Текст книги "В эфире"

В усталых глазах промелькнул ужас. Человечек вдруг встрепенулся и даже попытался встать с кресла, но Гертруда аккуратным движением удержала его плечо, не дав совершить бессмысленное усилие. Она увидела мост, связывавший два сознания. По эту сторону было небольшое светлое пространство, а на другой стороне было нечто серое, затянутое клубящимся дымом. Насколько оно было масштабно, понять не представлялось возможным. Но зато можно было ощутить его присутствие. В то время, как тело спало глубоким сном, сознание бодрствовало. И оно уже знало о ее присутствии. Только теперь, глядя через узкий мостик на противоположный берег незримой реки, Гертруда осознала степень связи между паразитом и носителем. Прежде она не придавала особого значения этой связи, ошибочно считая, что природа паразита неизменна в любом мире. Теперь же она поняла свою ошибку. Маленькое существо, спавшее мирным сном на соломенном матрасе, было настолько тесно связано со злом, поселившимся внутри него, оно, это зло, настолько проросло во все уголки его, ребенка, сознания, что стало практически неотделимой его частью. Все, что находилось по ту сторону моста, и было паразитом. Частицу, небольшую крупинку маленького носителя Гертруда все еще ощущала, но она была не внутри него, не на другой стороне моста. Она была в самом мосту, в связи отца с сыном.

Ступив на зыбкую поверхность моста, Гертруда с каждым новым шагом укрепляла его, делая более прочным и массивным, стараясь убедиться, что, что бы ни произошло по ту его сторону, мост останется цел. Ведь именно в нем заключен шанс на исцеление ребенка. Клубы плотного непроглядного дыма поглотили ее в одну секунду, все вокруг исчезло, но впереди ощущалось нечто невидимое. Оно смотрело на нее, даже тогда, когда ей самой ничего не было видно. Гертруда задавалась вопросом, почему же оно не атакует? Оно ведь не может не чувствовать угрозу, а сейчас был самый подходящий момент. Ответ был очевиден – оно боится ее. Возможно даже сильнее, чем она сама боится его.

– В завесе нет никакого смысла, – громко произнесла девушка, стараясь придать собственному голосу как можно больше веса с помощью интонации и силы, – я все равно вижу тебя.

В то же самое мгновение дым будто бы раздвинулся в стороны, все еще образуя нечто вроде просторного коридора, но теперь уже не мешая видеть всю картину целиком. В противоположном конце открывшегося пространства она увидела его, то существо, которое уже встречала прежде. Теперь она знала, кто это. Это был тот самый спящий ребенок, чей сон так усердно и не жалея себя хранил его отец. Он сидел на каменном холодном полу, чей холод девушка чувствовала собственными ступнями, сложив ноги в позе лотоса и внимательно всматриваясь в гостя. Искаженное лицо сейчас было относительно спокойным, хоть Гертруда и ощущала плохо скрываемое беспокойство внутри него. Очевидно, здесь, в своей вотчине, существо не привыкло что-либо скрывать и как-либо хитрить, настолько абсолютной была его власть.

– Кто же ты такая? – высоким ребяческим голосом, по всей вероятности, своим собственным, спросил ребенок.

Это был именно он, тот мальчик, что спал снаружи, но изуродованный и искалеченный ужасной напастью, от чего его кожа, должная быть привычного для его собственного рода бежевого цвета, сейчас была темно серой, а белки больших глаз – ярко оранжевыми.

– Я пришла договориться, – ответила Гертруда.

– Да? И с чего ты решила, что мне это нужно?

– Я знаю это. Ты ведь чувствуешь эфир.

– Что еще за эфир?! – существо напряглось и, как показалось девушке, немного увеличилось в размерах.

– Душу Леса. Хоть ты и отрезан от нее. Ты чувствуешь, что что-то происходит. И ты знаешь, что ничего не будет, как было прежде.

Существо будто бы задумалось, приложив тонкую руку к серому подбородку.

