Текст книги "В эфире"

– Похоже, твоя подруга побеждает своих сестер, – с долей иронии проговорил Ролаф, не отрывая взгляда от разворачивавшегося действа.

– Вас это не волнует? – удивленно спросил Бруно.

– А должно?

– Она ведь идет за вами.

– Верно. Но с нами ведь ты, – Ролаф медленно повернулся и взглянул вниз на небольшого человека, стоявшего рядом с ним.

– Что это значит? – спросил Бруно.

Он снова ощутил прилив злости. Играть с собой в игры он не позволит.

– Во имя Мастера! Ты ведь здесь, чтобы закончить войну.

– Что значит это ваше «Во имя Мастера»?!

– Это значит, что твой учитель создал все это, – ответил Ролаф.

– Вы знаете Мастера?

– Знаем ли мы Мастера? Конечно знаем. Это он сделал нас теми, кто мы есть.

Бруно поднял свою палочку и с силой ткнул ею Ролафа в горло. Но тот оказался настолько твердым, что это действие отразилось где-то в позвоночнике молодого человека, а улыбка так и не ушла с огромного лица, взиравшего на него сверху вниз.

– Много дней назад здесь все было совсем не так, как сейчас, – сказал Ролаф, медленно отодвигая палочку двумя пальцами от своей шеи, – сейчас есть еда, есть вода, перед тобой город, очень похожий на тот, в котором ты сам живешь, верно? Тогда все было иначе. Голод и холод долгими ночами косил людей, не жалея. Буря сдувала соломенные крыши с домов, оставляя людей замерзать под открытым небом. Крестьяне без толку возделывали мерзлую землю ночью, чтобы добыть хоть какую-то еду, а днем у них уже не было сил для того, чтобы заготавливать запасы. И всем этим Полисом правила кучка господ, живших вот в этих самых стенах. Они обирали крестьян, и когда те замерзали долгими ночами на улице, эти здесь пировали, дожидаясь дня. И мы тоже были там, – он кивнул огромной головой в сторону городских стен, – мы ели кору с деревьев, только чтобы наш старый отец не умер с голоду. И однажды в нашу хижину пришел путник. Он сказал, что пришел издалека. Пришел, чтобы помочь нам. Он дал нам воду, достав ее из-под мерзлой земли, дал возможность протянуть ночь, отогрев небольшой клочок и взрастив на нем колосья. А когда наступил день, он привел нас троих сюда, сказав, что теперь мы будем править Полисом. Господа пытались сопротивляться, но тщетно. Он запретил крестьянам их трогать. Затем он выбрал детей, девочек из крестьянских семей и обучил их тому, что знал.

– Гарпии, – прошептал Бруно.

– Да. Не те, которые сейчас вон там, – он снова кивнул в сторону приближавшихся воздушных кораблей, – их матери. Те передали знания своим детям. И все это для одной цели. Не дать господам, которых Мастер тогда пожалел, снова войти сюда. Он говорил об этом. Сказал, что наступит день, и будет война. А еще он сказал, что пришлет того, кто закончит войну. Вот ты и пришел. Я понял это еще тогда, когда мы увиделись впервые. Как только я тебя увидел, то понял, что рассвет близко.

Бруно не мог поверить услышанному. Он отрешенно смотрел на то, как два оставшихся дирижабля плавно переплывают через дворцовую стену и повисают прямо перед балконом.

– Ну вот и пришло время, – снова сказал Ролаф, – нужно закончить войну.

Мастер снова это сделал. Он послал его сюда, нарочно отправив на встречу к Саланж и ее сторонникам? Или это было случайностью? Почему Саланж тоже ждала его появления? Почему она уверена, что он поможет ей вернуться во дворец, а не клану остаться тут? Почему, как всегда, нельзя обсудить все заранее? Кому нужны эти треклятые загадки и головоломки? Зачем эти рукотворные муки выбора, поиска решения, когда все можно уяснить еще там, в амбаре, до того, как его собственное тело перестанет дышать, а сознание отправится в путешествие? И есть ли решение у вопросов, которые Мастер ставит перед ним? Что он ждет? Хороших поступков, плохих, или каких? Правильных и неправильных? Он ведь наверняка ожидает исхода. Более того, Бруно сейчас казалось, что хоть он еще и не сделал выбор, но Мастер там, в амбаре, уже знает, каким он будет. Это так сильно его злило, что он готов был расплакаться от бессилия. Ощущая себя деревянной марионеткой, подвешенной на невидимых лесках и пляшущей по велению кукловода, он был в невероятной ярости. Все емкости для злости были переполнены.

