огонь заполнил полперекрестка, упала балка, рассыпая сноп искр. Видимо, они обожгли девушке ногу; она вскрикнула и схватилась за колено. Стало тяжело дышать, но Карл потащил Эрнестину вперед.

Перелезли через груду кирпича – огонь уже не угрожал им. Эрни всхлипывала с перепугу или от боли, но Кремер не успокаивал ее. Пока бежали вдоль горящего дома, казалось, что опасность именно здесь, а дальше – спасение, покой, тишина и прохлада. Вдруг снова – вой, взрыв, и стена дома впереди закачалась и медленно, словно раздумывая – упасть или нет, – начала оседать на мостовую.

Карл оглянулся на Эрнестину и даже в колеблющемся свете пожара увидел, как у нее от ужаса расширились зрачки. На колебания не было времени: в нескольких шагах сзади пылал дом, и туда уже не было хода. Вперед!

Может, он и крикнул это слово, только Эрнестина либо не услышала, либо не подчинилась. Выдернула руку и безвольно села прямо на мостовую. Закрыла лицо ладонями, подняла плечи, некрасивые плечи, остроту которых не прикрывал даже мех шубки.

– Быстрее! – неистово заорал Карл. – Безумная, здесь – смерть!

Эрни не шевельнулась, окаменела. Карл оглянулся, как бы ища помощи. Потом подхватил девушку, почти не ощущая тяжести, побежал прямо туда, где клубилась пыль от разрушенной стены. Наверное, ему просто повезло, он не споткнулся, лишь разодрал рукав пальто, зацепившись за стальной прут развороченного перекрытия.

Затем они бежали по мостовой, стараясь держаться подальше от каменных великанов. Когда добежали до первых деревьев, грохнул взрыв совсем рядом. Карлу показалось, что земля выскользнула из-под ног и он летит в бездну. Лицо обожгло горячей волной и сразу – тишина и покой…

Карл пошевелился. Вроде живой, руки и ноги целы, и ничто не болит. Поднял голову, и первое, что увидел, – большие испуганные глаза Эрнестины. Девушка погладила его по щеке и внезапно расплакалась.

– Чего ты? – не понял Кремер.

– Живой…

– Конечно, живой…

– А мне показалось… – Эрни не договорила, но Кремеру не требовалось пояснять. Душевный порыв девушки растрогал его. «Надо спасти ее во что бы то ни стало», – решил про себя. Поднялся и осмотрелся. Невдалеке горел дом, освещая темные стволы деревьев, а с улицы к парку бежали люди. Их маленькие фигурки на колеблющемся красном фоне казались жалкими – люди напоминали муравьев, которые беспорядочно мечутся вокруг развороченного муравейника, не зная, что случилось и что следует делать. Вдруг перед этими маленькими фигурками взметнулся огромный огненный вихрь, он разбросал людей, с корнем вырвал большущее дерево, которое упало на чугунную ограду.

Карла снова бросило на землю, но теперь он не потерял сознания. Лежал на голой земле, не чувствуя холода. Да и куда еще бежать?

Эрнестина притихла рядом, накрыв голову маленькой сумочкой, и Карлу стало вдруг смешно: сумочка не защитила бы и от легкого удара. Девушка подобрала под себя ноги. Только сейчас Кремер заметил, что она потеряла туфлю, чулки были порваны. Мех шубки обгорел и свернулся – Эрнестина напоминала несчастную бездомную кошку.

Кремер снял шарф, обернул босую ногу девушки. Теперь он вспомнил, что в средней части парка есть открытое место с фонтаном. Воды там нет, бассейн выкопан в земле и может стать хорошим укрытием, разве что бомба упадет совсем рядом.

Они уже добежали до бассейна, когда позади, в нескольких метрах, что-то тяжело упало на землю, Карл толкнул Эрни, она покатилась по дну бассейна, и Кремер, падая, успел заметить, как Эрни снова схватилась за голову.

Прошла секунда… две… три… А может, он просто не услышал взрыва? Карл ущипнул себя за руку. Больно. «А-а… – догадался Карл, – она не взорвалась…»

Ощущение того, что рядом лежит, возможно, бомба замедленного действия, не испугало Кремера. Теперь, очевидно, его ничто не испугало бы: острота восприятий притупилась. Карл лишь придвинулся ближе к стенке бассейна, подумав, что в случае взрыва волна пройдет над ними…

Эрни уткнулась лицом ему в грудь и мелко-мелко дрожала. Карл погладил ее по растрепанной голове; эта ласка немного успокоила девушку.