– Да, ты права, я кое-что ощущаю. И ощущал прежде. Я знал, что ты придешь. Вернее, знал, что придет кто-то. Не думал, что это будешь ты. Видимо, хранители опустили руки, раз прислали разобраться со мной тебя, не дождавшись своего Дио.

– Меня никто не присылал, – ответила Гертруда, – и ты можешь не пытаться вызвать во мне эмоции.

– Да, это я тоже чувствую, – ответил ребенок, медленно поднимаясь на ноги и расправляя согнутую спину, – ты сильнее, чем кажешься. И твое кольцо… Отчего-то я думаю, что знаю, кто ты такая. Хотя и не могу понять, от чего именно. Итак, о чем ты хочешь со мной договариваться? Или это просто уловка, чтобы обхитрить и напасть?

– Никаких уловок, – ответила Гертруда, – мне нужно, чтобы ты покинул сознание мальчика.

Все пространство наполнилось диким хохотом, от которого облака дыма, образовывавшие стены по бокам, задрожали, но на искаженном лице ребенка не появилось даже намека на улыбку.

– Не слишком хорошее начало! – сказал он, шагая из стороны в сторону с заведенными за спину руками, – ты, очевидно, не слишком хорошо разбираешься в ситуации. Возможно, я тебя переоценил.

– Я вижу, что мальчик могущественен…

– О да, он очень силен. Душа Леса буквально течет внутри него.

– А значит, чтобы ты согласился, тебе нужно предложить нечто взамен, – сказала Гертруда, продолжая произносить каждое слово как можно более твердо.

Существо прищурило свои огромные оранжевые глаза.

– Тебя сложно понять. Ты преподносишь сюрпризы каждой новой фразой. С одной стороны, мне это нравится. Мне интересно! Мне давно не было так интересно! С другой стороны, меня это очень злит! Я не люблю, когда кто-то пытается меня обмануть.

– Я говорю все, как оно есть. Никакого обмана.

– Кроме того, если ты действительно настолько сильна, насколько хочешь казаться, то должна знать, что мальчик не выживет без меня. Его уже нет. Уже очень давно. Вот видишь? Честность в обмен на честность.

– Тебя это не должно волновать. Мне нужно, чтобы ты просто оставил его. Остальное – не твоя забота.

– Хм, интересно, – существо снова почесало тонкими длинными серыми пальцами свой маленький острый подбородок, – но есть одна загвоздка. Зачем мне это нужно? Уж не думаешь ли ты, что я покину его, испугавшись тебя? Если так, то ты совсем не так умна, как я уже было начал считать. Что ты предлагаешь взамен?

– Говори. Что ты хочешь?

– Я хочу тебя, – он указал пальцем на собеседницу, склонив маленькую голову на бок и измерив ее взглядом оранжевых глаз с ног до головы, – тебя в обмен на мальчика. Как тебе такая сделка?

– Идет, – громко ответила Гертруда.

– Что?! Идет?! – существо замешкалось и отступило назад, – погоди-ка. А, я понял. Это тоже уловка.

– Я ведь сказала – никаких уловок.

– Ну да, ну да. Теперь я знаю твой план. Я оставляю мальчика, перехожу в тебя, а ты, применяя свою силу, побеждаешь меня. Так все задумано?

– Именно так, ты прав, – ответила Гертруда, делая шаг вперед.

– Странно, – ответило существо, отступая, – ты соглашаешься, что это ловушка. Выходит, это тоже ловушка, то, что ты соглашаешься! Мне это не нравится! С тобой одни ловушки! Но мне интересно! И мне любопытно.

– Ты ведь чувствуешь мою силу. Ты видишь, что я все еще связана с душой Леса. Видишь, что все средства сдерживания, которые сковали мальчика, на меня не действуют. И ты уже не сможешь отказаться. Да, есть риск. Но ты рискнешь. Потому что знаешь, что можешь победить. И ты уже представляешь, сколько всего сможешь сделать, когда завладеешь моим сознанием. Думаешь о том, как ничтожна сила хранителей, в сравнении с моей.