Из кабины дирижабля выдвинулся мост, который звучно упал на каменные перила балкона. В дверях показалась Саланж. Она, облаченная во все ту же непробиваемую твердую маску высокомерия, плавно прошествовала по мосту и сошла на плиты балкона. Вслед за ней спустилась и вся ее свита. На ее бледном лице буквально плясало удовлетворение, хоть она и сдерживала и его тоже, как и все другие эмоции, кроме надменности. А еще злорадство. Его ей было не скрыть. Она считала себя победительницей, хотя, по сути, ее спасло лишь то, что она была в самом последнем из дирижаблей, до которых гарпии не сумели добраться. Настоящая победительница сошла на балкон последней. Вся в грязи и копоти, Аша, все так же сгорбившись, украдкой, будто не желающая быть замеченной кошка, спустилась с трапа. Бруно ощутил необъяснимую радость. Не от того, что она выжила, нет, совсем не из-за этого. Он ощутил это, когда увидел ее истощение в эфире. Он увидел, как сильно пострадала ее аура, будь то из-за изнурительного боя с ее бывшими сестрами, либо же из-за потери обоих братьев. Но от прежней Аши, которую он ощутил тогда в подвале, осталась лишь тень. Она победила их, и, судя по тому, что он сейчас наблюдал, это было все, что ей было нужно. Больше никаких желаний не осталось. Бруно сжал свою палочку.

– Ролаф, – поприветствовала Саланж, как она искренне считала, побежденную сторону.

– Госпожа, – ответил Ролаф с все той же неизменной улыбкой на огромном лице, склонив голову в приветствии.

– Полагаю, вы трое вышли поприветствовать свою новую повелительницу?

Уровень надменности в ее словах буквально зашкаливал. Ролаф с ожиданием во взгляде посмотрел на покрасневшего от испытываемой ярости Бруно. Он еле заметно кивнул. Бруно кивнул в ответ. Вспыхнула вспышка. Это эфир, собранный на конце его палочки, разорвался словно лопнувший шар. Розовые невидимые глазу частицы, концентрированные, будто маленькие иглы, полетели в одном единственном направлении. Проникнув через дыхательные отверстия, они устремились во внутрь тел, проникая в корь, и, прежде, чем потерять свою концентрацию, распавшись на привычный эфирный туман, обычно мирно висевший в воздухе, достигли сердец. Своих носителей. Звук, с которым три огромных тела свалились на плиты балкона, наверняка был слышен за дворцовыми стенами. Казалось даже, что пол содрогнулся, а балкон не выдержит подобной нагрузки. Бруно взглянул на свалившихся в кучу мертвых великанов. Улыбка все еще была на безжизненном лице Ролафа, а его взгляд все так же был устремлен в его сторону. Молодой человек, часто дыша, обернулся к Саланж. Та пожала плечами и скривила тонкие губы в удивленную гримасу.

– Что ж, – произнесла она, не в силах скрыть ликования, – не так я себе это представляла. Но такой исход меня вполне устраивает. Спасибо.

Прежде, чем она успела закончить свое скупое благодарственное слово, снова красная вспышка, и она сама, а с ней и десяток человек, стоявших позади нее, точно так же упали замертво. На балконе теперь стояли только двое: Бруно и Аша, смотревшая на происходящее без капли удивления или страха. Она взглянул на молодого человека безразличным взглядом из-под упавших на лицо темных волос. В этом взгляде нельзя было ничего прочесть. Слишком уж он был пустым.