…Бомбардировка закончилась перед рассветом. Прекратили стрельбу зенитки, и небо уже не раскалывалось от гула мощных моторов. Карл осторожно высунул голову из укрытия: все время помнил о бомбе, которая не взорвалась и лежала рядом, – обидно было бы погибнуть именно теперь.

Город горел. Горело всюду. Возле входа в парк Кремер не заметил ни одного целого дома. Из окон ресторана, где они когда-то обедали с Реханом, вырывались языки пламени, и Карл подумал, что неплохо бы немного погреться. Ноги замерзли так, что не чувствовал пальцев. Эрнестина от холода стучала зубами. Карл помог ей подняться.

– Теперь быстрее! – приказал, кивая в сторону. – Не то эта проклятая бомба…

Эрнестину не надо было подгонять, но ноги ее одеревенели. Кремер подставил девушке плечо и потащил ее, перебираясь через поваленные деревья.

Возле выхода из парка было жарко. Эрни прислонилась спиной к чугунной ограде и протянула к огню закоченевшие пальцы. Закрывала лицо локтями от жара, но пальцы все не отходили. Начал дымиться мех шубки, а пальцы на ногах еще не слушались.

Нечего было и думать пройти по улицам горящего города, и Кремер принял решение пробираться к Эльбе – лишь несколько кварталов отделяло парк от набережной. Берегом реки Карл рассчитывал спуститься вниз к окраине, а оттуда не так уж и далеко до виллы Вайганга.

На берегу к ним присоединилось еще несколько оборванных, обожженных, грязных людей, и они вместе добрались до окраины города. Здесь все выходы перекрывали эсэсовские патрули. Кремер показал офицеру документы, и тот дал им свою машину.

…В вилле никто не спал. Карла и Эрнестину встретили в вестибюле. Сюда вышел и Вайганг. Заметив, как просветлело его лицо, Кремер убедился: группенфюрер по-настоящему тревожился за него. И только Руди Рехан, как ни старался изобразить радость, разочарованно поморщился.

* * *

Рехан то дулся на Карла, то был слишком угодлив. Кремеру это надоело, и он решил поставить оберштурмфюрера на место. Помог случай: Руди скрыл от Карла бумаги, которые передала Вайгангу одна из машиностроительных фирм.

Кремер встретил Рехана в аллее черных гномов. Руди неохотно подошел к нему, явно не желая давать какие-либо объяснения. Карл предвидел это и сказал без церемоний:

– Мне надоели ваши гримасы, Руди. Вас огорчило, что я не погиб во время бомбардировки, но я жив, и вам придется считаться с этим безусловным фактом.

– С чего это вам пришло в голову? – попытался обидеться Рехан. – Мы работаем в контакте, и я вас обо всем информирую…

– А бумаги фирмы Линдера?

Узкое лицо Рехана пожелтело.

– Откуда вы узнали о них?

– Я знаю каждый ваш шаг, и когда-нибудь вы дождетесь – сверну вам шею!

Руди сел на скамью, решительно похлопал по мокрым доскам рядом с собой.

– Нам надо поговорить, Карл.

– Я никогда не отказывался от душеспасительных бесед, – ответил Кремер, однако не сел. – Так что вы хотели сказать мне?

– Так вот, – начал Руди уверенно, но решительность его сразу сникла, и он пробормотал: – Скажите, Карл, вы хоть представляете, сколько можно заработать на этих американцах?

«Вот откуда ветер дует!» – понял Карл. Значит, оберштурмфюрер хочет урвать свой кусок пирога. Но его аппетит будет разгораться с каждым днем, и неизвестно, чем все это может кончиться.

– Представляю, – ответил Кремер.

– И сколько же, по-вашему?

– Несколько миллионов.

– Верно! – торжествуя, поднял палец Рехан. – Надеюсь, вы не упустите такой шанс! Или ваши убеждения…

Карл поморщился. Что ж, придется немного поводить Рехана за нос.