С каждым ее новым словом серое лицо мальчика расползалось в улыбке, а его рост стремительно увеличивался, заставляя сводчатый потолок подниматься все выше и выше, чтобы он смог под ним уместиться.

– Если ты так сильна, то почему не нападешь на меня?!

– Потому что мне нужен мальчик. Если я сражу тебя тут, то это убьет его, – спокойной ответила Гертруда, глядя на огромное существо снизу вверх.

– Тогда я могу напасть на тебя сейчас!

– И рискуешь проиграть, даже не попытавшись заполучить меня. Нет, ты не станешь так рисковать. У любого риска должна быть разумная цена.

– Да, тут ты тоже права, – ответило существо откуда-то сверху.

– Ну так что? Ты согласен на мои условия?

За несколькими мгновениями безмолвия последовало будто бы возвращение на пару минут назад. Мальчик стремительно уменьшился в размерах, а вслед за ним опускался и потолок. Гертруда даже приготовилась остановить его падение, но этого не потребовалось. Серокожий мальчик стоял прямо перед ней и все так же вглядывался внутрь нее своими оранжевыми глазами. Он протянул руку.

– Договорились! – произнесло существо.

Гертруда коснулась его ладони, и все вокруг закружилось в диком безудержном водовороте клубящегося серого дыма. Вокруг нее крутилась воронка смерча, все усиливая и усиливая свое вращение, а спустя еще несколько мгновений, весь дым с силой ударил ей в лицо. Внутри царящего хаоса она точно знала, что ей предстоит сделать. Выдохнув до боли в груди, она медленно вдохнула бьющий ей в лицо дым.

– Изумительно! – воскликнуло существо.

Она ощущала, как клубы принятого ею дыма растекаются по всему ее сознанию. Оно старалось занять как можно больше пространства, прежде чем начнет проникать внутрь процессов. Этого Гертруда и ожидала. Как только поток дыма иссяк, она придавила его ко дну собственного сознания так сильно, что он не мог начать подниматься вверх и обволакивать все и вся.

– Что происходит?!

– Наш уговор выполнен, – ответила Гертруда, – ты внутри меня.

Она почувствовала острую боль в затылке. Паразит отчаянно пытался разрушить физическую оболочку через разум, но не было ничего, с чем бы она не сталкивалась прежде вместе с Мастером.

– Это бесполезно, – прошептала она, – ты не сможешь выбраться.

– Тогда я подчиню тебя так же, как подчинил мальчика!

Он снова приложил все усилия, чтобы сбросить давящий на него пресс, но, не обретя привычную форму, силы начинали стремительно покидать его. Гертруда чувствовала, что каждая его новая отчаянная попытка действовать, была слабее предыдущей.

– Ты обманула меня!

– Нет. Никакого обмана. Никакой хитрости. Был уговор, что я пущу тебя внутрь, и я так и сделала. Просто ты оказался далеко не так силен, как сам считал.

– Ты не сможешь избавиться от меня полностью! Я буду ждать, пока ты ослабнешь, и тогда я…

– Смогу. Я уже делала это прежде. Десятки раз.

– Нет! Со мной такое не пройдет. Я повелеваю этим миром!

– Ты – паразит. Самый обычный. Я умею лечить паразитов. Там, откуда я пришла, есть паразиты гораздо сильнее. Прощай. Ты достаточно совершил.

Дым уже кристаллизовался черными лужами на самом дне ее подсознания. Она медленно собрала все разбросанные кусочки воедино, скатав из них черный шар, после чего так же медленно уменьшила его размеры. До тех пор, пока он полностью не исчез, не оставив после себя даже следа в эфире.

Гертруда неторопливо вернулась в пустое сознание мальчика. Тут не было абсолютно ничего. Зато был свет, которого очень давно не было видно. Дойдя до моста, она осторожно расщепила его на составные части, после чего из получившихся булыжников соорудила подобие печи, а остальные материалы использовала в качестве горючего, сложив внутрь. Коснувшись поверхности, она разожгла огонек внутри. Из трубы заструился прозрачный пар.