– Ты не удивлена? – спросил Бруно, видя бездействие девушки.

– Чему удивляться? – ответила она, – дело сделано. Остальное меня уже не волнует.

– Жаль. Не то, что не волнует, а то, что ты не в состоянии сражаться так, как сражалась со своими сестрами. Было бы интересно помериться с тобой силами.

– Прекрати, – ответила Аша тихим усталым голосом, – мы оба знаем, что ты этому рад. А теперь заканчивай то, что задумал.

– Что, даже не попытаешься сопротивляться?

– Нет, не попытаюсь.

Она выпрямила свою согнутую спину, расправила плечи и посмотрела куда-то вверх, в светлеющее дневное небо. Бруно сомневался. Слишком уж она была уникальным экспонатом в этом мире унылых копий. Или не поэтому. Он не мог признаться себе в искренних истоках собственных ощущений. Знал он лишь одно, какими бы они, эти истоки ни были, нельзя было дать им излиться в полной мере. Он потянулся к ней сквозь все еще разряженный после вспышки эфир и проник внутрь ее груди. Стержень внутри нее был невероятно мощный, мощнее и сильнее, чем он когда-либо видел прежде. Он был настолько истощен, что было ясно, она ничего больше не хочет. Немного приложенных усилий, и истощенная сердцевина пошла трещинами, после чего осыпалась вниз разбитым закаленным стеклом. Бруно не дал ей упасть. Потоком эфира он подхватил ее и плавно положил на плиты пола. В стороне от груды тел, с вершины которой на него с все той же надменностью взирала Саланж.

Эфир сгустился и закружился в своеобразной воронке. Он уже знал, что это означает. Дело сделано. Задание завершено. Правильно ли? Об этом Мастер, разумеется, не скажет. Неожиданно ли? Это вряд ли.

* * *

Он пришел в себя наверно за секунду до того, как его обнаружили. Холодная земля, покрытая густой мокрой от предрассветной росы травой, привела его в чувство как раз вовремя. Этой секунды как раз хватило для того, чтобы инстинктивно выбрать для себя единственно верный и безопасный путь. Он проделал это невольно, став невидимым, и это было первым, что пришло в его затуманенную голову, прежде чем ночное спокойствие разразил громкий голос.

– Стой на месте!

Но эти слова обращались в пустоту, хоть и произнесший их низкий голос явно настраивался направить их тому, кто по всем известным законам должен был лежать на траве именно в том месте и именно в то время, куда и когда слова были произнесены.

Молодой человек замер в неподвижности. Уже после инстинктивного защитного действия, сразу после того, как туман в его прозрачной для любых глаз голове стремительно рассеялся, он предпринял еще одно усилие и растворился в атмосфере не только физически, но и ментально. И это его действие тоже было совершено как раз вовремя перед тем, как он ощутил, что чья-то невидимая мощная рука рассекла материю пространства как раз там, где еще мгновение назад коснулась бы его сознания. Только после этого он почувствовал их. Было крайне сложно оперировать собственными способностями в таком состоянии, и можно было лишь наблюдать, как будто очень издалека, но он их увидел. Их было около десятка, и каждый из них присутствовал тут по его душу. Различить что-то более конкретное не представлялось возможным, а собственными глазами он не видел в предрассветной темноте ровным счетом ничего, кроме травы, щекотавшей его лицо, и стволов пары близлежащих деревьев, выделявшихся из общего непроглядного мрака. Он чувствовал, как рука все еще хаотично рыщет в потемках, стараясь уцепиться хоть за что-нибудь. Но это были тщетные усилия. Ему нужно было лишь оставаться неподвижным и сконцентрированным, и тогда тот, кто предпринимает отчаянные попытки отыскать его в наполненном жизнью эфире, в конце концов подумает, что ошибся, и что присутствие того, кого они все ищут, лишь почудилось. Он уже делал это много раз прежде, но всякий раз рука, гораздо более могущественная и вездесущая, могла дотянуться до него. В этот раз все будет иначе, потому что тот, кто искал его теперь, был куда более слаб, чем его Мастер.