– Кто это в наше время отказывается от денег? – сказал, презрительно прищурившись.

– Я так и знал, – обрадовался оберштурмфюрер. – Вы покрутились у нас и поняли, в чем настоящие прелести жизни. Закончится война, и за деньги вы приобретете все…

Карл достал из кармана мелкую серебряную монету, подбросил и ловко поймал.

– Я буду иметь все самое лучшее! И виллу где-нибудь в Ницце. Я люблю Средиземное море, Руди. Люблю, хотя никогда не видел его.

– У вас недурной вкус, Кремер, – подхватил Рехан. – Аппетит приходит во время еды, не так ли?

– Разве это плохо?

– Конечно нет. А что получу я?

Нос у Рехана заострился, он с тревогой смотрел на Карла.

– Не лучше ли вам обратиться с этим к фон Вайгангу? – ответил вопросом на вопрос Кремер и с удовольствием заметил, как у Руди задрожали губы.

– Все-таки фон Вайганг… ну… понимаете, он мой шеф, и мне как-то неудобно…

– Боитесь? – прямо спросил Кремер.

– Не то что боюсь, однако…

– Этот вопрос решает только фон Вайганг, – подчеркнул Карл твердо. Руди сверкнул глазами, и Кремер понял, что оберштурмфюрер не поверил ни одному слову. – Да, фон Вайганг, но, учитывая наши отношения с вами, я могу намекнуть ему…

– Только осторожно, Карл! – вырвалось у Рехана с таким испугом, что Кремер едва не расхохотался. Значит, Руди боится группенфюрера и в то же время не хочет упустить своей доли, и кто знает, что пересилит в нем: страх или жадность?

Рехан закурил, со злостью пнул стоящего рядом гнома.

– Натыкали болванов, – сказал некстати и тут же пристально взглянул на Кремера. – Как вы думаете, могу ли я рассчитывать на двадцать процентов?

– Все зависит только от группенфюрера, – повторил Карл. – Думаю, кое-что перепадет и вам.

– Кое-что… кое-что… – со злостью произнес оберштурмфюрер.

– В погоне за большим можно утратить и малое! – менторским тоном сказал Карл, и Рехан сразу согласился с ним.

– Да-да… – покачал головой. – Я надеюсь, что вы не забудете обо мне. – Еще раз пнул носком сапога гнома, встал и взял Кремера под руку. – Вы хотели посмотреть бумаги Линдера? – льстиво заглянул ему в глаза. – Пожалуйста.

– Сейчас у меня нет времени, – делано равнодушно ответил Карл. – Я загляну к вам вечером.

– Нет-нет, – не сдавался оберштурмфюрер. – Я хочу, чтобы вы сейчас же посмотрели на них и чтобы между нами не осталось недомолвок. Кстати, – спросил якобы мимоходом, – когда у вас встреча с этим, как его… американцем?

– С Се… – чуть было не попался Кремер, но вовремя спохватился. – Вы имеете в виду Сеттонса? – Карл назвал вымышленную фамилию.

– Мне безразлично, кто он, Сеттонс или Сейнерс… – И чтобы не выдать своей радости, Руди отвернулся и носком сапога отшвырнул камешек, лежавший на аллее. – Могли бы вы привести его ко мне, чтобы он удостоверился собственными глазами, что мы тут не сидим без дела?

«А ты установишь с ним личные связи… – Карл понял, к чему клонит Рехан. – И тогда можно будет наплевать и на Вайганга, и на Кремера. Американцев же интересуют документы, и только документы, и им все равно, кому платить за них».

– Сомневаюсь, чтобы мистер Сеттонс согласился с вашим предложением, – сказал Карл задумчиво. – Он очень осторожен и предпочитает иметь дело с одним человеком.

– Мне все равно, – смутился Рехан. – Я так… для общей нашей выгоды… Нет, так нет.