Только теперь она обратила свое внимание на эфир. В нем царило нечто, чего прежде она не ощущала. Это было чувство безопасности. То самое недостающее звено. Плавно взмыв вверх, она неторопливо удалялась от печи, наблюдая, как небольшие облачка пара опускаются из трубы на белый пол. Пройдет много дней, прежде чем пар покроет все пространство, но теперь это точно случится. Схватившись рукой за нить окольцовывавшей поляну сети, она осторожно разорвала ее и, опустившись обратно, погрузила конец в горнило. Из трубы повалили клубы белого дыма.

Гертруда вернулась в свое тело. Открыв глаза, она увидела стоящего в нескольких шагах Стража, который смотрел куда-то вверх, не обращая на ее возвращение внимания.

– Я чувствую это, – сказал он, не опуская головы, – ты справилась.

– Да, все удалось, – ответила девушка.

Она только теперь ощутила усталость, но блаженство и спокойствие окружавшего ее эфира будто бы поддерживало ее тело в воздухе, не давая ступням коснуться земли.

– Ты – Дио, – произнес Страж.

Она хотела возразить, но сил на это уже не осталось. Где-то справа она почувствовала какое-то изменение. Там было что-то, чего прежде не было. Она осторожно прошла к спускавшимся сверху ивовым ветвям и отодвинула их. Там была дверь, буквально вросшая между двумя старыми стволами. Рука сама опустилась на резную ручку и нажала на ее.

* * *

Дверь трактира открылась, в миг прервав все сотни произносимых в этот момент слов. Десятки глаз были сейчас обращены ко входу, где в дверях стоял, держась рукой за ребро старого, испещренного следами разного рода воздействия, плотна сгорбленный и тяжело дышавший человек. Лицо его было скрыто за толстым черным шарфом, а два больших глаза, в которых отчетливо были видны красные прожилки полопавшихся на морозе капилляров, молниеносно обежали лица всех до одного присутствующих, прежде, чем остановились на пустующем столике в самом углу тесного помещения. Стоило ему, шатаясь и раскачиваясь, пройти внутрь, отпустив дверь, которая со скрипом захлопнулась оглушительно громким ударом в тягостной тишине, как вновь воцарился гул, а появление незнакомца было будто бы полностью забыто так же быстро, как и оно же прервало десятки несомненно очень важных разговоров несколькими мгновениями ранее. Он прошествовал в самый угол заведение без единого окна, и, усевшись за единственный пустой стол, наконец, сорвал с лица задубевший шарф, бросив его на пол. Будь в помещении так же тихо, как минутой ранее, звук удара затвердевшего предмета одежды о холодный каменный пол был бы отчетливо слышен.

– Эй, трактирщик! – выкрикнул он, пытаясь привлечь внимание хозяина заведения сквозь царящий гомон, – неси чего-нибудь горячего.

Расстегивая тугие пуговицы на куртке, он не заметил, как от одного из соседних столов к нему подошел высокий и болезненно худой мужчина. Он отодвинул стул и беззвучно опустил на него свое тело, предварительно украдкой оглянувшись, дабы удостовериться, что никто нарочно не следит за его действиями. Только тогда молодой человек заметил его появление и наградил незваного гостя полным злобы взглядом красных глаз.

– Тебе чего? – спросил он.

На лбу мужчины в то же мгновение выступили капельки пота, блеснувшие в свете десятка свечей, горевших вдоль каждой из четырех стен. Он оттянул пальцем неожиданно ставший болезненно тугим ворот. Было видно, что ему вдруг стало трудно совершать каждый новый вдох.

– Ты очень эффектно появился, – тяжело сглотнув, ответил мужчина, – пожалуй, только крысы в подвале не узнали о твоем появлении.

– И что с того?

– Не слишком разумно. Мы ведь должны хранить твое прибытие в тайне.

На покрасневшем обмороженном лице молодого человека злость и настороженность уступила место облегчению, пусть и совсем не тому, какое привыкли испытывать другие люди.