Когда туман в голове окончательно развеялся, он ощутил что-то, что никогда прежде не ощущал. Бесплотный воздух тут, в этом темном и странном месте, буквально был пронизан жизнью. Это наполнило его тело совершенно иным воздухом, не теми обрывками, которые приходилось выцеживать из атмосферы его родного мира. Чем бы ни оказалось это место в итоге, оно было прекрасно, оно буквально развязывало ему связанные прежде руки. Но только не сейчас. Сейчас ему нужно было терпеть и ждать, сохраняя неподвижность и концентрацию. Спустя несколько долгих мгновений рыскавшая повсюду рука исчезла, и молодой человек услышал слова. Он ожидал увидеть кого-то вслед за этим, но никого не было. И тогда он понял, что эти слова не были сказаны голосом. Кем бы ни были существа, искавшие его, они совершенно точно не были людьми в исходном понимании этого определения. Люди, по крайней мере, насколько он знал, не могли общаться таким образом, именно так используя эфир. Он осторожно вернулся назад в тело, все еще оставаясь невидимым для возможно окружавших его глаз, и, стоило ему раствориться в собственном организме, как внутри возникло чувство ликования. Он ощутил это, теперь уже многократно сильнее, чем прежде, хотя, из соображений безопасности и предосторожности, все еще не мог коснуться этого. Невероятной глубины связь между всей жизнью, наполнявшей этот лес. Она была такой огромной, что, казалось, запуталась средь ветвей бесчисленных деревьев вокруг.

Последние следы присутствия исчезли, молодой человек ощутил полную безопасность, в той степени, в которой ее вообще можно было ощущать в незнакомом ночном лесу, когда вокруг столько всего несвойственного его родному миру, и осторожно, не торопясь, вернул себе материальное состояние, после чего медленно оторвал от влажной поверхности затекшее от продолжительной неподвижности лицо и поднялся на ноги. Было очень сложно сохранять сосредоточенность на материальном мире, ведь кругом царило великое множество отвлекающих факторов, норовивших рассеять его концентрацию между двумя состояниями, но он все так же медленно и не торопясь пошел вперед, вычленяя только то, что было необходимо для его продвижения из общей массы невероятных открытий, все новые и новые из которых поражали его сознание с каждым новым проделанным шагом. Он не знал, куда следует двигаться, так что побрел в направлении, противоположном тому, в котором удалились искатели. Этот путь сейчас казался единственным верным. Едва ли группа враждебно, ну или, по крайней мере, чересчур настороженно настроенных существ не представляла для него никакой угрозы. В такой обстановке было наиболее разумно держаться от них как можно дальше. Пройдя несколько шагов в выбранном направлении, он засомневался. Может быть, стоило последовать за ним, ведь там, куда они направились, была хоть какая-то предсказуемость, но было уже поздно поворачивать, он уже окончательно потерял их из поля своего восприятия. Остались лишь обрывки из памяти, которые кое-как характеризовали этих существ. Тот, что тянулся к нему в желании выудить его затаившееся сознание, очевидно, был лидером этой небольшой группы, раз он один предпринимал эти безуспешные попытки, в то время как все другие молчаливо ожидали результатов. Его способности впечатляли, хоть и не шли ни в какое сравнение со способностями Мастера, отправившего его сюда, в это место, а значит, и не представляли для него существенной угрозы. Но он был лишь крупинкой в огромном океане открытий и новшеств, в который путник сейчас стремительно погружался. Кто знает, может быть, впереди его ждет кто-то, кто эту самую опасность будет представлять, так что, в этом дивном мире нельзя было делать опрометчивых шагов, каждую секунду ожидая чего-то нового неизведанного и таинственного.