Кремер успел перехватить его враждебный взгляд: Руди не так прост, как кажется…

Разговор с Реханом не на шутку встревожил Кремера. Вечером, еще раз вспоминая его, Карл пришел к выводу, что оберштурмфюрер не остановится на полдороге и сделает все, только бы встретиться с американцами и самому получить деньги. Чем больше Кремер размышлял над этой проблемой, тем больше убеждался в том, что Рехана необходимо убрать с пути. Но как это сделать? Проще всего было бы снова обратиться к Ветрову – тот нашел бы способ избавиться от Руди. Но ветровские методы теперь не годились. Убийство Шрикеля расследовала комиссия Главного управления имперской безопасности. Допрашивали и Карла, но для проформы. Вайганг так красочно расписал самообладание и храбрость, проявленные Кремером во время покушения на него (комиссия приняла эту версию), что на Карла не могло пасть и тени подозрения. Комиссия решила, что покушение совершила диверсионная группа союзников, заброшенная на парашютах в немецкий тыл. Ее искали, но пришли к выводу, что диверсанты ушли в Чехословакию – к партизанам, действующим в горах. Нет, убивать Рехана было бы безумием. Это сразу же насторожило бы гестаповцев. А привлекать их внимание сейчас было бы просто легкомысленно.

Кремер почти до рассвета ломал голову, пока окончательно не наметил себе план действий. Заснул на несколько часов и проснулся совсем свежий. Побрился и позвонил Вайгангу.

– У меня срочное дело, шеф. Вы сейчас свободны?

* * *

Выдалось необычное для марта солнечное утро. Расчищенный асфальт между разрушенными домами покрылся лужами. Прохожие перепрыгивали через них, обходили открытый телефонный люк, возле которого возился монтер в форменной фуражке. Сумка с инструментом стояла на сдвинутой набок крышке.

Монтер свесил в люк ноги и перебирал какие-то провода. Видно было, что работа не очень интересует его – все время поглядывал на дом, который каким-то чудом сохранился среди развалин.

Улица заметно опустела – теперь мимо люка проходили только озабоченные домашние хозяйки с сумками и свертками.

Василько начал нервничать: сдвинул форменную фуражку на затылок, сердито дергал провода и все чаще посматривал на подъезд дома.

После диверсии на подземном заводе гестапо стало проверять всех восточных рабочих. Василько почувствовал, что дела его плохи, и сказал об этом Ветрову. Тот перебросил паренька в Чехословакию. Месяц Василько прожил в Татрах в полузаброшенном охотничьем домике. Зимой все дороги туда обрывались, во время снежных заносов можно было добраться только на лыжах. Лесник – пожилой бобыль – был своим человеком. Юрий поселил у него Гибиша, выдав его за родственника, который эвакуировался из разрушенного города. Здесь же неделю провел под строгим присмотром и Ганс Кремер, пока его не переправили к чехословацким партизанам.

При бомбардировке Дрездена ветровский гараж сгорел, и Юрию пришлось перебазироваться в поселок, за десять километров от города. Теперь он смог забрать к себе Василька.

Уже четвертый день Василько шнырял вокруг дома, который освободили после бомбардировки Дрездена под жилье для офицеров гестапо. Уже трижды, спрятавшись в развалинах, видел, как выходит из подъезда, опираясь на палку, Вернер Зайберт. Хорошо еще, что Горст Ульман успел сообщить Штеккеру эту фамилию. Ветров теперь знал – Горст убит в подвале. Юрий понимал, что гестапо все равно уничтожило бы парня, предварительно подвергнув его пыткам. И неизвестно, выдержал бы Горст… Теперь же можно воспользоваться помощью фельдфебеля… Штеккер помог выявить настоящую фамилию Зайберта.

Ветров без колебаний принял решение уничтожить Эмиля Мауке. Не только потому, что хотел отомстить гестаповцу – просто был уверен, что Мауке слишком много знает и, пока будет жив, не даст покоя подпольщикам.

Возле дома остановился «опель-капитан», и сердце Василька екнуло – неужели он и сегодня останется на бобах? Завтра будет сложнее: не может же монтер копаться два дня на одном месте…

Из подъезда вышел высокий человек в гражданском. Василько облегченно вздохнул, увидев, как он садится в машину. Но куда черти задевали Мауке? Как правило, он выходил в десять и пешком шел в гестапо. Шел быстро, стараясь не опираться на палку, и Василько понимал: эти четыре квартала для Мауке – упорная тренировка.