– А, так это ты, – сказал он, сбрасывая с плеч тяжелую куртку, – мой связной. Я черт знает сколько времени сюда добирался. А на улице все не светает. Тут уж не до конспирации, лишь бы в тепло поскорее, – он поднял пальцы к лицу и, подышав на них теплым воздухом, несколько раз с силой сжал и разжал кулаки, – думал, что отморожу руки.

– Нам надо быть очень осторожными. Завтра весь город будет судачить о появлении незнакомца. Это нам совсем ни к чему.

– Ну так угости всех напитками покрепче. Пусть утром подумают, что это им привиделось. Хотя, черт возьми, полагаю, что утро тут вообще не настает.

– Все не так просто. У режима уши повсюду. Тут, если ты понимаешь, нечасто чужаки появляются. А если кто и приходит, то о его прибытии знают, стоит ему пересечь границу. Я, конечно, позабочусь о том, чтобы слухи выглядели не так, как выглядит правда, но впредь, прошу тебя, будь осторожнее. Мы не можем ставить под угрозу весь план, ты ведь понимаешь?

– Да-да, понимаю, – отмахнулся от него молодой человек, принимая из рук подошедшего трактирщика большую кружку чего-то дымящегося, – вот только ни о каком плане мне ничего неизвестно.

– Что, совсем ничего? – придвинувшись, удивленно прошептал мужчина.

– Я уже понял кое-что о ситуации. Вы – повстанцы. Боретесь с каким-то там режимом за свободу…

– Тише, прошу тебя! – зашипел долговязый, чуть было ни закрывший ладонями рот собеседнику, – я ведь сказал про уши.

– Не волнуйся ты так. Того и гляди, удар схлопочешь. Нас никто не слышит. Ну, кроме трактирщика, – молодой человек указал большим пальцем через собственное плечо, – но он ведь из ваших верно?

Собеседник взглянул на него с подозрительным прищуром.

– Да, верно, – полушепотом ответил он, – откуда ты…?

– Это неважно. Сейчас я допью и посплю немного. Тут же есть комнаты наверху? А утром займемся этим вашим планом, ладно?

Мужчина, все еще с подозрением взиравший на молодого собеседника, сидевшего напротив, медленно кивнул.

– Да, точно, я это по привычке, про утро сказал. Его ведь тут не будет, когда я проснусь, верно?

Это был подвал одной из старых невысоких построек, коих в центре полиса было великое множество. Что примечательно, очень малая часть из них была похожа друг на друга. В основном, все они разительно отличались, как формой, как цветом, так и материалами, использованными при постройке, а также самой технологией возведения. Объединяло все это многообразие строений лишь одно – все они были высотой не больше трех-четырех этажей. И это при том, что сооружения, находящиеся на периферии полиса были настолько огромны, что их вершины можно было увидеть из любой части города, просто выглянув в окно.

Несколько ступеней вниз, и молодой человек оказался в помещении с низким потолком, без окон и какой бы то ни было мебели, кроме большого старого квадратного стола, всю поверхность которого занимала весьма занятная модель самого полиса, искусно сделанная, как показалось, из картона. Внутри было практически совсем темно, а свет исходил лишь от одного единственного зажженного факела на самой дальней стене. В этой почти что кромешной тьме, вошедшему молодому человеку пришлось обратиться к эфиру, так как собственные глаза не позволяли в точности определить, сколько человек сейчас скрывалось во мраке, и уж тем более, не получалось понять их настроения по внешнему виду. В разных частях помещения находилось семь человек, четверо стояли у стола и были хорошо видны, освещаемые светом факела, а еще трое, ни то намеренно, ни то по стечению обстоятельств, оставались во мраке у стен. Единства в эмоциональном фоне присутствовавших не было, но большинство восприняло появление гостя с определенной долей энтузиазма. Это свидетельствовало лишь о том, в какой ситуации находится это их мероприятие. Что ситуация, в которой они находились, была настолько сложной, что приходилось рассчитывать на помощь неизвестно кого неясно откуда пришедшего. Ну и, разумеется, нужно быть загнанным в угол, чтобы искренне верить в то, что один человек способен эту самую ситуацию изменить. Кем бы он, этот незнакомец, на самом деле не являлся.