Спустившись с крутого холма, он впервые увидел ночное небо среди густых зарослей неизвестных ему пород деревьев, уходивших своими кронами высоко ввысь. На черном полотне не было ни облаков с тучами, ни звезд, ни луны. Не было вообще ничего. Это совершено точно был небесный свод, но он был неприятно и пугающе пуст. Лишь одна мысль позволяла ему сохранять концентрацию, не позволяя устроить хаос в огромном потоке мыслей, протекавших сейчас сквозь него – отсюда можно найти выход. Если бы было иначе, то Мастер не отправил бы его в подобное путешествие с билетом в один конец. Выход есть, и он намеревался найти его как можно скорее, а еще, как можно тише. Этот мир, сколь невероятен он был, был столь же и опасен, раз его населяют настолько способные существа, а подвергать себя опасности, исследуя его, он не намеревался, пусть и соблазн был велик.

Около получаса он пробирался по отсутствовавшей тропе, постоянно ощущая присутствие вездесущей жизни. Это могло быть вполне естественно для леса, ведь в каждом лесу бесчисленное число обитателей, но эта жизнь была особой. Все здесь, начиная от крохотного листочка на дереве и насекомого под ногами, заканчивая куда более крупными живыми существами, было связано в нечто единое и безразмерное. И каждая из этих форм жизни была наделена крупицей разума. Понять, был ли это разум индивидуальный, или же просто общая масса рассеивалась, орошая все вокруг, не представлялось возможным, настолько плотно и тесно все было связано между собой. Если представить эту неимоверную сеть туманом, осевшим меж деревьев, то чем дальше он продвигался, тем, холоднее этот туман становился. А еще, менялась его плотность, он становился все более разряженным с каждым новым его шагом, хоть и все так же присутствовал практически везде вокруг. Где-то справа от себя он оставил большое скопление жизни, так и не решившись узнать, что это было. Это вполне могло быть своего рода немногочисленное поселение, но даже если так, то молодой человек так и не нашел повода удостовериться в этом.

Еще через какое-то время этот таинственный незримый туман начал уплотняться и уменьшаться в размерах, став похожим на ведущие от дерева к дереву белые нити из эфира. Все выглядело так, будто это было сделано намеренно. Нити поднимались все выше и выше, становясь при этом толще и тяжелее, но их количество уменьшалось. Будто кто-то специально сжимал их и поднимал вверх, чтобы было труднее дотянуться.

Через еще примерно половину часа борьбы с увязающими во влажной земле ступнями, он увидел свет впереди. К тому времени нити эфира поднялись так высоко, к самым верхушкам деревьев, что даже ему приходилось предпринимать определенные усилия, чтобы не потерять их из виду. А еще, молодой человек обратил внимание, что у него никак не получается заглянуть вперед, туда, в место, где был свет. Вернее, он почувствовал, что для того, чтобы осуществить это, ему придется приложить существенные усилия, что, на фоне прошедших пары часов было сродни невозможному, ведь тут, в этом месте, все давалось до такой степени легко и просто, что к этому очень быстро можно привыкнуть. Простота расхолаживает. Слова Мастера, до этого мгновения казавшиеся банальностью, обретали смысл. Простота расхолаживает, она расслабляет, в ней очень просто запутаться и утонуть, и тогда, когда это произойдет, любое, хоть сколько-нибудь сложное действие, сразу станет невыполнимым. Еще через несколько шагов он все же ощутил там жизнь. Он уже ощущал подобное прежде, в самом начале, когда только пришел в себя. Но эта форма была совсем иной, нежели та, что пыталась выловить его растворившееся в эфире сознание. Если того, кто предпринимал эти оставшиеся безуспешными попытки можно было назвать человеком, то этого, которого он ощутил теперь, вполне можно было принять за животное. Но разум все же присутствовал, его небольшие крупинки. Он путался в ощущениях, было очень тяжело систематизировать всю получаемую теперь информацию. Очевидным было одно – здесь, в этом месте было гораздо больше разумных форм жизни, нежели в его родном мире. И если это и было какое-то животное, то оно тоже обладало способностью соединяться с этой сетью, которую он уже почти что совсем не видел. Пару минут спустя он различил, что таких причудливых форм жизни впереди две, а не одна, как он предполагал прежде, причем они были связаны друг с другом так тесно, что их связь делала их будто бы единым существом.