В половине одиннадцатого Василько решил – еще пятнадцать минут. Пятнадцать – и ни минуты больше. И так он торчит здесь уже около часа…

Василько взглянул на часы, и в это же мгновение хлопнула дверь дома: на тротуар вышел Мауке. Секунды на две Василько застыл от неожиданности. Мауке приближался к нему. Василько оставил провода и придвинул к себе кожаную сумку, в которой монтеры носят свой нехитрый инструмент. Нащупал пистолет, глянул из-под козырька вдоль улицы, оценивая обстановку.

Две женщины с хозяйственными сумками переходили улицу, мальчишка прыгал по тротуару на одной ноге. Из-за угла вышли два офицера, но они далеко и вряд ли смогут помешать ему.

Мауке уже в нескольких метрах. Василько, склонившись над люком, видел только ноги в черных туфлях: Мауке шагает осторожно, обходя лужи, чтобы не запачкаться. Еще один шаг, еще…

Когда Мауке почти поравнялся с люком, Василько, чувствуя, как у него занемели пальцы, встал, загородив ему дорогу. Мауке сделал еще шаг вперед, встретился взглядом с монтером, увидел блеснувший в его руке пистолет, судорожно сунул руку в карман. Но тут Василько нажал на курок. Звука выстрела не услышал, зато увидел, как пуля рванула пальто на грудь Мауке. У того подогнулись колени, он повернулся боком к Васильку и как-то неловко упал, ударившись головой о крышку колодца. Только теперь Василько оглянулся. Казалось, прошло много времени, но почему женщины стоят еще на середине улицы, испуганно уставившись на него? А офицеры – в самом конце квартала…

Василько подхватил сумку. Краем глаза увидел – офицеры бегут к нему, и один расстегивает кобуру. Перепрыгнул через труп Мауке, пригнулся и, петляя, побежал к руинам. Позади грохнуло, но выстрел не испугал Василька – он уже прыгал через кучи битого кирпича. Еще два прыжка – и дыра в стене. Протиснувшись в нее, Василько почувствовал, что опасность миновала. Эти развалины он изучал три дня, и теперь сам черт не угонится за ним. Согнувшись, пролез под балками перекрытия, обежал большую груду кирпича.

Ищи ветра в поле…

* * *

– Хотите выпить, Руди? З-зайдите ко мне… Я не признаю н-никаких причин и жду вас!

Карл притворился пьяным. Держал телефонную трубку на расстоянии от уха и чуть морщился, слушая ответы Рехана.

– Нет! Руди! Именно се-ейчас! Бросайте все дела и заходите. Ко всем чертям работу, когда есть хороший коньяк и прекрасное настроение. Я уже пьян. Но, ручаюсь, пе-ре-пью в-вас… Идите скорее…

Положив трубку, внимательно осмотрелся кругом. Скомканная постель, почти пустая бутылка вина, а рядом еще не открытый коньяк, пепельница, полная окурков, и клубы табачного дыма под потолком – все это удовлетворило его. Расстегнул ворот сорочки и плюхнулся на диван возле столика с бутылками.

Когда вошел Рехан, Кремер высоко поднял полный бокал.

– Рад вас видеть, Руди, в добром здравии, но разговаривать с вами не буду, потому что в ваших трезвых глазах читаю осуждение и презрение к человеку, который дует спиртное в одиночку без достаточных на то причин.

Рехан смотрел настороженно, хотя и растянул рот в добродушной улыбке.

– А может, у меня есть основания! – захохотал Карл. – Вы же не знаете, Руди…

– Расскажете, если уж пригласили…

– Вы – гений, Рехан. У вас необычайный дар предвидения. Выпейте сначала. Иначе я не могу разговаривать с вами.

Рехан взял бокал неохотно, но все же выпил до конца. Посидел немного молча, исподлобья наблюдая за Кремером. Наконец сказал:

– У меня к вам важное дело, но вы в таком состоянии, что вряд ли воспримете все серьезно.

– Нет, почему же, – решительно возразил Карл, – я даже знаю, о чем вы собираетесь спросить. Могу вас обрадовать: я разговаривал с фон Вайгангом, и он согласился с моим предложением. Сегодня вы должны поить меня, Руди, но я оставлю вас должником…

– Сколько? – беззвучно спросил Рехан.

– Пятнадцать процентов.

Руди недовольно вытянул губы:

– Всего-то?