Они не были слабы, эти люди. Пара из тех, что не стояли сейчас у стола, и вовсе была совершенно точно связанна с эфиром, причем весьма плотно. Это вполне отчетливо ощущалось в самой атмосфере помещения. Но связь эта была немного иная, не та, к которой молодой человек привык у себя дома. Он пока не мог объяснить отличия, просто потому что не хотел вдаваться в подробности, но разница была вполне заметна. Стоявшие же у стола четверо были кем-то вроде лидеров, являлись мозговым центром мероприятия, его душой и сердцем. Если так, то те трое, скрытые от глаз, были его руками, причем, весьма сильными.

– Проходи пожалуйста, – произнес голос со стороны стола.

Говорил невысокий мужчина в возрасте с блестевшей на теплом оранжевом свету лысиной. Только теперь вошедший обратил внимание на внешний вид собравшихся. Он был в высшей степени обычным. В частности, этого невысокого стареющего мужчину в пожелтевшей от пота рубахе и надетом поверх жилете с множеством карманов, он бы с легкостью спутал с любым из незаметных прохожих на улице. В каждом из этих людей не было абсолютно ничего примечательного, и различали их, по сути, только пол, возраст и черты лица.

Чем ближе он подходил к столу, тем отчетливее в эфире прослеживалось недоверие. Вероятно, для подобной ситуации это было чем-то вполне обычным, но, раз уж они пустили его сюда, раз показали путь к своему тайному логову, то могли бы и сделать исключение в своих заговорщических традициях, ведь он тут для того, чтобы помочь. По крайней мере, так должно было быть.

– Назови свое имя, – сказала высокая взрослая женщина с вызывающе надменным выражением будто бы выточенного из цельного камня лица.

Молодой человек поймал себя на мысли, что она, как раз, едва ли подходила на роль законспирированного повстанца, ибо ее брови были так высоко подняты в желании возвыситься над собеседниками, что, должно быть, их было видно издалека. Подобное отношение к собственной персоне начинало его откровенно злить, хоть он и старался всячески подавить в себе зачатки этих ничего хорошего не сулящих чувств. Ведь пока еще ничего не было известно о тех, кто прячется в тени, а, между тем, чем дольше он находился в помещении, тем лучше видел их тесную связь с эфиром.

– Сперва вы назовите свои имена, – как можно более вызывающе ответил молодой человек, погружая руки в карманы и покачиваясь на пятках перед столом.

Вспышка недоверия, разразившаяся в эфире, чуть было ни ослепила его. Женщина все так же уничижительно взглянула на лысого мужчину, на лице которого образовалась улыбка, означавшая замешательство и неудобство. Теперь стало очевидно, что в этой организации с царящим в ней равноправием, не было и намека на равные права. Все как обычно, ничего нового. Зато теперь он точно видел иерархическую лестницу со всеми ее ответвлениями.

– Меня зовут Бруно, – сказал он, теперь уже обращаясь непосредственно к женщине, чьи брови хоть и оставались все так же высоко, но мимические мышцы, до этого момента не позволявшие ей выглядеть хоть сколько-нибудь расслабленно, теперь уже, наконец, немного обмякли.

В эфире ощутилось, как атмосфера слегка разрядилась. Женщина еле заметно кивнула.

– Мое имя – Саланж, – сказала она, – от имени истинного и единственного легитимного правительства Полиса я приветствую тебя на нашей земле.

Бруно не ответил, а только кивнул в ответ, стараясь сделать этот жест настолько дружелюбным, насколько он вообще мог стать таковым в его исполнении.

Дальше последовала продолжительная пауза, во время которой в эфире пронесся целый калейдоскоп эмоций, от ожидания чего-то, до пресловутого недоверия, а также страха, теперь выступившего на первый план. Было очевидно, что все они понятия не имеют, чего ожидать от гостя. И это порядком забавляло молодого человека. Ведь он, в таком случае, мог быть кем угодно и исполнить какую угодно роль. Угодно одному ему, разумеется. И он бы так и поступил, избрав что-то, что было бы большинству из них крайне неприятно, если бы не та троица, все еще неподвижно прятавшаяся в тени.