Это было небольшое строение, находившееся в самом центре маленькой низины на опушке. Подойдя к месту, где небольшой, но довольно крутой склон уходил вниз к самому дому, молодой человек увидел кольцо. Толстые нити эфира высоко вверху, у самых макушек деревьев образовывали подобие круга, как будто опоясывая строение и близлежащую к нему территорию, как если бы кто-то или что-то немерено огородили это место от связи. Что-то вроде мертвой зоны в самом центре кишащего сигналами радиоэфира. Само строение было крохотным, возвышаясь над поверхностью земли в низине на не более, чем полтора метра. В единственном окне горел тусклый свет, а над поросшей травой куполообразной крышей вздымался шпиль, на конце которого висел фонарь, слабый огонек которого странник и заметил издали. Он довольно долго стоял на склоне, обдумывая варианты дальнейших действий. Все, что он тут увидел, очень походило на меры предосторожности. Но какой еще у него был выход? Наверняка, путь, который он должен был отыскать, лежал сквозь контакт и взаимодействие с местными обитателями, так что, общения ему в любом случае было не избежать. И самым разумным действием было начать это общение с кем-то, кто не ищет его, блуждая по ночному лесу. Оставалось два выхода: первый – вернуться назад к поселению, которое он обошел стороной часом ранее, и второй – войти в этот дом. Там подобных жизненных форм было множество, и, судя по тому, что они или подобные им охотились на него в лесу, гораздо разумнее было бы поступиться мерами осторожности и войти в контакт с наименее многочисленной группой этих существ. Да, их разум был слаб, но это вполне могло быть иллюзией, ведь доподлинно неясно, на что именно эти существа способны. Вполне вероятно, что способность быть частью какого-то подобия коллективного разума этого леса, была не единственной их способностью. Что, если другие представляют опасность? На первый взгляд, он не увидел ничего такого, что могло бы ему навредить. Даже та группа охотников в лесу как таковой опасности для него не представляла и ни коим образом не была в состоянии ему навредить, но, как он уже решил ранее, самым разумным вариантом является минимизация всяческих рисков. Он медленно пошел вниз по склону, не спуская глаз с одинокого оконца. Никакого движения по ту его сторону заметно не было. Он ощущал покой, и никаких тревожных знаков из-за глиняных стен не исходило, все те же два живых существа, мирно спящих внутри своего жилища.

Путник подошел к деревянной двери, верхняя кромка которой едва доходила до его плеча, и пару раз стукнул в дверное полотно кулаком, не слишком сильно, дабы не испугать тех, кто был внутри, и не слишком слабо, дабы не остаться неуслышанным. В то же мгновение он ощутил колебания в эфире, но такие слабые, что это даже нельзя было назвать беспокойством, как если бы кто-то хотел разволноваться, но в последнее мгновение передумал это делать. Он напрягся и попытался разглядеть сознания здешних обитателей. Теперь это стало очень трудной задачей. Они напоминали два тусклых белых облачка, тесно сплетенных одно с другим. Это их взаимодействие было чем-то подобным, как, например, взаимодействие каждого живого существа с этой огромной всеобщей сетью. Объект соединялся, получал информацию и передавал ее, и этим роль сети ограничивалась. Если не принимать во внимание тот кладезь общей информации внутри этой массы, то это вполне могло сойти за обычную локальную сеть, служащую лишь для коммуникации между участниками. Точно так же взаимодействовали и те, кто сейчас не торопился отворять гостю дверь. Один из них был субъектом, а второй объектом. Молодой человек постучал снова. Очередной мимолетный всплеск беспокойства. Теперь стало ясно, что он исходил лишь со стороны одного из обитателей дома, в то время как другой ровным счетом никак не реагировал на внешние раздражители, будто бы и не слышал их вовсе. Он явно не остался неуслышанным, так что, чем дольше он стоял перед дверью согнувшись, тем сильнее его раздражала складывающаяся ситуация. В конце концов, рука сама потянулась к ручке и толкнула полотно вперед. Дверь оказалась не заперта. Внутри резко пахло травами и дымом. Шагнув через порог в тускло освещенную округлую комнату, согнув спину, дабы не удариться головой о низкий потолок, он впервые почувствовал что-то, что прежде не ощущал тут, в этом мире. Беспокойство. Именно оно витало в воздухе в пределах этих стен. Слабое, будто бы растворяющееся в пространстве между земляным полом и деревянным потолком. Так как лесного тумана, в котором это чувство могло бы увязнуть и задержаться, тут не было, он, вроде как, обходил эту опушку стороной, то беспокойство просто покидало сознание своего носителя и мирно растворялось в эфире, в точности так же, как это происходило в родном мире путника, с той лишь разницей, что сознания этих двух существ были существенно меньше обычных людских.