– Не забывайте о накладных расходах.

Оберштурмфюрер не ответил, откупорил бутылку и налил бокал до краев.

– За успех!

Карл пил, незаметно посматривая на Рехана. Руди только отпил и поставил бокал. Кремер повернулся так неловко, что чуть было не опрокинул столик.

– Не думайте, что я совсем пьяный, – начал извиняться, похлопывая Руди по плечу. – Я трезвый и могу доказать это… А вы вот почему не пьете?

– Заработался и голова болит, – пожаловался Рехан.

– Пустое… – Карл взял бутылку и стал наливать расплескивая. – От такого коньяка светлеет голова, и проходят все болезни.

Рехан наклонился над столиком, заглянул Карлу прямо в глаза.

– Вы не верите мне, – погрозил пальцем Кремер, – напрасно… Теперь мы союзники и без доверия н-ничего не выйдет…

Рехан отвел глаза, потянулся за бокалом.

– Выпьем за доверие!

– Вы невозможный человек, Руди… – Карл двумя глотками опорожнил бокал. – В моей правдивости пока что не было оснований сомневаться, а вот вы…

Рехан недовольно кашлянул.

– Вы мстительный человек, зачем же вспоминать прошлое?

– Забыл… забыл… – ответил Карл, шутливо поднимая руки. – Сдаюсь на милость победителя!

– Выпьем за мирное соглашение? – предложил Рехан.

Карл пьяно махнул рукой.

– У меня завтра важное свидание, но ради такого случая…

– До завтра успеем еще проспаться, – Рехан подвинул Карлу полный бокал. – Теперь, когда Эрнестина далеко, можно и развлечься…

– А-а, если бы девица, – с сожалением буркнул Карл, – а то – деловое свидание…

– От меня могли бы и не таиться, – добродушно засмеялся Рехан, и Карл заметил, как покраснели у Рехана уши.

– Я и не таюсь. Завтра у меня встреча с мистером Сеттонсом – русские наступают так стремительно, что пора уже принимать решительные меры.

– Успеем… – успокоил Рехан и, словно между прочим, спросил: – Где назначена встреча?

– В три часа на Альтмарке. Как раз напротив кройцкирхе[5]5
  Церковь Святого Креста (нем.).


[Закрыть]. – Карл замолк, будто протрезвев, с подозрением глянул на Рехана. – Для чего это вам нужно? Хотите следить за мной?

– Вы что, рехнулись?

– Ой, Руди, Руди, – снова погрозил ему пальцем Карл, – вы оч-чень хитрый, но меня вам не перехитрить. Джон Сеттонс не станет разговаривать с вами.

– На черта мне сдался ваш Сеттонс, – пробурчал Рехан, – тем более что я его никогда не видел…

– Думаете, он мне нужен? – насупился Кремер и тут же с пьяной откровенностью пояснил: – Сеттонс будет ждать в черном «опель-капитане»… Выпьем за здоровье наших американских патронов!

– Выпьем, – без колебаний поднял бокал Рехан, – за ваше будущее!

«Теперь он придумает причину, чтобы уйти, – подумал Карл, наблюдая, как осторожно ставит свой бокал Руди. – Как будто я нигде не переиграл».

Оберштурмфюрер посидел еще несколько минут и позвонил по телефону. Карл притворился, что дремлет над бокалом, но когда Руди попробовал незаметно выйти, остановил его.

– Вызывает фон Вайганг, – соврал Рехан, указывая на телефон.

– Кто такой фон Вайганг? – промямлил Карл. – Наш союзник – и все! – Поднял бокал, но не удержал, и на полу зазвенели хрустальные осколки. – Да… наш союзник… Налейте мне еще, союзник!

– Вам надо уснуть! – рассердился Рехан.

– Уснуть?.. Я не хочу спать! – Карл обнял Руди и тут же оттолкнул. – А впрочем, можно и заснуть… Идите, Руди, я буду спать!..

Когда хлопнула дверь, провел по лицу ладонью. Игра утомила его, и он был рад хотя бы немного посидеть, ни о чем не думая. Но не думать не мог: припоминал разговор, выражение лица, жесты Рехана, пока не убедился, что Руди все принял за чистую монету. Лег на диван и сразу же уснул.