– Ты прибыл, чтобы помочь нам, – ни то спросила, ни то констатировала женщина по ту сторону стола.

– Мастер обещал, что поможет нам закончить войну, – проговорил лысый мужчина, – и после своего обещания он прислал тебя. Как ты сможешь нам помочь?

Бруно впервые за длительное время позволил себе улыбнуться улыбкой, исполненной самодовольства, хоть и скрыл суть собственных ощущений в эфире.

– Ну, – протянул он, сложив руки на массивной груди, – это зависит от расстановки сил. Какова расстановка?

Все четверо у стола переглянулись. Эмоциональный фон снова изменился.

– Ты не в курсе происходящего? – стараясь скрыть удивление, спросила Саланж, теперь уже не казавшаяся столь важной, как несколькими минутами ранее.

Все свидетельствовало об одном – положение и расстановка сил у них были ужасающими для их стороны. Иными словами – их судьба сейчас зависела от того, что он, Бруно, сможет предложить, от того, какими возможностями он обладает. Разумеется, вполне естественно, что они не испытывают особого оптимизма при виде одного человека, который, каким-то неведомым образом, призван им помочь. Даже странно, что он не ощутил тут абсолютного отчаяния. Должно быть, те, кто оставался в тени, не позволяли полностью окунуться в уныние и сохраняли в сознаниях этих людей остатки оптимизма.

– Он не знает, – ответила сама себе женщина, обернувшись к стоявшему рядом коллеге.

– И это вполне нормально. Мы сумеем ввести его в курс дела, – ответил тот, – и после этого он нам поможет.

– То есть, Мастер прислал его в помощь, ничего не рассказав? Но почему? Какой в этом смысл?

– Слушайте, – громко сказал Бруно, и тут же ощутил, как эфир буквально всколыхнулся от напряжения.

Он шагнул было к столу, но тут же замер. Да, это было именно оно. Могущество. Но оно спало все это время. А теперь будто бы проснулось, разбуженное его возгласом. Он ощутил, как по коже пробежали полчища мурашек, как волоски на руках приподнялись от волнения. Осторожно, настолько, насколько был способен, он потянулся в темноту, дабы приоткрыть завесу. Он хотел только взглянуть на того, кто в одно мгновение сумел так повлиять на эфир, но стоило кончикам пальцев коснуться, на первый взгляд, мягкой завесы, как она затвердела настолько, что даже легкое касание вполне способно было причинить боль. Он отдернул руку и едва сдержал возглас ликования. Кто-то по ту сторону ожидал его проникновения и успел грамотно защититься. Так грамотно, как не защищался никто другой из тех, кого он встречал в чужих мирах. Это было так похоже на действия Мастера, так напоминало его фирменный осторожный почерк, его манеру предвидеть каждое слово, которое еще только должно было быть произнесено. Близость такого могущества пьянила и настораживала одновременно. Будь на его, Бруно, месте кто-то другой, то он непременно бы усомнился в собственных силах, ведь эти повстанцы терпят крах, имея в союзниках тех людей из тени. Казалось бы, что он может добавить? Но так только казалось, это он совершенно точно знал и был в этом абсолютно точно убежден.

– Слушайте, – повторил он, теперь уже не так вызывающе и резко, – скажите мне, кто ваш враг, и я решу, как это закончить. Но, если желаете, можете и дальше разговаривать друг с другом.

Он напряг все свое чутье, чтобы, произнося эти слова, следить за поведением эфира так глубоко, как только было возможно. И тогда он заметил, что с той стороны занавеса кто-то делает в точности то же самое. С одной лишь разницей. Те, кто были скрыты, не прилагали для этого абсолютно никаких усилий, проникая при этом гораздо глубже, чем он сам. Это было так непривычно и, в то же самое время так знакомо, что вполне могло бы напугать.