Открывшаяся его взору картина порядком его озадачила. Внутри почти ничего не было, кроме небольшого кресла-качалки, в котором сейчас безвольно раскачивалось небольшое, похожее на обезьяну существо, и соломенного матраса, лежавшего прямо на земляном полу перед креслом, на котором лежало еще одно существо, подобное первому, только это явно было еще ребенком. Вокруг этого более чем скудного убранства был выставлен импровизированный круг из ламп, очевидно масляных, в каждой из которых слабо горела веточка какого-то растения. Причудливые существа, длинными передними конечностями и длинными хвостами напоминавшие приматов, были небольшого роста, примерно немного выше пояса обычного взрослого человека. Стоило молодому человеку заглянуть в глаза тому из них, кто сидел в кресле, когда тот устало обернулся на звук скрипнувших дверных петель, как все его сознание раскрылось перед взором путника, словно книга, желавшая, чтобы ее прочли. Он инстинктивно отпрянул назад, дабы ни к чему не прикоснуться. Во-первых и в основных, это могла быть западня, неизвестно, что ждало бы его внутри, шагни он через иллюзорный барьер. Ну и во-вторых, Мастер с раннего детства без устали твердил, что без крайней необходимости и без явной угрозы, никогда нельзя соприкасаться с чьим-то сознанием. Он называл это неэтичным и недопустимым, и это был один из тех уроков, которые он очень хорошо усвоил. Злоупотребление силой – вот, что всегда порицал его наставник. Но тут сознание измученного существа, глядевшего сейчас на него большими усталыми глазами, будто бы само молило о связи. Молодой человек перевел взгляд на ребенка, неподвижно лежавшего у ног существа в кресле, и его посетила догадка, от которой стало тошно. Ведь это самое уставшее существо, вероятно, каким-то образом могло использовать детский неокрепший разум для связи с сетью, от которой его по неведомым и, очевидно, существенным причинам оградили. Эта мысль была первой, что его посетила, и казалась вполне очевидной. Молодой человек снова воздвиг защиту своего разума, теперь уже гораздо более основательную, ведь он сейчас делал это не спросонья.

– Что здесь происходит? – спросил он как можно более безразличным, но в то же время жестким голосом.

Маленький приматообразный человек, все так же смотрел на него своими покрасневшими глазами из своего кресла, ритмично раскачиваясь вперед и назад. Путник услышал его голос, но не разобрал слов. Мешал барьер, который он только что воздвиг. Существо обращалось к нему не голосом. Он понял это не сразу. Оно пыталось общаться на телепатическом уровне. Но в том состоянии, в котором молодой человек сейчас прибывал, он не мог понимать этот язык, мог лишь чувствовать слова, не осознавая их значения.

– Ты умеешь говорить? – спросил он.

Существо еле заметно кивнуло.

– Тогда отвечай. Что тут происходит?

Существо с заметным усилием сглотнуло, дабы увлажнить очевидно пересохшее горло.

– Ты – Дио? – спросило оно тоненьким слабым голоском.

– Что? О чем ты?

– Я жду Дио, – пояснило существо, – он должен прийти и…, – оно замешкалось, будто бы подбирая необходимые слова.

Все было похоже на то, что местные обитатели очень редко общаются друг с другом с помощью голоса, об этом можно было судить по тому, как тяжело созданию в кресле давалась каждая новая фраза, будто бы он успел отвыкнуть от разговоров.