– Когда-то давно, – произнесла Саланж, – мой дед был правителем Полиса. Он возглавлял совет, в который входили предки все этих людей, – она обвела взглядом остальных трех, стоявших у стола, – но потом появился клан. У клана была сила, о которой нам ничего не было известно. Они захватили власть, и с тех пор правят Полисом вот уже третье поколение. Мы являемся последним очагом сопротивления, а также, законными правителями, что подтверждается нашими именами и нашей кровью.

– Ясно. Вы хотите победить этот клан с моей помощью. У меня есть один вопрос, ответа на который я до сих пор не получил, – Бруно сделал еще шаг в направлении стола, и, как он и ожидал, снова окунулся в разволновавшийся и насторожившийся эфир, – для того, чтобы я помогал, вам придется открыть все карты. А тебе придется выйти на свет, – последние слова он произнес в эфире, резко потянувшись к занавесу и с силой дернув его.

Очевидно, сейчас он сумел застать их врасплох, но это не принесло желаемых плодов, так как более или менее спокойная обстановка буквально взорвалась тревогой. Эфир будто бы сконцентрировался в самом центре помещения, собравшись из всей толщи относительно разряженной массы в нечто твердое и почти что осязаемое, хлынув бурным потоком в сторону дальней стены, на мгновение ослепив Бруно, и этого мгновения хватило для того, чтобы, когда он снова смог погрузиться в незримую субстанцию, различив ее присутствие пришедшими в норму глазами, занавес висел на прежнем месте, гораздо более плотный, чем был прежде, теперь уже напоминавший скорее стену.

– Это произойдет, – с прежним высокомерием произнесла Саланж, не заметившая ничего из только что произошедшего.

Как он и предполагал, они, все эти люди, были связаны с эфиром, но недостаточно глубоко, и многое, что происходило совсем рядом с ними, оставалось ими незамеченным.

– Подойди, – сухо произнес лысый мужчина, обращаясь не к кому-то конкретному, а, скорее, в пустоту.

Но его слова незамедлительно дошли до адресата. Эфир всколыхнулся и разбежался в разные стороны небольшими волнами. Это занавес, водруженный, дабы отгородить прятавшихся в тени людей, рассыпался на мелки частицы, которые теперь распространялись во всевозможных направлениях, занимая зияющие пробелы в незримой субстанции, возвращаясь на свои прежние места. Как только Бруно увидел, что защита пала, первым, возникшем в его сознании, порывом было напасть. Атаковать сейчас, пока противник потерял бдительность. И, возможно, это было бы логично, учитывая увиденную и прочувствованную им мощь, но разгоревшееся до неимоверных высот пламя любопытства остановило его. Из тени медленно выходила невысокая тонкая фигура, немного сгорбленная, с низко склоненной головой и приподнятыми плечами. Девушка, совсем не соответствующая тому образу, что Бруно уже успел нарисовать в собственном воображении. Из-за осанки и позы темные волосы падали на ее лицо, практически полностью его закрывая. Болезненно худая и нездорово бледная, она была облачена в не по размеру большую черную куртку, которая вполне могла служить для нее плащом. Ее появление будто бы было совершенно неважно для Саланж и ее коллег, так как они даже не обернулись в ее сторону. Бруно почувствовал, что хочет смеяться, но все же сдержал порыв, вглядываясь в бледное лицо. И это создание сумело так сильно его озадачить? Это существо? Ребенок? На вид ей было не больше пятнадцати лет, хотя, неизвестно, как в этом мире идет летосчисление. Но она совершенно точно была подростком. Откуда в таком теле взялась такая сила? Все ее движения были медленными, будто бы она рассекала не воздух, а плотную воду, не дававшую совершать резкий действий. Так же плавно она подняла глаза, немного распрямив спину, и взглянула исподлобья на молодого человека, стоявшего в нескольких метрах напротив. Она уже знала, кто он и на что способен. Возможно, она поняла это еще прежде, чем он сам смог распознать ее саму. Маленькие голубые глаза смотрели через завесу темных прямых волос словно сквозь него, куда-то ему за спину, в темноту подвальных стен.