– Что с ребенком? – спросил молодой человек, кивая в сторону лежавшего на матрасе существа.

Создание в кресле проследило за его взглядом и тоже взглянуло в том направлении, а потом пожало своими маленькими плечами.

– Он спит.

– Ты усыпил его?

Существо качнуло головой.

– Нет, это мне не под силу. Я лишь поддерживаю сон и слежу. Слежу, слежу… Пока Дио ни появится. Когда он придет, мне больше не нужно будет следить, – сказав это, он снова повернулся к гостю, – ты – Дио?

– Зачем ты это делаешь с ним? – спросил молодой человек.

Существо в кресле снова покачало головой.

– Потому что так надо. Надо следить. Чтобы не произошло… То, что уже происходило прежде… пока я слежу, это не повторится.

– Он болен?

Существо кивнуло.

– Это можно и так описать.

– В таком случае, я могу помочь.

Существо вновь качнуло головой.

– Только Дио. Не можешь, если ты не он.

Молодой человек осторожно снял воздвигнутый ранее барьер. Вся эта ситуация с ребенком без чувств и контролирующим его сознание взрослым откровенно выводила его из себя. Если ребенок действительно болен, то он поймет это в тот же миг, когда соприкоснется с его сознанием. Но пробраться к нему можно было только через сознание его надсмотрщика. Это не представлялось какой бы то ни было проблемой, оно, его сознание, было все на том же месте, когда барьер пал, и было точно так же открыто настежь. Он шагнул внутрь. Все соединения были настолько слабы, что приходилось ступать как можно более аккуратно, казалось, что одно неверное движение может разрушить скудный разум ослабевшего существа, и то держалось в целости лишь каким-то чудом. Потоки информации, проносившиеся по сторонам, были обрывисты, ничего хоть сколько-нибудь связного, но молодой человек и не уделял им особого внимания. Ему нужно было просто преодолеть мост, не разрушив его окончательно. По крайней мере сейчас. Он миновал этот путь достаточно быстро, но на той стороне его ждало нечто необычное. Светлый тоннель с потоками информации на стенах сменился подобием огромной пещеры. В первое мгновение он даже не осознал, куда именно попал. Он даже подумал, что двинулся не в том направлении и случайно забрел в ту самую сеть, связывающую все живое в лесу, настолько объемной казалась пещера. Но она была абсолютно пуста, в то время как сеть служила пристанищем коллективного разума, а значит и являлась кладезью информации, ее океаном. Здесь же не было ничего, кроме каменного свода. Это место было совсем иным и не имело никакого отношения к сознанию сородича существа, сидевшего в кресле, коим и являлся бесчувственный ребенок на матрасе. Замерев в центре пещеры, он огляделся вокруг. У дальней стены возник силуэт. К нему молодой человек и направился. Подойдя на десяток шагов ближе, он увидел голую спину сидевшего на каменном полу ребенка. Тот согнулся над небольшим дрожащим огоньком, и что-то активно перебирал руками. Все действо было скрыто от глаз, так как ребенок сидел спиной. Путник медленно и бесшумно подошел к увлеченному существу на расстояние в несколько метром, когда его нога сдвинула один из камней в полу, и помещение заполнилось звучным эхом. Ребенок вдруг замер и поднял голову, все еще не оборачиваясь на звук. Спустя несколько мгновений молодой человек сделал еще один шаг вперед, и тогда существо вдруг взмыло вверх, подлетев к самому своду пещеры, и только там обернулось. Искаженное детское лицо уставилось оттуда на незваного гостя своими большими с красными прожилками глазами. От неожиданности молодой человек попятился назад. Это было лицо спящего на матрасе ребенка, но в то же время оно принадлежало не ему. Все искривленное в злобной и безумной улыбке, оно сейчас смотрело на него с высоты в несколько метров, с силой сжимая в длинных худых руках толстые нити сети, которые он уже видел перед тем, как набрел на опушку с домом.